Глава 23
Посадка
Главным поворотным пунктом в экспедиции Apollo 11 – и, определенно, в жизни самого Нила Армстронга – стал полет лунного модуля под его управлением и посадка на поверхность Луны.
День первого в истории пилотируемого прилунения был воскресеньем для американцев, европейцев, африканцев и части жителей Азии. Из числа всех американских лунных экспедиций лишь Apollo 11 совершил посадку в христианский священный день отдохновения. Поднявшись в 5:30 утра, даже раньше, чем ее сын в то же утро, Виола Армстронг натянула банный халат и вышла из дома, чтобы полить цветы до того, как до нее доберутся репортеры. Затем она нарядно оделась, чтобы в 7:30 посетить церковную службу. Ей хотелось вернуться домой заранее, чтобы следить по телевизору, как ее сын будет отделяться от командного модуля.
Во всем мире набожные люди молились за Apollo 11. Богослужение с участием Никсона в Белом доме было посвящено лунной экспедиции, и астронавт Фрэнк Борман еще раз зачитал стихи из Книги Бытия. За несколько дней до старта Apollo 11 руководитель аппарата Белого дома Боб Халдеман дал указание Уильяму Сейфиру, главному спичрайтеру Никсона, подготовить заявления на случай, если во время полета что-нибудь пойдет не так. Одно заявление должно было озвучиваться в ситуации, когда астронавтам удалось совершить посадку на Луну, но не взлететь обратно. Сейфир рекомендовал, чтобы президент сперва «позвонил по телефону каждой из будущих вдов», до того как выступить с этим заявлением.
В 10:15 утра летнего восточного времени после пятиминутного репортажа Уолтера Кронкайта о последних событиях в полете Apollo 11 на канале CBS началась передача о религиозном значении этой экспедиции. Затем в 11 часов корреспондент Чарльз Кьюралт, главное лицо канала, начал прямой репортаж под названием «Человек на Луне: легендарное путешествие Apollo 11». Комментируя впечатляющие фотографии, полученные во время предыдущих полетов по программе, Кьюралт также выбрал Книгу Бытия как духовный мотив для экспедиции Apollo, но притом постарался раскрыть вселенское значение этого священного текста, глядя на него через призму современной науки. После записи выступления Кьюралта слово вновь взял Кронкайт, вооружившийся десятком блокнотов, где он записывал факты, касающиеся Apollo 11 и космической программы в целом. Он описал предстоящую посадку на Луну словами «гигантский шаг», не подозревая, конечно же, что каких-то двенадцать часов спустя очень похожую фразу произнесет Первый человек на Луне и ее услышат и запомнят народы всего мира.
Армстронг и Олдрин находились внутри Eagle вдвоем не более тридцати минут, когда канал CBS начал свой подробный репортаж в одиннадцать часов утра. В нервном ожидании предстоящего дела астронавтам было трудно заниматься даже рутинными делами в то утро. Баз вспоминал: «Когда трое вместе летят в космос, им, хочется того или нет, приходится сотрудничать. К этому времени мы уже приспособились жить вместе, но из-за нашего волнения в то утро вся уже налаженная система летела кувырком». Выработавшийся ритм приготовления пищи, когда один мужчина достает пакет с концентратом, второй надрезает его, а третий разбавляет при помощи пистолета для подачи воды, на этот раз соблюдался неважно. Операция по присоединению свежих фекальных контейнеров, катетеров для сбора урины и надеванию подгузников до облачения в скафандры стала особенно неприятным испытанием. Нервы троих астронавтов плавились, когда им пришлось по очереди одеваться внутри ниши навигационного оборудования CSM, в пространстве, где лишь один человек мог поместиться в процессе надевания скафандра, тогда как другой должен был оставаться наготове и помогать ему с застежками и молниями. Коллинзу тоже пришлось надевать скафандр на случай аварии во время расстыковки.
Облачение в гермокостюм всегда выполняется в комической практике тщательно, но в это утро прилунения астронавты занимались им особенно дотошно. Нилу и Базу предстояло провести в скафандрах более тридцати часов. Первой частью снаряжения, которую они осторожно натянули на свои тела, было нательное белье с водяным охлаждением. Оно напоминало длинные панталоны и представляло собой сетку из сотен маленьких гибких прозрачных трубочек из пластика. На Луне подаваемая из системы охлаждения вода будет циркулировать по этим трубкам, но до этого момента было еще далеко, а тугое исподнее уже добавляло изрядно дискомфорта облачавшимся для работы в открытом космосе путешественникам. Олдрин отправился внутрь лунного модуля одетым лишь в белье, потому что хотел выполнить ряд начальных проверок оборудования. Через полчаса к нему пробрался уже полностью в скафандре Армстронг. Когда Нил занял место в лунном модуле, Баз вернулся в навигационную нишу CSM, чтобы закончить собственный процесс облачения, а затем, не задерживаясь, снова вошел в LM. Они с Нилом закрыли люк переходного тоннеля со своей стороны, а Майк со своей.
Внутри модуля Eagle Нил и Баз подали питание на некоторые дополнительные системы, перед тем как раскрыть похожие на паучьи лапы опоры посадочного аппарата. Успешное раскрытие опор состоялось незадолго до полудня по времени восточных штатов США. Поскольку требовалось провести еще большое количество проверок работы оборудования и систем связи, лишь через час сорок шесть минут LM был готов к отделению от главного модуля, для чего требовалось включить двигатели Columbia. В основном по радио общались друг с другом Коллинз и Олдрин.
«Ну как наш царь? – спросил Майк из командного модуля. – Что-то молчит и молчит».
«Просто жду тут и жму на кнопки», – отозвался Нил, имея в виду, что он вводит данные в основной компьютер LM.
«Полегче там на Луне, котятки, – заявил Коллинз, готовясь перебросить тумблер отстыковки лунного модуля. – Если я услышу, что вы там пыхтите и бушуете, получите от меня тогда».
04:04:10:44
Коллинз:
Остается примерно минута до отправления. Ребята, вы готовы?
04:04:10:48
Армстронг:
Да, думаю, что практически готовы…Ждем только тебя, Майк.
04:04:11:51
Коллинз:
Пятнадцать секунд…Окей, ну вот, поехали. Здорово!
04:04:12:10
Олдрин:
Выглядит как хорошее разделение.
04:04:12:10
Коллинз:
Есть хорошее разделение.
Прилипнув к окну, Коллинз наблюдал дрейф лунного модуля прочь от корабля и ждал доклада Нила об эффективности взаимного движения двух космических аппаратов. Было решено, что им не стоит слишком удаляться друг от друга, пока Майк не осмотрит LM снаружи очень подробно. Было критически важно убедиться, что все его четыре опоры правильно выпущены и зафиксированы. Чтобы помочь Майку провести такой осмотр, Нил выполнил небольшой пируэт, один раз полностью развернув корабль вокруг своей оси. За несколько месяцев до старта Майк специально ездил на завод Grumman на Лонг-Айленде лишь для того, чтобы запомнить, как должен выглядеть лунный модуль с полностью выпущенными опорами. В особенности Коллинзу было важно рассмотреть специальные щупы-сигнализаторы касания поверхности, каждый длиной по 182 см, которые выдавались из опорных пластин на левой, правой и задней «ногах» лунного модуля. Он также должен был убедиться, что опорная пластина на передней опоре, единственная без сигнализатора касания, находится в правильном положении. На этой опоре располагалась лестница, по которой астронавтам предстояло спуститься на лунный грунт. Первоначально на ней тоже был щуп, но его убрали, когда Армстронг и Олдрин указали, что могут о него споткнуться.
04:04:12:59
Армстронг:
Окей. Я обнулил все скорости, Майк, так что отходи на расстояние, которое тебе нравится, и там останавливайся… Начинаю поворот по рысканию… На тренажере-симуляторе система визуализации была получше.
04:04:13:38
Коллинз:
Окей, у меня начался небольшой крен; собираюсь от него избавиться.
04:04:14:22
Армстронг:
Разрешаешь начать поворот по тангажу или думаешь, мы еще недостаточно далеко друг до друга, Майк?
04:04:14:31
Коллинз:
Думаю, лучше подождите еще пару секунд, Нил.
04:04:14:34
Армстронг:
Окей, жду, когда ты будешь готов, когда скажешь, что угловые скорости у тебя точно убраны.
04:04:14:39
Коллинз:
Окей, я пока удерживаю.
04:04:15:26
Коллинз:
Окей, думаю, вот теперь хорошо.
04:04:15:30
Армстронг:
Окей.
04:04:16:34
Коллинз:
В точности все как на тренажере, вы отходите немного в сторону и чуть-чуть вниз.
04:04:16:39
Армстронг:
Да.
04:04:17:06
Коллинз:
Посадочные опоры выглядят хорошо. Я увидел три из них.
04:04:17:11
Армстронг:
MESA не опустилась, да?
04:04:17:14
Коллинз:
Повтори.
04:04:17:15
Армстронг:
MESA в поднятом положении?
04:04:17:19
Коллинз:
Да.
04:04:17:20
Армстронг:
Хорошо.
04:04:17:49
Коллинз:
Вот теперь вы смотритесь хорошо.
04:04:17:59
Армстронг.
Так точно. Eagle совершил расстыковку. У «Орла» есть крылья.
Это был поистине невиданный аппарат, и остряк Коллинз не мог не пройтись по внешнему виду лунного модуля: «Думаю, что у вас красивая летающая машина, Eagle, если не считать, что вы летите вверх ногами».
«Кое-кто тут летит вверх ногами», – отшутился Нил.
Внутри LM, идущего теперь в 116,7 км над Луной, Нил и Баз находились в положении стоя. Избавившись от сидений, конструкторы увеличили полезный объем кабины. Ноги астронавтов фиксировались на полу при помощи специальных якорей с липучками, а к поясам крепились натягиваемые пружинами тросы, пропущенные через систему блоков. Если бы Нилу и Базу потребовалось дополнительно удержаться на месте, к их услугам были поручни и подлокотники. Выпрямленная поза астронавтов означала, что треугольные окна модуля можно сделать меньше, сохраняя для членов экипажа отличное поле зрения, которое охватывало область посадки.
До того как Eagle мог начать процесс прилунения, Нилу и Базу требовалось снизить высоту его орбиты до 15,2 км. Для этого они развернули модуль так, что сами расположились лицом вниз, к Луне, а ногами вперед, в сторону движения, и включили маршевый двигатель посадочной ступени в первый раз за время полета. Импульс перехода на орбиту снижения был отработан через пятьдесят шесть минут после отделения от Columbia, в 15:08 по времени восточного побережья. Это произошло, когда оба аппарата находились над обратной стороной Луны и без возможности связаться с Землей. После работы двигателя продолжительностью 28,5 секунды Eagle продолжил лететь по инерции вдоль траектории, которая ближе всего подходила к поверхности на видимой стороне Луны в области планируемой посадки. По мере приближения к естественному спутнику Нил и Баз проверяли скорость изменения дальности до цели и высоты, чтобы в случае неожиданного отказа главной навигационной системы или другой крупной неисправности иметь возможность вернуться на Columbia, задействовав аварийную систему навигации. Eagle теперь двигался значительно ниже командно-сервисного модуля, и это означало, что его орбитальная скорость стала выше. За счет этого LM за одну минуту обогнал Columbia, следуя по орбите. Поскольку Columbia оставалась на более высокой орбите, то первой достигла угла положения, при котором открывалась прямая видимость на Землю, и ее несущий сигнал первым достиг Хьюстона – на три минуты раньше, чем сигнал от Eagle. В обоих случаях меньше чем через минуту от возвращения сигнала был установлен голосовой контакт с аппаратом.
04:06:15:02
кэпком:
Columbia, вызывает Хьюстон.
[Обязанности кэпкома выполнял Чарли Дьюк. – Здесь и далее в расшифровке переговоров прим, авт.] Мы ожидаем, прием. [Долгая пауза.] Columbia, вызывает Хьюстон. Прием.
04:06:15:41
Коллинз:
Хьюстон, это Columbia. Слышу вас хорошо и чисто. Вы меня как?
04:06:15:43
кэпком:
Так точно. На пять, Майк. [У связистов выражение «пять на пять» означает отличную слышимость.] Как выполнили [импульс перехода на орбиту снижения]? Прием.
04:06:15:49
Коллинз:
Послушай, детка. Все идет как по маслу. Просто замечательно.
04:06:15:52
кэпком:
Отлично. Ждем контакта с Eagle.
04:06:15:57
Коллинз:
Окей, они вот-вот появятся.
Через полторы минуты Олдрин доложил, что импульс перехода на орбиту снижения был отработан исключительно хорошо и у орбиты Eagle сформировался точный, заранее рассчитанный периселений, в точке которого предстояло начать финальный спуск с активным торможением двигателем. Если все пройдет хорошо, меньше чем через тридцать минут лунному модулю предстояло оказаться на поверхности.
У Армстронга и Олдрина была важная задача: требовалось убедиться в точной работе бортовых систем навигации и управления полетом до начала финального участка спуска. На LM имелись две различные и независимые системы. Одна называлась «основная система навигации, наведения и управления» (Primary Navigaiton, Guidance and Control System, PNGS). Она представляла собой маленький цифровой вычислитель, встроенный в панель управления на виду у астронавтов посередине кабины, и обрабатывала данные встроенной инерциальной платформы – устройства, которое сохраняло неизменное положение в пространстве при помощи гироскопов, которые чувствовали движения и удерживали платформу от наклона в любую сторону. PNGS настраивалась по расположению удаленных звезд, и желто-зеленые символы на цифровом дисплее указывали астронавтам местоположение LM.
Второй набор устройств назывался аварийной системой наведения (Abort Guidance System, AGS). Эта аппаратура не полагалась на инерциальную платформу в целях навигации, для AGS измерительной базой служил сам космический корабль, а источником данных о его положении и скорости – набор встроенных в корпус акселерометров. И PNGS, и AGS проводили интегрирование ускорений, что позволяло оценивать компоненты скорости корабля, при этом PNGS, как правило, давала на выходе значительно более точные данные. В идеале на базе встроенной в обе эти системы математики, основанной на замере ряда изменяющихся со временем углов, должны были получаться одинаковые решения задачи о местоположении и курсе космического аппарата, но ошибки неизбежно накапливались. Если им позволить накладываться одна на другую, то оценка положения и параметров движения LM может стать кардинально неверной.
После перехода на орбиту снижения и до начала спуска с работающим двигателем Нил и Баз проделали несколько перекрестных проверок обеих этих систем. Было важно, чтобы их данные не расходились, потому что иначе PNGS могла повести корабль по неверному пути. Главной причиной отклонений в данных PNGS был дрейф платформы – постоянная проблема любой инерциальной системы. Дрейф требовалось компенсировать перекалибровкой платформы с помощью обработанных компьютером данных космической навигации, после которой платформа приводилась в новое нейтральное положение посредством электромоторов, механической передачей соединенных с гироскопом.
По пути к Луне Apollo 11 выполнил несколько перекалибровок платформы, но эти операции занимали определенное время и требовали, чтобы космический аппарат оставался в относительной неподвижности [по отношению к центру масс]. Во время полета по половинке окололунной орбиты до выполнения маневра снижения, помимо других дел, Нил и Баз провели генеральную проверку точности своей предыдущей калибровки. «Мы делали это так, – объяснял Армстронг, – отдавали команду кораблю принять такую ориентацию, чтобы наш секстант был направлен строго на Солнце. Если его перекрестье оказывалось точно в центре солнечного диска, значит, платформа работала без дрейфа. Если перекрестье отклонялось на одну восьмую или даже четверть диска от его центра, мы считали, что калибровка все равно была приемлемой». Нил выполнил проверку по Солнцу и незадолго до начала активного спуска. Несмотря на то что прошло несколько часов от момента последней перекалибровки, платформа все равно располагалась удовлетворительно ровно, и дрейф составлял лишь долю градуса. «Я рассчитал, что в следующие тридцать – сорок пять минут, время, за которое мы должны были сесть, дрейф, скорее всего, останется в пределах нормы».
Дрейф инерциальной платформы был не единственной заботой по части навигации LM. И PNGS, и AGS предстояло работать во время спуска, и это могло обернуться проблемой, если бы астронавты не сумели обеспечить согласованное действие обеих систем. Несмотря на то что лишь PNGS могла помочь совершить успешный спуск к поверхности Луны, AGS должна была ожидать и находиться в готовности поставлять навигационные данные для аварийного возвращения к командному модулю; в последние секунды перед касанием поверхности AGS также могла взять на себя работу PNGS в случае ее отказа. Армстронг говорил: «Мы не могли бы сесть лишь на AGS, если только не находились уже прямо над точкой посадки, потому что с ее помощью нельзя было следовать вдоль заданной траектории». И все же обе системы требовалось запитать электричеством и заставить работать, потому что экипажу могло понадобиться срочно переключиться с PNGS на AGS. Как объяснял Нил, «и та и другая система работали независимо, и лишь одна выбиралась как ведущая для управления полетом. Но у нас была информация от обеих систем и важная возможность ее сравнивать».
Другой повод для беспокойства давал запас топлива на борту. Определить точный момент планового начала активного торможения было критически важно: если бы Нил и Баз включили двигатель на слишком большой высоте, у Eagle топливо закончилось бы раньше, чем модуль достиг бы точки безопасной посадки. Рамки допустимого отклонения по высоте, как говорил Нил, «находились в пределах плюс-минус 1200 м».
Расчет этой высоты был вопросом не только науки, но и искусства. Обычный альтиметр не мог бы помочь астронавтам понять, что они достигли периселения, потому что альтиметры работают, основываясь на различиях атмосферного давления на разной высоте, а на Луне нет атмосферы. На LM стоял радарный альтиметр, но по отношению к продольной оси кабины астронавтов луч его радара направлялся вперед и вниз. В самом начале спуска вертикальная ось лунного модуля пролегала почти параллельно горизонту, то есть пилоты при этом смотрели вниз, на Луну, а радарный альтиметр «смотрел» вверх, прочь от лунной поверхности, и не мог обеспечить получение данных, необходимых для посадки. Определить на глаз, достигли ли они точки начала активного спуска с торможением, исходя из высоты лунных гор под ними, Нил и Баз не могли, потому что не имели возможности даже примерно прикинуть высоту этих гор в центре лунного диска, несмотря на то что могли приблизительно оценить высоту образований на лунном горизонте.
Метод, который Армстронг вместе с инженером Центра пилотируемых полетов Флойдом Беннеттом разработал для нахождения точки начала активного спуска, был довольно прост. Он сочетал прямое наблюдение лунной поверхности невооруженным глазом с тем, что Армстронг называл «немного фермерской математики». «Мы использовали уравнение v = гП, – объяснял Нил, – где переменная г обозначала искомую высоту, под П имелась в виду угловая скорость разворота LM, a v обозначала текущую скорость корабля. Мы хорошо знали, какая у нас скорость, на основании данных радарного сопровождения с Земли и нашей собственной навигационной системы, поэтому, чтобы узнать высоту, достаточно было выяснить угловую скорость разворота. Отправляясь в полет, мы знали, что можем определить ее, наблюдая за точкой на поверхности». В начале процесса снижения LM летел с направленными вниз окнами (задом наперед), и поэтому Армстронг мог видеть детали ландшафта по мере движения. Ориентация «лицом вниз» также была полезна для решения уравнения, дающего значение высоты. Со стороны Нила в LM имелось окно с двухслойным остеклением, на которое была нанесена вертикальная черта с горизонтальными отметками. Когда LM летел «лицом вниз», Нил использовал таймер, чтобы засекать время, за которое деталь поверхности проходила от отметки А до отметки В на этой вертикальной линии. При себе он держал график, по которому мог сравнить наблюдаемую скорость с ожидаемым значением в различных точках вдоль их орбиты. Различия между ними позволяли ему оценить высоту периселения LM и время, остававшееся до его прохождения.
04:06:26:29
Армстронг:
По данным радара, высота периселения 15,24 км. По серии визуальных проверок усредняем высоту около 16,15 км.
Через полторы минуты Хьюстон передал на борт Eagle: «Активный спуск разрешен». До того как дать астронавтам зеленый свет, ЦУП убедился, что показания всех датчиков давления, температуры и положения клапанов проверены. Правила экспедиции допускали продолжать спуск, даже если некоторые второстепенные приборы не работали со стопроцентной эффективностью, но обычно руководители полета настаивали на том, чтобы все работало идеально до того, как начинался активный участок спуска. Однако Центр управления не мог знать точно действительную высоту, на которой летел лунный модуль. «Эту фермерскую математику я выдумал сам и сам же ею занимался. Не знаю, использовал ли кто-то другой из астронавтов тот же самый метод».
Коллинз передал сигнал «активный спуск разрешен» своим товарищам, потому что Eagle был все еще отрезан от связи с Землей. Дело в том, что после того, как оба аппарата вышли из-за края Луны в обозримое с Земли пространство, связь с Eagle неожиданно не восстановилась. «На верхушке LM у нас стояла маленькая параболическая антенна – хорошая антенна, – заметил Армстронг. – Ее можно было направлять в разные стороны, но, чтобы передавать и принимать уверенный сигнал с Земли, ее требовалось достаточно точно навести на Землю. Еще у нас имелась всенаправленная антенна – простая штыревая, какие ставят на автомобили; ни особенно точная, ни мощная. Нам было важно направить параболическую антенну на Землю, но этого не так-то легко оказалось добиться, когда мы “лежали” горизонтально. Небольшое отклонение по углу рыскания приводило к потере сигнала».
Нилу и Базу потребовалось почти пять минут, чтобы завершить приготовления перед активным участком. «Нам потребовалось переключить компьютер на нужную программу, – объяснял Нил, – и убедиться, что все переключатели, предохранители и все остальное находится в правильном положении и готово к работе всех систем и включению тормозного двигателя». Баз полностью сосредоточился на показаниях навигационных компьютеров, а задачей Нила было гарантировать, что все, начиная от двигателей и кончая системой ориентации, будет работать так, как следует. Перед тем как Eagle начал свой путь вниз, астронавты включили снимавшую на шестнадцатимиллиметровую пленку кинокамеру, установленную рядом с Базом напротив правого окна. Она была направлена вперед и вниз, и ей предстояло заснять каждый метр исторического спуска к Луне.
А позади, на планете Земля, натягивалась струна всеобщего ожидания, в то время как телеканалы готовились к началу активной фазы спуска и вели обратный отсчет минут, оставшихся до посадки. В эфире CBS Кронкайт говорил Уолли Ширре: «Одна минута до зажигания и тринадцать минут до посадки. Я не знаю, как мы переживем, если они решат пойти на еще один виток». В Вапаконете Виола Армстронг смотрела на телеэкране на Кронкайта, вцепившись в диванную подушку.
Торможение началось в 16:05 по летнему времени восточных штатов. Опутанные предохранительными ремнями и тросами, работавшими как амортизаторы, ни Нил, ни Баз не почувствовали ускорения, поэтому они быстро взглянули на показания компьютера, чтобы убедиться, что двигатель действительно заработал. Первые двадцать шесть секунд были пройдены «на малом газу» – астронавты удерживали тягу двигателя в пределах 10 % от максимальной. На этом легком режиме работы у навигационного компьютера был запас времени, чтобы определить, находится ли модуль в правильном геометрическом положении, до перехода к полной тяге. «Вкратце говоря, для лучшей экономии топлива была оптимальна полная тяга, – замечал Армстронг. – Но если бы что-то с самого начала пошло не так и вы летели бы на полной тяге слишком долго, то уже нельзя было бы попасть в заданную цель. Поэтому график изменения тяги планировался по определенной стратегии – чтобы запускать двигатель на малой тяге в точке А и достичь при этом точки В с максимальной топливной эффективностью».
Когда двигатель развил большую мощность, изменение в движении корабля стало заметным для людей внутри; но, несмотря на то что LM рушился вниз со скоростью больше 9 м/с, ощущения в нем были не более пугающими, чем во время спуска на несколько этажей на комфортабельном лифте отеля. Во время этого падения Армстронг не спускал глаз с приборов, контролируя динамику движения, а Олдрин следил, чтобы данные навигационных систем PNGS и AGS совпадали со значениями, заранее записанными на карточках, которые Баз поместил между собой и Нилом.
По его собственному признанию, все то время, пока продолжалось торможение, Баз «трещал, как сорока», непрерывно зачитывая числа, демонстрируемые компьютерами, а от Нила не было слышно почти ни одного слова в минуты перед посадкой.
Если бы все шло так, как хотелось Нилу, вообще ничто из сказанных ими слов не доносилось бы до внешнего мира. Ближе к концу программы тренировок Армстронг спрашивал, нет ли возможности отключить радио в последние минуты спуска, чтобы все общение внутри LM не шло бы в эфир, чтобы не отвлекать экипаж от работы. ЦУП тут же отверг это предложение, потому что руководители полета хотели слышать, что говорится в кабине, команды операторов у терминалов управления тоже должны быть в курсе дела. Идея заключалась в том, что кто-нибудь из множества экспертов на Земле имел бы возможность дать совет экипажу, даже если бы проблема возникла на последних секундах полета. «Обычно, когда я хотел вести передачу во внешний мир, – говорил Нил, – я пользовался режимом “нажал и говори”», то есть удерживал тангенту передачи. «Но еще у нас была возможность активировать передачу на звук голоса, и, думаю, Баз во время спуска включил как раз этот режим».
В первые минуты после начала активного участка, когда аппарат летел вперед двигателем и окнами вниз, Нил отслеживал характерные детали – «вехи» рельефа, чтобы убедиться, что Eagle идет правильным курсом и по графику. Через три минуты спуска он обратил внимание, что кратер Маскелайн-W возник в поле зрения на несколько секунд раньше, чем надо.
04:06:36:03
Армстронг:
Окей, мы прошли трехминутную точку рано. Небольшое отклонение.
04:06:36:11
Олдрин:
Скорость спуска в норме. Ориентация – почти в норме.
04:06:36:16
Армстронг:
Судя по отметкам прохождения вдоль трассы, мы идем с небольшим перелетом.
Ни тот, ни другой астронавт не могли понять, почему они оказались над кратером немного раньше, чем следовало. Они решили, что двигатель начал работать с небольшим запозданием.
«Наше положение по трассе выглядело номинальным за три минуты и за одну минуту до зажигания», – докладывал Нил во время разбора полета Apollo 11. На расположенной перед ним карте он заранее отметил место, где должен был начаться импульс торможения, но, когда он в действительности начался, слишком много вещей сразу приковали его внимание, и он не сумел заметить, над какой именно точкой стартовал маневр. «Я не смог засечь точку, где произошло зажигание, потому что следил за режимом работы двигателя. Но, кажется, она была правильной, в самом общем приближении. Насколько оказалось велико отклонение от курса, точно сказать я не мог из-за наклона по рысканию, который мы должны были выдерживать, чтобы не прервалась радиосвязь. Однако отметки прохождения трассы на моем стекле после зажигания показывали, что мы спешим». Расстояние от одной отметки до другой соответствовало двум-трем секундам следования вдоль трассы, и за каждую секунду корабль пролетал около 1600 м. «Тот факт, что снижение тяги произошло довольно точно по временному графику, показывал: компьютер немного запутался по поводу того, в какой точке трассы мы находимся. Если бы компьютер знал это, он бы задержал сброс тяги немного, чтобы убрать лишнюю скорость. Видимость ландшафта была отличной. У нас не оказалось проблем с определением нашего местоположения на всей фазе полета лицом вниз во время спуска».
Причина небольшой задержки с началом маневра была найдена NASA только после завершения экспедиции: она произошла за счет малых пертурбаций в движении лунного модуля – или, как говорят инженеры, за счет малых начальных приращений характеристической скорости, – которые появились еще в самом начале, когда LM отделялся от CSM. Очень может быть, что остаточное давление воздуха в переходном туннеле придало Eagle небольшой лишний толчок, воздействовало как силовой источник дополнительной скорости, которая через восемьдесят минут (и больше чем один виток по орбите) увела Eagle на заметное расстояние от того места, где он должен был находиться. Неполное стравливание атмосферы из туннеля не считалось серьезной проблемой до полета Apollo 11, но стало приниматься во внимание потом. Во всех последовавших экспедициях Apollo Центр управления дважды контролировал значение остаточного давления в туннеле до выдачи разрешения на отстыковку LM.
У Армстронга не было времени тревожиться, что траектория снижения уводила его слишком далеко в топографическом смысле. «Было рано говорить о том, что мы перелетаем цель, потому что мы не знали, до какой степени могли доверять точности рисок на стекле. К тому же для нас не так уж было важно, где именно мы опустимся на поверхность. Там нас все равно не ждали с цветами и оркестром».
Первый признак того, что Eagle может перелететь предназначенную для него точку посадки, появился, когда Нил начал переворачивать LM в положение, при котором астронавты оказывались лицами вверх и ногами вперед по полету. Причина, по которой требовалось перевести лунный модуль в это необычное положение (через выполнение разворота по рысканию, который занял немного больше времени, чем предполагалось), заключалась в том, что было надо повернуть антенну радара LM в сторону Луны. «Нам требовалось ввести посадочный радар в игру как можно скорее, потому что Земля не знала, насколько близко мы были к Луне, и мы сами не хотели слишком снижаться до того, как получим в распоряжение этот радар. Если бы мы поняли, что есть существенная разница между нашим действительным положением и заранее рассчитанным, то нам пришлось бы прибегнуть к очень резким и опасным маневрам, чтобы попытаться вернуться на правильную траекторию, а этого хотелось бы избежать. Так что мы оказались вынуждены перевернуться, чтобы посадочный радар смог зафиксировать контакт. Это было довольно уникальное устройство, доплеровский радар, измерявший три компонента скорости и высоту». Работающий радар оказался удачей, потому что он показал высоту 10 210 м, на 880 м ниже, чем давала PNGS, поскольку навигационная система была настроена на среднее возвышение поверхности, а не действительную ее высоту над средним уровнем в конкретном месте. Когда астронавты перевернули свой аппарат, прямо перед собой они увидели родную планету, тихую гавань, олицетворение красоты. «Земля прямо за окном», – сказал Баз Нилу, на секунду оторвав взгляд от компьютера. «Точно», – отозвался Нил.
Теперь, когда в деле оказались надежные данные радара, Нил приготовил бортовой компьютер к понижению тангажа: он собирался повернуть LM так, что тот оказывался почти в положении опорами вниз. После этого открывался прекрасный вид на ландшафт под кораблем, и заметные вехи этого ландшафта были для Нила как дорожные знаки, расставленные вдоль трассы, которую астронавты прозвали «Американский хайвей 1» – путь, ведущий к зоне посадки в Море Спокойствия.
В этот самый момент на отметке полетного времени 04:06:38:22 загорелась желтая предупреждающая лампочка и в кабине LM зазвучал сигнал тревоги, как потом выяснилось, первый из множества, которые означали компьютерный сбой. Было непросто уловить оттенок тревожности в голосе Нила, когда он нажал на тангенту и доложил в Хьюстон: «Программный аварийный сигнал». Через три секунды он добавил: «Это код 1202. Дайте описание программного сигнала 1202», – быстро попросил Нил, потому что он не знал, какому из десятков различных возможных условий соответствовал код 1202.
Центру управления потребовалось лишь пятнадцать секунд, чтобы дать ответ. «Вас поняли… по этому сигналу можем продолжать». Проблема в компьютере не была опасной. Eagle мог дальше идти на снижение.
«Мы уже настолько продвинулись, и мы хотели прилуниться, – признавался Нил. – И вовсе не горели желанием на практике отработать прерывание операции. Мы сосредоточили внимание на том, что нам требовалось, чтобы завершить процесс посадки».
Причиной ошибки 1202 была перегрузка бортового компьютера из-за начала поступления данных посадочного радара. К счастью, двадцатишестилетний Стив Бейлз, ведущий специалист по навигационному оборудованию и программному обеспечению лунного модуля, быстро определил, что избыточный объем данных не ставит под угрозу посадку, потому что компьютер был запрограммирован так, что он игнорировал данные радара, если требовалось вести более важные расчеты.
За следующие четыре минуты сигнал об ошибке 1202 загорался еще дважды. Eagle был теперь лишь в 915 м над Луной. Семь секунд спустя после третьей ошибки 1202 ситуация стала еще более напряженной, когда выскочил новый тревожный сигнал – 1201.
04:06:42:15
Олдрин:
Программный аварийный сигнал – 1201.
04:06:42:22
Армстронг:
1201! [пауза] Окей, 610, снижение 15. [Это означало, что лунный модуль находился на высоте 610 м над поверхностью, опускаясь со скоростью 15 м/с, что было уже значительно медленнее, чем ранее во время спуска.]
ЦУП почти мгновенно понял, что ошибка 1201 тоже не представляла опасности.
04:06:42:25
кэпком:
Так точно, аварийный сигнал 1201.
Мы продолжаем. Тот же тип ошибки. Мы продолжаем.
Огромное количество телезрителей, не отрывавшихся от телетрансляции прилунения Apollo 11, не имели никакого понятия, что означали эти тревожные сигналы. На канале CBS Кронкайт сказал своим зрителям, услышав, как экипаж говорит об аварийных сигналах: «Это часть процедуры космической связи, астронавты просто зачитывают нужные показания приборов». Ширра промолчал, никак его не поправив. Можно себе представить, какой ажиотаж вспыхнул бы в прямом эфире, если бы телекомментаторы хоть немного понимали, что означают такие сигналы об ошибках.
Для Армстронга эти горящие лампы и сирены были отвлекающим фактором, которые лишь ухудшали безопасность посадки, отвлекая его от слежения за рельефом местности впереди. «У нас была хорошая высота и хорошие компоненты скорости; я основывал свою уверенность в тот момент на данных навигации, которая работала хорошо. Не было никаких отклонений, если не считать компьютера, твердившего: “Эй, у меня проблема!” Все остальное работало как надо и вело расчеты правильно.
Я был намерен просто двигаться вперед до тех пор, пока все смотрелось правильно. Никто еще не делал прерывания посадки в нашей ситуации, и попытка перехода к подъему на такой малой, как у нас тогда была, высоте, стала бы весьма опасным маневром. Я бы не хотел делать это, если только не видел каких-либо еще других альтернатив – ив тот момент альтернативы у меня были. Так что я посчитал, что лучшее – это продолжать идти вперед. Но я слушал то, что говорил ЦУП, поскольку очень ценил важность той информации и помощи, которую нам давала Земля. Когда вы уже так близко к цели, зачем же намеренно подвергать себя опасности в заведомо непростой операции – прерывании спуска – только потому, что загорелась лампочка, которая лишь может означать, что на борту есть некоторая проблема?»
Тогда Армстронг даже не подумал, насколько же Олдрин встревожился по поводу аварийных сигналов. «Я не знаю, разделял ли он мой уровень уверенности в том, что нам следовало продолжать посадку».
Нил не уделял бы столько внимания этим сигналам, если бы знал об имитационном испытании, которое проводилось Центром управления за несколько дней до старта. Идейным вдохновителем этих испытаний был Ричард Коос, инженер-контролер системы моделирования в Центре управления полетом. Дик Коос, худой молодой человек в очках-«велосипедах», сперва служил в Ракетном командовании армии США в Форт-Блиссе, штат Техас, а затем, в 1959 году, вошел в Космическую рабочую группу. Обладая опытом разработки систем наведения управляемых ракет, в проектах Mercury и Gemini Коос приобрел значительный авторитет как специалист по компьютерной имитации космических полетов. В ходе проекта Apollo в его обязанности входило подготавливать сценарии самых напряженных имитационных тренировок, направленные на то, чтобы выковать и закалить живую взаимосвязь экипажа в полете и наземной команды.
Поздно вечером 5 июля, за одиннадцать суток до старта экспедиции, Коос приказал техникам запустить «Программу № 26» на имитаторе. Это упражнение не предназначалось для тренировки астронавтов, потому что внутри тренажера LM в тот вечер находились Дэйв Скотт и Джим Ирвин, дублеры основного экипажа Apollo 12. Задачей тренировки было подкинуть Белой команде Джина Кранца хитро закрученный мяч. Белой командой называлась группа операторов, которым предстояло находиться в Центре управления во время посадки Apollo 11, и Коос знал, что единственным способом подготовить участников команды к той жаркой вахте, что их ждала, было пропускание их через настоящую соковыжималку. С хитрой улыбкой на лице инженер-контролер системы моделирования сказал им: «Так, все держимся начеку. Мы еще не проходили этот сценарий, поэтому с вашей стороны потребуется чертовски точно отмерять время на все. В этот раз будем двигаться по одним числам, так что внимательно слушайте величины, которые я стану зачитывать. Если мы провалим упражнение, надеюсь, у вас достаточно мелочи в карманах, потому что тогда вы на все купите пива!»
Через три минуты имитации программы посадки дьявольски коварный Дик разыграл джокера: «О кей, сейчас подсуну им это, и проверим, что они знают о программных аварийных сигналах».
Первый аварийный код, выпавший команде Кранца, был 1201 – один из тех самых, с которыми в конце концов столкнулся экипаж Apollo 11. Эксперт по компьютерным системам LM Стив Бейлз не имел понятия, что это значит. Лихорадочно пролистав справочное руководство по программному обеспечению LM толщиной больше чем в полсантиметра, Бейлз нашел строку: «1201 – Операционное переполнение – нет свободных областей». Бейлз знал: это означает, что бортовой компьютер захлебывается от избытка данных, но не был в курсе, что из-за этого может произойти.
Джин Кранц живо вспоминал тот процесс рассуждений, который тогда заставил ЦУП прервать имитирующуюся посадку. «У Бейлза отсутствовали правила экспедиции по поводу программных сигналов. Казалось, что все продолжает работать, а сигнал тревоги был странным. По мере того как он наблюдал за ходом имитации, возникли новые тревожные сигналы с различными кодами. Нажав кнопку селектора, Бейлз вызвал Джека Гармана, специалиста по программам. “Джек, что за чертовщина с этими программными аварийными сигналами? Ты видишь какие-то ошибки?” Стив продолжал отсчитывать секунды, ожидая ответа Гармана и радуясь, что экипаж не требует сообщить, что происходит. Гарман отозвался, но ничем не помог: “Это тревога аварийного останова. Компьютер по какой-то причине чертовски занят, и ему не хватает времени, чтобы выполнить всю заданную работу”. Бейлзу не требовалось сверяться с правилами, он написал все связанные с компьютерами правила сам. Но по поводу программных сигналов никаких правил не было. Откуда же, елки-палки, взялись сигналы? Бейлз чувствовал себя голым, уязвимым, быстро терял почву под ногами. Компьютер LM конструировался для работы в определенных эксплуатационных границах и имел свой предел возможностей, и, если его заставлять делать больше, чем он способен, могло случиться всякое.
Уставившись на дисплеи и развешанные графики, Стив отчаянно пытался отыскать решение. Компьютер говорил ему, что не может что-то сделать, и он не мог понять, что, черт возьми, именно. После появления очередной группы тревожных сигналов Стив воскликнул: “Джек, я будто теряю подъемную силу, что-то происходит, и явно ничего хорошего. Не могу отыскать причину этой окаянной ошибки, но компьютер постоянно перезапускает программы и сигналит об ошибках. Думаю, пора прерывать!”»
Секундами позже Кранц скомандовал прерывание снижения. Чарли Дьюк, который во время этой имитации выполнял обязанности кэпкома так же, как ему предстояло во время настоящей посадки, приказал астронавтам Скотту и Ирвину, находившимся в LM, выполнить уход от Луны, что они успешно и сделали.
Когда упражнение окончилось, на обсуждении с разбором инженер-контролер имитационной тренировки ярко выразил свое неудовольствие ее итогами: «ЭТО НЕ БЫЛ ПОВОД ПРЕРЫВАТЬ СНИЖЕНИЕ. ВАМ СЛЕДОВАЛО ПРОДОЛЖАТЬ ПОСАДКУ». Сигнал 1201 означал, что компьютер работал по внутренней схеме приоритетов. Если функционирует система наведения, двигатели ориентации, дисплеи у экипажа показывают текущие данные о движении аппарата, значит, все критически важные для успеха полета операции выполняются». Повернувшись к Бейлзу, Коос сказал ему более отеческим тоном: «Стив, я слушал, как ты связывался со специалистами, и решил, что ты добрался до сути. Думал, ты решишься продолжать, но ты почему-то повел себя странно и решил прервать посадку. Ты меня на редкость изумил, парень!» Потом, обращаясь к Кранцу, Коос подпустил последнюю шпильку: «Вы нарушили самое фундаментальное правило управления полетом. Для прерывания операции требуется два критерия. А вы перешли к процедуре прерывания, имея только один!»
Сразу же после разбора тренировки Бейлз собрал на совещание свою команду, чтобы понять, что же они сделали не так. Позже в тот вечер он позвонил Кранцу домой: «Коос был прав, Джин, и я ужасно доволен, что он прогнал нас по этой имитации».
На следующий день, 6 июля, Коос устроил управленцам ЦУПа еще четыре дополнительных часа учений исключительно по программным ошибкам. Лишь 11 июля, завершив тщательный анализ эффективности работы компьютера и времени отклика систем при большом количестве различных сочетаний программных сигналов об ошибке, Бейлз добавил новое правило к и так уже длинному списку возможных причин прервать процесс посадки на Луну. Правило, обозначенное «5-90, пункт 11», гласило: «Активный спуск должен быть прерван в случае возникновения следующих программных сообщений об ошибке в работе основной системы наведения: 105, 214, 402 (продолжение следует), 430, 607, 1103, 1107, 1204, 1206, 1302, 1501 и 1502».
Сигналы сбоя 1201 и 1202 не попали в список Бейлза. В том маловероятном случае, если один из них возник бы во время главного события предстоящего полета, урок инженера-контролера не был бы забыт.
Когда Армстронг и Олдрин доложили о первом программном сбое в 16:10 по времени восточных штатов, Бейлз и его группа экспертов по компьютерам LM работали в заднем помещении Центра управления, изучая данные, которые прямо в этот момент поступали от посадочного радара. Через несколько секунд Джек Гарман обратил внимание Бейлза на тревожный сигнал. «Ожидайте», – сказал Бейлз Кранцу по линии связи руководителя полетом. Чарли Дьюк секундой спустя передал слова астронавтов, что светится код ошибки 1202. И добавил, словно бы не веря себе: «Это тот же код, что был у нас на тренировке». Тут же Кранца словно озарило пришедшим на ум совпадением: «Это в точности те же аварийные сигналы, которые заставили нас принять неверное решение о прерывании посадки во время финальной тренировки с нашим контролером по моделированию. На сей раз мы не ринемся вслепую».
Операторы ЦУПа знали, что на каждый аварийный сигнал нужно было реагировать, потому что, если бы состояние тревоги оставалось в силе, бортовой компьютер мог бы застопориться, что заставило бы прервать посадку. Но сами по себе ни сигнал 1202, ни появившийся позже 1201 не требовали переходить к немедленному возвращению. «Мы можем продолжать по этому сигналу, – как можно быстрее, но четко доложил Бейлз Кранцу из заднего помещения центра управления, когда сигнал возник в первый раз. – Он получает данные радара». Когда 1202 появился снова, Бейлз отозвался еще более оперативно: «Мы продолжаем. Скажите ему, что мы наблюдаем за его измерениями высоты. Думаю, поэтому они и получают эту тревогу». На новую ошибку 1201 Бейлз отреагировал столь же оперативно: «Продолжаем… тот же тип ошибки… Продолжаем посадку».
Но, несмотря на решительное намерение Центра управления довести процесс посадки до победного конца, Армстронгу и Олдрину очень не помешала бы предварительная тренировка по имитации различных программных ошибок. «У нас были разные аварийные сигналы от компьютера во время имитационных тренировок, но не эти конкретные, – замечал Армстронг. – Не могу точно сказать, сколько мы прошли различных типов аварийных сигналов, но довольно много – может, сотню. Я не старался заучивать их все наизусть, и я рад, что этого не делал». Если бы Нил взялся запоминать их все, его мозг оказался бы забит информацией, которую ему совершенно не было необходимости помнить в то время, как многочисленные операторы Центра управления знали, что делать, когда подается тот или иной из множества тревожных сигналов.
И все же здравый смысл говорит, что кто-нибудь должен был озаботиться тем, чтобы донести до экипажа Apollo 11 сведения о важных результатах тренировок, состоявшихся после того, как они уехали из Хьюстона на мыс Кеннеди готовиться к старту, или хотя бы сказали о них Нилу и Базу в неформальном разговоре. Но ни один, ни другой астронавт не припоминали ничего подобного.
«Нил, было ли такое, чтобы кто-то, может Чарли Дьюк, говорил вам в дни перед стартом экспедиции об имитационной тренировке в Хьюстоне, во время которой случались переполнения буферов компьютера, характерные для последних минут предпосадочного спуска?»
«Я слышал от кого-то, что отказы такого типа занесены в тренажер-симулятор».
«Но помните ли вы.> что Центр управления в одном случае без необходимости прервал имитированную процедуру посадки, а затем догадался, что этого не требовалось, если активировались определенные типы программных аварийных кодов, но не наблюдалось иных проблем? Вы не помните, говорилось ли кем-то об этом?»
«Нет».
«Но если бы такая информация имелась у вас, стали бы вы реагировать на сигналы компьютера иначе, когда они действительно возникли во время полета Apollo 11?»
«Да, было бы полезно знать о них».
Олдрин тоже категорически не помнит ни единого слова о проведенной в последнюю минуту тренировочной сессии ЦУПа: «Ничего об этом не знал, пока мне не рассказали через год-другой после нашего полета. Только тогда я узнал, что кто-то уже проходил такую ситуацию на тренировке». С другой стороны, Базу казалось, что Нилу обязательно должно было стать известно что-нибудь об этом до старта: «Я думаю, что Нилу дали информацию, потому он знал, что нечто подобное может действительно произойти».
«Так что же, Баз, когда программные оповещения настигли вас обоих во время снижения, вы считаете, что у Нила было ожидание того, что это может случиться и что ситуация отрабатывалась на тренировке, но сами вы не знали об этом ничего?»
«Именно так. Я ничего не знал об этом. И это была нехорошая ситуация. Мне следовало знать, каково значение этих сигналов, как и некоторые другие вещи. Но с Нилом существовала та проблема, что он был скуп на информацию, и я не знаю, как я мог бы изменить это».
«Но не помогло ли вам обоим знать результаты той проведенной ранее тренировки, чтобы вы оба могли рационально отреагировать в случае реального появления такого программного оповещения?»
«Я согласен, но я ничего не знал об этом еще год или больше после полета. И когда это произошло, было уже поздно делать из этого проблему, потому что тогда это послужило бы поводом задать неприятные вопросы по поводу кое-чьих методов руководства, которые не лучшим образом отражались на результате, и я точно не хотел этим заниматься».
В конечном счете главный эффект, которые эти ложные тревожные сигналы оказали на Армстронга, состоял в том, что он уделил им больше времени и внимания, чем ему хотелось бы: «Я был обязан убедиться, что я понимаю, что именно происходит, и мы не упускаем признак чего-то действительно важного; поэтому в таком смысле это и впрямь был отвлекающий фактор, и мне пришлось затратить часть своего времени на его анализ. Когда появились эти аварийные сигналы, они нарушили мою сосредоточенность на наблюдении местности. Если бы я больше времени вел наблюдение из окна и лучше понимал, где мы находимся, я мог бы занять наилучшую позицию точно над тем местом, где нам требовалось сесть». Но ни разу во время серии сигналов Нил не думал, что ему может потребоваться прервать посадку, потому что он интуитивно понимал, что такие тревожные сигналы не требуют автоматического перехода к набору высоты, если все остальное в порядке. «В моем представлении оперативным признаком текущего состояния был сам полет аппарата и та информация, что отображалась на приборной панели. Если все шло так, как ожидалось, значит, все шло хорошо. Одна желтая лампочка на компьютере не могла меня напугать».
Когда Нил вновь обратил все внимание на поверхность Луны, к которой они быстро приближались, он не увидел никаких из тех кратеров или узоров из них, которые он мог узнать по памяти, но в этих условиях это не было большой бедой. Во время тренировок Нил часами рассматривал различные карты Луны, штудировал десятки фотографий поверхности, сделанных аппаратами Lunar Orbiter, и тщательно изучал множество снимков высокого разрешения, которые привез Apollo 10, попутно размечая одну за другой детали-вехи на поверхности вдоль трассы к Морю Спокойствия. «Те элементы поверхности, на которые я смотрел, не были похожи ни на что из того, что я изучал или достаточно хорошо помнил, и я не знал, где мы находимся, но я относился к этому прагматично. Вообще-то было бы удивительно, если бы в самую первую нашу попытку посадки на Луну мы сумели бы оказаться где-то поблизости от заранее назначенной точки. Я вовсе не полагался на эту возможность. С объективной точки зрения, мне было неважно, где именно мы прилунимся, лишь бы это оказалась пригодная и безопасная территория. Где в точности это случится, не имело значения. Думаю, нам достаточно было сесть в любой лунный задний двор».
Из-за того что внимание Армстронга было приковано к отмене программных аварийных сигналов, лишь на отметке высоты 610 м он смог, не отвлекаясь, рассмотреть, куда двигался корабль. То, что он увидел на протяжении следующих 460 м снижения, выглядело нехорошо.
04:06:43:08
Армстронг:
Очень каменистая местность.
Бортовой компьютер вел их прямо к ближнему склону кратера размером с футбольное поле. Этот кратер, позднее обозначенный как «Западный», окружало обширное поле каменных глыб. Некоторые камни на нем были размером с «Фольксваген».
«Сперва я подумал, что это может быть хорошее место для посадки – прямо рядом с кратером, потому что в такой близости от большого кратера будет больше ценных научных находок. Уклон на стороне этого большого кратера был значительным, и я подумал, что нам лучше не стоит пытаться сесть на крутой склон.
Потом я решил, что, может быть, я смогу не попасть ни на какие крупные валуны в каменном поле, но я еще не сажал этот аппарат и не знал, насколько хорошо у меня получится провести его между камнями к определенной точке посадки. Попытка попасть в очень маленькую область могла обернуться неприятностью. К тому же поверхность быстро приближалась, и скоро стало очевидно, что я не сумею остановиться настолько заранее, чтобы найти безопасную точку, чтобы сесть; я вообще не хотел садиться в этом месте. Лучше было отыскать более обширную и открытую местность, где нас не будет подстерегать опасность со всех сторон».
04:06:43:10
Олдрин:
183 м, снижение 5,8. 165 м, снижение 9. Снижение 4,5.
04:06:43:15
Армстронг:
Я собираюсь…
На подходе к отметке 150 м Армстронг взял управление на себя. Первое, что он сделал, – выпрямил аппарат примерно до нулевого тангажа, таким образом замедлив снижение. Кроме того, удерживая лунный модуль в вертикальном положении, он прервал гашение поступательной горизонтальной скорости, которая теперь оставалась около 15–18 м/с, и за счет этого он, как пилот вертолета, мог теперь провести свой корабль над кратером.
Когда Армстронг направился за кратер, ему требовалось отыскать хорошее место, чтобы прилуниться, и это могло стать очень непростой задачей, учитывая своеобразные условия освещения на реальной Луне, которые невозможно было имитировать при тренировках на Земле. «Оказалось большой проблемой, – вспоминал Нил, – то, что, когда мы приблизились к Луне, отраженный от поверхности свет стал таким ярким, причем независимо от угла обзора, что нам начало серьезно слепить глаза, и это нарушало наше восприятие глубины».
К счастью, составители плана экспедиции в NASA заранее хорошо продумали фотометрический вопрос. Они пришли к выводу, что для наилучшего восприятия астронавтами глубины Eagle должен садиться в такое время лунного «дня», когда тени были самыми длинными. Там, где тени отсутствовали, Луна выглядела плоской, но с тенями она смотрелась по-настоящему трехмерной. Так астронавт мог хорошо воспринимать выпуклости и впадины на лунной поверхности, без проблем различая характерные объемы и формы гор, долин, кратеров, хребтов и кромок. Идеальные условия для траектории полета LM наступали, когда Солнце находилось на высоте 12,5° над горизонтом. В это время у Армстронга и Олдрина освещение уже было достаточно ярким, но ощущение глубины рельефа по-прежнему сохранялось.
И вот Армстронгу стало видно, что находится позади кратера, а успех посадки LM теперь всецело и прямо зависел только от его мастерства пилотирования. Именно здесь пригодились навыки, выработанные Нилом во время тренировок на LLTV, потому что ему требовалось не просто зависнуть и опустить лунный модуль на поверхность вертикально вниз, но пролететь горизонтально на довольно большой скорости еще около 460 м. «Когда я учился на Тренировочном аппарате для отработки лунной посадки, я выполнял подобные этому маневры. Мне следовало использовать ту же методику для перемещения над поверхностью по горизонтали. Если бы у меня было немного больше опыта с нынешней машиной, я мог бы смелее и быстрее преодолеть этот кратер, но мне казалось неблагоразумным прибегать к очень сильным поворотам по осям ориентации. Я просто не располагал достаточным летным опытом на данной машине в этих условиях, чтобы предугадать, как она отреагирует на воздействие и насколько мне самому будет удобно ею управлять. Но, к счастью, LM летел лучше, чем я ожидал. Так что я точно мог бы заставить его побыстрее убраться из опасной зоны в более благоприятную и сэкономить нам побольше топлива».
Обычно в летной практике одобрительно относятся к посадке с большим пробегом и плавным торможением, если это касается самолета, садящегося на взлетно-посадочную полосу, условия на всем протяжении которой хорошо известны. Но теперь посадка выполнялась на усеянную камнями и ямами поверхность Луны, и долгий полет вдоль поверхности грозил принести больше неизвестных факторов, чем быстрый заход на посадку в том месте, которое пилот уже успел рассмотреть и оценить помехи и опасности в нем. «Если вам [при посадке] не нравится то, что вы перед собой видите, – разъяснял Олдрин, – то существуют четыре альтернативных пути: налево, направо, вниз (кратчайший) или перелететь над препятствием. Почти всегда самым удачным способом, наименее неприятным в случае чего, будет перелет препятствия, даже несмотря на то что ты можешь задать себе вопрос: “Ну перелечу я – и где тогда окажусь? А если я сяду, не долетая, то я буду хоть знать куда. Не на препятствии, а перед ним”. Когда я пытаюсь восстановить события, то понимаю, что уходить вправо было опасно, уходить влево тоже опасно, а пытаться сесть с недолетом… не лучшая идея». Армстронг соглашался с ним: «Можно начать такой заход на посадку и понять: “Святой Боже, во что я влип?!”» «И потому-то, – продолжал Олдрин, – естественным было перелететь дальше». «Оттянуть момент, – добавил Нил. – Нам требовалось выбрать площадку, и я не знал, насколько ухудшится видимость, когда мы опустимся еще ниже. Мы хотели определиться с точкой посадки, находясь еще на высоте около 45 метров».
04:06:43:46
Олдрин:
91 м, [высота] снижение 1,07 [м/с], вперед 14,3 [м/с, скорость поступательного движения]. Помедленнее. Снижение 0,46. Опускайся плавно.
04:06:43:57
Армстронг:
О’кей, как топливо?
04:06:44:00
Олдрин:
Пора садиться.
04:06:44:02
Армстронг:
О’кей, здесь… Похоже, подходящая площадка.
04:06:44:04
Олдрин:
Вижу вон там нашу тень.
Наблюдение тени LM на поверхности было полезно, потому что это давало дополнительный визуальный ориентир для оценки текущей высоты. Как считает Баз, он впервые увидел тень на высоте около 80 м. «Я думал, что на такой высоте, восемьдесят метров, тень должна быть черт знает где вдалеке, но это оказалось не так. По ее форме я видел, что наши опоры опущены, и различал контуры посадочной и взлетной ступеней. Если бы я обратил внимание раньше, то, я уверен, смог бы идентифицировать нечто похожее на тень еще на 120 метрах, а может, и выше. Тем не менее на небольшой высоте из нее получился полезный ориентир, но, конечно, только если ее было видно из окна», – а из окна Нила тень как раз оставалась не видна. На последних метрах Армстронг управлял LM, развернув его влево по отношению к курсу движения. В результате часть корпуса корабля в районе выходного люка загораживала ему вид на тень на поверхности.
Двигаясь вниз от отметки 60 до 48 м высоты, Армстронг нашел нужное для посадки место на гладком участке прямо за небольшим кратером, который попался по пути после Западного кратера.
04:06:44:18
Олдрин:
3,35 вперед. Хорошо опускаемся. 60 м, снижение 1,37.
04:06:44:23
Армстронг:
Окажемся прямо над этим кратером.
04:06:44:25
Олдрин:
Снижение 1,7.
04:06:44:27
Армстронг:
Есть хорошее место.
04:06:44:31
Олдрин:
48 м, снижение 2. Снижение 1,7, вперед 2,7. Идешь хорошо.
Под кораблем Нил увидел слой странно пришедшей в движение лунной пыли, поднятой реактивной струей посадочного двигателя; на самом деле тень, которую видел Баз, лежала на этом слое летящей пыли, а не на самой поверхности Луны. Согласно рассказу Нила, «видимость стала ухудшаться, когда мы опустились ниже трех десятков метров. Мы начали поднимать пыль – и это не были обычные клубы пыли, как на Земле. Пыль над поверхностью Луны сформировала покров, который двигался во все стороны прочь от лунного модуля. Эта пелена движущейся пыли почти начисто закрывала вид на саму поверхность, хотя некоторые особо крупные скалы торчали выше нее. Этот очень быстрый, почти горизонтальный поток пыли вообще не вздымался вверх клубами, он просто летел прочь от нас во все стороны, как плоский радиальный пласт.
По мере спуска видимость становилась все хуже, – продолжал рассказывать Нил. – Думаю, что визуальная оценка высоты не так сильно страдала от летящей пыли, но эта пыль все равно сбивала меня с толку, потому что мне было сложно определить нашу продольную и поперечную горизонтальную скорость. Но некоторые крупные камни все-таки возвышались над слоем движущейся пыли, и приходилось выглядывать их, чтобы ориентироваться по ним при управлении координатными компонентами скорости. На мой взгляд, это было довольно трудно. Я потратил больше времени на гашение горизонтальной скорости, чем, как я ожидал, на это потребуется.
А потом, когда я оказался над точкой посадки, все, что понадобилось, это сравнительно медленно опустить вниз LM, удерживая его от заметного сноса вперед или в стороны. На отметке 15 метров я посчитал, что у нас все получилось, даже несмотря на то что то топливо было на исходе. Мне казалось, что аппарат сможет выдержать падение с такой высоты благодаря амортизаторам из деформируемой пены в посадочных опорах. Не то чтобы я хотел уронить его с такой высоты, но теперь, ниже 15 метров, я уверился, что уже все в порядке».
С точки зрения же Хьюстона, ситуация была поистине критической – операторы у консолей управления уже хватались за голову, глядя на то, как истекают последние капли имеющегося топлива.
Еще будучи на высоте около 90 м, до того как Баз разглядел тень от корабля, Армстронг спросил у напарника: «Как топливо?» Когда LM опустился до 48 м, инженер по системам управления Белой команды Кранца Боб Карлтон доложил руководителю полета, что запас топлива в лунном модуле «на низкой отметке». Это означало, что в баках посадочной ступени топлива осталось так мало, что его уровень уже нельзя было изменить, наподобие того как указатель уровня горючего в автомобиле показывает ноль, но машина все еще может ехать. Кранц впоследствии признавался: «Мне и во сне не приснилось бы, что мы будем лететь на таких почти пустых баках».
Когда корабль пересекал тридцатиметровую отметку, Олдрин произнес: «Сигнал по топливу», что означало – зажглась сигнальная лампа, отмечавшая пятипроцентный остаток от исходной заправки. В Центре управления в этот момент начали обратный отсчет длительностью в 94 секунды до момента, который обозначался словом «бинго». После того как наступило бы это самое «бинго», у Армстронга осталось бы лишь двадцать секунд на то, чтобы сесть. Если Нилу было ясно, что он не успевает, ему следовало прерывать спуск немедленно – и именно это он вовсе не собирался делать, когда опустился до 30 м.
На 23 м высоты Боб Карлтон доложил Кранцу, что до «бинго» осталось 60 секунд. Чарли Дьюк повторил для Нила то, что сказал Карлтон, так что Нил и Баз услышали эту информацию. Кранц помнил, что «Экипаж не ответил ничего. Астронавты были слишком заняты. Как я понял, они пошли ва-банк. У меня появилось это ощущение с того момента, когда они переключились на ручное управление: “Они на своем месте, и они справятся”. Я перекрестился и сказал: “Молю тебя, Господи”».
Как говорил Армстронг, «если бы мы все еще находились на 30 метрах или выше, нам бы точно пришлось прибегнуть к прерыванию. Но если мы уже оказались ниже, то безопаснее всего для нас было продолжать посадку. Мы полностью отдавали себе отчет в том, что происходит. Мы слышали, как Чарли сказал про уровень “бинго”, и видели, что в кабине зажглась сигнальная лампа “Сигнал по топливу”, но нам это не было важно. Я знал, что мы уже опустились предельно низко в это время. И ниже 30 метров уже поздно решаться на прерывание посадки».
В момент от начала экспедиции 04:06:45:07 Олдрин зачитывал показания приборов: «18,3 метра, снижение 0,76. 0,6 вперед, 0,6 вперед. Хорошо». Армстронг намеревался медленно двигаться вперед в момент касания, чтобы исключить возможность того, что модуль провалится в какую-нибудь незамеченную позади яму. «Все время на последних метрах пути я хотел поддерживать небольшое движение вперед, потому что, идя точно вертикально вниз, я не мог бы видеть, что находится прямо подо мной. Чтобы убедиться, что место для посадки действительно хорошее, нужно было опуститься к самой поверхности. А затем уже я мог бы остановить движение вперед и позволить аппарату упасть вниз».
«Осталось тридцать секунд», – прозвучал голос Карлтона. В ЦУПе повисла оглушающая тишина. Все операторы у консолей управления и все, кто находился в галерее для наблюдателей, затаили дыхание, ожидая, что же последует – посадка или новые цифры отсчета времени по топливу, который вел Карлтон.
А Нил, управлявший полетом LM, не особенно беспокоился о топливе. «Во время тренировок на LLTV посадка на пятнадцатисекундном остатке топлива была не такой уж редкостью – мы так делали все время. Я чувствовал, что все находится под контролем. Конечно, хорошо бы было иметь топлива еще на минуту, чтобы подольше поманеврировать туда-сюда. Я знал, что у нас оно на исходе; я знал, что садиться необходимо, и я знал, что надо быть ниже 15 метров. Но это не значит, что меня охватила паника из-за того, что осталось мало топлива».
04:06:45:26
Олдрин:
6 м, снижение 0,15. Чуть-чуть плывем вперед. Отлично. Окей. Сигнал контакта.
Лампа, сигнализирующая о контакте, зажигалась в тот момент, когда один или несколько из датчиков-щупов, свисавших вниз с трех опор модуля, касались поверхности Луны.
Нил был так сосредоточен на том, чтобы посадить аппарат как можно аккуратнее, что он не услышал радостный возглас Олдрина «Сигнал контакта» и не увидел голубое свечение самого сигнала. Он планировал выключить двигатель посадочной ступени точно в тот момент, когда загорится этот сигнал, но у Нила не получилось. «Я слышал, что Баз что-то сказал о контакте. Но когда это произошло, под нами находился все тот же слой летящей пыли, и я не был полностью уверен, что мы действительно коснулись грунта. Эта лампочка могла загореться по причине неисправности или сбоя, так что я хотел сам почувствовать, что мы точно опустились. Может, касание действительно произошло до того, как я выключил двигатель, – но промежуток между событиями был небольшой. Единственное, чем это нам грозило, если бы сопло двигателя оказалось прижато к поверхности, когда он еще продолжал работать, это могло бы повредить сам двигатель. Взрыва не случилось бы, потому я не очень на сей счет переживал. Но теперь, думая об этом, я считаю, была возможность, что могло произойти нечто плохое. Если бы мы сели прямо на камень торчащим вниз соплом, все могло бы закончиться нехорошо».
04:06:45:41
Армстронг:
Остановка двигателя.
04:06:45:42
Олдрин:
Окей. Есть выключение двигателя.
Прилунение было настолько нежным и мягким, что астронавты не сразу поняли, что они действительно сели. «Я не почувствовал никакого рывка модуля вперед или в сторону в стремлении перевернуться, – утверждал Нил. – Он просто сел, как вертолет». По-настоящему было бы лучше садиться несколько более жестко, как это потом делалось в следующих экспедициях Apollo. «Обычно стремишься совершить как можно более мягкую посадку, – объяснял Нил, – но если бы мы сели жестче, то тогда сработали бы зажимы на опорах и в амортизаторах сжалось бы больше амортизирующей пластиковой пены, и днище модуля оказалось бы ближе к грунту, и нам не пришлось бы так высоко спрыгивать с последней ступеньки лестницы и запрыгивать обратно. Так что, вероятно, был резон в том, чтобы садиться более жестко».
04:06:45:58
Армстронг:
Хьюстон, говорит База Спокойствия. Eagle совершил посадку.
Олдрин знал, что Нил собирается назвать место приземления Базой Спокойствия, но Нил не признавался ему, когда именно он собирается сказать эти слова. То же самое относилось и к Чарли Дьюку. Нил еще перед стартом заранее сообщил Чарли об этом названии, но, когда Дьюк впервые услышал эти слова в момент прилунения, обычно не испытывавший проблем с дикцией уроженец Южной Каролины немного сбился.
04:06:46:06
кэпком:
Так точно, База покой… [поправляет себя] База Спокойствия.
Вас поняли, вы на поверхности. Сейчас все будут просто потрясены. Мы снова можем дышать. Спасибо вам огромное.
04:06:46:16
Олдрин:
Благодарим.
04:06:46:18
кэпком:
У вас все хорошо.
Сегодня нам становится понятно, что запас топлива в посадочной ступени Eagle не был таким маленьким, как все время считал ЦУП – или как представляют это историки. Анализ данных после полета показал, что после прилунения у Армстронга и Олдрина было 350 кг топлива в общем остатке. Из этого общего количества около 45 кг еще можно было использовать. Их хватило бы примерно на 50 секунд зависания с работающим двигателем. Этот полезный остаток топлива примерно на 225 кг меньше, чем оставалось в посадочных ступенях каждой из пяти последовавших экспедиций Apollo.
Позже Армстронг говорил: «Важно то, что мы вовремя приблизились к поверхности, и было уже не так важно, сколько оставалось топлива. Мы не утратили бы управление ориентацией, если бы это топливо кончилось. Двигатель бы остановился, но на том расстоянии от поверхности, на котором мы находились, мы достаточно безопасно опустились бы на грунт».
* * *
Прилунение состоялось в 16:17:39 летнего времени восточных штатов США в воскресенье, 20 июля 1969 года (20:17:39 среднего Гринвичского времени). Именно тогда человечество поняло, что посадка прошла благополучно – по телевизору Кронкайт воскликнул: «Вот это да! Человек на Луне!» – и как взрыв начался всеобщий триумф. Как и Кронкайт, люди повсюду почувствовали огромное эмоциональное облегчение. Кто-то сидел, не в силах вымолвить ни слова, другие устроили овацию. Люди смеялись и плакали от радости. Они кричали, вопили, свистели и визжали от восторга. Все кинулись друг к другу пожимать руки, обниматься, празднующие наполняли бокалы и провозглашали тосты. Верующие возносили молитвы. В разных уголках мира стали говорить: «Что ж, американцы действительно сделали это». Естественно, что в Соединенных Штатах чувство гордости за такое великое достижение было особым. Даже недовольные государством, как, например, многие в период Вьетнамской войны, чувствовали, что посадка на Луну стала невероятным, из ряда вон выходящим событием.
За 386 тыс. км от Земли заключенные внутри лунного модуля Армстронг и Олдрин в этот возвышенный момент делали все, чтобы не дать своим эмоциям прорваться наружу. Астронавты не позволили себе большего, чем пожать друг другу руки и похлопать по плечу. Это был решающий момент в жизни каждого из них и, возможно, в жизни всего человечества в XX веке, но двоим людям на Луне было некогда почивать на лаврах.
«Пока все недурно», – лишь эту свою мысль той минуты запомнил Армстронг. Повернувшись к пошаговым инструкциям, он сказал Базу: «О’кей, теперь сделаем все, что надо».
