Книга: Первый человек. Жизнь Нила Армстронга
Назад: Часть VI Шаги по Луне
Дальше: Глава 23 Посадка

Глава 22
Вовне

Для Армстронга, Коллинза и Олдрина путь в космос начался в помещении предстартовой подготовки экипажа за три с половиной часа до старта, вскоре после шести часов утра, когда техники надели шлемы астронавтов, защелкнув замки разъемных колец вокруг шеи каждого астронавта. С этого момента экипаж первой лунной экспедиции прекратил дышать обычным воздухом Земли. Они перестали слышать человеческие голоса, отсеченные барьером скафандра, иначе, чем по электронной системе связи. Они смотрели на мир лишь сквозь глянец прозрачных забрал гермошлемов и не могли слышать, осязать, обонять и чувствовать вкус ничего, кроме тех субстанций, которые современная техника производила для них внутри индивидуальных защитных коконов.
Армстронгу ощущение изоляции было более знакомо, чем его товарищам по экипажу. Как летчик-испытатель на базе Эдвардс он привык к заточению внутри герметичных летных костюмов. По сравнению с противоперегрузочными высотно-компенсирующими костюмами и шлемами, которые он надевал для выполнения высотных «прыжков» на F-104 или для подъема вплоть до границы космоса на Х-15, предназначенный для полета на Apollo скафандр был просторнее и давал большую свободу маневра.
Так или иначе, когда экипаж Apollo 11 покинул здание оперативного комплекса пилотируемых полетов в 6:27 по времени восточного побережья США и прошествовал в желтых защитных галошах внутрь оборудованного кондиционером автобуса, которому предстояло провезти астронавтов примерно 13 км до стартового комплекса № 39А, каждый орган и каждая ткань в их телах ощущали, что они оторвались от привычного царства природы и попали в полностью искусственную среду обитания, которая и будет поддерживать их организмы во время космического путешествия.
Отправляясь в путь, Нил, Майк и Баз чувствовали большую уверенность в надежности ракеты-носителя Saturn, но как себя поведет ракета в полете, никто не мог сказать наверняка. «Это, без сомнений, машина высоких летно-технических качеств, – подтверждал Армстронг. – Но она не идеальна». Saturn V возник из небытия очень быстро. Феноменально быстрая скорость разработки этой ракеты – результат применения стратегии комплексных испытаний, нового подхода научно-исследовательских и конструкторских подразделений NASA, главным энтузиастом которого выступил доктор Джордж Мюллер, заместитель администратора по вопросам пилотируемых полетов. Мюллеру удалось резко ускорить работы по созданию Saturn V, отстояв необходимость с самого начала выполнять испытания всех трех ступеней в «настоящем», пригодном к полету варианте, в отличие от методики, при которой каждая ступень испытывалась по отдельности, а сборка единого изделия начиналась, только когда каждая из ступеней докажет свое качество.
Без комплексных испытаний в установленный президентом Кеннеди срок не удалось бы уложиться. И все же это не был самый безоговорочно верный способ постройки хорошей ракеты, особенно такой ракеты, которая представляла собой громадный и сложный комплекс новейшей техники, а тяга ее двигателей на старте достигала 3000 тонн.
Когда экипаж занимал места на самой вершине этой монументально могущественной ракеты и начиналось ожидание момента, когда ее двигатели исторгнут огонь, астронавтам уже поздно было думать об опасностях, которые могли их ждать. К тому же всегда существовала вероятность того, что случится какая-нибудь небольшая неисправность или изменение условий в последнюю минуту в одной из сотен подсистем, связанных с ракетой, космическим кораблем или стартовым комплексом, и запуск окажется отменен.
Первый астронавт, вошедший в космический корабль Columbia в утро старта, был не Армстронгом, не Коллинзом и не Олдрином, а Фредом Хейзом, дублером Олдрина в качестве пилота лунного модуля. Фред явился сюда на девяносто минут раньше основного экипажа, чтобы выполнить от начала до конца пошаговую инструкцию длиной в 417 команд, которая была предназначена гарантировать, что каждый из кабинных переключателей и регуляторов окажется в правильной позиции. В 6:54 Хейз и другие участники «провожающей команды» дали свое «добро» на готовность корабля. Поднявшись на лифте вверх на 97,5 м до уровня кабины ждавшего его корабля, Армстронг ухватился за поручень над верхним обрезом входного люка капсулы и, повиснув на нем, скользнул внутрь. До того как начать подъем на лифте, Гюнтер Вендт, начальник команды стартового комплекса, вручил Нилу маленький подарок: это был вырезанный из пенополистирола лунный серпик, покрытый металлической фольгой. Вендт сказал Армстронгу, что это «ключ к Луне», и улыбающийся Нил попросил Вендта оставить сувенир у себя до их возвращения. Взамен Нил дал Вендту маленькую карточку, которую он нес заткнутой за ремешок часов на запястье. Это был билет на поездку на «космическом такси» с надписью: «разрешен проезд между двумя любыми планетами».
Внутри командного модуля Армстронг занял место командира с левой стороны кабины. Через пять минут после того, как техник подключил к борту корабля все провода и шланги, ведущие к скафандру Нила, Коллинз, пилот командного модуля, устроился на правом сиденье, а за ним последовал пилот лунного модуля Олдрин, севший в центре (Олдрин помещался в центральном сиденье потому, что он тренировался лететь в этой позиции на Apollo 8. Коллинз не участвовал в тренировках из-за операции по удалению костной шпоры в шейном отделе позвоночника, поэтому, вместо того чтобы переучивать База процедуре вывода на орбиту по-новому, NASA решило тренировать Майка на работу в правом сиденье).
Под левой рукой Нила располагалась рукоятка прерывания полета. Если он повернет ее, укрепленная над командным модулем на мачте твердотопливная ракетная связка вспыхнет и унесет капсулу корабля Apollo 11 прочь от опасности. В программе Gemini корабль оборудовался катапультными креслами, а не ракетной системой аварийного спасения, но ракета Titan, которая выводила Gemini на орбиту, заправлялась высококипящими самовоспламеняющимися компонентами топлива, которые не могли взорваться так же бурно и мощно, как грозил в случае аварии взорваться Saturn, наполненный керосином, водородом и кислородом. Силы катапультных кресел было бы недостаточно, чтобы отбросить астронавтов на достаточно безопасное расстояние от гибнущей во взрыве ракеты. Процедура пуска Saturn V особенно хорошо подходила к профилю Нила как исследователя, потому что теперь ракетой можно было свободно управлять из кабины корабля: «В более ранних вариантах ракета Saturn не управлялась астронавтами. Если бы, например, во время старта Apollo 9 случилась авария инерциальной системы, то Макдивитту, Скотту и Швейкарту пришлось бы приводняться в Атлантическом океане или, возможно, совершать посадку на сушу в Африке с большим риском пострадать при ударе о землю. Для нашего полета мы добавили запасную систему наведения к оборудованию командного модуля, поэтому, если бы в носителе Saturn произошел какой-то сбой, мы могли переключиться на запасные системы и управлять полетом ракеты прямо из корабля». Если бы автопилот отказал, пилот мог вывести эту ракету-носитель на орбиту в ручном режиме.
Подъем Apollo 11 на орбиту занимал несколько последовательных отличающихся фаз, и в пределах каждой из них особенности процедуры прерывания полета были свои. Армстронг объяснял: «Требовалась полная концентрация, чтобы выполнять работу по текущей фазе и притом готовиться к возможной аварии на следующей фазе». В то время как ракета с пылающими двигателями несла их все выше, самую важную информацию о ходе полета он, по его словам, получал так: «Одновременно следил за положением аппарата по индикатору ориентации, считывал полетные данные по компьютерной индикации и слушал доклады по радиосвязи, где сообщали, в какой фазе полета мы находимся и к какой скоро приступим».

 

За то время, которого не хватило бы автомобилю, чтобы преодолеть в тот день ужасные пробки на выезде из окрестностей космодрома на мысе Кеннеди, Apollo 11 обогнул планету полтора раза и отправился в путь в сторону Луны. Родителей Нила на газоне перед их домом в Огайо уже осаждала небольшая орда репортеров: «Мистер Армстронг, что вы думаете по поводу этого старта?» и «Миссис Армстронг, что вы почувствовали, когда увидели, как ракета с вашим сыном исчезает в небе?» Виола воскликнула: «Не могу передать словами, как я благодарна!» Перенося, как всегда, свои религиозные воззрения на сына, она заявила: «Нил верит, что Бог там, наверху, с ними, с тремя нашими мальчиками. Я верю в это, и Нил верит в это». Стив отметил: «Это грандиозный, счастливый момент. Мы не отлепимся от телевизора, пока будет продолжаться полет». Мать Виолы, восьмидесятидвухлетняя Кэролайн Корспетер сказала перед камерами телекорреспондентов: «Я думаю, это опасное дело. Я сказала Нилу, чтобы он там осмотрелся как следует и не выходил бы наружу, если ему не понравится то, что он увидит. Он сказал, что не будет».
А в лагуне Банана-ривер около мыса Кеннеди Дженет Армстронг и ее сыновья оставались на яхте, слушая передачи по переносной рации NASA до тех пор, пока не рассеялись последние толпы зрителей. Несмотря на то что успешный и легкий запуск принес большое облегчение, по просьбе Дженет на яхте не стали открывать бутылки с шампанским, поскольку она предпочла, чтобы празднование было отложено до момента, когда мужчины благополучно вернутся. До того как отправиться домой, Дженет провела краткую встречу с журналистами. «Мы сначала не могли увидеть ракету, – застенчиво признался Рик, – и я стал волноваться. А потом вдруг мы увидели Дженет, и она шла красиво».
Дженет рассказывала представителям прессы: «Это был величественный вид. Я просто трепетала от волнения»; хотя главным чувством, которое она переживала, было облегчение от того, что во время старта не случилось ничего плохого. «И это пройдет», – вот что она думала на самом деле. В ночь перед стартом она почти не спала. Когда поздно вечером того же дня Дженет вернулась в Хьюстон, представители прессы поджидали ее во дворе. «Я не чувствую себя как-то исторически», – коротко бросила она им, заводя мальчиков в дом. Бдение о судьбе экспедиции только началось. Оно будет продолжаться двое с половиной суток до выхода на окололунную орбиту, еще сутки до момента, когда Нил и Баз опустятся на Луну, и еще протянется на четыре дня после, пока экипаж не вернется на Землю.
Еще так много всего могло пойти не по плану.

 

В 10:58 по времени Хьюстона, через два часа двадцать шесть минут после подъема ракеты, Центр управления выдал Apollo 11 команду начать выход на траекторию перелета к Луне – корабль покидал околоземную орбиту и устремлялся в глубины космоса. Астронавты запустили двигатель третьей ступени Saturn V, единственной, которая еще оставалась соединенной с командносервисным модулем. Этот импульс продолжался около двух с половиной минут, и после него Apollo разогнался до 38 940 км/ч и преодолел привязь земного притяжения.
Хотя Армстронг докладывал ЦУПу, что полет проходит «прекрасно», по его личным впечатлениям, ему хотелось бы, чтобы он был мягче: «Во время работы первой ступени Saturn V шум стоит оглушительный, особенно пока мы еще находимся на малой высоте, потому что до нас доносится и грохот двигателей с полной тягой 3400 тонн-сил, и его эхо, отражающееся от Земли. Примерно через тридцать секунд мы вылетели из области этого эха и стало значительно тише. Но в те первые тридцать секунд почти ничего нельзя было расслышать, кроме радио. К тому же полет во время работы первой ступени оказался куда более жестким, чем на ракете Titan. Казалось, она вибрирует по всем трем осям одновременно». Когда первая ступень закончила работу, полет стал довольно тихим и плавным: астронавты не только не чувствовали вибрации, но и не слышали работу двигателей. Подъем на второй и третьих ступенях носителя Saturn был лучше по ощущениям, чем любой момент взлета на Titan. Майк Коллинз впоследствии рассказывал о начале полета на «дерганом» Saturn V так: «Как будто нервный водитель-“чайник” ведет машину по узкой дороге и спазматически дергает туда-сюда руль». Затем, когда наступает черед верхних ступеней, Saturn V превращается в «спокойного гиганта» и выходит прочь из атмосферы «гладко, как по стеклу, и настолько тихо и безмятежно, насколько может лететь ракета».
Из окон своего корабля астронавты ничего не видели в первые три минуты путешествия, пока он поднимался до высоты 95 км. На этой отметке они сбросили мачту системы аварийного спасения и защитный конус, прикрывавший командный модуль. Прошло более трех минут полета, носитель выполнил поворот по тангажу, и нос ракеты оставался по-прежнему направлен вверх, хотя и не вертикально, поэтому экипажу пока не было видно ничего, кроме, по словам Коллинза, «маленького кусочка голубого неба, которое постепенно темнело и переходило в угольную черноту космоса».
Корабль вышел на околоземную орбиту через двенадцать минут после запуска, когда после первого включения третьей ступени Saturn он приобрел необходимую для этого скорость 28 160 км/ч. Теперь трем астронавтам предстояло пролететь полтора витка по орбите. В это время их работой была проверка всего оборудования, чтобы убедиться в его надежном функционировании, прежде чем принять решение о повторном старте двигателя третьей ступени, чтобы покинуть земное поле тяготения.
Как говорил Армстронг, «у ожидания в течение полутора орбит была двойная задача. Во-первых, такая схема позволяла более гибко выбирать время старта, а во-вторых, давала нам возможность проверить работу основных систем космического корабля – командного, а не лунного модуля, – до того как мы покинем околоземную орбиту и окажемся на перелетной траектории. Поэтому проверка систем была главной причиной того, что мы оставались на орбите ожидания, и отвечали за нее мы совместно с наземной командой. Специалисты ЦУПа гораздо лучше, чем мы на борту, видели детальные данные о работе систем космического аппарата, и за время полутора витков они имели достаточно времени, чтобы их проверить. Если бы на борту что-то вышло из строя, у нас оставалась возможность принять решение забыть обо всей затее и пойти на посадку».
В начале орбитального полета у экипажа почти не было возможности насладиться величественным видом Земли под ними. Первый восход Солнца наступил через один час девятнадцать минут от начала полета, и астронавты кинулись искать фотокамеру Hasselblad. Через пятнадцать секунд Коллинз обнаружил ее плавающей в невесомости у задней переборки командного модуля.
Впервые после того, как каждый из астронавтов совершил полет на корабле Gemini, Армстронг, Коллинз и Олдрин заново испытывали ощущение невесомости. В состоянии свободного падения жидкость, наполняющая внутреннее ухо человека, растекается свободно. Так называемая болезнь движения, или синдром укачивания, гораздо легче начиналась в кораблях Apollo, чем в Gemini, потому что кабина Apollo была просторнее. Специалисты планирования следующих экспедиций Apollo указывали астронавтам, что те должны двигаться как можно медленнее и осторожнее, стараясь не качать головой вперед-назад слишком сильно до тех пор, пока не привыкнут к условиям невесомости. Армстронг уделял большое внимание этой возможной проблеме. Через час и семнадцать минут от начал полета он спросил Майка и База: «Как вы себя чувствуете при нулевом ускорении? Есть ли у кого-то неважные ощущения, тошнота или что-то в этом роде?» Майк ответил ему: «Нет. Просто все время кажется, что мы летим вверх ногами».
По словам Нила, «было большой удачей, что ни у кого из экипажа на протяжении всего полета не началось расстройство здоровья. Некоторые, как считалось, обладатели железных желудков все равно становились жертвами космической болезни. Никто тогда в точности не знал, что ее провоцирует. Медики-исследователи пробовали различные средства против нее». Он сам с возрастом избавился от детской склонности к головокружению, хотя во время выполнения приемов высшего пилотажа мог почувствовать тошноту. Однако интересно заметить, что подверженность космической болезни не соотносится напрямую со склонностью к морской болезни и укачиванию на Земле.
Убедившись, что корабль готов покинуть околоземную орбиту, Центр управления дал Apollo 11 команду начать импульс перехода на отлетную траекторию примерно на отметке двух часов пятнадцати минут после выхода на орбиту. Правила полета требовали, чтобы астронавты ради защиты во время маневра надели обратно ранее снятые герметичные шлемы и перчатки; смысл заключался в том, что, если третья ступень Saturn V под индексом S-IVB вдруг взорвется, астронавты находились бы в этот момент под защитой своих воздухонепроницаемых скафандров. «Проблема с этим рассуждением была в том, – комментировал Коллинз, – что взрыв, достаточно сильный, чтобы сделать пробоину в герметичном корпусе нашего корабля, причинил бы серьезные разрушения и прочему оборудованию, и у нас никак не получилось бы возвратиться в целости и сохранности. Но правило было правилом, поэтому мы так и сидели в шлемах и перчатках, готовясь к ускорению, которое отправит нас на другую планету».
Когда корабль подошел к точке отлетного маневра через половину его второго околоземного витка, запрограммированная последовательность команд запустила двигатель третьей ступени носителя Saturn в последний раз, и Apollo 11 начал разгон до «скорости убегания». Длительность отлетного импульса составила чуть меньше шести минут. В момент зажигания корабль находился над Тихим океаном; в 140 км под ним по кругу двигался строй самолетов КС-135 – бывших летающих заправщиков военно-воздушных сил, которые теперь несли большое количество электронного оборудования и предназначались для передачи данных телеметрии с борта корабля в Хьюстон. Эти данные говорили, что Saturn V справился со своей задачей хорошо и теперь связка удалялась от Земли со скоростью 9,5 км/с – значительно быстрее винтовочной пули.
В начале путешествия у Коллинза было гораздо больше дел, чем у Армстронга или Олдрина. Как пилоту командного модуля Майку следовало (с помощью Нила и База) отделить Columbia от S-IVB и развернуть командно-сервисный модуль задом наперед. После этого Майк должен был подвести CSM обратно и состыковать его с лунным модулем Eagle, который, чтобы благополучно пережить запуск со всеми своими длинными и тонкими опорами и торчащими в разные стороны под неожиданными углами антеннами, а также исключительно хрупким герметичным корпусом, лежал плотно упакованным внутри прочного, похожего на ящик контейнера, установленного на верхнем конце S-IVB. Этот маневр был критически важен для выполнения плана полета. «Если бы разделение и стыковка не состоялись, – объяснял Олдрин, – нам пришлось бы возвращаться на Землю. Во время маневра еще присутствовала вероятность столкновения аппаратов в космосе и разгерметизации кабины, поэтому мы по-прежнему оставались в космических скафандрах, когда Майк отделял наш модуль от третьей ступени ракеты Saturn».
Ни Олдрин, ни Армстронг не беспокоились чрезмерно об успехе этого маневра. «Майк выполнил эту стыковку так, – отмечал Нил, – как он должен был сделать потом еще раз, состыковываясь с LM после его возвращения с лунной поверхности. Эта операция проделывалась раньше и на Apollo 9, и на Apollo 10, так что я был практически уверен в успехе».
Маневр завершился идеально. Пироболты подорвались, освобождая верхнюю секцию большого контейнера и открывая доступ к LM в его «гараже» на вершине ракетного блока. Коллинз управлял перемещением CSM при помощи малых ракетных двигателей, отводя его примерно на три десятка метров прочь от посадочного аппарата. Развернув корабль задом наперед, он мягко и не торопясь начал движение вперед, завершив его успешной стыковкой двух аппаратов передними концами. Columbia и Eagle теперь представляли собой единое целое; когда нужно, Нил и Баз смогут перейти в LM через внутренний соединительный туннель, отделенный набором герметичных люков. Для того чтобы завершить маневр разделения, требовалось освободить LM от точек крепления в контейнере, после чего связку CSM и LM нужно было отвести задним ходом от S-IVB. Затем все, что оставалось сделать, это отбросить S-IVB в сторону от пути корабля. Посланная на ракетный блок с борта Apollo 11 команда заставила ступень открыть клапаны стравливания остатков топлива, и созданная этим реактивная сила отправила крутящуюся ракету в долгое путешествие по орбите вокруг Солнца, которая уводила ее прочь от маршрута Apollo 11.
Когда в Хьюстоне по местному времени (летнему поясному времени центральных штатов) было 13:43 и прошло пять часов одиннадцать минут от начала экспедиции, Apollo 11 уже двигался со скоростью 3,94 км/с, удалившись от Земли на 40 744 км.
Теперь, когда разделение, стыковка и первые коррекции курса по пути к Луне были позади, астронавты разделись и натянули гораздо более комфортные белые комбинезоны и куртки из тефлоновой ткани. Некоторые вещи в невесомости делать проще, чем в условиях действия силы тяжести, но, когда трое мужчин принялись снимать космические скафандры в кабине, равной по объему небольшому микроавтобусу, это оказалось отнюдь не просто. Процесс раздевания, складывания тяжелых упругих скафандров в мешки для хранения и запихивания этих мешков под кабинные сиденья был трудоемким, и, по словам Олдрина, «представлял собой настоящую катавасию: разные детали и ошметки летали во все стороны по кабине, пока мы старались не растерять организацию». Коллинз привел такое сравнение: «Мы были как три кита-белухи в маленьком бассейне и то и дело стукались о пульт управления, несмотря на то что старались двигаться как можно медленнее… Каждый раз, когда мы отталкивались от стенки корабля, наши тела отбрасывало в какие-то неожиданные стороны, и нам приходилось напрягать мускулы, чтобы возвращаться на правильные места».
Сняв наконец космическое облачение, астронавты с облегчением избавились от устройств, приделанных к интимным местам. Поскольку у астронавтов могла возникнуть как малая, так и большая нужда до того момента, когда стало бы возможным снять скафандр, специальные ассенизационные устройства были закреплены на их телах до надевания скафандров. Олдрин вспоминал эти прозаические детали так: «Мы смазывали наши задницы специальным кремом и надевали на них то, что по-научному называлось фекально-изолирующим снаряжением». По сути, усовершенствованный подгузник уменьшал до минимума вонь от испорченного белья, а крем защищал тела мужчин, уменьшая эффект раздражения. Чтобы космические путешественники могли мочиться, их снабдили похожими на устройства для медицинской профилактики шлангами, которые вели к мешкам-сборникам, напоминавшим бикини и крепившимся на бедрах. Во избежание утечек катетер с насадкой-кондомом должен был прилегать как можно плотнее, и выяснявшаяся при этом нелицеприятная правда о размерах мужского оборудования становилась поводом для шуток, которыми обменивались астронавты в своей компании. Помытым и переодетым в свежее белье и комбинезоны, им стало легче удовлетворять естественные нужды. Фекалии помещались в специальные контейнеры, а мочу сбрасывали за борт корабля в открытый космос.
Впервые оказавшись в покое на своем пути к Луне, астронавты смогли расслабиться. По рассказам Коллинза, невозможно подготовиться к тому странному состоянию, настигающему тебя, словно героя сериала «Сумеречная зона», в области пространства между Землей и Луной: «В отличие от верчения на карусели близкой околоземной орбиты, здесь мы вступаем в царство неспешного движения, где время и расстояния кажутся величинами более значащими, чем скорость. Чтобы почувствовать свое быстрое движение, нужно видеть, как что-то проносится мимо: телеграфные столбы рядом с шоссе, самолет, летящий поперечным к твоему курсом. В глубоком космосе объекты слишком далеки друг от друга, чтобы размываться от скорости или мчаться со свистом, единственные исключения – это сближение с другим аппаратом или посадки, но в этих случаях корабль движется медленно, очень медленно. Однако, несмотря на то что я не могу почувствовать скорость, глядя в окно, я могу оценить расстояние, потому что Земля делается все меньше и меньше. Наконец становится можно увидеть весь ее диск».
Созерцание «космического корабля “Земля”», плывущего во Вселенной во всей своей грандиозности, глубоко волновало каждого астронавта лунных экспедиций. «Это была медленно изменяющаяся панорама: вначале вы видите просто линию горизонта, потом она изгибается аркой, эта арка растет и растет и в конце концов замыкается в полный шар, – описывал это Армстронг. – Требования по ориентации корабля в каждый момент полета различны, и не всегда можно наблюдать всю эту смену вида от начала до конца. Но мы определенно видели, как Земля на наших глазах превратилась в шар. Это было поразительное событие – мы покидали планету и понимали, что больше нет физической причины, по которой мы могли бы начать вновь падать на нее когда-либо в будущем. Дальше возможность вернуться зависела только от нас самих, и это было моментом осознания, что выбора нет: все придется делать как следует».
Глядя на остающуюся позади «всю Землю», Армстронг наслаждался своими знаниями географии. На отметке три часа пятьдесят три минуты полетного времени он послал радиограмму: «Вам может быть интересно, что я вижу в нашем левом курсовом окне. Я могу наблюдать весь континент Северная Америка, Аляску, область дальше Северного полюса, к югу вижу полуостров Юкатан, Кубу, северную часть Южной Америки, а дальше мешает край окна».
Чтобы не получилось так, что на одной стороне космического корабля перемерзнут трубопроводы, а на другой из-за солнечного перегрева будет превышено давление в баках, Apollo 11 начал медленно вращаться – в этом режиме солнечные лучи максимально равномерно поглощались всеми сторонами корабля. «Мы вертелись как курица, насаженная на шампур в гриле-барбекю, – объяснял Коллинз. – Если бы мы замерли в одном положении надолго, то могли бы произойти всяческие неприятности». Благодаря этому «гриль-режиму» экипаж получил возможность любоваться невероятной панорамой: каждые две минуты в окнах корабля сменяли друг друга виды Солнца, Луны и Земли. При помощи простого прибора под названием монокуляр, представляющего собой половинку бинокля, путешественники могли видеть больше интересного. Используя его как увеличительное стекло, астронавты по очереди рассматривали разные детали родной планеты.
Уже давно бытует легенда, одна из связанных с космонавтикой, что из космоса можно увидеть лишь два рукотворных объекта – Великую Китайскую стену и огромную плотину Форт Пек в американском штате Монтана. «Думаю, что и то и другое неправда», – сказал Нил. Из положения в пространстве между Землей и Луной «…мы наблюдали континенты, могли видеть Гренландию. Она так же хорошо выделялась своей белизной, как и на глобусе в вашей библиотеке. Антарктиду мы не могли разглядеть, поскольку ее укрывали облака. Африка была хорошо видна, и мы заметили блик солнца на воде озера в ней. Но я не думаю, что мы могли увидеть что-либо из созданного человеком, по крайней мере с моим зрением».
Глядя и невооруженным глазом, и при помощи монокуляра, Нил поражался тому, насколько хрупкой смотрится со стороны Земля: «Не знаю, откуда берется это впечатление, но она выглядит такой маленькой. И знаете, она очень красочная. Вы видите океан на ней и газовый слой – небольшую, совсем тоненькую оболочку вокруг планеты; и, если сравнивать с другими небесными телами, которые часто выглядят куда более массивными и устрашающими, вид такой, будто бы Земле почти нечем защитить себя от удара из космоса». Баз и Майк думали о том же, и в голове База роились мысли по поводу того, как же безумно, что этот шарик настолько политически и культурно раздроблен: «Из космоса Земля выглядит почти невинно и безобидно. Умом можно осознать, что на ней идут войны, но такие вещи невозможно понять на уровне эмоций. Раз за разом думаешь: ведь войны ведутся людьми за территории и границы, а отсюда никакие искусственные границы, проведенные по Земле, не видны».
Затем астронавтам пришло время поесть. Они должны были потреблять достаточное количество воды и от 1700 до 2500 калорий в день. Еще до своего первого обеда, который по расписанию должен был состояться во второй половине первого полетного дня после увода S-IVB и снятия скафандров, экипаж перекусил сандвичами с различными наполнителями из тюбиков. В бортовой буфетной имелись арахисовые кубики, карамельные конфеты, кусочки бекона и сухофрукты.
Впервые в истории американской лунной программы в меню напитков были не только вода и сок, но и вдоволь кофе. Сок не был марки Tang. По двум двухметровым шлангам, которые вели к раздаточным краникам, подавалась холодная и горячая вода. На концах шлангов имелись штуцеры пистолетного типа с кнопкой. Если астронавт хотел пить, он вставлял штуцер в рот, нажимал на кнопку, и его рот наполнялся водой. Если же ему надо было приготовить еду, он вставлял штуцер шланга горячей воды в пластиковый пакет с дегидратированной пищей и трижды брызгал внутрь. Потом пакет следовало размять, содержимое становилось съедобным, и его можно было высосать через трубочку К сожалению, устройство, предназначенное для удаления водорода, растворенного в воде, работало не слишком хорошо. Довольно большое количество газа попадало в еду, отчего астронавтов пучило и они испытывали проблемы с кишечными газами. Олдрин шутил по этому поводу, что ситуация с газами была настолько плоха, «что мы могли вообще отключить ЖРД ориентации и справляться с их работой сами».
Паек оказался достаточно питательным, пусть и довольно безвкусным. Рагу из индейки в соусе и с гарниром перемешали с горячей водой и ели ложками. «Влажные упаковки» с продуктами употребляли как есть, включая ветчину и картофельное пюре. Иногда все члены экипажа если одно и то же, например на второй день полета, когда все питались хот-догами, яблочным муссом, шоколадным пудингом и цитрусовым соком. В другое время, наоборот, у каждого имелся индивидуальный рацион. Любимым блюдом Нила были спагетти в мясном соусе, гратен из картофеля, нарезанный кубиками ананасовый пирог и виноградный фруктовый лед.
Через одиннадцать часов полета экипаж был готов к первому периоду сна. Но уже в 19:52 по летнему времени центральных штатов, за два часа до запланированного по расписанию времени Хьюстон пожелал усталым астронавтам спокойной ночи и прекратил сеанс связи. В сон их начало клонить гораздо раньше. Уже через два часа после старта, до того как началась подготовка к выходу на отлетную траекторию, Нил зевнул и сказал товарищам: «Бог ты мой, я почти заснул». На это Коллинз отозвался: «Я тоже. Отдохну пока немного». Следующие девять часов они боролись с периодически накатывавшей дремотой, пока наконец не пришло время полноценного сна.
Нил и Баз спали в гамаках из легкой сетки, похожих на спальные мешки, которые были растянуты и закреплены под левым и правым сиденьем, – центральный ложемент сложили, чтобы он закрывал упакованные скафандры. Нил объяснял: «Эти гамаки не давали нашим рукам всплыть и во сне случайно нажать на какую-нибудь кнопку или переключатель». В первую ночь пути на вахте стоял Коллинз. Он не спал в гамаке, а парил над левым сиденьем, при этом поясной ремень предохранял его от уплывания прочь, а к уху он прикрепил миниатюрные наушники на случай, если Хьюстон выйдет на связь «ночью». «Необычно, но приятно дремать, когда ничто и нигде не давит на твое тело, – рассказывал Коллинз. – Как будто я попался в легкую паутинку и она держит меня на весу – и я лишь чуть-чуть покачиваюсь, приподнимаясь и опадая в этой ловушке, летя на Луну». Баз испытал то же ощущение, но не Нил, который всегда спал внутри гамака.
Мужчины, все еще переживавшие прилив адреналина от волнения, испытанного в моменты старта и разгона к Луне, проспали в эту первую ночь всего лишь пять с половиной часов. Когда кэпком Брюс Маккэндлесс из Зеленой команды ЦУПа послал вызов экипажу в 7:48 утра по хьюстонскому времени, все трое уже бодрствовали. Пока астронавты занимались выполнением пунктов «чек-листа после побудки» и узнавали об обновлениях плана экспедиции, Маккэндлесс кратко рассказал им об утренних новостях, которые в основном сводились к тому, с каким энтузиазмом в мире был встречен старт их экспедиции.
Первая новость касалась полета советской автоматической межпланетной станции «Луна-15». Согласно тому, о чем рассказали астронавтам, космический робот из Советского Союза только что достиг Луны и начал кружить вокруг нее. В последней отчаянной попытке сорвать ожидаемый эффект от прилунения американской пилотируемой экспедиции 13 июля, за трое суток до старта Apollo 11, Советы запустили маленький непилотируемый аппарат; его задачей было не просто сесть на Луну, но еще и добыть образец лунного грунта и доставить на Землю до того, как Apollo 11 возвратится. Газеты в США выходили с аналитическими статьями, где писалось о том, что русские нарочно стараются переиграть Америку со своим «таинственным зондом», и (неверно) предполагали, что они с его помощью могут попытаться создать технические проблемы для американской экспедиции. Руководители космической отрасли США и в самом деле беспокоились, что советская активность около Луны и сеансы связи с «Луной-15» могут вызвать проблемы в сеансах связи с Apollo, поскольку в прошлом уже случалось, что радиостанции СССР работали на частотах, использующихся NASA, или вблизи этих диапазонов.
Крис Крафт из Центра пилотируемых полетов позвонил по телефону полковнику командиру Apollo 8 Фрэнку Борману, только что вернувшемуся из девятидневного тура по СССР – он был первым американским астронавтом, посетившим Союз. «Лучше всего их просто об этом спросить», – посоветовал Крафту Борман. Получив разрешение Никсона, Борман воспользовался знаменитой прямой линией связи между Москвой и Вашингтоном, которая была проведена между двумя сверхдержавами, чтобы предотвратить ядерный холокост после Кубинского ракетного кризиса 1962 года; Борман связался по ней с президентом Академии наук СССР Мстиславом Всеволодовичем Келдышем и запросил у него точные характеристики орбиты советского аппарата. Полученные данные убедили Бормана, что орбита «Луны-15» не пересекалась с траекторией Apollo 11.
На самом деле «Луна-15» вовсе не оказалась помехой для Apollo: ее полет окончился неудачей. АМС «Луна-15» разбилась о Луну 21 июля, через день после успешной посадки Apollo 11.
Лишь много лет спустя стало известно, что за девять дней до запуска «Луны-15» на космодроме Байконур в Казахской ССР 3 июля 1969 года произошел самый мощный в истории космонавтики взрыв ракеты на стартовом устройстве. В этот день Советы проводили испытание собственной лунной ракеты: исполинского носителя под названием Н-1. Если бы беспилотный испытательный пуск Н-1 окончился успехом, СССР был готов полностью разворачивать свою глубоко засекреченную программу пилотируемых полетов на Луну. Через считаные секунды после пуска ракета Н-1 рухнула обратно на стартовый стол и взорвалась – по некоторым оценкам, мощность взрыва равнялась 250 тоннам в тротиловом эквиваленте. Каким-то образом никто не погиб. Лишь в ноябре 1969 года слухи о происшествии в Советском Союзе стали появляться в западной прессе; к этому времени американская разведка узнала о нем по снимкам спутников-шпионов. Авария Н-1 предрешила конец советской лунной программы. До самого падения Советского Союза в августе 1991 года ее участники не признавали, что такая программа вообще существовала, не говоря уже о подтверждении факта такой аварии.

 

Значительным событием вторых суток полета был трехсекундный импульс коррекции курса, состоявшийся в 10:17 по времени Хьюстона: он выправил траекторию полета Apollo 11 и послужил рабочим испытанием маршевого двигателя командно-сервисного модуля, который был необходим как для прибытия на окололунную орбиту, так и для возвращения с нее. В момент этой небольшой коррекции Армстронг со спутниками находились в 174 765 км от Земли, пройдя больше двух пятых расстояния до Луны, и двигались со скоростью всего 1541 м/с. Корабль Apollo все еще испытывал действие земного притяжения, и его скорость продолжала падать до того момента, как он оказался в пределах 64 тыс. км от Луны – в этой точке скорость корабля уменьшилась от начальных 40 200 км/ч до всего лишь 3200 км/ч. После этого притяжение Луны стало сильнее, и движение корабля вновь ускорилось.
В период полета по инерции от планеты к планете астронавты в основном были заняты различными второстепенными задачами, связанными с обеспечением бесперебойной работы CSM: очищали топливные элементы, перезаряжали батареи, сливали за борт воду с отходами, заменяли патроны для поглощения углекислоты из воздуха, готовили пищу, хлорировали питьевую воду и так далее. В основном рутинной работой занимался Коллинз, и поэтому у Армстронга и Олдрина было время сосредоточиться на деталях предстоящей посадки: они проверяли пошаговые инструкции и репетировали связанные с посадкой процедуры. «В плане полета к Луне было несколько пустых страниц, – вспоминал Олдрин, – в эти периоды от нас ничего не требовалось делать. Однако я не припомню, чтобы я хоть минуту бездельничал. Все было нужно куда-нибудь убрать, или запечатать, или же прикрепить к одной из многочисленных панелей на липучки. На нашей форме имелись небольшие карманы, в которых мы держали разные часто используемые предметы: ручки, солнечные очки или, как у меня, логарифмическую линейку. Часто один или двое из нас начинали носиться по отсеку в поисках потерявшихся солнечных очков, монокуляра, кассеты с пленкой или зубной щетки.
В периоды отдыха астронавты включали музыку. Они ставили на проигрывание кассеты на небольшом магнитофоне, который взяли в полет в основном затем, чтобы экипаж мог записывать на пленку свои комментарии и наблюдения. Нил и Майк выразили пожелания к подбору записей для кассеты – по большей части они предпочитали легкую музыку. Нил особо попросил записать две композиции. Первой была симфония «Из нового света» Антонина Дворжака 1895 года. Это произведение Нил исполнял участником студенческого оркестра в Пердью, и оно казалось подходящим к случаю. Другой была «Музыка с Луны» композитора Сэмюэля Хоффмана, причем в составе звучащих в этом произведении инструментов имелся терменвокс, необычное устройство, которое электронным способом производило звук, когда музыкант менял расстояние между своими ладонями и двумя металлическими стержнями, работавшими как антенны.
Заметно скрасил второй день полета первый телерепортаж с борта Apollo 11, которому по плану предстояло начаться в 19:30 по летнему времени восточного побережья США. Фактически это была уже третья телепередача с борта корабля; первые две проводились, чтобы проверить работу камеры, качество изображения интерьера и объектов за бортом, а также интенсивность сигнала, получаемого и передаваемого станцией космической связи Голдстоун в Калифорнии. Таким образом был шанс избежать сбоев во время трансляции, которую предстояло увидеть миллионам телезрителей по всему миру вечером в четверг.
Первая туманная картинка, которую все увидели на телеэкране, была изображением Земли, Армстронг описал ее словами: «Видим чуть больше половинки Земли». Просто, но мастерски составляя фразы, Нил указал зрителям на «явный голубой оттенок» океанов, «белые полосы больших облачных структур над Тихим океаном», «коричневые тона ландшафта» и «немного зелени вдоль северо-западного побережья Соединенных Штатов и Канады». Армстронг объяснил, что на расстоянии, которое отделяло корабль от Земли в тот момент, – около 257 400 км – цвета планеты были уже не такими насыщенными, какими астронавты любовались с околоземной орбиты или даже с расстояния в 80–90 тыс. км. Далее экипаж устроил шоу, продлившееся тридцать шесть минут. Олдрин показал, как он отжимается в невесомости, а Нил постоял перед камерой на голове. Главный шеф-повар Коллинз продемонстрировал, как приготовить тушеную курицу, мчась со скоростью 1,34 км/с. Передача закончилась на эмоциональной фразе Нила: «Мы вновь удаляемся от вас на расстояние, с которого можем видеть всю Землю. Экипаж Apollo 11 завершает сеанс связи». Следующие три часа астронавты занимались текущими делами, приводя корабль в порядок, и безуспешно участвовали в эксперименте с телескопом, во время которого они пытались, но не сумели обнаружить свечение сине-зеленого лазера, луч которого посылался в сторону их корабля из обсерватории Макдоналд около города Эль-Пасо. Спать они отправились лишь после 23:50, и в этот раз ночь в свободном полете в «вахтенном» положении проводил Олдрин. По плану экипаж должен был отдыхать на этот раз долго – целых десять часов. Данные, которые получил врач экспедиции, подтверждали, что «астронавты всю ночь хорошо спали» – так хорошо, что даже Центр управления решил дать им поспать лишний час до того, как разбудить для выполнения рутинных задач наподобие зарядки батарей, слива воды и проверки запасов топлива и кислорода.
В предварительном варианте полетного плана Олдрин и Армстронг не должны были входить с проверкой внутрь лунного модуля Eagle до тех пор, пока Apollo 11 не вышел бы на орбиту вокруг Луны на третьи сутки полета, но Олдрин успешно настоял в спорах с разработчиками плана, что войти внутрь LM следует днем раньше, чтобы убедиться, что посадочный аппарат не подвергся никакому ущербу во время запуска и долгого путешествия к цели. Вылазка началась через несколько минут после четырех часов дня по Хьюстону примерно на двадцатой минуте самой на тот момент качественной телевизионной трансляции из космоса на счету NASA. Когда Коллинз открыл люк, Армстронг проскользнул через соединительный туннель 76-сантиметрового диаметра и заплыл внутрь кабины LM через ее потолок. За ним последовал Олдрин. И Нилу, и Базу запомнилось, что за все время их лунного вояжа самое неописуемое ощущение они испытали именно в этот момент путешествия «снизу вверх и сверху вниз»: поднимаясь от пола к люку в потолке командного модуля, они затем обнаруживали, что опускаются с потолка внутри пристыкованного к нему LM вниз головой!
Несмотря на то что первым кинул взгляд на интерьер Eagle Нил, именно Баз как пилот лунного модуля начал процесс подготовки LM к отделению от основного корабля Columbia, которое планировалось еще через сорок пять часов полета. Баз и Нил взяли с собой кинокамеру и телевизионную камеру и сумели отправить на землю первые кадры изнутри LM. ЦУП знал, что трансляция должна начаться, но эта новость застала врасплох телекомпании, которые думали, что следующие кадры с борта Apollo поступят не раньше чем в 19:30 по восточному времени, как и накануне. В спешке устанавливая все нужные технические соединения, компания CBS вышла в эфир с телеведущим Кронкайтом и приглашенным гостем Уолли Ширрой в студии в 17:50. Первые кадры, показанные в прямом эфире в Соединенных Штатах, Японии, Западной Европе и большей части Южной Америки, демонстрировали, как Олдрин ведет учет имущества внутри лунного модуля. Чуть позже Баз показал телезрителям со всего мира скафандр и оборудование системы жизнеобеспечения, которые они с Нилом будут надевать для выхода на Луну.

 

Невозможно говорить об Apollo 11 и не коснуться события, которое в позднейших пересказах превратилось в историю о том, как команда корабля видела НЛО. Если верить этим пересказам, астронавты увидели нечто такое, что не смогли опознать, и это были то ли таинственные огни, то ли настоящие космические корабли, летящие строем. Как часто случается с самыми невероятными историями, в ее основе есть зерно правды. Первое заявление о том, что экипаж Apollo 11 наблюдал НЛО, относится к раннему моменту в первый день полета, когда начинался импульс вывода на отлетную траекторию – в этот момент астронавты увидели какие-то вспышки в окне № 5. Астронавты ничего не доложили на Землю о вспыхивающих огнях, даже несмотря на то, что, как вспоминал Олдрин, такие вспышки повторялись «как минимум два или три раза в разное время», и не только по пути к Луне. Феномен вспыхивающих огней был таким необычным, что NASA предупредило следующий экипаж о нем. И когда Apollo 12 отправился в полет, они тоже увидели эти искры или огоньки. Мало того, возвратившись, астронавты заявили так: «А знаете что? Мы их видим даже с закрытыми глазами!» Оказалось, что вспышки представляют собой явление, которое происходит в особенно глубокой темноте космоса внутри человеческого глазного яблока. Существует определенный оптический порог, привязанный к некоему психологическому порогу, когда человек должен захотеть присмотреться и увидеть вспыхивающие огни, или он не увидит ничего. Эксперты теперь сумели объяснить, что у некоторых астронавтов столь низкий порог чувствительности, что они видят такие вспышки даже на относительно низких орбитах вдали от радиационных поясов Ван Аллена.
Второй «объект» был замечен вечером третьих суток полета, в тот же день, когда была проведена первая вылазка внутрь LM, – вскоре после 21:00. Очевидно, первым увидел нечто Олдрин: «Я просто смотрел, ничего не делая, в одно из окон корабля Columbia и заметил что-то несколько необычное. Это был огонек, но ярче любой из звезд и не одна из таких идеальных точек света, которые представляют собой звезды. И к тому же он двигался относительно звезд. Я показал его Майку и Нилу, и всех нас тут же охватило любопытство. Мы стали рассматривать объект в монокуляр и решили, что, чем бы он ни был, он от нас не дальше сотни-другой километров. Наблюдения через секстант показали, что время от времени предмет становится похож на цилиндр, но, подстроив фокус секстанта, мы поняли, что он больше походил на светящуюся букву L. Мы видели прямую линию, может, с выпуклостью на ней, и маленькую черточку, отходящую в сторону. Объект имел некую определенную форму – мы все были с этим согласны, – но какую именно, нам не удавалось определить».
Команда забеспокоилась. «Что же мы скажем об этом?» Олдрин вспоминал: «Мы были уверены, что не стоит кидаться сообщать об этом Земле, потому что мы распалим всеобщее любопытство, а если история всплывет наружу, кто-нибудь заявит, что NASA нужно заставить прервать экспедицию, потому что рядом с кораблем летят инопланетяне! Наше стремление умолчать о происшествии в то время, пока мы еще могли видеть объект, было продиктовано простым здравомыслием. Мы не хотели давать сумасшедшим поклонникам НЛО никакого повода или пищи для измышлений, потому что уже многие годы к тому времени шли разговоры, будто бы астронавты видят странные вещи». Сперва члены экипажа Apollo пришли к выводу, что наблюдаемый ими предмет может быть оболочкой ракетной ступени S-IVB, от которой корабль отделился более чем двумя сутками ранее. Но когда Нил связался с Хьюстоном, чтобы сообщить об этом, с Земли ответили, что S-IVB находится более чем в 11 тыс. км от них.
Астронавты строили догадки. До объекта, который они видели, было намного ближе 11 тыс. км, и он мог оказаться не S-IVB, а одной из четырех панелей, которые раньше закрывали пусковой «гараж» для LM. Во время сближения для стыковки передними концами LM и командного модуля боковые панели отбрасывались в разные стороны. ЦУП тоже в конце концов пришел к заключению, что это могла быть одна из панелей составного адаптера между LM и CSM, сброшенных с S-IVB и вращавшихся по инерции. Блики солнца на этих панелях могли выглядеть как периодические вспышки.
В третью ночь путешествия астронавты Apollo 11 спали урывками. Они знали, что четвертый день, который начнется с их пробуждения, будет совсем иным. Корабль не мог автоматически перейти от полета в «режиме барбекю» к полету по окололунной орбите. Если бы он не смог как следует затормозить вблизи Луны, то он обогнул бы небесное тело по гигантской дуге и, описав петлю, возвратился бы в окрестности Земли. Разбудив астронавтов в то утро в 7:32 по времени Хьюстона, ЦУП вновь начал день с чтения утренних новостей. «Короче говоря, кажется, некуда деваться от того факта, что вы, ребята, гвоздь всех новостей на Земле, – сообщил им Брюс Маккэндлесс, отрабатывавший свою смену кэпкомом. – Даже в русской “Правде” о вашем полете пишут на первых полосах и называют Нила “Царем корабля”. Может, они ошиблись и это не про вас?»
Солнце теперь располагалось прямо позади Луны, и его корона выдавалась жемчужным сиянием за край лунного диска. На расстоянии 20 094 км Луна выглядела как область мрака, полностью затмевающая вид из окон. Отраженный от Земли, падающий вдогонку кораблю свет был так ярок, что становился ощутим объем полушария и различим лунный рельеф. Коллинз позже писал: «Первое, что вспыхивает в воспоминаниях, это чудовищный контраст между видами Земли и Луны. Нужно рассмотреть вблизи вторую планету, чтобы начать по достоинству ценить первую. Я уверен, что для геолога Луна – место интереснейшее, но это монотонное нагромождение камня и иссушенная, выжженная солнцем гигантская персиковая косточка за моим окном не идет ни в какое сравнение с драгоценностью, вокруг которой она кружит по орбите. О Земля, с твоими полными буйной зелени долинами, с окутанными влажным туманом водопадами! Хочется поскорее выполнить нашу работу здесь и отправиться домой».

 

Критически важным шагом в процессе подготовки к прилунению был выполняемый с очень большой точностью реактивный импульс под названием «первый импульс вывода на окололунную орбиту». В ходе него маршевый двигатель сервисного модуля работал чуть менее шести минут, замедляя Apollo 11 до скорости, которая позволяла лунной гравитации захватить космический корабль и отправить его в путь по замкнутой орбите. По словам Майка Коллинза, «Нам требовалось снизить нашу скорость на 3220 км/ч, с 8050 до 4830 км/ч, и для этого мы включили маршевый двигатель на шесть минут. Мы делали все особенно внимательно, дотошно проверяя выполнение каждого пункта плана». Задачу реализации маневра заметно облегчали бортовой компьютер и помощь Центра управления, но именно астронавты должны были сделать все правильно: «Если бы наш компьютер ошибся в одной цифре и этой цифре не повезло бы оказаться самой неудачной, мы могли нечаянно развернуть корабль хвостом не в ту сторону и рвануть на орбиту, которая вела бы нас прямо к Солнцу».
Казалось, что импульс выхода на орбиту прошел как надо, но ЦУП не мог достоверно подтвердить это, пока космический аппарат не завершит прохождение над обратной стороной Луны. Через тридцать три минуты Хьюстон снова получал возможность выйти с бортом Apollo 11 на связь.
«Мы не знаем, все ли сейчас хорошо на борту Apollo 11, – с драматическими интонациями произнес Уолтер Кронкайт в прямом эфире CBS, – поскольку он находится позади Луны и в первый раз – вне контакта с Землей. Восемь минут назад экипаж запустил большой двигатель сервисного модуля корабля, чтобы перейти на орбиту вокруг Луны. Мы узнаем о результате маневра примерно через пятнадцать минут. Столько времени должно пройти, прежде чем корабль обогнет Луну, вновь выйдет на связь с Землей и сможет передать параметры полета. Мы надеемся, что они успешно вышли на окололунную орбиту и что остальная часть исторической экспедиции пройдет так же благополучно, как и первые три ее дня».
Немногие из тех, кто находился в Центре управления полетом, вели негромкие разговоры друг с другом, большинство молча ждало момента получения сигнала. В телетрансляции Кронкайт подчеркивал напряженность момента: «Мир застыл в молчании, мир ждет момента, чтобы убедиться, что Apollo 11 находится на правильной окололунной орбите и его маневр был успешен». Растущее напряжение спало, когда в Хьюстоне расслышали слабый, трудноразличимый сигнал далекого корабля именно в ту секунду, когда ожидали его получить.
Нил немедленно оповестил Хьюстон, доложив о состоянии после импульса. Он зачитал длинную череду чисел, описывающих параметры включения двигателей и остаточные разницы в конечных скоростях; когда Хьюстон попросил «повторить всю последовательность еще раз, пожалуйста», Нил воскликнул: «Это получилось – идеально получилось!»
За двадцать минут до того, как Apollo окончил прохождение по инерции позади Луны и восстановил контакт с ЦУПом в Хьюстоне, астронавты с жаром обсуждали, насколько хорошо они сумели выйти на заданную орбиту:
03:03:58:10
Армстронг:
Импульс отработали замечательно.

03:03:58:12
Коллинз:
Охренеть, ай да мы!

03:03:58:37
Армстронг:
Хорошо, давайте… Так, теперь надо сделать некоторые вещи…

03:03:58:48
Олдрин:
О’кей, давайте их сделаем.

03:03:59:08
Коллинз:
Ну не знаю, есть у нас 111 километров или нет, но, по крайней мере, мы не врезались в эту паскуду.

03:03:59:11
Олдрин:
Глядите-ка, глядите! 314,1 километра на 112,8 километра.

03:03:59:15
Коллинз:
Круто, круто, круто, круто! Запишешь это или что? Давай, записы
вай, чего тянуть: 314 на 112. Чума просто.

03:03:59:28
Олдрин:
Промахнулись всего лишь на доли километра.

03:03:59:36
Коллинз:
Привет, Луна!
Во время скольжения над скалистой обратной стороной Луны – той ее половиной, которая никогда не видна с Земли и густо обезображена метеоритной бомбардировкой за 4,6 млрд лет существования, Олдрин и Коллинз возбужденно показывали то на одну, то на другую необычную деталь рельефа, тогда как Армстронг не так открыто проявлял энтузиазм, который его тоже переполнял:
03:04:05:32
Олдрин:
Обалдеть, дай-ка мне обратно эту камеру. Гляди, какой огромный роскошный кратер! Жалко, что не тот объектив стоит, но, боже, какая красота, какой он большой. Хочешь глянуть на этого типа, Нил?

03:04:05:43
Армстронг:
Да, я вижу его… Хочешь надеть другой объектив?

03:04:06:07
Коллинз:
Ты не хочешь заснять восход Земли? Должен начаться через девять минут.

03:04:06:11
Олдрин:
Да. Давай сначала тут сделаем несколько снимков.

03:04:06:15
Коллинз:
Но ты только не пропусти этот самый первый…

03:04:06:27
Армстронг:
Мы еще много раз будем возвращаться.

03:04:06:30
Олдрин:
Да, правильно.

03:04:06:33
Коллинз:
Много восходов Земли, вот как.

03:04:06:37
Армстронг:
Да, так и есть. Парни, посмотрите вон на тот… кратер. Может быть, видите? Вон… Очень здорово смотрится!

03:04:08:48
Коллинз:
Фантастика. Взгляните, что у нас позади. Точно как гигантский кратер. Смотрите, какие горы вокруг него. Боженьки, это чудовища!

03:04:09:58
Армстронг:
А видите тот большой…

03:04:10:01
Коллинз:
Ого, вот это лось, глазам своим поверить не могу! Это вообще самый большой. Господи, ну и громадина! Исполин! Он такой большой, что даже не помещается в окно. Хотите посмотреть?! Нил, правда, это самый большой кратер, что ты видел в жизни?! Боже, гляди на этот центральный пик! Разве не огромный?
Следуя по окололунной орбите, путешественники пытались решить неформальный спор, который возник во время двух предыдущих экспедиций, когда корабли выходили на орбиту Луны. Экипажу Apollo 8 поверхность Луны показалась серого цвета, а для астронавтов Apollo 10 она выглядела скорее коричневой. Теперь, когда у них возник шанс это сделать, Нил, Майк и Баз хотели отыскать истину. «Цветом как гипс», – заметил Коллинз еще до момента выхода на орбиту. «Что ж, мой голос в пользу экипажа десятого», – заявил Олдрин вскоре после маневра. «Выглядит рыжеватой», – сказал Армстронг. «Но, когда я в первый раз увидел ее, а солнце светило под другим углом, она действительно была серой», – продолжил Баз, и его товарищи согласились, хотя и не прекращали разглагольствовать о цвете Луны еще несколько следующих витков по орбите. В конце концов это противоречие разрешилось с ничейным исходом. Все зависело от условий освещения. Цвет Луны менялся ежечасно от угольно-черного на рассвете или закате до розовато-бежевого в полдень.
У Армстронга первая возможность разведать трассу подхода к точке прилунения появилась в 11:55 хьюстонского времени. «Apollo 11 наблюдает в первый раз участок трассы снижения, – доложил он. – Сейчас мы проходим над кратером Тарунций, и фотографии и карты по материалам Apollo 8 и 10 дали нам хорошее представление о том, на что здесь обращать внимание. Выглядит очень похоже на то, что было на снимках, лишь с той же самой разницей, как смотреть игру в футбол по телевизору и по-настоящему Нельзя заменить ничем личное присутствие здесь». На это Хьюстон ответил: «Согласны, и мы тоже бы хотели увидеть все сами».
Первая телепередача с борта Apollo 11, находящегося на окололунной орбите, началась в 15:56 по восточному летнему времени. Поскольку была июльская суббота, многие американцы начали смотреть трансляцию по окончании игры недели на канале NBC, где сошлись две бейсбольные команды: балтиморские «Орьёлс» и бостонские «Ред-Сокс». При том что по плану астронавтам следовало выполнить импульс скругления орбиты в 17:44 времени восточного побережья в тот же день, они не очень рвались играть роль звезд телеэкрана; вообще, если бы их предпочтения принимались во внимание, они лучше обошлись бы без этого телевизионного шоу вовсе.
Трансляция длилась тридцать пять минут. Направив телекамеру сначала сквозь бортовое окно, потом, когда корабль, двигаясь с запада на восток, прошел примерно 160 км над Луной, уже через иллюминатор в люке кабины, астронавты провели для телезрителей всего мира небольшую экскурсию по видимой стороне Луны. Они рассказывали о деталях рельефа, расположенных вдоль пути, которым Нилу и Базу предстояло пролететь на LM менее чем через двадцать четыре часа. Нил указал место, где начнется снижение с торможением двигателем, а затем Коллинз и Олдрин наперебой стали рассказывать о каждой заметной детали рельефа, которая могла бы послужить Eagle указателем по пути к точке прилунения: двойной пик горы Мэрилин, названной так Джимом Ловеллом во время полета Apollo 8 в честь его жены; большой кратер Маскелайн; невысокие холмики, которым дали названия Бутхилл и Дьюк-Айленд и над которыми лунный модуль должен был промчаться через двадцать секунд от начала спуска; борозды, прозванные Сайдуиндер и Дайэмондбэк потому что они извивались, как пустынные змеи; дальше следовали Впадины, за ними Последний хребет и, наконец, сама точка прилунения в Море Спокойствия, которая в этот момент еще оставалась почти погруженной в темноту
Это был первый раз, когда сами астронавты смогли увидеть место будущей посадки, потому что на предыдущем витке орбиты оно еще оставалось скрыто за границей терминатора, где дневное полушарие Луны сменялось ночным. На этот же раз местность уже можно было немного разглядеть, отчасти благодаря свету, который падал от яркой Земли.
Все, и на Земле, и на борту корабля, единодушно замерли вместе с Нилом, стараясь разглядеть этот участок лучше. Коллинзу, скажем так, не очень понравилось то, что он там увидел, но он решил оставить это мнение при себе: «В Море Спокойствия только-только начался рассвет, и лучи солнца падали на рельеф в районе посадки под очень острым углом. В таких условиях кратеры на поверхности отбрасывают длинные зазубренные тени, и усеянный ими регион показался мне явно угрожающим. Я не видел места, достаточно ровного, чтобы поставить там детскую коляску, не говоря уже о лунном модуле».
Когда корабль пересек терминатор, экипаж направил телекамеру через окно, располагавшееся сзади по курсу, чтобы еще раз продемонстрировать место будущей посадки перед окончанием репортажа. «И теперь, когда Луна понемногу тает на западе, – прокомментировал Коллинз, – Apollo 11 прощается и желает вам хорошего дня».
Час и тринадцать минут спустя маршевый двигатель SPS корабля Apollo 11 вспыхнул второй раз за этот день. Точный расчет времени был еще более важен, чем во время первого маневра. «Если бы мы затянули выключение хотя бы на две секунды, – объяснил Олдрин, – то оказались бы на траектории падения на обратную сторону Луны». Напряженно и сосредоточенно работая, астронавты вместе с ЦУПом проводили систематические замеры положений звезд, выверяли установку инерциальной платформы и выполняли навигационные расчеты с помощью бортового компьютера. Коллинз воспользовался секундомером, чтобы убедиться, что импульс продолжался ровно семнадцать секунд – не больше и не меньше. Маневр прошел великолепно. Высота орбиты Apollo 11 упала, и корабль перешел с орбиты высотой 312,6 км в апоселении и 113,5 км в периселении на новую, с высотами 122,4 и 100,7 км в верхней и нижней точках соответственно. Такая высокая точность восхитила даже командира.
03:08:13:47
Армстронг:
122,4 на 100,7 – лучше и быть не может.

03:08:13:52
Коллинз:
Прямо в яблочко.

03:08:14:00
Олдрин:
Но мы теперь на более эллиптичной орбите, нет?

03:08:14:05
Коллинз:
Это настолько близко, насколько вообще можно добиться.
Теперь, когда Apollo 11 был надежно расположен на нужной орбите, пришло время подготовки лунного модуля к предстоящей работе. На подачу в него питания, выполнение проверок систем связи по длинному списку и установку в заданное положение множества переключателей по плану у Нила и База было три часа времени, но они справились за полчаса благодаря подготовительной работе, которую Олдрин провел еще вчера. К 20:30 по времени Хьюстона Eagle был готов к полету, а вместе с ним и двое астронавтов, которые направились обратно в модуль Columbia, чтобы провести четвертый период сна в своем корабле и первый на орбите вокруг Луны. Командир и пилот лунного модуля тщательно разместили все оборудование и одежду, которая им потребуется утром следующего дня. Потом они прикрыли окна, чтобы их во сне не слепили как прямые лучи Солнца, так и сияние Луны – намного более яркое, чем мы привыкли видеть на Земле, – и начали размещаться на своих спальных местах. Зная, что Нил предпочитает, чтобы он тоже выспался перед началом процедуры посадки, Баз расслабился, как и сам Нил, в одном из парящих гамаков. Приглушив освещение кабины, Коллинз поставил точку в этом дне, произнеся: «Что ж, сегодня все прошло хорошо. Если завтра и послезавтра будут как сегодня, с нами все будет нормально».
Через три минуты после полуночи дежурный специалист по связям с общественностью в Центре управления полетами заявил прессе: «Экипаж Apollo 11 в данный момент в периоде отдыха». По его воспоминаниям, Олдрин спал плохо. Нил говорил, что спал тогда крепко, но недолго. Сигнал пробуждения из Хьюстона пришел в шесть утра. Уже к середине первой половины дня Олдрин и Армстронг должны были находиться в LM в готовности к разделению Eagle и Columbia, чтобы отправиться в путешествие вниз, на саму Луну.
Назад: Часть VI Шаги по Луне
Дальше: Глава 23 Посадка