Однажды дождливым субботним утром, много лет назад, Сенлин купил билет и сел в поезд без багажа. Он чувствовал прилив бодрости и нетерпения. Он смотрел в окно, но не видел, как приятная сельская местность пролетала мимо, потому что был слишком занят мыслями о будущем.

Через два часа он высадился на сельской станции, сводившейся к нескольким доскам, уложенным поверх коровьего пастбища, и присоединился к толпе горожан, которые месили ботинками грязь.

Любопытство заставило их всех отправиться на последнюю станцию главной линии, чтобы увидеть, как роют канал.

Конечно, Сенлин и раньше видел каналы – и, хоть они представляли собой достойные образцы инженерного мастерства, его бы не выманила из уютного кресла этим тоскливым утром перспектива поглядеть, как копают какую-нибудь траншею. Нет, он проделал этот путь вместе с сотнями родственных душ, чтобы мельком узреть кое-что совершенно новое: паровой экскаватор.

Машина немного напоминала дракона, каким его рисуют дети – из кружочков и палочек. Вместо шеи у экскаватора была железная стрела, вместо брюха – котел. Кочегар кормил его углем лопатой, и он выдыхал пар через большую «ноздрю» в спине. Вместо головы у зверя было рогатое ведро, которое пожирало землю, зараз вытаскивая из холма столько, сколько поместилось бы в тележке. Посреди сотен зрителей, которые сняли шляпы и привстали на цыпочки, Сенлин выискал местечко, чтобы посмотреть, как сотворенный человеческими руками левиафан прогрызает холм насквозь. Это было завораживающее зрелище.

Тем не менее было что-то немного тревожное в неисчерпаемой силе двигателя. Кочегар и водитель, отработав вахту, отправились пообедать и отдохнуть, но их место заняли другие, и паровой экскаватор продолжил труд.

К концу дня он сожрал три холма и пятьсот ярдов изумрудной травы.

Сенлин удивился бурным чувствам, которые вызывала машина. С одной стороны, он не мог смотреть на такую стремительную индустрию без оптимизма, без веры в будущее человеческого прогресса. С другой, он не мог не чувствовать себя лишним в этом процессе. Если одна машина могла выполнять работу стольких людей, что они будут делать? Через тысячу лет, когда автоматический двигатель отберет у человека последнюю работу, будет ли это означать полное освобождение или порабощение расы?

Эти вопросы мучили его всю дорогу домой.

По сравнению с машиной, которая опустилась на их корабль под покровом темноты, паровой экскаватор из прежней жизни Сенлина показался бы крошечным. Огромный движитель напоминал пиявку. Его черное тело изгибалось по-змеиному плавно. Он низвергнулся со стропил на ничего не подозревающее «Каменное облако» с ужасающей грацией.

Он потянулся к ним, разевая пасть, достаточно широкую, чтобы в ней поместилась карета с лошадьми. Заполняющие эту пасть зубчатые колеса закрутились все одновременно. Металлический шум перешел в рев. Коснувшись оболочки корабля, существо сомкнуло челюсти и мгновенно высосало газ. Да и обвисший шелк всосало, как лапшу из миски. «Пиявка» разорвала тросы и воздуховод, и все это обрушилось на команду корабля. Замерев, как причальные тумбы, они уставились на неистовую зубастую пасть, ожидая, что их сейчас проглотят.

Потом металлический скрежет стих, визг и лязг сменились тишиной. Отяжелевшая «пиявка» с усталостью обжоры удалилась, оставив после себя безмолвие, которое нарушал лишь гул сердцебиения в ушах.

Сенлину на щеку упала капля черного масла, похожая на слезу.

Он ее вытер и изучил темный блеск на кончиках пальцев. Его потрясенный ум смутно признал два факта. Во-первых, находясь внутри Башни, он внезапно смог все разглядеть, как если бы стоял под солнцем. Во-вторых, левиафан с металлической головой проглотил их оболочку, но корабль не упал с высоты.

С балок над головой лился электрический свет сотен полированных колпаков. Огромные двери, через которые они вошли, снаружи выглядели каменными, а изнутри их покрывали стальные пластины, покрытые заклепками размером с человеческую голову.

Это был какой-то ангар. Центральный канал соединял десятки подковообразных доков, в большинстве которых стояли воздушные корабли, скрытые под огромными белыми саванами. Сцена напоминала закрытую загородную усадьбу: просторную, заполненную крытой мебелью и зловещую.

Доки и мостки вокруг них кишели большими и маленькими движителями. Некоторые напоминали раков-отшельников с коническими железными раковинами, завитыми спиралью, из-под которых торчали крючковатые лапы. Другие, похоже, создавались по образцу сороконожек и жуков, в броне из латуни, со жвалами и суставами, из которых вырывались облачка пара. Их глаза и брюшки излучали знакомый красный свет. И конечно, они выглядели красивыми, как рука Эдит, и ничуть не менее пугающими.

Но все эти суетящиеся машины – некоторые размером с карету – выглядели игрушками по сравнению с чудовищным движителем, который удерживал их корабль «на плаву».

Перегнувшись через перила, Сенлин увидел, что́ не дает им упасть: железные ноги колосса. Слоноподобные лапы заполняли дно канала. Руки существа были большими, как товарные вагоны, а чудовищные ладони держали корпус «Каменного облака», словно он был не тяжелее буханки хлеба. Лицо колосса было белым, чистым циферблатом, большим и сияющим, как часы на городской башне. Хотя у него не было глаз, Сенлин не сомневался, что гигант изучает его и приходит к какому-то выводу.

Колосс зашагал.

Корабль качнулся, и Сенлина отбросило назад, в объятия команды. Гулкое эхо шагов гиганта грохотало в ангаре снова и снова, как будто где-то стреляли из пушки в склон холма. Корабли под чехлами проносились мимо, дуговые лампы дергались и приплясывали, словно пьяные звезды.

А потом они внезапно достигли конца ангара, и корабль под ними резко накренился. Их скинули с палубы, как игральные кости из стакана на стол, и они покатились, сталкиваясь друг с другом, по жесткой стальной платформе.

Сенлин поднял взгляд и увидел, что гигант уже поворачивается и уходит, унося с собой корпус его корабля.

Он спросил, не ранен ли кто-нибудь, и был рад услышать, что нет, – впрочем, вполне вероятно, что у всех сотрясение и внутреннее кровотечение и лишь гнев от того, каким образом их вышвырнули из «Облака», не дает им умереть на месте.

– Вот мы и остались на корабле, – проговорила Волета, выбираясь из-под товарищей. Пискля выскочила из ее воротника, дважды обежала вокруг шеи и спряталась снова.

Эдит было труднее встать, чем остальным: движитель, вывалившийся из перевязи, сместил ее центр тяжести.

– Ирен, ты не могла бы взять Волету за руку?

– Это шутка? – спросила Волета, и по выражению лица старпома поняла, что нет. Она взяла протянутую руку амазонки без возражений, хотя и почувствовала себя совершенным ребенком.

– Это обычное приветствие? – спросил Сенлин у Эдит.

– Нет. Видимо, мы сделали что-то не так.

– Уже? Это быстро даже по нашим меркам. – Сенлин помог Эдит вложить механическую руку в перевязь. – Ну и привратник у этого Сфинкса!

С короткой площадки, на которой они стояли, открывался потрясающий вид на ангар, на манящую сокрытую армаду, вокруг которой кишели шагающие и ползающие движители. Адам, разинув рот, уставился на краба в медном панцире, который неподалеку занимался каким-то узлом, выстреливая изо рта ослепительно яркую искру.

– Взгляните-ка, он же сварщик. Интересно, им кто-то управляет или у него имеется что-то вроде шестереночного разума.

Адам как зачарованный подался к автомату, но Ирен крепко его схватила и рванула назад.

– Не надо, – сказала амазонка.

– Ох, ну перестань, Ирен. Это одна из самых фантастических вещей, которые я когда-либо видел.

– Она права, Адам, – сказал Сенлин. – Давайте не будем ничего трогать. – Все еще сбитый с толку, он прижал руку ко лбу и огляделся. – Мистер Уинтерс, что-нибудь подстегнуло вашу память?

– Ну, вот это я определенно помню. – Она указала на зеленую медную дверь в конце платформы – круглую, как монета, и высокую, как дом.

На ее поверхности выступал замысловатый узор. Фигуры шли друг за дружкой по всему периметру «колеса», и каждая несла кирпич на плечах, в руках или на голове. Кирпичи были позолоченными и выделялись на окислившейся поверхности. В центре красовалась надпись: «Зодчий».

Пока они изучали это слово, оно наклонилось и застывшие фигуры пришли в движение. Дверь откатилась в сторону, за нею кто-то ждал.

Он был одет в малиновый мундир с черным кантом, с пышными золотыми эполетами на квадратных плечах. Руки у него были латунные, но казались тоньше и проворнее, чем крепкие пальцы Эдит. Однако все это затмевала голова, которая – как и шея – была не человеческой, а оленьей.

Оленьи рога элегантно ветвились над широко расставленными подвижными ушами. Взгляд темных и ярких глаз существа был проницательным и поразительно умным.

– Байрон… – скривилась Эдит, словно имя было кислым.

– Эдит. Ты вернулась, – ответил олень без намека на теплоту. Его голос был странно скрипучим, словно некто старался говорить, намеренно сужая диапазон. Олень поднял руку – и, хоть рукав красивой униформы ее скрывал, было видно, что конечность движется с машинным безупречным изяществом. – Вижу, ты уже сломала движитель. Какой сюрприз. По головам лупила или по доскам?

Волета ахнула.

– Я совершенно забыла тебя, Байрон. Это был замечательный период моей жизни.

– Да, я слышал, что люди с поврежденным мозгом вполне счастливы. Этого я и хотел для тебя, Эдит: чтобы ты была счастлива, сколько бы ударов по голове для этого ни понадобилось.

– Простите, вы… тот самый Сфинкс? – спросил Сенлин, обращая на себя внимание оленя.

– О, какой забавный идиот! – откликнулся олень. – Ты ведь только что слышал, как она дважды назвала меня Байроном. Где капитан Ли? Он хоть мог поддержать беседу.

– Мертв, – сказала Эдит.

– Мертв? Хм. Уверен, его вши убиты горем.

– Какой же ты отвратительный! – Голос Волеты дрожал от смеха.

Олень обратил в ее сторону длинную, изящную морду и как будто улыбнулся. У него были очень красивые, изогнутые ресницы.

– А ты выглядишь как ершик для мытья посуды.

Изумленный появлением говорящего лесного существа, Сенлин лишь теперь осознал, что располагалось за круглой дверью. Перед ними лежала мощеная улица, по сторонам которой возвышались каменные здания. Фасады и старые сланцевые крыши были влажными от капающей воды с трубопровода наверху. Огромные улитки с нефритовыми раковинами ползали по трубам, и оставленные ими серебристые следы виднелись повсюду в свете уличных фонарей, покрытых слоем сажи.

Красный ара, сидящий на вывеске пивной, хрипло прокричал:

– Пора идти! Пора идти!

Сенлину понадобилось несколько секунд, чтобы понять: он стоит на пороге Цоколя или, по крайней мере, той его части, которая умещалась в небольшом помещении. В отличие от настоящего Цоколя, переполненного нищими и паломниками, «модель» была необитаема. За зданиями, которые выглядели разрезанными пополам, поднималась стена самой комнаты. Впереди них, в конце мостовой, виднелась белая дверь.

– Почему он взял наш корабль? – спросила Эдит.

– Генри забрал ваш корабль? Как странно. Вы же использовали сигнал, верно?

– Не совсем. Мы не знали, какой он.

– Ну, тогда вам повезло, что дверь открылась.

– Когда нам вернут корабль? – спросил Сенлин.

– Простите, мне кажется, вы перепутали меня с камердинером. – Байрон чопорно щелкнул каблуками ботинок и быстро двинулся вперед. – Давай, давай! Тебе придется все объяснить самой. Я этого делать не собираюсь.

Команда посмотрела на капитана. Эдит обнадеживающе улыбнулась, но он почувствовал, что не заслуживает такого. Он повел себя самонадеянно и не посчитался с ее сомнениями. А она все равно ему улыбается. Как будто делает чудесный подарок.

– Мы бывали и в более странных переделках, – уверенно произнес Сенлин. – Держитесь вместе. Следуйте за мной.

– Да, пожалуйста – следуйте за мной вслед за ним, – бросил Байрон через плечо, фыркнув. – Вперед, бесстрашный вождь! Эдит, честное слово – не знаю, где ты нашла этого осла, но прежний петух мне больше нравился. Ли, конечно, был далеко не подарок, но у него хоть со слухом не было проблем.

Насмешки Байрона не прекращались, пока он открывал белую дверь.

По ту сторону порога брусчатка сменилась шерстяными коврами. Вместо мшистых труб комнату обрамляла потолочная лепнина. Стены украшали шкуры, старинные гербы и пыльные газеты в рамах. На барной стойке из темного дерева выстроились графины и бокалы, блестя в свете очага. В углу возвышалось знакомое существо. Мохнатая лапа зверя застыла над головой, словно у нетерпеливого ученика, готового отвечать.

– Этот паукоед стоит неправильно, – заявил Адам. – Видно, что тот, кто им занимался, никогда не видел живую тварь.

– Молчуном ты мне больше нравился, – отрезал Байрон.

Сенлин и Эдит разделили другое воспоминание. Сделав шаг, они вернулись в Салон – к тому, с чего все началось. На Эдит накатила непривычная тоска. Когда-то она была туристкой, когда-то она верила, что сможет покинуть Башню, стоит только захотеть…

По другую сторону комнаты их ждала другая белая дверь, и они вошли в нее вслед за Байроном, отругавшим их за медлительность.

За порогом был кованый железный мост, который звенел и дрожал под ними. Вода затопила пол, хотя глубина казалась небольшой. Потоки воздуха из низких вентиляционных отверстий пробуждали на воде рябь, изящную как кружево. На потолке вертелся зеркальный шар, рисуя на их коже изысканные узоры. Все четыре стены охватывала единственная фреска, изображающая залитые солнцем кафе и разноцветные киоски, не похожие друг на друга.

Сенлин смутился, вспомнив время, проведенное в Купальнях: он был такой наивной и неуклюжей пешкой и все же необъяснимым несправедливым образом спасся, в то время как Тарру превратили в хода, а Огьера убили. Какая нелепость!

– Хватит выпендриваться, Байрон. Они очень впечатлены, но никто не хочет осматривать всю Башню.

– Я бы хотела, – заметила Волета, но, когда «мистер Уинтерс» нахмурила брови, мигом исправилась: – То есть нет. Ничуточки.

– И для каждого кольцевого удела устроена отдельная комната? – спросил Сенлин.

– Да. Они должны заставить наших гостей чувствовать себя как дома.

Ирен окинула безвкусные декорации хмурым взглядом:

– Не получается.

– Наверное, это потому, что ты не гость.

– Почему мы идем этим путем, Байрон? – спросила Эдит.

Большие, похожие на лилии-каллы уши Байрона опустились, рот сжался.

– Ты ведь понимаешь, что большинство цивилизованных посетителей находят модельные комнаты захватывающими, а мой тур – увлекательным?

– Пожалуйста, мы можем пройти в коридор?

– Я и не собирался водить вас по всем комнатам, – продолжил Байрон. Сенлин едва ли мог интерпретировать напряженное выражение лица проводника, но ему показалось, что олень строит недовольную гримасу. – Я лишь подумал, что этот путь… приятнее.

– Фердинанд там?

– Ну еще бы! Если бы он смог пролезть через дверь, сейчас наступал бы мне на пятки. Какой-то позор! Он следует за мной повсюду, ни минуты покоя. У него испортился характер, Эдит. Напрочь испортился.

– Кто такой Фердинанд? – спросил Адам.

– Идем, идем, – поторопил Байрон, поворачивая на мосту направо и выходя через другую дверь.

Выйдя из проработанных до мелочей моделей кольцевых уделов, они оказались в поразительно ветхом широком коридоре. Пол, покрытый многими слоями ковров, которые перекрывали и наползали друг на друга, как влажные осенние листья, был губчатым и пах плесенью. Розовые с белым обои пестрили дырами и потертостями. Череду белых дверей по обе стороны время от времени прерывали неглубокие альковы, украшенные алебастровыми бра и картинами, чьи сюжеты терялись в тени.

На первый взгляд коридор был непримечательный – словно в заброшенном отеле или непопулярном санатории. Но надо было всего лишь взглянуть вверх, чтобы понять, чем он отличается от всех этих прозаичных туннелей, ибо всего лишь в паре футов над головами располагалась точная копия их уровня, вплоть до вереницы дверей и подернутых дымкой картин. Над этой итерацией находилась еще одна, а выше нее – другая. Они стояли на дне каньона со стенами, оклеенными розоватой бумагой и содержащими тысячи дверей, недоступных для всех, кто попытался бы попасть внутрь, и предположительно смертельных для любого, кто хотел бы выбраться. Это было головокружительное зрелище.

И все-таки в тот миг их вниманием завладело нечто иное: механический гигант, мчащийся по коридору.

Он напоминал колосса, который унес их корабль, и хотя был вчетверо меньше исполинского швейцара, все равно оказался достаточно большим, чтобы Ирен рядом с ним выглядела ребенком. Плечи его были широкими, ноги толстыми, руки свисали до пола. Он смахивал – по крайней мере, на взгляд Сенлина – на плод невероятной любви локомотива и гориллы.

На бегу он грохотал и лязгал, как разматывающаяся якорная цепь. Чистый, белый диск, который заменял существу лицо, не позволял определить, видит ли оно их у себя на пути или нет. Создание резко остановилось вблизи от недрогнувшего Байрона, который, как выяснилось, орал, но из-за шума его никто не слышал.

– Не бегай! Не бегай! Ты опять порвал ковры. Плохой! Непослушный Фердинанд! Ну почему хозяин решил наделить ходячий поезд в двести девяносто тонн весом мозгами четырнадцатифунтового пса?

– Не стоит так говорить о своем брате, – упрекнула Эдит.

Байрон топнул на нее ногой – этот жест как-то лучше вязался с его образом, чем брюки с кантом.

– Еще раз его так назовешь – и я проткну тебе брюхо рогами.

Пока они говорили, Фердинанд наклонился и изучил каждого из вновь прибывших по отдельности. Адам не удержался и коснулся лица гиганта. Ощущение холодной стали было удивительным; существо казалось полным жизни.

– Он гений, – сказал Адам.

– Уверяю тебя, это не так, – возразил Байрон.

– Я о Сфинксе. Эти машины, ты сам, все это – я как будто заглянул в будущее, – проговорил зачарованный молодой человек.

Олень вскинул голову, обрадованный похвалой.

Фердинанд двигался одновременно быстро и неуклюже, словно пес, обнюхивающий гостей. Светящееся лицо шагающего движителя озарило их собственные лица, что лишь подчеркнуло тревогу, проснувшуюся в тот миг, когда он начал постукивать по их оружию пальцем, похожим на печную трубу.

– Вы вооружены? – пафосно вопросил Байрон и, прикоснувшись к горлу, изобразил ужас.

– Не притворяйся, что не заметил, – сказала Эдит, расстегивая пояс с мечом, пока Фердинанд продолжал в него тыкать. – Нас сбросили с корабля до того, как я успела объяснить… отвали от меня, Фердинанд!

– Он не позволит нам продвинуться дальше, пока вы не сдадите оружие. Ты знаешь, какой он заботливый.

Вслед за старпомом капитан и команда сложили пистолеты и сабли в руку Фердинанда. Ходячий локомотив спрятал оружие в шкафу в груди со всем безрассудным рвением низкооплачиваемого носильщика. Они поежились, услышав, как любимые штуковины звенят и гремят внутри него.

– И цепи тоже, – сказал Байрон, не глядя на Ирен.

– Но они держат мои штаны, – возразила амазонка, что было в значительной степени правдой. Скудный рацион не прошел даром.

– Ну, тогда хорошо, что у тебя две руки, – парировал олень.

– Хочешь, чтобы я разгуливала тут, поддерживая сползающие штаны? – Она попыталась грозно надвинуться на Байрона, но тот ее демонстративно проигнорировал.

– Честно говоря, я думаю, что ты лучшая кандидатура для этой работы, – высокомерно ответил он. – Но если хочешь, можешь ершик для посуды попросить, она поможет. – Он кивком указал на Волету.

Сенлин знал Ирен достаточно хорошо, чтобы заметить едва заметные изменения в ее позе, осанке и положении ног. Она готовилась атаковать. Сенлин встал между ними и вытянул голову так, что в какой-то миг Ирен уже не могла смотреть мимо него. Только после того, как их взгляды встретились, он заговорил, причем самым умеренным тоном:

– Мы должны внимательно просчитать эту ситуацию. Новых сведений слишком много. Надо не спеша и как следует подумать, надо отложить любую конфронтацию до крайней необходимости. И мы можем сделать это только благодаря тебе. Ты наше мужество, Ирен. Мы не ожидаем от тебя цепей или мощи; нет, мы ожидаем от тебя выдержки. Это все, что нам сейчас нужно.

Ирен вспомнила, почему ей нравился этот человек, почему она решила связать судьбу с его судьбой; несмотря на все его недостатки, он, по крайней мере, ценил ее и команду. Стоило помнить о том, как Финн Голл строил собственную жизнь, воспринимая жизнь Ирен будто бесплатное приложение.

И все равно в их нынешнем положении она чувствовала себя весьма неуютно.

– Сфинкс мне больше нравился, когда его не существовало, – проворчала она, отдавая цепи.

Довольный исполнением своего долга, колосс сделался достаточно дружелюбным, даже игривым. Байрон, продолжая отчитывать добродушного обитателя коридора, подошел к вделанной в стену латунной панели. На ней в три ряда располагались двадцать три пронумерованные кнопки. Он нажал одну, и коридор начал подниматься.

Никому из них даже в голову не пришло, что такой длинный пол на самом деле представляет собой подъемник – средство достижения белых дверей, расположенных столь высоко на стенах розового бумажного «утеса». От подъема дверь, через которую они вошли, как будто съежилась. Все вокруг них падало на пол. Это сильно сбивало с толку. Воздух гудел, и дрожь невидимой техники ощущалась сквозь слой ковров. В остальном их восхождение происходило довольно спокойно.

Без дальнейших объяснений надоедливый олень быстрым шагом припустил по коридору. Идя по полу, который продолжал двигаться, все чувствовали себя ужасно дезориентированными; казалось, они подымаются по склону холма, хотя на самом деле пол был совершенно ровным. На ходу они шатались, как жеребята. Байрон, привыкший к этому явлению, безжалостно шел в том же темпе.

– Сейчас об этом непросто догадаться, но когда-то давным-давно Сфинкс принимал сотни лидеров, сановников, интеллектуалов и деятелей искусств. Поскольку Сфинкс не мог позволить гостям свободный доступ ко всем изобретениям и экспериментам, он построил этот зал для управления потоком людей.

– Что произойдет, если открыть дверь, когда пола рядом нет? – спросила Волета, дергая Ирен за руку и пытаясь не отстать от марширующего оленя.

– Двери не откроются, пока не появится пол.

– А если я ее сломаю?

– Ты упадешь в яму, и никто не будет по тебе скучать.

Их восхождение остановилось в тот миг, когда они подошли к концу зала. Дверь перед ними выглядела так, словно вела в банковское хранилище. Байрон обернулся, чтобы изречь последнее оскорбление, но его собрат-движитель все испортил. Фердинанд распахнул двери.

Сфинкс – а это мог быть только Сфинкс – ждал на другой стороне. И они увидели, что Эдит не соврала. Он и впрямь был похож на ложку.