XXXV
Солнечный свет проникал в коридор из окна, расположенного в конце галереи. В феврале восход солнца в этих местах происходит между восемью и девятью утра. Судя по углу, под которым падали лучи, утро было в разгаре.
Очнувшись, Эмиль обнаружил себя лежащим на полу. Он перевернулся со спины на бок и, не успев как следует открыть глаз, скривил лицо, словно ощутил болезненный спазм. Ночь, проведенная на твердом покрытии, оставила неприятные ощущения во всем теле. Времянкин встал на четвереньки и начал плавно склонять голову в разные стороны. И снова скривился от боли. Он начал осторожно ощупывать свой нос. Опухшая переносица успела посинеть, с губ и подбородка Эмиля посыпались червленые крошки подсохшей крови. Он посмотрел на ковер, отделяющий его от паркетной доски: в том месте, где немногим ранее находилась его голова, в причудливом орнаменте короткого ворса выделялся элемент, диссонировавший со всем остальным. Темная закорючка не вписывалась в строгий восточный узор. Времянкин потрогал пятно. Потом взглянул на кончики своих пальцев. Они были окрашены в красный цвет. Эмиль сел, прислонившись к стене, сдавил голову ладонями и закрыл глаза.
– А-а-а, – закряхтел он.
Затем медленно поднялся на ноги, подошел к двери комнаты и остановился, чтобы осмотреть дверной косяк. Никаких следов столкновения с носом Эмиля не наблюдалось. Он вошел в комнату и отправился в ванную. Забравшись на табурет, принялся разглядывать в зеркале свое лицо.
– Второй раз за неделю сломать нос. Ни в какие ворота! За всю прошлую жизнь ничего себе не сломал. Какое замечательное детство у меня.
Времянкин умыл лицо, слез с табурета, спустил штаны и сел на унитаз.
– Голова раскалывается. Нужен аспирин… Ворон! – вспомнил Эмиль. – Так! Он здесь. Ян… тварь! – негромко выругался мальчик и тут же бросил взгляд в угол под потолком. – Почему, подумав о слежке, я в первую очередь посмотрел под потолок? Может, потому, что это наиболее удачные точки обзора? С этих ракурсов хорошо бы просматривалось все помещение целиком. Если бы мне сказали установить камеру видеонаблюдения в этом помещении, я бы повесил одну крохотулечку в том углу – вся ванная комната вошла бы. Так что вполне логично, что я машинально бросил взгляд именно туда. И, может, еще одну камеру за зеркалом установил бы. Это интересно.
Эмиль задумался ненадолго.
– Какие, на хрен, камеры видеонаблюдения?! Эмиль, ты сошел с ума! – Мальчик сдавил ладонями виски. – У тебя столько сложностей в жизни, какие, к черту, камеры? Идиот! Столько нерешенных проблем, и они только множатся… Как я буду все это разгребать? У меня нет сил. Нет сил. Я устал. Что делать, когда жизнь дубасит? Я взял ее в кредит, а она не приносит мне удовлетворения. Без конца бьет по носу. Все мои попытки осознанно распоряжаться временем натыкаются на агрессивную среду. Но кредит возвращать тем не менее придется, с процентами, как водится. Это неизбежно. Василиса не отпустит. У меня есть тридцать с хвостиком лет. Всего-то. Сделать их идеальными уже не выйдет. Уже не вышло. Плюс этот токсичный элемент – Ян, отравляющий мое существование. Я как между Сциллой и Харибдой. Как в таких условиях получать удовольствие от жизни?
Времянкин взглянул на свою булавку и тяжело вздохнул.
– Так! Попробуем рассуждать логически. Я слышал «Мяу» и взмах крыльев, но не видел, кто эти звуки производил. Можно ли считать, что это был мой ворон? Скажем откровенно, редкая птица станет мяукать по-кошачьи. C другой стороны, в темноте могло быть не одно животное, а два. Кот мяукал, а птица порхала, например. Допустим, это ворон… Будем исходить из этого. Летает по дому сам по себе. Почему? Это вопрос. Возможно, он просто не может покинуть дом: окна закрыты, выход только через дверь. А это риск быть пойманным. Возможно, он просто прячется в темноте. Отсиживается под крышей, ждет подходящего момента, чтобы упорхнуть. Если это так, я могу попробовать найти его, пока за мной не следят. Вероятно, он голодный. Я должен найти его, накормить и помочь выбраться наружу. С этим понятно. Для чего Яну вообще понадобился ворон? Что ему известно о переписке? Чье сообщение он перехватил? Мое или… Если он перехватил сообщение от моей дочери, то он может знать… Что? Почему он вообще вмешивается? Стоп. А так ли мне важно понимать это? Думаю, что нет. Зачем мне думать о мотивах Яна, когда в его голове царствует своя логика? Главное – освободить птицу. Ведь ради этого я здесь. Птица должна вернуться. Так сказала Гамаюн. Значит, надо дать ей возможность улететь. Теперь нужно подумать, как защитить от Яна Татьяну. Предупредить ее? Что сказать? Будь осторожна? Боюсь, мне придется открыться ей. Только так я смогу донести до нее всю серьезность происходящего. И что? Я просто обрушу на беззащитную девушку всю правду, и пусть разбирается с ней как хочет? Так, что ли? Кто сможет остановить этого монстра? Не она же. И не ее жених. Никто даже и близко к Яну не подберется. Никто из нашего мира, разве что я. Веселов мог бы помочь, наверное, но я сам отказался от возможности связаться с ним. Если честно, не хочется толкать на риск отца четверых детей. Ну что мне, убить Яна, что ли? Самому?
Эмиль тяжело вздохнул:
– Но открыться Татьяне и рассказать ей всю правду все же придется. Ворон.
Времянкин вышел из комнаты и, тихо шурша по ковру, направился к лестнице, попутно разглядывая потолок.
– Кыс-кыс-кыс, – тихонько призывал он ворона.
Под потолком скрещивались толстые деревянные балки. Там были места, где могла бы отсиживаться крупная птица, но ворона видно не было. Эмиль дошел до резных перил и остановился. Над лестницей потолок был выше, чем в коридоре. Стены округлой башни, сужаясь, уходили вверх еще метра на четыре. Времянкин задрал голову, но ничего не смог разглядеть – под крышей было темно.
– Кыс-кыс, – тихо повторил он.
– Эмиль! Ты встал? – раздался снизу бодрый голос наставника.
Мальчик дернулся от неожиданности и посмотрел сквозь перила вниз. Ян стоял в центре идеального мозаичного узора, украшающего сверкающий мраморный пол. На нем был клетчатый стеганый халат. Часть головы бережно придавливала уже знакомая Эмилю сеточка.
– Ты меня напугал. Да, я проснулся. Как видишь, – ответил Времянкин.
– Чего ты там стоишь? Спускайся к завтраку.
– Сейчас спущусь.
Ян не уходил. Эмиль еще раз взглянул под потолок и пошел вниз по ступеням.
– Ты представляешь, со мной кое-что произошло, – начал Времянкин, спускаясь по лестнице.
– Что случилось?
– Наткнулся в темноте на дверной косяк. И, кажется, сломал нос.
– Как это?
Не дожидаясь, пока Эмиль спустится, Ян помчался ему навстречу. Учитель быстро преодолевал ступени. На его лице читалась тревога. Он добежал до мальчика и преградил ему путь, согнувшись перед ним.
– Покажи.
Ян уставился на пальцы Эмиля.
– Руки не пострадали?
– Нет, руки не пострадали.
– Как же так, Эмиль? Все! Один ты больше не ходишь!
– Перестань, это ерунда. Мне бы только аспирина.
– Нет. Все! Ты не в состоянии о себе позаботиться. Это не обсуждается.
– Амм…
– Вот тебе и «а». Идем, попробуем привести тебя в порядок.
Благодаря лучшим средствам, которые только смогли достать Двое, гематома на лице Эмиля стала почти незаметной, опухоль существенно спала, но нос мальчика остался слегка искривленным. Вправлять его Ян не решился.
С головной болью Времянкин решил справиться при помощи короткого сна.
Проснувшись, он принял душ и оделся в роскошный черный смокинг, вынутый из бесконечных глубин внутренних карманов Двоих. На смокинге настоял Ян. Хотя сам Эмиль предпочел бы обойтись темными брюками и белой рубашкой.
Ровно в два часа дня учитель и ученик, в сопровождении Двоих, вышли из замка. Ян согласился выехать пораньше, чтобы Эмиль успел посетить парикмахерскую до начала концерта. Не изменяя своему экстравагантному стилю, наставник облачился в фиолетовый костюм-тройку, шубу из чернобурки и широкополую шляпу с фазаньим пером. Он предлагал и Эмилю примерить верх из натурального меха, но тот предпочел свою потертую курточку. Все четверо свернули в лабиринт.
Кирпичные стены запутанных переулков выглядели так, словно их возвели давным-давно. По цементным прожилкам от густо заросших участков к новым территориям продвигался мох. Кое-где у основания стен лежал снег. «Нужно будет пометить путь», – планировал Времянкин.
На подходе к машине Эмиль заметил, что экстерьер автомобиля претерпел существенные изменения: цвет стал черным, изменилась форма багажника. Наверняка было что-то еще, но с ходу Эмиль обратил внимание лишь на эти детали. Очевидно, после случая на парковке у ЗАГСа Ян перестраховывался.
Учитель уселся на заднем сиденье, разложив по бокам от себя края пышной шубы. Времянкин сел напротив, спиной к движению. Автомобиль тронулся. Ян нажал какую-то кнопку, и все окна в пассажирской части салона затянулись темными шторками. Эмиль закрыл глаза.
Когда Ян разбудил мальчика, автомобиль стоял у крыльца салона красоты «Белая ворона».
– У тебя час на все про все, – констатировал Ян.
– Мне нужны деньги. Можешь одолжить?
– Иди, стригись. Я рассчитаюсь.
Времянкин вошел в салон. Дверной колокольчик уведомил об этом встречающую посетителей сотрудницу заведения. Молодая девушка лет двадцати сидела за изогнутой стойкой и смотрела на гостя через круглые очки.
– Здравствуйте! – начал мальчик.
– Добрый день.
– Мне нужно срочно подстричься.
– Ты один?
Эмиль с некоторым раздражением уставился на девушку. Времянкину, очевидно, не понравилось, что незнакомый человек с ходу обращается к нему на «ты». Такова участь детей. Мало кто из взрослых воспринимает их всерьез. Возможно, в другой день Эмиль не обратил бы внимания на это малозначительное происшествие, но сегодня он был не в духе.
– Почему вы мне «тыкаете?»
– Что, прости? – Девушка вытянула шею и, открыв рот, прищурилась.
– Ничего, забудь. Мой сопровождающий в машине у входа. Он сейчас подойдет. Ну, так что? Могу я подстричься?
– Конечно. – Девушка вышла из-за стойки и подошла к посетителю. – Давай куртку, я повешу.
Эмиль снял с себя пуховик.
– Ну, повесь.
Из четырех кресел парикмахерского зала свободно было только одно. Три других занимали разновозрастные клиентки салона, следившие в зеркала за трансформациями своих причесок. За их спинами трудились мастера. Каждая пара тихо переговаривалась о чем-то своем. Щелкали ножницы, гудели фены, шипели пена и лак из баллончиков, жужжали машинки. Процесс преображения шел полным ходом.
– Садись сюда, – предложила девушка, указав на свободное кресло.
Времянкин забрался на сиденье, откинулся на спинку и вцепился в подлокотники. Вероятно, предыдущий клиент имел высокий рост, поскольку кресло располагалось низко от пола. В зеркале отражалась только часть головы Эмиля: от губ и выше.
– Мастер сейчас подойдет, – сообщила девушка и удалилась.
Эмиль уставился на свое отражение в зеркале. «На кого я похож? Какое странное лицо. Кривой нос, лохматая башка. Как небрежно! И вообще, волосы – это украшение. Посмотрите, я милый взъерошенный мальчуган. Погладьте меня по голове, потрепите по волосам, любите меня! Попахивает отчаянием. Все напоказ. С какой радости мне себя украшать? Я не заслужил этого», – рассуждал Эмиль, пока к нему не подошла фигуристая брюнетка в белом. Она посмотрела на мальчика через зеркало и улыбнулась. Сняла с крючка черный фартук, надела его и принялась завязывать лямки за спиной.
– Привет! Как вас зовут, молодой человек?
– Эмиль.
– Очень приятно, а я Женя.
– Мне тоже приятно.
Женя нажала ногой на педаль под креслом. Послышался протяжный шипящий звук. Пневматический механизм плавно поднимал кресло вместе с Эмилем. После того как в зеркале показались плечи мальчика, сиденье остановилось. Женя закончила завязывать фартук и запустила тонкие пальцы в кучерявую шевелюру мальчика.
– Что будем делать с богатством?
– Богатством?
– У парикмахеров свои ценности – волосы роскошные. Как будем стричь?
– Под машинку. Наголо.
– Ой.
– Так нужно.
– Пару миллиметров хотя бы оставим? На улице холодно.
– Мне предстоит путешествие по жарким странам, волосы будут мешать, – соврал Эмиль. – Но, думаю, пару миллиметров можно оставить.
– Буквально пару. Ну, может, три. Сейчас посмотрим. Без волос будете выглядеть… эммм… странновато, скажем так. Пойдем мыть голову.
Времянкин перебрался в кресло, оборудованное мойкой, откинул голову и прикрыл глаза. Выемка в керамической раковине приятно холодила шею. Теплые струйки воды ударились о лоб мальчика и побежали по волосам.
– Как водичка? Не горячая?
– Порядок, – приоткрыв глаза, ответил Эмиль.
Женя обильно смочила его волосы. Щелкнул колпачок шампуня, послышался запах жасмина. Девушка начала массировать мокрую голову Эмиля, взбивая пену в волосах. Она поглаживала виски мальчика, его затылок, макушку. «Это… Это… Приятно. Просто кайф. Эта милая девушка моложе меня лет на пятнадцать, наверное. Как она моет голову… Я мог бы жениться на ней только из-за этого. Я мог бы провести так всю жизнь. Подожди-ка. Нет, нет, нет! Футбол. Китайский язык. Только не представлять ее без одежды. Нет! Не сейчас. Журнал «Садовод». Бухгалтерия предприятия. Мендельсон», – крутилось в голове у Времянкина. Женя смыла пену и промокнула волосы мальчика полотенцем.
– Возвращаемся к зеркалу, – с улыбкой произнесла она.
Эмиль послушно выполнил мягкую команду Жени. Она закрепила на шее у мальчика одноразовый воротничок, а потом, взмахнув парикмахерским пеньюаром, укрыла его целиком, оставив только голову. Затем она вытянула одну прядь.
– Я сначала ножницами сниму часть. Посмотрим, вдруг понравится. А уж потом машинкой, если вы не против.
– Вы мастер.
– Спасибо за доверие, – улыбнулась Женя.
Она повернулась к стойке с инструментами, которая находилась в полуметре от кресла. Времянкин невольно бросил взгляд на ее выпуклый зад. Он пристально разглядывал попку девушки через зеркало. Эмиль отвел взгляд, только когда Женя развернулась к нему лицом. Мастер приступила к своей работе. Защелкали ножницы, и по черному пеньюару, как с горки, покатились мокрые завитки.
– Путешествие это хорошо! Можно купаться, загорать…
– Я еду на гастроли.
– Гастроли? Ого! Артист?
– Я пианист.
– Так и подумала почему-то. Костюм такой… концертный. Подумала сначала: «Ого!» Потом думаю: «Скрипач, наверное». Оказалась близка. Значит, поедете выступать. А куда, если не секрет?
– Тур по Азии: Сингапур, Южная Корея, Индонезия, Малайзия. Кажется, ничего не забыл.
– Вот это да! И часто так?
– Регулярно.
– Хороший, значит, пианист, раз приглашают.
– Я выиграл несколько международных конкурсов.
– Простите, а сколько вам лет?
– Семь.
– С ума сойти. Это круто! Действительно впечатляет!
– Спасибо!
Женя повернулась к стойке. Она случайно коснулась своими пружинистыми ягодицами плеча Эмиля. Он тут же представил ее без одежды. «Наливное яблочко. Спелое. В самом соку. Черт! Красивая девушка – путь к могиле. Без похоти у меня был покой, которого так не хватало взрослому Эмилю. Необходимо продлить период сексуального воздержания! Рано, рано я созрел. Я должен направить эту энергию в творчество. Тем более что секс для меня пока вне закона. Черт! Она хороша», – думал Времянкин. Женя повернулась к мальчику с жужжащей машинкой в руках и принялась ровнять затылок клиента. Эмиль реагировал мурашками на каждое ее прикосновение. Умышленное и нечаянное. Рукой или бедром. Он представлял, каким мог бы быть их секс. Он хотел Женю. Накидка защищала его от позора.
– А я вот стригу, стригу. А волосы все не кончаются и не кончаются, – посетовала Женя с улыбкой.
Она грустила какой-то глубокой, не мимолетной грустью. Это читалось за ее дежурной приветливостью.
– Вы делаете людей лучше, – поспешил успокоить ее Эмиль.
– Спасибо! Хотя это не всегда так, скажу по секрету.
– Обещаю молчать об этом.
– Ха-ха. Договорились!
– Вам нравится то, чем вы занимаетесь? – спросил мальчик.
– Хмм… Серьезный вопрос.
– Да? Можете не отвечать.
– Наверное, да. Нравится. Иначе зачем бы я тратила на это столько времени? Правильно?
– Такое бывает, что делаешь что-то по инерции. Машинально.
– Я стараюсь меньше думать об этом. Просто делаю, вот и все. Мою волосы, стригу волосы, крашу волосы, укладываю волосы. Но, если так подумать, я люблю волосы и неплохо в них разбираюсь. И у меня есть своего рода достижения, несколько побед на конкурсах. Сейчас я мастер, предположим. Через год получу высшую категорию. Потом открою свой салон. Как знать. – Женя улыбнулась.
– Планы грандиозные! Интересно, когда у вас будет свой салон, вы будете в нем стричь?
– Надеюсь хорошо зарабатывать к тому времени и иметь возможность путешествовать. Как вы.
– А как же волосы?
– Ну, не знаю. Буду стричь в свое удовольствие. Родных, друзей. Не так, чтобы по восемь часов на ногах. Это довольно утомительно.
– Понимаю вас. После многочасовых репетиций чувствую усталость. Приходится напрягать позвоночник, руки. Это тяжело.
– Представляю.
Возникла пауза.
– Почему вы в костюме? Было выступление? – поинтересовалась Женя.
– Нет, только предстоит через пару часов.
– Так вы, наверное, спешите?
– Немного.
– Так, сзади убрала, с боков тоже. Сверху чуть оставила. Или убрать?
– Убрать.
– Да? А мне так нравится. Красиво!
– Мне не до красоты.
– Поняла. Десять минут и закончу. Потом смоем состриженные волосы и все. Так нормально?
– Отлично!
После всех процедур Эмиль поблагодарил Женю и направился к выходу. Он остановился у стойки регистрации и посмотрел на девушку.
– Твой папа уже рассчитался, – не дожидаясь вопроса сообщила она.
– Он не мой папа.
– Да? Вы так похожи.
– Похожи? Это вряд ли, – буркнул Времянкин и вышел на улицу.
За то время, что он провел в салоне, успело стемнеть. Эмиль сел в автомобиль Яна. Машина тронулась. Наставник, прищурившись, разглядывал новую стрижку своего ученика.
– И что, тебе так нравится? – с усмешкой спросил он.
– Да.
– Аскетичный образ.
– Вроде того.
– По-моему, это крайность.
– Чем меньше отвлекающих факторов, тем лучше. Отрастут миллион раз.
– Ну-ну.
«Дура. Я не похож на него ни капельки. Мой отец был хорошим человеком: честным, понятливым, ответственным, серьезным. А иногда и веселым. Он был хорошим. Это точно. Не то что Ян. Этот вообще без совести. Неужели он решил заявиться на концерт после всех своих «подвигов»? Еще разоделся. Зла не хватает. Я тоже хорош, раздухарился перед парикмахершей. Дурень несчастный. Страшно подумать, но я не могу вспомнить лицо своего отца. Какие-то ускользающие образы. Странно. После концерта надо будет заехать домой», – решил Эмиль.
– Я не смогу присутствовать на выступлении, – сообщил Ян.
Он закинул ногу на ногу и расставил руки в стороны, упершись ими в подушки дивана.
– Почему?
– У меня есть дела. Мы оставим тебя у входа, а после концерта заберем.
– Как скажешь.
В фойе концертного зала Эмиля встретила Алена. Она проводила брата в гримерную: это была просторная комната с ковровым покрытием на полу, обоями кофейного цвета и подсвеченными зеркалами вдоль стен. В центре гримерки стоял стол с закусками и напитками. В помещении присутствовало еще несколько артистов, ожидавших начала концерта. Все они были взрослыми и, судя по набору инструментов, принадлежали к числу академических музыкантов. Кто-то из них переодевался, кто-то перекусывал, кто-то разминался. Времянкин увидел свободное кресло в углу комнаты и направился к нему. Там он снял куртку и сел. Алена остановилась у накрытого стола, взяла чистую тарелку и нагрузила ее бутербродами. Затем подошла к Эмилю и вручила тарелку брату.
– Поешь, – сказала она и села рядом на невысокий пуф.
– Спасибо.
– Ты похудел. Нормально себя чувствуешь? А с носом что?
– Все нормально. Нос разбил в темноте, ударился об дверь.
– Кошмар! – Алена пригляделась к переносице брата и цокнула языком. – Сломал, похоже. Надо к врачу.
– Завтра схожу.
– Постригся.
– Да.
– Мне нравится.
– Хорошо.
– Эмиль, я была дома. Там какие-то надписи на стенах. На кухне и в коридоре.
– Да, прости. Я не успел стереть.
– Что это? Белиберда какая-то.
– Я все сотру, не бери в голову.
– Ты точно в порядке, братец?
– Точно. Не переживай.
– У нас уже на несколько недель вперед все расписано. Это определенные обязательства, ты же понимаешь?
– Конечно.
– Если тебе нужен отдых, ты скажи. Я что-нибудь придумаю.
– Не нужно, я в норме. У тебя, случайно, нет с собой фотографии родителей? – спросил Эмиль.
– Чего это вдруг?
– Захотелось посмотреть.
– Дома есть альбом: в комоде, в гостиной.
– Поищу. Как у Родиона дела?
– У парня новое развлечение – устроил на чердаке обсерваторию. Установил телескоп и пялится в темное небо, не отогнать. Измеряет что-то, замеряет, записывает.
– Хм… – Эмиль улыбнулся.
– Не знаю, будет ли толк… Или блажь очередная. Про хоккей даже не вспоминает. Попросил записать его в летний космический лагерь.
– Записала?
– Записала. – Алена вдруг понизила громкость голоса и пригнулась к Эмилю: – А этого… Филиппа… сына Люды, помнишь?
– Да.
– Она мне похвасталась… Приезжали тренеры из какого-то невероятного хоккейного клуба и предложили им контракт. Представляешь? Карьера у парня в кармане. Скажи, наглость? Ну, ему никак не десять лет. Хоть убей. Где справедливость?
– Боюсь, не того ты спрашиваешь. Твой брат не лучше, – возразил Времянкин.
Сестра задумалась, взяла с тарелки Эмиля бутерброд и откусила.
– Мне звонил жених Татьяны, – перевела тему Алена. – Спрашивал, не согласишься ли ты сыграть на их свадьбе. Хочет сделать сюрприз. Говорит, Таня, мол, будет в восторге, дескать, ей будет приятно. Что ему сказать?
– Я подумаю. Когда свадьба?
– Первого апреля.
– В день дурака?
– Я сказала, что это перед самым конкурсом, что тебе может быть не до того.
– Я сыграю.
– Уверен?
– Скажи жениху, что я согласен.
Концерт прошел как по маслу. Публика была довольна. Времянкин отыграл свое выступление и, не дожидаясь занавеса, покинул концертный зал. На улице в сотне метров от входа мальчика уже ждал автомобиль Яна. Эмиль поцеловал сестру на прощание и уехал с учителем.
По дороге он упрашивал наставника сделать небольшой крюк перед возвращением в замок и заехать к нему домой, чтобы прихватить кое-какие вещи. Ян определенно чувствовал себя неуютно, находясь в городе. И даже темень на улице и наглухо зашторенные окна салона автомобиля не добавляли ему спокойствия. И тем не менее он согласился.
Эмиль поднялся в квартиру и наспех собрал свой рюкзак, сложив туда вороний манок, пластинку, подаренную Ольгой, коммуникатор, учебники и прочие школьные принадлежности. Перед уходом мальчик вытащил из комода семейный фотоальбом, вынул оттуда первый попавшийся снимок родителей, убрал фотографию в карман и вышел из дома.
Автомобиль тронулся.
– Что у тебя в рюкзаке? – с недоверием поинтересовался Ян.
Времянкин вывалил содержимое на сиденье рядом с собой. Ян разворошил кучу рукояткой трости.
– Что это? Телефон?
– Да.
– Давай его сюда.
Эмиль протянул коммуникатор учителю. Ян убрал его во внутренний карман шубы.
– Побудет у меня пока что.
– А если я захочу позвонить?
– В замке телефон все равно не работает. Нужно будет позвонить, скажешь. Придумаем что-нибудь. А это что? – Ян указал на манок. – Пастуший рожок?
– Да, увлекся народным творчеством. Хочу освоить. Думаю, пригодится в будущем. Вдруг решу написать что-нибудь в духе «Весны священной»…
– Стравинский использовал английский рожок, а это примитив какой-то.
– Мне нравится. Хочешь послушать?
– Нет, спасибо.
– К чему этот досмотр, я что-то не понимаю? Я пленник?
– Нет. Конечно нет, но мы обязаны соблюдать осторожность. Никто не должен знать о замке. Это вызовет слишком много вопросов. Согласен?
– Пожалуй. Но, думаю, от пары учебников и дудки вреда не будет.
– Думаю, не будет. Что это за пластинка? Клуб «Лукоморье», – прочитал Ян.
– Кое-что из моих прежних пристрастий. Давно хотел послушать, но не было проигрывателя. Подумал, что Двое могли бы помочь мне с этим. Если ты не против, конечно…
– Я не против.
