Глава 25
Возвращение на Землю
Больше всего Нила тревожила фаза спуска и посадки на Луну. «Неизвестные факторы цвели здесь буйным цветом. Работа систем в этом режиме проверялась лишь на Земле и ни разу – в реальных условиях. На конечном участке волноваться можно было по тысяче поводов. Это было самое тяжелое испытание и для систем и для экипажа. Именно это тревожило меня больше всего, потому что предстояла самая сложная задача.
Прогулку по поверхности по десятибалльной шкале я бы оценил на единицу. Спуск на Луну по той же самой шкале сложности, наверное, тянет на тринадцать баллов».
Где-то между этими отметками крылась величина сложности задачи управления взлетной ступенью LM и воссоединения с базовым кораблем под управлением Майка Коллинза. Эти щекотливые моменты полета, хоть и заслуживали оценки на пять или шесть баллов по пилотской шкале Нила, значили больше десяти баллов по шкале важности для окончательного успеха экспедиции. Если бы в этом промежутке от взлета до стыковки по какой бы то ни было причине произошла неудача, то все уже достигнутые успехи Apollo 11 до этого момента, все фанатичные усилия 400 тыс. талантливых специалистов, которые не побоялись и сумели отправить этот корабль к Луне, не могли обернуться не чем иным, как трагедией. Первая посадка на Луну состоялась, но совершившие ее астронавты никогда не вернулись бы домой.
Вернувшись в кабину Eagle и закрыв за собой люк, Армстронг и Олдрин наддули жилой объем атмосферой, сняли рюкзаки с системами жизнеобеспечения и принялись изучать показания приборов, чтобы убедиться в безопасности состояния LM. Потом они наполнили мусорный мешок ненужными предметами и приборами, которые надлежало оставить на поверхности Луны ради экономии массы. Астронавты вновь подключили свои скафандры к бортовой системе жизнеобеспечения LM, и после этого двое усталых и голодных мужчин смогли снять оснащенные солнцезащитными забралами шлемы, чтобы получить возможность поесть.
Но, перед тем как приняться за еду, они израсходовали остаток фотопленки. Ту фотокамеру Hasselblad, которая была предназначена для использования во время ВКД, они намеренно уже оставили снаружи, забрав из нее отснятые кассеты с пленкой. Теперь они воспользовались запасным Hasselblad, направляя ее объектив сквозь окна и иллюминаторы. Так, они засняли флаг США, стойку с телекамерой и далекую Землю (внутрикорабель-ные снимки на Hasselblad отличаются от внекорабельных отсутствием наложенных на снимки перекрестий координатной сетки). Наконец-то Баз удосужился сфотографировать Нила – на двух фотоснимках усталый и отходящий от пережитого напряжения командир запечатлен в головном уборе, который астронавты называли «шапочкой Снупи», эластичной черно-белой шапке, закрывающей уши; в ней покорители космоса смотрелись похоже на собаку Снупи из комиксов Peanuts. Нил сделал пять снимков База.
Пока они ужинали, на связь вышел восхищенный Слейтон, чтобы сказать несколько слов в качестве поздравления.
04:18:00:02
Слейтон:
Хотел вам сказать, ребята, по скольку вы отстали на полтора часа от графика и мы все завтра берем выходной, мы собираемся покинуть вас. Счастливо.
04:18:00:13
Армстронг:
Ничуть вас не виним за это.
04:18:00:16
Слейтон:
Это действительно великий день, парни. Я очень рад.
04:18:00:23
Армстронг:
Спасибо. Мы наверняка рады куда больше.
04:18:00:26
Слейтон:
Вас понял.
Чтобы получить возможность выбросить наружу ненужные вещи, астронавтам снова пришлось стравить давление из кабины, предварительно надев шлемы, чтобы суметь открыть люк. Это было почти повторение подготовки к ВКД, но на сей раз процесс занял меньше двадцати минут и астронавты не занимались пересоединением шлангов или надеванием рюкзаков СЖО.
Совершив то, что некоторые могут посчитать захламлением Луны, они выкинули весь мусор наружу. Сначала вниз полетели оба рюкзака СЖО, перед этим вода из их систем охлаждения была слита в пластиковый пакет, уложенный в кабине. «Мы смогли наклониться к полу достаточно низко, чтобы ухватить рюкзаки перчатками, и поэтому кидали их наружу руками, а не пинали ногами, как это делали экипажи после нас», – поделился воспоминанием Нил. На кадрах с телекамеры видно, как рюкзаки, кувыркаясь, падают вниз. Тот момент, когда они ударились о грунт, был зафиксирован на Земле благодаря экспериментальному сейсмометру, который Баз устанавливал во время работы на поверхности. Нил выкинул прочь обе пары покрытых пылью сапог, мешок с пустыми упаковками из-под пищи, вторую камеру Hasselblad, за исключением отснятой фотопленки, которую предварительно вытащили. Также он избавился от использованного патрона [очистки воздуха] с гидроксидом лития, который они с Базом заменили на свежий.
Несмотря на то что в кабине стало посвободнее, чистой ее не назвали бы. Было трудно поверить, что два человека смогли притащить в нее столько пыли с поверхности. Когда они позже снова оказались в невесомости, некоторое количество пыли начало плавать по кабине. Даже голоса астронавтов поменялись из-за частиц пыли, которыми они надышались. Нил вспоминал: «Мы обратили внимание на новый запах в воздухе кабины, который исходил от лунного материала, осевшего на нашей одежде и въевшегося в нее. Припоминаю, как я сказал тогда, что он пах мокрой гарью».
Ответив на несколько вопросов из ЦУПа, Нил был готов устроить перерыв. Когда его попросили более подробно и детально дать геологическую характеристику местности, Нил сказал: «Мы отложим ответ на этот вопрос до завтра. Хорошо?»
В 02:50 по летнему времени центральных штатов Центр управления прекратил сеанс связи и пожелал двоим мужчинам хорошо выспаться. Наверху, на борту Columbia, Коллинз уснул беспробудным сном вскоре после того, как узнал, что его товарищи благополучно вернулись в LM. Армстронг и Олдрин не спали уже почти двадцать два часа. Сейчас Нил и Баз испытали облегчение. «Когда заканчиваешь работу, всегда наступает некоторое разочарование от того, что не удалось выполнить все, что хотел, но мы сделали очень большую часть того, что требовалось. Есть особое удовлетворение в том, что какие-то вещи остаются позади и что цели достигнуты. Это удовлетворение перевешивает разочарование, которое мы могли испытывать. И еще мы думали: “Ну вот и очередная пара сотен страниц пошаговых инструкций позади, и теперь нам больше не надо помнить их наизусть и беспокоиться о том, как их выполнить”».
Это был первый и единственный их ночной сон на Apollo 11 внутри лунного модуля, и ночь выдалась для обоих астронавтов трудной. Нил рассказывал об этом так: «На полу места хватало только для одного человека. Вытянуться там было нельзя, но можно лежать в позе чуть прямее положения эмбриона. Там лег спать Баз. Подходящим местом для отдыха оставался кожух взлетного двигателя, который походил на круглый стол около 75 см в диаметре. Чтобы свисавшие с него мои ноги не падали, мы соорудили подвес из одного из наших поясных ремней. Его мы перекинули через трубу наверху. Она была хорошей точкой, чтобы прицепить подвес, поэтому я просунул ноги в петлю, лег центром туловища на кожух двигателя. Так мои ноги оказались на весу. Позади кожуха имелась плоская полка, на которую я как-то примостил голову. Так мы соорудили что-то из подручных материалов, но было не особенно удобно».
Ни тот, ни другой астронавт не сумели толком уснуть. Вдобавок к неудобным позам трудностей им добавлял тот факт, что спать пришлось с надетыми шлемами и перчатками, чтобы защитить легкие от попавшей в кабину пыли. И еще температура. Несмотря на то что снаружи было больше 90 градусов по Цельсию, внутри похолодало примерно до 16 °C. «Когда мы поставили на окна заслонки, чтобы сделать в кабине потемнее, – объяснял Армстронг, – температура в ней стала бодрящей». К тому же им мешал спать свет от ламп на панелях управления и громкий шум водяного насоса. По плану им следовало спать в течение семи часов, но Нилу удалось вздремнуть лишь пару часов в конце этого периода. Пытаясь уснуть, командир не мог перестать думать над вопросом по теме геологии, на который он пообещал дать ответ. Он не очень тревожился по поводу того, что недостаток отдыха скажется на его качестве пилотирования LM на следующий день. «Было до боли очевидно, что у меня все равно нет никакого выбора. Имелось жесткое расписание, и передо мной стояла задача, которую следовало выполнить. И я должен был это сделать». Такое препятствие не впервые встречалось ему. «Одна ночь. Большинство людей могут обойтись почти без сна – даже, по правде говоря, несколько ночей подряд», – так говорил он себе. «Я, в общем, хорошо расслаблялся и спал в командном модуле. Майк говорил: “Это легкая часть полета. До нас все эти парни проделали тот же путь без помех. Так что расслабьтесь, наслаждайтесь полетом и поберегите силы до тех пор, когда вам потребуется ясная голова”. И я серьезно проникся его словами».
Рон Эванс, дежурный астронавт по связи с экипажем в ночную смену, разбудил команду лунного модуля в 09:32 центрального времени. Старт с Луны по окончании пребывания на ней на протяжении двадцати одного часа был запланирован на время чуть позже полудня.
Большая часть времени в этом промежутке была занята выполнением операций по перечням инструкций подготовки к взлету, измерением положений звезд, установкой правильного вектора состояния для программы подъема, вводом кодов к компьютер и отслеживанием полета командного модуля для того, чтобы еще раз как можно точнее определить положение точки посадки LM. Единственным существенным изменением в инструкции была просьба Хьюстона отключить предназначенный для поиска и сближения с командным модулем радар во время запуска. Как сказал экипажу кэпком Эванс, «мы думаем, что это поможет избежать кое-каких из тех программных ошибок переполнения, которые вы получали во время спуска».
Ученым-экспертам на Земле не терпелось услышать от Нила и База как можно больше о том, что они наблюдали на лунной поверхности. Теперь Нил был готов рассказать им об этом. «Я и сам был взволнован пережитым и увиденным и считал за честь поделиться всем этим с людьми, которые, как я знал, больше всех интересовались происходящим. Для некоторых из них это был невероятный, потрясающий день; они долгие годы работали, строя гипотезы по поводу того, что можно найти на Луне. И вдруг возник шанс получить действительную информацию. Это было важно для них».
Наблюдения, о которых в то утро рассказал Армстронг, поразили всех слушателей ясностью и четкостью изложения. «Не помню, чтобы я вел записи. Думаю, просто все еще было настолько свежо в моей памяти, что мне оказалось несложно мысленно воссоздать то, что я лишь недавно наблюдал».
«Хьюстон, База Спокойствия готова дать вам небольшой комментарий в ответ на вчерашний вопрос по поводу геологии.
Мы совершили посадку на относительно ровном поле вторичных вытянутых… нет, круглых кратеров, у большинства из которых приподнятый кольцевой вал, независимо от их размера. Но это не всегда так. Есть какое-то количество более мелких кратеров, у которых нет выраженного кольцевого вала. Грунт в зоне исследования мелких фракций от песка до пыли. Я бы сказал, что самое похожее на него на Земле – это толченый в пыль графит. В массу этого грунта погружены камни самых разных форм, размеров, текстур – округлые и угловатые, – многие смешанного состава. Как я говорил, я наблюдал породы, которые выглядели как сплошной базальт и пористый базальт. Одни образцы были без кристаллов, другие с маленькими белыми фенокрис-таллами с содержанием, возможно, от одного до менее чем пяти процентов.
Кроме того, мы находимся на поле больших камней, размерами от 60 см и до несколько более крупных. И еще: некоторые крупные камни лежат на дневной поверхности, некоторые частично обнажены, а некоторые только немного виднеются из-под грунта. И во время нашего перехода по местности, особенно в процессе работы с отборником проб, мы натыкались на углубленные камни; вероятно, над ними было с десяток сантиметров сыпучего грунта.
Я думаю, что эта каменная россыпь может отчасти происходить из того большого кратера с четкими очертаниями и скалистым кольцевым валом, над которым мы пролетели на финальной фазе спуска. Кстати, вчера я сказал, что он был с футбольное поле, но я должен признаться, что не так просто было оценить его размер, когда он надвигался на нас. Но когда мы пролетали мимо, я решил, что в нем как раз поместится хьюстонский стадион “Астродом” И каменные глыбы около скалистого вала кратера гораздо больше, чем там, где мы находимся. Там некоторые камни высотой в 3 м или даже больше, и они рассыпаны очень густо вплоть до удаления в целый диаметр кратера за его валом. За пределами этой области они становятся несколько мельче, и даже в местных окрестностях [вокруг LM] куски камня, кажется, лежат направленными от кратера рядами и образуют неправильные узоры; между ними есть промежутки, в которых значительно меньше признаков наличия твердых камней на поверхности. Конец связи».
Когда шел обратный отсчет перед стартом с поверхности Луны, мысли Нила были как у типичного летчика-испытателя: прагматичные и предметные. «Двигатель взлетной ступени имеет одну камеру сгорания. При нем – баки горючего, окислителя и топливные компоненты в них. У нас были различные способы управлять цепями клапанов топливного тракта, чтобы открыть поступление топливных компонентов в двигатель. Так что альтернатива имелась. Я предлагал: давайте поставим большой ручной клапан, который вызывал бы открытие всех топливных клапанов, вместо того чтобы в качестве дополнительной системы иметь еще одну чисто электронную. Но начальство сочло, что это было бы слишком просто по стандартам NASA для тех уровней сложности устройств, которые требовались. Так что я на самом деле знал устройство этих электроцепей в подробностях. Но в возможной неисправности в них не было беды, потому что, если бы мы включили двигатель, а он не включился бы, времени решить эту проблему хватало. Мы могли спокойно обдумать проблему и понять, что еще в такой ситуации можно сделать. Пилоты начинают тревожиться лишь тогда, когда у них нет решений и нет времени на принятие решения.
Траектория взлета была очень простой. Активной навигационной системой служила PNGS. Если бы PNGS вышла из строя, мы могли переключиться на AGS и попасть на безопасную орбиту – по крайней мере, в тот момент мы думали, что могли. Как мог помочь нам Хьюстон? В случае, если бы PNGS забарахлила или к ней появились вопросы, там, внизу, в отличие от нас, как следует проанализировали бы проблему. Мы находились в очень хорошем положении – на восточном краю Луны – и двигались на запад, поэтому во время взлета пересекали видимый с Земли центр Луны, значит, у нас должны были быть довольно качественные данные с наземных радаров. Возможно, они могли сказать нам, что нам надо переключаться на AGS. Но, помимо этого, они мало что могли сделать для нас. Им надо было присматривать и за другими вещами: системными проблемами, батареями, системами жизнеобеспечения и прочим. Уверен, если бы они увидели что-нибудь чудное, они дали бы нам это понять, и мы вместе решали бы, что с этим делать. Но сама траектория подъема была довольно несложной. Во время всех наших сближений и стыковок мы занимались расчетами изменений траекторий – нужных для этого импульсов. Они делали то же самое и сейчас, основываясь на других источниках данных на Земле».
В момент от начала экспедиции 05:04:04:51 Рон Эванс дал кораблю разрешение на взлет. «Принято, – ответил Олдрин. И пошутил: – Мы занимаем взлетную полосу первыми». Миновало около семнадцати минут, и в 12:37 по хьюстонскому времени пришло время включить этот единственный и незаменимый ракетный двигатель. Не считая самой посадки, не было в истории экспедиции Apollo 11 – да что там – в истории всей американской космонавтики более напряженного момента.
На канале CBS Кронкайт промолвил, обращаясь к Ширре: «Думаю, мы вовсе не так сильно нервничали, когда начиналась программа Mercury». Мать и жена Нила испытывали тот же самый страх.
05:04:21:54
Олдрин:
Девять, восемь, семь, шесть, пять, подрыв пироболтов, двигатель на взлет, исполнить.
05:04:22:00
ПУСК
05:04:22:07
Олдрин: [помехи] [искажения]
тень. Замечательно!
В автобиографии Баз красноречиво описал старт: «Взлетная ступень LM отделилась от массивной угловатой посадочной ступени на длинных и тонких ножках, обрушив на нее ливень блистающих частиц теплоизоляции, которые брызнули во все стороны под ударом ракетного двигателя».
05:04:22:09
Олдрин: 7,92, подъем 7,92 м/с. Внимание, маневр по тангажу.
05:04:22:14
Армстронг:
Есть маневр по тангажу.
И вновь вспоминает Баз: «Времени любоваться пейзажем не было. Я полностью сосредоточился на компьютерах, а Нил не отрывался от указателя пространственного положения, но я еще успел заметить, что флаг Соединенных Штатов Америки упал. Через несколько секунд после старта LM стал наклоняться на сорок пять градусов вперед, и, хотя мы ждали, что это окажется внезапный и, может, пугающий маневр, замки и резинки, удерживавшие нас на месте в кабине модуля, так смягчили ускорение от поворота и ускорение взлета было таким большим, что мы едва заметили наклон».
05:04:22:15
Олдрин:
Идем очень мягко. Парная балансировка выключена. Очень ровно движемся. Вон тот кратер внизу.
05:04:23:04
Эванс:
Одна минута, ваши параметры в норме.
05:04:23:10
Олдрин:
Так точно [пауза]. Очень ровно движемся, только немного покачиваемся вперед-назад. Двигатели ориентации почти не срабатывают.
05:04:23:31
Эванс:
Принято. Очень хорошо.
05:04:23:37
Олдрин:
213 [м/с, горизонтальная скорость], подъем 46 [м/с, вертикальная скорость]. Прекрасно. 2740 [м, высота]. Рассогласование AGS [с PNGS] меньше 0,3 м/с.
05:04:23:59
Эванс:
Eagle, говорит Хьюстон. Две минуты, полет нормальный…
05:04:24:06
Олдрин:
Есть 300. Подъем 52. Замечательно. 4270. И снова 0,3 м/с…
Не только мать Нила не могла сдержать слез, когда услышала, как торжествующий Кронкайт воскликнул: «Ну и ну! Эти их слова “замечательно”… “очень мягко”… “очень ровный полет”! Армстронг и Олдрин, пробывшие без малого сутки на поверхности
Луны, теперь движутся к точке встречи с Майком Коллинзом на окололунной орбите».
Уже седьмой месяц подряд «подавляемым страхом» Майка Коллинза была возможность, что ему придется бросить своих товарищей на Луне и возвращаться на Землю одному «У Columbia не было посадочных приспособлений; я не смог бы спасти их, если бы они не сумели взлететь с поверхности или упали бы обратно на нее». Какой бы сценарий трагедии ни реализовался, Майк был должен возвратиться на Землю, но он знал, что тогда к нему до конца жизни прилипло бы страшное клеймо. «Я почти жалел о том, что у меня была возможность выжить в таком случае», – думал он иногда.
Двигателю взлетной ступени предстояло работать чуть больше семи минут, чтобы набрать скорость и высоту, которые требовались для выхода на орбиту. Находившийся в командном модуле Коллинз внимательно следил за движением модуля лунного. Больше, чем кто-либо, он знал о том, насколько успех операций «дня встречи» не гарантирован. С самого утра, как только он проснулся, у него было «множество вещей, которые не давали отвлечься», в том числе ему предстояло 850 раз нажать на различные кнопки и клавиши, «и это были мои восемьсот пятьдесят шансов сесть в калошу». Если старт Eagle пройдет хорошо, ему предстояло поработать «в качестве надежного начальника базы и позволить им отыскать меня на постоянном круговом пути. Но если… если… если хоть что-то из тысячи возможных вещей, которые могут подвести, случатся с Eagle, то тогда я из дичи превратился бы в охотника». В момент взлета LM Майк «волновался, как юная невеста». Он летал уже семнадцать лет, сорок четыре раза обогнул Землю на Gemini X, но «ни разу не чувствовал себя настолько на иголках из-за какого-либо полета», как из-за нынешнего старта LM с Луны.
По мере того как Eagle поднимался все выше, приближаясь к Коллинзу, тот думал: «Один маленький сбой, и они покойники. Я старался не дышать все семь минут, которые им требовались для выхода на орбиту». Как ветеран программы Gemini, он знал, «как прискорбно быстро попытка сближения может пойти прахом. Наклонившийся гироскоп, упрямый компьютер, ошибка пилота – ах да, именно последняя возможность страшила меня больше всего. Если Нил и Баз сумеют вытащить аппарат на косую, искаженную орбиту, хватит ли мне топлива и решимости попытаться перехватить их?» Рядом с ним в командном модуле находился блокнот, в котором были прописаны восемнадцать различных вариантов того, что он может сделать, чтобы попытаться пересечь орбиты с LM, если модуль не сумеет добраться до него самостоятельно.
За пультом управления Eagle Армстронг пользовался навыком, почерпнутым не только из тренировок во время подготовки к полету на Apollo, но и прошлым опытом, полученным еще на Gemini, чтобы привести свой космический корабль в заданную точку встречи. С точки зрения пилотирования и техники управления аппаратом при помощи реактивных импульсов ему для встречи с Columbia надо было сделать то же самое, что он проделал когда-то на Gemini VIII: такая же стратегия относительных перемещений и методика сближения, изменения скоростей того же масштаба. «Это была одна из главных причин, по которой мы себя чувствовали в этой ситуации уверенно».
Взлет резко отличался от полета со снижением до посадки. Большую часть времени спуска кабина лунного модуля «смотрела вверх». Экипаж не мог видеть поверхность Луны. А теперь они глядели прямо на нее. «Да, мы смотрели на нее с очень небольшого расстояния и летели над Луной лицом вниз, поэтому могли разглядеть разные особенности вблизи. Взлет с Луны еще и не был не похож ни на какой другой этап полета. Чтобы поддерживать правильное положение лунного модуля, использовались малые ракетные двигатели ориентации. В обычной ситуации, чтобы увеличить тангаж, то есть поднять нос аппарата вверх, надо было дать импульс передними двигателями ориентации вверх и одновременно задними двигателями ориентации вниз, при этом и те и другие разворачивают аппарат носом вверх. Но во время запуска на орбиту любые работающие реактивные двигатели, направленные вперед, замедляли полет и противодействовали маршевому взлетному двигателю. Поэтому передние двигатели ориентации отключались на время его работы. Чтобы управлять положением корабля, мы пользовались только половиной двигателей ориентации – лишь теми, что были направлены вниз. В результате оказывалось, что центр тяжести аппарата оказывался не совсем в его центре, если эти двигатели включались и смещали весь аппарат вверх. Потом они отключались, потому что центр тяжести смещался, и нас толкало в другую сторону. Потом они опять включались. И все это было похоже на езду на кресле-качалке все время, пока мы следовали по траектории вывода на орбиту.
Это было не так, как раньше на Gemini. Мы пытались ввести имитацию этого движения в тренажер-симулятор LM, но, поскольку симулятор был стационарным объектом, в нем отсутствовало то же самое ощущение покачивания. Он обладал крайне необычным характером. Я не могу вспомнить, чтобы о нем докладывали экипажи предыдущих экспедиций, в которых включался взлетный двигатель, – Apollo 9 и 10. Если они говорили о нем, значит, я пропустил этот момент».
Как это было типично для Нила, когда он пилотировал, он едва ли обмолвился словом во время взлета. Когда корабль устремился на запад над теми же самыми объектами-вехами, которые они пытались опознать, приближаясь к точке посадки, Нил заметил: «Направляемся прямо вдоль американского хайвея номер один». Потом он высказался всего лишь еще раз, произнеся: «Это довольно впечатляющий полет».
К часу дня по Хьюстону 21 июля ответственный чиновник отдела NASA по связям с общественностью заявил, что Eagle вышел на окололунную орбиту с апоселением 87,4 км и периселением 16,9 км. Для перехода с лежащей ниже траектории полета Columbia орбиты к позиции для стыковки требовалось еще три часа. Все трое, Нил, Баз и Майк, занялись длинной и сложной последовательностью процедур сближения, навигационных маневров и проверок дублирующих систем. «Может показаться, что три часа – это долго, – отмечал Баз, – но мы были так заняты, что не заметили, как они пролетели». Майк помнит, что с головой зарылся в «мистические, похожие на черную магию манипуляции», которые согласно его мудрому блокноту следовало сделать для успешного сближения в космосе.
Eagle должен был выполнить три отдельных маневра, чтобы догнать Columbia. Первый из них состоялся в 13:53 по центральному времени США над обратной стороной Луны. Действуя двигателями перемещения и ориентации LM, Армстронг перевел его на более высокую орбиту, которая была лишь на 28 км ниже орбиты командного модуля. Часом позже второй импульс привел LM еще более точно в плоскость орбиты цели, уменьшив перепады вдоль траектории по высоте, в то время как лунный модуль постепенно догонял CSM.
Коллинз вспоминал, как товарищи приближались к нему с этого момента. «LM находится в 28 км ниже меня и примерно в 74 км позади. Они нагоняют меня с не вызывающей опасений скоростью 37 м/с. Они уже изучают меня при помощи своего радара, а я изучаю их, глядя через секстант. Точно в заданный момент, когда я оказываюсь выше них, на 27 градусов над линией горизонта, они начинают движение, ускоряясь в мою сторону. “Даем импульс”, – говорит мне Нил, и я поздравляю его: “Ну ты орел!” Теперь мы на курсе, ведущем к столкновению; наши траектории должны пересечься через 130 орбитальных градусов (иначе говоря, примерно когда мы пролетим немного больше трети орбитального витка от этого момента). Я только что перевалил через “вершину холма”, и теперь, в следующий раз, когда Земля покажется на виду, я должен уже припарковаться рядом с LM. Когда мы выходим в освещенное солнцем пространство над обратной стороной Луны, LM превращается из мигающего огня в моем секстанте в различимого черно-золотого жучка, скользящего над полем кратеров под ним».
Находясь уже так близко и все еще так далеко друг от друга, «приветливые незнакомцы» начали обмениваться по радио шутками по поводу деталей своей новой встречи.
05:07:22:11
Коллинз:
Эй, что-то не вижу, где у вас шасси.
05:07:22:15
Армстронг:
Это нормально… Но ты же не перепутаешь, к которому нашему концу пристыковаться?
Корабли продолжали сближаться, и даже тон переговоров между Нилом и Базом стал более легким.
05:07:25:31
Армстронг:
Должно быть, одна из этих ярких точек Майк.
05:07:25:36
Олдрин:
Как насчет того, чтобы выбрать ближайшую?
05:07:25:44
Армстронг:
Хорошая идея.
У Нила вид проплывающего близко над его кабиной командного модуля вызвал воспоминания о тех днях, когда он служил летчиком-истребителем.
05:07:28:23
Армстронг:
Кажется, ты заходишь на нас в атаку из верхней полусферы, Майкл.
Баз тоже наконец сумел как следует рассмотреть Columbia.
05:07:32:25
Олдрин:
Окей. Теперь я вижу форму твоего корабля, Майк.
05:07:32:42
Армстронг:
О да… Видим твою параболическую [антенну]. Твой световой маяк… наблюдаем весь корабль. Я вижу, что ты нацелился на меня. Теперь немного поворачиваешь. Отлично.
05:07:33:49
Коллинз:
Вы уже начали торможение?
05:07:34:50
Армстронг:
Начали.
«Все, что оставалось, – вспоминал Коллинз, – это дождаться, пока они затормозят до полной остановки, пользуясь заданной программой зависимости относительной скорости кораблей от расстояния между ними… При этом им надо было оставаться на заданной трассе сближения, не уклоняясь ни вправо, ни влево, ни вверх, ни вниз… На таком малом расстоянии секстант уже был бесполезен, поэтому я собрал все ненужное, покинул свое наблюдательное гнездо в нижнем отсеке оборудования, перебрался в левое сиденье и развернул Columbia так, чтобы направить ее нос на LM».
Глядя теперь сквозь стыковочный прицел, Майк восхищенно наблюдал, как плавно, не отклоняясь от центральной оси, вели ему навстречу лунный модуль Нил и Баз.
05:07:43:43
Коллинз:
Наблюдаю вас на 1300 м и вижу скорость 9,45 м/с. Все хорошо…
05:07:44:15
Олдрин:
Да, да. У нас все в порядке, Майк. Мы тормозим…
05:07:46:13
Армстронг:
О’кей, теперь у нас около 3,35 м/с относительно тебя, прибли жаемся.
05:07:46:43
Коллинз:
Хорошо…
LM становился все крупнее и крупнее в окне перед Коллинзом, и он еле сдерживал ликование. «Впервые с того момента, как меня шесть месяцев назад назначили в этот невероятный полет, в самый первый раз я почувствовал: у нас получится». В коробке Eagle, однако, командир и пилот лунного модуля нервничали в предвкушении действий, которые только предстояло выполнить правильно – и которые еще могли обернуться неудачей.
05:07:47:05
Олдрин:
Надеюсь, не надо будет поворачивать по тангажу прямо вниз.
05:07:47:16
Армстронг:
Нам надо будет повернуть по тангажу вниз и затем по рысканию…
Он хорошо летит… Окей, если я так поверну по тангажу, то буду смотреть прямо на солнце.
05:07:50:09
Олдрин:
Я надеюсь, ты знаешь, как поворачивать по крену.
05:07:50:11
Армстронг:
Да, знаю.
05:07:50:23
Олдрин:
Тебе надо, чтобы это окно оказалось напротив его правого окна, так что тебе не надо поворачивать по крену вправо. Так?
05:07:50:32
Армстронг:
Да.
05:07:50:34
Олдрин:
Только одна проблема, это почти – почти девяносто [градусов поворота], так ведь? Ты можешь…ты…
05:07:50:58
Армстронг:
Если я поверну на сто двадцать, это будет поворот налево.
05:07:51:06
Олдрин:
Девяносто, да?.. Шестьдесят?
05:07:51:21
Армстронг:
Ну, почему бы мне не начать поворот…
05:07:51:24
Олдрин:
Да, я думаю, если накренишься на шестьдесят…
05:07:51:29
Армстронг:
Тогда я буду смотреть прямо в его левое окно после того, как возьму на себя по тангажу.
05:07:51:32
Олдрин:
Я так не думаю. Если бы ты сделал это правильно, то сейчас бы…
Теперь LM завис на расстоянии всего лишь 15 м, и это значило, что с практической точки зрения встреча на орбите состоялась. Нил развернул LM, и теперь стыковочная воронка Eagle смотрела прямо на стыковочный узел Columbia. Коллинз не мог сдержать эмоций, сфотографировав Землю, восходившую над горизонтом позади лунного модуля.
05:07:51:36
Коллинз:
Земля восходит. Просто сказка!
В этот самый напряженный момент Хьюстон вмешался, чтобы выяснить, что происходит.
05:07:52:00
Эванс:
Eagle и Columbia, вызывает Хьюстон. Доложите о вашем положении. Прием.
05:07:52:05
Армстронг:
Так точно. Мы удерживаем аппарат рядом с целью.
Сухо-лаконичный ответ Нила и его резкий тон дал понять, что это вторжение со стороны было явно нежелательным.
05:07:52:24
Олдрин:
Увеличь тангаж… Сдвинься чуть-чуть вверх. Тебе виднее… Нижняя сторона… Сдвинься назад.
05:07:52:45
Коллинз:
Правильно.
05:07:53:08
Армстронг:
О’кей, кажется, я примерно в правильной ориентации, я полагаю…
05:07:53:18
Олдрин:
Да.
05:07:53:21
Армстронг:
Этот поворот по крену довольно большой. Я просто не знаю, насколько… Так это… О нет, сейчас рамки СЛОЖАТСЯ!
Несмотря на то что Eagle и Columbia, казалось, уже правильно расположились друг рядом с другом, когда оба космических корабля начали сближаться, произошло потенциально опасное явление, которое называется складывание рамок карданного подвеса. Суть в том, что две или три вращающиеся на шарнирах рамки, посредством которых инерциальная навигационная платформа соединялась с остальной жесткой конструкцией лунного модуля, случайно попали в «мертвую точку» – положение взаимно одинаковой ориентации в пространстве – и временно потеряли возможность двигаться; из-за этого платформа утратила стабильное положение, что вызвало срабатывание двигателей ориентации. Армстронг помнил, как это случилось. «Стыковка должна была происходить так: лунный модуль самостоятельно стабилизируется вблизи командного модуля и приводится в точку, откуда пилоту командного модуля удобно будет начать маневр подхода для стыковки. Потом Майк должен был привести CSM в движение и соединить оба корабля стыковочным механизмом. По сути, это похоже на то, как корабль Gemini стыковался к ступени Agena, потому что позиция Майка внутри командного модуля была такой же, как и позиция командира в Gemini. Он смотрит через переднее окно сквозь стыковочный прицел, это устройство помогает ему определить, верно ли взаимно расположены корабли. Мы же, с другой стороны, глядели вверх. Стыковочный узел находился в крыше лунного модуля, поэтому мы наблюдали за стыковкой через маленькое плоское оконце в его крыше.
Пытаясь выстроить самую лучшую ориентацию лунного модуля, чтобы облегчить стыковку Майку, я глядел через верхнее окно и ориентировал свой аппарат относительно командного модуля. К сожалению, я забыл проследить за индикатором ориентации, а если бы я внимательно смотрел на прибор, он предупредил бы меня, что мы оказались опасно близко к складыванию рамок. Управляя кораблем на глаз через верхнее окно, я загнал его именно в это положение.
В общем-то, страшного ничего не случилось, отчасти потому, что мы уже добрались до конечной точки маршрута лунного модуля. Нам больше некуда на нем было лететь, наоборот, предстояло его покинуть. Для системы стабилизации были альтернативы, и мы находились примерно в той точке, где Майк мог завершить стыковку.
Нарочно такое сделать я не захотел бы. Но в результате этого складывания у нас не появилось паразитного движения или вращения».
Возможно, потому что Коллинз управлял процессом стыковки со своей стороны или, может, из-за того что Майк провел так много времени в одиночестве и ожидании, когда же он сможет выполнить свой критически важный финальный маневр, его реакция на складывание рамок была более острой. Когда оба космических аппарата соединились маленькими защелками первичного захвата, он переключил тумблер, открывший вентиль баллона со сжатым азотом, давление которого должно было стянуть два корабля накрепко. И когда он сделал это, то пережил то, что впоследствии назвал «главным сюрпризом моей жизни»: «Внезапно оказалось, что вместо тихого маленького LM я сцепился с дикой вертящейся тварью, которая, казалось, хочет вырваться и убежать». Предметно говоря, LM начал разворот по рысканию вправо, вызвав взаимное отклонение осей стыковочных узлов в пятнадцать градусов. Работая джойстиком под правой рукой, Коллинз старался повернуть Columbia в ту же сторону, потому что он ничего уже не мог сделать, чтобы остановить автоматический цикл стягивания, предназначенный для того, чтобы сцепить оба корабля в надежных объятиях. «Я лишь мог надеяться, что оборудованию не нанесены повреждения и, если это стягивание окажется неудачным, я смогу отстыковать LM и попробовать соединиться повторно».
Сражение Коллинза с ручкой управления помогло выровнять оба корабля в правильное расположение вдоль одной оси. Стыковочный узел завершил стягивание и герметизировался. Позже, когда Нил и Баз вернулись на командный модуль, Майк начал оправдываться:
– Странный случай. Вы знаете, я не испугался, и я думал, что все идет достаточно стабильно. Я начал стягивание, и вот тут-то и началась чертовщина.
Армстронг дал Майку свое объяснение:
– Кажется, это случилось, когда я дал координатный импульс по оси +Х, и, видимо, он оказался смещен от центральной оси, потому что, так или иначе, я нечаянно уплыл от правильной ориентации, и система стабилизации начала в это время давать свой импульс.
– Спору нет, пару секунд я был очень занят, – заявил Майк.
На часах в Хьюстоне было 16:38. Больше часа после этого
Армстронг и Олдрин выключали определенные системы LM (некоторые им надо было оставить работающими), отлавливали и прятали различные летающие предметы и готовили Eagle к окончательному отстрелу.
В 17:20 Коллинз открыл механизм люка со своей стороны, и Нил с Базом, все еще густо покрытые пылью, скользнули вверх через крышу лунного модуля, а затем вниз по отношению к кабине Columbia. «Первым был Баз с широкой улыбкой на лице, – вспоминал Коллинз. – Я схватил его голову за виски и чуть было не поцеловал его взасос в лоб, как отец блудного сына; но потом смутился и вместо этого пожал руку ему и потом Нилу. Мы втроем сделали несколько кульбитов, улыбаясь, хохоча и торжествуя, а затем вернулись к обычной работе, в то время как Нил и Баз стали готовить LM к его последнему путешествию».
На канале CBS Кронкайт подвел итог историческим двадцати двум часам, дав волю размышлениям:
Человек наконец пришел на Луну после долгих столетий ожидания. Двое американцев с чем-то похожими фамилиями Армстронг и Олдрин провели почти целые земные сутки на Луне. Они поднимали лунные камни и отбирали их образцы, устанавливали там научное оборудование, и они взяли с собой куски Луны, чтобы в изолированном виде привезти их домой.
Над головами людей на Луне как спутник спутника обращался по орбите третий член экипажа Apollo, Майкл Коллинз. Его вызывающая восхищение, но и печальная миссия состояла в том, чтобы направлять и поддерживать в порядке командно-сервисный модуль, системы наведения и двигатели которого остаются единственными средствами возвращения экспедиции обратно…
Теперь, когда этот полет состоялся, человек впервые поистине отправился в дорогу прочь от Земли. Но теперь же, когда он состоялся, перед людьми встают новые вызовы. Один из них – это стремление понять, станет ли пришествие на небесную спутницу концом многовековой дружбы с ней и не превратится ли она во врага, к которому мы вторгнемся, завоюем, станем эксплуатировать и когда-нибудь опустошим еще одну планету после собственной. Или же мы извлечем из этого этапа максимальную пользу, и Луна станет для нас дорожной станцией на пути к звездам. Apollo 11 предстоит еще долгий путь – как и всем нам.
Так закончилась самая длинная заранее запланированная трансляция в истории телевидения.
* * *
На орбите вокруг Луны Коллинз помогал товарищам переносить оборудование, фото– и кинопленку и контейнеры с лунными образцами на базовый корабль. Когда с этим было покончено, они попытались отчистить Columbia от лунной пыли. Из хранилища по указанию специалистов по микробам и частицам они достали маленький пылесос. «Пылесос едва справлялся со всасыванием пыли, – заметил Баз. – Мы добились большего, очищая друг друга руками, но все равно остались грязными». Перед тем как закрыть люки, Нил и Баз навели порядок внутри LM. Им было очень тяжело сказать «прощай» своей машине. Eagle сделал абсолютно все, что от него требовалось, и даже больше.
В 18:42 по времени центральных штатов пришло время отправлять LM в последний полет. В последовавших экспедициях Apollo LM сбрасывали на Луну для того, чтобы получить сейсмографические измерения, но Eagle кружил по орбите еще много лет, пока не врезался в поверхность спутника. И Баз, и Нил были довольны, что не они, а Коллинз щелкнул тумблером, запускающим отделение. Когда позже они принялись за ужин, Коллинз начал забрасывать товарищей вопросами: «Как вы почувствовали взлет?.. Все ли камни выглядят одинаково? Они разные? Прекрасно, отлично. Рад слышать это… К счастью, у вас получилось отхватить понемногу всего сразу».
В тот же понедельник, 21 июля, в 23:10 по своему местному времени Центр управления полетом дал экипажу Columbia «добро» к маневру выхода на перелетную траекторию к Земле. Потом Коллинз назвал его «полетели-уже-отсюда-мы-не-хотим-навсегда-остаться-спутником-Луны»-маневром. Включение маршевого двигателя SPS продолжалось две с половиной минуты, и в итоге скорость корабля возросла до 9957 км/ч, что было достаточно для того, чтобы он смог покинуть орбиту вокруг Луны. Если бы выход на перелетную траекторию не удался, как запланировано, то, по словам Нила «экипаж ждало бы долгое путешествие вдали от людей».
Маневр выполнялся над обратной стороной Луны, без связи с Землей. Не считая входа в атмосферу, это оставался единственный момент экспедиции, заставивший всех понервничать. Как и все предыдущие этапы, этот был сложным, и астронавтам требовалось гарантировать, что, когда они покинут орбиту Луны, их корабль будет направлен в нужную сторону. Избавляться от напряжения им помогал юмор.
05:15:14:12
Коллинз:
Вижу горизонт. Кажется, мы летим вперед [смеется].
05:15:14:26
Армстронг:
Вспоминается Gemini.
05:15:14:29
Коллинз:
Самое главное, чтобы мы летели вперед [еще раз смеется]. Тут можно сделать только одну большую ошибку.
05:15:14:50
Олдрин:
Призрак импульса торможения на Gemini, да. А мы точно… [смеется] нет, глядите, двигатели смотрят вон туда, газы движутся туда же, значит, тяга направлена вон в ту сторону.
05:15:15:03
Коллинз:
Да, горизонт выглядит как надо.
На самом деле, очень небольшая вероятность того, что астронавты могли бы разогнать свой корабль в неверном направлении, все-таки существовала. «Я не стал бы заявлять, что он нулевой, – признался Армстронг. – Такой шанс есть, особенно когда вы находитесь в темноте, не имеете внешних ориентиров и зависите от показаний приборов. Можно ли тогда построить неверную ориентацию? Я бы сказал, что это возможно. Именно это всегда тревожило ЦУП, потому что они не могли наблюдать за нами на обратной стороне Луны и не имели никаких данных».
Как только через полчаса корабль выглянул с другой стороны лунного диска, Хьюстон сразу же захотел выяснить, как обстоят дела.
05:15:35:14
Дьюк:
Привет, Apollo 11. Как все прошло? Прием.
05:15:35:22
Коллинз:
Пора открывать двери в ЛПЛО [Лаборатории по приему лунных образцов], Чарли.
05:15:35:25
Дьюк:
Вас понял. Мы видим, что вы летите домой. Все параметры добротные… Все ваши системы для нас выглядят в норме. Ожидайте наших докладов.
05:15:36:27
Армстронг:
Эй, Чарли, братишка, у нас тоже все хорошо. Это был прекрасный маневр. Они просто не бывают лучше.
Как вспоминал Коллинз, все трое мужчин по очереди брали камеры и наводили их то на Луну, то на Землю. «Луна с нашей стороны была полной и смотрелась как коричнево-золотой шар, сияющий в лучах солнца. Прекрасное, полное оптимизма зрелище, и все же было здорово – смотреть вот так в окно и видеть, как Луна уменьшается в размерах, а маленькая и далекая еще Земля растет». Не только сам вид лунного шара с такого расстояния, но и мысли о возвращении домой делали его вид незабываемым.
Они провели в пути домой двое с половиной довольно рутинных суток. Первый ночной сон после воссоединения экипажа был самым глубоким и здоровым за все путешествие и продолжался восемь с половиной часов, вплоть до полудня по Хьюстону во вторник, 22 июля. Космический корабль миновал точку, где земная гравитация становилась сильнее лунной и начинала чем дальше, тем больше притягивать астронавтов, ускоряя бег их снаряда в направлении дома. Это произошло на расстоянии в 71 860 км от Луны и 322 250 км от Земли, вскоре после их пробуждения. Позже в тот же день они выполнили свою единственную коррекцию курса, немного изменив траекторию полета для наилучшего возвращения на Землю. К полудню следующего дня Columbia прошла половину пути до родной планеты, но еще 187 050 км отделяли ее от точки посадки. Астронавты так расслабились и их время было так небогато событиями, что они позволили себе слегка нарушить порядок и во время радиопереговоров с Хьюстоном начали проигрывать специальную кассету с разными звуковыми эффектами, которую прихватили с собой в полет. На ней звучал лай собак и гул тепловоза.
На Земле возвращение Apollo 11 запомнилось благодаря двум цветным телетрансляциям, каждая из которых проводилась в прайм-тайм. В последней такой трансляции с борта корабля каждый из астронавтов объяснил, что лично для него означала посадка на Луну в общей схеме событий. Вещание открыл Армстронг в 19:03 по летнему времени восточных штатов:
Добрый вечер. Говорит командир Apollo 11. Сто лет назад Жюль Верн написал книгу о путешествии на Луну. В ней космический корабль Columbia взлетел из Флориды и совершил посадку в Тихом океане после полета на Луну и обратно. Нам кажется уместным поделиться с вами впечатлениями команды Columbia наших дней, которая готовится к завтрашней встрече с той же самой планетой Земля и тем же самым Тихим океаном. Первым будет говорить Майк Коллинз.
В Центре управления Дженет с сыновьями и Пэт Коллинз со своими детьми и одним из детей Олдрина смотрели эту передачу из демонстрационной комнаты.
Майк Коллинз:
Слушаюсь. Наше путешествие на Луну могло показаться вам несложным или вовсе безделицей. Хочу вас уверить, что это вовсе не так. Ракета Saturn V, которая вывела нас на орбиту, – исключительно сложная машина, и каждая ее деталь отработала безукоризненно. В этом компьютере над моей головой заложен словарь на 38 тыс. команд, и каждая строчка в этом словаре тщательно выбрана так, чтобы иметь важнейшее значение для нас, астронавтов. Я берусь рукой за переключатель, а только в одном лишь командном модуле еще более трехсот таких же точно переключателей… Мы всегда рассчитывали на то, что все оборудование будет работать, и работать надежно, и мы продолжаем питать уверенность в том, что так это и будет продолжаться до конца полета. Все это стало возможным благодаря крови, поту и слезам, пролитым множеством людей. В основе всего труд американского рабочего, который собирал все эти машины на заводах и фабриках. Затем за дело взялись команды испытателей, досконально оценивавших процесс монтажа и собранные изделия. И, наконец, все те, кто работает в Центре пилотируемых полетов…То, что происходит сейчас, чем-то похоже на перископ подводной лодки, который только и виден над водой. Вы видите всего лишь нас троих, но в глубине, под поверхностью, тысячи и тысячи других, и всем им я хочу сказать: спасибо вам большое.
Пришло время База говорить перед камерой, и тут он впервые высказал идею, которую и впоследствии много раз пропагандировал во имя духа первооткрывателей:
Добрый вечер. Хотел бы обсудить с вами некоторые более символичные аспекты нашей экспедиции, Apollo 11. Когда мы разговаривали о событиях, которые произошли за последние два-три дня здесь, на борту нашего корабля, мы пришли к выводу, что это было нечто гораздо большее, чем путешествие трех мужчин на Луну; нечто большее; чем потребовавшиеся для этого достижения правительства и промышленности; и даже нечто большее, чем результат усилий всей нации. Мы чувствуем, что экспедиция эта явится символом неистощимого любопытства и стремления человечества к исследованию неизвестного. Нил позавчера сказал, впервые шагнув на поверхность Луны: «Это маленький шаг для человека и огромный скачок для человечества», и я думаю, что эти слова отлично говорят о наших чувствах. Мы приняли вызов, требовавший от нас попасть на Луну; и мы не могли его не принять. Относительная легкость, с которой далось нам наше начинание, я полагаю, есть заслуга того, что тот самый вызов мы приняли вовремя. Я чувствую, что сегодня мы уже стали готовы взять на себя новые, более сложные роли в исследовании космоса…Сам же я, когда думаю о том, что свершилось в эти дни, вспоминаю стих из Псалмов: «Когда увижу небеса – дела перстов твоих, луну и звезды, которые Ты утвердил, то что – человек, что Ты помнишь его».
Тот, кто меньше всех тратил слов, то есть командир Армстронг, красноречиво закончил телепередачу своим выступлением. Под влиянием настроения, которое владело им тогда, у Нила получилось одно их самых его глубокомысленных выступлений на публику:
Истоки нашего полета прежде всего в ходе истории и в тех гигантах науки, труды которых предшествовали этой попытке; затем в народе Америки, который, выразив общую волю, указал на свою мечту; после него вспомним четыре президентские администрации и действовавшие с каждой из них составы Конгресса, которые сумели выполнить народную волю; и, в конце концов, заслуга принадлежит агентству и производственным группам, которые построили части нашего корабля: ракету Saturn, Columbia, Eagle и маленький EMU – скафандр вместе с рюкзаком системы жизнеобеспечения, они стали нашими миниатюрными космическими кораблями, в которых мы вышли на поверхность Луны. Мы хотим выразить особую благодарность всем американцам, построившим космическую технику: конструкторам, проектировщикам, испытателям, – которые вложили свои сердца и способности в эти корабли. Сегодня вечером мы глубоко признательны всем этим людям. Им, а также всем, кто смотрит и слушает нас сейчас, мы говорим: благослови вас Бог. Apollo 11 желает вам спокойной ночи.
Те, кто видел эту телепередачу у себя дома, в своих гостиных в эту летнюю ночь пережили момент гордости. Завершая ее на канале CBS, Кронкайт назвал сказанные астронавтами слова «душевными знаками признательности этих трех астронавтов, которые совершили невероятное – отправились на Луну и прошли по ней». От полного успеха Apollo 11 теперь отделяли только предстоящий спуск в атмосфере Земли, приводнение в океане и благополучный подъем на борт судна.
Но на Земле для финального этапа полета Apollo 11 формировалась непредвиденная угроза. На Тихом океане разыгрывался сильный шторм, и пара смышленых метеорологов поняла, что он накроет как раз область приводнения космического корабля. Тогда NASA решило поменять зону посадки. Рано утром в четверг, 24 июля, основной корабль спасательной экспедиции «Хорнет» – построенный в 1943 году авианосец, на борту которого находился президент Никсон, – получил приказ перейти северо-западным курсом на расстояние в 460 км, чтобы попасть в область более спокойного моря. Columbia после этого поменяла траекторию подлета. В остальном подготовка к возвращению в атмосферу прошла без приключений.
В 11:35 по времени Хьюстона того же дня Apollo 11 начал спуск в атмосфере Земли. Когда корабль вонзился в ее разреженные верхние слои к северо-востоку от Австралии, он был на высоте около 120 км. Управлявший полетом Коллинз живописно рассказывал о возвращении в атмосферу: «Мы должны были попасть в запланированный коридор входа по траектории с наклоном 6,5 градуса ниже горизонта со скоростью 11,032 км/с, то есть 39 715 км/ч. Целились мы в точку в 15 км к юго-западу от острова Гавайи. Мы отстрелили сервисный модуль, наш верный склад, в котором еще оставалась половина запаса кислорода, и развернулись так, чтобы впереди оказался теплозащитный экран. Торможение начинается постепенно и сперва торжественно открывается начинающимся световым шоу. Вокруг нас разрастается кокон протоплазмы, протягивающийся шлейфом наподобие хвоста кометы, – поток ионизированных частиц и раскаленного материала экрана. Полная чернота космоса исчезает и сменяется дымчатым разноцветным туннелем с переливами нежного лавандового, светлого сине-зеленого, легких мазков фиолетового, и в центре всего горит оранжево-желтое ядро пламени». Стремительно падая, но чувствуя себя так, будто попали в безвременье, трое астронавтов увидели первые привычные взгляду формы планеты Земля – большой массив слоисто-кучевых облаков. Затем перед их взором резко раскрылись три огромных главных парашютных купола, как «прекрасные бело-оранжевые цветы возвращенной уверенности». Вскоре астронавты смогли рассмотреть огромный простор океана под кораблем. В момент от начала экспедиции 08:03:09:45 Воздушный Босс, начальник сводной поисково-спасательной команды, передал по радио, что визуальный контакт со снижающимся спускаемым аппаратом установлен. На северо-западном Тихом океане только лишь занимался рассвет.
Восемь минут и тридцать три секунды спустя, в 11:51 по времени центральных штатов, космический корабль рухнул в воду как тонна кирпичей, и от удара из всех троих астронавтов чуть не вышибло дух. Армстронг радировал Воздушному Боссу: «На борту все члены экипажа в норме. Наши задания выполнены. Ожидаем пловцов». Воздушный Босс подтвердил факт выполнения посадки в цель в 1740 км к юго-западу от Гонолулу и в 426 км к югу от острова Джонстон. «Хорнет» был всего лишь в 24 км. Рядом со спускаемым аппаратом уже находились вертолеты флотской авиации. Армстронг и товарищи приняли каждый по пилюле от укачивания перед входом в атмосферу, но сейчас поняли, что лучше бы они приняли по две – такой большой оказалась высота волн, и, мало того, командный модуль плавал заостренным концом вниз. Майк проспорил Нилу кружку пива, ведь это Нил ставил на то, что модуль перевернется вверх тормашками. С технической точки зрения это была «стабильная позиция № 2» – положение, когда входной люк командного модуля под водой, а астронавты свисают вниз головой на привязных ремнях. Все в кабине стало выглядеть совершенно по-другому, потому что сила земного притяжения расставила по местам верх и низ, чего астронавты не наблюдали уже давно. Внезапно появляется вектор гравитации, с которым можно сверяться, но это приносит с собой неожиданный эффект. Все выглядит странно, как не на своих местах!
Экипаж быстро запустил три электрических насоса, чтобы наполнить три маленьких надувных поплавка, которые сместили центр водоизмещения спускаемого аппарата и помогли ему перевернуться обратно, днищем вниз. Моторам насосов потребовалось почти десять минут, чтобы накачать поплавки. Ожидая команду флотских ныряльщиков, астронавты покоились в тишине, мечтая лишь о том, чтобы не поддаться морской болезни, особенно Олдрин. «Полбеды в том, чтобы совершить посадку вверх ногами, – замечал потом Баз. – Но гораздо хуже было бы потом выбираться из космического корабля на виду у телекамер, извергая при этом фонтан съеденного печенья». Появились ныряльщики и присоединили к аппарату оранжевое надувное кольцо для дополнительной плавучести, после чего открыли люк. Это произошло в 12:20 по времени Хьюстона и в 6:20 утра по местному гавайскому времени. Астронавтам казалось, что в воде они провели уже целую вечность, но на самом деле прошло лишь 29 минут. Ныряльщики забросили внутрь командного модуля костюмы биологической изоляции – прорезиненные комбинезоны с капюшонами и забралами серо-зеленого цвета, предназначенные для защиты земного мира от «лунных микробов». Астронавты с трудом натягивали эти костюмы в тесном командном модуле. Впервые за восемь суток попав в условия действия земной гравитации, они чувствовали головокружение, а их руки и ноги так затекли, что они едва могли стоять, особенно учитывая, что дул ветер со скоростью больше 9 м/с.
Наконец, облачившись в костюмы биологической защиты, астронавты протиснулись наружу через маленький люк; как командир, Нил выходил последним. Перед тем как их проводили на маленький плотик, качавшийся рядом на волнах, ныряльщики обрызгали каждого дезинфицирующим раствором, чтобы предотвратить распространение лунных микроорганизмов. Когда они уселись в надувной лодке, им дали по тряпке и еще по две дозы химических моющих средств, чтобы они продолжили очищаться самостоятельно. Когда с этим было покончено, ныряльщики прикрепили использованные тряпки к грузилу и выбросили в океан. Костюмы биологической защиты должны были быть герметичными, но уже через несколько минут внутрь стала проникать влага. Во время всей этой операции никто из астронавтов не проронил практически ни слова, в основном потому что забрала и респираторы костюмов делали почти невозможным делом попытку расслышать друг друга, особенно при том что над головой разносился рев лопастей четырех вертолетов.
Им снова пришлось ждать дополнительных пятнадцать минут, пока вертолет не получил приказ снизиться и принять астронавтов на борт. Авианосец «Хорнет» уже виднелся менее чем в половине километра. Телекамеры находились на борту двух вертолетов, и поэтому каждый момент спасательной операции транслировался вживую на весь мир. В вертолете астронавтов ждал доктор Уильям Карпентье, главный врач экспедиции из Центра пилотируемых полетов. Взойдя на борт, каждый из астронавтов показал ему большой палец в знак того, что с ним все в порядке.
В 12:57 по центральному времени вертолет опустился на палубу «Хорнета». Там играл оркестр. На палубе столпились торжествующие моряки. На мостике корабля, держась за леер, красовался сам президент Никсон с широкой улыбкой на лице и в компании государственного секретаря Уильяма Роджерса и главы NASA Томаса Пейна, которые вместе с президентом совершали двенадцатидневный кругосветный вояж, помимо прочего, включавший и остановку во Вьетнаме. Астронавты едва могли разглядеть творившуюся кутерьму. Они оставались внутри вертолета и своих защитных костюмов – так их и опустили вместе с машиной на большом подъемнике на ангарную палубу авианосца. Покинув вертолет, они прошли, окруженные ликующей толпой моряков и особо важных гостей, вдоль свеженарисованной на полу линии в мобильное карантинное помещение – переоборудованный дом-трейлер для дорожных путешествий длиной 10 м. Внутри него им предстояло оставаться до прибытия в лабораторию по приему лунных образцов в Хьюстоне 27 июля.
Нил вспоминал свои ощущения от посадки на палубу корабля и первого раза, когда после полета он встал на ноги. «Все мы чувствовали себя довольно неплохо. У нас не было проблем с морской болезнью». Они смогли дойти до карантинного трейлера, где тут же уселись в удобные кресла, чтобы доктор Карпентье мог взять у них микробиологические образцы и провести первичный осмотр.
До встречи с президентом у них едва хватило времени быстро принять душ. «Надо было идти на церемонию с участием Никсона, – вспоминал Нил. – Следовало взять себя в руки и сделать это, чтобы потом уже спокойно праздновать». После того как отзвучал национальный гимн, президент Никсон, который едва не танцевал джигу от радости, обратился к астронавтам через интерком в два часа дня по Хьюстону. Сгрудившись на корточках напротив смотрового окна в заднем конце трейлера, усталые, но радостные астронавты расположились так: Нил слева по отношению к президенту, Баз справа и Майк посередине. Никсон поздравил троих мужчин с возвращением на Землю от имени всех населяющих ее народов и сказал, что еще вчера позвонил жене каждого из них, чтобы поздравить с успехом. Президент пригласил их вместе с женами на государственный прием в Лос-Анджелесе. Свое обращение он закончил, заявив, что восемь дней полета Apollo 11 стали «самой великой неделей в истории мира со дней его сотворения». Это высказывание прозвучало довольно противоречиво, особенно с точки зрения христиан. Нил считал, что Никсон несколько перегнул палку: «Это был очень волнующий момент. Случается, что, когда чувствуешь большое воодушевление, появляется склонность все преувеличивать».
На лужайке перед домом Дженет благодарила всех, кто помог успешно выполнить полет: «Мы благодарны вам за все: за ваши молитвы, ваши мысли, просто за все, что вы делали. И если кто-нибудь спросит меня, как я описала бы этот полет, я могу сказать одно: это был выход за грань нашего мира!» В Вапаконете радовались родители Нила.
Пока «Хорнет» шел на всех парах к Гонолулу, астронавты не могли как следует расслабиться, потому что их подвергали очередным медицинским обследованиям после полета. У Нила нашлось скопление жидкости в одном ухе, которое возникло из-за перегрузок при торможении; это скопление прошло на следующий день. Поскольку врачи стремились выяснить, как восемь дней при нулевой силе тяжести отразились на их телах, казалось, что экспедиция все еще продолжается, поскольку три астронавта оставались в изоляции и не видели, день снаружи или ночь. Когда же медицинские проверки окончились, в маленькой гостиной мобильного карантинного блока состоялась импровизированная коктейльная вечеринка; Нил пил шотландский виски. Потом был ужин с приготовленными на гриле стейками и печеным картофелем. В эту ночь, на мягких постелях и настоящих подушках, экипаж спал действительно крепким сном почти девять часов подряд. Для времени отдыха астронавтов был составлен график, предназначенный восстановить регулярный режим сна и бодрствования, которому предстояло вскоре вновь нарушиться из-за потери шести часов по причине их путешествия на восток – с Гавайев в Хьюстон.
После плотного завтрака пришло время работать. Columbia доставили на борт корабля, из нее требовалось извлечь драгоценный груз – контейнеры с образцами лунных пород и другие сокровища. Через протянутый пластиковый тоннель Нил, Баз и Майк прошли к своему ставшему пепельно-серым кораблю, покрытому шрамами, опаленному жаром атмосферной плазмы, и с помощью инженера из команды по спасению извлекли ящики с образцами из командного модуля и уложили их в специальное стерилизационное приспособление. Через несколько часов образцы унес в Хьюстон поднявшийся с палубы авианосца самолет.
Во второй половине дня состоялась еще одна церемония на борту корабля. Его капитан подарил каждому из астронавтов памятную табличку, чайные кружки с надписями и бейсболки. Армстронг и сейчас продолжал играть роль спикера всего экипажа, как он всегда делал во время любых выступлений перед публикой. Кто-то из тех, кто был в трейлере, невинно заметил на это: «Ну вот, начинается». Этому комментарию суждено было повторяться снова и снова из уст астронавтов в последовавшие недели.
Две ночи экипаж Apollo 11 оставался на «Хорнете», к чему был привычен Нил еще по опыту своей флотской службы. Некоторое время он провел, затеяв марафонский поединок в карточную игру кункен с Майком, в то время как Баз читал или раскладывал пасьянс. Также они начали сочинять автобиографические рассказы, предназначенные для чтения сотрудниками NASA и представителями высшего чиновничества в Белом доме.
Когда утром субботы, 26 июля, корабль прибыль в гавань Пёрл-Харбора, астронавтов ждала сцена бурного ликования. Первый раз на судне Нил попал сюда восемнадцать лет назад в чине мичмана. Люди громко выражали радость, играл оркестр, по ветру реяли флаги. К мачте «Хорнета» была привязана метла – традиционный для флота символ успешно выполненного задания. Но, как вспоминал Нил, «нам не очень-то удобно было смотреть на все эти дела». Командующий флотом на Тихом океане адмирал Джон Сидни Маккейн-младший, отец будущего члена Сената США, приветствовал прибывший экипаж так же, как Никсон на «Хорнете», – через заднее окно трейлера, в котором находились астронавты. В Пёрл-Харборе они оставались недолго, лишь для того, чтобы попасть на самолет, который должен был отвезти их в Хьюстон. Трейлер погрузили на тягач с платформой, который двинулся со скоростью 16 км/ч к расположенному недалеко аэродрому Хикэм. По сторонам дорог толпились люди. Наконец процессия достигла Хикэма, и мобильный карантинный блок вкатили в похожее на пещеру брюхо транспортного самолета С-141 Starlifter. Длинный перелет в Хьюстон для обитателей трейлера означал просто дополнительные часы в карантине. Как говорил об этом Нил, «было так же, как обычно. Нас заперли в очень маленьком пространстве, но просторнее, чем то, в котором мы находились до этого довольно долго. У нас появилось больше места. У нас была горячая еда и коктейльный час. Нам надо было делать много разных дел. И, когда у нас случалось свободное время, мы стремились обсудить и записать множество различных впечатлений».
Когда самолет прибыл на авиабазу Эллингтон в Хьюстоне около полуночи, трейлер с астронавтами снова поместили на тягач. Выгрузка в Пёрл-Харборе и погрузка на Эллингтоне прошли удачно, но теперь трейлер попал на тягач только с третьей попытки. Разговаривая с астронавтами, доктор Билл Карпентье саркастически заметил: «Они могут отправить людей на Луну и вернуть их оттуда, но никак не получается вытащить вас из самолета».
Наконец оказавшись на платформе тягача, трейлер двинулся через летное поле к гудящей в ожидании толпе из нескольких тысяч человек, в которой тут и там торчали телевизионные камеры. К астронавтам обратились мэр Хьюстона и начальник Центра пилотируемых полетов Боб Гилрут. «Все собрались, чтобы приветствовать нас», – вспоминал Армстронг. Тут же были жены и дети астронавтов. Космические путешественники пообщались со своими любимыми через специальную телефонную линию, проведенную наружу. Нил не помнил, что он сказал тогда или что родные сказали ему, кроме: «Здорово, что ты вернулся».
Лишь в 1:30 ночи автопоезд покинул авиабазу Эллингтон и медленно двинулся по трассе NASA 1 в сторону Центра пилотируемых полетов. Несмотря на ночной час, народ шумно праздновал прибытие астронавтов на улицах. В 2:30 они приехали в Лабораторию по приему лунных образцов, где им предстояло провести оставшиеся 21 сутки карантина. В лаборатории была устроена специальная система кондиционирования и фильтрации, благодаря которой воздух не мог покинуть ее, не миновав ряд фильтров и насосов.
Внутри лаборатории было тихо, уединенно и безопасно. Каждый член экипажа теперь получил по своей личной спальне, и на всех троих имелась кухня и столовая. Кроме того, они располагали большой гостиной с рекреационной зоной, где могли смотреть телевизор или свежие голливудские фильмы в проекции на большой экран. В число персонала лаборатории входили два повара, чиновник NASA по связям с общественностью, еще один врач – специалист лаборатории и уборщик. В ней хватало места, чтобы вместить всех и чтобы астронавты не чувствовали себя в тесноте. NASA согласилось допустить одного журналиста, Джона Маклейша, который строчил заметку за заметкой. Отсюда, из стен лаборатории, Нил впервые созвонился с членами своей семьи, в том числе с матерью.
Майк и Баз быстро соскучились за время, проведенное в Лаборатории по приему лунных образцов, но только не Нил. Ему нравилось укрываться в тихом убежище от той шумихи, которая творилась вне его. «Нам действительно требовалось это время, чтобы провести все разборы полета и поговорить
со специалистами по различным системам. Команды будущих экспедиций Apollo были крайне заинтересованы в тех вопросах, на которые мы могли ответить, потому что эти вопросы касались планирования уже их полетов – что именно они могли бы достичь в них, и как, по нашему мнению, они могли улучшить ход новых экспедиций. В основном обсуждали то, что можно, а что нельзя делать на поверхности, потому что от этого серьезно зависело дальнейшее планирование. Так что это время было важно не только лично для нас, но и для всех».
Во время карантина в Лаборатории по приему лунных образцов у экипажа появилась возможность рассматривать пачка за пачкой сделанные ими в полете фотографии, которые проявлялись и печатались в специальной лаборатории Центра пилотируемых полетов. «Они нас снабжали маленькими порциями снимков, – вспоминал Нил. – Специалисты работали над каждым рулоном пленки по очереди и, как только фото с очередного рулона были готовы, отправляли нам их копии. Мы рассматривали эти кадры, и появлялось множество вопросов, ответы на которые тоже были полезны для будущих экипажей. Фотографии помогали найти ответы на такие вопросы и помогали нам самим отвечать на них». Для некоторых сессий разбора полета астронавтам требовалось писать пространные доклады, относящиеся к их непосредственным обязанностям в экспедиции; другие доклады записывались на видео в комнате, напоминавшей телестудию, где астронавты сидели за столом напротив задававших им вопросы специалистов, отделенные от них прозрачной стенкой. Ход всей экспедиции был задокументирован до мельчайших деталей, и итогом этой работы стала напечатанная единичным интервалом 527-страничная книга, в которой были расшифровки записей всех переговоров экипажа.
5 августа Нила ждал сюрприз: шеф-повар лаборатории преподнес ему торт на его тридцатидевятилетие.
Ближе к концу их пребывания в карантине каждый астронавт, будучи федеральным государственным служащим, был поставлен перед необходимостью дать отчет о произведенных расходах за время командировки на Луну. Формы заполнили за астронавтов, и им нужно было лишь подписать документ, в котором значился маршрут перелета: «Хьюстон, штат Техас, – мыс Кеннеди, штат Флорида – Луна – Тихий океан – Гавайи – возвращение в Хьюстон, штат Техас». Сумма возмещенных каждому из них транспортных расходов составила 33 доллара 31 цент.
Лишь раз за время карантина между троими астронавтами возник небольшой конфликт. Это случилось, когда Олдрин во время доклада о вспыхивающих огнях, которые все они наблюдали по пути к Луне, начал пространно рассуждать об этом феномене. Баз почувствовал, что Нил все больше раздражался, слушая его, и прекратил дискуссию.
Несмотря на то что они были заняты докладами, день за днем, проводимые в изоляции, дали Армстронгу и его товарищам возможность хорошо подумать об их будущем в космонавтике. Как-то Дик даже приказал им поразмышлять, хотят или нет они вернуться в число астронавтов, готовящихся к полетам. Нил подумал, что еще слишком рано принимать какое-то решение, хотя он надеялся, что ему снова доведется летать.
Трое мужчин думали и о том, как общественный ажиотаж и слава изменят личную и профессиональную жизнь каждого из них и как скажутся на их семьях. Непосредственно перед тем, как их корабль вошел в атмосферу, Джим Ловелл предупредил астронавтов Apollo 11: «Команда дублеров все еще наготове. Хотел вам напомнить, что самый сложный этап экспедиции начнется после вашего спасения».
Армстронг понял предупреждение Ловелла, и вот как он думал об этом годы спустя: «Мы не были наивны, но даже мы не могли предвидеть всей мощи общественного интереса, который обрушится на нас. То, что произошло дальше, могло стать для нас намного труднее всех предыдущих этапов, связанных с этим полетом. И так оно и оказалось».
Карантин астронавтов закончился в 21:00 вечером воскресенья, 10 августа. К этому дню Нил уже был вполне готов к окончанию изоляции. Астронавты находились фактически в заключении больше месяца. За дверями Лаборатории по приему лунных образцов их ждали служебные автомобили NASA и водители, готовые отвезти каждого из них домой. Члены экипажа Apollo 11 отправились в разные стороны, но расставание их было недолгим.
Эта короткая поездка к дому стала для каждого из астронавтов прелюдией к предстоящим годам. Когда каждая из машин со знаменитым пассажиром выезжала за ворота NASA, за ней увязывалась настоящая погоня из телерепортеров. Корреспонденты и фотографы поджидали каждого из них перед его домом.
Нил не хотел ничего этого, хотя бы не в этот вечер. Как только автомобиль NASA въехал на подъездную дорожку и Нил вошел в дом, дверь за ним закрылась на засов. Дженет ждала его появления и быстро захлопнула створку, как только он оказался внутри.
Жизнь Армстронга на темной стороне Луны началась.
