Глава 11
Почти схватили
Алексей Николаевич познакомился с порядочным евреем Нехелесом на следующий день. Тот пришел в номер к сыщику через черный ход.
Знаток подземелий оказался симпатичным и бледным молодым человеком с тонкими чертами лица и смешливыми черными глазами.
– Здравствуйте вам! – сказал он, протягивая питерцу руку как равному. – Спиридон Фанариоти велел явиться, и вот он я.
– Кофе или что другое желаете?
– Ничего не надо. Коридорный меня запомнит, а это ни к чему. Вы ведь хотите, чтобы я нашел вам под землей фартового человека. Так?
– Так.
– И зачем нам светиться в таком деле?
– Разумно, – согласился сыщик. – Значит, поговорим на сухую. Кто вы, чем занимались прежде, как додумались изучать подземелья?
Гость уселся подальше от окна и начал:
– Я состоял раньше в маккавеевцах, в пятом году…
– Простите, где?
– Ах, вы ведь не одессит. Была у нас такая беспартийная подпольная организация подростков «Маккавеи». Ну тогда имелась мода на всякие организации. Все кому не лень их создавали. Были и серьезные, например «Молодая воля». Ее учредили здешние эсеры, когда их Центральный комитет решил прекратить эксы. Наши с этим не согласились. Куда ж без грабежей? И продолжили налеты. Два года назад полиция их добила. Помимо младовольцев имелись анархисты-коммунисты, «Золотые маски» и прочие шайки помельче. «Маккавеи» быстро распались, и хорошо: иначе сидеть бы мне сейчас на каторге. Однако я немного развлекся. Когда ходишь по улицам, а за ремнем у тебя браунинг, чувствуешь себя, вы не поверите, крупной исторической фигурой, ха-ха!
– Так кто были эти «маккавеи»?
– Один из отрядов еврейской самообороны. Когда случился погром, никто особо не геройствовал. Так, постреляли в сторону союзников, да ни в кого не попали…
– Понятно. А когда горячка спала, что делали?
– Потом некоторое время я провел в свое удовольствие. Жил скандибобером, ходил по маклачеству: продавал на Толчке от жилетки рукава.
– То есть?
– Ну был люфтменш. Бурженник.
– Эфраим, мой переводчик с одесского на русский сейчас отсутствует. Вы могли бы изъясняться понятней?
– Попробую, – нехотя согласился чичерон. – Проще говоря, я был мелкий посредник. Торговал всем подряд, даже – вы не поверите – рубинами. Но в Одессе тогда укоренилась ненависть. Город никогда таким прежде не был, мы люди веселые, под южным солнцем всякий становится добрее. И вдруг революция, «Потемкин», бомбы, террор, погром на три дня… Что они сотворили с нашим прекрасным городом, трудно описать.
– Кто они?
– Политики, холера на их кишки! Я жил тогда у Ближних Мельниц, окнами на станцию Одесса-Товарная. Вы не поверите: три недели скоки ее штурмовали! Каждый день, как японцы Порт-Артур. А караульщики отстреливались. Пальба без умолку, убитые и раненые тут и там. Полиция, как могла, пыталась помочь шмирникам…
– Кому?
– Шмирникам, сторожам. Те оказались не из рыхлого теста и отстояли Товарную. А там грузов на миллионы рублей. Дела… Ну жизнь чуть-чуть наладилась, я воровал цукерок с завода Гепнера, и даже хватало фисташек на шантан. Но нас продали, и пришлось бежать в Филидоров хутор, на Романовку. А потом еще дальше, к Молдаванке, на Водяную балку. Тут-то я впервые и заинтересовался катакомбами.
На Молдаванке что ни дом, то мина вниз. Когда было порто-франко, вырыли ходы за ров, в таможенный полукруг. Но торговлю без пошлин отменили, а ходы остались. И постепенно их заняли, как говорят у нас в Одессе, люди с неопределенными занятиями. То есть бандиты и контрабандисты.
Я поселился около входа в подземелье и в первый раз зашел туда из любопытства. Затем мне понадобилось место, чтобы спрятать краденый цукерок. Потом товарищ попросил приискать хороший тупик в стороне от нахоженных троп. И я догадался: то ж золотая жила!
Есть слово информация, слышали? Вот она и стала моим товаром. Я начал изучать коридоры шаг за шагом. Брал фонарь, запас провизии и исчезал на несколько дней. Сейчас я их, наших катакомб, совсем не боюсь. А первое время было страшно. Там же население особое.
– Преступники?
– Не только, – сказал Раздуханчик. – В обоих Куяльниках, в Нерубайске и Усатове, это дома обывателей, просто у них есть еще подземный этаж. Там жилые помещения, кроме того, скотный двор с коровами, кладовка и сеновал. В Пересыпи многие залы и коридоры занимают казармы пильщиков, они задают тон остальным. Еще бездомные селятся. Но в отдаленных рукавах другое дело, там чужих не любят.
– Скажите, правда, что имеются подземные кладбища? Вы их видели?
– Есть, и не одно. Я знаю шесть, и теперь растет седьмое.
– И схроны банд?
– Конечно. Настоящие квартиры, туда им даже девок водят. Добычу там хранят, оружие, отсыпаются. Когда наверху опасно, например их ищет полиция, скоки могут жить в укрытии неделями.
– И вы укажете где?
Эфраим улыбнулся:
– Вы меня проверяете, да?
– В каком смысле? – на всякий случай уточнил сыщик.
– Ну мойсер я или нет? Вам должны были сказать, что нет. Иначе меня давно бы зарезали. Скоки не боятся Эфраима Нехелеса, потому что знают: он в полицию не донесет. Ни за какие финажки. Что я вижу, что слышу – фараонам никогда не узнать.
– Но вы готовы выследить Степку Херсонского, разве нет? Или Фанариоти вас не предупредил?
Красивые глаза чичерона сверкнули:
– Балуца – не человек! Гореть ему огнем в аду всех религий.
– А чем же он хуже других скоков? – настаивал Лыков. – Я не пойму. Фартовые все одинаковы.
– Нет, не все! Люди так зарабатывают на жизнь. Типический фартовый человек не режет без серьезной причины. Даже если жертва сопротивляется, ее пытаются сначала запугать. Могут и пером разрисовать. Даже убить, когда мало времени и риск велик. Но это все же крайняя мера. И удовольствия тем, кто жизнь отбирает, это никакого не доставляет. Поверьте, мокрушники потом жалеют, что пришлось лить кровь. Они хоть и пропащие, но тоже люди.
Алексей Николаевич покачал головой:
– Вот уж тридцать лет, как я их ловлю. Всякого насмотрелся. Есть такие, как вы описываете. Соглашусь, их даже большинство. Но много и других, которым человека прикончить, как высморкаться. И с каждым годом прибывает и прибывает мрази.
– Не будем спорить, – примирительно сказал Эфраим. – Степка Херсонский по любому раскладу не человек. Раздробить старикам головы молотком… Его я сдам без угрызений совести. Правда, другие фартовые меня могут не понять. Поэтому я пришел тайно. И сижу подальше от окна.
– Значит, мы договорились? Сколько вы хотите за указание его убежища?
– Тысячу рублей. Из них двести пятьдесят вперед. Мне придется отложить другие дела, которые меня кормят.
– А времени сколько потребуется?
– За неделю обшарю все катакомбы. Если не найду Степку, значит, его там нет. Задаток оставлю себе за труды.
– Тысячу рублей за неделю? Банкиры столько не зарабатывают!
– Ну так к банкирам и обратитесь, – ухмыльнулся Раздуханчик. – Я в людях разбираюсь. Вы готовы отдать мне эти деньги. И отдадите. А про банкиров сказали просто так.
Лыков вручил чичерону задаток и сказал, доверительно перейдя на ты:
– Будь осторожен. Подручные Балуцы недавно зарезали на Среднем Фонтане человека, который выследил его для меня. Не хочу еще одной смерти.
День прошел в суете. Лыков проторчал в сыскном до полуночи. Черкасов был занят поисками денщика, которого подозревали в убийстве на Канатной улице. Тот сбежал из лагерей саперного батальона. Будто бы его видели в Тирасполе. Половина отделения уехала туда и вернулась ни с чем. Набоков нажимал на Кублицкого-Пиотуха, тот, в свою очередь, – на Андрея Яковлевича. Дознание не продвигалось, как и у Лыкова.
В скверном расположении духа коллежский советник отправился в гостиницу. Давно он не чувствовал себя таким беспомощным. Приехал месяц назад, еще в апреле.
Скоро май кончится, а толку нет. У Курлова вот-вот иссякнет терпение, он пришлет грозную телеграмму и вызовет сыщика в Петербург. Сергей еще пару недель прокантуется в Одессе, а потом тоже вернется в столицу. Там полно дел, их не бросишь. И Степка Херсонский вновь останется безнаказанным.
Ночью Лыкова разбудил стук в дверь.
– Ваше высокоблагородие! Это Палубинский. Проснитесь, вас срочно требует к себе господин полицмейстер!
Командированный быстро умылся и поехал с агентом на Преображенскую. По пути Палубинский проговорился:
– Такой скандал, такой скандал! Ваш помощник, Сергей Манолович, накрыл контрабанду. И где? На железнодорожном складе. Ее уже начали грузить в вагоны, как он ворвался с полицейским нарядом Михайловского участка. При них был специалист по хлопку, доверенный Глуховской мануфактуры.
– А в чем скандал? Поймали контрабанду – рядовое происшествие.
– Если бы просто так, а то ведь кому принадлежал товар. – Агент перешел на шепот, чтобы не услышал фурман: – Самому Абраму Мойшевичу Немому! Который дверь к Толмачеву ногой отворяет.
– Толмачев в отпуску, – напомнил питерец. – А Немой всего-навсего купец второй гильдии, таких пол-Одессы.
Палубинский лишь покачал головой:
– Если бы он захотел, давно стал бы первогильдейным. Абрам Мойшевич – главный человек у иерусалимских дворян, которые щиплют таможню. Других туда не пускают. Вот увидите, он этого так не оставит. Азвестопуле лучше уехать на время. На годик.
– Чего-чего? Да я твоему Абраму прогонные выпишу в Нерчинский край. Вместе с Толмачевым и теми, кто прикрывает таможенный грабеж.
Но тут они приехали в управление. Когда Лыков вошел в кабинет полицмейстера, то увидел там все руководство.
Исполняющий обязанности градоначальника действительный статский советник Набоков был смущен больше всех. Хоть и старался сохранять невозмутимость. Ротмистр Кублицкий-Пиотух криво улыбался и пил зельтерскую. Губернский секретарь Черкасов выглядел как сдувшийся шарик.
– Что случилось, господа? – бодро спросил питерец.
– Ваш помощник отличился, Алексей Николаевич, – пояснил Набоков. – Взял три вагона хлопка. По квитанции тот шел как пересортица из окрайки, то есть порченого волокна, да еще с орешками. А на поверку оказался высший сорт.
– Ну так что в том плохого? Разбудили меня зачем?
Врио градоначальника бросил взгляд на полицмейстера. Тот подхватил:
– Дело хорошее, спору нет. Сейчас доначислят пошлину, вашему Азвестопуло наградные дадут. Но у нас есть просьба.
– Слушаю вас, Александр Павлович.
– Нельзя ли как-то замять происшествие? Протокол уничтожить, и чтобы все помалкивали.
– С какой стати? Вам что, взятку пообещал господин Немой? Раз вы при всех такое мне предлагаете.
Ротмистр поморщился:
– На это есть причины. Упомянутый вами купец второй гильдии Немой является многолетним благотворителем. И не абы кому помогает, а немощным бывшим полицейским со вдовами. Сейчас его накажут. А получится, что накажут стариков. Справедливо ли будет?
Лыков уже принял решение. Ясно, что здешняя администрация не просто так хлопочет за жулика. Есть у них интерес, и от него не отмахнуться. С полицмейстером и сыскными им еще служить вместе, ловить Балуцу. Если сейчас отказать, можно собирать чемодан…
– Ваш помощник не потеряет в деньгах, – вновь заговорил Набоков. – Титулярному советнику Азвестопуло причитается… – он глянул в бумажку, – двенадцать тысяч семьсот три рубля наградных. Что, кстати, больше моего годового жалованья. Он их получит, правда, из других источников. Ему, надо полагать, все равно?
– Деньги не пахнут? – съязвил коллежский советник. – Вы это имели в виду, Михаил Александрович?
– Примерно. И вообще, Алексей Николаевич…
Врио градоначальника стал предельно серьезен:
– Думайте обо мне что хотите, но нам тут война греков с евреями не нужна. Только-только начали отходить от недавних событий… Вы с Азвестопуло уедете, а нам расхлебывать. Сделайте, пожалуйста, как мы просим. И все будут довольны.
– Хорошо, я дам Сергею Маноловичу указание. Пусть ваш благотворитель заплатит, раз уж попался…
– Он заплатит.
– И пусть наградные Сергею Маноловичу выдадут так, чтобы потом никто не придрался. Ведь этим занимается секретная часть Министерства финансов, у них своя бухгалтерия.
– Мы все проведем по закону.
– Договорились.
– Спасибо, Алексей Николаевич! – обрадовались градоначальник с полицмейстером. – Приятно служить с понимающим человеком. Доброй ночи! Сейчас вас отвезут обратно в гостиницу.
Лыков вышел и отметил про себя, что Черкасов за весь разговор не произнес ни слова. Помощник полицмейстера, начальник сыскного отделения – и не смеет раскрыть рта. Там, где большие деньги, сыщики сидят в передней…
Сергей появился только к вечеру. Вид у него был чрезвычайно довольный.
– Двенадцать штук… – промурлыкал он, словно сытый кот. – Если я вложу их в ценные бумаги, то сколько буду получать в год?
– Максимум пять процентов. А скорее даже четыре.
– Так мало? Это будет… четыреста восемьдесят рублей? Сорок за месяц?
– Да.
– А если вложить в ростовщические операции? Открою ссудную кассу, Машку посажу за прилавок?
– В два раза больше, если не нарушать закон и не драть лихвенные.
Азвестопуло прикинул в уме и заявил:
– Восемьдесят рублей в месяц тоже погоды не делают.
– Лихвенные проценты бывают разные. Достигают и десяти в месяц. Сто двадцать годовых! Тыща в месяц, совсем другое дело. Только их трудно взыскивать. В полицию и в суд не обратишься, придется нанимать бандитов.
– И наймем, – бодро заявил титулярный советник. – Стану я, как вы, богатым человеком. Начнется настоящая жизнь: путешествия, роскошь, дорогие рестораны…
– Ау! – осадил Сергея шеф. – Слушать уже готов?
– Эх, вот не дадите вы помечтать. Ну готов…
– Кстати, твой приятель Фанариоти останется тобой недоволен. Дело замнут, Немого на Арсенальную не посадят. Провалил ты задание.
– Нет, Спиридон доволен. Конкурента хорошо прижали, денег он заплатит немерено. Ведь мне достанется малая толика. Остальное возьмут государственные мужи: градоначальник, полицмейстер. Абрам Мойшевич поймет урок и прекратит все операции с кофе. Что и требовалось Спиридону.
– Ну тогда еще куда ни шло. Теперь слушай новости. Пока ты набивал мошну, я познакомился с подземным чичероном.
– Эфраимом Нехелесом?
– С ним. Веселый человек оказался, жизнерадостный – настоящий раздуханчик. Осторожен: пришел через черный ход. Захотел за голову Балуцы тысячу, взял задаток двести пятьдесят рублей и ушел. Сроку попросил неделю.
– Пятьсот рублей с меня! – воскликнул грек. – Чур, на сдюку!
– Потом разберемся. Пока вот такие новости.
– Как вам показался Нехелес?
Лыков наморщил лоб:
– Вроде дельный. Но так ли это, поймем по факту. Если будет факт.
С Азвестопуло сошло все довольство:
– А мы? Будем неделю ждать у моря погоды?
– Можно пока шпионов половить. Есть, например, батальонный адъютант. Новая фигура, мы им пока не занимались. Еще итальянец, который помогает обыгрывать офицеров. Думаешь, это случайно?
– А Степку отложим?
Лыков прикинул и ответил:
– Греки-контрабандисты теперь твои должники. Так?
– А то!
– Поговори с ними. Попроси разведать, где этот навуходоносор может прятаться. Раздуханчик ищет под землей, они же пускай пошарят наверху. А у нас появится пара дней на батальонного адъютанта с ресторатором.
Сыщики занялись контршпионажем. Черкасов помог чем сумел: вывел на осведомителя с Канатной. Тот поставлял вино в офицерские квартиры в Сабанских казармах и знал репутацию клиентов. Штабс-капитан Пилипенко вино прежде заказывал редко и платил за него исправно. Долгов не имел, женщин к себе не водил. Тихий, вежливый, всё зубрил учебники – готовился к карьере штабиста.
Привычки Пилипенко изменились год назад. Похоже, он и правда оказался в карточных долгах и увязал в них все больше. Амбатьелло вроде бы прямого отношения к его падению не имел. Ну держал мельницу…
Играли там шулера, евреи вперемешку с итальянцами, и хорошо платили ресторатору за «крышу». Где тут шпионаж? Но осведомителя заставили подумать, и он вспомнил новые факты.
В начале текущего года штабс-капитан расплатился с долгами и поправил свои финансы. Из каких источников – неизвестно. Возможно, деньги он получил от немцев за продажу военных секретов. Так или иначе, Пилипенко взялся за ум и вновь стал готовиться к экзаменам в академию. Начальник батальона радовался не знай как…
Про Амбатьелло освед тоже сообщил любопытные вещи. Оказалось, что в официантах у него служат несколько германцев из окрестных колоний. А вице-консул Стоббе обедает в заведении на Нежинской чуть не каждый день. Снимает отдельный кабинет и постоянно там с кем-то встречается. Обслуживают его только соотечественники.
Выяснилось также, что одна из дач Амбатьелло находится около стрельбищного поля. Он построил на ней домики, сдает их офицерам под летние квартиры. Водит с ними знакомства, устраивает пикники. И, возможно, узнает таким способом военные тайны.
Сыщики проникли в комнату Пилипенко, которая пока оставалась за ним, и обыскали ее. Заодно, кстати, обшарили жилище Двоеглазова, которого отправили на неделю в Севастополь. И эти обыски дали интересные результаты.
У Пилипенко в соре для растопки обнаружились программы бегов с пометами. Похоже, адъютант, кроме мельницы, посещал также ипподром. Хотел отыграться, но не смог, и пришлось продавать военные тайны?
Кроме того, в учебник по топографии был вложен план занятий, написанный рукой капитана Двоеглазова. Оказалось, старший адъютант сам недавно окончил Николаевскую академию и помогал Пилипенко готовиться. Значит, двух офицеров связывали не только служебные отношения!
Еще более интересные вещи нашли в квартире капитана. Тот жил в номерах Монжелея на Торговой улице. Там в ворохе бумаг сыщики наткнулись на расписание полевых учений пехоты Одесского военного округа. Порылись еще и раскопали разрозненные листы совершенно секретного проекта десантной операции на Босфоре, подписанного Калниным.
Ночью дознаватели явились на квартиру генерал-квартирмейстера и показали ему добычу. Тот был потрясен.
Он некоторое время разглядывал листы, поворачивал к свету. Хотел убедиться, что бумаги настоящие. Потом спросил:
– Где они лежали?
– В платяном шкафу, под зимним бельем, – ответил Лыков.
– А не слишком просто для тайника?
– Думаете, их капитану подбросили? – уточнил Продан.
– А вы верите, что изменник, украв доклад, хранил его среди подштанников? Лучше места не нашел?
– Ваше превосходительство, бумаги настоящие? – вмешался Азвестопуло.
– Увы, господин титулярный советник. И подпись моя.
– Когда мы искали в морском батальоне, выяснилось, что секретный документ по минным заграждениям имел до черта копий. Одна в самом батальоне, вторая в инженерном окружном управлении, третья в архиве штаба округа…
– Так принято, – пояснил генерал-майор. – Четвертая хранится в Военном министерстве, пятая в Морском. А шестая в Одесском градоначальстве. Любят в России плодить тайны и разбрасывать их потом где попало.
– Доклад о высадке на Босфоре, что мы нашли, – это какая копия?
– Надо смотреть. Он набран на пишущей машине. Та пробивает три листа. Это или вторая копия, или третья.
– Где их законное место?
Калнин подумал и ответил:
– Оригинал, понятно, ушел в Петербург, на Адмиралтейский проспект, двенадцать . Второй экземпляр – командующему Черноморским флотом. Значит, это третий, из архива окружного штаба.
– Доклад не весь, – осторожно начал рассуждать Лыков. – Всего четыре разрозненных листа. Действительно, смахивает на попытку скомпрометировать капитана Двоеглазова. Если бы он был изменником, то передал бы секретные бумаги резиденту полностью. Или хранил бы их в тайнике, тоже полностью. Но никак не в платяном шкафу.
– Значит, есть еще кто-то, кто выкрал проект плана операции, – так же рассудительно заговорил Продан. – Этот человек знает, что мы подозреваем старшего адъютанта штаба округа. Он подбросил ему четыре листа, не имеющих большой ценности. Какая высокая осведомленность! Не удивлюсь, если этот мозговитый господин в курсе, что не просто так Двоеглазова отослали в Севастополь. И что мы обязательно обыщем вещи капитана.
– Что будем делать? – хмуро спросил Калнин.
– Вернем все бумаги туда, где мы их нашли, – предложил коллежский советник. – Двоеглазов появится в городе послезавтра. Дадим ему неделю на то, чтобы обнаружить листки. Если не он их туда положил, то капитан перепугается и потащит бумаги на службу. Он либо доложит вам о находке, Эммануил Христианович, либо побоится это сделать. И тайно вернет все в архив.
– Повторяю: я верю в порядочность Александра Константиновича. Вы сейчас фактически признали то же самое: бумаги ему подбросили, он жертва провокации. Так?
– Очень похоже на то, – подтвердили сыщики и контрразведчик.
– Тогда возвращаем документы туда, где взяли, и ждем неделю. Сейчас составим акт, что мы четверо свидетели. Укажем номера листов секретного плана, распишемся, поставим дату. Если Двоеглазов через неделю не придет ко мне с вытаращенными глазами, это еще не значит, что он изменник. Он мог просто испугаться. Хоть это и не предательство, но тогда он покрывает шпионов. И наш акт будет фигурировать в суде.
Все согласились с квартирмейстером. Азвестопуло быстро составил акт, присутствующие его подписали. Когда дознаватели уже уходили, Лыков спохватился и спросил генерала:
– Эммануил Христианович, а зачем вы копию плана минных заграждений отослали в Одесское градоначальство? Для чего он им?
– После постановки мин изменится режим охраны порта. Опознавательные сигналы, пароли, режим несения службы брандвахтой , наблюдательные посты… Это все компетенция градоначальника.
– Вот те раз! Мы ищем тех, кто украл секрет, в Одесском морском батальоне и в штабе округа. А изменник может сидеть в канцелярии градоначальства? Среди гражданских чиновников…
– Получается, так, – признал Калнин. – Виноват, я забыл про это обстоятельство.
Сыщики вновь посетили комнату Двоеглазова в номерах Монжелея. Положили бумаги на место и удалились. Оставалось ждать сорок восемь часов. Однако развязка наступила раньше, и не такая, на которую рассчитывали питерцы.
Следующей ночью, когда Лыков и Азвестопуло торчали в городском управлении, туда телефонировал пристав Петропавловского участка. Между заводами Бродского и Яловика паровоз разрезал человека. Тело опознать невозможно, оно сильно изувечено. Но погибший был одет в офицерский мундир. В кармане кителя нашли командировочное предписание на имя капитана Двоеглазова…
Сыщики поехали в анатомический покой Новой городской больницы, той самой, где недавно лечился Лыков. Коллежский советник налетел на патологоанатома: точно ли это труп старшего адъютанта? И нет ли остатков алкоголя, яда в организме или следов насильственной смерти на теле?
Эскулап только разводил руками. Все может быть! Если человека бросили на рельсы уже мертвого, то теперь это не установишь. Так искорежило несчастного, что хоть лопатой собирай. Яда нет, алкоголя выше крыши. Перед смертью покойник угостился на славу, а заедал водку чесночной колбасой с хлебом.
Сослуживцев Двоеглазова вызвали в морг, но они не смогли опознать тело. По росту и цвету волос он, Александр Константинович. А вот остальное…
Дознаватели опять собрались у Калнина. Лыков начал с главного:
– Мог ли аккуратный человек, выпускник Николаевской академии и карьерист, пить ночью водку с кем попало и заедать ее чесночной колбасой?
Продан поднял руку, как ученик на уроке. Когда все повернулись к нему, штабс-капитан заявил:
– Более-менее уцелела кисть правой руки. Не скажу, что это рука рабочего; мозолей и огрубелой кожи нет. Но под ногтями едва заметная грязь.
У генерал-майора Калнина дернулась щека, и он воскликнул:
– Не может быть, что это Двоеглазов! И колбасу еврейскую он не жаловал. И руки мыл еще в юнкерском училище. Нам подсунули труп другого человека, из плебса.
– Но в мундире капитана и с его документами, – напомнил Азвестопуло. – Есть две версии, сами понимаете какие, ваше превосходительство.
– Понимаю, – вздохнул окружной квартирмейстер. – Или инсценировка совершена самим капитаном при помощи сообщников. Тогда он предатель и германский шпион, который хочет прикинуться мертвым, чтобы мы его не искали. Или же его действительно убили, а тело спрятали. Подсунув нам другое. Причем сделали все намеренно грубо, чтобы мы подумали, что Александр Константинович враг. А вот я не верю! По-прежнему не верю!
Дознаватели молчали. Мало ли что квартирмейстер не верит. Это не аргумент. Предательству тысячи лет. Столько честных с виду людей уже совершили грехопадение. Опять же, жена-немка, с капиталами…
– Ищем измену дальше, – подытожил Лыков. – Если все это инсценировка, цель ее – заставить нас прекратить поиски. А вот черта с два.
Легко сказать: ищем дальше. Все возможные меры уже были приняты. Двоеглазов то ли погиб, то ли пропал. Штабс-капитан Пилипенко в Петербурге, готовится к поступлению в академию. В инженерном управлении не нашли ничего подозрительного. Может быть, моряки проворонили документ? Или утечка в градоначальстве? Челебидаки взял да и разболтал кому-нибудь по глупости? А как в канцелярии гражданского ведомства хранятся секретные бумаги, всем известно.
Дознаватели разделились. Продан поехал в Крым, расспросить командира технической роты Одесского морского батальона Фролова-Повало-Швейковского. Это уже походило на жест отчаяния, но других зацепок у контрразведки не осталось.
Лыков тоже скис. Два поручения из Петербурга, и по обоим нулевой результат. Ни шпионов, ни Степки Балуцы. Скоро его с позором вызовут в столицу, чтобы отчитать и дать поручение полегче… На покой пора опытному сыщику? В комплект пенсионеров, рыбу ловить в Ветлуге?
Он вызвал на конспиративную квартиру сыскного отделения осведомителя Белокурого. Гереке явился с немецкой пунктуальностью. Коллежский советник вручил ему двадцать рублей, и агент весь засиял.
– Скажи, Вернер, слышал ли ты про человека по фамилии Амбатьелло?
– Это владелец ресторана на Нежинской?
– Да.
– Есть такой.
– С германскими делами он никак не связан? Говорят, вице-консул Стоббе кормится у него чуть не каждый день.
– Так точно, ваше высокоблагородие. Стоббе с тем Амбатьелло большие приятели.
– Понятно. Еще что имеешь добавить?
Белокурый задумался, потом повеселел:
– А учитель, учитель у него в семье!
– Что учитель?
Гереке пояснил:
– У итальянца трое детей. И домашним учителем к ним он взял господина Эмса.
– Вернер, давай подробнее. Чем плох Эмс?
– Ну как же. Он обер-лейтенант запаса, но скрывает это. Говорит всем, что вахмистр. А я точно знаю, что Эмс – офицер. И раньше служил в отделе иностранных армий Большого Генерального штаба. А в прошлом году к нему приезжал сам майор Вейднер.
Алексей Николаевич записал фамилию и уточнил:
– Кто такой Вейднер?
– Заместитель начальника отдела три «Б» подполковника Брозе.
– Отдел три «Б» того же генштаба? Который занимается разведкой?
– Так точно. В нем четыре отделения, третье по номеру отвечает за Россию.
– И ты, обер-ефрейтор, знаешь такие подробности?
– Так точно. Я был охранником Вейднера, когда тот приезжал в Одессу по чужому паспорту. Тогда, кстати, мне и довелось увидеть здешнего резидента со спины. Помните, я говорил?
– Да, – подтвердил Лыков, – ты видел его издали один раз. И сказал, что он русский.
– Я так сказал? – смутился вдруг освед. – Ну… На самом деле я имел в виду, что резидент не германской нации. А какой-то другой, возможно, что и русской.
– Неужели? – ухватился за новость коллежский советник. – Значит, итальянец Амбатьелло тоже может быть резидентом?
– Так точно, может, – признал Белокурый.
– А со спины они похожи?
Гереке крепко задумался, потом произнес:
– Ну трудно сказать определенно… Рост один, и цвет волос один… Но как судить со спины? Не могу знать, ваше высокоблагородие.
Вскоре у полицмейстера состоялось очередное совещание. Лыков вел его, предоставляя слово по старшинству чинов. От градоначальства опять присутствовал Челебидаки. После выволочки, полученной в прошлый раз, коллежский асессор помалкивал. Алексей Николаевич сам заговорил с ним о «минном» деле:
– Анастасий Анатольевич, я попрошу вас подключиться к секретному дознанию Военного министерства.
– Тому самому, из-за которого мы с вами… так сказать?…
– Да, из-за которого мы с вами, так сказать.
– Но вы же запретили мне им заниматься!
– Открылись новые обстоятельства. Секретный план минирования Одесской бухты на случай войны военные направили в градоначальство. Так что утечка могла произойти и там.
– Вот как? – Челебидаки воспрянул. – Это меняет дело. Что вы хотите от меня?
– Помогите Андрею Яковлевичу и его людям провести дознание в ваших стенах. Главный вопрос: кто имел доступ к документу и мог его скопировать? Второй вопрос: сообщало градоначальство о проекте портовому управлению или нет? Если сообщало, тогда круг подозреваемых резко расширяется. А в нем и без того уже пол-Одессы…
– Поможем! – с энтузиазмом пообещал коллежский асессор. – Там у нас все под наблюдением. Челебидаки бдит!
– Особенно прошу вас, Анастасий Анатольевич, проверить немцев. Например, тот же самый Зеебрюннер из земельного отделения городской управы. Интересовался он минными заграждениями? Если да, то нужны подробности.
– Этот Зеебрюннер – голова, – сообщил присутствующим чиновник особых поручений. – Но при этом жуткий русофоб, скажу я вам. Иной раз сидишь и думаешь: чего ж он тут живет, а не у себя в Германии? Подозрительно…
Неожиданно коллежский асессор спросил о другом:
– Алексей Николаевич, нам сообщили, что поездом убило капитана Двоеглазова из окружного штаба. Он ведь был в числе подозреваемых? Мне говорил об этом Фингергут.
– Был, – нехотя подтвердил Лыков.
– Не кажется вам его смерть подозрительной? Может быть, шпионы заметают следы?
– Эту часть дознания ведет военная прокуратура.
– Но каково ваше личное мнение? Поймите, мне важно знать. Если теперь, по вашей просьбе, я подключаюсь к расследованию, то, выходит, я тоже рискую?
– Попасть под поезд?
– А вот не смешно, – отрезал Челебидаки. – Я хорошо знал Александра Константиновича. Он не мог просто так, по собственному легкомыслию, угодить в колеса паровоза. Его убили германские агенты.
– Или он сам покончил с собой, когда понял, что скоро мы докажем его вину, – вмешался Азвестопуло.
Лыков чуть было не рассказал настырному чиновнику, что личность погибшего до сих пор не установлена. И что он не похож на Двоеглазова. Но коллежский советник удержался.
– Вашей безопасности ничего не угрожает, – успокоил он Челебидаки. – Вы глаза и уши градоначальника в полиции, так?
– Ну так.
– Сами лично дознанием не занимаетесь, лишь организуете взаимодействие между разными службами. За что же вас убивать? Поверьте, силовая акция – это дорого и рискованно. И разведка проводит ее в исключительных случаях. Мы вон с Сергеем Маноловичем уже второй месяц на острие. И ничего, живы и здоровы. Никто даже не помыслил покуситься.
Закончив со шпионами, перешли к Балуце. В этом дознании ничего нового не происходило. Негодяй как в воду канул. Он остался без банды и без денег. Казалось бы, дела его плохи, держатели притонов откажут в укрытии. Но уголовная Одесса не спешила бросать своего в беде. Даже если он маньяк-изувер. Кто-то по-прежнему прятал Степку Херсонского. И так надежно, что полиции никак не удавалось его найти.
Челебидаки, к удивлению остальных, выдвинул несколько предложений. Так, он заявил:
– Количества облав явно недостаточно. Господин полицмейстер и вы, его помощник. Почему снизили обороты? Да, ваши люди шарят в порту, в пивных и у подозрительных личностей. А гостиницы, меблирашки, постоялые дворы по криминальным окраинам?
– Сил на все не хватает, – стал оправдываться Кублицкий-Пиотух. – Да и маловероятно, что Балуца будет жить в таких открытых местах. Его ищут, он догадывается, что в первую очередь мы пойдем туда.
– Хорошо, это я могу понять, – важно кивнул коллежский асессор. – Ну а другие варианты? Например, открылись грязелечебницы в лиманах. Там паспортный надзор слабее, чем в городе. Или вот еще идея: частные клиники. Их в Одессе чуть не сотня. Особенно много почему-то лечебниц для сифилитиков: Соловейчика, Либерзона, Мангуби, Лиховецера… Заплатил им деньги и живи, как у Христа за пазухой… Мажься мазями для вида. А на самом деле это укрытие!
Полицейские переглянулись. Ай да павлин… Версия самоуверенного дилетанта была правдоподобной. И в самом деле, Куяльник заполонили любители лечебных грязей. Да и вообще пригородные лиманы ожили – начался сезон, туда хлынули толпы отдыхающих.
Что же касается городских лечебниц, здесь Челебидаки тоже был прав. Полиция в них не совалась. Содержатель лечебницы прописывал своих больных сам, предъявляя в участок паспорт для отметки. Приставы этих больных в глаза не видели и штамповали бумаги автоматически. Дал им настоящий паспорт – и живи сколько хочешь. Ну пока есть деньги на лечение…
Лыкову тоже захотелось что-нибудь предложить, и он сказал неожиданно для себя:
– А мы с Сергеем Маноловичем допускаем, что Степка Херсонский прячется в катакомбах. И хотим его там поискать.
– В катакомбах? – удивился начальник сыскного отделения. – Что ж, может быть. Но как его найти? Подземелье нам недоступно.
– С помощью греческих контрабандистов. Титулярный советник завербовал среди них осведомителя.
Три одессита захохотали в голос. Когда Челебидаки отсмеялся, то сказал:
– Завербовал осведомителя за двенадцать тысяч рублей… Больше моего годового жалованья в полтора раза. Меня бы кто так осведомил!
Кублицкий-Пиотух подхватил:
– И меня!
Когда все успокоились, коллежский асессор констатировал:
– Подземелья – это терра инкогнита для полиции. Что ж, если вы хотите сунуться туда, желаем успеха. Но не обольщайтесь. Контрабандисты – те же преступники, у них взаимовыручка. Сомневаюсь, что они выдадут вам Балуцу.
– Мы все же попытаемся, – закрыл тему Лыков.
В итоге решили ужесточить паспортный контроль в гостиницах и на постоялых дворах, а также в грязелечебницах.
На следующую ночь после разговора о подземельях в номер к Лыкову пришел Эфраим Нехелес. Он загадочно ухмылялся.
– Ну что удалось узнать? – нетерпеливо спросил сыщик.
Гость удивил его:
– Скажите, у вас в последнее время офицеры не пропадали?
– Какие офицеры? – изумился Лыков и тут же сообразил: – Вы имеете в виду капитана Двоеглазова?
– Не знаю, как зовут этого человека, – ответил чичерон. – Но третьего дня его зарыли где-то под Бурлачьей балкой. А перед этим сняли с него мундир.
– Откуда вы это узнали?
– В катакомбах много чего можно услышать и увидеть, если ты свой. Историю про офицера мне рассказал Данька Кокаинист, он сам копал могилку. Значит, был такой случай?
– Да. Поездом раздавило человека в мундире и с документами старшего адъютанта штаба Одесского военного округа. Тело изувечено настолько, что опознать его не удалось. Но мы подозреваем инсценировку.
– А для чего немцам это понадобилось?
Лыков сел напротив Нехелеса и крепко ухватил его за руку:
– Почему вы решили, что мы подозреваем именно немцев?
– Потому что резал офицера ваш Степка Херсонский. А наняли его германцы. Он попросился к ним спрятаться. Мол, полиция дышит в холку. Окрест Одессы, в колониях, столько мест – пехотный полк рассуешь, и никто не сыщет. Колбасники согласились, но велели отработать. Чтобы самим не мараться убийством русского офицера. Видать, охотников на это у них не нашлось, вот Степка и сгодился. Ему даже заплатили за казнь вашего капитана тысячу рублей. Точнее, казней было две. Нелюдь еще кого-то прописал на Ближние Мельницы… Ну, в смысле, зарезал. А потом этого парня одели в мундир и кинули под паровоз. Так что получилось по пятьсот рублей за голову – не так уж и дорого.
– И все эти подробности вам рассказал наркоман? Можно ли ему верить?
Раздуханчик пояснил:
– А я ему фунтик кокса притаранил. Мы давно с Данькой наладили: он мне информацию, я ему кокаин. С его рассказов столько уже фисташек я заработал… Он подземный гробовщик. Когда надо кого-то зарыть так, чтобы не нашли, идут к Даньке. Он ямку выдолбит, жмура в нее сложит, а сверху насыпет мелкого боя. В жизни не догадаешься, что там покойничек. Под Военным спуском прячутся сибирники, три человека…
– Сибирники?
– Ну беглые каторжники из Сибири.
– В Одессе есть беглые?
– Конечно, есть, – удивился Эфраим. – А где их нет?
– Да, в Москве, например, беглых всегда от пятидесяти до ста человек, – подтвердил Лыков. – В Петербурге меньше, да и тех Филиппов добивает. В большом городе беглым легче спрятаться. Так что про Военный спуск?
– Они под ним живут, в катакомбах. Три отчаянных человека. По ночам ходят в порт, как к себе домой. Выбирают жертву, кого искать не будут. Режут, а спрятать тело поручают Даньке. И все проходит гладко…
– Ваш приятель своими глазами видел Балуцу?
– Что видел! Гонорар получил из рук в руки. Четвертной билет и бутылку водки.
– Может, Данька знает, где Степка прячется?
Чичерон усмехнулся:
– Конечно, знает.
Сыщик аж подпрыгнул на стуле:
– Где? Хотя, впрочем… Сейчас.
Он полез в портмоне, вынул семьсот пятьдесят рублей и протянул еврею:
– Вот, как договаривались.
Тот аккуратно пересчитал купюры, убрал в карман и заговорил:
– Балуца оказался парень умный. Такое место нашел, что и в голову не придет. Короче говоря, он прячется в Успенском мужском монастыре.
Лыков не поверил своим ушам:
– Душегуб – и в монастыре? А кто его туда пустил?
– Монахи. За деньги, разумеется. Ну так что? До этого Балуца скрывался в теплой синагоге «Бес-Гамедриш», а еще раньше – в караимской кенассе. Вы его поэтому и найти не могли, полиция и не предполагала такого. Степка очень хитрый.
– В Успенском монастыре. Этого только не хватало… Сведения точные?
– Фирма Нехелеса гарантирует! Только вы поторопитесь. Колбасники рано или поздно дадут Степке другое прибежище. В германских колониях он может жить хоть до второго пришествия.
– Черт! Для полицейской операции на территории монастыря требуется разрешение архиепископа Дмитрия.
– Да наплюйте на его высокопреосвященство. Пока будете объяснять, Балуца сбежит.
– Так-так… Монастырь большой. Где именно скрывается Степка? Там есть гостиница для богомольцев?
– Не знаю. Даже если есть, в ней Степке опасно. Он ночует в казарме послушников. А днем хищничает. Вишь, убийствами промышляет, гнида.
Алексея Николаевича охватил азарт. Прямо сейчас и навестить обитель! Взять с собой одного лишь Сергея, тогда получится зайти тихо. А как уходить будут – другой вопрос. Если архиепископ полезет в бутылку, мол, сунулись без его разрешения, коллежский советник найдет, что ответить.
– Только учтите, – предупредил Раздуханчик перед уходом, – монастырь стоит на мысу, далее, на самой оконечности, – маяк. Под ним у Степки Херсонского спрятана лодка. В случае чего он сядет в нее и ускользнет.
Оставшись один, питерец понял, что спешить нельзя. Успенский монастырь – это целая слобода. Где там казарма послушников? Одна она или их несколько? Лыков ходил туда помолиться по приезде в Одессу. Благостное место. Обитель занимала каменистый мыс почти целиком. Три каменных храма, обширное кладбище, всякие часовенки и домики непонятного назначения. В стороне от моря монахи разбили виноградники. Сейчас там наверняка трудилось немало наемных рабочих. Еще дальше располагался самый крупный пригородный родник – Большой Фонтан. Вся Одесса пила здешнюю воду, покупая ее у водовозов. Как разыскать там человека, который прячется? Да еще ночью, без предварительной рекогносцировки?
С трудом Алексей Николаевич прикорнул. Встал с тяжелой головой и первым делом сунулся в комнату помощника. Но того на месте не оказалось. Лыков телефонировал в полицейское управление. Если титулярный советник Азвестопуло объявится, пусть сидит и ждет прихода начальника!
Сергей и был первым, кого коллежский советник встретил на Преображенской. Он мыкался по панели и курил дорогую папиросу. Ишь, шикует…
– Что случилось? – тревожно спросил Азвестопуло.
– Балуца нашелся!
Лыков сообщил помощнику ночные новости. И про убийство Двоеглазова, и про тайное убежище Степки, и про связь изувера с германскими шпионами. Бывший одессит был поражен. Два разных дознания вдруг диким образом сплелись в одно.
– Ну, – сказал он, отшвыривая папиросу, – кто не спрятался, я не виноват!
Сыщики уселись у Либмана и начали серьезный разговор.
– Что делать будем? – спросил Алексей Николаевич. – Нас всего двое. Черкасову я говорить не хочу.
– Правильно, сами справимся.
– И посвящать архиерея с викарием тоже нельзя.
– Нельзя. Мало ли что? Степка купил монахов, ему сообщат.
– Днем его в обители не бывает. Надо сходить поглядеть, что и как. Где там кельи, где бараки послушников, где проход к маяку.
Азвестопуло сразу начал рассуждать:
– Загримируемся и будем шататься поодиночке. Двое привлекут внимание. Далее, один пусть поселится в гостинице. Ночью будет проще попасть за ограду. Я помоложе, мне легче лазить через заборы, поэтому зашлем меня.
– Как быть с проходом на маяк?
– Ночью он будет закрыт, – уверенно предположил грек.
– Найти бы его лодку и пробить дно… – мечтательно произнес Лыков. Увидел лицо помощника и пробормотал: – Шучу, шучу. Мы же решили взять его живым.
Сыщики загримировались в номерах Шапиро и отправились в обитель. Азвестопуло прикинулся богомольцем и добирался до Большого Фонтана на паровом трамвае. Лыков оделся купцом средней руки, пустил по сюртуку серебряную цепь, в галстук сунул фальшивый бриллиант. Он приехал на место в экипаже гицеля, дал на чай не много и не мало и сошел на мостовую с видом утомленного туриста.
Полицейские гуляли по монастырю и окрестностям несколько часов. Лыков осмотрел и богатую ризницу, и кладбище. Он добрался также до маяка, где ему за рублевину позволили зажечь рефлектор. Затем питерец спустился по узкой тропе к морю. Лодок там оказалось два десятка. Которая из них принадлежит убийце, понять было невозможно. Кроме того, у самого уреза воды обнаружился вход в катакомбы. Это было совсем некстати. Наверняка Балуца предусмотрел пути отхода на случай опасности. И подземелье являлось одним из них.
Самое главное, что Алексей Николаевич определил, где живут послушники. Одноэтажный деревянный барак стоял у северной стороны ограды, в зарослях акации. Сыщик прошелся вокруг и быстро удалился. Осмотр казармы изнутри был поручен «богомольцу».
После рекогносцировки сыщики уединились в чайной позади родника. Азвестопуло доложил, что гостиницы для приезжих в монастыре нет. Он снял угол в странноприимном доме греческой церкви Святой Троицы, что на дороге в Люсдорф. Ближе к монастырю поселиться не удалось. Мотаясь в поисках прибежища, грек заглянул и в казарму. Дежурный послушник охотно показал ее богомольцу. Два десятка келий, нужник во дворе, обстановка убогая… На вопрос, можно ли тут осесть, послушник сказал: только с разрешения келаря. А тот лежит в больнице с аппендицитом и появится через неделю.
План вторжения был составлен быстро. Ворота обители закрывались в девять часов вечера. Сыщики прошли внутрь загодя, по одному, и укрылись в заранее выбранных местах. Сергей спрятался за сараем с инвентарем, позади Никольской церкви. Разглядеть его в густых зарослях малины, тем более в наступивших сумерках, было невозможно. Алексей Николаевич расположился на кладбище. Еще днем он обнаружил, что склеп купца первой гильдии Стыцюры стоит нараспашку.
Перед тем как запереть ворота, послушники обошли весь монастырь. Тут выяснилась неприятная новость: кладбище подверглось тщательному обыску. Видимо, с наступлением теплых дней сюда проникали бездомные. Лыков успел вовремя заметить послушников и выскочить из склепа наружу. Навыки бесшумной ходьбы, приобретенные много лет назад на кавказской войне, помогли сыщику. Монах прошел в шаге от него и не заметил. Когда караульщики удалились, Алексей Николаевич вернулся в склеп.
В час ночи полицейские сошлись у южного портала Живоносновской церкви. Оба были одеты в черное платье.
– Ну, одесские святыни, помогайте, – прошептал грек. – Божье дело делаем, зверя изымаем из популяции.
Они подкрались к казарме и прислушались. Стояла тишина, свет горел лишь в одной из комнат, другие окна были темны. Лыков заглянул в щель между занавесками. Мужчина простецкой наружности усердно молился, его соседи спали.
Сыщики вошли в коридор и зажгли электрические фонари. Десять комнат по одной стороне и девять по другой. Лыков шагнул в ту, которая справа; грек взял себе левую половину.
Двери в бараке не запирались, Сергей выяснил это еще днем. Видимо, в обители поощрялось нестяжательство. Сыщикам пришлось светить в лицо спящим людям фонарем: похож на Балуцу или нет.
Осмотр, увы, продлился недолго. Уже в первой комнате поднялся шум. Мужики заворчали, начали возмущаться, кто это такой бесцеремонный. И спугнули бандита. Как оказалось, он ночевал в другом конце коридора, по правой стороне. Среагировал Степка мгновенно: выбил ногой раму, прыгнул наружу и побежал к маяку. Лыков услыхал звон стекла и крикнул:
– Сергей, он на улице!
Сыщики выскочили из барака и услышали торопливые шаги.
– Калитка его задержит, поднажмем! – выдохнул грек. Однако он ошибся. Степка перемахнул через ограду одним прыжком и оказался снаружи. Пока Лыков плечом выбивал калитку, прошло полминуты. Вырвавшись из обители, преследователи поняли, что противник быстро спускается к морю. Кинулись за ним, но в темноте Алексей Николаевич споткнулся и растянулся во весь рост на острых камнях. В правом плече как будто лопнула струна. Коллежский советник понял, что порвал связки… Вскочил, оттолкнул пытавшегося помочь ему Сергея и опять побежал. Но момент был уже упущен. Балуца не стал прыгать в лодку. Он нырнул в тоннель и помчался по нему с удивительной быстротой. Видимо, изучил ход заранее и ловко в нем ориентировался.
Сыщики сунулись следом, но на этот раз упал Азвестопуло. Чертыхнулся, попробовал встать и застонал:
– О нет! Только не это!
– Что случилось, Сережа? – встревожился шеф.
– Да ногу подвернул…
Алексей Николаевич уже понял, что они упустили Степку. Лезть наверх с охромевшим помощником ему не хотелось. Да и как потом объясняться с монахами? Он дотащил грека до берега, с трудом одной рукой порвал цепь первой же лодки, в которой лежали весла. И незадачливые сыщики отчалили.
Ночь выдалась звездная, море светилось огнями медуз. Недалеко на полных парах прочь от Одессы шел грузовой пароход. Со скалы доносились голоса:
– Вон они! Ялик сбондили, ворье!
Сергей посмотрел на начальника и хмыкнул:
– Да, глупо вышло. Давайте уж никому об этом не рассказывать.
– Согласен.
Лыков не мог грести и посадил на весла титулярного советника. Тот оказался привычным мореходом и за час доставил их к Среднему Фонтану. Извозчиков по позднему времени уже не было. Командированный остановил обывателя на телеге и велел отвезти их инвалидную команду в Валиховский переулок, где находилась станция скорой медицинской помощи.
