Глава 12
На хуторе Жмеринка
Полученные травмы вывели сыщиков из строя на несколько дней. Лыков лечил связки правой руки покоем, он даже не выходил из гостиницы. Азвестопуло тоже сидел – у себя дома, на Щелаковской. Он съехал из гостиницы, обещав шефу вести себя прилично и не якшаться с контрабандистами. К нему ходил доктор, которого оплачивал коллежский советник. Сергей попытался было тряхнуть премиальной мошной, но шеф цыкнул: деньги пригодятся, когда Мария разродится.
Через день в номер к Алексею Николаевичу заглянул Черкасов. Он рассказал, что в городе произошло новое убийство. Утром на Старорезнической улице сняли с газового фонаря повешенного.
– Эфраима Нехелеса? – в ужасе соскочил с кровати питерец.
– Нет, – ответил губернский секретарь, внимательно глядя на Лыкова. – А почему вы на него подумали? Кто это?
– Да так, знакомый. Я расспрашивал его о Балуце, но толком ничего не узнал. А сейчас испугался: вдруг Степка пронюхал и захотел отомстить?
– Казненного звали Даниил Малонога. Слышали о таком?
– Не у него была кличка Кокаинист?
– Именно так. Алексей Николаевич, что происходит?
– Даже не знаю, как объяснить, Андрей Яковлевич. Боюсь уже языком трепать. Все, что ни скажу, становится известно Степке.
Черкасов нахмурился:
– Это в каком смысле?
– Где-то измена, а где – не пойму. Малонога дал мне наводку…
– Так вы его завербовали?
– Нет, сам я с ним не виделся. Разговорил парня как раз Эфраим Нехелес, за которого я сначала испугался. Только, Андрей Яковлевич, давайте оставим это в тайне.
И Лыков рассказал главному городскому сыщику о сведениях, полученных от чичерона. И о том, как они с Азвестопуло неудачно вторглись в Успенский монастырь. Черкасов покачал головой:
– А я никак в толк не возьму, что там случилось. Сам викарий приезжал жаловаться. Оказывается, это вы с Сергей Манолычем нахулиганили.
– Ведь едва не поймали Балуцу!
– Но снова мимо. Чудо расчудесное, Алексей Николаич. Вроде Степка Херсонский не семи пядей во лбу. И мы, если со стороны поглядеть, отнюдь не дураки. Однако выходит, что дураки… Такую обезьяну второй год изловить не можем. Почему так? Не задумывались?
– Обезьяна хитрая и везучая, – предположил коллежский советник. – Вон как ловко он придумал по церквам прятаться.
– Это не объяснение.
Лыков развел руками:
– Сам уже голову сломал. Ей-богу, никогда прежде я таким олухом себя не чувствовал, как давеча, когда уносил ноги из монастыря на ворованном ялике. Но все-таки толк был. Мы чуть-чуть не поймали Степку. И знаете почему? Потому, что никто, кроме нас с Сергеем, не знал о монастыре.
Черкасов сурово смотрел в окно и вздыхал. Потом проворчал:
– Измена… Вы подозреваете измену?
– Да, Андрей Яковлевич. Судите сами. Когда мы ловим Балуцу всем миром, толку шиш. Облавы ничего не дают. Теперь выяснилось, что он снюхался с германскими агентами в Одессе. В деле о шпионстве картина та же: никаких успехов. Более того, резидент в курсе наших действий. Мы заподозрили Двоеглазова, и сразу же нате вам труп. Спишите на него, и дело с концом. Ловко, правда?
– И с минными заграждениями все темнее и темнее, – поддакнул губернский секретарь.
– Боюсь, концов в истории с заграждениями найти не получится. Слишком много мест, где могла быть протечка. Выяснилось, что и портовое управление получило секретный документ, и даже таможня! Максимум, что удастся сделать, – это написать рекомендации, как надо обращаться с секретными бумагами. На основе, так сказать, горького опыта. А выявить резидента и его агентурную сеть… Ох, навряд ли.
– Протечка, – задумчиво повторил Черкасов. – Я уж и сам почуял неладное. Стал лысую голову чесать и вот что надумал.
Коллежский советник навострил уши:
– Есть догадки?
– Может, и так. С начала года я уволил из сыскного отделения трех надзирателей. Одного, Эммануила Иоаниди, прямо с треском, за денежные поборы с потерпевших. Еще двое, Бичев с Гудимой, ушли по-хорошему: согласно прошения по домашним обстоятельствам. Фрол Бичев устроился лепетутником и вроде держится на плаву. А Владимир Гудима места до сих пор не нашел. И часто шляется в отделение, торчит в общей комнате, разговаривает с надзирателями… Вот я и подумал: а чего это он к нам так полюбил заходить? Уши распустил и слушает разговоры?
– Весьма вероятно, – согласился Лыков. – А сам он что? Гнилой?
– Насквозь. Есть подозрение, что воров покрывал. И даже в одном ограблении выступил наводчиком.
– Надо устроить ему испытание. Кому из своих людей вы доверяете больше всех?
– Из надзирателей – Синопальщикову. А из вольнонаемных агентов, конечно же, Палубинскому.
– Телефонируйте в отделение, пусть они придут сюда. Обсудим ловушку для Гудимы.
Пока сыскные добирались до «Лондонской», начальники пили кофе в буфете. Затем все четверо заперлись в номере Лыкова. Хозяин сказал:
– У нас с Андреем Яковлевичем возникло подозрение, что в сыскном отделении протечка. Кто-то выдает наши планы. В том числе поэтому мы никак не можем поймать Балуцу.
Молодые сыщики переглянулись.
– А…
Черкасов не дал им договорить:
– Мы с Алексеем Николаевичем грешим на Гудиму. Ходит и ходит в отделение, как будто его и не увольняли. А натура продажная. Что-нибудь имеете сказать за это фудало?
Палубинский сразу поднял руку:
– Вчера Вовка спрашивал у меня, где облавы будут.
– И чем объяснил интерес?
– У него-де приятель гостиницей заведует, не хочет, мол, его подвести…
– И ты сказал? – встревожился Черкасов.
– Я не сказал. А Дима Жук проболтался.
Губернский секретарь пояснил коллежскому советнику:
– Мы послушали Челебидаки и решили нажать на гостиницы. Для начала на второклассные – вдруг Степка живет там спокойно по поддельному паспорту?
– Разумно.
– Сегодня в ночь хотим прощупать «Японию», «Бразилию» и «Пушкинскую». Теперь, значит, Жук про это насвистел… Ну я ему, тюньте, язык-то прищемлю!
Тут впервые заговорил Синопальщиков:
– Гудима и у меня выпытывал.
– Что именно? – уточнил Лыков.
– А про вас. Где живете, скоро ли домой умотаете. Смеялся, как вы сразу за двумя зайцами бегаете.
– За какими зайцами?
– Ну шпионов германских ловите и одновременно Балуцу. На это, мол, есть поговорка: за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь.
– Однако… – выдохнул Черкасов. – Да он наглец.
– И откуда-то знает про шпионов, – удивился Лыков.
– Про шпионов все отделение знает, – осклабился Палубинский. – Вы ищете по заданию Военного министерства, кто стащил план минных заграждений. Которые в случае войны моряки должны набросать в Одесской бухте.
– Было бы смешно, когда бы не было так грустно, – заключил Алексей Николаевич.
Некоторое время все молчали. Потом Черкасов предложил:
– Надо отлить пулю. Например, что Алексей Николаевич встречается с осведом в уединенном месте. Там, где на него удобно будет напасть.
Агент с надзирателем снова переглянулись.
– Кому напасть, Балуце? – уточнил Палубинский.
– Женя! Ты еще не сообразил? – рассердился начальник отделения. – Мы подозреваем Гудиму не в чем-нибудь, а в измене. Это тебе не семочки на туче лямзить. Похоже, Вовка таскает в клюве наши секреты врагам. Может, германцам, а может, Балуце.
– Вы думаете выманить Степку Херсонского? – спросил Синопальщиков. – Чтобы он напал на их высокоблагородие. Так, что ли?
– Вот ты, Онуфрий, сразу в точку попал. Потому и надзиратель, а не агент, как некоторые. Да, так.
– Лучше всего на Жмеринке, – предложил польщенный надзиратель.
Андрей Яковлевич счел нужным пояснить питерцу:
– Имеется в виду хутор Жмеринка. Это где Тираспольская застава. Продолжай, Онуфрий.
– Там есть чайная Баранова. Место и не шумное, и не тихое, а в самый раз. Спрячем засаду в кухне. Я с хозяином договорюсь.
– Подходит, – кивнул начальник отделения. – Баранов не трепло, и подходы там удобные. Слушайте сюда, черти.
И начал излагать подчиненным диспозицию:
– Ты, Онуфрий, сейчас свози Алексея Николаича на Тираспольскую. Покажешь ему чайную, познакомишь с хозяином. А потом в отделении расскажешь об этом, чтобы Гудима услышал. Так, мол, и так, командированный встречу с осведом затеял. С кем, не знаю, но намекнул, что после той встречи Степке Херсонскому конец. Вовка с такой новостью прямо к нему и побежит.
– Может, проследить за аспидом? – предложил Палубинский.
– А кто это сделает? – фыркнул губернский секретарь. – Он сам бывший сыщик, приемы помнит. И вас всех в лицо знает. Нет, будем ловить Степку на живца. Уж не обижайтесь, Алексей Николаич, что я вас так назвал.
– Как хотите зовите, лишь бы Степку поймать, – согласился питерец.
– А моя роль какая будет? – настаивал агент.
– Ты, Женя, поддакнешь при случае. Только аккуратно. Да, мол, наш полковник с утра ходит довольный, будто кот на Масленицу. Что-то ему, видать, подфартило.
План казался хорошим. Вытащить убийцу из норы и заманить в засаду. Жаль, Сергей еще ходит с палочкой. Случись боевая сшибка, от него мало будет толку. Но одесские сыщики – ребята бывалые, справятся сами.
Операция началась. Лыков съездил с надзирателем в чайную, осмотрелся. Он сядет на чистой половине. Сыскные спрячутся в двух шагах, за перегородкой. Из чистой половины две двери: одна в общий зал, вторая во внутренние комнаты. Балуца – дерзкий и опытный бандит, он может напасть с любой стороны. Алексей Николаевич взял себе вход из зала. Его помощник, который будет изображать пришедшего на встречу осведа, пусть держит другую дверь.
Дело было лишь за второй подсадной уткой. Черкасов не хотел рисковать своими людьми. Сначала он предложил привлечь городового Адаба. Тот несколько лет прослужил при сыскном отделении и хорошо себя зарекомендовал. Но Лыков возразил, что подневольного человека на такое дело не посылают.
Тогда вызвался Жила, помощник пристава Пересыпского участка. Человек храбрый до безрассудства, которого боялись все бандиты, – вроде бы подходящая кандидатура. Но у Жилы оказалась слишком приметная наружность, такого трудно загримировать.
Алексей Николаевич попробовал и так и эдак и отклонил кандидатуру. Храбрец отказался сбривать длинные холеные усы, а с ними как гримироваться? В конце концов остановились на новом сыскном надзирателе Донцове. Тот служил в отделении лишь второй месяц и не успел примелькаться фартовым.
До службы в полиции Донцов прошел русско-японскую войну, вернулся с Георгиевской медалью. Коллежский советник долго инструктировал парня и остался им доволен.
Лыков явился на Тираспольскую улицу вечером. Прошел через общий зал в чистую половину, подмигнув на ходу хозяину. Сел за угловой стол спиной к стене, положил на колени взведенный браунинг и приготовился ждать.
Через четверть часа подошел Донцов, одетый ватманом . Он расположился напротив, чтобы видеть вторую дверь, и коллежскому советнику стало полегче. Так они просидели полчаса, разговаривая вполголоса. Питерец расспрашивал о войне, одессит отвечал, все время нервно поворачивая голову из стороны в сторону. Никто на них не нападал.
Ожидание затягивалось. Надзиратель уже перегорел, успокоился и попивал чай с рафинадом. Вскоре он попросился в нужник. А у Лыкова внутри как раз все напряглось, он решил, что вот-вот начнется…
– Иди, только быстро, – приказал он Донцову. Сам пересел так, чтобы держать на прицеле обе двери, и весь подобрался. Но время тянулось, и по-прежнему ничего не происходило. Надзиратель вернулся, осмотрелся и спросил:
– Ваше высокоблагородие, долго еще мы будем тут торчать? Скучно как-то.
– На двоих нападать боятся. Нужно, чтобы я остался один. Ступай в отделение, и пусть кто-нибудь из наших тебя проводит.
Донцов удалился под конвоем Палубинского. Алексей Николаевич допил чай, сунул браунинг за ремень и пошел к выходу.
Он успел спуститься лишь на одну ступеньку, как сбоку рванул с места поджидавший автомобиль. Сыщик без раздумий бросился обратно в чайную, и тут за его спиной раздались выстрелы. Три или четыре пули пролетели мимо, одна ужалила, как пчела, куда-то под мышку. Лыков нырнул, перекатился через порог и буквально заполз внутрь. Выставил наружу пистолет, потом осторожно высунул голову. Стрелять было не в кого: авто умчалось.
Подбежали из засады сыскные, подняли начальника и отряхнули от грязи.
– Ваше высокоблагородие, как вы? Вон из-под мышки нитки торчат.
Алексей Николаевич ощупал себя – вроде цел.
– Номер запомнили? – спросил он.
– Марка «Дикси», а номер пятьдесят два, – тут же заявил Жук. – Я в окошко смотрел – точно пятьдесят второй.
– Быстро в отделение, узнайте, чей это.
На Преображенской выяснили, что автомобиль принадлежит панамскому консулу Шварцкопфу. Полиция прибыла на Скобелевскую, где проживал консул. Разбуженный Шварцкопф сначала ничего не мог понять. Быстро обнаружилось, что его шофер валяется пьяный в стельку, а новый «Дикси» пропал. Уже на следующий день кабриолет нашли в Матросской слободке.
Утром Лыков пил кофе в гостинице и приходил в себя после бурной ночи. Опять коллежского советника едва не подстрелили. Хорошая задумка дала незначительный результат. Теперь было ясно, что Гудима предавал своих бывших товарищей. Доказать в суде это не удастся, но путь в отделение негодяю отныне закрыт. А вот поймать Балуцу снова не получилось. Более того, выяснилось, что у него имеются сильные союзники. Угнать автомобиль – полдела, надо еще уметь им управлять. Таких людей в Одессе не больше тридцати. Проверить их алиби можно, но для суда такое доказательство тоже не подойдет.
Сыскное отделение сбилось с ног, вычисляя угонщика. Заодно присмотрелись к владельцу авто. Выяснилось, что с Панамой господин Шварцкопф никак не связан, консулом является почетным, то есть на общественных началах. В портовых городах наподобие Одессы такую роль охотно брали на себя негоцианты – для блезиру. Но Мориц Бенедиктович был не купцом, а австрийским императорским советником. Должность консула больше смахивала на маскировку шпионской деятельности… Однако предъявить лжепанамцу было нечего, и полиции пришлось оставить его в покое.
Совершив акробатический прыжок через порог чайной, Лыков разбередил зажившие было связки. Он снова носил руку на бинтах. Зато Азвестопуло выздоровел и теперь обходился без палки.
Алексей Николаевич получил письмо с кишиневским штемпелем. Эфраим Нехелес писал, что вынужден спасаться бегством. Заключил послание он так: «Найдите быстрее этого пса в образе человека! Иначе мне нельзя будет вернуться в Одессу. А жизнь без Одессы – не жизнь!»
