XXIX
Веселов завел машину. Эмиль сидел рядом, на пассажирском сиденье. Холод в салоне автомобиля заставил его поднять воротник куртки и натянуть вязаные манжеты на сжатые кулачки. Из правого рукава, как крюк пирата, торчала зубная щетка мальчика. Веселов заметил, что Эмилю холодно, и выкрутил тумблер обогревателя на полную мощь. Автомобиль тронулся с места и уже через пару минут несся по пустому проспекту в сторону окраины города.
– Какой у нас план? – поинтересовался Времянкин.
– Через двадцать минут будем у меня. Приведем тебя в порядок, скажешь, где живет Ян, и я поеду к нему.
– А я не знаю, где он живет.
– Не знаешь?
– Я никогда у него не был. Но на завтра он назначил занятие. На полдень.
– Тогда приведем тебя в порядок, отдохнем и уже утром поедем на встречу с Яном.
– А как же Валера? Что с ним?
– Буду с тобой откровенен, спасение охранника не входит в мои планы. Местная полиция ищет его. А у меня совсем другие задачи.
– Какие другие? Кто ты вообще такой?
– Я-то?
Не отрывая взгляда от дороги, Веселов открыл бардачок, вынул оттуда металлический жетон и протянул пассажиру.
– Я сыщик.
В центре бляхи красовалась семиконечная звезда с незнакомыми Эмилю символами внутри. Вокруг звезды был выбит текст на русском языке. Времянкин прочитал его вслух:
– Отдел по борьбе с контрабандой артефактов. Землеморье.
Эмиль убрал жетон обратно в бардачок.
– Что за Землеморье?
– Это параллельная реальность. Соседний мир, о существовании которого большинство простых смертных даже не догадываются. Впрочем, так и должно быть. Василиса, Двое из Сумы и прочие магические существа – выходцы из Землеморья.
Немного подумав, Эмиль спросил:
– Ты волшебник?
– Нет, я не волшебник.
Веселов особенно выделил: «не».
– Моя мама была, а у меня способностей не оказалось.
– Ты тоже простой смертный?
– Да. У нас вообще-то немало простых людей. Как правило, это дети с нераскрывшимися способностями, такие как я.
– Ты переживаешь из-за того, что не смог раскрыться?
– Сейчас уже нет. У меня есть работа. Семья. Они для меня все.
– Волшебники не притесняют простых людей? Не смотрят на вас свысока?
– Наверное, есть такие, кто недолюбливает, но мы под защитой закона. И в целом отношение к нам хорошее. У меня жена волшебница.
– Да? Ну и как это, когда жена волшебница?
– Это волшебно. У нас четверо детей. Я счастлив.
– Везет. Этот ваш мир… Какой он?
– Во многом похож на ваш. Земли, моря, государства, законы, граждане. Работаем, воспитываем детей. Как-то так.
Эмиль почесал нос кончиком зубной щетки.
– Но если ты не волшебник, как ты сможешь справиться с Двоими?
– Я занимаюсь розыском артефактов, незаконно попавших к людям. Как Сума, например. Двое признают мои полномочия, как и каждый гражданин или артефакт нашего мира. Это заклинание власти. Им наделяют всех представителей закона. Мои приказы для Двоих из Сумы в приоритете. Ян не сможет ничего с этим поделать.
– А ты не мог применить силу заклинания власти на мне? Вместо того, чтобы дубасить.
Веселов взглянул на Времянкина и виновато улыбнулся.
– Прости, старик. На людей это заклинание не действует. Только на продукт нашего мира. И потом, я был уверен, что ты злодей.
– А оказалось?
– Не понял. Что оказалось?
– Ладно, проехали. Что собираешься делать с Яном?
– Конфискую Суму. А дальше не знаю. Что руководство скажет. Без Сумы он перестанет представлять интерес для нашей стороны. Он случайный человек. Но у вашего правосудия, думаю, будут к нему претензии из-за убийства девочки.
– Если бы я знал раньше, что существуют такие, как ты, я бы обратился за помощью сразу после случая с Меланией, когда меня отлупили на чердаке. Меня что-то часто бьют. За последнее время уже раза три прилетало. В прошлом детстве было поспокойнее.
– Ха-ха.
– Всего этого можно было бы избежать. Интересно, почему мой советчик не сказал, что есть вы?
– Подобные договоры, как у тебя с Василисой, вне закона. Современные правила запрещают сделки между нашими мирами. Конек у тебя тоже нелегально. Думаю, причина в этом. Не бойся, я не заберу его. Пока. Посмотрю на твое поведение.
– Василису накажут?
– Это вряд ли. Не за такую шалость. Она из могущественного рода.
– А договор отменят?
– Это невозможно. Не знаю, рад ты этому или нет.
– И я не знаю.
Эмиль вздохнул. Автомобиль Веселова свернул с основной дороги на лесную. Фары освещали узкую проезжую часть на несколько метров вперед. Повалил густой снег, и Веселов включил «дворники». Едва различимые контуры придорожных сосен на скорости сливались в глубокую черноту. В машине стало уже совсем тепло. Времянкин высунул пальцы из рукавов и расстегнул куртку. Затем смачно зевнул, придерживая челюсть рукой.
– Болит?
– Болит. Так мне и надо.
– Почему ты согласился на контракт?
– А ты бы отказался?
– Я доволен своей жизнью. У меня чудесная семья. Я бы ни на что их не променял.
– А мне терять было нечего. Так мне казалось.
– Ты ведь хороший музыкант. Не смог пристроиться?
– Потерялся как-то. Энергии не было совсем.
– Как помолодел, появился драйв?
– На время все перестало казаться невозможным. Это меня подстегнуло. И пошло-поехало. Хотел славы, видимо, признания, любви.
– Больше не хочешь?
– Теперь и не знаю. После всех этих концертов и конкурсов я испытываю повышенное внимание к себе. Поначалу от этого захватывает дух, но я начинаю уставать от общения с большим количеством незнакомых людей. Постепенно прихожу к мысли, что лучшие моменты моей жизни связаны с теми, кого я люблю. Или когда занимаюсь один, тоже чувствую себя хорошо. Стремление к гармонии выходит на первый план.
– Стареешь.
Веселов улыбнулся.
– Наверное, – с улыбкой согласился Эмиль.
– Я стараюсь больше времени проводить с семьей. Они мое спасение, моя отдушина. Это все, что мне нужно.
– Здорово.
– В общем, я тебя понял. Мятущаяся натура, не нашедшая своего места в жизни. Появился шанс на исправление ситуации, и ты не устоял.
– Почему я решил, что в новой жизни все сложится? – уставшим голосом сетовал Времянкин.
– Если ты любишь уединение, зачем же выбрал публичную профессию?
– Вот. Поди разберись.
Эмиль задумался.
– Нет, я не всегда был таким. Постепенно превратился в черт-те что.
– Ну ладно, ладно. Не наговаривай на себя. Ты просто устал.
Веселов продолжал говорить. Его голос звучал убаюкивающе на фоне гипнотических постукиваний и шуршаний стеклоочистителей. «Раз, два, три, четыре. Раз, два, три, четыре», – посчитал Времянкин в уме, поморгал немного и провалился в сон.
Веселов разбудил его, когда автомобиль уже был припаркован у бревенчатой стены дома. Мужчина открыл пассажирскую дверь снаружи, положил руку Эмилю на плечо и слегка потормошил его.
– Просыпайся! – негромко произнес он.
Времянкин приоткрыл глаза. Он почувствовал холод, проникший в салон с улицы, и съежился в кресле, поджав колени. Он опустил голову и снова уснул. Веселов взял Эмиля на руки, вытащил из машины, захлопнул дверь ногой и понес мальчика в дом. Сквозь сон Времянкин слышал, как Веселов топал ногами по деревянному полу веранды. В окошке загорелся свет. Щелкнул засов, и дверь отворилась. Веселов переступил через порог и остановился в прихожей. C трудом приподняв веки, Эмиль увидел красивую молодую женщину в светлом пеньюаре. Выразительные серые очи и густая русая коса через плечо. Этот приятный образ успел запечатлеться в памяти мальчика прежде, чем он снова закрыл глаза.
– Маша, принимай пациента, – тихо пробасил Веселов.
– Что с ним? – шепотом спросила она и приподняла челку со лба Эмиля, чтобы лучше разглядеть повреждения на его лице.
– Его… Побили, – ответил Веселов после короткой паузы.
– Ужас! Бедный мальчик.
– Он не мальчик. Знаешь, сколько ему лет? Мой ровесник, – заочно оправдывался мужчина.
Эмиль чувствовал тепло нежных рук Маши на своем лице. Его мозг не хотел отпускать ее образ. Вместо этого он помещал Машу в абстрактные декорации, плавно сменяющие друг друга, как в калейдоскопе. Не менялось лишь ее точеное лицо, коса через плечо и серые глаза. От прикосновений женщины Времянкин испытал небывалый прилив сил. Сон улетучился вмиг.
– Неси его в гостиную, – велела Маша и удалилась.
Эмиль открыл глаза. Веселов заметил это.
– Проснулся?
– Поставь меня на пол, пожалуйста.
– Мне несложно донести тебя.
– Пожалуйста, поставь меня. Я чувствую себя по-идиотски.
– Будь по-твоему.
Веселов опустил мальчика на пол. Тот начал разуваться, оглядывая помещение. Просторная прихожая с дубовым полом, уходящий в глубину дома коридор, деревянная лестница с резными перилами, ведущая на второй этаж.
– Давай куртку. Я повешу, – предложил мужчина.
– Можно я побуду в ней?
– Как хочешь.
Веселов снял обувь и повесил пальто на вешалку.
– Пойдем, – шепотом скомандовал он и тихо, не отрывая ног от пола, пошел в глубь коридора.
Эмиль последовал за хозяином дома, попутно изучая интерьер жилища.
Дом производил впечатление идеального семейного гнездышка. Он был нероскошным, но просторным, добротным и аккуратным. Стены, драпированные клетчатой тканью, деревянные плинтусы под белым потолком, массивные межкомнатные двери, искусно разрисованные сказочными мотивами. По стенам коридора были развешаны портреты людей и животных, выполненные в причудливой манере. Среди угловатых лиц, изображенных на картинах, Эмиль узнал Веселова. Абстрактная проекция его черт хорошо передавала настроение натурщика – суть Веселова была схвачена. «Да. Это похоже на него. Какая-то прямолинейность и отсутствие сомнений. Что-то такое. И очки», – думал Эмиль.
– А ты что здесь делаешь? – негромко спросил Веселов светловолосого мальчика в пижаме, вышедшего в коридор из гостиной.
На вид малышу было года три. Он смотрел на мужчину снизу вверх и потирал пальцем правый глаз.
– Проша, сынок, ты почему не спишь?
– У меня болел животик. Мама читала мне сказку. Ой.
Заметив Эмиля, Прохор прервал свой рассказ и спрятался за ногу отца. Веселов улыбнулся.
– Не бойся, сынок. Поздоровайся, это Эмиль.
Времянкин улыбнулся мальчику и поднял открытую ладонь в знак приветствия. Прохор, вцепившись в штанину отца, молча следил за странным гостем. Запекшаяся кровь на лице незнакомца и синяк под его глазом, очевидно, заставили юного хозяина дома насторожиться.
– Ладно, пойдем.
Веселов направился в гостиную. Прохор, держась за брючину папы, семенил рядом с ним. Босые ноги мальчика шлепали по гладкому полу. Эмиль вошел в комнату вслед за ними.
В камине потрескивали горящие поленья. Тени огня плясали по просторному залу. Теплый воздух пах имбирем. Внимание гостя привлек широкий ствол дерева, растущего сквозь дом, прямо посередине комнаты. Ствол вырастал из-под пола и протыкал потолок.
– Через ваш дом растет дерево? – удивился Эмиль.
– Да. Это дуб. Ему много лет. Дом построен вокруг него, – ответил Веселов и включил несколько ночников, расставленных в разных углах гостиной.
Прохор все это время ходил за отцом как приклеенный. Вместе они подошли к гостю.
– Располагайся. Я пока найду тебе что-нибудь переодеться.
– Не нужно!
– Надо привести твою одежду в порядок. Не волнуйся, это не проблема.
Веселов погладил сына по волосам.
– Ну что, Проша, пойдем, уложу тебя? Говори «спокойной ночи».
Прохор тем временем с интересом разглядывал зубную щетку в руке гостя.
– Это твоя? – спросил он.
– Моя, – ответил Эмиль.
– А дай попробовать?
Прохор протянул руку.
– Хмм. Даже не знаю, – мялся Времянкин.
– Прохор, чужой щеткой нельзя зубки чистить. Разве ты не знаешь? – подключился отец мальчика.
– Да я только попробовать, – ответил Прохор и посмотрел на Эмиля. – Ну чего тебе жалко, что ли? Попробую, и все.
– Ну, она новая, в принципе, попробуй, – согласился тот и вложил щетку в пухлую ручку Прохора.
Довольный малыш поднес щетку ко рту, едва коснулся щетиной губ и тут же вернул предмет хозяину.
– Классная щетка! – резюмировал Прохор.
– Спасибо!
Эмиль улыбнулся от такой непосредственности мальчика. Прохор улыбнулся в ответ.
– Ну все. Теперь спать.
Веселов поднял сына на руки и, шепча ему что-то на ушко, унес из гостиной.
Времянкин обошел ствол дерева, погладил ладонью грубую темную кору. Рядом стоял овальный стол, окруженный стульями. У камина буквой «П» располагались деревянные диваны с большими подушками, расшитыми изящными орнаментами. Внутри диванного закутка стоял резной столик, на котором лежало несколько игрушечных лошадок. Внимание Эмиля привлекли занавески. Он подошел к окну и принялся разглядывать ажурную вышивку на ткани.
Вернулся Веселов. Мужчина держал в руках аккуратно сложенный комплект чистой одежды и полотенец.
– Тонкая работа, – отметил Эмиль, отпустив занавеску.
– Это Маша. Почти все здесь сделано ее руками: вышивка, роспись. Настоящая искусница.
– И портреты в коридоре?
– Нет, это Марфа. Наша старшая дочь.
– Творческая семья у вас. Как вижу.
– Как видишь, да.
Веселов протянул Времянкину стопку вещей.
– Больно на тебя смотреть.
– Скульптор недоволен своей работой? – Эмиль взял вещи.
– Очень недоволен.
– Не бери в голову.
– Можешь принять душ, пока Маша готовит мази. Тут свежие полотенца. И спортивный костюм Насти. Вы с ней примерно одной комплекции. Примерь, должно подойти. Все чистое. Так что…
– Спасибо!
– Душ – соседняя дверь.
– Ясно.
Прижав вещи к груди, Эмиль отправился в ванную комнату.
Он положил щетку на край раковины, сбросил куртку на пол, разделся догола и полез под душ. Времянкин стоял под теплым напором и смотрел на окрашенную кровью воду, стекающую по его ногам. Бледнеющие ручейки тянулись к стоку, оставляя красные разводы на белом дне эмалированной ванны. «Неужели я смогу освободиться от Яна? Может, еще получится все исправить. Во что я превратил свою жизнь? Елки-палки», – думал Эмиль.
Хорошенько вымывшись, он насухо вытерся, взобрался на тумбу умывальника, протер запотевшее зеркало и посмотрел на свое отражение.
– Вот это габитус.
Покрасневшие скулы, синеющие гематомы под глазами и ссадины на щеках. Переносица распухла, кончик носа смотрел в сторону. Эмиль с сипом продул носовые пазухи: воздух с трудом проходил через опухшие ноздри. Мальчик открыл рот и осмотрел полость. Кое-где кровоточили ранки. Не хватало еще одного зуба. Времянкин спрыгнул на пол и аккуратно почистил оставшиеся. Прополоскав рот, сплюнул окрашенную кровью зубную пасту. Кожа на лице словно полыхала, и с каждой минутой жжение усиливалось. Будто все лимфоциты разом перешли в экстренный режим оказания помощи и, носясь с бешеной скоростью вокруг раненых мест, перегревали эпидермис.
Стараясь не касаться лица, Эмиль просунул голову в горловину бирюзовой майки с изображением радужной лошадки. Затем он надел темно-зеленый спортивный костюм. Как и предполагал Веселов, вещи пришлись мальчику впору. Он сгреб в охапку свою одежду, завернул все в куртку, как в узелок, и вышел из ванной комнаты.
В гостиной уже ждала Маша. Она сидела на диване перед разложенными на столике склянками. Веселов тоже был здесь. Прислонившись спиной к стволу дерева, он пил что-то из глиняной кружки. Заметив Эмиля, мужчина оторвался от дуба, поставил кружку на стол и двинулся навстречу мальчику.
– С легким паром!
– Спасибо!
– Давай свои вещи.
Времянкин передал Веселову узелок.
– Проходи, садись рядом. Посмотрим на твои раны, – сказала Маша, сопроводив свои слова мягким пригласительным жестом.
Эмиль сделал, как она сказала.
– Ох, – вздохнула женщина, глядя на синяки мальчика. – Коля, захвати с кухни костянику.
– Это какая?
– Такой прозрачный контейнер в морозилке с синей крышкой. Маленький. Вот такой, примерно.
Маша пальцами изобразила примерный размер контейнера. Веселов ушел.
– Николай, значит, – тихо заключил Эмиль.
– Вы не знакомы?
– Николай не называл своего имени. Представился по фамилии.
– А, ну это в его духе. «Веселов моя фамилия. Никому не двигаться», – передразнила своего супруга Маша.
Мальчик усмехнулся:
– Вы очень похоже его показываете.
– Вытягиваешь губы и прищуриваешься. Это не так уж сложно. И голос надо опустить. Вот так: «Никому не двигаться».
Эмиль засмеялся, но тут же перестал, приложив ладонь к больной челюсти.
– Сейчас, сейчас.
Маша взяла со стола ложку и принялась помешивать что-то в деревянной миске. Времянкин сидел в метре от нее и поглаживал синяк.
– Так я до тебя не дотянусь, – не отрываясь от помешивания, сказала хозяйка. – Сядь ближе, я не кусаюсь, – добавила она и взглянула на пациента.
Тот робко придвинулся. Большим пальцем правой руки Маша сдвинула челку с его лба. Приложив ладони к скулам мальчика, слегка повернула его голову лицом к свету.
– За что тебя так? – спокойно поинтересовалась она.
Ее лицо было близко, но Эмиль не решался взглянуть. Он уставился на толстый колос косы, лежащий на ее плече поверх махрового халата. Он чувствовал мягкость ее рук, ее теплое дыхание. Чувствовал, как нежные звуки ее голоса маленькими молоточками ударялись о кожу его лица.
– По ошибке, – ответил мальчик. – Хотя нельзя сказать, что я не заслужил этого.
– Как это?
– Меня наказали за то, чего я не совершал. Но я совершал кое-что другое, за что меня следовало наказать.
– Хм. Что же такого ты натворил?
– Например, врал. Много и многим.
– Угу, продолжай.
Маша взяла со стола плошку с черной мазью. Пальцем сняла немного сверху и начала аккуратно втирать в ссадины на лице Эмиля. «Как же приятно! Ее руки… Воооот черт! Только не это. Кажется, у меня эрекция. Нет, нет, нет! Только не сейчас. Интересно, опускалась ли температура в Верхоянске ниже пятидесяти градусов? Что-нибудь…» – судорожно соображал Времянкин. Раздался хруст.
– Ай! – вырвался вопль мальчика.
Он зажал рот рукой и зажмурился. Причиной возгласа стала резкая боль в переносице. Из глаз Эмиля брызнули слезы.
– Все, все. Больше не буду. Это самое болезненное. Все позади, – успокаивала его Маша.
– Больно, блин, – сквозь слюни процедил Времянкин.
– Надо было поставить нос на место. Все, больно больше не будет. Обещаю. Много врал… Что еще?
Эмиль отдышался и вытер слезы.
– Разве недостаточно?
– Люди постоянно врут. Без этого никак. Если это не приносит вреда, думаю, можно немножечко и приврать.
– Речь не о каких-то безобидных выдумках, как могло показаться. Я дурачил людей, выдавая себя за ребенка. По сути, манипулировал ими в корыстных целях. Настоящий мошенник, в общем.
– Выпей-ка это.
Маша протянула мальчику миску с бульоном. Тот взглянул на желтоватую жижу и отпил.
– Ой, – сморщился он.
– В чем дело?
– Горькое зелье.
Маша удивленно посмотрела на Эмиля.
– Это же просто овощной суп.
Вернулся Веселов с тремя контейнерами в руках.
– Маш, я не знаю, какой из них.
Женщина поставила миску на столик и посмотрела на мужа.
– Ему не понравился мой суп, – расстроенно констатировала она.
– Ну что вы? Нет! – спешил исправить положение Времянкин. – Мне понравился суп. Просто я подумал, что это зелье, и уже настроился на что-то горькое. Вроде бррр. Понимаете? Ошибка восприятия. Слыхали о таком? Распространенное явление. Надо попробовать еще раз. Без предубеждений. А ну-ка.
Эмиль взял со стола суп и принялся хлебать бульон. Он старался сразу проглатывать, чтобы свести к минимуму вкусовые ощущения.
– Отлично! – успокаивал он хозяйку.
– Овощной? – уточнил Веселов.
– Ты говорил, что получилось вкусно.
Маша погрустнела.
– Ну вот. Не ешь, если не понравился. Не мучайся, – сказала она Эмилю, встала с дивана и подошла к мужу. – Ты говорил, что вкусный.
– Так и есть. Обожаю твою готовку.
– Правда?
– А как иначе?
Маша улыбнулась и поцеловала супруга в щеку. Потом обратилась к гостю:
– Видишь, немножко приврать можно.
Она посмотрела на контейнеры, которые принес Веселов.
– Все не то. Ох, Коля, Коля.
– Тогда я не знаю.
– Ладно, я сама.
Взяв у супруга заиндевевшие боксы, женщина вышла из комнаты. Времянкин доел суп, откашлялся, скривил рот и поставил пустую миску на столик.
– Неловко вышло. Не хотел обидеть твою жену, – оправдывался он.
– Маша выросла при скатерти-самобранке. У них в семье редко готовили. Были причины. Теперь хочет научиться, но что-то пока никак. Сильно переживает, – шепотом пояснил Николай и оглянулся посмотреть, не идет ли жена. – Овощной суп – полное фиаско, – добавил он.
– Не так уж и плохо, в общем-то.
– C этими черными полосками ты выглядишь как коренной житель Какопотамии.
– Какими полосками?
– Мазь на твоем лице.
– Ах, ну да. Какопотамия? Как Месопотамия? Только Како.
– Да я уже точно не помню.
– Месопотамия – это междуречье. А Какопотамия – это, стало быть, какоречье. Какофония – это плохой звук. Значит, како – это плохой. Какопотамия – это плохоречье. Там плохие реки?
– Да, да, да. Что-то припоминаю.
Не успел Веселов договорить, как вернулась Маша. Держа в руках ступку, она толкла что-то прямо на ходу. Женщина приблизилась к Эмилю, достала из кармана халата чайную ложку, зачерпнула со дна ступки получившуюся массу и поднесла к губам мальчика. Тот покосился на красноватую желеобразную кашицу в ложке и открыл рот. Маша скормила Времянкину загадочное желе.
– Разотри языком по небу.
Эмиль сделал, как велела Маша.
– Это вкусно! Кисленькое и сладкое, – удивился он.
– Ага, – безразлично ответила ведунья, поставила ступку на столик и затянула потуже пояс халата.
Затем она подошла к стоящему у стены сундуку, откинула крышку и вынула оттуда комплект постельного белья.
– Все! Время половина третьего ночи. Я иду спать. Вы тоже не засиживайтесь.
Маша оставила белье на диване, подошла к супругу, обняла его и чмокнула в губы. Потом она сообщила мужу что-то на языке жестов. Веселов ответил ей тем же образом. Маша возразила целым каскадом непонятных кистевых фраз.
– Машунь, он взрослый мужчина. Я бы не стал бить ребенка.
Жена снова изобразила что-то при помощи жестов.
– Это был первый раз за три дня. В пачке осталась одна штучка. Морально я уже подготовился, – оправдывался Николай.
Мария покачала головой и ушла.
– Не удивляйся, мы иногда переходим на язык жестов. Наша младшая дочь не слышит. Она глухая.
– Сожалею.
– Да нет. Я не к тому. Все в порядке. Для Насти это уже давно не проблема. Она читает по губам, может изъясняться письменно. Нормально общается, короче говоря, – для нас это главное.
– Но музыку она не слышит?
– Это да, есть такое дело. Но ничего не поделаешь.
– Извини, если у тебя из-за меня проблемы.
– Это из-за курения. Маша злится. Бросаю вот.
Веселов помассировал ладонью шейные позвонки.
– Ложись, что ли, спать? Мне еще нужно отправить заявку, чтобы твою квартиру привели в порядок.
– Хорошо.
– Огонь погасить?
– Пусть будет. Приятно хрустит.
– Где выключается свет, ты видел.
– Да.
– Спокойной ночи.
– И тебе.
Веселов ушел. Эмиль застелил постель, выключил свет и лег под одеяло. Глядя на огонь через решетку прикаминного экрана, он вдруг вспомнил о Валере. Тяжело вздохнул и уснул.
