Ощущение было такое, словно они пробираются через муравейник. Шахта впереди разделилась пополам, потом слилась с другой и опять раздвоилась. Красные ячейки светились в головах и телах других машин, работавших в сумерках. Желтоватые лампочки освещали неровности туннелей, оставленные чьими-то долотами, – свидетельства древнего труда.

Адам не чувствовал ни места, ни направления, ни расстояния до выхода из Башни и все же не ощущал ни страха замкнутого пространства, ни смятения. Он как будто плыл по реке, легко и беззаботно. Это путешествие, сопровождаемое тряской и грохотом, доставляло ему удовольствие.

В далекой тьме перед их покачивающимся «конем» появилась звезда. Она двоилась, множилась, и черные нити пространства росли, отделяя каждую новую светящуюся точку от соседних. Небесная зигота распухла и пролилась в темноту. Свежий воздух коснулся кожи, отмечая каждую пору, каждый волосок, каждую складку, пока Адам не ощутил свое выражение лица так отчетливо, словно гляделся в зеркало, и оказалось, что он улыбается с восторгом.

Стеноход так резко протиснулся через отверстие в Башне, что юноше показалось, будто его бросили в ночное небо. Затем движитель перебрался через каменный карниз и начал подниматься.

Адам вскрикнул, а старпом рассмеялась.

Вид был настолько необычный, что ему с трудом удавалось не вертеть головой туда-сюда. Он бросил взгляд через спинку скамьи на укороченный лик Башни, на яркий полумесяц Рынка – великую трясину надежд, озаренную огнями костров, факелов и беспомощных бдений. А наверху блистал космос, похожий на новую крышу над фронтонами горного хребта. Почувствовав, что больше не может это выносить, Адам обратил восторженное лицо к Эдит. Она выглядела более довольной, чем на протяжении последних недель.

– Невероятно, – сказал он. – Надо было давным-давно выехать на прогулку.

– Самое странное в езде по стене – то, как быстро она начинает казаться нормальной. Если просто смотреть вперед, можно поверить, что мы едем на повозке через обширное поле под паром.

– Да, но лежа на спине, и у повозки шесть ног.

– Пока три из них одновременно держатся за стену, беспокоиться не надо.

– А если останется две?

– Это все равно что ни одной. – Не убирая руку с рычага, Эдит кивком указала вперед. – А вот и Воротник.

Было странно глядеть на облачный вал с такого расстояния и под таким углом; отсюда он выглядел заурядным туманом, а не неизменной сутаной, в которую куталась Башня. Когда люди видели ее впервые, тот факт, что у нее не было зримой вершины, производил глубокое, пусть и противоречивое впечатление. Небесный Воротник как будто намекал, что Башня либо длится без конца, либо, наоборот, невзирая на все амбиции, утыкается в некий природный барьер, как комнатное растение, выросшее до потолка. Поскольку истина была неопределенной, каждый в меру собственного воображения решал, положить ли Башне конец или длить ее вечно. Обе эти позиции странным образом внушали наблюдателям чувство, словно они поспособствовали воздвижению монолита, и это наделяло их уверенностью, необходимой для приближения к Башне – и поглощения ею.

И Эдит, и Адам уже переросли такие любительские воззрения, хотя на самом деле ни один из них не был столь просвещенным, как им хотелось бы считать.

– Я и забыла, насколько тут все плоское. Возможно, придется немного порыскать туда-сюда, прежде чем найдем для тебя подходящую нишу.

– А если мы просто продолжим путь наверх?

– Хочешь пройти сквозь туман?

– Почему нет? Нет нужды скакать галопом. И если уж я должен остаться снаружи, хотелось бы иметь побольше пространства, чтобы размять ноги.

– Вершина? – повторила Эдит, и застывшая улыбка на ее лице растаяла, превратившись в опасливую гримасу.

– Ты там бывала?

– Нет, и я даже не знаю, насколько она далеко.

– Она не может быть слишком далеко. Очевидно, что Зодчий – или Сфинкс, или кто там наш хозяин на самом деле – соорудил себе особняк под самой крышей. Я имею в виду – можно провести следующие несколько часов, кружа, надеясь наткнуться на нишу и не попасться на глаза привратникам, или сразу направиться к ровной поверхности. Если только ты не из тех, кто думает, что Башня растет без конца.

– Не глупи, – сказала она и бросила на него испепеляющий взгляд.

– Тогда почему бы и нет? Мы уже зашли так далеко.

Стеноход враскачку приближался к облакам, похожим на вату, и вблизи становилось ясно, что по ним вполне можно перемещаться: туман клубился, раздавался, понемногу открывая поверхность. Да, сквозь него можно было пройти, пусть он и выглядел зловещим.

– Ладно… – согласилась Эдит и ногой нажала переключатель. В передней части машины зажглись два прожектора. – Мы отправляемся на самый верх.

Туман был теплым, как поднимающееся тесто. И хотя его плотность и наличие варьировались, они редко видели что-то еще, кроме поверхности стены перед собой. Песчаник в свете фар блестел, как граница прилива. Низкий гул, пронизывающий логово Сфинкса, доносился и сюда, пусть и звучал приглушенно.

Нет более странного уединения, чем дарованное облаками. Внутри них ощущаешь одновременно тесноту комнаты и простор небес. Пряча секреты, облака их обнажают, настраивают людей на доверительный лад. По этой причине бывалые воздухоплаватели держатся подальше друг от друга, когда корабль попадает в облако: не хотят делиться тайнами.

Через некоторое время, на протяжении которого они ехали во тьму и размышляли каждый о своем, Адам спросил:

– Вы тут с капитаном Ли… развлекались?

Эдит прищурилась, глядя в туман, и крепче сжала подрагивающий рычаг:

– Штурман, это совершенно не твое дело.

– Да, конечно. Прости. – Он помолчал, потом предложил: – Что, если мы обменяемся секретами? Я расскажу тебе о своих планах, а ты мне – о том, что у вас было с Ли.

– Вот так просто? Обменяться секретами, как блюдами за столом: белое мясо на красное, масло на джем и тому подобное? – Она, разумеется, не стала уточнять, что Адаму нечего предложить для обмена. «Секрет», который штурман с таким восторгом от нее скрывал, однозначно включал реки из золота и деревья из серебра. Или наоборот? Эдит слышала обе версии. Много раз. Существовала лишь одна причина, по которой кто-то когда-либо хотел подняться на вершину Башни.

Но ей было его жаль, потому что сейчас они спешили навстречу разочарованию, и она решила поделиться частью ответа, которого он не заслуживал.

– Скажу так: этот опыт заставил меня с подозрением относиться к доброте незнакомцев.

Скамья под ними дернулась, когда машина, цепляясь тремя лапами, занесла четвертую над трещиной. Они затаили дыхание, чувствуя, как движитель отдаляется от стены. Потом четвертая лапа снова отыскала опору, и их потянуло обратно к обширной груди Башни.

– Я тоже усвоил этот урок, – сказал Адам, ослабляя хватку на перилах. – Так хорошо усвоил, что всех, кого встречал, учил не доверять незнакомцам. И я был очень убедителен, пока не познакомился с капитаном. – Он покопался в воспоминаниях. – Вот беда. Я все еще ему обязан. Его недостатки не освобождают меня от долга. – Сжав губы, он пошевелил челюстью, как будто обсасывал фруктовую косточку. Эдит видела, как он пытается заставить себя сказать больше. – Трудно безоглядно верить тому, кто подсел на крошку. Я… – он подыскал самые дипломатичные слова, – очень обеспокоен.

Гул Башни, который секунду назад был едва слышен, сделался громче. Вскоре он заглушил дребезжание движителя под ними. Воздух, ранее теплый, сделался горячим. В ореоле зыбкого света их фар появилось кое-что новое: вертикальный бордюр. Эдит подвела машину чуть ближе, и они увидели железные планки огромного вентиляционного отверстия. Они могли только догадываться о его размере по потоку горячего воздуха и реву, который он издавал. Казалось, в шее Башни появились огромные жабры.

Они отправились дальше, и бордюр исчез. Рев превратился в рычание, а затем в ворчание. Эдит и Адам, оба бывалые воздухоплаватели, хранили стойкое бесстрастие, никоим образом не изумленные, как будто невозмутимость и превосходство над страхом могли защитить их от неизведанного.

Эдит вернулась к его последним словам, как будто разговор и не прерывался:

– Вполне разумно, что ты обеспокоен. Если сейчас ты не можешь верить в капитана, верь в меня. Я полна решимости помогать ему и поддерживать его, но, если станет ясно, что он не справляется с обязанностями, я вмешаюсь – в этом и будет заключаться моя помощь и поддержка. И это все, что мы оба скажем по этому вопросу.

– Слушаюсь, сэр. Спасибо, – сказал Адам, и впрямь чувствуя, как на время успокаивается.

– Итак, ты собираешься рассказать мне о своей карте сокровищ или нет?

– Ты рылась в моих вещах!

– Ничего подобного. – Эдит раздраженно тряхнула головой. – Это было бы слишком просто, Адам. А если кто-то еще спросит о твоей карте сокровищ, единственный правильный ответ: «Какая карта сокровищ?»

– Это дневник, а не карта, – угрюмо ответил молодой штурман. – И откуда ты узнала?

– Никто не отправляется на крышу, чтобы погулять. А что касается карт, я видела десятки – и дневников, и предсказательных жезлов, специальных очков, которые показывают скрытый путь, и даже астролябию, которая позволяет почерпнуть мудрость звезд и определить путь к золоту. Везде, где есть стареющие воздушные волки, пытающиеся запихнуть мозги в бутылку, имеются и карты сокровищ на продажу. Все слышали о сокровищах на вершине Башни.

– Ну, если они так знамениты, почему их никто не забрал?

– Потому что их нет! Вершина Башни – это лишь крыша, окутанная густыми тучами. Вот истинный виновник печального жребия всех этих экипажей: они разбились в тумане. Вдребезги.

– Но… ты никогда не слышала об искровиках?

– А молнии здесь при чем?

Он фыркнул в раздражении:

– Но деревья из серебра…

– …и реки из золота, – закончила она. – Адам, мне не нравится разбивать твои мечты, но на вершине совершенно ничего нет.

Неубежденный, он поерзал под веревкой и развернулся лицом к старпому:

– Ну хорошо, допустим, эти корабли врезались в Башню. С нами такого не случится. Возможно ли, что мы первыми окажемся на вершине Башни? Если только ты там уже не побывала с Ли?

– Нет, конечно нет, – сказала Эдит. Она не видела смысла спорить. Адаму придется самому узреть вершину и убедиться в ее правоте. И так как они почти добрались, какой вред в потакании ему? – Возможно, я ошибаюсь. У тебя будет куча времени, чтобы разведать и рассказать, что ты нашел.

– Значит, ты признаешь такую возможность. Выходит, есть некоторый шанс, что я столкнусь с опасностью. Возможно, я больше никогда не увижу тебя, сестру или кого-то еще.

– Допустим. Но без опасности не бывает приключений.

– Именно. Так что для меня, как для члена экипажа и друга, вполне разумно озвучить последнюю просьбу.

– Продолжай.

– Мне очень любопытно узнать, был ли у тебя роман с капитаном Ли?

– Так вот о чем ты просишь на прощание? О возможности сунуть нос в мои дела? – Эдит сердито фыркнула, но в глубине души любопытство юноши ей польстило. Тем не менее она не была готова сдаться под натиском его дерзости. – Поверить не могу, что ты не попросил что-то передать сестре. Вот в чем смысл последней просьбы. «Скажите родным, что я их люблю» – и все такое.

– О-о, она этому не поверит, – отозвался он, пренебрежительно взмахнув рукой. – Кроме того, пойми, одна из причин, по которой я так счастлив быть здесь на свежем воздухе, заключается в том, что мне не нужно гадать, что ей сказать. У нас никогда не было ничего общего. Такова правда. Мы редко разговариваем. Она не знает меня. – Он остановился, чтобы поразмыслить над сказанным, сам удивленный признанием. – И я не уверен, что знаю ее. Но я точно знаю, что устал быть ворчуном. Я устал быть ненужной матерью. Я думаю, она устала убегать от меня, и ее трудно в этом винить. Возможно, пришла моя очередь сбежать.

Когда Адам поднял взгляд, Эдит увидела, как сильно он измучен чувством вины. И с внезапностью румянца, который бежит по шее и заливает щеки, она вспомнила, каково это – быть в его возрасте и пытаться исполнять непосильный долг.

Старпом перевела дух.

– Сфинкс дал мне руку, и, пока я восстанавливалась, Ли начал оказывать мне знаки внимания, – проговорила она с некоторым трудом. – Ты должен понять, что это длилось несколько недель.

– Ты была в него влюблена?

– Это самое отвратительное слово, которое можно подобрать, Адам. Нет. Это был не роман, это была не любовь. Ты этим заразился от нашего капитана. Меня недавно… – Она не смогла выговорить слово и закатила глаза от собственной неловкости. – Меня недавно искалечили, и я чувствовала себя непривлекательной. Нет, это тоже неподходящее слово. Я чувствовала себя погубленной. Я спрашивала себя: увидит ли кто-нибудь другие части моего тела, кроме этой? – Она кивнула на пустой рукав. – Ли просто выбрал правильную минуту. И Том… – Ее голос дрогнул. – Капитан был так добр ко мне в Салоне, что я подумала: а вдруг в Башне есть и другие добрые люди? И возможно, они существуют. Но Ли не был одним из них.

– Он сделал тебе больно?

– Нет-нет, ничего подобного. Мне понравилось. Это помогло мне прийти в себя. А потом мы ушли отсюда – и все закончилось. Оказывается, по его мнению, я была единственной юбкой в порту, и он мною воспользовался. Что справедливо, ведь я-то думала, что это я использую его.

Эдит почувствовала себя в некотором роде вознагражденной потрясенным видом Адама.

– Это оказалось хуже, чем ты предполагал?

– Нет, намного лучше. Такой ты мне больше нравишься, – сказал он с улыбкой. – Это дает мне надежду думать, что…

Эдит дернула рычаг управления. Движитель споткнулся, отыскивая опору на испещренном оспинами и выветренном камне, а затем затих, когда она отпустила рукоять. Стеноход стоял на краю.

Дальше подниматься было некуда – Башня закончилась.