XXXIV

Утром Эмиля разбудил шипящий звук скользящих по карнизу шторных петель. Не по-февральски яркий солнечный свет упал на лицо мальчика. Эмиль проморгался и, прищурившись, вгляделся в размытый силуэт у окна.

– Доброе утро! – бодро произнес Ян.

Он прошел к центру комнаты, и уже ничто не мешало Времянкину хорошенько разглядеть своего наставника: короткий бархатный халат поверх шелковой пижамы, тапочки с вышитым золотом гербом и причудливая сеточка для волос на голове. Стоя на искусном ковре на фоне богатого антуража, Ян походил на заправского аристократа. Держа осанку, он спрятал ладони в накладные карманы халата, оставив снаружи большие пальцы. Эмиль приподнялся на локтях.

– Ты прямо герцог букин-мать-его-гемский. Британская знать, ни дать ни взять. У тебя даже герб на тапочках есть. С ума сойти, Ян, – сказал Времянкин на тон ниже, чем обычно.

Ян смущенно хихикнул.

– У тебя что, ломается голос? – спросил он.

– Да вроде нет. Рановато для этого. Обычная утренняя сипотца.

– Хорошо, что ты пианист, а не вокалист: мы не так зависим от возрастных изменений.

– Да уж, – согласился Эмиль и упал на подушку.

Ян направился к выходу.

– Через пятнадцать минут жду тебя к завтраку.

– Куда идти-то?

– Она покажет. – Ян кивнул на женщину, стоящую там же, где Времянкин видел ее в последний раз.

Эмиль умылся, оделся и, следуя за своей надзирательницей, отправился на завтрак.

Ян принимал гостя в большом каминном зале с огромными витражными окнами. В центре просторного помещения стоял длинный обеденный стол с двадцатью пятью стульями, расставленными по периметру. Ян сидел во главе, Эмиль рядом. Двое выгружали перед ними всевозможные яства. Времянкин начал завтрак с кофе.

– Ммм… – промычал он, закрыв глаза.

– Ты настоящий кофеман, – усмехнулся Ян.

– Что есть, то есть.

Ян указал кончиком ножа на необычного вида блюдо. Какая-то золотистая смесь тушеных овощей с чем-то еще.

– Попробуй вот это, обязательно. Просто шедевр! – жуя, сказал он.

– А что это?

– А вот мне интересно, угадаешь или нет.

Эмиль положил немного на тарелку и попробовал.

– Ммм… Восхитительно! Что-то морское?

– Девонширский краб, тушенный с ласточкиными гнездами.

– Такое бы я не угадал. Сам-то ты, смотрю, простой глазуньей завтракаешь? – заметил Эмиль.

– Да. Ты знаешь, первое время пробовал все подряд. Находил меню лучших ресторанов мира, тыкал пальцем в понравившееся название и уже через минуту наслаждался деликатесом. Но я быстро понял, что нужно себя контролировать. Иначе я бы быстро набрал вес. От некоторых блюд у меня случались несварения, не к столу будет сказано. В какой-то момент захотелось чего-то привычного. Иногда я балую себя чем-нибудь эдаким, конечно. Но не часто, – разглагольствовал Ян. – Но ты себя не сдерживай. Пробуй. Вот черный цыпленок из Индонезии – очень неплохо. Белую икру попробуй. Редкая вещь! Мне она не очень понравилась, но вдруг ты оценишь.

– Попробую. Хорошо устроился.

– Не жалуюсь, – улыбнулся Ян и ткнул хлебным мякишем в желтый глаз яичницы.

– А можно будет после завтрака осмотреть твой замок? Любопытно.

– Конечно, я все тебе покажу. И дом, и сад. Сегодня погода великолепная.

– Кажется, зима отступает. Дело к весне.

– А это значит, что нам нужно поднажать, до конкурса осталось чуть больше месяца. – Ян сунул пропитанный желтком хлеб в рот и облизал кончики пальцев.

– Почти два, – посчитал в уме Эмиль. – Думаю, уложимся.

– У нас нет выбора.

– Завтра у меня концерт, думаю, ты в курсе. Пропускать нельзя. Губернатор лично просил Алену, чтобы я выступил.

– Да-да, разберемся. Выступишь.

После плотного завтрака Ян повел гостя знакомиться со своими владениями. Он продемонстрировал мальчику десять спальных комнат, выполненных в разных стилях: от мавританского до деревенского. Показал спортивный зал с бассейном, библиотеку, кинотеатр. C особой гордостью Ян представил музыкальную комнату, оборудованную деревянными акустическими панелями. В центре просторного помещения громоздился темно-синий рояль.

– Здесь мы будем репетировать, – сказал Ян, держась за ручку входной двери.

Эмиль оглядывал студию с порога.

– Блеск! – восхитился он. – А-а-а!

Стены с легкостью поглотили выкрик мальчика.

– У меня тут есть звукозаписывающие устройства. Будем записывать, слушать, исправлять. В школе такой возможности не было.

– Да уж. Эта комната – мечта пианиста.

Ян посмеялся:

– Пойдем, подышим свежим воздухом.

Для выхода в сад Двое снарядили Эмиля и Яна валенками и дубленками. Ян оставил своих помощников в доме и вместе с гостем отправился на прогулку.

Они прохаживались по ухоженным дорожкам между зелеными топиари. Кустарники, подстриженные в форме различных животных, превращали парк в сказочное место.

– Сколько же им понадобилось времени, чтобы соорудить такое? – поинтересовался Времянкин.

– Буквально несколько дней.

– Фантастика!

– Вот это жизнь! Согласен?

– Еще бы.

– Я и мечтать о таком не мог. Ютился в убогой однушке столько лет. А ведь живем только раз! Стоит ли размениваться на мелочи?

– Это, конечно, здорово, но каждому свое. Не представляю, что бы я делал со всем этим?

– Как что? Владел бы, пользовался. Разве плохо? Свой парк, дом.

– У тебя двадцать с лишним стульев за столом. Для кого они? Ты живешь один. Куда тебе столько?

– Подрастешь, поймешь.

– Нет, ну серьезно.

– Возможно, я решу обзавестись семьей. Я этого не исключаю.

– Есть кандидатура?

– Возможно.

– Я ее знаю?

– Хватит об этом. Мне пока и одному неплохо.

– Лично мне хватает того, что я имею. Главное, чтобы была возможность спокойно заниматься любимым делом. Теплая постель, вкусная еда. Что еще нужно-то? Знаешь, меня все это совершенно не возбуждает. Богатство, я имею в виду.

– Ты рассуждаешь как бессребреник, – усмехнулся Ян. – Бери пример со своей сестры. Алена вот быстро сориентировалась. Если твои нужды минимальны, ее аппетиты не столь скромны. И они будут только расти, уж поверь. Я ее понимаю: к хорошему привыкаешь моментально. Она, в отличие от тебя, хочет пожить по-человечески. И ты должен с этим считаться. Сам же вчера красиво так распинался по поводу заботы о других. Вот и будь последователен. Хорошая философия, придерживайся ее. А мы, так сказать, будем заботиться о тебе. Вместе мы завоюем весь мир. Мои возможности плюс твои способности. Ого-го!

– Скажешь тоже, способности. Средней руки пианист, если мерить по-взрослому.

– Напрашиваешься на комплимент? В тебе и правда что-то есть, даже без скидок на возраст. Ты отличный пианист. Но что важнее, интересный композитор. «Теллура» вышла диво как хороша.

– Спасибо, конечно, но посмотри, что творят Двое. Вот где искусство!

– Перестань, они ничего не изобретают – они лишь воспроизводят. Можно показать им картинку с домом, который ты хочешь, и они его сделают.

– Ну, так покажи им Баха.

– Они сделают Баха. Они попросту скопируют его. Вот и все.

– Ты уже пробовал?

– А как же? Это был бы идеальный расклад.

– Поэтому тебе нужен я?

– Ну-у-у. Жизнь богача это уже кое-что, но хотелось бы и о вечной славе позаботиться. Мы это уже обсуждали.

Ян остановил Эмиля у колодца.

– Хочешь пить? Вода здесь сладковатая на вкус. В жизни не пробовал ничего подобного, – хвастался Ян.

– Можно попробовать, – пожав плечами, согласился Времянкин.

Ян столкнул ведро с края оголовка в колодец. Деревянная кадка полетела вниз, утягивая за собой металлическую цепь, намотанную на ворот. Тот почти беззвучно вращался вокруг своей оси. Эмиль хотел заглянуть в колодец, но Ян придержал его за плечо.

– Подожди, пока ведро достигнет дна, потом посмотришь.

Послышался всплеск воды, ворот остановился. Ян принялся вытаскивать ведро, наматывая цепь на деревянный цилиндр. Встав на носочки, Эмиль смотрел, как из темноты колодца поднималось покачивающееся зеркало, в котором отражались голубое небо и силуэт его кучерявой головы. Ян закрепил ворот, вытянул ведро, поставил его на край оголовка, снял с крючка ковшик, зачерпнул из бадьи воды и протянул Эмилю.

– Пробуй.

Времянкин принял резной черпак и сделал глоток.

– И правда вкусно! Хороша водица, – Эмиль отпил еще.

– Я же говорил! – улыбался Ян. – Только не спеши, вода холодная. Болеть нельзя, у нас много работы.

Эмиль жадно пил из ковша, поглядывая на одноэтажные постройки рядом с садом.

– А-а-а, – выдохнул он, оторвавшись от черпака. – Невероятно!

Ян, смеясь, принял у него опустошенный сосуд.

– А что это за постройка? – спросил Времянкин.

– Что? – будто не расслышав, переспросил Ян. Он отвернулся, чтобы повесить ковш на крючок.

Эмиль указал рукой на невысокое кирпичное сооружение.

– Вот это.

– Это? – снова переспросил Ян, кивнув в сторону здания. – Да так, подсобное помещение для хранения инвентаря. Лопаты, знаешь ли, грабли – все в таком духе.

Ян щелкнул гортанью. Эмиль посмотрел на него снизу вверх. Но тот с серьезным видом отвлекся на наручные часы.

– А время-то… Думаю, пора начать репетицию.

Не дожидаясь ответа, учитель направился к донжону. Времянкин еще раз взглянул на постройку, вопрос о которой спровоцировал у Яна горловой спазм, и последовал за педагогом.

Начали с разминки. Гимнастика для рук, разработанная Яном, помогала легче переносить серьезные нагрузки, связанные с исполнением классической музыки. В этом Ян был настоящим спецом. Для неокрепших суставов Эмиля это было особенно важно. Ян внимательно следил за работой каждого пальца обеих рук своего подопечного, делал замечания, давал советы. Казалось, что его студия, как операционная хирурга, была местом стерильным. Будто все угрозы внешнего мира остались за дверью – ни вирусов злобы, ни бактерий вражды. Вся недосказанность на время отступила. В воздухе витало сплошное взаимопонимание.

Разбор программы начали с Прокофьева. Инструмент звучал безукоризненно. Комната уплотняла звук, делала его бархатистым. Времянкин смаковал каждую ноту. Музыка лилась. После нескольких прохождений Ян сделал аудиозапись. Во время кофейной паузы они с Эмилем несколько раз прослушали фонограмму, выявили недочеты и после перерыва принялись исправлять их. Затем был обед. Уставшие от звуков Ян и Эмиль ели в тишине. После дневной трапезы с новыми силами принялись за дело.

«Мефисто-вальс» давался с трудом. У Эмиля никак не получалось уловить настроение, которое от него требовал Ян. «Дай мне сологубовскую иронию!» – без конца повторял наставник. Он хотел веселой чертовщины, а Эмиль, вместо того чтобы развлекаться, скатывался, по словам учителя, в «древнегреческую трагедию». Времянкин никак не мог отделаться от мысли о том маленьком домике около сада. «Какую тайну он охраняет?» – думал Эмиль. После двух часов Листа юный пианист начал терять концентрацию. Ян объявил часовой перерыв.

После был «Марс» с «Венерой» и наконец «Теллура». Эмиль впервые исполнял ее целиком. К удивлению Яна, все сложные элементы его подопечный воспроизвел без особых усилий. Порядком разогретые пальцы гоняли по клавишам скоростные переливы, как ветер волны. По ходу пьесы Времянкин вносил правки в партитуру. Произведение приобретало все более законченный вид. Ян был заметно воодушевлен. Он улыбался и покачивал головой в такт. Репетиция длилась в общей сложности восемь часов, не считая перерывов. Довольный результатом, Ян пригласил своего гостя ужинать.

Стемнело. Мерцал огонь в камине. Таяли горящие на жирандолях свечи. Эмиль и Ян сидели за столом и придумывали, чем бы им наполнить желудки.

– Так, – размышлял Ян, разглядывая картинки в гастрономическом альбоме. – Мне нравится черная куропатка в меду с артишоками. Выглядит аппетитно! Что ты думаешь? – спросил он своего компаньона.

– Я, пожалуй, ограничусь овощным салатом.

– И все?

– Да. Не люблю наедаться на ночь.

– Правильно! Форму нужно поддерживать. Ты, в отличие от настоящих детей, знаешь, что такое возрастные болячки. Угадал?

– О да. Начиная от проблем с позвоночником, заканчивая зубами. Внутренние органы: печень, легкие, почки… Что еще? Сердце, наверное, тоже, суставы. В общем, много всего, что можно было бы предотвратить, просто приучив себя к определенному порядку. Элементарная дисциплина.

– Живешь так, соблюдаешь все правила, а потом раз – и тебе на голову падает кирпич. Или даже камушек. Падая с большой высоты, маленький камушек способен лишить нас жизни.

Ян повернулся к Двоим, смирно стоящим за спинкой его стула.

– Салат и куропатку.

Он будто обращался к официантам в ресторане. Двое принялись накрывать на стол: разложили перед хозяином и его гостем столовые приборы, поставили блюда с заказами, а рядом тряпичные салфетки, сложенные в форме лебедей.

– Мы хрупки. Даже очень, – продолжил Ян, стягивая вилкой кожицу с куропатки. – Тоненькая кожа, которую так легко проткнуть… Мясо… – Он воткнул вилку в бедрышко птицы. – Кровь… Все это не слишком надежно. Человека можно убить даже вилкой. Даже карандашом. Крошкой хлебной можно поперхнуться. Черт! Секунда, и тебя больше нет. Финита ля комедия. Что успел, то успел. Положили ручки, тетрадки закрыли. Сдайте ваши работы, как в школе говорят. А что там в тетрадке? Чушь и банальность. Ничего стоящего.

Эмиль бросил взгляд на столовый нож, который женщина подала Яну к птице. Серебристый прибор с острым лезвием отражал фрагменты танцующих огоньков свечей. «Быстро схватить и воткнуть ему в шею. Или в глаз. Один рывок. Бросок. Запрыгнуть на стол. Схватить нож. Всадить», – думал Эмиль. Он посмотрел на Двоих. Они стояли за спинкой стула хозяина, убрав руки в карманы курток. Женщина как будто наблюдала за Эмилем. Мальчик вернулся к своему салату. «Нужно, чтобы наверняка. Убить за секунду, иначе мне конец», – размышлял он.

– Тело нужно беречь! – заключил Ян.

– Точно! – согласился Времянкин. – А что, если нам выпить? – неожиданно предложил он.

– Выпить? – удивился учитель. – А тебе можно?

– Я еще не пробовал в этом возрасте. Но…

– Хм… – задумался Ян. – Мы только что так долго рассуждали о здоровом теле…

– Меня иногда подводит нездоровый дух. Мозги-то у меня старые, в отличие от тела. Со всеми вытекающими проблемами, сам понимаешь. И все стрессы, накопленные мною за целую жизнь, со мной. Они управляют мной. Хочу на время ослабить контроль.

– Кувшин красного вина! – недолго думая, приказал Ян женщине.

Та выставила на стол глиняный сосуд и два бокала на тонких ножках.

– Не боишься последствий? Тебе завтра выступать.

– Я немного, буквально глоток. Чисто символически. За успех нашего предприятия.

– Это… Это… Тост?

– Ну да.

Ян разлил вино по бокалам. Наставник и ученик чокнулись, пригубили вина и продолжили ужин.

– Ну, ты как, вообще? В смысле, я никогда не думал, что у тебя могут быть какие-то психологические трудности в связи с твоей трансформацией. А ведь это не простую гамму сыграть. Это… Пережить надо.

– Я уже привык, но спасибо за беспокойство. Кстати, у тебя здесь есть какие-нибудь животные? – спросил Эмиль.

– Животные? Какие животные?

– Не знаю, домашние животные: кошки, собаки. Кажется, у меня аллергия.

– Нет, не интересуюсь. – Ян с хрустом оторвал от тушки птицы крылышко и принялся объедать кость.

– Птицы, может быть?

– Птицы? Это какие? Гуси, утки, что ли?

– Необязательно. Попугаи, например. Некоторые держат воронов. Говорят, они очень умные.

– Не такие уж они и умные. У меня нет никакого желания тратить на них свои силы и время.

Времянкин поднял свой бокал, дотянул его до бокала Яна и свел фужеры. «Дзинииинь» – зазвенел хрусталь.

– Ляяяяяяя, – подпел звону Ян. – Звучит на чистую «ля». Как камертон, – усмехнулся он.

– За победу на конкурсе! – торжественно произнес Эмиль.

Ментор вытер жирные губы салфеткой и поднял свой бокал.

– Я пригублю, а ты пей до дна, – улыбаясь, добавил Времянкин.

– Конкурс – это важно! Мы должны победить. Смести всех с пути. Ну, давай!

Ян залпом опустошил бокал, в то время как Эмиль лишь сделал вид, что отпил вина.

– У меня есть еще тост, – сказал мальчик.

– Ух. Ты опытный выпивоха, как я посмотрю, – заметил Ян, наполняя свой бокал очередной порцией вина.

– Было дело. Раньше я не особо себя сдерживал.

– Ну, давай. Что за тост?

– За успех «Теллуры»!

– Ох.

– Да! Чтобы она принесла тебе мировую известность.

– Это было бы… чудесно! Знаешь, мне нравится, какой она получается.

– Серьезно?

– Да! Абсолютно вписывается в ряд «Планет» Холста.

– Когда писалась основная часть, задача создать «планету» еще не стояла, это была просто композиция. Безотносительная. Идея сделать из нее «Теллуру» принадлежит тебе.

– И я не ошибся.

– Время покажет. Пока ее слышали только мы. Необязательно, что она понравится всем.

– И тем не менее тебе удалось.

– Это тебе удалось, ты придумал ее. Начинай привыкать.

Ян с хмельной улыбкой посмотрел на Эмиля.

– Такое отношение меня вдохновляет, – воодушевился он. – Знаешь, я думаю, нам не нужно сомневаться в успехе. Мало кто сможет устоять перед твоим обаянием. Ты проникаешь в сердца людей. Тебя воспринимают как чудо, как феномен. Уверен, тамошняя публика уже наслышана о твоих способностях.

– Думаешь?

– Конечно! Они заинтригованы. Им интересно. И ты их не разочаруешь. Они будут носить тебя на руках. Вот увидишь. Мы с тобой… будем творить историю. Чуть не сказал: «сынок». За «Теллуру»!

– До дна, – улыбнулся Эмиль.

– Само собой, – уверенно ответил Ян и в несколько глотков справился с поставленной задачей. – Хааааааа, – прорычал он, поставив пустой фужер на стол. – Ух, крепкое.

– Есть еще тост! – радостно сообщил Времянкин.

– Да, подожди ты, торопыга!

– Чего ждать? Мы хорошо поработали. Вкусный ужин, отличное вино.

– Хм… – Ян наполнил бокал. – Что еще?

– За любовь!

– За любовь? – удивился ментор.

– Да! Ты против?

– Хм…

Ян как будто погрустнел. Он начал теребить край салфетки, лежащей рядом с тарелкой. Его гортань неожиданно издала звонкий щелчок. Легкое эхо подхватило его и разнесло по всему залу.

– За любовь, значит? Ладно, давай.

Учитель буквально влил в себя содержимое бокала.

– Ты любил? – спросил он на выдохе и поставил опустошенный бокал на стол. Затем вцепился пальцами в тушку куропатки и принялся разламывать ее скелет.

– Думаю, да, – ответил Эмиль, наблюдая за участью птицы.

– То есть ты не уверен? – Ян скривил рот от усилий, прилагаемых им к разделыванию птицы.

Времянкин пожал плечами.

– А у меня вот есть дама сердца, это между нами, – уточнил Ян, указав на Эмиля жирным пальцем.

– Почему между нами?

– И правда, почему? Наверное, потому… Потому…

Ян глубоко задумался.

– Я ее знаю? – вернул его к разговору Эмиль.

Педагог улыбнулся: его губы блестели от жира, изо рта на тарелку свалился кусок черного мяса. Ян посмотрел на Эмиля, прищурился и погрозил указательным пальцем.

– Что? – не мог понять Времянкин.

– Так и быть. Пойдем со мной.

Ян вытер руки и рот салфеткой, с грохотом отодвинул стул, поднялся, взял со стола подсвечник и, покачиваясь, направился к лестнице. Эмиль пошел за хозяином дома. Двое последовали за ними. Ян остановился перед самой лестницей и обернулся. Двое приближались к нему, но он вдруг выставил перед ними ладонь. Те остановились.

– Не-а. Нет. Вы остаетесь здесь. Давайте, пока сообразите кофейку, как вы умеете. И дижестив какой-нибудь. – Ян подмигнул женщине после этих слов. – И… торт. «Сказка». Хочу торт «Сказка». Ты любишь «Сказку», Эмиль?

– Что-то припоминаю такое. Из детства.

– Дааааа, – прошипел слегка осоловевший Ян. – Класс! Пошли.

Он махнул свободной рукой, указав направление, повернулся и, держась за перила, зашагал вверх по ступеням.

– У них она получается буквально в точности как в детстве. Только лучше. – продолжал Ян.

Он напоминал избалованного ребенка, не знающего отказа, или богатенького самодура с эксцентричными желаниями. Ян шел чуть согнувшись, удерживая на весу массивный канделябр. Эмиль поднимался по широкой лестнице рядом с пьяным ментором. Добравшись до второго этажа, они остановились. Яну потребовалось время, чтобы восстановить дыхание.

– Ты как? – спросил мальчик.

– Все отлично! Надо все-таки сказать Двоим, чтобы повесили люстры нормальные. Свечи это, конечно… Я привык жить в тусклом свете и экономить электричество. Но таскать с собой эту… – Ян взглянул на подсвечник, – очень красивую и в то же время невероятно тяжелую вещь, что-то не хочется. Ладно, идем.

Они шли по темному коридору к последней двери на этаже.

– Эту комнату ты мне не показывал.

В ответ Ян цокнул. Он протянул Эмилю подсвечник.

– Подержи.

Времянкин взял тяжелый канделябр двумя руками.

– Долго я его не удержу, – сдавленным голосом предупредил он.

– Сейчас.

Ян вынул из кармана пиджака ключ и принялся вставлять его в замочную скважину. Ему никак не удавалось справиться с этой задачей.

– Черт! Я пьян, – сказал он и захихикал.

Эмиль поднес подсвечник ближе к замку.

– Так лучше, это поможет. Сейчас, – пыхтел Ян.

– Зачем ты вообще ее запираешь? От кого?

– Я не знаю. У меня фобия, видимо. Боязнь открытых дверей. А здесь их слишком много и все открыты, представляешь. Ужас! У меня сразу возникает ощущение, что я не контролирую ситуацию.

Ян наконец разобрался с замком и приоткрыл дверь. Он посмотрел на Эмиля.

– Подожди, – заговорщически прошипел он. – И задуй свечи, – неожиданно предложил учитель.

– Зачем?

– Ну задуй.

– Темно же будет.

– Вот… зануда!

Ян принялся задувать свечи по очереди: образовалась темнота.

– Постой здесь, – сказал он и вошел в комнату, оставив дверь распахнутой.

Повеяло свежей прохладой и легким цветочным ароматом. В темноте Ян споткнулся обо что-то:

– Черт! Что это? Больно, блин… Так. Где это? Сейчас. А вот!

Раздался щелчок тумблера, и загорелись цветные фонарики, обрамляющие большой портрет Татьяны, висевший на стене. Эмиль поставил канделябр на пол и медленно прошел в комнату. Ян сделал несколько шагов к открытому окну и закрыл его.

– Бр-р-р. Холодно как! – посетовал он.

Эмиль огляделся: это была просторная комната воображаемой хозяйки богатого дома, роскошный будуар в светлых тонах, со свежими цветами в вазах. Времянкин подошел к стене, на которой красовался портрет Татьяны. Вокруг большого изображения висели рамки с картинками поменьше. И везде была она, запечатленная на фото или нарисованная красками. Стена с ее многочисленными ликами являлась чем-то вроде иконостаса. Своеобразный красный угол. Эмиль разглядывал снимки и рисунки, стиснув зубы. В его висках усиленно бился пульс. Щеки мальчика покрылись пунцом. Времянкин почесал затылок.

– М-да, – заключил он.

Ян рассмеялся.

– Нет слов, – добавил Эмиль.

– Не ожидал?

– Увидеть храм Татьяны? Не ожидал.

Ян снова рассмеялся.

– Это очень смешно, обхохочешься, – огрызнулся мальчик.

Учитель подошел к главному изображению Татьяны. Он обнял раму, мыча, прижался своими тонкими губами к двухмерным губам красавицы, потом отошел на шаг назад и встал рядом с Эмилем:

– Посмотри, какое лицо! – Ян активно жестикулировал. – Идеальная симметрия, буквально эталон. Кожа ровная, матовая, бархатистая. И такая тонкая, что можно услышать ее пульс. Просто ушами. И запах… Как она пахнет! Теплым молоком с мускатным орехом. Кажется, так. Я люблю ее, нет, обожаю! Хочу ее безумно. Она… Планета. Она…

– Теллура?

– Да! Мне кажется, что ее все должны любить.

– Что ты задумал, Ян?

– Задумал? Почему сразу «задумал»? Хотя кое-что я задумал все-таки. Например, жениться. Я сделаю ей предложение.

– Она выходит замуж за другого, ты не забыл?

– Во-первых, пока не вышла. Во-вторых, это не столь важно.

– А если она тебе откажет?

– Она уже отвергала меня, несколько раз даже. Но ее можно было понять. Сейчас все будет иначе. Того, кому она отказывала, больше не существует. Я сильный теперь. Женщины любят сильных. Это инстинкт. Я могу дать ей все, что она захочет. Я богат, а скоро стану и знаменит. Полагаю, мои шансы на успех значительно повысились. Как считаешь?

Эмиль не ответил.

– Посмотрим, в общем, – подытожил Ян.

– Ты ведь не причинишь ей зла?

– О чем ты?

– Не станешь принуждать ее насильно?

– Нет! Конечно нет. Я же не псих какой-нибудь.

Времянкин еще раз взглянул на портрет Татьяны. Кажется, уверения Яна в безобидности его намерений не успокоили мальчика. От человека, который способен на убийство ради своих желаний, можно ожидать чего угодно. Отказ Татьяны может спровоцировать агрессивную реакцию со стороны отвергнутого Яна. «Она в опасности», – подумал Эмиль.

– Там, наверное, кофе уже готов, пойдем, – предложил Ян, легонько хлопнул парня по плечу и направился к выходу из комнаты.

Времянкин поплелся за ним.

– Ты не обидишься, если я пойду спать? – спросил он. – Что-то я устал. Завтра концерт.

– Конечно, иди. Ты сегодня хорошо поработал. Только знаешь что?

– Что?

– Свечи-то мы задули… Хорошо, я задул. А огня-то у меня и нет. В коридоре темнота. Давай я позову Двоих, они тебя проводят. И меня заодно.

– Если не закрывать эту дверь, до лестницы мы доберемся. Там более-менее видно. А уж до третьего этажа я доберусь как-нибудь на ощупь.

– Ну, смотри.

Эмиль и Ян вышли в темный коридор и направились к лестнице.

– Во сколько завтра концерт?

– В пять должен быть там, – ответил Времянкин.

И оба замолчали. В темноте не было видно их лиц. Оставалось только догадываться, что они выражали.

У лестничных перил они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Ян пошел вниз по ступеням, а Эмиль вверх.

Уже на середине лестничного пролета между вторым и третьим этажом видимость упала с «еле-еле» до «выколи глаз». Времянкин прижимался к перилам и, осторожно нащупывая ногами ступеньки, поднимался выше. Наконец лестница закончилась. Выставив руки вперед, Эмиль отыскал стену. Он пошел вдоль нее, завернул в коридор и, касаясь ботинком плинтуса, направился к ближайшей двери.

Вдруг откуда-то из темноты послышалось: «Мяу». Мальчик остановился и прислушался. «Мяу», – прозвучало снова.

– Ворон, это ты? – тихо спросил Эмиль.

– Мяу.

Времянкин начал крутить головой, чтобы определить, откуда доносится звук.

– Давай еще разок. Кыс-кыс-кыс.

– Мяу.

Эмиль отступил от стены. Раздался звук хлопающих крыльев.

– Подожди, не летай в темноте, поранишься. Я доберусь до комнаты и включу свет. Замри пока. Я сейчас.

Времянкин дернулся. «Бум», – раздался глухой звук. Сразу за этим Эмиль рухнул на пол.