Глава тридцать четвертая

Как только я произнесла эти слова, уже знала, что буду делать. Роман и Приянка удивленно повернулись ко мне, но я неотрывно смотрела на Макса.

– Мы предполагаем, что моя подруга разыскивала пропавших детей, и «Синяя звезда» могла до нее добраться, – пояснила я. – И подруга тоже пропала.

– Мне жаль твою подругу, но…

– Ее зовут Руби Дэйли, – произнес Роман.

Выражение лица Макса мгновенно изменилось. Его глаза расширились, а ноздри раздувались. До него начало доходить.

– А Зу – это Сузуми Кимура.

Я кивнула.

– Но Дэйли пропала уже много лет назад…

– Нет, она много лет скрывалась, – поправила я. – В этом и состоит разница. Если мы найдем ее, то сможем воспользоваться информацией, которая у нее есть, чтобы изобличить Мерсера и «Синюю звезду». – Я вспомнила о той девочке на роллердроме и добавила: – И тех, чьими услугами он пользовался, чтобы перевозить и продавать этих детей.

– Даже если я захочу помочь… уже слишком поздно, – сказал парень, потирая шрам на голове. – Вы опоздали.

– Думаешь, я не смогу с этим разобраться? – возмутилась Приянка. – Теперь-то я понимаю, насколько ты меня недооцениваешь.

– Погоди… ты можешь взломать имплант? – поразилась я.

Устройство, которое разработала Лилиан Грей и сотрудники из корпорации «Леда», принципом действия напоминало кардиостимулятор. Оно подавляло аномальную активность мозга «пси», лишая человека доступа к способностям.

Девушка пожала плечами.

– Конечно. Я могу его просто выключить.

– А это для него не опасно? – уточнила я, взглянув на Макса. – Я бы сама попробовала отключить питание на импланте, но батарейку вставляют в специальный корпус, чтобы до нее было не добраться – ни с помощью инструментов, ни с помощью пси-способностей.

– Ну, я тоже еще не пробовала, так что не могу обещать, что больно не будет или что не появится побочных эффектов, – призналась Приянка, посмотрев на Макса. – Имплант никуда не денется. Но твоя жизнь от него не зависит. Так что вряд ли его отключение причинит тебе какой-то вред.

Макс опустил голову и безвольно уронил на колени свои потрескавшиеся ладони.

– Вы всe равно отсюда не выберетесь. Никто не выберется, – забормотал он. – Да и какой смысл? Это Остров сломанных игрушек. Воров. Хулиганов. Преступников.

– Ага, и в каких же преступлениях они виновны? Воровали, чтобы прокормить себя? Случайно причинили вред другим, потому что у них не было шанса в безопасных условиях научиться управлять своими способностями? Защищали себя?! – вспылила я. – Наша вина предопределена. Законы медленно стягивались вокруг нас, словно петля, и теперь она стала такой тугой, что никому не сбежать. Чем сильнее мы боремся, тем туже она затягивается, тем быстрее мы погибаем.

Макс растерянно наклонил голову набок.

– А ты разве не работаешь на правительство?

– Больше нет.

Теперь пути назад не было. Я слишком много видела и слишком глубоко зашла на теневую сторону. Но нужно постепенно идти дальше, пока мы не пройдем сквозь тьму и не выйдем к свету, который ожидает нас по ту сторону.

– Мне нужно считывать тебя? – спросил Макс. – Давайте я сделаю это сейчас, а потом вы займетесь организацией своего побега.

– Нет, – покачала головой Приянка. – Она не видела Руби много лет. Данные будут неточными. Нам нужно привести тебя к тем, кто недавно ее видел.

Макс покачал головой и вцепился руками в волосы.

– Я должен остаться здесь. Я этого заслуживаю.

– На самом деле нет, – сказала я. – Никто из «пси» этого не заслуживает. Никто вообще не заслуживает такого.

– Пожалуйста, – вмешался Роман. – Я прошу тебя нам помочь. Не потому, что ты нам что-то должен, но потому, что это правое дело.

– Я надеялся, что уж ты-то поймешь. – Голос Макса срывался. – Это будет несправедливо… Я не должен оказаться на свободе после всего, что я сделал. Как я искуплю свою вину? Я не знаю, что делать. Скажи мне, как?

– Раскаяние может заключаться в мольбах о прощении, – сказал Роман. – Но и правильные поступки тоже помогают его заслужить. – Он окинул взглядом палатку. – Ты уже достаточно страдал. Не позволяй боли стать твоей тюрьмой.

– В твоей жизни не было ни одного дня, наполненного миром и покоем, – ответил Макс.

– Не было, – согласился Роман. – Может, я этого и не заслуживаю. Но это не значит, что я перестану стремиться к тому, чтобы такие дни были у тех, кто мне дорог. В том числе у тебя.

– Мы выжили, Максимо, – проговорила Приянка. – Наш долг – остановить Мерсера.

– И моего отца, – тихо добавил он.

Я выпрямилась.

– Ты хочешь сказать, что…

– Да. Я помогу вам, – кивнул Макс. – Чего бы это ни стоило. Но это все равно не решит проблему, как нам выбраться отсюда. Я не хочу бросать здесь остальных.

– Нам нужно сжечь это место до основания, – твердо сказала я. – Они должны понять, что от нас так просто не избавиться.

– В переносном смысле или в буквальном? – уточнила Приянка. – Потому что я вот-вот начну плеваться огнем.

Я задумчиво потерла лицо.

– Сколько имплантов ты сможешь обезвредить, чтобы это не стало опасным для тебя самой?

– Зависит от того, насколько трудно будет их выключить, – задумалась Приянка. – Не думаю, что у меня будут серьезные проблемы, но кто-то должен присмотреть за мной потом. Не исключено, что мне и правда захочется спалить это место.

– Я буду рядом, – пообещал Роман. – Я от тебя не отойду.

– В мои планы входит не только обезвреживание имплантов, – с извиняющимся видом сказала я.

– Не бойся, Искорка. Я со всем справлюсь. Какое же веселье без меня? – засияла она.

– Что ж, у нас не слишком много времени, чтобы убедить всех, – предупредил Макс. – Тут почти сотня детей, и кто-то может выдать нас в надежде на лучшее обращение.

– Какой наш план? – спросил у меня Роман. – Проследить за солдатами, чтобы установить график патрулей, а затем собрать группу и атаковать?

Это рискованно, но иначе не получится. Набег на Термонд потребовал несколько недель подготовки и скоординированных действий изнутри и снаржи. Теперь мы будем полагаться на эффект неожиданности и хаос, а не на точный стратегический расчет.

– Думаю, нам не придется никого бросать, – сказала я. – К тому же нам не придется переубеждать всех. Достаточно убедить лишь одного человека.

– Кто это тут у нас? Похоже, дамы пришли уплатить свои долги.

Неудивительно, что палатка Милашки была самой большой, и еще менее удивительно, что ее окружали самые крепкие ребята. Двое из них встали, когда мы с Приянкой вошли внутрь. Я покосилась на колышки от палаток, которые они держали в руках.

– Расслабьтесь, – бросила Приянка. – Они вам не пригодятся, если только вы не собрались поохотиться на вампиров. Мы пришли с миром или типа того.

Палатка на деле состояла из четырех или даже пяти, связанных друг с другом, и большая часть запаса грубых шерстяных одеял тоже находилась здесь. Для них находилось множество применений: от подстилок для сна до занавесок, отделяющих зону, где размещалась Милашка и еще несколько человек. Повсюду стояли пустые коробки от пайков и бутылки с водой.

Я подняла глаза убедиться, что солдаты сверху не могут нас разглядеть. Я не чувствовала вблизи ни микрофонов, ни камер. Приянка подтвердила это, незаметно коснувшись моей руки и качнув головой.

Я чуть не рассмеялась. По крайней мере, наемники не делали вид, что им не всe равно, живы мы или умерли. Надзиратели в Каледонии долгое время распускали ложные слухи, будто камеры и солдаты СПП нужны, чтобы нас защитить. На самом деле они должны были лишь следить, чтобы мы вели себя так, как предписано, и наказывать за неподчинение. Здесь не приходилось напрягаться, чтобы держать всех под контролем, учитывая, что наши способности затоптали как пламя. А они могли расслабляться и наблюдать, как мы убиваем друг друга.

В конце концов, этих детей никто не ждал. Они были невостребованными и непокорными.

И потому они были мне так близки.

– А где ваш парень? – поинтересовалась Милашка.

Макс повел Романа по лагерю, чтобы тот ознакомился с планировкой и смог просчитать наши действия.

– Кому из этих детей ты не рискнешь доверить свою жизнь?

Милашка нахмурилась.

– О чем это ты?

– У меня есть для тебя предложение, – сообщила я. – Но я озвучу его, только если буду уверена, что никто не передаст информацию тем наемникам наверху, рассчитывая на какую-нибудь выгоду.

– Крысы здесь сразу получают свое, – ответила она, продемонстрировав собственный заостренный колышек.

– А как насчет тебя? – спросила я.

Дети, столпившиеся вокруг нас, начали перешептываться и переглядываться взволнованно и с любопытством. Милашка покраснела, растеряв всю заносчивость и браваду.

Девочка с сонным голосом, которую звали Док, сидела слева от Милашки. Она откинулась назад, опираясь на руки, и хмуро посмотрела на меня.

– Она тебя проверяет…

Милашка вскинула руку, призывая ее замолчать. Ее смущение превратилось в ярость, когда девушка ткнула заостренным концом колышка себе в грудь и заговорила, сопровождая каждое слово новым ударом:

– Я – такая же, как и другие, и со мной обращаются как со всеми. Думаешь, я унижусь до сотрудничества с теми отбросами, которые держат нас здесь? Думаешь, в Блэк-Роке это кому-то помогло? Нифига подобного. Дети уважают меня, вот и всe.

Блэк-Рок? Я присмотрелась к ней.

Мне казалось, что Милашке не больше шестнадцати, но если она оказалась в Блэк-Роке, лагере, который считался вторым по размеру и по жестокости после Термонда, она должна быть по меньшей мере моей ровесницей. Не исключено, что она даже старше, просто давно недоедает и потому исхудала до костей.

Я глядела на нее, она, не дрогнув, вернула мне взгляд. Приянка стиснула мою руку.

– Ты тоже была в лагере, да? – догадалась Милашка, опуская колышек. – По глазам вижу. В них тьма, которая никогда не уйдет.

Остальные молча попятились. Неудивительно, что Милашка так неплохо тут обосновалась: она знала, как устроены подобные места. И благодаря этому теперь я понимала, что ей сказать – что сказать им всем. Потому что правительство не только использовало мой голос – эти люди научили меня, как влиять на умы и волновать сердца. И теперь я собиралась воспользоваться этим инструментом в своих целях.

– Я знаю, вы теряетесь в догадках, что же я могу вам предложить, – начала я, приняв более расслабленную позу. – Мы недавно появились здесь и не понимаем, как здесь все устроено. Пока что. Но ты права, мне известно, каково это – лишиться свободы. И понимать, что ключ от нее – вне твоей достижимости. Но на самом деле это не так.

Приянка покосилась на меня, явно не понимая, к чему я веду.

– Подобные места существуют, чтобы полностью лишить нас достоинства, чтобы заставить нас подчиняться. Они знают, какова наша сила, и хотят потушить ее пламя. Хотя нам не говорят, что мы «слишком молоды, чтобы понять» или что нам нужно «подождать и послушать старших», делается все, что можно, чтобы уничтожить наш потенциал, не дать нам совершить невероятное. Эти люди, – я показала вверх, – действительно считают, что они выше нас, лучше. Им наплевать, если мы умрем. У них просто станет меньше работы. Вероятно, они на это и рассчитывают.

Дети согласно загудели. Милашка наклонилась вперед, опираясь руками на колени.

– Охранники называют вас зверьем. Не детьми, не «пси», даже не уродами. Зверье – дикие животные, на которых охотятся ради забавы. Меня тошнит от этого. Мне хочется кричать, и я знаю, что вы все чувствуете то же самое. Когда-то я позволяла таким людям причинить мне вред. Они пытались сломать меня, и черт побери, им это почти удалось. Но я не позволю им так же поступить с вами. Даже если это будет последнее – или единственное – что я сделаю в своей жизни, я хочу помочь вам выбраться отсюда. Вы заслуживаете свободы. Мы заслуживаем большего, чем такая жизнь. Нам в наследство досталась тьма. Но они не знают, что мы научились расти в этой тьме и создавать собственный свет.

Повторение, гипербола, диалогизм, перечисление, замечательные риторические приемы, которым меня научили Мэл и наши спичрайтеры, – это пули, которые попадают в самое яблочко мишени. Но важнее всего – говорить от чистого сердца.

Я снова встретилась взглядом с Милашкой.

– Знаешь, что произошло в Термонде в тот последний день?

Она улыбнулась мне.

И я улыбнулась ей в ответ.