Глава 24
Один маленький шаг
Виола Армстронг и ее муж читали благодарственные молитвы вместе с пастором прихода, когда первые люди прикоснулись к Луне. «Если бы я заявил, что чувствовал силу, дарованную миллионами молитв, вы не поверили бы мне, и не могу вас винить в этом. Но волны этих молитв шли ко мне, и меня мягко и непоколебимо поддерживала незримая сила Господа». Вскоре после прилунения рядом с домом в Вапаконете толпа репортеров интервьюировала хозяев этого дома – родителей Нила Виолу и Стива:
Виола:
Я боялась, что почва на Луне будет для них небезопасна. Я тревожилась, что они могут утонуть в ней слишком глубоко. Но нет, этого не случилось. Это чудесно.
Репортер:
Мистер Армстронг, что вы чувствуете?
Стив:
Я был очень озабочен тем, что, как я понял, Нил решил переместить аппарат в другую область. И это означало, что первоначальная область была не такой, как ожидалось.
Репортер:
А как вам его голос? Звучал ли он не как всегда? Или вы считаете, он разговаривал спокойно и обычным тоном?
Виола:
Могу сказать, что он был доволен, взволнован и весел. Он и сейчас такой, какой всегда.
Стив: У меня то же самое чувство, это все тот же прежний Нил.
В жилом комплексе Эль-Лаго Дженет Армстронг в обществе двоих сыновей переживала новости о посадке на Луну иначе, чем родители ее мужа. Дженет предпочла не смотреть телерепортаж. Вместо этого она не отрываясь висела над одним из двух селекторных радиопередатчиков NASA. Один громкоговоритель она положила в гостиной, чтобы передачи по нему было слышно гостям, а другой в своей спальне, чтобы слушать их же там в одиночестве. «Но чего я не делала во время полета, так это не стремилась смотреть телевизор. Положим, правда, что все мы следили за телерепортажами во время посадки, после посадки, о том, как люди ходили по Луне, потому что все было хорошо видно и слышно, у них повсюду камеры. Но то, о чем болтали телекомментаторы, – нагнетание напряжения, драматизация по поводу того, что может случиться, если произойдет какая-нибудь проблема, – мне совершенно не нужно было слышать все это. Они просто сводили меня с ума». Дом Дженет был полон соседей и гостей, причем не всех – званых. С ней находилась ее сестра, она приехала с мужем и детьми. По дому расхаживали вездесущие корреспонденты Life; снаружи вились другие репортеры. Присутствовал брат Нила Дин с женой и сыном. По приглашению Дженет пришел местный священник. Ее мать прилетала в Хьюстон на время старта экспедиции, но после этого вернулась домой в Южную Каролину. Люди появлялись и уходили весь день напролет. На входной двери Дженет повесила лист бумаги и шариковую ручку, чтобы все визитеры могли записать свои имена. В противном случае она не запомнила бы, кто приходил. «Я сосредоточилась на полете Нила, это было самое важное и отнюдь не светское мероприятие».
Как обычно делалось, другие астронавты и их жены заходили, чтобы оказать членам семьи находящегося в космосе экипажа свою поддержку. Дженет хорошо разбиралась в деталях экспедиции. У себя в спальне она держала карты Луны и другие технические материалы, которые оставил ей Нил. Она изучала графики стадий активного спуска, и карандаш в ее руке отмечал на карте вехи лунного рельефа, когда по радио сообщали, над какими из них пролетал Eagle. Когда NASA объявило состав экипажа
Apollo 11, она пошла на курсы пилотирования самолета, отчасти затем, чтобы, когда они всей семьей будут летать на только что приобретенном Нилом Beechcraft Bonanza, она, вторая владелица этого самолета, знала, как в случае чего его посадить на землю. Еще она хотела лучше понять и выразить, что толкало Нила вести себя так, как он вел себя, с прессой и с их с Дженет сыновьями.
«Рику тогда уже исполнилось двенадцать, он на пять лет старше Марка. Он интересовался событиями, но Марк был еще слишком маленьким. Марк не запомнил ничего из того, что тогда происходило, – вообще». Тогда же малыш повторял: «Мой папочка летит на Луну. Он будет лететь туда три дня. Я хочу, чтобы когда-нибудь папа взял меня с собой на Луну».
Дженет вспоминала, «как говорила с Нилом как раз перед тем, как он отправился в полет на Apollo, просила его побеседовать с мальчиками и объяснить им, что он делает. Я сказала Нилу, что есть вероятность того, что он может не вернуться. Я сказала это прямо в присутствии детей. И добавила: “Это тебе следовало сообщить об этом сыновьям”. Думаю, что из этого так ничего и не вышло».
Для мальчиков день прилунения, когда в их доме собралось столько разных гостей, был днем большого праздника. С Дженет находились сестры и родственницы мужа, и она могла воспользоваться их помощью. «В доме было много народу. Мне не пришлось очень много хлопотать о детях. Они отправились плавать, и за ними следили. С ними пошли еще и их друзья. Я старалась, чтобы их жизнь текла как можно нормальнее, но этот день, видимо, не был таким нормальным».
Во время телепередач с борта Apollo по пути к Луне она звала детей к телевизору: «Марк, быстрее! Мы сейчас увидим папочку!» Когда в поле зрения телекамеры оказалась рука Нила, Дженет тут же показала на нее сыновьям: «Это, должно быть, папа. Глядите, это он!» Рик смотрел внимательно, но маленький Марк отвлекался на все подряд. Готовясь принимать дома гостей, Дженет почти не спала в ночь перед посадкой. Вне всякого сомнения, напряжение выматывало ее, и она курила сигарету за сигаретой, чтобы успокоить нервы. В день посадки после полудня, когда Центр управления, казалось, задерживался с докладом о том, что сигнал с борта Columbia получен, Дженет в сердцах грохнула кулаком по кофейному столику.
К тому моменту, когда для экипажа наступило время включать посадочный двигатель и начинать активное торможение и спуск, в доме Армстронгов день уже тянулся очень долго. Переживать свой страх в момент посадки Дженет нужно было в одиночестве, и она ушла ото всех в спальню. Но Билл Андерс решил остаться с ней. Билл и Дженет вместе сообщали Пэт Уайт ужасную новость в трагическую январскую ночь в 1967 году, когда ее муж, Эд Уайт, погиб в пожаре на Apollo, и Билл считал, что ему следует быть рядом с Дженет до самого прилунения. Рик, очень интеллигентный и чувствительный мальчик, тоже хотел находиться с матерью. Дженет и Рик шаг за шагом следили за продвижением астронавтов по лунной карте NASA, теперь уже с помощью Андерса. Рик уселся на полу возле селекторной рации, и Дженет устроилась рядом с них на коленях, крепко обняв сына, когда Eagle проходил последние 75 м пути до поверхности.
Дженет вспоминала, что в момент посадки издала протяжный вздох облегчения. К ней заходили люди, обнимали ее, целовали и поздравляли. Когда она вернулась в гостиную, то вместе со всеми выпила праздничный бокал. Но успокаиваться ей было еще очень рано. «Я не очень-то волновалась по поводу прилунения. Я знала, что Нил может все сделать как надо, если это вообще будет возможно. Но, боже, я не знала, заработает ли этот их взлетный двигатель на следующий день. Если бы вы услышали телекомментаторов тогда, они только и делали, что твердили об опасностях посадки. Ну что ж, пора забыть о посадке! Сумеют ли они теперь оттуда вернуться?!»
Вспоминая техническую картину Apollo 11 после прилунения, нельзя не обратить внимания на два любопытных момента. Во-первых, никто в NASA не знал в точности, где именно совершил посадку Eagle. «Думалось, что их радар был достаточно хорош, чтобы засечь нас быстро, но это заняло больше времени в действительности», – отметил Нил. Когда космический корабль двигался по траектории полета или орбите и его положение измеряли оптическими и радиолокационными методами, тогда и наземные специалисты, и экипаж достаточно хорошо понимали, где он находится, но задача отыскать его становилась гораздо сложнее, когда космический аппарат оставался в одном месте и все станции раз за разом получали одни и те же показания измерений. «В них имелась неопределенность большей величины, чем я ожидал».
Наверху, на борту Columbia, пролетавшей над Базой Спокойствия на высоте 95 км, Коллинз пристально вглядывался в окуляр секстанта, пытаясь отыскать лунный модуль на поверхности далеко под ним. По радио он следил за всем, что происходило, и по праву чувствовал, что его заслуга в этом великом достижении тоже есть. «База Спокойствия, мне отсюда было все отлично слышно, – вызвал Майк по радио своих товарищей. – Ребята, то, что вы сделали, просто фантастика». «Спасибо, – тепло ответил Нил. – Ты там держи для нас наготове нашу базу на орбите». «Слушаюсь», – сказал Коллинз. Приникнув правым глазом к окуляру, Майк старался следить за их кораблем как можно дольше до тех пор, пока тот не превратился в «неразличимую точку» на расстоянии 185 км от места посадки. Теперь у него была даже помощь ЦУПа, приславшего ему данные положения цели, которые Майк внес в компьютер наведения командного модуля с помощью клавиатуры-дисплея, чтобы компьютер точно направил секстант в нужную сторону, но расстроенный Майк больше ничего не видел сквозь прибор.
04:07:07:13
Коллинз: [Хьюстону]
Вы не знаете, они прилунились левее или правее намеченной трассы? Немного с перелетом – это все, что вы знаете?
04:07:07:19
кэпком (Чарли Дьюк):
Видимо, это все, что мы можем сказать. Прием.
То немногое, что мог сообщить Хьюстон, ничем не помогло Майку: «Черт возьми, я не вижу ничего, кроме кратеров. Большие кратеры, маленькие кратеры, замыленные кратеры, рельефные кратеры, но никакого LM среди них. Секстант – мощный оптический инструмент, он увеличивает все, на что смотришь в него, в 28 раз, но за это приходится платить: его поле зрения узкое, всего лишь 1,8 градуса (что соответствует километру на поверхности Луны), так что смотреть в него то же самое, что сквозь ствол ружья. LM мог быть близко, и я отчаянно шарил секстантом туда-сюда, ища его, но за то короткое время, что у меня имелось, я мог за раз рассмотреть только пару-тройку квадратных километров лунной поверхности, и каждый раз это оказывались не те километры».
У Коллинза так и не получилось отыскать Eagle на поверхности под собой ни на одном из витков орбиты, когда он пролетал над местом посадки, и это заботило Майка больше, чем кого-либо еще. В самом же Центре управления о местоположении LM переживали вовсе не геологи – они и так были довольны, что Apollo 11 сел где-то в лунном море. «Они просто хотели, чтобы мы вышли там наружу и привезли им хоть что-нибудь!» Но вопрос о том, где в точности остановился лунный модуль, все-таки тревожил ЦУП; как объяснял Нил, «многие интересовались, где мы сели, особенно те специалисты, которые были связаны с разработкой систем управления траекторией спуска. В конце концов, в следующих экспедициях мы собирались совершать посадки в определенных точках на поверхности, и требовалась любая доступная информация, которая относилась к методам, способным повысить точность прилунения. Однако отсутствие точной информации о месте посадки нашего LM не влияло на то, что сделали мы. И те, кто поддерживал нас с Земли, не считали это какой-то катастрофой. Но факт оставался фактом: они не знали, где мы оказались, и, по возможности, хотели бы узнать».
К вопросу о расположении реальной точки посадки имела отношение загадка того, как же повлияли на путь Eagle к поверхности пресловутые масконы. Несмотря на то что NASA догадалось, как именно гравитационные пертурбации от масконов вблизи лунного экватора могут изменить траекторию космического аппарата, в период полета Apollo 11, как отмечал Армстронг, NASA «стремилось к минимизации ошибки от этих неопределенностей до порядка, при котором возрастали шансы на попадание в конкретную точку на поверхности Луны».
Гораздо более острым и неотложным вопросом было, должны ли Нил и Баз вообще сейчас оставаться на Луне. Имелась вероятность того, что какая-то из систем корабля работала не так, как надо, и, значит, взлетной ступени Eagle следовало немедленно возвращаться на орбиту. «Если бы у нас начались проблемы, означавшие, что оставаться на поверхности небезопасно, – отмечал Нил, – нам пришлось бы выполнять немедленный взлет».
В пределах времени работы электросистемы LM имелось три момента в начале пребывания на Луне, когда Eagle мог срочно стартовать и попасть на подходящую для встречи с командным модулем траекторию. Первый из этих моментов под названием Т-1 наступал через две минуты после посадки. Второй, Т-2, на восемь минут позже, а третий, обозначенный Т-3, – лишь через два часа, когда Columbia завершит свой очередной виток по орбите и вернется к области посадки. Если бы авария заставила Eagle стартовать в любое другое время, а не в один из этих трех периодов, Армстронгу и Олдрину в LM и Коллинзу в CSM пришлось бы искать хоть какой-то импровизированный способ повстречаться в пространстве.
Быстрый анализ состояния систем лунного модуля показал, что с ними все было на вид в порядке. Белая команда Кранца экстренно решала, оставаться астронавтам на месте или улетать, а Чарли Дьюк передавал решения Нилу и Базу.
04:06:47:06
кэпком:
Eagle, оставайтесь на месте в Т-1.
04:06:47:12
Армстронг:
Так точно, понял вас. Остаемся в Т-1.
Через пять минут, когда были выполнены дополнительные проверки систем космического аппарата, Дьюк передал на борт
Eagle распоряжение: «Оставайтесь на месте в Т-2». Теперь путешественникам предстояло пробыть на Луне как минимум до момента окончательного решения об успехе посадочной операции и последней возможности экстренного старта.
Главным техническим поводом для тревоги в первые минуты после прилунения была возможность, что давление внутри топливопроводов LM вырастет слишком сильно из-за высокой температуры на освещаемой солнцем дневной поверхности Луны. «Эти топливопроводы не были чем-то новым или неожиданным», – вспоминал Армстронг. В дни перед стартом эксперты по гидравлике обсуждали с экипажем, что может произойти, если баки перегреются и в магистралях возникнет избыточное давление. «Если бы мы перекрыли все клапаны и заперли жидкость внутри труб, – объяснял Нил, – то, когда мы остановились на разогретой солнцем до девяноста градусов равнине, где очень много тепла отражается от поверхности и попадает на нижнюю сторону LM, трубопроводы стали бы разогреваться. Давление в жидкостях и газах внутри них начало бы повышаться, и у нас возникла бы проблема. Перед стартом мы обговаривали оптимальные процедуры для ее предотвращения, и мы знали, что нам следует следить за давлением после посадки, но мы могли держать ситуацию под контролем. У нас было несколько возможных путей борьбы с ней, и мы знали, что Земля поможет нам, выполняя свою часть работы, потому не очень беспокоились на этот счет».
Как и было предугадано, сразу после отсечки двигателя давление в топливопроводах двигателя посадочной ступени LM резко подскочило. Нил описывал это так: «В течение двух минут после посадки мы, как планировалось, открыли дренажные клапаны баков топлива и окислителя. Но давление все равно существенно возросло, вероятно, из-за испарения остатков топливных компонентов вследствие соседства с горячей поверхностью. Поэтому мы открыли дренажные клапаны во второй раз. В ЦУПе показания приборов были не теми же самыми, что у нас, из-за иного расположения датчика, с которого туда поступали данные; думаю, что их датчик находился в закрытой с обеих сторон трубе.
На мой взгляд, самое плохое, что могло случиться, это разрыв трубопровода или бака. Но, так как нам больше не требовалось использовать посадочную ступень, это была не такая серьезная, по мне, проблема. Я не очень-то переживал по ее поводу».
Но из Хьюстона эта ситуация виделась опасной. Если бы топливо вылилось на еще горячее сопло посадочного двигателя, мог начаться пожар, хотя в космической пустоте такое было маловероятно. К счастью, дренирование помогло сбросить давление, и проблема разрешилась.
Наслаждаться своим свершением Армстронгу и Олдрину было некогда. Прямо сразу после получения указаний оставаться на Луне и еще до того, как у них появилась возможность как следует рассмотреть лунный пейзаж за окном, им было необходимо выполнить доскональную репетицию старта с поверхности, который планировался лишь на следующий день. По словам Нила, «смысл заключался в том, чтобы проработать все процедуры, сопровождающие нормальный процесс запуска на орбиту, и убедиться, что они выполняются без проблем. Требовалось калибровать положение инерциальной платформы LM, и это делалось в первую очередь, потому что никто раньше не выполнял калибровку инерциальной платформы на поверхности другой планеты. Мы использовали силу тяготения, чтобы найти направление местной вертикали, и “фотографию” звезд, чтобы выставить азимут. Так нам удалось выровнять платформу и подготовить ее к старту. Несмотря на то что для всех это была тренировка-имитация, мы тем не менее выполнили все проверки систем так, как делали бы при реальной подготовке к запуску».
На взгляд Нила, этот тренировочный период позволил ЦУПу тщательно оценить степень выполнения задач экспедиции. «Ресурсы наших данных по лунной поверхности были ограниченными. Если бы мы обнаружили проблему, нам следовало дать как можно больше времени Центру управления, чтобы проработать ее и понять, что мы можем сделать для ее решения. Так что, я думаю, первоочередное упражнение по имитации взлета было правильной стратегией».
Лишь после того, как Коллинз второй раз проследовал в небе нам ними, а Баз и Нил получили возможность прекратить имитацию обратного отсчета перед стартом в ожидании момента Т-3, экипаж LM смог наконец перевести дыхание. Первые два часа на Луне, пока Олдрин методично зачитывал для Земли различные результаты измерений и калибровок, которые он выполнял для того, чтобы держать наготове навигационное оборудование, Армстронг впервые попытался описать то, что он наблюдал снаружи.
04:07:03:55
Армстронг:
Область, которая видна за левым окном, – относительно плоская равнина, усыпанная довольно большим количеством кратеров от 1,5 до 15 м в диаметре и покрытая небольшими грядами высотой, как я думаю, в 6–9 м. По всей поверхности рассыпаны буквально тысячи маленьких кратеров размерами меньше метра. Прямо перед собой в удалении на несколько сотен метров мы наблюдаем несколько угловатых глыб с резко очерченными краями, вероятно, около 60 см размером. Дальше почти точно на продолжении трассы нашего полета есть холм. Трудно оценить его размер, может быть, 800 м или 1,5 км.
04:07:04:54
кэпком:
Так точно, База Спокойствия. Принято.
04:07:05:02
Коллинз:
Звучит намного лучше, чем это место смотрелось вчера при низком солнце. Тогда оно выглядело таким же излохмаченным, как обгрызенный кукурузный початок.
04:07:05:11
Армстронг:
Местность действительно пересеченная., Майк. В области прицеливания для посадки было очень бугристо, много кратеров и больших камней, которые, наверное, – многие из них – превышали 1,5–3 м в размере.
04:07:05:32
Коллинз:
Если есть сомнения, лучше пролететь дальше.
Нил вновь занялся протокольным описанием цвета лунной поверхности: «Я сказал бы, что цвет местной области очень похож на тот, который мы наблюдали с орбиты при этой же высоте солнца над горизонтом, около 10 градусов. То есть цвета у нее нет почти никакого. Это серый, притом очень светлый, меловой серый, если смотреть вдоль линии нулевой фазы. И гораздо более темный серый оттенок, похожий на пепельно-серый, если смотреть под 90 градусов к солнечным лучам. Некоторые из камней на поверхности были раздроблены или переместились под воздействием выхлопа ракетного двигателя; они имеют тот же светло-серый цвет снаружи, но в тех местах, где они раскололись, они демонстрируют очень темно-серую внутренность и, похоже, могут быть местным базальтом». По плану за имитацией подготовки к взлету шло обеденное время, после которого следовал четырехчасовой отдых. Как вспоминал Олдрин, «это время называлось периодом отдыха, но, по сути, было вставлено в план на случай, если нам придется пролететь еще один орбитальный виток вокруг Луны перед посадкой или какая-нибудь трудность помешает выполнить посадку вовремя. Поскольку мы прилунились, как запланировано, и не очень еще сильно устали, мы высказались за то, чтобы отменить эти четыре часа для отдыха. Все равно мы были слишком возбуждены, чтобы спать».
Идея отказаться от отдыха на самом деле активно обсуждалась и подвергалась анализу еще перед стартом. «Во время первоначальных дискуссий о том, как мы должны распланировать последовательность действий на Луне, – рассказывал Нил, – мы пришли к выводу, что лучше всего, если ничто нам не помешает как можно быстрее приступать к выходу из корабля и работе на поверхности, а уже потом спать. Мы понимали, что даже наши шансы совершить благополучную посадку, при условии что работа всех бортовых систем будет достаточно качественной, чтобы позволить ее выполнить, не так уж велики. И если бы мы не перешли к работе снаружи модуля в кратчайший возможный срок, после того как Columbia пройдет полную орбиту после нашей посадки и закончится тренировка по взлету, – немедленно после этих процедур, – и стали бы тянуть время дальше, публика и пресса сделали бы из нас отбивную. Просто так устроен мир. Так что мы решили схитрить, сказав, что собирались лечь спать, но затем решили начать ВКД.
Однако на самом деле так делать никто не собирался. Мы обсуждали это со Слейтоном и Крафтом – и с другими. Насколько я помню, все сочли, что это правильный образ действий. И все согласились, что нам нужно было делать именно так, если мы сможем. Мы знали, что спровоцируем перемену, которой те, кто следил за ходом полета, не ждали, но решили, что это меньшее из двух зол».
Поскольку все шло по плану, в 17 часов по времени восточного побережья Армстронг передал радиограмму с рекомендацией разрешить плановое начало внекорабельной деятельности (ВКД) примерно через три часа, в 20 часов, якобы раньше, чем первоначально предполагалось. Заранее осведомленный о том, что это часть сценария, Чарли Дьюк «дал добро».
Астронавты приняли пищу по расписанию, но не раньше, чем Олдрин достал свою сумку для личных вещей и извлек оттуда два небольших предмета, которые дал ему священник-пресвитерианин в Хьюстоне. Один из них был аккуратно упакованной бутылочкой вина, другой – просфорой. Наливая вино в маленькую священную чашу, которую он также достал из сумки, Олдрин приготовился отправить святое причастие.
В момент от начала полета 04:09:25:38 Баз вышел на связь с ЦУПом: «Хьюстон, говорит пилот лунного модуля. Я хотел бы попросить всех помолчать несколько минут. Пусть каждый, кто слышит это, кто бы он ни был, подумает о значении того, что произошло в последние часы, и вознесет благодарность тем способом, какой сочтет уместным для себя». Потом Баз отключил микрофон и прочел с небольшой карточки стих 15: 5 из Евангелия от Иоанна, который традиционно используется в церемонии причастия у пресвитериан.
Баз намеревался прочитать молитву так, чтобы ее услышали на Земле, но Слейтон посоветовал ему не делать этого, и Баз согласился. После того как в полете Apollo 8 астронавты цитировали Книгу Бытия, начался скандал, из-за которого космическое агентство решило впредь воздерживаться от открытой демонстрации религиозных взглядов. Мадалин Мюррей О’Хэер, знаменитая активистка по пропаганде атеизма в США, подала в суд на правительство за то, что Борман, Ловелл и Андерс публично читали стихи из Библии. К моменту полета Apollo 11 О’Хэер выдвинула дополнительную претензию: по ее мнению, NASA злонамеренно скрывало тот «факт», что Армстронг атеист. Несмотря на то что Верховный суд США в итоге оставил иск О’Хэер без удовлетворения, агентству NASA, естественно, не улыбалось быть снова втянутым в склоку подобного характера. Но, как это ни печально было с точки зрения NASA, слова религиозной церемонии Олдрина все-таки попали в прессу. Кронкайт еще раньше дал знать своим слушателям: «Баз Олдрин взял с собой в полет нечто очень необычное, и общественность узнала об этом – узнала от пастора его церкви в окрестностях Хьюстона. Он взял с собой кусочек просфоры для причастия, и теперь, во время нынешнего обеда он, по сути, разделит таинство причастия с последователями своей церкви, принеся кусочек этой просфоры туда, на поверхность Луны. Это будет первое причастие на Луне».
Характерно, что Нил встретил религиозный ритуал База вежливым молчанием. «Он сказал мне, что планирует отправить небольшой праздничный обряд веры, – вспоминал
Нил, – и спросил меня, не вижу ли я в этом проблему. Я ответил: “Нет, действуй” У меня было множество дел, чтобы себя занять. Я просто дал ему возможность поступить так, как он считал нужным».
Поев и немного убравшись в модуле, астронавты с головой погрузились в задачу подготовки к ВКД. Сколько бы они ни тренировались в макете LM, эти же действия по-настоящему были гораздо более трудоемкими и требовали больше времени. «Во время тренировки-имитации по подготовке к ВКД, – объяснял Нил на техническом совете NASA по разбору полета после его окончания, – кабина макета пустая, и в ней находятся только те предметы, которые нам нужно использовать при тренировке, и ничего больше. Но в реальности там находятся листы с пошаговыми инструкциями и данными, упаковки с пищей, ниши для хранения наполнены всякой всячиной: биноклями [на самом деле это был монокуляр. – Прим/ авт.], таймерами и прочим, и по поводу каждого предмета требовалось решить, удовлетворительно ли его положение перед началом ВКД и не требуется ли из-за него изменить что-нибудь в составленных до полета планах. Мы следовали инструкции по подготовке к ВКД практически дословно, точно так же, как мы поступали во время тренировок – что касалось подключений, соединений и перемещения оборудования, – и все проверки по проверочному листу выполнялись в точности. С этим все было хорошо. Но обо всех таких мелочах заранее не думали и не поняли, что на них уйдет больше времени, чем мы ожидали».
Прошло полтора часа до того, как Баз и Нил были готовы начать подготовку к выходу, и после этого еще три часа вместо, как планировалось, двух отняла сама подготовка. Больше всего времени ушло на надевание рюкзаков с системами жизнеобеспечения, шлемов и перчаток, а также на приведение всех систем в положение для работы вне корабля. Одна из главных причин того, что этот процесс тянулся так долго, была теснота внутри лунного модуля. Олдрин вспоминал: «Мы чувствовали себя как два футбольных защитника, которые пытаются протиснуться к выходу в палатке скаутов-волчат. Нам, между прочим, следовало двигаться очень осторожно. Вес внутри LM являлся еще более критичным фактором, чем на борту Columbia. Корпус лунного модуля был таким тонким, что любой из нас мог бы взять карандаш и пробить им сквозную дыру в борту корабля».
По словам Нила, «когда прошел наддув скафандров, внутри стало довольно скученно. Конечно, пространство внутри было больше, чем в кабине Gemini, и у меня имелся в распоряжении больший объем, чем я привык. Тем не менее следовало ходить очень осторожно и двигаться медленно. Было слишком легко зацепиться за какой-нибудь предмет. Рюкзак торчал сзади сантиметров на тридцать, угловатый и твердый. Если ты в нем резко двинешься, то можешь взять и врезаться во что-нибудь». И они врезались. Например, нечаянно снесли хвостовик-переключатель электрического предохранителя цепи питания двигателя взлетной ступени, который потом перед взлетом Базу пришлось переключать шариковой ручкой с фетровым концом.
Действуя крайне осторожно, двое астронавтов использовали все время, отведенное на подготовку скафандров и прочего оборудования, и после этого еще некоторое дополнительное время. Потом оказалось, что включение охладителей в рюкзаках СЖО происходит дольше, чем предполагалось, и, в свою очередь, еще более затянутым по сравнению с планом оказалось ожидание стравливания давления воздуха из кабины. Как говорил Нил, «нам нужно было удалить воздух из кабины, и мы хотели при этом защитить поверхность Луны от попадания земных микроорганизмов, поэтому на всех дренажных отверстиях стояли фильтры. Мы ни разу не проводили испытания с этими фильтрами, и оказалось, что с ними воздух выходит из кабины гораздо дольше». Наконец, на час позже, чем ждали, хотя все еще на пять часов опережая исходный план, астронавты были готовы открыть люк, чтобы Нил смог выйти на поверхность.
Но открыть люк оказалось непростой задачей. «Это стало более тяжелым испытанием нашего терпения, чем все остальное, – объяснял Нил. – Люк был довольно большим, примерно 0,32-0,39 кв. м. Поэтому, когда давление в кабине упало до низкого уровня, это остаточное давление все еще продолжало прижимать его к кромке с силой, эквивалентной 90 кг. Преодолеть руками такое усилие, ухватившись за ручку, очень непросто, особенно в этом неуклюжем скафандре. Так что нам пришлось ждать еще, пока разница наружного и остаточного давления внутри корабля не снизится настолько, чтобы освободить люк. Мы несколько раз пытались его открыть, но боялись погнуть или как-то повредить. В основном тянул за рукоятку Баз, потому что люк открывался в его сторону. Ему было проще тянуть, чем мне толкать от себя».
В конце концов люк открылся, и Нил стал продвигаться задом наперед через довольно узкий проем. Баз помогал ему не оступиться, наблюдая картину за спиной командира. Как описывал этот процесс Нил, «выход из корабля должен был проводиться ногами и спиной вперед. Сначала следовало полностью открыть люк и повернуться лицом к задней стороне кабины лунного модуля, потом опуститься на колени и скользнуть назад, чтобы позволить ногам пройти через люк. Потом пронести через него рюкзак. Этот рюкзак сильно возвышался над спиной. Следовало прильнуть к полу как можно ближе, но передо мной к тому же находились предметы, которые нельзя было повредить. Так что приходилось все эти неловкие действия проделывать как можно более осторожно, чтобы ничто не задеть».
Армстронг настолько ушел с головой в процесс покидания модуля, что, оказавшись на маленькой внешней его площадке, забыл дернуть за укрепленный выше лестницы фал, который освобождал трос для спуска вниз сборки для хранения модульных блоков аппаратуры (Modular Equipment Storage Assembly, MESA). Этот же относящийся к MESA фал должен был включить телекамеру, которая передавала бы на Землю картинку спуска Нила по лестнице и первого шага на поверхность Луны. Быстро обнаружив это упущение, Хьюстон напомнил Нилу о нем, и астронавт передвинулся в обратном направлении, чтобы потянуть за нужную рукоятку.
Телекамера передавала черно-белое изображение. «В командном модуле у нас была цветная телекамера, – объяснял Нил, – но довольно большая и громоздкая, а при комплектации оборудования LM о массе думали в первую очередь. Именно из-за ограничений по массе и электропитанию потребовалось остановиться на гораздо более маленькой черно-белой телевизионной камере типа ортикон». Этот термин означает вид передающей телевизионной трубки, в которой низкоскоростной электронный луч сканирует изображение с мозаичного фотокатода.
«Когда я впервые вышел из лунного модуля на площадку и потянул рукоятку, отпускавшую платформу MESA, как я помню, Баз щелкнул предохранителем, подающим электропитание на камеру. Я спросил у Хьюстона, получают ли они изображение, и они сказали: да, получаем, но оно вверх ногами. Кажется, среди слышавших этот радиообмен я был удивлен больше всех, потому что вообще не ожидал, что у них появится там какое-то изображение [поскольку во время тренировок перед полетом получить его не удавалось]».
Стоять на верхушке лестницы казалось вовсе не опасным. «Там я был настолько легкий и падал бы так медленно, что если бы я оступился, то успел бы найти, за что мне зацепиться, чтобы восстановить равновесие. Так что я вовсе не боялся упасть с лестницы».
В кресле кэпкома на время ВКД астронавт Брюс Маккэндлесс принял смену от Оуэна Гэрриота.
04:13:22:48
Маккэндлесс:
Окей, Нил, мы видим, как ты сейчас спускаешься по лестнице.
04:13:22:59
Армстронг:
Окей, Баз, я только что проверил, что могу вернуться на нижнюю ступеньку. Подвеска не очень сильно сжалась, но подняться на нее обратно можно.
04:13:23:10
Маккэндлесс:
Так точно. Принято.
04:13:23:25 Армстронг:
Надо только как следует подпрыгнуть [чтобы добраться до первой перекладины].
04:13:23:38
Армстронг:
Я внизу лестницы. Опорные плиты LM углублены в грунт всего лишь на 3–5 см, хотя сама поверхность, если приглядеться, кажется, покрыта очень-очень тонким порошком. Почти как пудра. Грунт очень тонкозернистый.
04:13:24:13
Армстронг:
Я собираюсь сейчас сойти с лунного модуля.
Все до единого, каждый из миллионов телезрителей во всем мире, кто наблюдал на своих экранах, что случилось дальше, никогда не забудут этого момента, когда Армстронг впервые шагнул на Луну. Люди всматривались в мутное и затененное чернобелое изображение, которое приходило с расстояния 400 тыс. км, и им казалось, прошла вечность, прежде чем Нил, держась правой рукой за лестницу, наконец ступил на лунную равнину, шагнув с левой ноги в тяжелом сапоге.
Исторический шаг был сделан в 22:56:15 летнего восточного времени США, что соответствовало 02:56:15 21 июля по среднему Гринвичскому времени. Если выражать то же самое по шкале времени от начала полета, согласно официальному пресс-заявлению NASA это произошло в момент четырех суток, тринадцати часов, двадцати минут и двадцати секунд от старта экспедиции.
В Соединенных Штатах большая часть телезрителей, в том числе и все родные Армстронга в Вапаконете и Эль-Лаго, смотрели трансляцию CBS и слушали Кронкайта, который в этот момент буквально утратил дар речи, что с ним за его карьеру ведущего случалось считаное количество раз. Кронкайт снял очки, принялся отчаянно тереть глаза, смахивая выступившие слезы, а потом провозгласил: «Армстронг на Луне! Нил Армстронг, тридцативосьмилетний американец, стоит на поверхности Луны! Сегодня, 20 июля 1969 года».
Кронкайта, как и всех остальных, потрясло еще и то, что мир наблюдал за событиями, которые творились так далеко, в том месте, где не бывал доселе еще ни один человек, в прямой телетрансляции. «Вот это да! Посмотрите на эту картину! – восклицал ветеран-телеведущий. – Все выглядит как в тени, но он [Нил] говорил, что так и должно быть в тени от лунного модуля».
Присутствие телевизионной передачи позволило зрителям почувствовать единство с Армстонгом, который совершил в тот день свой шаг на Луну. Без нее первый шаг Первого Человека тоже имел бы особое значение, но, безусловно, совершенно не такое. Как Нил говорил позже, «изображение получилось ирреальным, но не потому, что сама ситуация была такой оторванной от реальности, а просто по той причине, что технология передачи изображения и его качество в результате придавали ей сходство с наложенной на фон нереальной картинкой». И невзирая даже на большое количество нелепых измышлений конспирологов, расплодившееся за прошедшие десятилетия, о том, что высадки на Луну не было, а вместо нее шла фальшивая телепередача из секретной киностудии где-то в пустыне, Армстронг признавался: «Я вынужден сказать, что это выглядело почти как подделка. Точно можно сказать, что так не планировалось. Если бы у нас была возможность обеспечить более качественное изображение, мы, конечно, сделали бы это».
«С технической точки зрения телетрансляция все же была важна, – рассказывал Армстронг, – как для многих из тех, кто работал в NASA, так и для прочих причастных к полету». Но никакая информация не была столь драгоценной и не охранялась так тщательно, как слова, которые он собирался сказать, ступив на лунную поверхность. Об этом не знал никто, даже товарищи Нила по команде. Баз вспоминал: «По пути к Луне Майк и я спрашивали Нила, что он собирается произнести, когда выйдет на Луну. Он ответил, что все еще думает об этом».
Армстронг всегда настаивал на том, что он почти не думал об этих словах до того мига, когда ему удалось удачно завершить посадку
В момент от начала экспедиции 04:13:24:48, всего за несколько секунд до 22:57 по времени восточных штатов Нил, наконец произнес прославившуюся навеки фразу:
Это маленький шаг для человека и огромный скачок для человечества.
Рассказывают, что в квартале Эль-Лаго Дженет, когда Нил спускался по лестнице, говорила: «Не могу поверить, что это происходит на самом деле!» А в момент первого шага Нила на Луну добавила: «Это большой шаг!» После того как он начал перемещаться по Луне, Дженет ласково произнесла в адрес мужа: «Нил, не забывай рассказывать, что видишь». В городке Вапаконета Виола, вцепившаяся мертвой хваткой в подлокотники кресла, благодарила Бога за то, что ее сын не стал тонуть в лунной пыли – этого боялись многие даже после того, как LM благополучно прилунился. Дженет твердила всем, кто с ней находился, что не имела никакого понятия, что собирался сказать ее муж, выходя на Луну. Часом назад, когда все сгорали от нетерпения, когда же Нил и Баз начнут ВКД, она пошутила: «Они так долго собираются, потому что Нил никак не может придумать слова, которые он должен сказать, сделав первый шаг по Луне. Ох уж эта необходимость решать!»
Шутка Дженет была не так уж далека от истины, как признавался сам Нил: «Когда я оказался на поверхности и понял, что пришел тот самый момент, я был счастлив, что у меня нашлось несколько часов после прибытия, чтобы продумать свои слова. На мой взгляд, этому высказыванию следовало быть простым: что можно произнести, когда ты делаешь шаг, сходя с чего-нибудь? Ну, например, что-то о самом шаге. Разные варианты в моей голове менялись, пока я занимался отработкой взлета, подготовкой к ВКД и другими плановыми процедурами, которые требовалось сделать в этот промежуток времени. Мне не казалось, что это сколько-нибудь важно, но, видимо, все были иного мнения. И даже так мне не удалось выдумать какое-нибудь особенно вдохновляющее высказывание. Получились очень простые слова».
В английском оригинале фраза прозвучала как That’s one small step for man, one giant leap for mankind, в ней, с точки зрения людей, для которых английский язык родной, был пропущен неопределенный артикль «а» перед словом man. Словно бы Нил собирался сказать one small step for a man, но в спешке или от волнения просто не выговорил «а». Или же произнес артикль так, что он оказался неразличим для всех, кто смотрел и слушал живую трансляцию.
Возвращаясь к этому моменту, Нил говорил: «Не могу восстановить его в памяти. Те, кто часами слушал мои радиопередачи или записи, знают, что я часто глотал в речи те или иные слоги. В этом для меня нет ничего необычного. Я не особенно хороший оратор. Возможно, звук оказался приглушен, и микрофон не смог зарегистрировать его. Я слушал запись, и кажется, что там между словами нет интервала для дополнительного слова. С другой стороны, я думаю, разумные люди понимают, что я не мог намеренно выдать бессмысленное высказывание, и, конечно, артикль С£а” должен был присутствовать во фразе, потому что только с ним в ней есть некий смысл. Так что я надеюсь, большая история даст мне послабление и допустит, что я не нарочно “сглотнул” слог, даже если я действительно его не произнес, – хотя на самом деле он мог там быть сказан».
На вопрос о том, как он предпочитает, чтобы в исторических трудах приводили его слова, Нил, лишь отчасти иронизируя, говорил: «В скобках».
«Что касается того, что я сказал там, на Луне, я ведь сделал маленький шаг – так что эта часть мне далась легко. А после нее не так сложно было перепрыгнуть к смыслу того, с чем этот шаг можно сравнить». Некоторые считают, что Нил позаимствовал идею, читая книгу Джона Толкина «Хоббит» (персонаж этой книги Бильбо Бэггинс атакует злодея в прыжке, говоря: «для человека такой прыжок был бы не бог весть как труден, но ведь это был еще и прыжок в неизвестность»). Однако Нил прочитал «Хоббита» гораздо позже, чем совершал полет на Apollo 11 (заслуга двух его сыновей, которые выросли и стали поклонниками творчества Толкина, в том, что Нил и Дженет назвали свой новый дом, ферму в штате Огайо, куда они переехали жить в 1971 году, «Ривенделл»). Куда менее фантастичной выглядит версия, что кто-то из высших чиновников NASA предложил Армстронгу сказать именно так. Эта гипотеза базируется на существовании записки от 19 апреля 1969 года, адресованной вторым заместителем администратора NASA Уиллисом Шепли доктору Джорджу Мюллеру, который возглавлял департамент пилотируемых полетов. В первой половине записки, где шла речь о том, какое мировое значение получит высадка на Луну, Шепли писал: «Значение посадки как “шага вперед для всего человечества” следует символически увековечить прежде всего соответствующей надписью, которую нужно оставить на Луне, и официальными заявлениями, сделанными на Земле». Говорят, что Мюллер показал эту записку Дику Слейтону, а он, в свою очередь, поделился ее содержанием с Армстронгом. Однако Нил категорически не помнит ничего из этой записки или даже того, что он вообще слышал о ней. По всей видимости, это пример того, как схожие формулировки могут рождаться независимо.
– Так как вы считаете, Нил, действительно ли ваша фраза зародилась вне какого-то определенного контекста? Она не была связана с какой-то иной цитатой или прошлым опытом?
– Ни с чем из того, о чем я знаю и что могу вспомнить. Но трудно сказать, в каких глубинах мозга могут зародиться ваши идеи. Так или иначе, причина не была сознательной. А когда идея в первый раз появляется у вас в уме, вы считаете, что вы придумали ее сами.
В первые минуты после того, как Армстронг отошел от LM, он не удалялся от лестницы. Его интересовали особые характерные свойства лунной пыли. Нил сообщил в Хьюстон: «Поверхность покрыта очень мелкими частицами и пылью. Я могу легко взбить пыль носком ноги. Она прилипает к подошве и бокам моего сапога тонкими слоями, как размолотый в пыль уголь. Я погружаюсь в грунт лишь на долю сантиметра, может быть, миллиметра на три, но я могу видеть отпечатки моих сапог и протекторов на них в мелких, похожих на песчинки частицах грунта». Как и ожидалось, передвигаться было несложно. «Ходить, возможно, даже легче, чем во время различных тренировок при одной шестой силе тяжести, которые мы проводили на Земле. Нет абсолютно никаких препятствий для ходьбы». Нил пока оставался рядом с лунным модулем и видел, что посадочный двигатель не оставил на поверхности никакого заметного кратера. «Расстояние между кромкой сопла и грунтом около 30 см. Мы находимся, в общем, на довольно ровном месте. Я наблюдаю признаки наличия лучевых полос [образовавшихся под действием реактивной струи], радиально расходящихся от двигателя посадочной ступени, но довольно слабые».
Ему хотелось поскорее получить в свое распоряжение фотографическую камеру экспедиции, аппарат фирмы Hasselblad с объективом диаметром 70 мм. Чтобы спустить ему камеру, находившуюся внутри модуля, Баз, стоявший прямо позади люка, должен был прицепить ее к устройству под названием конвейер для лунного оборудования. Астронавты прозвали его бруклинской бельевой веревкой, потому что он работал по тому же принципу, как веревки, которые домохозяйки использовали в тесных кварталах Нью-Йорка, чтобы сушить белье, развешивая его между домами. Главная идея этого конвейера заключалась не в том, чтобы облегчить выгрузку камеры и прочих вещей из лунного модуля на поверхность, а наоборот, чтобы загружать в него различные предметы в конце ВКД. Как объяснял Нил, «мы проводили тренировки по заключительному сегменту работы на лунной поверхности: приносили обратно все коробки с камнями, камеры и прочее оборудование, которое следовало поместить внутрь. Это было утомительно. Мы поняли, что очень трудно вручную таскать все эти вещи туда-сюда и доставлять наверх так, чтобы второй человек там мог подхватить и принять их. Думаю, это было мое предложение попытаться использовать технику бегучей бельевой веревки. Мы опробовали этот метод, и он оказался вполне удачным».
Отцепив тяжелую камеру от конвейера, Армстронг установил ее в крепежных скобах устройства дистанционного управления, которое было изготовлено по его личному проекту и размещено на груди его скафандра. Как только Армстронг справился с установкой фотокамеры, он тут же так увлекся фотосъемкой, что не отобрал запасную пробу лунного грунта – хотя это была операция с более высоким приоритетом, которую ему следовало выполнить в первую очередь на тот случай, если произойдет что-нибудь плохое и ему придется быстро возвращаться в LM. NASA не желало попасть в ситуацию, когда экспедиция проделала весь огромный путь до Луны и после этого не сумела привезти хотя бы одну пробу с нее для изучения. «Чтобы достать оборудование и контейнер для этой пробы, требовалось несколько больше усилий, чем для того, чтобы сделать несколько фотографий. Я решил, что я сниму несколько кадров – панорамный вид окрестностей LM, – пока я нахожусь здесь, а уже потом возьму пробу грунта».
На комиссии по техническому анализу полета Нил защищал свое решение переменить порядок этих двух действий. Он заявил, что вначале находился в тени лунного модуля, откуда можно было получить хорошие фотоснимки. А чтобы взять пробу, ему пришлось сложить транспортировочный конвейер и пройти три-четыре метра в незатененную область, и поэтому он принял решение выполнить операции в другом порядке. Кроме того, ему нужно было собрать похожее на совок для собачьего помета приспособление на телескопической рукоятке со сменным пакетом на конце. После того как с его помощью он набрал небольшое количество грунта, Нил поместил пакет в маленький карман на левом бедре. Копнуть верхний слой грунта оказалось вовсе несложно, потому что пылевой слой был очень рыхлым. Хотя для взятия этого образца астронавту не требовалось сколько-нибудь углубляться под поверхность, он все-таки попробовал проникнуть туда на 2–3 см, тут же обнаружив, что там порода становится очень твердой. Также он положил в пакет пару небольших камней, прежде чем его закрыть. И наконец, Нил провел небольшой эксперимент по определению механических свойств грунта, вдавив прут-рукоятку своего грунтозаборника на 10–15 см вглубь.
Покончив с пробой, Нил получил возможность окинуть взглядом лунный ландшафт. «У него своя особая, суровая красота, – доложил он. – Пейзаж похож на Высокую пустыню в Соединенных Штатах. Он отличается, но здешние места по-своему прекрасны». Затем, думая о том, какой бы еще эксперимент провести, Нил отсоединил кольцо, которым крепился пакет для сбора проб к грунтозаборнику, и подкинул кольцо движением руки снизу вверх, чтобы проверить, как далеко оно улетит. «Не знал, что ты умеешь так далеко бросать», – поддразнил его Олдрин, наблюдавший за ним в окно. Нил со смехом ответил: «Здесь что угодно можно далеко зашвырнуть!»
Через шестнадцать минут после начала ВКД пришло время выходить наружу Олдрину – выполнить то, к чему он так стремился.
Стоя к юго-западу от лестницы, Нил с помощью своего Hasselblad сделал серию замечательных фотографий База, который медленно появлялся из люка, аккуратно спускался по лестнице, вставал на колени на площадке, шел дальше вниз до последней перекладины, спрыгивал на опорную плиту и затем на поверхность Луны. Именно эти картины потом увидят люди и навсегда запомнят как снимки первого человека, ступившего на Луну: и это был Баз, а не Нил, которого никто не мог сфотографировать снизу, потому что он выходил первым. На самом деле Баз дважды опускался до последней ступеньки лестницы до того, как окончательно сойти на грунт, – в первый раз в качестве репетиции.
04:13:41:28
Олдрин: Окей.
Теперь я собираюсь вернуться наверх и частично закрыть люк. [Длинная пауза.] Главное, не запереть его, уходя!
04:13:41:53
Армстронг: [Смеется.]
Да, это очень верная мысль.
Астронавты на самом деле не боялись, что могут запереть лунный модуль и потом не отпереть, потому что люк можно было при необходимости открыть снаружи. Причина, по которой Олдрин хотел прикрыть люк, заключалась в том, что с открытым люком кабина модуля могла переохладиться за счет теплового излучения интерьера, уходящего наружу без преграды.
Но, хотя Баз и Нил не знали об этом, все-таки способ, каким они могли бы запереть LM и не попасть внутрь, все-таки существовал – если бы клапан давления, которым был оснащен люк, вышел из строя и начал наддув кабины воздухом. «Исследовали ли мы когда-нибудь такую возможность? – задавался вопросом Олдрин. – Возможно, хорошей идеей было бы подпереть люк кирпичом или какой-нибудь фотокамерой. Кому-нибудь следовало об этом подумать. У нас была рукоятка [снаружи], чтобы отпереть его, но, учитывая, с каким трудом мы его открывали вначале, если бы [со стороны кабины] его прижало хотя бы сотней миллибар, мы ни за что его не открыли бы. Ну, открыть бы открыли, но после такого уже не смогли бы снова закрыть погнутый люк!»
Именно когда Баз спустился на поверхность, он и произнес те самые слова об уникальной красоте лунного пейзажа, сказав:
«Великолепное запустение». Наклонившись к Базу так близко, что их шлемы почти соприкоснулись, Нил хлопнул рукой в перчатке по плечу товарища. Согласно тому, что написано в автобиографии База, Нил после этого спросил у него: «Не правда ли, веселье?» Но Нил позже настаивал: «Я точно сказал “просеян”», и это слово относилось к тонкости размола лунного грунта, который оба астронавта в этот момент изучали.
Затем они разделились и принялись проверять свои возможности перемещаться по местности. Хотя во время многочасовых тренировок при имитации одной шестой силы земного притяжения астронавты не ходили слишком далеко или быстро, уже внутри LM на поверхности они пробовали стоять, нагибаться и наклоняться и, по словам Нила, «получили хорошее представление о том, что такое местная сила тяжести, еще до выхода наружу». Но они не были привычны к эффектам от размашистых и особенно сильных движений. Во время наземных и воздушных тренировок они пробовали использовать различные походки, которые могли бы подойти для Луны. Нил вспоминал наземный тренажер, где «вас подвешивали за бока к наклонной плоскости и нужно было двигаться в сторону, будучи привязанным системой тросов». Однако более правдоподобные ощущения приносил полет на самолете, в котором создавалось ускорение свободного падения, равное шестой части земного, – это был переделанный КС-135, который летел по параболической траектории, в каждом полете у астронавтов имелись лишь считаные секунды, чтобы как следует отработать свои навыки.
Во время ВКД именно Олдрину предстояло перепробовать все возможные «лунные аллюры», в том числе «размашистый шаг» (который предпочитал Нил), когда астронавт передвигает обе ноги поочередно, отталкиваясь на каждом шагу и пролетая в пространстве до того, как опуститься на другую ногу; «вприпрыжку», когда одна нога всегда остается впереди, а задняя касается грунта на долю секунды раньше выставленной вперед, затем следует толчок обеими ногами и новая фаза полета; а также «прыжки кенгуру», которые мало кто из астронавтов экспедиций Apollo использовал на практике иначе, как развлекаясь, потому что движение таким способом оказывалось довольно неуклюжим.
С большим рюкзаком за спиной и в тяжелом скафандре каждый из астронавтов на Земле весил бы больше 160 кг. На Луне же, при силе тяжести в шесть раз меньше земной, каждый из них весил всего лишь 27 кг. При такой кажущейся легкости требовалось двигаться особенно осмотрительно, в основном из-за рюкзаков, которые за счет своей массы, как быстро поняли астронавты, заставляют их при ходьбе наклоняться слегка вперед. Глядя на горизонт в любом направлении, оба землянина чувствовали себя слегка дезориентированными. Поскольку лунный шар гораздо меньше земного, кривизна поверхности планеты оказалась гораздо более заметна, чем они привыкли видеть на Земле. К тому же, поскольку ландшафт повсюду был очень разным в смысле проходимости, им следовало оставаться начеку. «На Земле ты смотришь перед собой на один-два шага, когда идешь, – вспоминал Баз. – На Луне же надо внимательно смотреть перед собой на четыре-пять шагов». В основном оба астронавта, приученные тренировками к осторожности при движении во время ВКД, ходили вперевалку, так чтобы одна нога всегда оставалась в контакте с поверхностью.
Армстронг попробовал подпрыгивать довольно высоко вертикально вверх. Он обнаружил, что при обратном «прилунении» рискует опрокинуться на спину. «После очередного прыжка я понял, что чуть не свалился, и решил, что прыгать достаточно». После того как они с Базом протянули телевизионный кабель, чтобы можно было установить телекамеру на расстоянии 15 м от LM, Нил еще и споткнулся об этот кабель. «Телевизионный кабель хранился смотанный в катушку, поэтому, когда мы вытянули его, он лег на грунт спиралью, витки которой торчали вверх, и малая гравитация усиливала этот эффект. Было легко споткнуться об этот кабель, что со мной и случилось несколько раз». Проблему усугубляло то, что астронавты почти не видели собственных ног. «Поскольку мы были в скафандрах, с трудом могли разглядеть что-либо прямо под собой. Например, трудно оказалось увидеть свои ноги – они оставались где-то там, внизу». Из-за того что кабели сразу же вывалялись в пыли, их к тому же становилось непросто заметить.
К левой перчатке каждого астронавта был пришит пошаговый перечень операций ВКД. Несмотря на то что хорошо тренированные Нил и Баз знали порядок действий на память, они все равно добросовестно сверялись с перечнем, как и должны поступать пилоты-профессионалы, независимо от того, насколько хорошо они помнят нужные процедуры.
Следующей задачей выхода (позднейшее дополнение плана) было расчехление памятной таблички, укрепленной на той же опоре LM, где имелась лестница для выхода из модуля. «Для всех, кто еще не знает содержания таблички, – сказал Нил по всемирной трансляции в момент 04:13:52:40 от начала экспедиции, – мы прочитаем содержание этого памятного знака, который находится на передней опоре шасси лунного модуля. На ней изображены два полушария, это оба полушария Земли. Ниже идет надпись: “Здесь люди с планеты Земля впервые шагнули на Луну, июль 1969 года н. э. Мы пришли с миром от имени всего человечества”. На табличке выгравированы подписи членов экипажа и президента Соединенных Штатов Америки».
Другим действием, не внесенным в пошаговый перечень, но которое NASA желало выполнить по возможности раньше в ходе ВКД, была установка американского флага. Как говорилось выше, решение о том, можно ли поставить флаг США на Луне, было противоречивым. Армстронг вспоминал на этот счет: «Шли сильные споры перед полетом насчет этого флага, каким он должен быть: флагом Объединенных Наций или американским». Когда приняли решение (без всякого участия экипажа), что это будет символ Соединенных Штатов, то Нил, как бывший скаут в ранге Орла, задумался, как именно должен быть продемонстрирован этот флаг. «Я считал, что флаг должен просто висеть на древке, свисать с него вниз так же, как флаги на Земле. Его не надо было растягивать или натягивать на жесткий каркас, хотя в итоге именно так и сделали. Вскоре я понял, что вопрос о флаге намного перерос рамки моей компетенции и личного мнения и мне вообще не стоило даже задумываться о нем. Другие люди принимали решение, и значит, как они скажут, так все и надо будет сделать».
Тогда как они с Базом поминутно отработали практически каждую задачу, которую им предстояло выполнять в ходе ВКД, они совершенно не готовились к церемонии установки флага, которая, как и расчехление таблички, была вписана в план работы в последний момент. Как оказалось, втыкание флага в грунт (на расстоянии девяти с небольшим метров перед LM) потребовало больше усилий, чем кто-то мог представить, – настолько больше, что вся эта операция чуть было не окончилась публичным провалом.
Сперва обнаружилась проблема с небольшим телескопическим прутом, который крепился на уголке вверху флагштока. Он был предназначен для того, чтобы удерживать флаг размером 91 на 152 см расправленным и перпендикулярным к флагштоку в неподвижной и предельно разреженной лунной атмосфере. Армстронгу и Олдрину быстро удалось закрепить прут под правильным углом в 90 градусов, но, как они ни старались, они не могли выдвинуть эту телескопическую штангу на всю длину. Поэтому получилось, что их флаг оказался не плоским и полностью расправленным, а принял форму, как сказал Баз, «уникальной постоянной волны». Потом, к большому смущению астронавтов, которые прекрасно понимали, что весь мир наблюдает за их действиями через телекамеру, только что ими же установленную, они не сумели воткнуть опорный стержень флагштока в лунный грунт достаточно глубоко, чтобы он мог сам стоять прямо. «У нас не получалось вогнать его в песок, – вспоминал Нил, – потому что он упирался в подповерхностную корку». Флагшток вошел в Луну едва лишь на 15 см, и астронавты с ужасом думали, что будет, если американский флаг упадет в пыль прямо на глазах телезрителей всего мира.
Но, к счастью, флагшток со смешным «кучерявым» флагом остался стоять на месте. На свой фотоаппарат Нил сделал памятный снимок Олдрина, салютующего флагу. Как говорил Олдрин, они с Нилом как раз хотели поменяться местами и передать камеру Базу, чтобы он сфотографировал Нила, когда Центр управления передал, что на связи президент Никсон, желающий поговорить с астронавтами. Это отвлекло их от фотосъемки, рассказывал Баз, и потому фотография Нила так и не была сделана. Однако хроника событий согласно расшифровке радиопереговоров NASA показывает, что первые слова о звонке Никсона прозвучали спустя долгое время после того, как Нил снял Олдрина в воинском салюте перед флагом; этот снимок появился во время перерыва в связи почти сразу после момента 04:14:10:33, а новость о Никсоне, намеревающемся созвониться с экипажем, прозвучала лишь в 04:14:15:47. Большую часть этого промежутка времени в пять минут и четырнадцать секунд мужчины даже не находились вместе. После установки флага Армстронг пошел обратно к LM, унося с собой фотоаппарат. Там, у платформы MESA, он стал готовиться к отбору первых проб грунта. Олдрин отправился к западу от LM, удалившись примерно на 15 м, пока не приблизился к Нилу и платформе MESA. А после этого Хьюстон сообщил им, что президент Никсон на проводе из Овального кабинета. Никсон вышел на связь и поблагодарил астронавтов, заявив, что родная страна и весь мир гордится ими.
Вне всякого сомнения, звонок Никсона стал неожиданностью для Олдрина. В автобиографии Баз вспоминал: «Мой пульс, который был равномерным и низким весь полет, внезапно подскочил. Потом Нил говорил, что он знал о возможном звонке от президента нам, когда мы будем на Луне, но мне-то никто об этом не сказал. Я даже не думал о такой возможности. Разговор был коротким и, с моей точки зрения, неловким. Я чувствовал, что именно мне следовало сказать что-нибудь умное и оригинальное, но я не готовился к такому совершенно. Я нашел самый удобный выход. Нил был командиром экспедиции, и я предоставил обязанность отвечать ему. Я успокоил себя тем, что если бы я высказал в нем какие-то свои наблюдения, то это могли понять так, что я встреваю в разговор, так что предпочел молчать».
Армстронг позднее объяснял: «Незадолго до полета Дик сообщил мне, что мы должны ожидать особого сеанса связи. Он не сказал, что это непременно будет президент, но настоял, что мы должны оказаться готовы к некоему необычному разговору, который может состояться через кэпкома. Это было просто заблаговременное предостережение, и такая информация со стороны Дика, что что-то может появиться, выглядела необычно, но Дик не хотел говорить мне, о чем именно речь. Я не знал, точно ли речь о президенте, и я не уверен, знал ли сам Дик, кто такой или что такое будет с нами на связи».
Годы спустя Олдрин не мог простить никому того факта, что его не предупредили о возможном звонке президента, причем Нилу будто бы точно сказали, что звонить будет именно Никсон. Вне всякого сомнения, у двух мужчин, которым выпало первыми попасть в другой мир и работать так много бок о бок, сложились крайне необычные взаимоотношения.
Достоин оценки тот факт, что, несмотря на десятки замечательных красочных фотографий Олдрина, сделанных Армстронгом, Баз ни разу специально не сфотографировал Нила. Единственными изображениями Нила на Луне были снятый им же кадр, где его отражение виднеется в стекле шлема Олдрина, и единичные фото, где Нил находится в глубокой тени LM, повернувшись спиной к камере, или его видно лишь частично. На одном из кадров мог бы хорошо получиться Нил около установки MESA, но при съемке была взята неправильная выдержка.
Одна из маленьких трагедий Apollo 11 заключается в том, что для потомков не осталось никаких снимков Первого Человека на Луне. Нет кадра, где он отдает честь флагу США. Нет кадра, где он спускается по лестнице. Нет фотографии, на которой он совершает первый шаг на Луну. Или хотя бы где на фото просто он. Конечно, есть зернистые, темные черно-белые кадры телетрансляции про Армстронга на Луне, они всем известны и незабываемы. Также есть некоторое количество кадров с 16-миллиметровой кинокамеры. Но, к великому сожалению, цветных фотографических снимков Первого Человека с великолепным разрешением, которое обеспечивала камера Hasselblad, не существует.
Но почему? Если поверить Олдрину, то ответ таков: он просто не подумал, что это нужно, – кроме того момента, когда они вдвоем установили американский флаг, и вмешательство президента Никсона якобы помешало сделать Базу снимок Нила.
В автобиографии Олдрин отыскивает причины, почему он совершил такое упущение. «По мере развертывания операций на Луне камера почти все время была в распоряжении Нила, и на большей части сделанных на Луне снимков, где в кадре есть астронавт, виден я [выделение курсивом авторское]. Лишь когда мы возвратились на Землю и в Лаборатории по приему лунных образцов стали просматривать снимки, то поняли, что фотографий Нила очень мало. Наверное, это моя ошибка, но мы никогда не ставили такую задачу во время подготовительных тренировок».
«Мы не тратили время, выясняя, кто должен делать какие фотографии, – снисходительно вспоминал Армстронг. – Я не задумывался о том, что это имело значение, лишь бы снимки были хорошими.
Я не считаю, что у База имелась какая-то причина фотографировать меня, и мне не казалось, что он должен был это сделать. Я всегда говорил, что в нашем экипаже Баз куда более фотогеничен».
В то же время воспоминания Армстронга помогли более четко понять ситуацию с фотокамерами и планом фотофиксации деятельности на поверхности Луны в экспедиции Apollo 11. «У нас в плане было прописано, когда нам следует передавать другу другу камеру. Некоторые снимки следовало делать ему, некоторые – мне. И я думаю, что мы примерно выполнили свой план в части требований расписания передачи камеры от астронавта астронавту. Она была в моем распоряжении значительное количество времени, и на мне лежала большая часть обязанностей фотографа, но у База тоже они имелись, и он тоже занимался фотосъемкой. Это была часть плана экспедиции».
Кроме фотоаппарата Hasselblad, который Нил закреплял на нагрудной скобе, внутри LM ждал еще один, запасной, Hasselblad, но его так и не вынесли наружу. Имелась еще ровно одна фотографическая камера для отдельных снимков, которую использовали на поверхности, – стереоскопическая камера для макросъемки лунной поверхности, которую еще называли камерой Голда в честь автора ее проекта доктора Томаса Голда, видного астронома из Корнелльского университета. Она была создана специально для того, чтобы делать крупномасштабные фотографии поверхности Луны и находилась в распоряжении одного лишь Нила. Но Баз действительно сделал некоторое количество кадров при помощи взятого на ВКД Hasselblad. Это означало, что Нил добросовестно снимал этот аппарат со своей нагрудной скобы и бережно передавал его прямо в руки Олдрина. Базу принадлежат две полные круговые панорамы, снимки далекой Земли над горизонтом и фото лунного модуля. Он же сделал знаменитые кадры со своими следами в лунной пыли, но ни разу целенаправленно не снял Нила. Честно говоря, все фото База отвечали его плановым задачам. Даже товарищ по команде Apollo 11 Майк Коллинз понял это лишь через долгое время после возвращения с Луны. «Мы вернулись, и наши фотографии стали проявлять в лаборатории NASA. Мне они очень нравились. Я считал, что они умопомрачительны. И я ни разу тогда не подумал: “А кто из них двоих на фото?” На каждом снимке был просто какой-то парень в скафандре. И так было до тех пор, пока не начали указывать: “А вот Баз”, ££И вот Баз”, ££И здесь тоже Баз”, а единственное место, где видно Нила, это его отражение в забрале шлема База. Но и тогда я считал, что так получилось по техническим причинам, – знаете, план, расписание, зависимость от того, кто несет то или иное оборудование, что они должны делать в определенные моменты времени, порядок экспериментов на местности и так далее». Руководитель полета Джин Кранц лишь грустно покачал головой, пытаясь сформулировать ответ на тот же вопрос. «У меня нет объяснения. За прошедшие годы я говорил перед ста тысячами людей за год. Я выступал на публике шестьдесят или семьдесят раз. И единственная фотография Нила на Луне, которую я мог использовать, была та, где он отражался в стекле шлема База. Я считаю, что это возмутительно. С моей точки зрения, это нечто совершенно неприемлемое». С точки зрения Криса Крафта и всех остальных специалистов, работавших над составлением плана экспедиции Apollo 11, «имелось множество научных причин делать снимки, и были детальные планы по съемке лунного пейзажа, но я не думаю, что кто-либо вводил в игру такое правило, чтобы астронавты непременно фотографировали друг друга, как отдыхающие на пляже. Даже не могу вспомнить, чтобы это хотя бы обсуждалось». У Джина Сернана похожая точка зрения на этот вопрос: «Конечно, Нил осознавал важность этого момента, но он не был таким чванливым, чтобы заявить: “А ну-ка, Баз, сделай мой фотопортрет”. Могу себе представить, что он думал нечто вроде <£Ох, нам некогда тратить время, чтобы фотографировать меня, поэтому я сфотографирую несколько раз База, чтобы показать всем, что мы были здесь”.
Ну а я бы на месте Нила сказал: “Баз, сфотографируй меня по-быстрому”».
Завершив разговор с Никсоном, Армстронг немедленно вернулся к MESA, чтобы собрать снаряжение для основных геологических работ. До этого момента лишь аварийная проба грунта была единственным лунным материалом, добытым экспедицией. Теперь следовало провести работу по сбору основных проб грунта в достаточном количестве, чтобы их хватило поделиться с учеными всего мира, а также коллекции камней, отражающей доступное разнообразие их форм и видов.
Примерно за четырнадцать минут Армстронг выполнил двадцать три забора проб грунта. Это заняло больше времени, чем ожидалось, потому что контейнеры для упаковки в вакууме оказалось не так просто запечатывать. К тому же Нил работал в густой тени и с трудом различал предметы. И, наконец, при одной шестой от силы земного тяготения он не мог прикладывать такие же большие усилия, как при наземной тренировке.
В общей сложности Apollo 11 доставил на Землю 21,7 кг образцов лунного реголита (верхнего слоя грунта) и камней, причем это количество было почти целиком собрано лично Армстронгом. По итогам же всей программы Apollo с Луны астронавтами было доставлено 381,69 кг проб грунта. По понятным причинам, учитывая всю неопределенность, сопряженную с первой посадкой, доставленный Apollo 11 груз был самым маленьким.
Большая часть собранных Армстронгом образцов оказалась базальтом: это плотный темно-серый мелкозернистый минерал вулканического происхождения, состоящий из богатого кальцием полевого шпата и пироксена; на Земле базальт является самым распространенным типом затвердевшей лавы. Самые древние в коллекции Apollo 11 базальты были возрастом 3,7 млрд лет. Позднейшие экспедиции позволили получить образцы самых разных видов, включая более светлые породы вулканического происхождения под названием габбро и анортозиты.
Некоторые критики программы Apollo в позднейшее время высказывали разочарование тем, что лунные камни не раскрыли сокровенных тайн Вселенной, но Армстронг считал иначе. «Я убежден, что они послужили выдающимся доказательством теорий о составе реголита, рыхлого слоя грунта, покрывающего лунную мантию. Также коллекция продемонстрировала разнообразие минералов разного типа, подтверждая при этом их плутоническую природу, происхождение за счет извержения магмы с большой глубины. Многие виды камней показали наличие в них ценных металлических руд». К 1975 году шесть пилотируемых экспедиций на Луну позволили собрать 2200 отдельных проб, которые затем были разделены на 35 600 лабораторных образцов. К 2015 году лишь 17 % собранного материала было предоставлено мировой ученой общественности для изучения. Что касается остальных 83 %, большая часть лунного материала остается в хранилищах в Космическом центре NASA имени Джонсона в Хьюстоне и на авиабазе ВВС США Брукс в Сан-Антонио, штат Техас, при этом 5 % грунта были предоставлены на время музеям и образовательным организациям или подарены иностранным правительствам или отдельным штатам США как символы доброй воли.
Кроме сбора минеральных образцов, астронавтам требовалось провести еще и несколько экспериментов во время выхода, и время на это было очень сжатым, потому что в экспедиции
Apollo 11 время работы людей на поверхности Луны ограничили двумя часами и сорока минутами. Всего было шесть экспериментов, и каждый из них тщательно отбирал научный комитет NASA после рассмотрения всех альтернатив.
Наименее замысловатыми из них были опыты по изучению механических свойств грунта на керновых пробах (взятых в основном Олдрином) – измерялись плотность среды, размеры зерен, прочность грунта и сжимаемость в зависимости от глубины. Ближе к концу ВКД Баз вбил молотком в поверхность Луны два керна: плотно спаянные частицы грунта позволили углубиться лишь на 15 см. Смысл этих исследований заключался не только в развитии научных знаний, но и в сборе инженерных сведений, необходимых, чтобы сконструировать машину для перемещений астронавтов по Луне – такая машина, лунный «Ровер», впервые отправилась в полет в экспедиции Apollo 15 в конце июня 1971 года.
Эксперимент по определению состава солнечного ветра был задуман, чтобы зафиксировать и доказать воздействие потока электрически заряженных частиц, испускаемых Солнцем. С оказанной Армстронгом помощью Олдрину хватило пяти минут в начале выхода, чтобы разместить измеритель солнечного ветра (небольшое полотнище тонкой алюминиевой фольги 30 см шириной на 140 см длиной, размотанное вниз с катушки так, чтобы находиться поперек солнечных лучей) сразу после того, как они с Нилом сняли чехол с памятной таблички на опоре LM. Лист фольги провел на лунной поверхности 77 минут и сумел захватить ионы гелия, неона, аргона, что позволило ученым расширить знания относительно происхождения Солнечной системы, истории планетных атмосфер и динамики солнечного ветра.
Другие пять экспериментов были физически скомпонованы в так называемый Ранний комплект научных экспериментов Apollo. Он представлял собой два аппарата, каждый размером с небольшой рюкзак. Один из них был устройством под названием «пассивный сейсмометрический эксперимент» и предназначался для анализа внутреннего строения Луны и поиска «лунотрясений». Его разместил на поверхности Олдрин. К задней стороне пассивного сейсмометра крепилась аппаратура эксперимента детектора лунной пыли, который отслеживал ее влияние на остальные эксперименты.
Одновременно с тем, как Олдрин устанавливал и настраивал сейсмическую аппаратуру (начиная с 04:15:53:00 и заканчивая 04:16:09:50, то есть примерно семнадцать минут), Армстронг собирал прибор под обозначением LRRR, или «LR в кубе». Его ученые создатели задумали точно измерить расстояние между Луной и Землей, и поэтому LRRR состоял из набора уголковых отражателей, каждый из которых имел форму трех смежных угловых сторон куба и представлял собой особое зеркало, отражающее любой падающий на него луч света в том же направлении, откуда тот пришел, – в данном случае луч, нацеленный на Море Спокойствия, исходил из большого телескопа Ликской обсерватории Калифорнийского университета, расположенного к востоку от Сан-Хосе. Несмотря на то что лазерный луч остается плотно сфокусированным в параллельный пучок даже на большом расстоянии, когда он достигает 400 тыс. км от Земли, он все-таки подвергается значительному рассеянию, и пятно света становится больше 3 км в диаметре. Чтобы обеспечить надежный прием ответного сигнала на Земле, Армстронгу было нужно как следует нацелить рефлектор.
Нил вспоминал: «Мы хотели убедиться, что все зеркала направлены на Землю и что сам рефлектор установлен на достаточно устойчивой поверхности, где он не мог бы сдвинуться потом. По локальной вертикали мы его выравнивали при помощи кругового пузырькового уровня – такого же, как в строительном уровне, только в круглой капсуле, – если пузырек находится в центре круга, значит, платформа стоит ровно. Потом мы устанавливали всю платформу так, чтобы зеркала были нацелены точно на Землю». Для этого Нил использовал отбрасывающий тень шест, гномон, – тень, которую он отбрасывал, помогала правильно повернуть прибор. На Земле уровневый пузырек стоял неподвижно, но при лунной гравитации он все ходил и ходил кругами.
Но в конце концов, как ни странно, пузырек успокоился. Оказалось, что этот эксперимент стал самым продуктивным с научной точки зрения во всей программе Apollo вкупе с такими же приборами, установленными экипажами кораблей Apollo 14 и Apollo 15. С использованием всех этих трех LRRR выполнялись важнейшие измерения. Они позволили намного углубить знание о форме лунной орбиты, об изменениях в скорости вращения Луны вокруг оси, понять, что Луна медленно удаляется от Земли (в наше время на 3,8 см в год), а также измерить скорость вращения самой Земли и прецессию оси ее вращения. Ученые применили данные, полученные при помощи лазерных рефлекторов, для проверки теории относительности Эйнштейна.
Армстронг вспоминал, что решили не использовать параболическую антенну S-диапазона, сложенную и закрепленную в «четвертом квадранте» лунного модуля справа от лестницы-трапа. «Нам не понадобилось устанавливать ее, потому что сигнал, идущий через антенну модуля, был достаточно сильным, чтобы передавать телепередачу на Землю». С точки зрения эффективности выполнения плана экспедиции Нил был доволен, что антенну S-диапазона размером в поперечнике 2,44 м оказалось не нужно устанавливать. Для ее сборки требовалось около двадцати минут, а они с Базом и так опаздывали на полчаса относительно плана. С другой стороны, «ее сборка была замечательным и интересным занятием. Если бы мне пришлось ее собирать, я был бы счастлив это сделать и убедиться, что она действительно работает. Я проделывал такое несколько раз на Земле, и меня каждый раз поражало, как эта штука распускается, словно цветок».
Как говорил Армстронг, общий план действий при ВКД был хорошо продуман. «У нас имелся план. Нам требовалось выполнить большое количество действий в правильном порядке. Построили мы этот план, опираясь на сравнительную важность различных событий, а также удобство и практичность их выполнения в определенной очередности. Мы провели множество тренировок, и у нас было время, чтобы проработать этот план. Мы знали наше расписание вперед, назад, поперек и с закрытыми глазами.
Не должно было случиться никаких затруднений. Я не чувствовал, что меня ограничивает или связывает этот план, и мог отойти от него в чем-то, если этого потребовала бы ситуация».
Самое значительное отклонение от плана произошло ближе к концу ВКД, когда Армстронг решил пойти и осмотреть вблизи крупный кратер в 60 м восточнее LM (потом его назвали кратер Восточный). «Когда я пошел посмотреть на кратер, это не было плановым заданием, но я заранее не знал, что у нас рядом окажется кратер. Я решил, что его осмотр и фотографирование станет ценным дополнением к нашей работе, хотя мне пришлось пожертвовать для этого некоторым временем, которое по документам отводилось для сбора образцов. Но мне показалось, что я могу получить свидетельства, интересные многим». Существовали некоторые инструкции, но не было жестких правил экспедиции по поводу того, как далеко может отходить член экипажа от лунного модуля. Если бы он или Баз слишком уж ушли от LM, ЦУП, конечно, приказал бы им возвращаться. «На самом деле, я в глубине души сомневался, можно ли вот так потратить время, чтобы пойти и сделать фотографию кратера. Но решил, что это достаточно интересно, чтобы так поступить».
Поскольку время ВКД подходило к концу, Нил поспешно двинулся к кратеру и обратно. Позднейший анализ его движения по записи телетрансляции показал, что он пробежал туда и обратно (двигался он размашистым шагом, перепрыгивая с ноги на ногу) со скоростью около 3,2 км/ч. Всего поход Нила туда и обратно занял три минуты пятнадцать секунд. На месте он сделал восемь фотографий, демонстрирующие виды Восточного кратера, включая отложения на его стенках, которые, как он предвидел, представляли интерес для геологов.
В тот момент, когда Армстронг шел к кратеру, Хьюстон проинформировал База, что ему пришла пора подумать о возвращении в лунный модуль. Нил должен был подняться по лестнице вслед за Базом спустя десять минут. До возвращения на корабль, однако, им следовало закончить работу с керновыми пробами и запечатать их в трубках, а Нилу – закончить сбор камней при помощи щипцов с длинными ручками. Все нужно было доставить к лестнице, в том числе кассеты с пленкой из фотокамеры, фольгу от эксперимента по ловле частиц солнечного ветра и все контейнеры с камнями и грунтом.
На состоявшейся после полета пресс-конференции Армстронг объяснял: «Было просто слишком мало времени, чтобы проделать всевозможные вещи, которые мы хотели. На каменной россыпи, которую мы сфотографировали из окна База, лежали глыбы от 90 до 120 см высотой. Очень вероятно, что обломки лунной коренной породы. Было бы очень интересно дойти до них и взять пробы этих камней. Так много всего интересного мы могли бы проделать.
Когда вы оказываетесь в совершенно новой среде, все вокруг вас новое и у вас появляется тенденция более внимательно рассматривать те или иные вещи, задаваясь вопросами типа “Что это такое?” и “Важно ли это?” или “А давай-ка рассмотрю это под другим углом?” а во время тренировки вы никогда так не стали бы делать. На тренировке вы просто поднимаете камень и кидаете его в горшок.
Так что неудивительно, что мы немного медленнее делали все подряд. К тому же в нашем плане не было звонка от президента – такое событие ни разу не включалось в программу тренировок. И еще от Земли постоянно приходили вопросы. Мы отвечали на них, и на это тоже требовалось время. Никто не задавал нам вопросов, когда мы выполняли ту же самую программу во время практической подготовки.
С нашей точки зрения, было бы здорово получить побольше времени для нас самих, чтобы мы могли немного походить вокруг и самостоятельно осмотреться. Но в этой экспедиции мы работали ради множества людей, ожидавших особых действий в зависимости от той научной дисциплины, которой они занимались, и они потратили огромное количество своего времени, чтобы подготовить все эти эксперименты. Я чувствовал, что мы обязаны постараться отнестись с уважением к поставленным ими задачам и выполнить их наилучшим образом и вовремя. Но я не считал неоправданным нарушать некоторые правила, если на то находились причины.
Помню, что я думал: “Бог ты мой, вот бы остаться здесь еще, потому что мне хочется посмотреть на многое и многое сделать”. Но это не было искушением, которому невозможно противостоять. Просто такое вот меня тогда охватило чувство: хотелось остаться на более длительное время. Но я понимал, что они желают, чтобы мы возвращались». На Земле время уже шло к часу ночи по поясному летнему времени восточного побережья, и астронавтам приказали подниматься по лестнице. Армстронг должен быть смахнуть пыль со скафандра База, до того как тот поднимется в модуль, но эту процедуру пропустили, возможно, потому что она оказалась бесполезной. «Такую мелкую пыль всю стряхнуть все равно не вышло бы», – объяснял Нил.
Последние задачи Армстронга на лунной глади были трудоемкими и физически тяжелыми. Чтобы исключить загрязнение лунных образцов, работавшая на NASA компания-подрядчик, сделавшая контейнеры для камней и грунта, не смазала петли их крышек, а оставила стерильными. Чтобы закрыть каждую из этих крышек, Нилу потребовалось развивать усилие в 15 кг. После сражения с крышкой контейнера для основного комплекта проб ему потребовалось «показать все, на что я был способен», «приложить запредельные усилия», чтобы закрыть второй ящик – с документированными образцами. Малая сила тяготения лишь добавляла проблем: контейнеры норовили уехать из-под рук. Чтобы все-таки закрыть ящики, Нил устанавливал их на столик комплекта MESA – не очень прочное и надежное основание. Сложно было даже удержать контейнер на одном месте, чтобы приложить нужное усилие к рукояткам, герметично закрывающим его. Потом ему еще требовалось по одному отнести эти ящики к разгрузочно-погрузочному конвейеру, прицепить их к «бруклинской бельевой веревке», поднимавшейся с платформы LM к выходному люку, и затем с помощью База затащить их наверх.
В Хьюстоне видели, что монитор частоты сердечных сокращений Нила показал, что во время работ по запечатыванию образцов его пульс подскочил до 160 ударов в минуту, а это обычная частота сердечных сокращений у пилота на старте автогонки «Индианаполис-500». За пять минут до того, как Нилу нужно было подняться по лестнице самому, хьюстонский Центр управления в завуалированной форме попросил Нила не спешить, направив ему запрос на проверку концентрации кислорода и давления в баках его скафандра EMU.
Астронавты были так заняты тем, чтобы поместить все необходимые предметы в LM, что чуть не забыли о небольшом пакете с памятными знаками, который надлежало оставить на Луне. Олдрин вспоминал об этом: «Мы были настолько загружены и спешили, что я уже наполовину поднялся по лестнице, когда
Нил спросил у меня, не забыл ли я оставить сувениры, которые мы привезли. Я об этом забыл совершенно. То, что, как мы надеялись, должно было стать краткой церемонией, если бы у нас оставалось необходимое на нее время, закончилось почти что впопыхах. Я забрался в свой плечевой карман, достал оттуда пакет и выбросил его на Луну». В пакете находились две отчеканенные в Советском Союзе медали в память о двух погибших космонавтах: Юрии Гагарине, первом человеке, который пролетел по орбите вокруг планеты Земля и погиб в марте 1968 года в катастрофе самолета МиГ-15, и о Владимире Комарове, погибшем почти за год до Гагарина в конце своего полета на космическом корабле «Союз-1», когда парашют его спускаемого аппарата не раскрылся. Кроме них в пакете была памятная нарукавная нашивка корабля Apollo 1 с запечатленными на ней именами Гаса Гриссома, Эда Уайта и Роджера Чаффи и небольшое золотое украшение в виде оливковой ветви – символ миролюбия американской программы лунных экспедиций. Этот значок был таким же, как заколки для галстуков, которые трое астронавтов Apollo 11 приготовили в подарок своим женам. Брошенный Олдрином пакет упал справа от Нила. Армстронг немного поправил его ногой.
Сразу после этого, в 01:09 летнего восточного времени 25 июля (момент от старта экспедиции 04:15:37:32), Нил ступил на опорную плиту лунного модуля, взялся руками за перекладины лестницы и, оттолкнувшись ногами и подтянувшись на руках, взмыл вверх, сразу на третью ступеньку.
«Техника подъема, которую я использовал, была такой: сперва согнуть оба колена и опустить торс как можно ниже к плите опоры, затем вспрыгнуть вертикально вверх, направляя движение руками с опорой на перила. Так я попал на третью ступеньку, которая, как я думаю, легко могла находиться на высоте 150–180 см от поверхности».
Что характерно, он вовсе не выпендривался, а вел себя как инженер – экспериментировал. «Это было просто любопытство. Если бы не скафандр, можно было бы прыгнуть действительно высоко. Но его вес… Он, в общем-то, не чувствуется, потому что скафандр наддут изнутри, и это внутреннее давление поддерживает большую часть его веса. Но если в нем подпрыгнуть, то придется преодолеть полный вес, и на Луне он для нас был 28 кг или около того. Итак, если вы человек весом 28 кг, как высоко получится подпрыгнуть? При условии, что вас не стесняет жесткий скафандр, возможно, вы подпрыгнете очень высоко. Я хотел лишь понять, насколько можно в действительности подскочить в хорошем прыжке».
Прыжок Армстронга вверх по лестнице, вероятно, остается рекордом для Луны, потому что последовавшие за ним астронавты Apollo обычно несли что-нибудь в руках, забираясь вверх по лестнице. Если бы Нил сорвался со ступеньки в прыжке – а ступеньки были скользкими от налипшей лунной пыли, – имелся лишь небольшой шанс пораниться. Держась за перила, он легко мог безопасно прилуниться. Вдобавок, если бы Нил упал, то легко поднялся бы, потому что он много раз практиковал эти действия в гидробассейне Центра пилотируемых полетов.
Вход Олдрина в космический аппарат несколькими минутами ранее оказался несложным делом, правда, ему пришлось нагнуться, чтобы пронести громоздкий рюкзак с системой жизнеобеспечения на себе внутрь. Действуя в одиночку, Олдрин сперва вдвинулся коленями в кабину, затем, уже внутри нее, поднялся с колен в стоячее положение. Перед тем как развернуться, он убедился, что находится достаточно далеко от выключателей и прочего оборудования прямо за его спиной. Возвращение на борт Нила, которое состоялось через минуту и двадцать шесть секунд после того, как он встал на опорную пластину LM, происходило при содействии Олдрина.
04:15:38:08
Олдрин:
Только держи голову ниже. Теперь начинай нагибаться. Вот так. Места полно. Окей, все хорошо, теперь согни спину немного, твоя голова напротив [помехи]. Чуть-чуть наклонись направо. Голову ниже. Отлично заходишь.
Время от открытия люка до его закрытия составило два часа, тридцать одну минуту и сорок секунд. По земному американскому восточному времени закрытие состоялось в 01:11. Первая прямая вылазка людей на поверхность Луны закончилась за меньшее время, чем требуется для футбольного матча.
На канале CBS Эрик Севарейд и Уолтер Кронкайт подводили итоги только что состоявшегося исторического события.
– Человек совершил посадку, и человек прошел свои первые шаги. Что еще можно добавить к этому? – задал вопрос Кронкайт.
Севарейд отвечал ему:
– Не знаю, что еще можно сказать сейчас. Мы словно оказались свидетелями «рождения»… Когда они ходили там, вы ощущали вместе с ними радость, которая их наполняла. Я не ожидал увидеть их скованными, а вы? Нам только и говорили, что они будут передвигаться там с большой осторожностью. Переставлять то одну ногу, то другую очень внимательно и осторожно. Говорили, что они могут упасть. И вот мы увидели их: они были похожи на детей, играющих в классики.
– Почти как молодые жеребята, – вмешался Кронкайт.
– Ия вовсе не ожидал услышать слово «красиво». Он сказал, что там «красиво». Мы полагали, что Луна – место холодное, пустынное и суровое, а они каким-то образом узрели в нем загадочную красоту, и, я думаю, вряд ли они по-настоящему смогут объяснить это нам.
Кронкайт:
– Может оказаться так, что будущим свидетелям это ощущение красоты тоже не передастся. Эти первые люди на Луне видят нечто такое, что не увидят те, кто придет после них.
Севарейд:
– Теперь для этих мужчин мы в каком-то смысле навсегда останемся чужаками. Они сами, по сути, станут отличаться от всех, и это отделит их даже от собственных жен и детей. Они растворятся в иной жизни, и за ними нельзя последовать. Я думаю о том, во что теперь превратится их жизнь. Луна пока что была к ним благосклонна. Более дурные предчувствия у меня по поводу того, как люди на Земле будут относиться к ним до конца их жизни.
Одним из пробелов в данных об истории полета Apollo 11 является отсутствие информации о личных вещах и предметах, которые Армстронг и его товарищи по команде брали с собой на Луну. У каждого из троих астронавтов было минимум по одной сумке для личных вещей, перед стартом их сумки поместили на борт корабля. Они шились из так называемой бета-ткани, были размером с большой бумажный пакет для обеда навынос, завязывались на шнурок и снаружи их покрывал слой несгораемого тефлона.
Сколько именно таких сумок взял каждый из астронавтов Apollo 11 на Луну, неизвестно. Как минимум по одной у каждого астронавта весь полет оставалось в нижнем хранилище для оборудования в командном модуле; эти сумки не могли иметь массу больше 2,27 кг на астронавта. Как минимум еще по одной сумке – Нила и База – были помещены внутрь LM. Эти «лунные» сумки, которых, вероятнее всего, и было две, по одной на каждого астронавта, ограничивались по массе в 230 г на одного члена экипажа. Нил, Майк и Баз согласились, что все предметы на борту Apollo 11 описывались как «летавшие на Луну», независимо от того, попали они на поверхность планеты или оставались на борту CSM, чтобы не подпортить символическое значение тех предметов, которые находились при Коллинзе лишь на окололунной орбите.
Никто из трех астронавтов ни разу не перечислял полностью, какие сувениры лежали в этих шести личных сумках (астронавты брали еще одну для личных вещей, куда клали часто используемые предметы обихода, например шариковые ручки или солнечные очки). Вся информация об их содержимом – это позднейшие воспоминания в устной или письменной форме, а также сведения о предметах, которые они сами предоставляли для продажи или выставок, подтверждая, что они находились там. В случае Армстронга список таких вещей практически пуст, потому что Нил никогда не говорил о том, что он брал с собой на Луну, и, в отличие от База и Майка, ни разу не выставлял ничего из своих личных вещей на аукцион.
Все попытки дознаться до деталей содержимого личных наборов провалились. Разные слухи начали ходить еще до полета Apollo 11, но NASA отказывалось проливать какой-либо свет на этот вопрос. Дженет Армстронг говорила, что Нил кое-что взял с собой на Луну ради нее, но она тоже не сказала, что это было. Политика NASA заключалась в том, что сведения о личных вещах астронавтов содержались в строгом секрете.
NASA проявляло такую осторожность в вопросе раскрытия информации о том, какие сувениры были на борту, что достоверно неизвестно до сих пор, действительно ли в полет на Apollo 11 отправлялся так называемый Официальный полетный комплект (ОПК). Перечень входивших в ОПК Apollo 11 предметов не стал достоянием публики, и неизвестно, был ли этот перечень.
Тот комплект, который летал на Apollo 11, мог даже не находиться в отдельной специальной сумке; входившие в него предметы могли быть разложены по разным ящичкам внутри командного модуля. Выпущенный позднее, в 1972 году, документ NASA устанавливает, что «общая масса этого набора в каждом полете не должна превышать 24,18 кг». Очевидно, что в состав ОПК могло входить гораздо больше сувениров, чем в личные наборы всех астронавтов. Это были официальные сувениры NASA, предназначенные для дальнейшего распространения в адрес высокопоставленных персон и различных организаций, – силами либо астронавтов, либо руководства NASA. Ни один из таких предметов не переносился внутрь LM до разделения модулей на окололунной орбите. Поэтому на саму поверхность Луны попадали лишь те вещи, которые могли находиться в сумках для личных вещей в LM, – и мы не знаем с достоверностью, что в них было.
• Четыреста пятьдесят серебряных медальонов, отчеканенных компанией Robbins в Массачусетсе. Они были поделены поровну между астронавтами и помещались в сумках для личных вещей. Сколько из этих медальонов летало на поверхность, неизвестно.
• Три золотых медальона, также произведенных Robbins, по одному для каждого астронавта. Можно предположить, что они были в комплектах на борту LM.
• Неизвестное количество миниатюрных (размером 102 на 152 мм) флажков: Соединенных Штатов; каждого из пятидесяти отдельных штатов, округа Колумбия и ассоциированных территорий США; отдельных стран мира; Организации Объединенных Наций. Согласно пресс-релизу NASA от 3 июля 1969 года, «эти флаги совершат полет в лунном модуле и будут возвращены на Землю. Они не останутся на Луне». В составе ОПК внутри командного модуля было вдобавок еще много маленьких флагов США. Также на борту находились два полноразмерных (152 на 244 см) звездно-полосатых флага, которые предназначались в дар каждой из палат Конгресса по возвращении на Землю. Эти самые флаги развевались над американским Капитолием до полета Apollo 11 и должны были вернуться туда же, на свое место, после полета. У Олдрина лежали маленькие флажки США в личных вещах, часть из которых он позже продал. Неясно, попадали ли они на Базу Спокойствия или оставались на орбите.
• Памятный конверт, посвященный экспедиции Apollo 11, выпущенный Почтовым департаментом Соединенных Штатов. На нем была наклеена также свежевыпущенная почтовая марка стоимостью десять центов, тоже в память об этой экспедиции. Неизвестно, находились ли эти предметы в помещенных в LM сумках для личных вещей Нила или База. Планировалось, что, будучи на Луне, астронавты должны были погасить конверт, но они забыли это сделать (погасили они этот самый конверт лишь 24 июля, когда весь экипаж оказался вместе в карантинном помещении. Тем не менее была проставлена дата гашения 20 июля). В командном модуле, либо в пакете для личных вещей Коллинза, либо в ОПК, астронавты везли с собой матрицу, которая использовалась для печати памятной марки. Среди остающегося в СМ набора личных вещей Олдрина был 101 филателистический конверт по поручению клуба филателистов Центра пилотируемых полетов. Еще на борту командного модуля находилось 113 других конвертов, может, и больше. Каждый из членов экипажа подписал все конверты. Впоследствии Олдрин и Коллинз поставили свои инициалы в левом верхнем углу каждого из конвертов, и некоторые из них пошли на продажу. Армстронг никогда не помечал конверты инициалами.
• Некоторое неустановленное количество эмблем экспедиции Apollo 11 из «бета-ткани», которой дала такое название фирма-производитель Owen-Corning Fiberglass из города Эштон, штат Род-Айленд, потому что ткань изготавливалась из несгораемого стекловолокна тугого прядения. У каждого из астронавтов имелось немного таких эмблем в личных сумках, но неясно, сколько из них побывало на поверхности.
• Неизвестное количество вышитых шевронов с эмблемой экспедиции Apollo 11. Вероятно, больше всего их было в ОПК, однако некоторые из них могли оказаться и в личных вещах, но брали ли их астронавты с собой в полет на лунном модуле, нет сведений.
• Три золотых украшения-булавки в виде оливковой ветви, точные копии предмета, находившегося в пакете, который Олдрин швырнул на Луну в последнюю минуту своего выхода на поверхность, возвращаясь на корабль. После полета члены экипажа подарили эти булавки своим женам. Предположительно, у каждого из летавших на LM астронавтов в личном комплекте было по одной булавке для жены, но или Нил, или Баз взял с собой еще и ту булавку, которую Коллинз потом подарил своей жене Патрисии.
• Наполненный вином фиал и маленькая священная чаша для причастия в лунном комплекте личных вещей Олдрина.
• Ювелирные украшения для жены и членов семьи Олдрина, тоже в его «лунной сумке».
Армстронг никогда не делился информацией о том, что было в его наборе личных вещей. Он сперва согласился сделать это при подготовке к публикации данной книги, но потом сообщил, что не смог отыскать перечень среди множества своих бумаг. Сообщить о взятых с собой на Луну вещах он мог только следующее: «В своей сумке для личных вещей у меня было несколько медальонов Apollo 11, украшения для моей жены и матери [просто по золотой оливковой ветви для жены и для матери] и кое-что еще для других людей». Наиболее ясно он сказал о том, что брал с собой части исторического аэроплана Flyer, построенного изобретателями самолета братьями Райт, и это был предмет его гордости. Добившись специального разрешения администрации Музея ВВС США в Дайтоне, он добавил к своему лунному комплекту личных вещей кусочек дерева от левого пропеллера и лоскут муслиновой ткани размером 203 на 330 мм с верхнего левого крыла построенного в 1903 году самолета братьев Райт.
Кроме того, Армстронг брал с собой булавку братства Университета Пердью, которую он потом подарил для выставочных целей правлению общества Фи-Дельта-Тета в городе Оксфорде, штат Огайо. Вопреки ранее опубликованным сведениям, при нем не было булавки женского сообщества Альфа-Хи-Омега, членом которого была Дженет.
«Я не брал ничего для себя самого, – заявлял Нил. – По крайней мере, я не припоминаю такого». Что касается Дженет, единственное, что он взял на Луну для нее, была та самая оливковая ветвь. «Он не спрашивал меня, хочу ли я послать с ним что-то».
Может показаться странным, что Армстронг не взял с собой ничего, что имело бы отношение к членам его семьи – даже к двум его сыновьям, и этот факт до сих пор огорчает Дженет. «Я думала, при нем были какие-то предметы, которые он потом подарил бы мальчикам, но, кажется, он так никогда им ничего не подарил. Нил может быть очень умным, но у него не всегда находится время побыть умным или хотя бы проявить это».
Еще одной любимицей Нила, из вещей которой он, по всей видимости, ничего не взял в путешествие, была его дочь Карен. Что бы могло лучше подчеркнуть значение высадки на Луну «для всего человечества», чем астронавт-отец, почтивший память своей любимой маленькой девочки, умершей более чем за семь лет до этого события (если бы она жила, ей исполнилось бы десять), взяв на Луну ее фото, какую-нибудь ее игрушку, часть ее одежды, локон ее волос, младенческий браслет? Астронавт Джин Сернан в последние минуты, перед тем как покинуть поверхность Луны во время экспедиции Apollo 17, написал в лунной пыли инициалы своей девятилетней дочери Трейси. Баз Олдрин брал фото своих детей с собой на Луну. Чарли Дьюк оставил фото своей семьи на камнях далекой планеты.
Что если Нил сделал что-то ради памяти Маффи, но никому никогда не сказал об этом, даже Дженет, потому что он был до такой степени замкнут в себе самом? Насколько в этом случае потомки более положительно оценили бы характер того самого Первого Человека? Такой вариант событий мог бы придать первой посадке на Луну еще большую важность и значительность. Среди тех, кто думает так, сестра Нила Джун, которая знает своего брата лучше, чем кто бы то ни было.
«Взял ли он что-то, принадлежавшее Карен, с собой в путешествие на Луну? – задала риторический вопрос Джун. – Ох, я так надеюсь, что это правда».
Может быть, эта тайна откроется, когда человечество вернется однажды на Базу Спокойствия. А оно, несомненно, сделает это.
