XV. Королева Презмира
Как леди Презмира открыла лорду Гро, что она хотела бы сделать с Демонландом, что должно было привести ее лорда к еще большей славе и величию; и как ее неосторожно громкая речь о своих планах стала причиной того, что лорду Кориниусу было обещано блаженство
В ту самую двадцать шестую ночь мая, когда лорд Джасс и лорд Брандок Дах узрели с самого высокого в мире пика землю Зимьямвии и Коштру Белорну, Гро прохаживался с леди Презмирой по западной террасе крепости Карсэ. До полуночи оставалось два часа. Было тепло, в чаше неба еще смешивались лучи заходящего солнца и восходящей луны. Легкий ветерок оживлял спящий воздух. Стены дворца и Железной Башни закрывали террасу от прямого лунного света, и в колеблющемся свете факелов качались тени. Из дворца доносилась бурная музыка и шум попойки.
Говорил Гро:
– Если твой вопрос, о Королева, скрывает желание, чтобы я ушел, я исчезну быстрее молнии, как бы это меня ни огорчало.
– Это просто праздный интерес, – сказала она. – Если хочешь, оставайся.
– Естественное свойство мудрости, – сказал он, – следовать за светом. Когда ты покинула зал, мне показалось, что все огни пригасли.
Он взглянул на нее сбоку при свете факела, и ему показалось, что в ее лице отражаются мрачные мысли. Она была красавица из красавиц, статная и царственная, на голове ее сверкала золотая корона с темными аметистами. Краб надо лбом был хитроумно выполнен из серебра, и в каждой клешне держал хризолитовый шарик размером с яйцо дрозда.
Лорд Гро сказал:
– В мои планы входило посмотреть на небесное созвездие, которое смертные называют Волосами Береники, и понять, могут ли эти звезды сиять ярче твоих волос, о Королева.
Некоторое время они ходили молча. Затем она произнесла:
– Вымученная учтивость твоих фраз не вяжется с нашей дружбой, милорд Гро. Если я не рассердилась, то только потому, что считаю их продолжением громких слов, сопровождающих наполнение чаш и восхваление Короля в эту ночь из всех ночей, когда все мы вспоминаем, как был наслан Враг, и как мы отомстили Демонланду.
– Госпожа, – сказал он, – забудь свои печали. Неужели тебе мало, что Король оказал такой почет твоему мужу Корунду, поручив ему безраздельно править всей Бесовией? Все заметили, что ты была не рада, когда сегодня сам Король надел корону на твою голову, чтобы ты носила ее вместо своего великого мужа до тех пор, пока он не вернется и востребует ее. Мне казалось, что корона и то, как Король хвалил Корунда, должно было заставить твои щеки порозоветь от гордости. Но это не смогло развеять твои печали, подобно тому, как слабые лучи зимнего солнца не могут растопить черный лед на пруду.
– Короны сейчас – дешевый мусор, – сказала Презмира. – Уже двадцать королей служат нашему Королю, как лакеи, а он возвышает лакеев до королей. Тебе не кажется, что радость от этой короны несколько потускнела, когда я увидела ту, что получил от Короля Лаксус?
– Госпожа, – сказал Гро. – Прости Лаксуса. Правда, он только одной ногой встал на землю Пиксиленда, но если сейчас он там король, тебя это должно радовать хотя бы потому, что войну там вел Кориниус, которому просто везло. Он перехитрил твоего благородного брата и довел его до ссылки, а корону не получил.
– Кориниус считает, что ему просто не повезло, а я горячо молюсь, чтобы пострадали все те, кто разжиреет на разорении моего брата.
– Тогда возвеселись, потому что Кориниус в печали, – сказал Гро. – Судьба – слепой щенок, нельзя полагаться на ее повороты.
– Разве я не королева? – сказала Презмира. – Разве здесь не Колдуния? Разве у нас нет войска, чтобы подкрепить проклятия, если судьба на самом деле слепа?
Они остановились на верху лестницы, которая вела вниз во внутреннюю караульню. Леди Презмира оперлась о черную мраморную балюстраду, глядя в сторону моря через ровные болота под неровным светом луны.
– Какое мне дело до Лаксуса? – сказала, наконец, она. – Король бросает стаю коршунов на добычу, которая богатством и благородством превосходит сотню таких, как они. Но я не допущу, чтобы мое негодование было расценено как каприз, и справедливость не даст мне возложить всю вину на Колдунию. Истинная правда, что в ту ночь, когда наш пир из-за моего брата Принца превратился в битву, а наше пьяное веселье в резню, он в сговоре с нашими врагами покусился на то, что нам принадлежало, не зная, что открывает ворота к нашей и собственной гибели.
Некоторое время она молчала, потом заговорила опять:
– Клятвопреступники: самое отвратительное слово, это значит против всех. Два лица под одним капюшоном. О, если бы земля могла подняться на дыбы и стряхнуть все пороки, которые ее топчут!
– Ты смотришь на запад через море, – заметил Гро.
– Там то, чего ты, наверное, в сумерках не видишь, – сказала Презмира.
– Ты мне рассказывала, – вспомнил он, – о торжественных обетах и странных обещаниях дружбы, с которыми лорд Джасс уходил от тебя, когда они бежали из Карсэ. Но можно ли винить тебя, о королева, за то, что ты мучаешься из-за нарушенной клятвы, данной в исключительных обстоятельствах? Она же, как рыба: сегодня свежая, завтра с душком, а на третий день гнилая.
– Конечно, не так уж важно, – сказала она, – что мой брат презрел союз и налаженные связи ради освобождения тех великих от страшной смерти; а они, когда их освободили, швырнули ему мелкое спасибо и ушли, и тем обрекли его на изгнание из своей страны, и, вероятно, на верную смерть. Пусть дьяволы ада замучают их души!
– Госпожа, – сказал Гро. – Мне бы хотелось, чтобы ты трезво оценила события, без вспышек гнева. Демоны однажды спасли твоего брата в Лиде Нангуне, и, вырвав их из рук нашего короля, он им отплатил.
Она ответила:
– Не оскверняй мой слух, оправдывая их. Они нам нанесли позорное оскорбление. Их черное преступление с каждым днем сильнее разжигает мою глубокую ненависть. Ты начитан в законах природы и философии, неужели я должна учить тебя, что смертельная чемерица или жабья блевотина – отрава в руках женской злости?
Огромная туча накатила с юга и поглотила лунный свет. Презмира повернулась и снова стала ходить по террасе; ее глаза в свете факелов сверкали желтыми искрами. Она казалась опасной, как львица, и при этом нежной и изящной, как антилопа. Гро ходил рядом с ней, говоря:
– Разве Корунд не прогнал их зимой в Моруну? Могли ли они выжить там одни, среди страшных опасностей?
– О милорд, – ответила она. – Неси такие добрые вести кухаркам, а не мне. Ты же сам некогда дошел до самого сердца Моруны и вышел оттуда, или ты великий лжец. Мою душу разъедает одна язва: проходят дни и месяцы, Колдуния кладет себе под ноги народ за народом, но Король терпит, что бунтовщики из Демонланда до сих пор не затоптаны. Он что, считает, что лучше пощадить врага и ударить по другу? Такой вывод не естествен. Или он одержим, как Горайс Одиннадцатый? Да предотвратят небеса крах и гибель всех нас, если он не покарает Демонланд до того, как Джасс и Брандок Дах вернутся, чтобы встретиться с ним!
– Госпожа, – сказал лорд Гро. – Своей речью ты кратко нарисовала картину, которая сложилась в моих мыслях. Прости за то, что сначала я говорил с тобой осторожно, ибо время трудное. Я откроюсь тебе: я с тобой согласен. Надо, чтобы Король нанес удар сейчас, пока их великие воины в отсутствии. Тогда потом, если они вернутся и, да не допустят боги, Голдри с ними, сильнее будем мы.
Она улыбнулась, и показалось, что от ее улыбки душная ночь стала приятней и свежее. И она сказала:
– Ты славный собеседник. В твоей меланхолии я брожу, как в тенистой летней роще, где можно танцевать, что я часто мысленно делаю, или грустить, как бывает чаще, чем мне хотелось бы, и ты никогда не противоречишь мне. Вот только сейчас, когда ты докучал мне изысканной лестью, я чуть не подумала, что ты пытаешься влезть в шкуру Лаксуса или юного Кориниуса, и подыскиваешь приманки, как дамский угодник, чтобы тебя пустили склониться на грудь.
– Я хотел, чтобы ты отряхнула напавшую на тебя печаль, – ответил Гро, и добавил: – Ты должна похвалить меня, ибо я не говорил ничего, кроме правды.
– Хватит, милорд! – воскликнула она, – а то я отошлю тебя, – и, продолжая ходить, запела:
Тот, кто выбирает одну любовь,
И все же борется с ней,
Не сможет никак взволновать мне кровь,
Любя против воли своей.
И тот, кто любит только себя,
Выбирает нас ради утех,
И уходит, едва я приду, полюбя, —
Такой для меня хуже всех.
Тот, кто только честных может любить,
Мне не нужен со скукой своей.
А тот, кто может измену простить,
Сам неверен, всего верней.
Тот, кто платит…
Тут она вдруг прервала куплет, и сказала:
– Идем, я уже стряхнула испорченное настроение, вызванное видом Лаксуса и его дешевой короны. Поговорим о деле. Сначала я хочу тебе кое-что сказать. То, о чем мы с тобой беседовали, не выходит у меня из ума уже два или три месяца, с тех пор как Кориниус воевал в Пиксиленде. Так что, когда пришла весть о том, что мой муж разбил войско демонов и выгнал Джасса и Брандока Даха, как бездомных бродяг, в Моруну, я поручила Виглусу отправить ему письмо с сообщением, что наш Король назначает его королем Бесовии. В нем я писала, что корона Демонланда была бы для нас более достойной наградой за храбрость, и сверкала бы ярче, чем корона Бесовии. Я просила его убедить Короля Горайса послать войско в Демонланд и назначить его командующим. А если он сам не сможет сейчас вернуться домой с этой просьбой, просила дать мне возможность, как послу, предстать перед Королем, изложить ему дело и просить назначить Корунда.
– В тех письмах, которые я привез тебе, содержится ответ? – спросил Гро.
– Да, – ответила она. – Но это ответ лизоблюда, что унизительно для великого воина. Увы, о моем долге жены теперь нет и речи, мне хочется браниться последними словами.
– Я отойду в сторону, миледи, – сказал Гро, – если тебе захочется облегчить душу без свидетелей.
Презмира рассмеялась.
– До этого еще не дошло, – ответила Презмира, – но я злюсь. Предприятие, которое он предлагает, продумано до конца, и я имею полномочия изложить все Королю как бы его устами, и добиться одобрения. Но он не собирается возглавлять его, он предлагает назначить военачальником Корсуса или Кориниуса. Постой, я прочитаю.
Она остановилась возле одного из факелов и вынула письмо из-за корсажа:
– Ах, оно слишком откровенное. Не буду унижать моего мужа чтением такого письма даже тебе.
– Ну, – сказал Гро, – будь я Королем, я бы поручил сокрушить Демонланд именно Корунду. Может быть, он пошлет Корсуса, который в свое время совершал подвиги, но, по моему мнению, для такого предприятия он не годится. А Кориниусу Король вряд ли простил промах на пиру год назад.
– Кориниус! – воскликнула Презмира. – Так ты думаешь, что разгром моей любимой родины не достоин награды, и что он не вернул себе милость Короля?
– Думаю, что нет, – сказал лорд Гро. – Кроме того, он безумно зол, что сорвал этот колючий плод для того, чтобы его съел другой. Сегодня в пиршественном зале он вел себя безобразно самоуверенно, раздражал Лаксуса колкостями, хватался за меч, отпускал грязные шуточки и открыто заигрывал со Сривой, хотя не прошло и месяца со дня ее обручения с Лаксусом. Я не удивлюсь, если еще до конца пира не прольется кровь. И я думаю, что он не пойдет на войну, если ему не будет точно обещана награда. Мне кажется, Король, зная его настроение, не только не поручит ему нового дела, но даже не даст ему права с почетом отказаться.
Они стояли около арки ворот, открывавшихся на террасу из внутреннего двора. Из большого пиршественного зала Горайса XI еще доносилась музыка. Под аркой и в тени огромных контрфорсов затаилась чернота, в которую не проникал свет факелов.
– Ну что, милорд, – спросила Презмира. – Твоя житейская мудрость одобряет мое решение?
– Да, ибо каково бы оно ни было, оно твое, о королева.
– Каково бы оно ни было! – воскликнула она. – Ты еще сомневаешься? Что я еще могу решить, как не просить аудиенции у Короля прямо с утра? Разве не об этом меня просит муж?
– А если твое рвение перейдет границы его просьбы в одной подробности? – спросил Гро.
– Именно! – сказала она. – И если я завтра до полудня не принесу тебе известие, что объявлен поход на Демонланд, и что милорд Корунд возглавит его, и подписаны письма о том, чтобы его немедленно отозвали из Орпиша…
– Тс-с! – сказал Гро. – Во дворе шаги.
Они повернулись к арке, и Презмира еле слышно пропела:
Тот, кто платит любовнице за срам,
Превращает ее в рабу,
А тот, кто не платит, обычно сам
Не верит в свою судьбу.
Выходит, нет на свете мужей,
Кому можно доверить себя.
Наверное, лучше жить без затей,
Любить лишь одну себя!
Кориниус встретил их под аркой, ведущей в пиршественный зал. Он остановился прямо у них на пути и стал всматриваться в Презмиру из темноты, так что она почувствовала жар его дыхания с винными парами. Было слишком темно, чтобы видеть лицо, но он узнал ее по фигуре и осанке.
– Молю о милости, Госпожа, – сказал Кориниус. – Я думал, что это… но неважно. Желаю наилучшего отдыха.
Он уступил ей дорогу с глубоким поклоном, одновременно грубо задев Гро. Гро не имел намерения затевать ссору, поэтому дал ему пройти и пошел вслед за Презмирой во внутренний двор.
Лорд Кориниус сел на ближайшую скамью, развалился на подушках и, прищелкивая пальцами, запел:
Какой же тот осел, кто ждет,
Когда к нему сама придет
Девица развлекаться?
Минута радости пройдет,
Она обманет и уйдет,
Очарованье пропадет —
Над кем тогда смеяться?
Не буду я смотреть ей в рот,
Да пусть другой ее берет,
Чего мне огорчаться?
А я останусь без забот,
Хоть день один, хоть целый год,
Ну, а случайно повезет —
Так буду наслаждаться!
Как мимо смуглая пройдет,
Так сразу сердце обомрет,
Влюблюсь, добьюсь, – и что же?
Другая будет посмуглей,
Я побегу скорее к ней —
Свобода мне всего милей
И всех девиц дороже!
Шорох слева от него заставил его повернуть голову. Из глубокой тени ближайшего к арке контрфорса, крадучись, вышла женская фигура. Он вскочил, первым оказался в арке, и раскинул руки, преграждая дорогу.
– А! – воскликнул он. – Синички водятся в тени! Какой выкуп я получу за то, что вчера вечером зря прождал свидания? Ты прокралась сюда, чтобы еще раз одурачить меня? Думала, я тебя опять всю ночь не поймаю?
Леди засмеялась:
– Вчера вечером меня отец не отпустил, а сегодня, милорд, ты заслуживаешь наказания за бесстыдную песенку. Это что, серенада для женских ушей? Ну, пой, пой еще раз, покажи, какой ты осел.
– Здесь ты храбрая, чтобы дразнить меня, один я, ни звездочки нет в свидетели, а факела – старые пьяницы, поседели в бесчинствах, они не разболтают.
– Если ты сам пьян, то я ухожу, милорд, – сказала она, а когда он сделал шаг к ней, добавила: – и не вернусь, а тебя отошью навсегда, потому что не хочу, чтобы со мной обращались, как со служанкой. Я долго терпела твои солдатские привычки.
Кориниус обхватил ее руками и прижал к широкой груди, так, что она едва доставала до земли пальцами ног.
– О Срива, – сдавленным голосом произнес он, – ты думаешь, что можно разжечь большой костер, пройти сквозь него и не обжечься?
Крепким объятием он прижал ее руки вдоль тела. Казалось, она надломится, как лилия в пылающий полдень, и лишится чувств. Кориниус склонился к ее лицу и стал жадно целовать, говоря:
– Клянусь всеми сладостями ночи, сегодня ты моя.
– Завтра, – задыхаясь, сказала она.
Но Кориниус настаивал:
– Сладкое мое счастье, сегодня!
– Дорогой милорд, – негромко сказала леди Срива. – Ты завоевал мою любовь, но не будь таким нетерпеливым. Клянусь тебе страшными силами, которые держат землю, у меня есть, что рассказать отцу сегодня ночью, нет, даже прямо сейчас. Только это, а не легкомысленное тщеславие, так что не сердись.
– Он может развлекаться вместе с нами, – сказал Кориниус. – Он старик, и за книгами подолгу не спит.
– Как? Ты станешь его поить? – сказала она. – то, что я должна ему сказать, опьянит его сильнее вина. Опасно любое промедление.
Но Кориниус сказал:
– Я тебя не пущу.
– Хорошо, – сказала она. – Ты упрямое животное. Но знай, что я позову на помощь, сбежится весь Карсэ, разыскивая нас, и Лаксус, если он настоящий муж, и мои братья заставят тебя дорого заплатить за насилие надо мной. Но если ты хочешь поступить благородно и наградить мою любовь дружбой, отпусти меня. А если ты тайно подойдешь к дверям моих покоев через час после полуночи, я думаю, в них не будет замка.
– Клянешься? – воскликнул он.
Она ответила:
– Иначе пусть я погибну, – ответила она.
– Через час после полуночи. Для моего желания это целый год, – сказал он.
– Так говорит мой благородный любовник, – сказала Срива, снова подставляя ему губы.
Она быстро прошла под аркой и через двор, где в северной галерее находились покои ее отца Корсуса.
Лорд Кориниус вернулся на скамью и лениво развалился на ней, мурлыча песенку на старый мотив:
Моя любовница – волан
Из пробочки и перьев.
Сегодня я любовью пьян,
А завтра рад потере!
Волан к другому я пошлю,
И сам другую полюблю!
Ла-ла, ла-ла, ла-ла!..
Он вытянул руки и зевнул.
– Ну, Лаксус, круглолицый петушок, такое лекарство сильно облегчает мою досаду. Будет только честно, если я не получил свою корону, зато мне достанется твоя любовница. Правду сказать, глядя, какое ничтожное, маленькое и обыкновенное королевство этот Пиксиленд, и какая восхитительная трясогузочка эта Срива, от взляда на которую у меня уже два года слюнки текут, я могу считать себя частично вознагражденным, пока она мне не надоест:
Полна любовью жизнь моя,
Но не хочу жениться я.
Без жен мы проживем, друзья,
А без любви негоже…
– Значит, через час после полуночи? Какое вино лучше всего для любовников? Пойду выпью бокал и сыграю в кости с кем-нибудь из парней, чтобы скоротать время.
