Фердинанд не мог говорить, но мог свистеть. Не насвистывать песни или мелодии. Просто издавать единственную невыразительную ноту. Свист для него был рефлексом, сигналом, встроенным хозяином. Хозяин сравнивал это с таймером для варки яиц, хотя Фердинанд понятия не имел, что такое яйца и зачем им таймер. Он знал одно: стоило выполнить некое задание, и что-то внутри начинало свистеть, и ходячему локомотиву это нравилось.

Ему очень хотелось петь. Музыка – замечательная штука. Песня, даже хорошо знакомая, способна удивлять. А еще она способна раз за разом пробуждать ощущение счастья или грусти.

Щедрый хозяин каким-то образом прознал о пристрастии Фердинанда к музыке, о том, что она доставляет ему удовольствие, и установил в похожей на шкаф огромной груди автомата музыкальный проигрыватель. Устройство играло мелодии с помощью медных барабанов со множеством маленьких выступов, которые задевали зубцы стального гребня. Песни эхом отдавались внутри, пульсируя в унисон с трубопроводом его сердца. Фердинанд мог их менять по своему усмотрению. Надо было лишь открыть грудную клетку и переставить барабаны. Песен было три. Он любил их все. Одна грустная, одна веселая, и еще одна – для погони.

Вот ее он и слушал на этот раз.

Она его возбуждала. Ему хотелось пробежаться по коридору туда-сюда, но он знал, что так нельзя. Бегать в коридоре – неправильно: от этого рвались ковры, расшатывались болты в подъемном механизме и, самое главное, злился Байрон.

Но музыка скапливалась внутри него, как пар в котле. Она говорила: «Пришло время погони!» Она задавала вечный вопрос: «Как быстр твой бег?» Она пела, словно хор: «Байрона тут нет, чтобы тебя остановить!»

«Мистера Уинтерса», похоже, ничуть не встревожило то, что от ходячего локомотива начала исходить звонкая, веселая музыка, а вот Адаму происходящее показалось немного зловещим. Фердинанд стоял достаточно далеко, в конце коридора, и, хотя его огромное лицо-диск было обращено в их сторону, автомат никак не продемонстрировал, что заметил беглецов.

Адам бросил взгляд на стену «каньона», обклеенную ободранными розовыми обоями, на белые двери, многочисленные, как ячейки в шкафу для какой-нибудь коллекции. Он попытался представить себе, каким выглядел дом Сфинкса, когда был новым, полным жизни и благородных гостей, которые пытались впечатлить хозяина. В нынешней потертой обстановке вообразить такое было непросто.

Прежде чем нырнуть под ковер, который утыкался в порог их апартаментов, старпом посмотрела на него, прижавшись к косяку. Она перевела дух и с головой ушла под пыльную ткань, лысую, как локоть гончей.

Выпуклость под ковром удалялась по коридору. Что ж, ничего не поделаешь – надо идти следом! Адам опустился на живот и влез под складку, которую Эдит оставила позади.

Понадобилась всего секунда, чтобы он дезориентировался в духоте. Он попытался не отставать от каблуков Эдит, но тут же потерял их из вида и совершил ужасную ошибку – открыл единственный глаз. Вековая пыль и песок, потревоженные движением, ослепили его. Плетение ковра над головой, грубое, как бычий язык, царапало кожу и цепляло волосы. Ковер вонял от нечистот: пятна, гниль, паразиты… Они как будто забрались в древнюю нору, облюбованную поколениями барсуков и лисиц. Он всей душой пожелал отступить, но зловонный туннель позади уже обрушился. Нет, это не логово зверя; это самая настоящая могила.

Адам спросил себя, с чего вдруг Эдит постукивает по полу. Пытается привлечь его внимание? Ну и как он должен ответить, не подавившись пылью? И не она ли предупреждала о том, что у Фердинанда отличный слух? Без сомнения, легкого стука было бы достаточно, и незачем ей так тарабанить. Но все же ритм нарастал, делался настойчивей, как будто буровая установка вгрызалась в землю.

Он наконец-то понял: Эдит не подавала знаков. Это Фердинанд бежал по коридору.

Заметили их или нет, не имело значения. Великан приближался, и надо было убираться из-под ног.

Эдит отбросила ковер, и тот всем весом упал на Адама, мешая удрать. Увидев, что времени на его освобождение не осталось, она выпрямилась и взмахнула рукой, словно стрелочник.

– Стой! Не бегай по коридору!

Ходячий локомотив несся на них, словно бык, и Эдит задалась вопросом, сможет ли он вовремя остановиться, даже если захочет. Тучи пыли взметнулись под аккомпанемент восторженного визга суставов. Ковры свернулись, как стружка от точилки для карандашей. Зажмурившись так крепко, что в голове вспыхнул фейерверк, Эдит бросилась ничком на Адама и стала ждать конца.

Он все не наступал.

Среди внезапной тишины раздалась громкая мелодия музыкальной шкатулки.

Подняв лицо от плеча Адама, Эдит обнаружила нависшую над ними луноподобную физиономию гиганта. Из похожей на бадью груди раздавалась звонкая и быстрая детская мелодия. Фердинанд присел, оказавшись с нею вровень, и свечение его лица достаточно побледнело, чтобы она смогла увидеть за линзой механизм – верчение и кручение деталей, из которых состоял разум великана. Зрелище было тревожным и захватывающим.

Потихоньку вернув себе достоинство, они с Адамом поднялись под пристальным взглядом стража.

– Спасибо, Фердинанд, – сказала Эдит. – Теперь, пожалуйста, отойди. Не надо так к нам прижиматься.

Движитель сделал неуверенный шаг назад – его конечности, по-видимому, не были приспособлены для движения наоборот. Он уперся рукой в стену, чтобы не упасть, и из-под розовых обоев посыпалась штукатурка.

– Он тебя послушался, – пробормотал Адам, чье лицо от пыли сделалось бледным. – Почему он тебя послушался?

Эдит пригладила взъерошенные темные волосы:

– Понятия не имею. Может, он слушается любого, кто на него рычит.

– Ладно. Я попробую. – Адам вскинул подбородок навстречу грозной железной фигуре. – Фердинанд, выключи музыку!

Лицо Фердинанда засветилось чуть ярче, но больше ничего не произошло.

Адам кивнул Эдит, предлагая ей попытаться. Она повторила приказ, и ходячий локомотив, открыв ящичек в груди, отделил цилиндр от проигрывателя.

– В чем же дело? – спросил Адам.

– Может, в том, что я на службе у Сфинкса. Фердинанд думает, я его начальница.

– Я думал, теперь мы все служим Сфинксу.

– Это верно, но я блюстительница.

– Чего?..

Эдит быстро объяснила роль блюстителей в обеспечении мира – они были кем-то вроде правоохранителей, представляющих интересы Сфинкса, как правило благожелательные, как и сами блюстители. Как правило.

– Значит, ты кто-то вроде констебля?

– Не думаю, что моя должность так значима. Я скорее наемный головорез.

– Ни разу в жизни не встречал блюстителя.

– Неудивительно. Блюстители на самом деле чаще всего имеют дело с власть имущими, с элитой. Сфинксу наплевать на портовых рабочих и пиратов.

– Я не обиделся, – сказал Адам с печальным смешком.

– Я и не собиралась тебя обижать. Я и сама была пираткой.

– Не «была», – уточнил юноша. – Ты и есть пиратка.

– Ну, пока Сфинкс не решит иначе. В этом все дело, Адам. От этого я и пытаюсь тебя защитить. У меня нет никакой власти над тем, что будет дальше. Он может отправить меня работать в любой порт, в любой суд, на любую должность.

– Ты хочешь сказать, что можешь уйти? А как же Волета? А что насчет капитана? Ты можешь представить себе, как они будут жить без тебя? Ты как штурвал корабля! Ты не можешь уйти.

В его голосе слышалось возмущение, и Эдит это польстило – она улыбнулась.

– Я обещала присматривать за командой и слово сдержу. Надеюсь, это значит, что Волета останется со мной. Но есть вещи, которые мне не подвластны, Адам, и может настать день, когда вам всем будет безопаснее оказаться как можно дальше от меня.

Заиграл меланхолический ноктюрн. Они взглянули на колосса. Фердинанд все еще держал руку в груди, над вращающимся цилиндром. Кто бы мог подумать, что локомотив способен выглядеть пристыженным, но у Фердинанда неплохо получалось.

– Надо идти, пока никто не вызвал коридор на другой этаж, – сказала Эдит и провела Адама к лежащему неподалеку ковру, украшенному синим медальоном.

Повернувшись к Фердинанду, который пошел следом, она проговорила:

– Спасибо, что проводил нас. Пожалуйста, не считай себя обязанным остаться.

Когда Фердинанд не двинулся с места, она прогнала его взмахами руки. Гигант неуклюже повернулся – в узком коридоре ему было тесно – и побрел прочь, а музыка продолжала плакать у него в груди.

Мысль о том, что в доме Сфинкса живут лошади, приводила Адама в смятение. За ними было бы невозможно ухаживать, кормить, особенно на такой высоте, вдали от всего естественного и необходимого для животных. Неужели Сфинкс выводил скакунов на прогулку по коридору? И они паслись на коврах? Нелепость какая-то.

И все же, когда Эдит открыла дверь, он увидел сено, разбросанное по дощатому полу очень убедительно выглядящей конюшни. Он подобрал соломинку, сломал и вдохнул острый запах. Нахлынули воспоминания о заросших травой равнинах детства. Он улыбнулся и не стал прятать радость от Эдит; ей, похоже, здесь тоже очень нравилось.

– Как ты нашла это место?

– Ли показал.

– Капитан Ли? Удивлен, что Сфинкс позволил ему бродить где вздумается.

– Это была всего лишь небольшая экскурсия. Хозяйского разрешения мы не спросили.

По обе стороны от главного прохода расположились стойла из грубой древесины. Посматривая на ходу то налево, то направо, Адам с разочарованием обнаружил, что они пусты и лишены любых признаков лошадей: ни уздечек, ни кормушек, ни навоза или инструментов для его уборки, а также никаких щеток, попон или ведер. Не считая разбросанной по полу соломы, конюшня была всего лишь декорацией. Что ж, логично. Какой толк здесь от лошади? В экипаже по фасаду Башни не прокатишься. И все-таки он не мог не почувствовать себя немного обманутым.

А потом оказалось, что последнее стойло занято – причем самым странным конем, какого Адаму случалось видеть.

У существа не было головы, но зато имелось шесть ног, в два ряда по три штуки, и еще скамейка, прикрепленная к плоской спине. Подвижные ноги заканчивались пальцами, которые изгибались и разделялись, как выступ-зубец молотка. Машину из стали и латуни, по-видимому мертвую, покрывал толстый слой пыли.

Адам спросил, что это такое, и Эдит назвала устройство стеноходом – это был, по ее словам, последний стеноход из тех, что построил Сфинкс много лет назад с целью переправки пассажиров вверх и вниз по Башне. Когда-то их были тысячи.

– И он работает?

– Точно работал, когда я была здесь в последний раз.

Эдит обошла движитель, поглаживая его и воркуя, как будто успокаивая лошадь. «Скакун» был широким и приземистым, как фермерская повозка, и, не считая парочки грязных защитных решеток, его механизмы ни что не прикрывало. Она открыла лючок в задней части машины и достала длинный стеклянный цилиндр, в котором было чуть больше половины красной светящейся жидкости.

– С батареей все в порядке. – Эдит засунула ее на место.

– Как мы собираемся пройти мимо огромного привратника, который ушел с «Облаком»?

– Ты имеешь в виду Генри? Мы обойдем доки. Существует сеть служебных туннелей, и некоторые выходят на поверхность.

Обогнув машину и приблизившись к пассажирскому месту, Адам увидел, что в пространстве для ног что-то есть – и даже много чего. Он достал пустую бутылку из-под вина и свернутый кусок яркого шелка, на поверку оказавшийся халатом.

Адам вопросительно уставился на Эдит, и она с трудом сглотнула ком в горле, а потом выдавила из себя:

– Это нам не понадобится.

– Ну да, конечно. – Адам выложил вещи на пол рядом с повозкой, все еще не понимая, как быть с этим забавным открытием.

Она уперлась ботинком в согнутое колено стенохода и запрыгнула на водительское сиденье.

– Вперед. Я должна вытащить тебя и вернуться, пока все не проснулись.

Адам тоже занял место на скамейке и взял конец веревки, протянутый Эдит. Происходящее слегка смахивало на сон. Что халат капитана Ли делал в пространстве для ног последнего стенохода? Эдит указала на другой конец веревки, свисающий с его стороны:

– Затяни и завяжи как следует.

Он послушно обвязал веревкой их ноги.

Эдит выпрямилась, демонстрируя давние уроки верховой езды, полученные в былые времена, и топнула каблуком по доске в полу. Оттуда выскочил рычаг управления. В тот же самый миг движитель загрохотал, чихнул и ожил.

– Попытайся не вывалиться, – посоветовала она, берясь за рычаг.

Ощущения от езды напоминали одновременно лошадь и поезд, причем сочетали в себе худшие качества того и другого: машина подпрыгивала, как лошадь, но грохотала, словно поезд. Адам схватился за поручень. Эдит это слегка возмутило.

– Машина просто еще холодная, – прокричала она, и ее голос вздрагивал в такт вибрации.

– Ты на ней уже ездила? – Вопрос казался особенно актуальным, учитывая, что они собрались карабкаться вверх по отвесной стене.

– Ездила, да. Не водила, – сказала Эдит. – Но я знаю, в чем суть.

Она еще немного передвинула рычаг, и странный конь, проворно одолев угол между полом и стеной, продолжил двигаться.

Адам почувствовал, как сила тяжести норовит опрокинуть его на спину, и порадовался высокой скамье и веревке с узлами на коленях. Крыша стойла открылась над ними, как створки ворот, обнажив тусклые полосы электрического света, рассекающие каменную трубу.

Машина пустила в ход свои хваталки и начала энергично подниматься.