Глава 9

– Итак, – сказал Макар, – с чем мы имеем дело?

Бабкин буквально одним словом выразил свое мнение, но Илюшин отверг его вариант. Они сидели за кухонным столом в окружении пустых чашек из-под кофе. Лист с рисунками Макар приколол булавками прямо к обоям.

– В две тысячи девятом году шестеро студентов юридического факультета задумали серию убийств. Им рассказывали, что идеальные преступления бывают только в фильмах, а в реальности преступник всегда оставляет следы, и один из них воспринял это как вызов. Собственно, он все воспринимал как вызов.

– Артем Матусевич, – утвердительно сказал Бабкин.

– Да. Его друзья примкнули к нему.

– У парня неплохой дар убеждения.

– Пять убийств в арках, а приятелей шестеро. Но теперь мы знаем почти наверняка, кто участвовал. – Илюшин стал подписывать даты на листе ватмана. – Эмиль Осин погиб в ноябре две тысячи двенадцатого, разбил голову в котловане. Летом утонул Лобан. Я, кстати, посмотрел: в этом карьере родители учат малышей плавать. Там мелко и тепло. Затем Люба Сенцова. С ней еще очевиднее: зарезана в парке. То ли убийца знал о трамвайном алкоголике, то ли просто выбрал относительно безлюдное место. Наконец Матусевич. Забит до смерти. Эти четверо явно не поддерживали отношений, в противном случае Артем и Сенцова что-то заподозрили бы и сбежали. Родственники убитых не созванивались друг с другом, а бывшие сокурсники не знали подробностей.

– Ты все-таки сказал «убитых», – проворчал Бабкин.

– А что, есть сомнения?

Сергей признал, что сомнений нет.

– До этого момента все выглядит так, словно родственник кого-то из погибших в арках узнал, кто убийцы, и начал мстить, – задумчиво продолжал Илюшин. – Но затем все стихло. Найти Сафонова можно было без труда, однако почти три года он жил спокойно. И вдруг его бывшая девушка подсовывает ему коттедж своего двоюродного брата… Вряд ли мы будем считать это совпадением?

– Лично мы уже строим маршрут без пробок до района твоей Алисы. – Бабкин открыл на телефоне навигатор.

– А год спустя из ниоткуда возникает подопечная одного из убитых…

– Зеленоград – это не ниоткуда, – запротестовал Сергей. – Прекрасный город, я там бывал.

Макар не слушал.

– …Анна Сергеевна Козлова, двадцать четыре года, опекун – Константин Мельников, один из тех, кто был найден в арках… Черт, как не хватает уголовного дела! Мы все знаем только со слов Елены Матусевич. Может, вообще не было никакой Анны Козловой, и деньги она никому не отправляла, и убитый вовсе не преподавал у нее в институте, а вся история – плод ее воображения.

– Это, допустим, нетрудно проверить. – Сергей определился с маршрутом и стал смотреть, как Илюшин дорисовывает Анну Козлову, само существование которой было под вопросом. Макар заслонял рукой ватман, так что Сергей успел перебрать несколько вариантов. Призрак? Смерть с косой? Лисица-кицунэ, о которой рассказывала ему жена? Бабкин задумался, знает ли Илюшин о лисах-оборотнях.

Но когда Макар отошел, он испытал разочарование. Просто человечек. Маленький, с двумя косичками.

Илюшин налил остывший кофе.

– Что еще нам известно? Козлова не могла развесить фотографии в подвале. Она напала на мать Артема только одиннадцатого, а Сафонов нашел снимки десятого. К тому же она не знала, где живет Сафонов. Девчонка вообще впервые услышала о нем, когда Елена Матусевич рассказала ей о серии убийств. От момента переезда Сафонова в коттедж до обнаружения фотографий прошло десять дней…

– Это ни о чем не говорит, – возразил Бабкин, забирая у него кофейник. – Они могли быть там и раньше.

– Согласен. Неужели бывшая подружка так хорошо знала Никиту, что смогла предугадать чуть ли не за год, что он останется без денег и решит поселиться в коттедже, который ему поручили сдать… – Илюшин с сомнением покачал головой. – Никак эти ниточки не связываются. Ладно, поехали к Алисе.

– А ведь я думал, нам выпало самое что ни на есть банальное дело, – с тоской пробормотал Сергей, в который раз за день идя к машине. – Черт ногу сломит в этих бабах.

Макар ожидал, что будет непросто уговорить Алису еще раз встретиться, но девушка согласилась неожиданно легко. «Со мной приедет друг, – предупредил Илюшин. – Не пугайтесь». Но все-таки глаза ее слегка расширились, когда Бабкин вылез из джипа.

В сквере неподалеку носились дети, швырялись листвой. День клонился к вечеру: ясный солнечный день, подарок осени. Илюшин вновь спросил себя, видит ли эту осень Никита Сафонов.

Знал ли он о том, что сотворили его приятели?

Участвовал ли в этом?

Он улыбнулся девушке и без всякого вступления сказал:

– Алиса, почему вы не упомянули, что Рытвин, который сдал Никите коттедж, приходится вам двоюродным братом?

Несколько секунд ему казалось, что она кинется бежать. Но он специально выбрал такое место для встречи, чтобы она чувствовала себя защищенной. За спиной ее дом, слева сквер, прохожие…

– Вы можете не отвечать. Но сестра Никиты написала заявление в полицию, ведется расследование. Понимаете, к чему я клоню? Они очень быстро узнают о Рытвине и придут к вам. Вы просчитали такую вероятность? – Он наклонился, всматриваясь в бледное перепуганное лицо. – Уже придумали, что будете врать, когда вас спросят об этом?

Девушка вспыхнула. «Как цвет меняет, – про себя восхитился Бабкин. – Чисто хамелеон».

– Я всего лишь попросила Илью помочь, – дрожащим голосом сказала Алиса. – Мы созванивались с сестрой Никиты, она рассказывала, что дела у него идут все хуже и хуже. Илья в любом случае собирался искать риелтора. Я попросила его о помощи. Сказала, что по-прежнему люблю Никиту и больше всего мне хочется, чтобы с ним все было в порядке. Коттедж огромный… я думала, аренда будет высокой. Никите достался бы хороший процент. Илья согласился. Вот и все! Клянусь вам! Никто из нас не мог представить, что желающих снять этот дом вообще не найдется. А потом Никита пропал! – Голос Алисы дрогнул. – Если бы я не устроила это все, ничего бы не случилось…

У нее прыгали губы, и Бабкин понял, что девушка вот-вот разрыдается.

– Ну, труп-то пока не найден… – участливо начал он.

Всю дорогу Илюшин разливался соловьем.

– Какой такт, какая удивительная чуткость! В четырех словах подарить любящему существу надежду, вернуть веру в счастливый исход… И каких словах! Коротко, емко, выразительно. «Труп! Пока! Не найден!»

– Хорош глумиться, – буркнул Сергей.

– Так животворящий луч солнца падает на бесплодную землю, чтобы проклюнулся росток упования на лучшее! Так дождь орошает иссушенные почвы. Так является страдающей деве ангел-утешитель, неся благую весть.

При словах о страдающей деве Бабкин поморщился. Рыдания девы до сих пор стояли у него в ушах.

– Ну, ляпнул…

– Ляпнул? Старшина из анекдота, который должен был сообщить рядовому Петрову о смерти его матери, – жалкий салага по сравнению с тобой.

– Зато теперь мы знаем, что красавицу можно вычеркнуть из подозреваемых.

Когда девушка успокоилась, она позвонила двоюродному брату. «Илья, скажи им, пожалуйста, правду насчет коттеджа». Рытвин подтвердил ее слова. Да, Алиса попросила его сдать дом через Сафонова, о чем он тысячу раз пожалел. Арендаторы так и не найдены, вдобавок приключилась мутная история с самим риелтором.

Конечно, ничего не мешало Алисе и Рытвину договориться заранее.

– Удивительная все же история. – Сергей аккуратно объехал аварию. – Становиться мамочкой сомнительному типу, который ее бросил, заботиться о том, чтобы взрослому балбесу хватало на кусок хлеба с маслом, и все это тайком… Бывают же развлечения у женщин. Я бы на ее месте год спустя даже его имя не вспомнил. Сафонов? Кто такой Сафонов? Ах, этот, стриженый… Прыг в «Мерседес» – и упорхнула.

Илюшин заметно оживился.

– Кстати, давно пора тебе купить новое транспортное средство! Ты знаешь, что машины нужно менять раз в два года, а не раз в десять лет?

– А к напарникам по частному сыску это не относится? – парировал Бабкин. – Поменять транспортное средство ты можешь запросто. Вон троллейбусная остановка, только рукой махни.

– Остановка, остановка… – пропел Макар. – Ладно, сбрасываем со счетов прекрасную Алису. Разворачивайся, мой консервативный друг, ты возвращаешься в «Белую березу». Нужно еще раз поговорить с соседями. Ты спрашивал о подозрительных лицах. Но милая девушка двадцати четырех лет – это не подозрительное лицо.

– Ты не со мной?

– У меня есть кое-какие мысли насчет Виктории Косинец.

Бабкин не на шутку удивился.

– Бывшей девушки Василия Клименко? Зачем она тебе?

– Не знаю, – честно ответил Макар. – Но раз уж мы проверяем всех бывших девушек, проверим и эту. Может, у нее тоже припасен какой-нибудь сюрприз. А вон как раз и троллейбус. Высаживай меня. Что теперь поет торжествующе твое жестокое сердце?

В маникюрном салоне «Леди Флай» звякнул дверной колокольчик, и сероглазый парень лет тридцати обаятельно улыбнулся администратору:

– Здравствуйте, я к Вике.

– У нас две Вики. Ваша какая?

Макара усадили в кресло. Полусонная рыжеватая девушка в футболке, открывающей пухлое плечо, не глядя на него, поставила на стол плошку с водой. На плече у нее была вытатуирована лилия.

Илюшин задумался, есть ли здесь отсылка к Дюма или перед ним представитель поколения, не читавшего сагу о четырех мушкетерах.

– Великая, великая книга, – пробормотал он.

Девушка встрепенулась.

– Простите, что вы сказали?

– Я говорю, вас порекомендовал мне Василий Клименко, – доброжелательно сказал Макар.

И стал наблюдать за ее лицом.

Человек может удивляться по-разному. Расширяющиеся глаза, наклон головы вперед – изумление. Сдвинутые брови, морщины на лбу – озадаченность. Поднятые брови, непонимающая полуулыбка – замешательство.

Вика Косинец пришла в небольшое замешательство.

– Я вообще-то никогда не делала ему маникюр, откуда он знает… Но это очень приятно слышать. – Лицо ее разгладилось. – Вы его друг, да?

Такого развития диалога Илюшин не ожидал. Он приготовился к тому, что придется окольными путями выпытывать у девушки обстоятельства исчезновения Василия Клименко, но Вика вела себя так, словно никакой тайны в этом не было вовсе.

Словно она знала, где он.

– Мы недавно виделись, – начал Илюшин, чувствуя себя как человек, переходящий бурную реку по очень скользким камням. – Мне он показался усталым.

– Это из-за перелета, – уверенно сказала Вика, беря в руки деревянную палочку с плоским концом.

Макар очень аккуратно ступил на следующий камень.

– Я слышал, адаптация тоже сказывается. Все-таки лететь неблизко.

– Четыре часа, – отозвалась девушка. – Конечно, у них климат другой. Василий рассказывал, что зимой очень холодно. Многие жалуются, что в Москве из-за промозглости мороз ощущается сильнее, но это ерунда. Я вообще считаю, у нас отличный климат!

Она с вызовом посмотрела на Макара.

– Знаете, я родился в Петербурге, – с легкостью опорочил Илюшин город на Неве, – мне после наших ветров и дождей московские погоды – просто подарок. Ангинами каждый год болел, а тут перестал.

– Вот и Василий рассказывает! – Подхватила Вика. – Простужается он. Там ведь и с радиацией не все в порядке. Конечно, власти убеждают, что все нормально, но люди не верят. А вода? Вся грязь сливается в водохранилище как в унитаз! Я Васе твержу: надо пить эхинацею. Мне соседка посоветовала, у нее внук тоже жаловался на простуды, а потом…

Илюшин отключился. Холодно зимой, лететь четыре часа, водохранилище, радиация… Он внутренне подобрался, прежде чем шагнуть на третий камень.

– Мой друг с женой и детьми жили в Новосибирске. Я слышал от них, что люди там замечательные.

Вика подняла брови. Третий камень ушел из-под ног Илюшина.

– Вы что, заусенцы грызете? – Она показала ранку на его пальце. – Ни в коем случае! Только щипчиками, и обязательно острыми, иначе рвать будете. А люди… Да, в Сибири хорошо. Василий говорит, ни за что бы оттуда не уезжал, если бы не командировки.

Макар выдохнул. Другой берег уже показался впереди.

– Мы с ним на бегу поболтали, Василий даже не сказал, когда уезжает.

Вика подняла на него внимательный взгляд.

– Поболтали на бегу, а про маникюр успели спросить?

– Сам чувствую себя идиотом, – сказал Макар, не погрешив против истины. – Бывает так: встречаешься, хочешь поговорить о серьезном, а с языка срывается всякая чепуха.

– Вася только через неделю уезжает, успеете пообщаться.

Чутье подсказало Илюшину, что на этом следует остановиться. Старый друг, не знающий, когда его приятель покидает Москву и в каком отеле остановился, выглядит странно. Но нужно было найти Клименко прежде, чем Виктория успеет передать ему их разговор.

До конца процедуры он молчал, изредка поглядывая на девушку.

– Вот и все. – Она потянулась за кремом. – У вас хорошие руки, легко с ними работать.

– Рад, что вам нравится, – многозначительно сказал Илюшин, внутренне содрогнувшись от самого себя. – Вика, во сколько вы сегодня заканчиваете? Может, выпьем кофе?

Девушка покраснела так, что порозовели даже лепестки лилии.

– Мы встречаемся с Васей после работы… Если хотите, вы можете присоединиться к нам…

– Зачем же я буду мешать, – галантно сказал Макар и, внимательно посмотрев на ее лицо, убедился в своей правоте: да, он действительно помешал бы.

Он расплатился, оставив щедрые чаевые, и уточнил у администратора, когда закрывается салон. В девять, сказала девушка, а открываемся в одиннадцать.

Макар бросил взгляд на телефон. До девяти оставалось меньше часа. Бабкин уехал в поселок, от сестры Сафонова не было никаких новостей. Значит, тело не нашли, подумал он. Обиднее всего, если Бабкин прав и случайный наркоман стукнул Никиту Сафонова по голове в Битцевском парке.

Но четверо из его друзей были убиты.

А пятый сбежал в Новосибирск.

И кто-то развесил в подвале фотографии.

И девушка прижала осколок зеркала к горлу Елены Матусевич и выпытала у нее, кто из шестерых приятелей остался в живых.

Он знал из опыта разговоров со свидетелями, что редко кто вспоминает случившееся сразу, за один прием. Вряд ли мать Артема стала бы звонить им, всплыви в ее памяти еще какие-то детали случившегося. «Навещу ее завтра», – сказал себе Илюшин, не подозревая, что безнадежно опоздает.

Час спустя Вика Косинец выбежала из салона навстречу мужчине, дожидавшемся ее у крыльца; они обнялись и пошли в сторону метро. Ни один из них не заметил последовавшего за ними Макара.

Сергей Бабкин отбросил идею разыскать в соцсетях Анну Козлову, когда Вконтакте оказалось шесть тысяч пользователей с таким именем. «Могла бы записать себя как конюха из Зеленограда и тем самым сузить круг поиска», – с осуждением подумал он. Некоторые люди совершенно не заботятся о том, чтобы облегчить жизнь частным детективам.

Ему пришлось ориентироваться на описание Елены Матусевич. Маленькая, сказала она, на голову ниже меня, каштановые волосы собраны в короткий хвост, глаза большие, желто-карие, лицо детское, треугольное, с широкими скулами и узким подбородком. Брови густые, прямые. «Свои», – добавила женщина. Бабкин не сразу понял, что это означает. Нет косметики, пояснила Матусевич, девчонка была не накрашена.

Хороший портрет. Сергею не раз доводилось слышать от свидетелей или жертв: «Бешеный, глаза красные, брызжет слюной». Илюшин однажды съязвил, что этим характеристикам идеально соответствует сам Бабкин, спорящий с ним о выборе маршрута.

Сергей собирался сразу поговорить с соседями, не теряя времени, но, подъехав к поселку, передумал. Он оставил машину на площадке неподалеку и вошел в поселок. Будка, где должен был сидеть охранник, пустовала. Бабкин свернул направо. Надо было проверить одну идею.

Он задумал обойти линию коттеджей сзади, но столкнулся с непредвиденным обстоятельством: заборы шли сплошной стеной. Это тебе не деревня, раздосадованно подумал Сергей, это элитное жилье, здесь не проберешься огородами. Он крякнул, ухватился за край забора и подтянулся. Спрыгнул на английский газон.

Собачек бы не натравили… И не пальнул бы кто сдуру.

Перебежать, подтянуться, спрыгнуть. Подтянуться, спрыгнуть, перебежать. Пять участков. Шесть. Восемь… «Интересно, что делал бы Илюшин, окажись он здесь со мной? Что делал, что делал… Уселся бы у меня на плечах и критиковал мой уровень физической подготовки».

Невдалеке показался коттедж с башенкой из белого кирпича. Сергей сел возле забора, чтобы его не заметили из окон.

Сафонов видел кого-то внутри. Его это так беспокоило, что он пожаловался сестре. Будь вокруг обычная деревня, Бабкин предположил бы, что за ним следила какая-нибудь безумная старуха, но вряд ли кто-то выстроил здесь дом для одной-единственной безумной старухи.

Нет, с ней была бы сиделка.

А сиделка открыла бы дверь. Зачем ей таиться от соседа?

Отдышавшись, Бабкин осторожно приподнялся. На его счастье, владелец не стал огораживаться двухметровой стеной, а ограничился простым забором. «Камер нет. Или спрятаны очень качественно, что по нынешним временам глупость. Был бы я тупой грабитель, присмотрелся бы к этому жилью: ни собак, ни людей, ни камер…»

Сергей перемахнул через забор. Сливы, сирень возле беседки, небольшой заросший пруд. Возле пруда он задержался, несколько секунд разглядывал буроватую зелень, затем сел на корточки и осмотрелся. Три дорожки, вымощенные плиткой. На стыках высокая, уже пожухлая трава. В глубине сада пышные розовые кусты: сгнившие цветки, упавшие плети.

Окна были плотно задернуты шторами. Бабкин приподнялся на цыпочки и сделал очень простую вещь: поцарапал стекло и убедительно мяукнул – раз, другой.

Нет человека, который не подошел бы к окну, услышав, как в дом просится котик.

Выждав пару минут, он повторил выступление. Даже у заклятого котоненавистника дрогнуло бы сердце, если бы тот услышал его жалобный призыв.

Бабкин отбежал за беседку и стал пристально наблюдать, не пошевелится ли где-нибудь штора.

Десять минут спустя он, не скрываясь, вышел из своего укрытия. Позвонил в дверь, смахнул ногой листья, налетевшие на крыльцо, и пробормотал:

– Надеюсь, с соседями повезет больше.

Человек в неброской куртке шел по теневой стороне улицы. На глаза ему попалась аптека, он поднялся по ступенькам, примеряя беззаботное выражение лица, но в последний момент, уже взявшись за дверную ручку, передумал. Камеры. Везде камеры. Прежде он был очень острожен, но это не означает, что можно расслабиться.

Жаль, не повезло с троллейбусом. Неплохая была затея, хоть на первый взгляд и рискованная. Однако в юности он пару раз на спор вытаскивал кошельки и отчего-то был уверен, что и сейчас все получится. Пропустить два полупустых троллейбуса, дождаться третьего, в котором толпятся пассажиры. По чужим карманам много не насобираешь, но много ему и не требуется.

Все испортила курица с зонтом. Зачем-то ей потребовалось вытащить его из пакета в ту самую минуту, когда он подобрался к жирному потному карасю в расстегнутой куртке. У таких карасей всегда распиханы по карманам кое-какие деньги. Несильно толкнуть его, выходя, – и вот уже в ладони шуршат две-три пятисотенных.

Но когда он был в шаге от жирдяя, раздался громкий щелчок. В щеку что-то ударило. Первая его мысль была: «Выследили!», – и он рефлекторно дернулся, хватаясь за нож, но вокруг недовольно зашумели, старческий голос воззвал к чьей-то совести, и стало ясно, что, разумеется, никто в него не стрелял.

Курица пыталась сложить цветастый зонтик, огрызаясь на всех подряд. Он провел ладонью по щеке и увидел кровь.

– Да вы человека оцарапали!

– Ничего-ничего, мне уже выходить, – невпопад ответил он и успел выскочить до того, как захлопнулись двери.

Царапина на щеке – паршиво: лишняя примета. Пытаясь поймать свое отражение в окне отъезжающего троллейбуса, он дважды столкнулся с людьми и выругался сквозь зубы. Кровь текла, но взглядов на себе он больше не ловил. Это Москва, детка. Себе дороже таращиться на незнакомцев.

Однако надо бы оценить ущерб. Он отошел подальше, ища подходящую витрину магазина. Все заставлено рекламными щитами… Черт бы побрал дуру с зонтиком! Солнце светит ярче, чем весной, листья сверкают на ветру. Впору было бы углядеть в ее поступке чей-то замысел, но он помнил железное правило: не стоит приписывать умыслу то, что можно объяснить глупостью.

Да и кто попытался бы остановить его таким хитроумным способом?

Разве что тот, кого он ищет.

Человек, который стоит за всем. Организатор, мозг, невидимка, неожиданно возникающий за спиной, и нужно успеть оглянуться на долю секунды раньше, чем он сгустится из мрака.

Что ему известно о кукловоде? Ничего. Кроме того, что тот – причина крушения его жизни.

Он ненавидел слово «соболезнования». В нем лезущие в лицо соболя: хищные оскалы, стеклянные глазки, воротники с сушеными лапками. Тогда, на кладбище, соболя подобрались к нему, и он не мог выдавить ни слова в ответ на сочувственные фразы: казалось, стоит открыть рот – и кровь хлынет горлом.

Но потом ему удалось выбраться из-под груды душных тушек. Он отыскал пешек и смел с доски одну за другой. Эмиль Осин валялся в котловане с проломленной головой, Боря Лобан, слепо глядя в никуда, опускался на песчаное дно, Артема Матусевича давно забросали землей, Любки Сенцовой больше нет.

Остался главный.

Купив у торговцев шаурмой лепешку с мясом, Кастор съел ее на скамейке в ближайшем парке. Ему так и не удалось разглядеть царапину. Он залепил ее бумажной салфеткой. Вскоре кровь перестала течь, и он успокоился.

Люди шли и шли мимо. Многие из них умрут. Отчего-то эта мысль примиряла с действительностью – должно быть, оттого, что он долго ходил со смертью рука об руку. Следил, продумывал план, встречал их одного за другим: расслабленных, абсолютно не готовых к тому, что это они станут теми, кто зашел в подворотню.

Разве что Эмиль был исключением. Но и тот слишком поздно осознал, что происходит. Эмиль был набит плотным слежавшимся страхом, как чучело соломой. Он не ожидал того, кто придет по его душу. Никто не ожидал.

Вспомнилось: знакомый сотрудник компании сотовой связи рассказывал, что по заявке родственников смерть абонента их компания оформляет как переезд вне зоны действия сети. Эта мысль его рассмешила. Переезд вне зоны действия сети! И ведь не поспоришь.

Он вытер губы от жира. Достал заранее купленную шапку – капюшон с узкой прорезью для глаз, повертел в руках и спрятал в карман. Не время еще, рано.

О том, где прячется кукловод, могли знать двое. Впору было кинуть жребий, чтобы решить, кого из них навестить, но первого пришлось бы поискать, а вторая – вот она, в одной станции метро от него.

Скомканная салфетка полетела в мусорное ведро.

Елена Юрьевна, встречайте, милая!