Землекоп, волчица и золото

Так уж получилось, что репутация иных королей после их смерти крайне пострадала в результате усилий не историков, а в первую очередь литераторов, чьими усилиями как раз и распространились всевозможные черные легенды, сплошь и рядом не имевшие ничего общего с жизнью и деятельностью реальных монархов.

Самый яркий пример в отечественной истории – граф Карамзин, автор многотомной «Истории государства Российского». Хотя он и носил официальный титул историографа, но историком, строго говоря, не был. В его времена уже существовала такая штука, как высшее историческое образование, а у Карамзина его не было. Он закончил лишь частное учебное заведение некого немца, аналогичное более поздним гимназиям. И только. Нигде не служил – ни по исторической части, ни по какой-либо еще. Получил огромное наследство и занялся сочинением исторических трудов, больше напоминающих романтическую беллетристику, перенасыщенную эмоциями автора, его симпатиями и антипатиями.

Именно Карамзин создал «черную легенду» об Иване Грозном, приписал ему неслыханные зверства и неисчислимое множество жертв. Это так повлияло на умы образованной публики, что в 1862 г., когда в Новгороде торжественно открывался памятник «Тысячелетие России», изображения Ивана Грозного там не оказалось. А спустя некоторое время появился замечательный историко-приключенческий роман А. К. Толстого «Князь Серебряный», написанный на основе трудов Карамзина, и закрепил черную легенду среди читающей публики на много лет вперед.

Между тем историки давным-давно доказали, что количество жертв Ивана Грозного увеличено безбожно, во много раз. Они пишут, что в число тех людей, которые якобы погибли при знаменитом новгородском погроме, включены многие тысячи народа, умершего от эпидемий чумы и других болезней, свирепствовавших в то время на Новгородчине и Псковщине. Не случайно уже в 1913 г. одна из тогдашних энциклопедий меланхолически констатировала, что труды Карамзина «почти утратили ныне всякое значение». Но роман Толстого живет, и часто о Грозном люди судят по нему одному.

В Англии подобную роль сыграла опять-таки высокая литература. Шекспир, бессмертный бард, как его часто именуют в Англии, приложил руку к созданию не одной черной легенды. Именно он добавил темной краски к посмертному образу Иоанна Безземельного, написав сущий триллер об убиении им племянника. В лучших традициях жанра, которому суждено было расцвести лишь через несколько сотен лет, Иоанн, зловеще хохоча, приказывает одному из приближенных выжечь юноше глаза каленым железом, а когда тот в ужасе отказывается, самолично убивает бедного парня.

Ну что тут скажешь? Историки не сомневаются в том, что молодой племянник Иоанна Артур, имевший гораздо больше прав на трон, чем его дядя, и в самом деле был убит по приказу короля. Но сам Иоанн в крови рук не пачкал. За душой у него немало грехов, однако лично он в убийстве Артура участия не принимал. Чего не было, того не было. Однако исторические работы, как правило, издаются очень малыми тиражами, а пьесы Шекспира неизмеримо превосходят их по популярности.

Другая трагедия, написанная этим великим автором, стала основой для создания черной легенды о короле Ричарде Третьем, ставшем в глазах потомков невероятным чудовищем, гением зла и коварства, прямо-таки исчадием ада. Подробно эту историю мы рассмотрим позже, а сейчас вплотную займемся Эдуардом Вторым.

Точно так же не повезло и ему. Очень многим его история знакома исключительно по роману Мориса Дрюона из серии «Проклятые короли». Книга опять-таки интереснейшая и бесспорно талантливая. Это-то и сыграло зловещую роль в формировании у ее читателей негативного взгляда на Эдуарда.

Изложено все крайне романтично, в лучших традициях Дюма. Эдуард Второй предстает перед нами как личность жалкая, безвольная, прямо-таки никчемная, не способная не только управлять королевством, но и, пожалуй, держать скобяную лавку. Вдобавок он еще и записной гомосексуалист. Огромную власть при нем имели его любовники-фавориты, сначала Пирс Гавестон, потом Хьюг Диспенсер, что вызвало возмущение всей Англии. Дошло до того, что супруга Эдуарда, французская принцесса Изабелла, вместе с малолетним сыном укрылась в Англии.

Вновь налицо романтика чистейшей воды. Любовником Изабеллы стал один из богатейших вельмож Англии Роджер Мортимер, посаженный королем в крепость как участник очередного заговора, но сбежавший оттуда на континент. Некоторые историки считают, что роман между королевой и Мортимером начался еще в Англии, и именно она помогла возлюбленному бежать. Они обратились за помощью к владетелю независимого княжества Геннегау Филиппу. Дело облегчалось тем, что юные принц Эдуард и дочь князя Филиппа влюбились друг в друга, так что мать и отец решили их поженить. Филипп и помог войсками будущему тестю.

Далее все в строгом соответствии с исторической правдой. Изабелла и Мортимер высадились в Англии, где к ним тут же присоединились отряды родных братьев Эдуарда, графов Кентского и Норфолкского, а там и немногочисленная королевская армия.

Оставшись без всякой поддержки, король вынужден был сдаться. Канцлер барон Хью ле Диспенсер и его отец, игравшие большую роль в делах королевства, были казнены по всем правилам, какие предписывал закон о государственной измене. Самого короля победители перевозили из крепости в крепость, и наконец в замке Беркли он умер.

Вероятнее всего, Эдуард был убит. Многие современники нисколечко не сомневались в этом. Ходили разговоры, что ночью из замка донеслись душераздирающие вопли. Когда окрестные жители пришли туда справиться о короле, им показали его тело без единой раны. Однако тогда же родился упорный слух, подробно описанный Дрюоном. Дескать, палачи выжгли внутренности короля раскаленным железным прутом, не оставив никаких следов.

Писатель присовокупил к этому версию, опять-таки вполне уместную в приключенческом романе. Якобы королева отправила тюремщикам письмо, написанное крайне хитро, без единой запятой. «Эдуарда убить не смейте бояться». Мол, понимайте как хотите. Однако это не более чем фантазия романиста. Знаки препинания в то время были совершенно неизвестны. Они появились лишь пару столетий спустя.

Но есть сведения, что Эдуард не был убит, а с помощью друзей бежал из Беркли. Он не надеялся вернуть себе корону, уплыл сначала в Ирландию, а потом в Италию, где и закончил дни в небольшом монастыре, в глуши. Эта легенда основывается на письме, присланном Эдуарду Третьему итальянским священником Мануэле де Фиески. Оно признано историками подлинным, что только запутывает дело.

Де Фиески – человек информированный и известный, отнюдь не простой приходской попик. Происходил он из знатной и влиятельной генуэзской семьи, мало того, был дальним родственником английского королевского дома, занимал несколько видных церковных должностей, в том числе и в Англии, был хорошо знаком с Эдуардом Вторым, дни свои закончил епископом в Северной Италии.

Именно в его епархии находился городок Чечина, где якобы и нашел прибежище Эдуард. Там, в церкви Сант-Альберто ди Бутрио, имеется пустой каменный саркофаг средневековой работы, который давняя традиция и считала могилой короля Эдуарда. Позже, в довольно близкие нам времена, на нем даже была укреплена табличка с надписью: «Первая гробница Эдуарда Второго, короля Англии. Кости его были перевезены по указанию Эдуарда Третьего в Англию и перезахоронены в гробнице в Глостере».

История крайне загадочная, и ответ на нее мы вряд ли когда-нибудь получим.

Вернемся в Англию, во времена, последовавшие непосредственно за смертью или все же бегством Эдуарда Второго. Мать женила-таки юного Эдуарда на столь же юной графине Филиппе. Он еще не достиг совершеннолетия, поэтому страной управляли Изабелла и регентский совет, в общем-то, являвшийся чисто декорацией, как и она сама.

На самом-то деле всем распоряжался Мортимер, ночной император, как это называлось в России в восемнадцатом веке. Он сосредоточил в своих руках необъятную власть, присвоил немало поместий, дошел даже до того, что добился казни дяди юного короля графа Кентского на плахе, должно быть, горько пожалевшего о том, что помог Изабелле и Мортимеру захватить власть.

В Англии появились письма Эдуарда Второго, якобы живущего в Италии. Он лишал прав на престол сына, оказавшегося среди его врагов, и передавал трон брату Кенту. Есть предположения, не доказанные, но и не опровергнутые, что эти письма распространяли как раз люди Мортимера. Вот он и добился казни Кента по обвинению в государственной измене.

Полное впечатление, что у Мортимера начисто отключился инстинкт самосохранения. Он творил что хотел, совершенно не думая, что рядом подрастает и вот-вот войдет в совершеннолетие молодой король, которому крайне не нравится, что его не допускают к правлению государством. Вдобавок его матушка практически открыто делает амур с Мортимером.

Ему было на кого опереться. Баронам категорически не нравилось, что какой-то выскочка, не более чем один из них, забрал такую власть. Церковные иерархи тоже относились к Мортимеру без всякой любви. Он в спеси своей как-то не особенно и старался завязать с ними хорошие отношения.

Добром такая ситуация кончиться никак не могла. Октябрьской ночью 1330 г. молодой король во главе вооруженного отряда ворвался потайным ходом в замок Ноттингем и арестовал Мортимера прямо в опочивальне королевы, несмотря на все ее мольбы пощадить любезного друга.

Тут уж на Мортимере, вульгарно говоря, его противники оттоптались по полной. Все было по закону. Всемогущий фаворит не был зарезан в темном уголке, хотя примеров столь радикального решения проблемы в истории хватает. Один из приближенных короля, лорд Монтегю, заявил прямо, имея в виду Мортимера: «Будет лучше, если они съедят собаку, чем позволят собаке съесть их».

Так что Мортимера судил парламент. Ради пущей благопристойности речь о его отношениях с Изабеллой не шла вообще. Для начала ему было предъявлено обвинение в том, что именно он в свое время поселил раздор между Эдуардом Вторым и Изабеллой: «Вышеупомянутый Роджер лживо и злонамеренно сеял раздор меж отцом нашего государя короля и супругой его королевой, заставляя ее верить, что ежели она явится к мужу, тот заколет ее кинжалом либо убьет ее иным каким-либо способом».

Потом парламентарии обвинили Мортимера в убийстве Эдуарда Второго и беззаконной казни графа Кентского. Остальные его грехи были уже классом пониже. Он дерзко присвоил себе верховную власть и игнорировал регентский совет, напал на некоего барона и захватил его поместья, осмеливался оспаривать приказы короля, подсылал к нему шпионов, расширил свои земли за счет тех, которые прежде принадлежали короне, замышлял умерщвление друзей государя, присваивал деньги, которые должны были поступить в королевскую казну.

Всего этого вполне хватит и на три смертных приговора. Тем более что все до единого обвинения классом пониже были чистейшей правдой. Денежками, проплывшими мимо казны, Мортимер честно делился с Изабеллой, но эту щекотливую тему судьи поднимать не стали. Они не позволили обвиняемому выступить в свою защиту, довольно логично напомнили ему о том, что он сам точно так же обошелся с Кентом.

На воловьей шкуре, привязанной к двум лошадям, Мортимер был доставлен в Тайберн, пригородное местечко, где уже почти шестьсот лет производились публичные казни. Как писал один из тогдашних хронистов, «и тою же мерой, что он отмерял другим, отмерили ему самому».

Изабелла двадцать восемь лет провела в заточении, не в сырой камере, а в одном из отдаленных замков, со всем комфортом, возможным по тем временам. Но за его ворота она так никогда и не вышла. Молодой король был человеком решительным.

В Англии Изабеллу прозвали Французской Волчицей. Примечательно, что ее могила в церкви Серых Братьев в Ньюгейте не сохранилась. После Великого пожара 1666 г. на том месте было построено новое здание. Английские хронисты крайне неодобрительно отзывались о ней еще при жизни: «Эта ведьма», «Эта сварливая карга». Они сравнивали ее с Иезавелью, самой знаменитой из библейских развратниц. Современник Шекспира, выдающийся английский драматург Кристофер Марло в своей пьесе «Трагедия об Эдуарде Втором» назвал Изабеллу противоестественной королевой. Эпитет «Французская Волчица» вообще-то был пущен в оборот Шекспиром применительно к совсем другой королеве, но в XVIII в. поэт Томас Грей применил его к Изабелле, и он как-то прижился.

Историки XIX в. тоже никакой любви к Изабелле не питали. «Ни одна королева Англии не оставила такого темного следа в анналах царственных женщин, как Изабелла». Дескать, она стала «единственным примером королевы Англии, открыто и бесстыдно презревшей обязанности высокого призвания, ставшей на сторону предателей и иноземных смутьянов против своего супруга и короля и запятнавшей свое имя рядом преступлений – изменой, предательством, убийством и цареубийством».

Та же тенденция, за редчайшими исключениями, сохранилась и в веке двадцатом. Одни авторы называли ее злонравной женщиной, отъявленной интриганкой, другие – одной из красивейших, но развратных женщин своего времени, третьи и вовсе Изабеллой Безумной.

Вот только роман Дрюона известен гораздо шире, чем сухие исторические труды, не способные сравняться с ним по тиражу.

Между тем если вдумчиво исследовать черную легенду, сочиненную об Эдуарде, то можно выдвинуть и другую версию всего того, что произошло в стародавние времена. Тогда окажется, что все разговоры о пресловутом гомосексуализме короля основаны главным образом на слухах и сплетнях. Такое и в наше время не редкость. Многие факты могут получить совсем другое объяснение. При ближайшем рассмотрении Эдуард окажется не столь уж и скверным типом.

Вслух бароны этого не высказывали, разве что в своем узком кругу, но их не просто раздражали, даже бесили некоторые привычки короля. В первую очередь его досуг. Гламурными занятиями для всякого приличного короля считались война, рыцарские турниры и охота. Охоту Эдуард вообще-то любил, но рыцарские турниры терпеть не мог и никогда в них не участвовал. Да и к войне не проявлял особенной тяги.

Его отец, умирая, завещал ему довести до конца покорение Шотландии. Эдуард этого делать не стал. Он потерпел от шотландцев парочку серьезных поражений, предпочел заключить мирный договор и более с ними не воевал, чем опять-таки не на шутку взбесил баронов. Кое-какие их высказывания все же попали на страницы хроник: «Возымей он привычку к оружию, то превзошел бы доблестью Ричарда Львиное Сердце». «Если бы только он уделял военному делу столько же внимания, сколько деревенским забавам, то высоко поднял бы славу Англии и его имя гордо звучало бы по всей стране».

Иными словами, если бы Эдуард не вылезал с турниров и воевал бы как можно больше, то наверняка просидел бы на троне до глубокой старости при обожании баронов. Его беда в том, что королем, с точки зрения благородных лордов, он был каким-то неправильным, постоянно ронял свое высокое звание, увлекался «деревенскими забавами».

Эдуард любил копать канавы в своих поместьях, крыть соломой дома, подрезать живые изгороди, править повозкой вместо кучера, грести на лодке, плавать. Во время этих забав он не то чтобы фамильярно, но все же довольно дружески общался со всевозможными простолюдинами, грубыми и ничтожными людьми, по мнению баронов. Это был первый английский король, который позволял себе запросто разговаривать с конюхами, возчиками, землекопами, лодочниками, матросами. Вельмож это бесило не на шутку.

Что до женщин, то точно известно, что Эдуард их отнюдь не избегал, особенно в молодости. Даже автор так называемой «Хроники из Мо», явно враждебно к нему настроенный, написавший, что король «находил особое удовлетворение в грехе содомском», в другом месте сообщает, что в юности принц «увлекался общением со шлюхами». Например, он заплатил два шиллинга некой Мод Веселушке, судя по прозвищу, явной проститутке, за то, что она плясала перед ним. Как видим, такие вот приватные танцы, весьма модные нынче, отнюдь не являются изобретением нашего времени.

Есть и сведения о том, что Эдуард официально признал своего незаконного сына Адама, может быть, родившегося еще до восшествия отца на трон.

Словом, с точки зрения сексопатологии – я специально консультировался по этому поводу – изменение ориентации на сто восемьдесят градусов выглядит не вполне убедительно. Подобные сплетни, не имеющие ничего общего с реальностью, недоброжелатели распускали о своих врагах с давних времен. То же самое имеет место быть и в наше время.

К тому же, по мнению баронов, и культурный досуг Эдуарда настоящему королю приличествовал мало. Он дружил с художниками, фиглярами, шутами, певцами, хористами, жонглерами и актерами, смотрел пьесы, содержал при дворе генуэзских музыкантов, сам играл на тогдашней разновидности скрипки, собрал немалую библиотеку. Аристократия того времени театральные и музыкальные представления игнорировала, считала их вульгарным и презренным зрелищем. Исключение из этого правила порой делалось разве что для менестрелей. Так что и с этой стороны Эдуард снискал стойкую нелюбовь баронов, категорически не одобрявших простонародные забавы, на их взгляд, совершенно неуместные для короля.

Крайнее неудовольствие баронов в адрес фаворитов Эдуарда, получивших немаленькую власть в королевстве, может иметь другое объяснение, вполне жизненное в понятиях того времени. Принято было, чтобы вокруг короля стояли и занимали важнейшие государственные должности исключительно высокородные господа. Эдуард и эту традицию поломал.

Первый его фаворит, Пирс Гавестон, вообще был инородцем, мигрантом, не англичанином, а гасконцем. Именно он нес корону к алтарю Вестминстерского аббатства при восшествии Эдуарда на престол. Это была величайшая честь, и сей факт опять-таки привел баронов в неописуемую ярость. Некий знатный граф распалился настолько, что едва не набросился на Гавестона с кулаками. Вельможи его удержали, чтобы не портил церемонию, но злобу затаили, в конце концов выступили всем скопом и добились казни Гавестона.

Второй фаворит, Хьюг Диспенсер и его отец Хьюг-старший, опять-таки игравшие немалую роль в управлении государством, были, конечно, не пролетариями от сохи, но знатностью рода уступали очень многим персонам. Их возвышение вызывало только злость знати к очередным выскочкам, отодвинувшим от трона потомков старинных родов. Хотя некоторые хроники того времени изображают Диспенсера-старшего деятельным администратором, способным политиком и искусным дипломатом. По мнению одного из летописцев, Диспенсер был «одним из наиболее способных людей своего времени как по здравости суждений, как и по честности». Однако сословная ярость и зависть пылали непрестанно.

Ситуация усугублялась тем, что на стороне баронов очень быстро оказалась и очаровательная королева Изабелла. Это произошло по схожим причинам. Прекрасной француженке, одержимой сословной спесью не менее баронов, страшно хотелось занять при дворе видное положение, играть важную роль в делах королевства. А этого-то как раз Эдуард и не собирался ей позволять. Молода была, всего тринадцать лет.

Вообще-то ее можно считать ребенком только по меркам нашего времени. Тогда дело обстояло совершенно иначе. Как давно установили историки, долгие столетия Европа просто-напросто не знала понятия «подросток». Человек считался ребенком, а с определенного времени, обычно с двенадцати лет, автоматически становился взрослым. Даже в XVII в. родители преспокойно и часто выдавали замуж своих дочерей, достигших этого возраста. Так поступали и простые крестьяне, и титулованные дворяне.

Все же Изабелла казалась мужу слишком юной, чтобы допускать ее к серьезным государственным делам. Из-за чего она и стала, если можно так выразиться, идейной единомышленницей баронов. Между супругами возникло и росло отчуждение, впоследствии вылившееся в вооруженную схватку.

Кстати, последующие события показывают, что Французская Волчица и в самом деле не обладала ни малейшими талантами в государственных делах. Сначала она играла роль живого знамени при мятежных баронах, а потом была не более чем марионеткой Мортимера.

Теперь немного о мистике. В рассказе об истории Англии без нее не обойтись.

Если конкретнее, речь пойдет о привидениях. Давно признано, что в Англии их намного больше, нежели в любой другой европейской стране. Сами англичане к этому обстоятельству до сих пор относятся крайне серьезно. Они издают солидные энциклопедии и путеводители по замкам и домам, где обитают самые известные привидения. Многочисленные группы охотников за этими потусторонними существами достаточно серьезно, с помощью разнообразной сложной аппаратуры изучают дома, в которых таковые обитают. Иногда появление призраков объясняется самым что ни на есть прозаическим образом. Это розыгрыш, мистификация либо чисто бытовые моменты. В одном случае оказалось, что источником странных звуков был не призрак, а новенький, установленный недавно котел отопления. Соседи об этом не знали и посчитали эти шумы проделками некоего духа.

Англия очень богата и на призраки различных исторических личностей, в том числе коронованных особ. Исключением не стала и Французская Волчица. Говорят, что в развалинах церкви Серых Братьев можно увидеть ее призрак с крайне злым лицом и прижатым к груди сердцем, конечно же, когда-то принадлежащим Эдуарду Второму. Вариант – Роджеру Мортимера.

Ее пронзительный хохот и безумные вопли можно услышать грозовыми ночами в замке Райзинг, расположенном в графстве Норфолк, где она и провела последние двадцать восемь лет своей жизни. Этот призрак можно встретить и в подземных потайных ходах, сохранившихся до сих пор под Ноттингемским замком, тем самым, где Мортимер и был схвачен в спальне Изабеллы. Теперь королева тщетно ищет своего любовника.

При вдумчивом изучении вопроса окажется, что и история князя Геннегау, еще именуемого графом Эно, решившего подмогнуть войском будущему зятю, с романтикой имеет мало общего. Дело даже не в том, что он горячо одобрил брак дочери с наследником английского престола. Гораздо более важную роль тут сыграло кое-что другое.

За кулисами этих событий, как не раз случалось и прежде, и после, скромненько стояли господа банкиры. Они никогда не испытывали желания светиться на публике, вовсе даже наоборот, но очень часто как раз и служили мотором самых серьезных предприятий. Вот только рассказывать об этом финансисты не любили и уж тем более мемуаров не писали даже тогда, когда мода на них распространилась широко.

Самое время рассказать о деятельности иностранных банкиров в Англии и об их влиянии на очень многие события. История длинная, но, могу заверить читателя, крайне интересная. Именно из-за того, что банкиры влияли на очень многое и объявлялись на заднем плане там, где простодушный человек или книжник, увлеченный высокими материями, и подумать не могли об их присутствии.

Во времена саксонских королевств ростовщиков в Англии не имелось. Банкиров впервые в английской истории «импортировал», попросту говоря привез с собой, Вильгельм Завоеватель. Он сделал это не из какой-либо любви к ним, сплошь иудеям, а из соображений насквозь практических. Вильгельм стремился к тому, чтобы бароны, вообще все феодалы, вносили налоги и подати в королевскую казну не натурой, а именно что деньгами.

Евреи к тому времени уже поднакопили немалый опыт в банковских делах. Именно они придумали заемные письма. Надо сказать, что это изобретение оказалось весьма полезным. Деньги в те времена были только металлические, весили немало. При совершении какой-то крупной сделки человеку пришлось бы взваливать на спину увесистый мешок звонкой монеты и порой ехать с ним через всю Европу или плыть на немаленькие расстояния. На дорогах – разбойники во множестве, на морях – чертова уйма пиратов.

Заемные письма эту проблему снимали. Можно было где-нибудь в Париже отправиться к финансисту, отдать ему деньги и получить взамен клочок пергамента, который легко спрятать в одежде, а по прибытии на место получить у другого человека денежки сполна, за исключением небольшого процента, удержанного за услуги.

Тут нужно добавить, что приоритет изобретения заемных писем у евреев оспаривали и генуэзцы, и рыцари-тамплиеры, но полной ясности в этом вопросе нет.

Словом, евреи Завоевателю понадобились как узкие специалисты. Своих, доморощенных мастеров этого дела в наличии у него не имелось. Точно так семьсот лет спустя, усовершенствуя сбор налогов, прусский король Фридрих Великий позовет французов, лучших специалистов в Европе того времени по сдиранию… простите, сбору налогов.

Позже евреи освоили не только сбор налогов, но и другие операции. Они давали деньги в долг под залог движимого и недвижимого имущества, в первую очередь баронам. Их положение в Англии было довольно специфическим. Крепостными крестьянами никого не удивишь, но английские короли первыми и, кажется, единственными в Европе завели у себя… крепостных банкиров. Именно так! Они ввели принцип, по которому сами эти евреи, все их деньги и прочее имущество становились собственностью короля. Генрих Первый включил в законы новую статью: «Да будет известно, что все евреи должны находиться во всем государстве под защитой и покровительством короля. Никто из них не может без разрешения короля переходить к какому-либо богатому владетелю, ибо евреи со всем их имуществом принадлежат королю, так что, если бы кто захватил их самих или их деньги, король, если сможет и захочет, будет требовать возвращения их как своей собственности».

В то же время евреи стали неподсудными местным судам. Их дела теперь рассматривали исключительно королевские чиновники. Как легко догадаться, ни малейшей симпатией к евреям эти законы не были продиктованы. Король заботился в первую очередь о своих собственных деньгах. Когда должник возвращал ростовщику деньги с уплатой процентов, король, в свою очередь, получал с них свой немаленький куш. Обычно доход по кредиту составлял тогда 40–43 процента, а в случаях, если залог был небольшим – 80–120. Так что король был кровно заинтересован в том, чтобы процент оставался как можно более высоким. Какая уж тут исконно еврейская алчность, если государь получал десять процентов от всех сумм, возвращавшихся ростовщикам.

Этим налогом дело не ограничивалось. Когда возникала нужда в звонкой монете, английские короли непринужденно изымали у евреев немаленькие суммы. Дескать, мне срочно деньги нужны, а в казне как раз нехватка. Впрочем, они точно так же поступали и с церковниками, и с добрыми христианами-мирянами, так что тут не было никакого антисемитизма.

Генрих Второй, собираясь в очередной крестовый поход, для оплаты расходов потребовал от всех своих подданных-христиан пожертвовать на это богоугодное дело десятую часть имущества, а от евреев – четвертую. Чуть позже он пустил в ход довольно оригинальный метод пополнения казны, опять-таки лишенный всякой религиозной подоплеки. Был издан закон, по которому после смерти ростовщика, не важно, иудея или христианина, собственностью короля становились и его деньги, и невыкупленные заклады, в первую очередь земли.

Еще позже он арестовал самых богатых и видных членов еврейской общины и отправил их в ссылку в Нормандию. Там они и жили, пока соплеменники не выкупили их за кругленькую сумму в 5000 марок, то есть примерно за тонну серебра. Немало соборов и монастырей в те времена было построено на еврейские пожертвования. Но я почему-то сомневаюсь в том, что ростовщики отдавали эти деньги добровольно, с песней.

В эти вот дела внес свои реформаторские новшества и Ричард Львиное Сердце, опять-таки заботясь о собственном кармане. Во многих местах тогда часто случались мелкие еврейские погромы, сплошь и рядом вызванные не ненавистью к христопродавцам, а желанием избавиться от долгов. Погромщики первым делом не физиономии расквашивали и сундуки грабили, а уничтожали свои долговые расписки. Этим они били по карману не только ростовщиков, но и короля, получавшего, как мы помним, свой процент с каждой сделки. Чтобы этому воспрепятствовать, король и создал так называемое еврейское казначейство, где хранились дубликаты всех документов. Ну а напасть на него неисправным должникам было не так-то просто. Это означало бы мятеж против королевской власти.

Римский папа Иннокентий Третий, всерьез озабоченный соблюдением церковных догматов, обратился к английским королям с посланием, где требовал запретить евреям взимать с должников проценты. И христианство, и ислам считают грехом давать деньги в рост. Английские короли это послание проигнорировали. Грех грехом, а прибыль прибылью.

Король Иоанн Безземельный иногда применял крайне оригинальные методы воздействия на банкиров. Однажды он потребовал от английских церковников и евреев беспроцентный и безвозвратный кредит на какие-то текущие государственные нужды. Некий Авраам из Бристоля платить отказался. Тогда король приказал бросить его в темницу и выдергивать каждый день по зубу. Потеряв семь зубов, финансист сдался и выложил 10 000 марок, то есть две тонны серебра.

В 1218 г. архиепископ Кентерберийский Стефан Лэнгтон ввел для всех английских евреев отличительный знак на одежду. До желтой звезды он тогда еще не додумался. В те времена символом иудеев была не она, а два вздыбленных льва. Знак представлял собой шерстяную белую полосу длиной в четыре пальца и шириной в два.

Генрих Третий ограничил местожительство евреев только двадцатью шестью городами. Опять-таки, как говорится, ничего личного. Ростовщики заключали не так уж и много кредитных сделок с горожанами. В основном они работали с баронами, высшими церковниками и мелкими дворянами, в городах не жившими.

Там обитали главным образом другие ростовщики, сначала фламандские, потом высланные всем скопом из страны за несговорчивость в финансовых делах, а потом итальянские. Их-то король и стриг.

Финансисты прекрасно понимали, что этакая политика английских королей кончится полным и всеобщим еврейским разорением. Они дважды, в 1254- и 1255 гг., слезно просили государя отпустить их всех из страны подобру-поздорову. Он отказал, не собирался лишаться курицы, которая несет золотые яйца.

К тому времени, не заморачиваясь разницей в вере, к кредитным операциям подключились самые крупные и богатые бароны. Они становились тайными компаньонами евреев, вкладывали в дело собственные капиталы и получали часть земель, конфискованных за долги. В середине XIII в. рядовые дворяне подали королю слезную жалобу. Они прямо-таки умоляли его вырвать их из долговой кабалы крупных вельмож. Король вместе с ними повздыхал, посокрушался над их горькой участью, но никаких конкретных мер не принял хотя бы потому, что против баронов был слаб.

Так что когда разразилась та самая смута, война баронов с королем, у нее была своя специфика. Те самые небогатые дворяне на словах выступали на стороне государя. На деле же они ограничивались тем, что нападали на поместья магнатов и старательно уничтожали все долговые записи, какие только попадались им под руку. Подобное поведение всегда было свойственно мятежникам-крестьянам, но впервые в истории и, кажется, последний раз тоже, так себя вели бунтовщики благородного сословия.

А цифры, имеющиеся в распоряжении историков, впечатляют. Согласно подсчетам, сделанным давным-давно, только в 1245–1273 гг. королевская казна выкачала у евреев многие тонны серебра.

Чтобы содрать с них очередной чрезвычайный налог, Генрих Третий однажды созвал даже еврейский парламент. Да, представьте себе. Естественно, снова и речи не было о выборных депутатах и тому подобной демократической чуши. По приказу короля сотня с лишним депутатов просто-напросто назначила сборщиков налогов, которым и предстояло собрать деньги, затребованные венценосцем, под страхом тюремного заключения, конфискации имущества и ссылки в Ирландию.

В 1274 г. король Эдуард Первый сделал, казалось бы, значительные послабления евреям, вроде бы позволившие им превратиться из ростовщиков в самых обычных граждан, занятых земледелием, ремеслами и торговлей. Государь запретил иудеям давать деньги в долг, разрешил арендовать землю на десять лет, заниматься торговлей и ремеслами. Вот только окончилось все форменным пшиком. Ни фермером, ни ремесленником нельзя стать в одночасье, особенно не имея многолетних традиций и навыков. Да и провести закон в жизнь оказалось нереально. Те люди, которые владели землей, вовсе не торопились продавать ее евреям. Вся торговля находилась в руках купеческих гильдий, которых ничуть не радовало появление нового соперника. Точно так же не собирались допускать конкуренции и цеха, державшие монополию на ремесла, игравшие тогда примерно ту же роль, что и сегодняшние американские профсоюзы.

Часть евреев все же продолжала заниматься ростовщичеством, но уже с помощью всевозможных махинаций, к которым закон относился крайне неодобрительно. Другие, чтобы не умереть с голоду, уходили в откровенный криминал. Они занялись, в частности, обрезыванием монет. Тогдашние монеты гурта не имели, форму носили далекую от идеально круглой. Осторожненько обрезая с их краев золотую или серебряную стружку, можно было худо-бедно прожить, хотя по закону это считалось уголовным преступлением. Некоторые евреи – видимо, переполненные пессимизмом или же самые пассионарные – занялись грабежами на дорогах.

Наша буйная и невежественная интеллигенция обожает приклеивать ярлык антисемитизма по поводу и без такового. Поэтому спешу предупредить. Все, что было здесь рассказано о деятельности евреев в Англии, я почерпнул из источника авторитетного и с антисемитизмом не связанного ни при какой погоде. Это Еврейская энциклопедия, изданная еще до революции. Так что озабоченных персон прошу не беспокоиться.