Трещат пожарища…

Ну вот, а теперь можно поговорить о том, как Генрих Восьмой громил английскую церковь. Именно громил, другого более благозвучного слова не подберешь, как ни старайся.

Глубоко ошибется тот человек, который подумает, будто отказ папы римского разрешить королю развод и заставил Генриха освободить английскую церковь от власти понтифика. Это был всего лишь повод. Причины такого вот категорического решения крылись совсем в другом. Они не имели никакого отношения к религии. Да и автором этой идеи был не Генрих. Он всего-навсего воспользовался чужими наработками. Король внимательно отслеживал ситуацию в Европе, а там в то время творился если не ад кромешный, то нечто к нему крайне близкое.

Почти по всему континенту гремела и грохотала так называемая Реформация – движение за очищение церкви, которая, что греха таить, чересчур уж погрязла в мирских пороках. Высокопоставленные иерархи по сути дела вели жизнь светских феодалов – бархат и парча, блеск драгоценностей, соколиные охоты, пиры, балы «и кавалькады в чаще». Как у Марины Цветаевой, да.

Нижестоящие духовные лица не отставали от них. Тут и винцо, и девушки не самого тяжелого поведения, и прочие «излишества нехорошие разные». Иные женские монастыри, называя вещи своими именами, превратились в публичные дома. Папский указ о запрещении монахам держать в кельях обезьян появился явно не на пустом месте.

Разумеется, всех поголовно духовных лиц очернять нельзя. Среди них хватало и тех, кто во всем этом не участвовал, стремился к высокой духовности, бескорыстному служению Господу, оказывал помощь страждущим и больным. Но критическая масса, если так ее можно назвать, накопилась.

К слову сказать, примерно в то же время в православной церкви происходила похожая история. Сохранилось немало посланий Ивана Грозного, где он укоряет церковных иерархов во многих грехах: небрежении в молитвах, пьянстве, общении с непотребными девками и даже подделке завещаний, по которым те или иные земли отходили не законным наследникам, а монастырям. Некий архимандрит именно за это был бит плетьми «прежестоко». В конце концов Иван Васильевич созвал так называемый Стоглавый собор, где предъявил духовенству многочисленные и вполне обоснованные претензии. Царь намеревался даже отобрать у церкви ее земли, добиться, чтобы ее служители больше времени уделяли не мирскому, а духовному, но она была еще в такой силе, что даже грозному самодержцу пришлось отступить.

Разница была только в том, что у нас среди духовенства не нашлось достаточно крупной фигуры, чтобы начать Реформацию по-русски. А вот в Германии такой человек обнаружился.

Я уточню: встретились человек и время. А оно было примечательное. Народилась и помаленьку крепла буржуазия. Совсем отказываться от религии она не собиралась, но жаждала новой, подешевле. Соответственно, церковь должна была обходиться без огромных поместий, помпезных соборов, блеска золота и прочих излишеств.

А римская церковь стоила слишком дорого. Особенно в Германии, где светская власть была крайне слабой, зато духовная хозяйничала как в своей вотчине. Так что не случайно полыхнуло именно там.

Человека, буквально взорвавшего католический мир, звали Мартин Лютер. Личность безусловно незаурядная, сын простого рудокопа, постригся в монахи, стал доктором богословия в Виттенберге. Именно к двери одной из тамошних церквей он и прикрепил, а не прибил, вопреки расхожей легенде, документ, получивший название «95 тезисов». Это был открытый вызов Риму, по мнению Лютера, бывавшего там, рассаднику пороков и соблазнов, давно потерявшему прежнее благочестие, полученное когда-то от апостола Петра.

Не стану углубляться в богословские дебри. Вряд ли читателю это будет интересно, да и мне самому тоже. Поэтому учение Лютера изложу очень кратко.

Он считал, что церковная жизнь должна руководствоваться исключительно Священным Писанием, то есть только тем, о чем там сказано. Церкви, конечно, следует оставить, поскольку в Библии они упомянуты, разве что почистить их от лишней роскоши. А вот монастыри не нужны совершенно. В Библии о них нет ни единого слова. То же самое с иерархией духовных лиц. Библия не знает ни пап, ни епископов, ни кардиналов, ни прочего аппарата.

По этому поводу Лютер писал: «Как только христианин выходит из крестильной купели, он становится священником и может считаться принявшим любой духовный сан вплоть до епископского и папского… В случае если христианин, подобным образом избранный священником, в дальнейшем лишается этого звания из-за допущенных злоупотреблений, то он просто становится тем, кем был раньше; стоит верующим низложить его, как он возвращается в крестьянское или бюргерское сословие, из которого вышел, и больше ничем не отличается от прочих крестьян и бюргеров, на собственном примере убедившись, что священник остается священником лишь до тех пор, пока его считает таковым община».

Легко представить, с какими чувствами такие вот заявления читали епископы с кардиналами и сам папа.

А Лютер на этом не останавливался, шел дальше. По его глубокому убеждению, человек мог обрести спасение души не в результате строгого выполнения церковных обрядов и принятия таинств типа причастия, большей частью платных, а исключительно благодаря вере в Бога и праведной жизни. Для справки скажу, что именно совершение обрядов и таинств составляло примерно девять десятых всей церковной деятельности. В общем, в том мире, какой хотел построить Лютер, католической церкви просто-напросто нечего было бы делать. Там она стала бы не нужна, что, как легко догадаться, ее нисколько не радовало.

Оратором Лютер был хорошим, проповедником – ярким. Число его сторонников росло как снежный ком. И все бы хорошо, да что-то нехорошо.

Судя по тому, что нам известно о Лютере – а сведений о нем до нас дошло много, – сам он был бескорыстным идеалистом, мечтавшим о духовном возрождении реформированной церкви. Вот только с давних пор повелось, что идеи бескорыстных мечтателей, подобных Мартину Лютеру, первыми берут на вооружение как раз циники, озабоченные в первую очередь не духовным совершенствованием, а собственным благосостоянием. Сказал же кто-то, что революцию начинают идеалисты, а пользуются ее плодами подонки. Как-то так.

Циники такого рода в Германии появились очень быстро. Мелкие тамошние короли, владетельные князья и особенно рыцари, бедные как церковные мыши, тут же сделали насквозь практический вывод. Если по Священному Писанию ни монастырей, ни церковной роскоши не полагается, то избавление попов и монахов от мирского добра будет, конечно же, благим делом, угодным Господу нашему. Естественно, все это надо прибрать в свою пользу.

И началось!.. Как писал один из тогдашних книжников, «повсюду, куда ни бросишь взгляд, только и видишь, как народные толпы, чиновники и дворня грабят церкви, занимают монастыри, изгоняют монахов и присваивают себе их добро. Сподвижник Лютера Меланхтон жаловался: «Князья обирают церковь до нитки».

Дело в том, что упомянутые князья грабили до нитки всех, и католиков, и лютеран.

Лютер печалился по этому поводу: «Сам дьявол побуждает городских магистратов и сельских бургграфов к грабежам и воровству церковного имущества и его использованию в преступных целях… Прежде короли и князья жертвовали на нужды Церкви, способствуя ее обогащению, теперь они только грабят храмы, так что скоро от них останутся голые стены».

Дело, конечно, не в корысти Лютера, никогда в таковой не замеченного. Просто-напросто он как-то не подумал о том, что церковь, создаваемая им, все же должна иметь какой-то минимум «хозяйства». Но расходившиеся борцы с опиумом для народа ему и этого не собирались оставлять.

Вдобавок ко всему церковное имущество весело дербанили и свои люди. Великий магистр Тевтонского ордена Альбрехт Бранденбург вдруг объявил на всю Европу, что в связи с изменившимися историческими условиями орден он распускает, а на его месте создает вполне светское герцогство Бранденбургское, как легко догадаться, во главе с собой, любимым. Идеологическое обоснование он выдвинул железное. Дескать, орден в свое время создавался исключительно для борьбы с язычниками, а нынче в Европе таковых совершенно не осталось. Так какой смысл содержать никому не нужное учреждение, когда на этом месте можно построить что-то хорошее? Согласитесь, подыскать аргументы против этого как-то трудновато. В самом деле ни одного язычника вокруг, как в телескоп ни высматривай.

Германский император осерчал и самопровозглашенного герцога низложил, а папа римский отлучил его от церкви, но это осталось сотрясением воздуха. Альбрехт срочно принес вассальную присягу польскому королю и теперь мог ничего не бояться. Это в XVIII в. Польшу били все, кому не лень, не называя своих фамилий, а в описываемые времена она была самым сильным в военном отношении государством Восточной Европы, и с ней следовало считаться.

Впоследствии из этого Бранденбургского герцогства и возникло Прусское королевство.

Узнав о столь великолепном гешефте, провернутом коллегой, магистр Ливонского ордена Кетлер решил не отставать. С помощью тех же аргументов – ребята, ну где вы видите хоть одного язычника? – он объявил бывший орден светским Курляндским герцогством, точно так же шмыгнул за широкую спину польского короля и показывал оттуда язык всем критиканам.

Видя такое дело, епископ Эзельский попросту продал как мешок картошки датскому королю остров Эзель и земли в Прибалтике. После этого он уехал в родную Вестфалию, где уже правили бал лютеране, быстренько перешел в протестантство, женился, купил неплохое поместье и зажил паном.

Его сосед, епископ Ревельский, точно так же продал свои владения тем же датчанам. Правда, на сей раз их денежки пропали. Как-то так исторически сложилось, что жители Ревеля и прилегающих к нему земель питали гораздо больше симпатий к шведам, в подданство к каковым тут же и перешли. Датчане, как любой на их месте, кричали, что за эти земли они заплатили честно, но шведы быстренько высадили в Ревеле своих солдат и заявили, что ни про какие деньги знать не знают. Бывший епископ был уже далеко, так что спросить оказалось не с кого.

Примеру этих достойных духовных отцов последовали несколько их коллег уже в Германии. Кто-то продал свое епископство, кто-то просто ссыпал в мешок казну, дорогую церковную утварь, нанял лихого ямщика и умчался подальше от тех мест.

Точно так же рядовые священники с монахами набивали карманы казенными денежками и пускались в бега. Они прекрасно понимали, что в этакой неразберихе ловить их никто не будет. Те, кто полегкомысленнее, тратили денежки на девиц с пониженной социальной ответственностью, те, кто основательно смотрел на жизнь, женились и заводили хозяйство.

Некий бывший священник Михаэль Крамер прославился тем, что завел себе трех жен. Причем законными были сразу все! Дело в том, что венчание лютеране отменили. Достаточно было гражданского брака, который мог заключить любой нотариус. Немалое число таковых специалистов тогда уже шныряло по Европе.

А тут еще и новая напасть. Давно известно, что многие политические или религиозные движения обладают способностью делиться словно амебы, охваченные сексуальной горячкой. Протестанты рассыпались на множество сект. У каждой из них были свои авторитеты, ничуть не хуже Лютера. Это, граждане, песня! Цвинглианцы, баптисты, анабаптисты, методисты, индепенденты, квакеры, пресвитериане, эрастианцы, конгрегационалисты, искатели, адамиты, антиномиане, коммонеры, ковенантеры… Каково? А ведь я далеко не всех перечислил. Даже лютеранская церковь в конце концов разделилась на «старолютеран» и «новолютеран».

Часть владетельных особ соблазну грабить церкви и монастыри не поддалась, осталась на стороне Рима, и началась религиозная война. Она как-то ненароком затянулась на полвека, из Германии понемногу переместилась в другие страны. Забегая вперед, скажу, что протестанты в конце концов взяли власть в Швейцарии, в скандинавских государствах, во Фландрии, в Шотландии. Германия четко разделилась на две части. На севере держались сторонники лютеранства, на юге – католичества, особенно в Баварии.

Возможно, все дело в национальных различиях. Северогерманцы – потомки англов, саксов, ютов и прочих германских племен. Баварцы – по-моему, кельты. Хотя, с другой стороны… Самые упертые католики – тут я сужу по личному общению – исландцы-кельты. А самые упертые протестанты – кельты-шотландцы.

Как будто всего этого было мало, лидер анабаптистов, священник Томас Мюнцер, собрал немалую крестьянскую армию и наворотил изрядное количество славных дел. «Анабаптисты» в переводе с древнегреческого означает «перекрещенцы». Их главная фишка заключалась в том, что человека следует крестить не в младенчестве, а в сознательном возрасте, чтобы он хорошо осознавал суть происходящего.

Но к этой их главной доктрине война никакого отношения не имела. Мюнцер воевал за собственную программу, которую меня так и тянет назвать помесью анархизма и большевизма. Очень простая была программа. Никакой власти не должно быть вообще, а вольные граждане должны жить самоуправляющимися общинами, где все имущество – общее. Собирался ли Мюнцер распространить это и на женщин, я пока не выяснил.

Ну а крестьяне рассуждали со своей, довольно практичной точки зрения. Если пришел конец поборам и привилегиям церковников, то стоит ли сохранять прежние поборы и привилегии светских сеньоров? И вообще, подати следует платить исключительно зерном, а не скотом, как прежде. Ведь в Священном Писании про скот ничего не сказано.

Все это кончилось тем, что рыцари окружили их, посекли мечами, потоптали копытами коней. Мюнцеру отрубили голову.

Вот такого джинна выпустил из бутылки Мартин Лютер. Сам он, конечно же, ничего подобного не хотел, но кто бы его с определенного момента спрашивал? Как говорил по другому поводу один из героев братьев Стругацких: «Вот так оно и получается, дружок. Стараешься, как лучше, а получается хуже».

Вот такое милое зрелище являла собой континентальная Европа, когда Генрих Восьмой решил немного погромить свою церковь. Как по-вашему, трудно ему было это проделать в этаких условиях? Да легче легкого. Так что несогласие папы на развод – лишь предлог. Все было куда циничнее и проще.

Да, знаете, что тут самое занятное? За десять лет до реформы своей церкви Генрих написал по-латыни книгу против Лютера и его учения. Ему немного помогал Томас Мор, уже известный вам, уважаемые читатели, но основная часть написана самим Генрихом, за что он получил от папы римского титул ревнителя католической веры. Знал бы понтифик, что этот ревнитель с католической верой устроит через десять лет, заранее подослал бы к нему отравителя.

Итак, в который уж раз за кулисами событий маячила, стараясь стать как можно незаметнее, старушка Экономика. У нее и сейчас есть такое обыкновение. Очень уж любит она притворяться, будто ее тут вовсе нет и она совершенно ни при чем. Иногда такое и прокатывает.

Объективности ради стоит упомянуть еще и вот о чем. Хотя Генрих Восьмой и оставил по себе сквернейшую память, был он вовсе не тупым тираном, а личностью довольно незаурядной. С книгой его видели чаще, чем с бутылкой. Он неплохо играл в любительских спектаклях, знал несколько иностранных языков, сочинял музыку, пописывал стихи. Некоторые английские историки именно ему приписывают авторство знаменитой баллады «Зеленые рукава».

И наконец, Генрих Восьмой – единственный английский король, написавший книгу, пусть и с некоторой помощью. Причем не абы какую, а богословский трактат.

Вот только с экономикой у него как-то не вытанцовывалось. Хромала английская экономика на обе ноженьки. Казна, как частенько в Англии случалось, была пуста. Все деньги его величество благополучно угрохал на очередную войну с Францией.

Генрих выбрал далеко не самый лучший способ выхода из такого положения, известный с давних пор и всегда приносивший одни убытки. Он распорядился портить монету, добавлять к золоту и серебру изрядное количество неблагородных металлов. Я могу ошибаться, но, по-моему, это первый в Англии случай, когда фальшивые деньги стало чеканить государство, а не уголовные элементы.

Нашлепано такого добра было столько, что в Англии это дело даже прозвали великой порчей. Содержание серебра в монетах то и дело снижалось. В 1541 г. оно еще составляло 93 процента, а на десять лет позже – уже только тридцать три…

Естественно, инфляция, пусть этого слова тогда и не знали. Конечно же, цены резко полезли вверх и за несколько лет увеличились в два-три раза. Это при том, что жалованье и доходы многих категорий населения остались прежними.

Торговля в стране, образно выражаясь, получила инфаркт вместе с инсультом. Резко сократилось производство главного предмета английского импорта – шерстяных тканей. Упал курс векселей английских купцов в Антверпене, тогдашней финансовой столице Европы. В конце концов англичане стали просто отказываться принимать в уплату новодельные бляшки, пользовались любой возможностью раздобыть старую, полновесную монету. Ничего веселого, одним словом.

Но если оглянуться по сторонам, то можно увидеть кое-что интересное. Английской церкви принадлежала треть всех сельскохозяйственных земель королевства. Хватало у нее и всякого другого богатства. Это были недвижимость самого разного рода, деньги, золотые и серебряные сосуды, многочисленные дорогущие предметы, пожертвованные благочестивыми мирянами. В православии издавна было принято украшать драгоценностями особо почитаемые иконы, а в католичестве – не только их, но еще и статуи святых.

Комментарии нужны или все ясно и так? Несговорчивость римского папы – это для романов Дюма.

Не было ни спешки, ни произвола. Все нужные документы проводились через парламент. Правда, любой из членов палаты лордов знал, что в случае особенного неудовольствия короля он запросто может лишиться головы. Закон о государственной измене, он, знаете ли, как дышло, под него очень многое можно подверстать. А все члены палаты общин назначены либо королем, либо Тайным советом, то есть опять-таки тем же самым Генрихом Восьмым.

Но все это было за сценой, а на ней изображалось сплошное благолепие, старейшая в Европе парламентская демократия. Старушка Экономика по своей всегдашней привычке скромненько таилась за кулисами, где далеко не каждый знал ее в лицо. Уборщица со шваброй и ведром. Таких тут полно.

Все шло неспешно.

Операцией руководил Томас Кромвель. Да-да, из тех самых, предок Оливера Кромвеля. Сначала парламент послушно принял так называемый акт о супрематии, то есть верховенстве, со средневековой цветистостью утверждавший: «Король должен быть считаем, принимаем и признаваем за единственного главу английской церкви на земле и должен, вместе с императорской короной страны, пользоваться также титулом и положением такового».

Крайне интересно упоминание об императорской, не королевской короне. Оно так и осталось на бумаге, императором Генрих себя никогда не провозглашал. Согласно строгим правилам того времени ему такое было не по чину. Эти правила не осмелился нарушить даже такой самодур, как он. Создалась чуточку парадоксальная ситуация. Даже когда Великая Британия стала империей, ее монархи скромненько именовали себя королями либо королевами. Почему так случилось, лично я догадаться не могу.

Следующим актом церковные суды, прежде независимые от светских, были подчинены королю. Заодно появилась и система, по которой Генрих Восьмой король фактически назначал епископов.

Теперь церковь окончательно должна была понять, кто в доме хозяин. Необходимая юридическая база отныне имелась. Кромвель, в точности как позже члены советского месткома – люди постарше помнят, что это была за шарашка, – озаботился моральным обликом английских церковников. Он послал по монастырям двух королевских комиссаров. Они обследовали ситуацию на местах и составили так называемую «Черную книгу», предназначенную для парламента.

Результаты ревизии оказались не самыми веселыми. У комиссаров вышло, что только треть монахов, в том числе большинства крупных обителей, ведет «правильную и праведную жизнь». Остальные погрязли во всевозможных пороках, среди которых вино, женщины и азартные игры были самыми безобидными. Нерадостная получалась картина, в самом неприглядном свете выставлявшая английское монашество.

«Черная книга» произвела впечатление. Опять-таки в точности как на заседании советского месткома, члены палаты общин дружно орали: «Позор!», «Долой их!» и требовали закрыть эти рассадники порока прямо сейчас, немедленно.

Однако тут есть одна серьезная неувязочка. Монастырей в Англии, Уэльсе и Ирландии насчитывалось около шестисот, по другим данным – даже примерно восемьсот. Крайне сомнительно, чтобы за считаные недели два человека успели объехать их все и собрать достаточное количество убедительного компромата. А потому видный английский историк XIX в. Д. Р. Грин, автор классического труда «История Англии и английского народа», так и писал в свое время: «Характер ревизоров, беглый характер их отчета и последовавшие за его выслушиванием долгие прения заставляют думать, что обвинения были сильно преувеличены».

Наверняка так оно и было. Королевские комиссары прекрасно понимали, что от них требует глава церкви. Ему нужна была, вульгарно выражаясь, залепуха, выдержанная в правильном идеологическом ключе. Но состряпали они ее все же, надо думать, недостаточно убедительно, если даже карманный парламент начал долгую дискуссию по этому поводу.

После долгих прений депутаты достигли компромисса. Они решили, что упраздняются монастыри с ежегодным доходом менее двух сотен фунтов, а крупные пока остаются.

Но очень скоро власти взялись и за них. По всей стране разъехались королевские комиссары с военными отрядами. Аж легонькая оторопь пробирает! Оказывается, что за несколько сотен лет до большевиков комиссары грабили церкви и рушили монастыри. Прав был библейский пророк Екклезиаст, когда писал: «Бывает нечто, о чем говорят: смотри, вот это новое; но это было уже в веках, бывших прежде нас».

Это был именно грабеж. Комиссары попросту выгоняли монахов за ворота и дружески советовали им идти куда глаза глядят. Сопротивлявшихся били, а иногда и убивали. В одном из графств трех монахов-цистерианцев, протестовавших против закрытия своего монастыря, не просто убили. У одного из них отрубили руки и в качестве наглядной агитации приколотили к воротам.

Никто не спорит, часть монахов и в самом деле погрязла во всевозможных пороках, наплевала на духовное ради мирского. Но нельзя забывать и о том, что монастыри раздавали милостыню нищим, содержали больницы, бесплатные гостиницы и школы, занимались всевозможной благотворительностью по отношению к жителям ближайших сел и деревень. Так что вреда от закрытия монастырей безусловно было больше, чем пользы.

Вдобавок огромный, поистине невосполнимый урон понесла английская культура. Солдатня, приехавшая вместе с комиссарами, выгребала из обителей только то, что казалось ей ценным, в первую очередь золото, серебро, деньги, какие-то вещи. Все остальное она рушила и жгла. В самом прямом смысле. По всей стране пылали уникальные библиотеки, собиравшиеся монахами сотни лет, гибли старинные витражи и мозаики, иконы древнего письма, церковная скульптура. Исчезали сами здания, которые сегодня были бы историческими памятниками.

Опять-таки лакировка действительности выдумана не вчера и не в Советском Союзе. Видный английский историк Дж. М. Тревельян (1876–1962) писал совершенно в стиле советских пропагандистов: «Огромная масса монахов и нищенствующей братии признала эти перемены, которые для многих не были неприятными, создавая им более свободную личную жизнь и более благоприятные возможности для жизни в миру».

Комментировать такое мне не хочется. Противно, я в советские времена начитался немало подобного, вышедшего из-под пера отечественных умельцев агитпропа. Про селян, которые с песнями, под бодрыми транспарантами стройными колоннами шагали записываться в колхозы. И тому подобное. Кто тогда жил, тот помнит.

Лишь один-единственный вопрос возникает после прочтения пассажа Тревельяна. А хотела ли эта «огромная масса» свободной личной жизни, тем более в миру? Особенно те люди, которые были пожилыми и дряхлыми? Каково им было на старости лет брести в совершеннейшую неизвестность?

Правда, в другом месте Тревельян скупо признает: «Гибель множества монастырских библиотек с их невосполнимыми рукописями явилась большим бедствием для науки и литературы». Спасибо ему и на том.

Угольные месторождения в Дареме и Нортумберленде, принадлежащие церкви и приносившие ей большой доход, тоже стали добычей короля. Тут уж не выдержал даже благонамеренный Тревельян: «Этот источник потенциального богатства страны, который начиная с эпохи Стюартов и в последующие века увеличивался в огромном масштабе, перешел в частные руки джентльменов, и их потомки благодаря углю сделались родоначальниками многих влиятельных и некоторых знатных фамилий». Ну что поделать, не знал человек слова «прихватизация».

Комиссары не постеснялись разграбить даже гробницу самого почитаемого в Англии святого, Томаса Бекета. Они и там ой как неплохо поживились теми приношениями и дарами, которые сотни лет приносили в Вестминстерское аббатство паломники. Только золота и серебра вывезли двадцать четыре повозки, а изделий с драгоценными камнями набралось два громадных сундука, который еле тащили по восемь человек каждый.

Уж не знаю, чья это была светлая идея, так и не выяснил, но покойного святого не только ограбили дочиста, но решили еще и судить. Да, вы не ослышались. Именно судить. За некие оскорбления, нанесенные Бекетом 370 лет назад королю Генриху Второму.

Вообще-то в этом не было ни самодурства, ни чего-то экстравагантного, из ряда вон выходящего. В Средневековье подобные мероприятия были в большом ходу. В те времена судили не только мертвых людей, но и неразумных созданий.

Во Франции, например, притянули к суду мышей, опустошавших поля местных крестьян. Без тени юмора, на полном серьезе, по всем канонам тогдашней юриспруденции, поскольку все должно быть по закону. Мышам благородно предоставили официального защитника, и он проявил нешуточное ораторское искусство, защищая своих хвостатых подопечных. В конце концов после долгого заседания мыши были приговорены к изгнанию за пределы округи, но у меня есть сильное подозрение, что этому решению они не подчинились, вообще о нем не узнали.

Точно так же, по всем правилам, с обвинителем и защитником в другой раз судили свинью, съевшую младенца. Ее приговорили к смертной казни, и самый настоящий палач отрубил ей голову на самом настоящем эшафоте. Боюсь, хавронья так и не поняла, что ее не вульгарно режут на колбасу и окорока, а приводят в исполнение приговор законного суда.

Чем все кончилось с Бекетом? Как тогда полагалось, ему послали повестку с приказанием явиться в суд в течение тридцати дней. Интересно, как ее вручали? На гробницу, должно быть, положили, ничего другого мне как-то и в голову не приходит.

Можно легко догадаться, что по истечении срока Бекет в суд не явился. Судили его заочно, все по тому же растяжимому как жевательная резинка закону о государственной измене и без малейшей улыбки приговорили к смерти. Поскольку проделать обычную процедуру казни было бы затруднительно, полуистлевшие кости палачи попросту сожгли, а пепел – развеяли по ветру.

Разные источники по-своему оценивают общую стоимость награбленного, но суммы у всех получаются огромные. Называлась даже цифра в полтора миллиона фунтов стерлингов. Для сравнения скажу, что годовое жалованье наемного работника на ферме тогда составляло пять фунтов, фунт стоила корова.

Абсолютно все конфискованное имущество досталось королю как главе церкви. Генрих поступил по справедливости. Часть земель, недвижимости и ценностей он продал, небольшую долю раздарил тем, к кому особенно благоволил, а все остальное отправил в этакий «госрезерв», для потомков. Я же говорю, очень даже неглупый был человек.

Что до суда над Бекетом. Лично я думаю, что это не самодурство и не глупость. Такой процесс мог состояться исключительно с разрешения Генриха Восьмого. Вот и думается мне, что таким вот образом король послал, как модно нынче говорить, месседж своим высшим церковным иерархам. Многие из них в глубине души разрыв с Римом не одобряли. Мол, если я так поступил с самым уважаемым святым Англии, то уж с вами-то, пехота, в случае чего церемониться и вовсе не буду.

В то время уже имелось два весьма печальных подтверждения такого решительного настроения короля. Бывший лорд-канцлер Томас Мор и епископ Рочестерский Джон Фишпер были казнены как раз за то, что отказались признать Генриха Восьмого главой английской церкви. Но государь всегда считал, что лучше пересолить, чем недосолить.

Собственно говоря, вся реформация Генриха Восьмого свелась к тотальному разграблению и уничтожению монастырей. Церквам и храмам повезло значительно больше. Власти отрезали у них немало землицы и выгребли изрядное количество ценностей, но и оставили много: золотую и серебряную утварь, роскошные облачения для богослужения и многое другое.

Причины этого, думается мне, лежат на поверхности. Генрих, хорошо знакомый с лютеранством, вовсе не собирался превращать свои церкви в некое подобие протестантских.

Лютеранские церкви сохранили кое-какой мизер, доставшийся им в наследство от католиков. В каждой из них имелся алтарь, сработанный грубее и проще католических, распятие, несколько церковных сосудов, Евангелие – и только.

Генрих наверняка хотел самовластно править красивой, богатой церковью. А потому догматы англиканской церкви почти не расходились с католическими, сохранялась пышность всех церемоний, вся прежняя иерархия. Разве что богослужение велось теперь на английском языке вместо латыни.

Все это говорит о том, что Генрих хотел быть в своих владениях уменьшенной копией папы римского, и протестантский аскетизм его нисколечко не прельщал. На идейные основы он, в отличие от Лютера, и не думал покушаться. Правда, король вычистил из парламента всех духовных лиц, так, на всякий случай, чтобы они какой-нибудь фракции не сколотили.

А что же народ? Нет, он отнюдь не безмолвствовал, подобно персонажам известной трагедии Пушкина. Очень многих англичан злили и раздражали столь резкие и непонятные подмены в жизни. Буквально вчера людей отправляли на костры как еретиков за прегрешения против римско-католической веры, а сегодня начали сжигать уже за реальные или мнимые еретические выступления против церкви англиканской. Мало кто вообще понимал, что это за зверь такой – англиканская церковь.

К тому же у всех перед глазами был недавний разгром монастырей, выполнявших ряд полезных общественных функций. Там раздавали милостыню, давали приют путникам, в критических ситуациях помогали беднейшим крестьянам и горожанам, предоставляли им работу в своих владениях. Очень многие обездоленные, увечные, самые беззащитные люди прекрасно понимали, что им остается уходить в бродяги, нищие, а то и воры-разбойники. Тревельяна они не читали и потому не могли должным образом оценить разгром монастырей как прогрессивное событие.

К тому же по стране стали широко распространяться слухи о том, что монастырями дело не кончится. Власти скоро закроют и все приходские церкви.

3 октября 1536 г. началось так называемое Благодатное паломничество. Поначалу это и в самом деле было мирное паломничество. Толпы безоружных людей шли в Лондон, чтобы передать королю петицию. Кроме простолюдинов там было и немало благородных особ. Петицию королю передал влиятельный дворянин граф Шресбери, хорошо знавший нрав Генриха Восьмого и прибывший в столицу под охраной большого отряда своих воинов.

Паломники требовали вернуть английскую церковь в прежнее состояние, восстановить упраздненные католические праздники, прекратить религиозные преследования, провести парламентские реформы. Были там и чисто экономические требования, но о них речь пойдет в следующей главе.

Генрих петицию не принял, назвал паломников вероломными бунтовщиками и предателями и велел им немедленно разойтись по домам.

Таков уж был авторитет короля, помазанника Божьего, что паломники подчинились. Однако, уходя из Лондона, они столкнулись с новыми толпами, шедшими в столицу практически с теми же претензиями. Вдобавок лорд Дарси с отрядом дворян, сочувствующих паломникам, только что занял город Йорк.

Все повторилось. На переговоры с королем пришел стряпчий из Йорка Роберт Аске. Генрих повторил то же самое, что говорил в прошлый раз. Однако теперь паломники из Лондона не ушли. Они заявили, что хотят всего-навсего помочь королю избавиться от злонамеренных советников. Старая идея, в которую многие до сих пор верили: царь хороший, бояре плохие.

Генрих с превеликим удовольствием пустил бы в ход военную силу, да вот беда – солдат у него было примерно в четыре раза меньше, чем паломников, среди которых к тому же оказалось немало дворян и рыцарей с военным опытом. Оставался испытанный способ – затягивать переговоры, а тем временем лихорадочно собирать войска, откуда только можно.

Тянуть до бесконечности не удалось. Паломники видели, что обещанного созыва парламента нет и в помине. Поэтому самые радикальные из них перешли к активным действиям. Они атаковали и осадили крупные города – Халл, Скарборо и Карлайл.

Генрих, успевший собрать новые силы, только этого и ждал. Его войска стали громить разрозненные повстанческие отряды по отдельности, один за другим. Аске казнили в Йорке, лорду Дарси отрубили голову в Лондоне. Крестьян вешали на воротах их ферм, монахов, участвовавших в движении, – на колокольнях. И все вернулось на круги своя.

К этому времени в Англии уже стал распространяться и протестантизм самых разных толков – от вполне умеренных до радикальных. Как мы видели, дошло до того, что сторонницей протестантизма оказалась даже королева Екатерина Парр. При дворе образовались англиканская, католическая и протестантская партии, как легко догадаться, занявшиеся взаимной грызней и интригами. Именно в результате одной из таких интриг и лишился головы главный грабитель монастырей Томас Кромвель.

Католиков власти в общем не трогали, если только они по всей форме приносили присягу, согласно которой признавали Генриха главой церкви. А вот протестантов хватали при любой попытке пропагандировать свои взгляды, а то и просто за принадлежность к этой религии. Такие случаи известны. Католиков обычно вешали, протестантов – сжигали. Впрочем, иногда палачи применяли «творческий метод». Католика и протестанта они связывали спина к спине и в таком виде отправляли на костер. Невеселые стояли времена.

Хуже всего было то, что в Англию стали просачиваться деятели самой радикальной и жутковатой протестантской секты – кальвинисты. Сейчас очень много говорится и пишется о протестантской этике и идеологии, не самых человеколюбивых теориях. Но при этом как-то упускается из виду, что и то, и другое – чистейшей воды кальвинизм.

Жан Кальвин – швейцарский богослов, на волне европейской Реформации самым натуральным образом захвативший власть в стране. Энциклопедия XIX в. именует его духовным диктатором с полным на то основанием. Кальвин установил режим самого настоящего террора. Человек запросто мог лишиться головы, скажем, за идеологически невыдержанные стихи. Знаменитый врач Сервет был сожжен на костре за «неправильное» сочинение. Одним словом, средство от любого инакомыслия было одно – казнь. Кальвинисты резвились так, что любая инквизиция отдыхает.

Именно Кальвин и разработал подробнейше то, что мы сейчас не вполне правильно называем протестантской этикой, по моему личному убеждению, одно из самых человеконенавистнических учений на свете, уступающее разве что нацизму. Потрясающая антихристианская гнусь.

В чем суть кальвинизма? В дальнейшем я буду вместо «протестантской этики» употреблять именно этот термин. Согласно одному из основных догматов и католической, и православной церкви, Бог дает человеку свободу воли, а уж на что тот ее употребит, зависит исключительно от него самого. Каждый из нас сам решает, спасет ли он свою душу добрыми делами или погубит злыми. Судьба человека не предопределена заранее. Можно появиться на свет в захолустной деревушке у бедных родителей и стать виднейшим ученым, прославленным генералом или папой римским. Все зависит от самого человека.

Кальвин же учил прямо противоположному. По его теории выходит, что жизненный путь каждого человека предопределен Богом еще до его рождения. Стал кто-то богатым купцом, значит, Бог его любит и именно такую судьбу ему выбрал. Другой живет в убогой хижине, ходит в лохмотьях, значит, Господь был им недоволен и определил ему такую участь еще до его рождения.

Согласно людоедской логике кальвинизма отсюда вытекало, что любой бедняк, нищий, неудачник – словно бы и не человек вовсе. Унтерменш, как скажут гораздо позже ребятки в черных мундирах от Хуго Босса. Обращаться с ним можно как угодно: платить гроши за тяжелый труд, презирать, даже продавать в рабство. Ну а какое еще может быть отношение к недочеловеку, отвергнутому Богом?

Эти черные вороны, кальвинисты, тоже появились в Англии при Генрихе Восьмом. Поначалу они сидели тихо и незаметно как мышки, прекрасно знали, что с ними сделают власти за пропаганду их идей.

Генрих Восьмой отложился от Рима, но к протестантам любого толка относился точно так же, как и там. Своей инквизиции король, правда, не завел, но справлялся и без нее, посредством церковных судов, подчиненных ему.

Но пройдет сто лет, и кальвинисты уже под другим именем – пуритане – возьмут реванш, да еще и какой!.. В конце концов именно кальвинизм станет той идейной основой, на которой вырастет Британская империя.