XXXVIII
Вечером в субботу с Аленой связался Гроссман и попросил о встрече с Эмилем. Он хотел как можно скорее обсудить план действий со своим новым подопечным. Договорились на полдень воскресенья.
Без пятнадцати двенадцать следующего дня полицейская машина остановилась на парковке ЗАГСа на улице Крылова. Эмиль вышел из салона автомобиля и взглянул на табличку, размещенную на торце двухэтажного кирпичного здания. Надпись гласила:
Отдел № 2 Межрайонного управления ЗАГС
по Пушкинскому муниципальному району.
«Это он», – подумал Времянкин и, не задерживаясь, направился к соседнему зданию, в музыкальную школу.
Безлюдное фойе, свободные крючки гардеробных вешалок, и никаких звуков музыки, чего в будние дни практически не случается. Разве что по ночам. «В школе выходной, – подумал Эмиль и направился к кабинету Яна. – По выходным образовательные учреждения окунают тебя в совершенно особенное состояние. Тихо. Чисто. Все двери заперты. Подошвы ботинок посвистывают от трения с наливным полом. Они, конечно, свистят и в другие дни, но не так заметно. Из-за отсутствия людей помещение совсем иначе поглощает звук: отскакивая от голых стен, он разлетается эхом по коридорам здания. Я помню еще с первых учебных времен это чувство, когда идешь в школу в выходной день. Дополнительный урок или внеплановое собрание класса, не важно. Тебе не нужно рано вставать, ты не несешь с собой полный комплект школьных принадлежностей, а только ручку и тетрадку, которые с легкостью помещаются в кармане куртки. Ну, может, еще учебник. Но даже ради него никто не станет тащить рюкзак или портфель, которые лично у меня прочно ассоциировались с серьезной нагрузкой. В такой день ты можешь одеться по-другому. Надеть свитер вместо школьного пиджака, вместо туфель кроссовки. И все в таком духе. Повседневный стиль с акцентом на удобство вместо рабочей формы. Такие занятия даже не воспринимались как мучение, поскольку случались нечасто, продолжались недолго и, как правило, проходили в расслабленном режиме. Примерно того же я жду от сегодняшней встречи со Львом. Мы формально поговорим о том о сем и разойдемся. Меня отвезут домой, и я спокойно займусь своими делами».
Времянкин вошел в кабинет и с порога ощутил терпкий запах дорогого парфюма. На парте стоял кожаный портфель, на спинке школьного стула висело сложенное темно-синее пальто. Хозяин вещей отсутствовал. «Лев уже здесь, – домыслил Эмиль. – Так… Наша последняя встреча обернулась моим унижением. Хотя для Гроссмана я совсем другой человек. И хватит об этом…»
Эмиль подошел к инструменту и сел на приставленную к нему банкетку. Он посмотрел в сторону окна. Через узкую щель приоткрытой форточки в помещение влетали одинокие снежинки и звуки улицы. Весь ряд вертикальных жалюзи был сдвинут к углу. Длинные ленты бежевой ткани, свисающие с потолка, слегка покачивались на ветру и, тихо шебурша, поглаживали друг друга. Времянкин опустил взгляд к полу и обнаружил под ровной границей жалюзи пару потертых носов кожаных туфель. Сердце мальчика забилось чаще, ладони тут же покрылись влагой. Он узнал туфли Яна, а воображение живо дорисовало и самого учителя, прячущегося за плотным скоплением широких ламелей. Помимо ветерка, качающего полоски ткани, и торчащих носов туфель, на помощь фантазии приходила тень, застрявшая в том углу. «Не может быть…» – внушал себе Эмиль. Он осторожно сполз со скамьи и направился к механизму управления жалюзи, расположенному на противоположном конце карниза. Он взялся за регулирующую цепь, крепко сжал в потном кулачке пластиковые бусины, резко вдохнул и дернул веревку на выдохе. Ламели с грозным шипением выстроились в ряд вдоль окна, обнажив соседний угол. На полу сиротливо стояла пара классических туфель. Эмиль аккуратно приблизился к ним и провел рукой по пустоте над обувью. «А вдруг? – промелькнуло в голове мальчика. – Невидимый Ян – это было бы слишком».
– Эмиль! – послышался знакомый голос.
Мальчик вздрогнул и обернулся: на пороге стоял стиляга Гроссман и тряс мокрыми кистями рук.
– Ой! – удивился он. – Какая у тебя маска…
– Это ненадолго, – ответил Времянкин и направился к инструменту. – Через неделю можно будет снять. Повредил нос… – пояснил он.
– Беда… Болит?
– Нет.
Лев потер ладони друг о друга и прошел к столу.
– Меня зовут Лев.
– Эмиль.
– Замечательно. Итак, я буду помогать тебе с подготовкой к конкурсу. И я буду представлять тебя в Штатах как твой педагог.
Эмиль кивнул.
– Сегодня девятнадцатое. Осталось полтора месяца, плюс-минус. Это шесть недель. Будешь заниматься три раза в неделю, здесь, в этом кабинете, либо со мной, либо с моими помощниками.
Эмиль снова кивнул и под скрипы баритона Гроссмана унесся в свои мысли: «Я знаю стиль преподавания Льва. Совсем не то же самое, что у Яна. Лев – закоренелый консерватор. Поисками новых форм никогда не интересовался. Все строго по школе и никаких экспериментов. Из-за этого у нас частенько возникали проблемы. Казалось, он давно охладел к творчеству. А может, и вовсе никогда не горел им. Он был посредственным педагогом и средним пианистом. Но как минимум один талант у него имелся – способность адаптироваться, подстраиваться под обстоятельства. Благодаря этому качеству он смог сделать приличную карьеру, дослужившись до звания профессора музыки. Плюс ко всему, Лев руководит одним из самых известных джазовых оркестров в стране. По идее, на начинающего пианиста это должно произвести серьезное впечатление, особенно если взять во внимание холеный вид столичного профессора. Но я-то не начинающий. Стреляного воробья на мякине не проведешь. Оркестр, кстати, очень скучный, но обширные связи удачливого импресарио с легкостью перекрывают этот недостаток. Успех коллектива во многом зависит от деловых качеств Гроссмана и почти никак от качества музыки. Лев давно понял, что большая часть платежеспособной аудитории попросту не разбирается в джазе. Им нет дела до творческих находок и изысков. «Просто будьте приятными и респектабельными и играйте что-нибудь не требующее особого понимания. Так, чтобы, придя на ваш концерт, зрители могли в полной мере ощутить успех, напитаться престижем», – помнится, так он говорил».
– Простите, разве вы не специализируетесь на джазе? – прервал Эмиль своего собеседника.
– Ммм… Я специализируюсь на музыке. И на классической в том числе. Если ты об этом… А что?
Лев присел на край парты, сложил руки на груди и скрестил вытянутые ноги.
– Да нет, ничего, мне, в общем-то, все равно. Программа собрана. Теоретически мы могли бы даже не тратить время на встречи в классе. Я знаю, что делать, и сам репетирую по шесть часов в день. Дорога от дома и обратно будет отбирать драгоценные минуты. За шесть недель они скопятся в потерянные часы, которые я мог бы уделить самостоятельной работе. Давайте так… Я продемонстрирую вам свой нынешний уровень, вы скажете мне, над чем поработать, и мы встретимся уже в аэропорту.
– Хм…
Лев дошел до окна, закрыл форточку и не спеша вернулся к парте.
– Возможно, ты не в курсе, но музыканты выстраиваются в очередь, чтобы просто встретиться со мной… Мое время стоит бешеных денег.
– С детского сада избегаю очереди, – парировал мальчик. – И потом, это вы приехали ко мне, а не наоборот.
Лев усмехнулся от дерзости ученика.
– Ты знаешь… – просипел он. – Я не привык к такому отношению и грубость терпеть не стану, особенно от ребенка.
– Да ладно вам… – махнул рукой Времянкин и сел на банкетку. – Разве это грубость? Я просто хочу договориться. Мы оба понимаем, что вам нужно.
– И что же мне нужно? Интересно послушать.
Лев повернул запястье и взглянул на циферблат наручных часов.
– То же, что и вашему предшественнику, надо полагать, – чтобы я прославлял вас как выдающегося педагога. Вам, наверное, пришлось напрячь связи, чтобы получить шефство надо мной. Иначе объяснить участие джазмена в подготовке классического пианиста я не могу. Гениальный ученик украсит любое резюме, не так ли?
Лев задумался, вытянув губы в трубочку.
– Хм… Гениальный, значит… – улыбнувшись, прорычал он.
– Сам-то я себя таким не считаю, но знаю, что обо мне говорят.
– Ладно. Что ты предлагаешь?
– Вы не мешаете мне готовиться, а я кричу на каждом углу, что вы научили меня всему.
– Угу.
– Также я готов выступать с вашим оркестром. За деньги, разумеется, – мне нужно обеспечивать семью. Уверен, вы сможете упаковать наш совместный проект в красивую обертку и продать подороже.
– То есть ты готов подписать длительный контракт со мной?
– Готов.
– Ок. Отлично! – быстро согласился Лев и хлопнул в ладоши.
Он обошел парту, стянул пальто со стула и начал одеваться.
– Не хотите послушать, как я играю? – удивился Эмиль.
– Я слышал.
– Но не конкурсную программу.
– Послушаю на конкурсе. – Лев улыбнулся. – Уверен, ты отлично с ней справишься. Пойдем?
Лев снял с парты портфель и двинулся к двери. Эмиль слез с банкетки и тоже направился к выходу.
– Просто интересно… – продолжил разговор Лев, когда они с Эмилем спускались по лестнице. – Ты со всеми так общаешься? Может, это оборотная сторона твоей одаренности? Заносчивость. Мне импонирует твоя прямота… Но я вдруг подумал, не возникнет ли у нас из-за этого проблем?
Эмиль выдохнул и приготовился загибать пальцы.
– Я не психую, не веду себя непредсказуемо и всегда выполняю договоренности.
– Да кто ты такой? – улыбнулся Лев. – Пришелец с другой планеты? Кстати, о планетах… Эта вещь в твоей программе… Которую написал Полуэктов.
– «Теллура»?
– «Теллура», да.
– Вы ее слышали?
– Нет, только видел. Ян представил программу комиссии. Непростая вещица, и она ведь еще не исполнялась публично?
– Нет.
– Сама идея дописать Холста… Ммм… – подбирал подходящее слово Лев.
– Наглая?
– Смелая! Хорошая идея. Но там есть несколько нот, которые я хотел бы… Чуть поправить… Капельку.
– Начинается…
– Что?
– Скажите прямо, что хотите поставить свое имя рядом с именем Яна.
– Хмм…
– Имейте в виду, что Яну это не понравится. До тех пор, пока он не пойман, он опасен. Вы ведь в курсе, что его ищут за убийство?
– Ну да. Ну да. Ужасная история. Что ж, надеюсь, его скоро поймают.
Лев открыл портфель, вынул из него бумажную папку и протянул ее Эмилю.
– Ты все же посмотри партитуру.
Эмиль нехотя взял ноты.
Из дневника Эмиля
19 февраля. Воскресенье
Как мне надоели эти психопаты, одержимые славой и успехом. Кто бы знал… Они меняют правила игры по собственному усмотрению. Плюют на всех, делают что хотят. Что Ян, что Лев. Бесят! Этот кретин там понаписал… Это ужас! Хочется разбить стул об его голову. Как он посмел своими грязными лапами пачкать мою «Теллуру»? Кем он себя возомнил? Я чуть всю комнату не разнес к чертям, прочитав партитуру… Всего несколько нот полностью испоганили мою работу. Вся эта деланая благостность Льва проявилась и в музыке. Выпирающая пошлость, дешевая бравура. Он не понимает. Не чувствует. Какой же он тупой… Ян бы понял меня. Он убил бы Льва за такое, честное слово. Хрен я буду играть его версию. Перетопчется!
Как в таком мире воспитывать детей? Нужно готовить их к настоящей бойне. Негуманная мясорубка. Дочь моя.
Я не могу. Рыдаю, как ребенок. Дочь моя, прости!
Не успел Времянкин дописать предложение, как в комнату вошел Родион. Дядя утер слезы и уставился на племянника. Тот был в трусах и в майке. За мальчиком тянулся шлейф из одеяла. В одной руке он держал белую тарелку, в другой – цветастый сверток с бантом, подаренный Эмилю Настей. Племянник принялся ходить кругами по комнате. Одеяло загнуло край паласа и потащило его за собой, и скоро Родион оказался в центре ковровой воронки. Эмиль встал из-за стола и попытался расправить ткань, чтобы племянник не споткнулся. Он быстро сообразил, что у Родиона очередной приступ лунатизма.
– Ты спишь, парень? – прошептал Эмиль.
Родион не ответил. Он сел за освободившийся стол, поставил перед собой тарелку, а сверху положил сверток с надорванным уголком, из-под которого виднелся книжный корешок. Эмиль подошел к племяннику, заглянул ему в лицо. Тот улыбнулся, промямлил что-то, встал из-за стола и удалился из комнаты.
Убедившись, что Родион добрался до постели, Эмиль вернулся к себе. Он сел за стол и принялся распаковывать книгу.
На переплетной крышке красовалась рельефная надпись – «Сборник сказок Кота из Лукоморья. С иллюстрациями». Эмиль открыл книгу и обнаружил на авантитуле фото автора в окружении всего семейства Веселовых и незнакомого мужчины с лягушкой на ладони. Веселая компания позировала на фоне дома, построенного вокруг дуба. «И там я был, и мед я пил, – подумал Эмиль. – Вот и Лукоморье».
Сборник начинался со сказки о Руслане и Людмиле.
Из дневника Эмиля
23 февраля. Четверг
Доктор разрешил снять маску. А мне только начало нравиться.
Сегодня участвовал в большом концерте в столице. Гроссман был. После было несколько коротких интервью. Лев все время лез в кадр, комментировал, умничал чего-то. Смешной. Я, как и обещал, благодарил его публично. И не только его. Алена мне уже целые списки пишет. Все это нелепо. Если интервью увидит Ян, боюсь, Льву понадобится охрана, но это не мои проблемы.
Похоже, Лукоморье и Ирий – это одно и то же. Либо Лукоморье находится в Ирии. Либо Ирий – в Лукоморье. Информация в разных источниках разная. Точно одно – Дуб Зеленый из сказки Пушкина о Руслане и Людмиле (то есть из сказки Кота, пересказанной Пушкиным) и Мировое древо, расположенное в Ирии, – это одно и то же дерево. В любом случае мне туда.
Где-то там, вероятно, и находится Эрик. Думаю, Ольга знала об этом, но не сказала. Но ее внучка дала мне подсказку. Умышленно или нет, я не знаю. Но у них там все не просто так.
Значит, мне нужно попасть к Николаю. Но как? Средств связи нет, а конек боится гнева Василисы.
Думай, Эмиль!
8 марта. Среда
Нас больше не охраняют. И в целом страсти по Яну понемногу утихают. Уж не знаю, продолжают ли его искать…
Только вернулся из Москвы. Играл в сборном концерте. Выступил на ура. Меня чуть не на руках носили.
Ну вот, Эмиль… Доволен теперь?
У Льва рот не закрывался. Он аж захлебывался. Определенно, мои успехи прибавляют ему почестей. Пусть подавится, плевать. Спрашивал, как мне его правки к «Теллуре». Я покивал и спрыгнул с темы. Все равно сыграю по-своему.
Днем был забавный эпизод. До концерта в столице выступил в своей школе. В актовом зале. Директриса попросила. Она хорошая женщина, и я решил не отказывать ей. После была детская дискотека. Это, конечно, достойно особого описания. Но в другой раз. Так вот… Я стоял в уголке, пил воду, наблюдал за расфуфыренными детьми, постигающими азы флирта в неуклюжих подергиваниях на танцполе, и вижу, одна девочка, второклассница кажется, перешептываясь со своими подружками в противоположной части зала, поглядывает на меня и хихикает. Думаю, так… Она подходит, сует мне записку и убегает.
Я ОЧНЬ ЛЮБЛЮ ТЕБR | НАДЕЮСЬ С ТОБОN НИЧЕВО НЕ СЛУЧNТСЯ | ВРЕМR ЛЕТИТ СКОРО МНЕ 8 ЛЕТ. УЖАС!
Вот так. Потом другая девочка дала мне разукрашенную тетрадь и попросила заполнить анкету. В мое время тоже были такие анкеты. Удивительно, что их еще делают. Обещал заполнить и вернуть.
Эмиль открыл анкету и принялся заполнять:
Как тебя зовут? – Эмиль.
Сколько тебе лет? -
В каком классе ты учишься? -
Твой любимый предмет? -
Как зовут твоего любимого преподавателя? -
Кем ты хочешь стать в будущем? -
Твой рост? – 124 см.
Цвет твоих глаз? – Болотный.
У тебя есть брат или сестра (старшие или младшие)? – Младшая сестра. Алена.
Твое хобби? – Самоедство.
С кем бы ты хотел остаться наедине? – С Татьяной.
Кого ты любишь? – Татьяну.
Твое любимое блюдо? – Тоска, заправленная грустью. Подается с печалью.
Кто тебе нравится из класса? —
Есть ли у тебя домашнее животное? —
Как зовут твоих родителей? – Светлана и…
Когда твой день рождения? —
Твоя лучшая подруга (друг)? – Эрик.
Что ты обо мне думаешь? – Я думаю, ты молодчина! Но эту страницу из анкеты я вырву. Прости.
Эмиль аккуратно раздвинул скрепки, вытащил из анкеты страницу со своими ответами и отложил тетрадь в сторону. Под ней лежал незакрытый дневник. Под последним абзацем Эмиль дописал: «У меня жуткая депрессия, я понял. Паршивый день». Затем он встал из-за стола и направился к двери. Остановившись в метре от нее, уставился в пол, приложил ладонь к груди и начал слегка массировать, как при боли в сердце. Постояв так немного, Эмиль вышел из комнаты и побрел по темному дому к кухне.
Когда в кухню вошла заспанная Алена, облаченная в ночную рубашку и халат, Эмиль сидел за столом и подливал шампанское в свой бокал. Не говоря ни слова, сестра забрала у брата фужер и вылила содержимое в раковину. Недопитую бутылку поставила в холодильник. Она внимательно посмотрела в глаза Эмилю. Взгляд мальчика плыл.
– Марш спать, – тихо скомандовала сестра.
Эмиль послушно встал из-за стола и направился к выходу.
– Завтра нас ждет разговор, – добавила Алена.
Эмиль остановился в дверях.
– Как зовут нашего отца? – спросил он.
– Что?
– Какое у нас отчество?
– Не морочь мне голову! Спать иди.
Из дневника Эмиля
31 марта. Пятница
Я вернулся в квартиру дней двадцать назад. Играть хожу в музыкалку. В кабинет Яна. Его туфли так и стоят там.
Ах да, сегодня сдал программу шестого класса. Заполнял электронные тесты. Ура! Это смехотворно.
Завтра увижу дочь. Мне страшно, но я хочу этого. Однозначно.
Завтра Татьяна выходит замуж, и я не хочу этого. Совершенно.
Самый счастливый день и самый ужасный могут оказаться одним и тем же днем. Так-то…
Утром Времянкин вышел из подъезда. На нем был темно-синий костюм. Фалды пиджака торчали из-под короткой куртки. В деревьях кричали птицы, пахло весной. Снега почти не осталось. Лишь редкие грязно-белые бугорки томились в тени. Эмиль продвигался вдоль здания, пока не вышел на солнечную дорогу, ведущую к ЗАГСу. Теплые весенние лучи слепили глаза и припекали голову мальчика.
У входа в ЗАГС собирался народ. Женщины в нарядных платьях, мужчины при галстуках, седовласые старцы со старухами и дети разных возрастов. К зданию один за другим прибывали автомобили, украшенные атласными лентами. Люди несли цветы и подарки. Эмиль следил за прибывающими гостями, стоя у забора парковки, и никак не решался приблизиться к остальным. «Директриса из школы, Елена Евгеньевна тоже здесь, а этих я не знаю, – перебирал в уме Времянкин. – Губернатор со свитой. Эти тоже из школы. Алены с Родионом пока нет. Вот, девочка. Кто она? Нет, слишком маленькая, вряд ли она умеет писать. Ей года четыре от силы. Время – почти одиннадцать. Как я ее узнаю? Об этом я не подумал… Так, а вот еще девочка. По возрасту подходит. Веселится, бегает – беззаботная слишком. Не похоже, что она ищет папу. А вот и ее папа. Нет, не она».
– Привет! – послышалось из-за спины.
Эмиль обернулся и увидел свою бывшую одноклассницу – Маргариту. Она стояла в красивом белом платье, сложив руки за спину. Ее распущенные кудри сдерживал ободок, украшенный белыми бутонами кустовых роз. В ярких лучах солнечного света она и сама выглядела как прекрасный цветок.
– Привет, – растерявшись, ответил Эмиль.
– Ждешь кого-то?
– Меня пригласили на свадьбу. Буду играть для невесты. Только это секрет. – Эмиль поднес палец к губам и улыбнулся.
– Я умею хранить тайны.
– Хорошо. А ты тоже на свадьбу?
– Да.
– Со стороны жениха или невесты?
– Со стороны невесты, – улыбнулась Рита.
Времянкин заметил, что с момента их последней встречи Маргарита лишилась переднего зуба.
– Ты тоже потеряла зуб?
– Давно уже. Новый растет. Вот.
Рита задрала голову, оттянула верхнюю губу и продемонстрировала Эмилю верхушку резца, показавшегося из десны.
– Вижу. У меня тоже так, но показывать не буду.
– Как хочешь.
– Так кем тебе приходится невеста?
– Она моя мама.
Маргарита снова улыбнулась, а Эмиль замер.
– Татьяна? Учительница музыки? – уточнил он.
– Да.
– А кто твой отец?
– Я его никогда не видела, но сегодня я с ним познакомлюсь.
У Эмиля пересохло в горле.
– И что ты ему скажешь?
– Скажу, привет, папа. – Рита хихикнула. – Спрошу, как дела? А что еще?
– Можно тебя обнять? – спросил Времянкин, еле сдерживая слезы.
– Зачем это? – насторожилась девочка.
– Ты такая милая. И ты красивая. И такая замечательная. И умная. Прости, я не могу.
Из глаз Эмиля покатились теплые капли. Он отвернулся и поплелся в сторону дома.
– Подожди! – окликнула его Рита.
Она догнала мальчика и обняла его.
– Не надо плакать. Все хорошо.
– Все нехорошо.
– Значит, все будет хорошо.
– Ты права, извини. Все будет хорошо.
– У меня есть платок.
Маргарита отпустила Эмиля, вынула из кармашка платья платок и принялась вытирать слезы с лица мальчика.
– Ну вот. Слезки вытрем, – комментировала она. – И все будет хорошо.
К ЗАГСу подъехала закрытая карета, запряженная тройкой белых лошадей. Экипажем управлял статный кучер, восседающий на козлах. На нем был парадно-выездной костюм: фрачный пиджак с золотыми пуговицами, брюки до колен, белые чулки и черные туфли. На голове – шляпа с кокардой. На запятках кузова стояли два гайдука в мундирах.
– Мама приехала, – констатировала Рита. – Мне надо идти. Ты не будешь плакать?
Она положила руку на плечо Эмилю. Тот, опустив глаза, отрицательно покачал головой.
– Если хочешь, будем дружить. Хочешь?
– Очень хочу, – ответил Эмиль дрожащим голосом.
– Ну все, уговор. Отныне друзья. Навек. А пока я побегу. И ты приходи поскорее. Если вдруг увидишь кого-то, кто ищет свою дочь, скажи, чтобы не уходил. Ладно?
– Ладно. Беги.
Рита улыбнулась и умчалась, тряся кудрями. «Какой же я идиот! У нас с Татьяной есть дочь, и я добровольно отказался от них обеих. Отказался от своего счастья. Ради чего? Горе мне!» – сокрушался Времянкин.
– Миля! – крикнул Родион.
Мальчик приближался к дяде быстрым шагом со стороны парковки. Он был в костюме и в солнцезащитных очках. И улыбался во весь рот. Следом за ним шла Алена. Родион подошел к Эмилю и толкнул его плечом.
– Привет, старичок! Ну, чо ты? Нормально все?
– Чего ты такой довольный?
– Вы, мужчина, совершенно не следите за тем, что во вселенной творится, как я посмотрю. Но тебе повезло, что есть я.
Родион вынул из внутреннего кармана пиджака еще одни солнцезащитные очки и протянул их дяде.
– Надень!
– Зачем?
– Надень, говорю. Иначе не сможешь смотреть на солнце. Через пятнадцать минут состоится солнечное затмение. Ты ведь хочешь это увидеть?
Эмиль не испытывал желания смотреть на солнце, но спрятать заплаканные глаза посчитал не лишним. Он взял очки и надел их.
– Сразу видно – родственники, – оценила вид ребят Алена.
Она подошла к двоице и поцеловала брата в щечку. Затем аккуратно стерла помаду с его лица.
– Хорошо выглядишь!
– Спасибо, братец. Ты тоже неплохо. Брюки только мятые. М-да… Давай добежим до дома, я поглажу.
– Не надо.
– Мам, ну какой «поглажу»? До затмения чуть-чуть осталось.
– А чего мы тут стоим? – оглянувшись на гостей, спросила Алена. – Пойдем к остальным. Там что-то происходит. Ведущая говорит что-то, интересно же! Идемте.
Алена направилась к остальным. Родион последовал за ней, поглядывая то на часы, то на солнце. Эмиль замыкал тройку, еле волоча ноги.
