XXIV

Времянкин открыл дверь квартиры. Тут же на лестнице показались Двое. Выше на пол-этажа. Они уставились на мальчика как два сторожевых пса на грабителя. Их позы советовали Эмилю не переступать порог квартиры.

– Привет! Как служба? – негромко произнес мальчик, улыбнулся и помахал Двоим ладошкой. – Можете расслабиться, убегать от вас не собираюсь. Подумал, что вам, наверное, уже надоело торчать в подъезде. Не хотите зайти?

Двое молча смотрели на Эмиля. Он улыбнулся.

– Вы такие смешные, извините. В хорошем смысле смешные. Забавные. Пойдемте, выпьем чаю, согреетесь. Ну же, решайтесь. Вы можете следить за мной из квартиры.

После продолжительной паузы мальчик вздохнул, скривил рот и начал закрывать дверь. Неожиданно послышался шорох. Женщина сделала шаг и начала медленно спускаться по лестнице. Времянкин заметил это и распахнул дверь пошире. Мужчина перевел взгляд с Эмиля на свою половину.

– Вот это правильно. Еще немного – и вы в тепле, – подстегивал Эмиль.

Женщина опустилась еще на ступень.

– Все верно. Ничего страшного не произойдет. Вы не нарушаете приказ.

Наконец женщина спустилась на этаж и вошла в квартиру. Времянкин был доволен.

– Отлично!

Мужчина последовал за своей парой.

– Вот так, здоровяк! Принимать решения приятно. Иногда. Смелее!

Мужчина переступил через порог. Эмиль закрыл дверь. Двое заняли собой почти всю прихожую. Времянкин протиснулся между ними и встал напротив. Оглядевшись по сторонам, Двое просканировали видимые части помещения. Мальчик улыбался, глядя на их невозмутимые лица.

– Тут только мебель. Кроме нас никого – опасность отсутствует. Проходите в кухню.

Эмиль направился в кухню и остановился на полпути. Двое смотрели на него из прихожей.

– Там есть стол, стулья. Сядем. Угощу вас вкусным печеньем с шоколадом и орехами. М-м-м, объедение! Есть варенье и халва. В общем, жду вас. Приходите. Обувь можете не снимать.

Времянкин прошел в кухню и сел за стол. Примерно через минуту в дверном проеме появилась женщина. За ней показался мужчина. Он выглядел как жирный контур, обводящий ее фигуру. Особенно когда их движения совпадали. Одинаковые комплекты одежды, одинаковые выражения лиц. Они с порога осмотрели помещение и вошли.

– Пожалуйста, садитесь.

Женщина вынула руку из кармана, развернула стул, который обычно занимает Алена, и села. Мужчина боком пролез между холодильником и спинкой стула напарницы и принялся усаживаться на место Родиона. Еще до начала этой операции было понятно, что пространство, в котором с легкостью размещается десятилетний мальчик, окажется слишком тесным для гостя-исполина: спинка стула упиралась в дверцы кухонного шкафа, а расстояние до стола не превышало полуметра. Скрипя кожей куртки, мужчина кое-как протиснулся в узкий промежуток – на его лице не было и тени усилий. Когда он наконец сел, его живот уперся в край столешницы. Стол не выдержал такого натиска и со скрежетом отодвинулся к Эмилю.

– Ну вот. Вроде уселись. Хотите чаю? Предложил бы кофе, но кофейник разбился…

Двое смотрели на Времянкина, как смотрят манекены в витринах.

– Ладно, значит, чай.

Эмиль развернулся, чтобы слезть со стула, как вдруг услышал резкий звук расстегнувшейся молнии. Он посмотрел на женщину. Та уже вынимала из-за пазухи чашку ароматного кофе.

– Это мне? – растерялся Эмиль.

Женщина поставила чашку перед мальчиком.

– Спасибо! Вы не обязаны это делать, вы же понимаете? Вы мне не подчиняетесь. Мы просто сидим, по-приятельски.

Кофейный аромат добрался до носа Времянкина. Он вдохнул его, прикрыв глаза, и уселся поудобнее.

– Ммм. Сказка! А вы? Могу приготовить что-нибудь. Обычно вы делаете что-то для других. Попробуйте разок принять заботу. Для разнообразия… Реакции ноль. Понятно. Если захотите чего-то, просто засуньте руку в куртку и достаньте это.

Эмиль отпил кофе.

– Кофе волшебный, спасибо! Итак. Вы все обо мне знаете. Я взрослый мужчина, который выдает себя за ребенка с целью преуспеть в жизни. Звучит как признание вины. Впрочем, так и есть. Я не горжусь своим поведением.

Двое с невозмутимым видом истуканов слушали мальчика.

– Это неинтересно. Я почти ничего не знаю о вас. Кто вы? Как давно существуете? Вы люди? Муж и жена или брат с сестрой? Вас кто-то заколдовал? Уверен, у вас есть множество увлекательных историй. Но вы ничего не расскажете, верно? Кстати, почему? Вы не можете говорить? Ну да. Зачем вам… Вы просто делаете, что вас просят, без лишних слов. Вам не нужно уточнять, вы угадываете желания. Даже знаете, какой вкус кофе мне понравится. Но какая-то жизнь, помимо службы, у вас существует? Вы, когда наедине остаетесь, общаетесь между собой? Ну хорошо. Допустим, вы немые. Можно попробовать разработать простейшую систему коммуникации. Например, я буду задавать вопросы, требующие односложного ответа – «да» или «нет». Если «да» – киваете вот так.

Эмиль кивнул.

– Если «нет» – мотаете готовой.

Времянкин покачал головой из стороны в сторону.

– Если так не нравится, можно постучать по столу: один раз – «да», два раза – «нет».

Внезапно женщина вынула из нагрудного кармана белую карточку. Она положила ее на стол перед мальчиком. На ней было напечатано черным шрифтом: «Много болтаешь». Эмиль прочитал послание, не поднимая карточку со стола.

– Тааааак! Есть обратная связь! Это прорыв, я считаю. Очень хорошо. И напечатано так красиво. Много болтаешь. Хм… Понятно. Хотите посидеть в тишине? Пожалуйста.

Мальчик взял из вазы печенье и надкусил уголок. Крошки посыпались на стол. Он с хрустом перемалывал птифур и запивал горячим кофе. Пауза затянулась.

– Сидим и молчим. Как будто ждем чего-то. Это странно.

Времянкин посмотрел в окно: вереницы машин, еле ползущие по проезжей части, выдыхали дым. Облака выхлопных газов, словно газовые платки, накинутые на ночник, рассеивали лучи фонарей и светофоров. Люди, застывшие на берегу железной реки, ждали зеленого света, чтобы он остановил поток и дал им возможность перебраться на другую сторону.

– Несмотря на холод, жизнь-то кипит, – заключил Эмиль. – Есть предложение… В актовом зале школы стоит фортепиано. Охранник пускает меня, даже когда школа закрыта. Мы можем пойти вместе. Посидите в зале, пока я буду играть, что скажете? Никто ничего не узнает. Слово шестиклассника! Всего на пару часов, под вашим присмотром. Пожалуйста! Мне нужно размять руки, иначе я буду плохо играть на занятии у Яна. Вы знаете, что бывает, когда я плохо играю – кто-то получает по лицу.

Времянкин взглянул на мужчину. Потом на женщину. Она вынула руку из кармана и перевернула лежащую на столе карточку. На обратной стороне было напечатано: «Не забудь надеть шапку». Эмиль прочитал надпись и счастливый спрыгнул со стула.

– Спасибо! Я бы обнял вас, но боюсь… А почему бы и нет?

Он обхватил женщину, насколько ему позволяла длина рук. Пока он держал ее в объятиях, она неподвижно смотрела прямо перед собой.

– Человеческий поступок. Спасибо! Быстренько соберусь, и пойдем, – сказал Эмиль и убежал переодеваться.

Через полчаса он уже сидел перед инструментом на тускло освещенной школьной сцене. Первые ряды зрительного зала выступали из темноты. В третьем ряду бок о бок сидели Двое. В том же ряду, креслах в десяти от них, сидел Валера. Он то и дело поглядывал на странную пару. Двое же, не отрываясь, следили за Эмилем. Мальчик освободил руку от эластичного бинта и принялся разминать пальцы, сжимая и разжимая кулаки. Его взгляд застрял где-то между «ми» и «соль» среднего регистра клавиатуры.

«Клавиши – это нервные окончания. Они сообщают импульс… Твою мать! Не о том думаю. Я должен сосредоточиться. С чего начать? Гаммы. Хорошо, начнем с гамм», – решил Времянкин, согрел пальцы теплым дыханием и занес руки над клавишами.

Больше часа Эмиль гонял гаммы, меняя скорость и направление. Он часто сбивался, но начинал сначала и выполнял упражнение до тех пор, пока оно не звучало идеально десять раз подряд. К концу этого часа мальчик чувствовал боль в ставших непослушными за время домашнего ареста пальцах. Он слез со стула и начал прохаживаться по сцене, тряся кистями рук. Он словно пытался стряхнуть с пальцев болевые ощущения. «Что дальше? Нужно сыграть что-нибудь. Только не программу. Что-нибудь другое. А ну-ка», – подумал Эмиль и сел за инструмент.

Он стал вспоминать незаконченное произведение собственного сочинения. Это была та самая композиция, которую он начал писать, став ребенком. «Пам, пам, пам. Пам, пам. Ля, соль диез. Нет. Не то. Как же там?» – вспоминал Времянкин. Он играл, останавливался, начинал сначала. «Ми, ля диез, до. Нет. Не то. Вместо «ми» – «фа». Правильно, «фа». Спасибо! Пожалуйста. Я рад, что ты вернулся. Это не я, это ты вернулся. Я был здесь», – мысленно общался с собой Эмиль. На его лице появилась улыбка. Он продолжал играть. «Не торопись, обыгрывай все акценты. Адажио. Да, понял. Хорошо. Да, вот так. Это нежная часть. Аккуратно. Следи за лицом – у тебя рот открыт. Да, увлекся, извини. Я так рад, что ты вернулся. Ты это уже думал. Могу сто раз повторить: я действительно рад! Как ты здесь? Не очень, честно говоря. Я тоже. Почему ты ушел? Ты на меня обижен? Нет. Ты здесь ни при чем. Хотя тебе стоит уважительнее относиться ко мне. Да, безусловно, ты прав. Извини, я вел себя глупо. Проехали. Есть проблема поважнее. Какая? Я изранен. Что? Я истекаю любовью, понимаешь? Не совсем. Слушай…» – подумал Эмиль, и музыка чистыми ручьями потекла из-под его пальцев, постепенно сливаясь в бушующий поток чувств. Времянкин, чуть не плача, не жалея сил, высекал из инструмента звуки, складывающиеся в трагическую фигуру вселенского масштаба. «Это печально. Очень. И тревожно. И грустно. Да! А еще безнадежно. Музыке не хватает оптимизма. У меня его просто нет. Все плохо. Ты любишь ее? Да. Очень. Но надежды на воссоединение нет. Без шансов. Мы никогда не будем вместе. Это невозможно. И эта невозможность меня убивает», – откровенничал с собой Эмиль. Музыка продолжилась спокойной частью, полной трогательного драматизма. По щекам Времянкина потекли слезы. Он остановился и начал всхлипывать.

– Эй, парень, ты чего?

Валера, обеспокоенный состоянием мальчика, поспешил к сцене.

– Да все в порядке. Не обращайте внимания.

– Хочешь воды? Я принесу.

– Не беспокойтесь. Я уже собираюсь уходить.

– Тебя кто-то обидел, может быть?

– Нет, это любовные муки. Не берите в голову.

Эмиль улыбнулся. Валера рассмеялся:

– Ну, тогда другое дело. Хех. Молодец, парень! Но сильно переживать не стоит все-таки. У тебя еще вся жизнь впереди.

– Жизнь без нее.

– Что же в ней такого?

– Она особенная.

– Все они особенные. Это как посмотреть.

Валера сел в кресло первого ряда.

– Ну а что, ты ее любишь, а она тебя нет? Такой расклад?

– Не знаю, любит ли она меня теперь. Когда-то любила, я думаю. А сейчас она собирается замуж за другого. Вот так.

Эмиль всхлипнул. Валера сдвинул брови к переносице.

– Сколько же лет твоей возлюбленной?

– Она взрослая.

– В учительницу влюбился, что ли?

– Как вы поняли, что она учительница?

– Опыт подсказал. Значит, учительница. М-да, брат, тяжелый случай. Ситуация патовая. Но все-таки ты должен держать в голове, что это не конец света и время лечит. Нельзя делать глупостей. Ты же понимаешь?

– Да.

– Мне тоже разбивали сердце. Все эти страдания в итоге делают нас лучше. Более чуткими, понимаешь? Это как обряд взросления. Ты начинаешь видеть мир разным. Для творческого человека это, вообще говоря, источник вдохновения. Грусть, печаль. Правильно?

– Да, пожалуй.

– Самое главное, ты жив-здоров. Попробуй договориться со своими чувствами: не гони их, а, наоборот, приголубь. Рассмотри их хорошенько и используй как источник вдохновения. Сублимируй, так сказать, в музыку.

– Спасибо за совет. Увлекаетесь психологией?

– Ну, тут не только психология.

Валера опустил глаза, закинул ногу на ногу и начал смахивать с коленки воображаемые соринки.

– Скажем так, это смесь различных психофизических практик. В свое время серьезно занимался этим.

Валера ненадолго задумался. Потом почесал затылок.

– В общем, да. Ты, главное, не теряй связь с реальностью. Необходимо все четко осознавать.

Эмиль неспешно засобирался.

– Да. Мне нужно хорошенько все обдумать. Осознать происходящее. И спасибо, что разрешаете мне приходить – для меня это очень важно.

– Спасибо за музыку. Да и поговорить с тобой интересно.

Валера улыбнулся.

– Сегодня я развлекал вас гаммами в основном.

Времянкин спустился со сцены и направился к выходу. Валера последовал за ним. Двое встали со своих мест и тоже направились к дверям.

Перед выходом из школы охранник пожал мальчику руку.

– В прошлый раз ты обещал позвонить, как дойдешь. Я ждал.

– Меня что-то отвлекло, и я забыл. Прошу прощения.

– Ничего, главное, ты в порядке. Ты все-таки сильно не переживай из-за учительницы. Отнесись к этому философски.

– Я постараюсь.

– Ну хорошо. Сегодня ты с охраной.

Валера улыбнулся, а потом чуть наклонился к мальчику и заговорил полушепотом:

– Хотел спросить: почему твои иностранцы в солнечных очках? За окном темень.

– У них такой стиль. Модничают.

– А… Пижоны? Понятно.

Валера выпрямился и сунул руки в карманы брюк. Взглянув на Двоих, он снова улыбнулся.

– Тоже музыканты?

– Да. Авангардисты. Электронщики.

– Да что ты? Они известные?

– Ммм. В узких кругах.

– Элитарное искусство?

– Да, аристократизм чистой воды. Рафинированность в каждом звуке.

– Ты подумай! – усмехнулся Валера. – Ну ладно. Не буду задерживать.

– До свидания!

– Увидимся.

Времянкин и Двое вышли из здания.

Эмиль шел молча, пиная ледышку. Он допинал ее до самого подъезда. Все трое вошли в дом. Женщина вызвала лифт. Из шахты послышалось тремоло тросов. Лифт приехал, створки раздвинулись. Времянкин вошел, Двое – следом, и кабина поехала вверх. Мужчина стоял в неудобной позе. Ему пришлось прижать голову к плечу, чтобы не упереться затылком в потолок. Широченная шея амбала загораживала лампу, из-за чего в лифте царил полумрак. С интервалом в один этаж в кабину проникал свет из шахты. Вентиляционные решетки, пропускающие его, разрезали луч на четыре равные линии. Словно пальцы призрака, они тянулись по гладкой обшивке стенок и резко исчезали. А через этаж все повторялось. Задрав голову, Эмиль наблюдал за тем, как в очках женщины отражается вползающий свет. После третьего этажа Времянкин уловил темп, в котором лифт проезжал мимо ламп, и начал тихонько напевать что-то в обнаруженном ритме. Лифт приехал на шестой этаж. Все вышли.

– Дома никого. Вы можете ночевать в квартире, – предложил Эмиль. – Лучше, чем в подъезде околачиваться.

Мальчик вошел в квартиру, оставив дверь распахнутой. Двое осторожно переступили порог. Эмиль протиснулся между гостями к двери и закрыл ее. Добравшись до вешалки, он принялся снимать верхнюю одежду. Двое, по обыкновению, стояли, сунув руки в карманы.

– А хорошо люди устроились, да? На Земле, я имею в виду. Дороги проложили, дома построили, изобрели компьютер, Интернет, запустили спутники, космические корабли, создали искусственный интеллект. За сорок тысяч лет существования. Неплохо, правда? Обжились, так сказать, и уже собираются колонизировать другие планеты. М-да. Молодцы! И ведь во все времена находятся личности-зачинатели, которые двигают человечество вперед и вверх. И кто это? Правильный ответ – не я. Я в этом вроде как не участвую. Занимаюсь собственным продвижением. Плыву параллельным курсом. Можно сказать иначе: мне все прямо перпендикулярно. По барабану. Фиолетово. Такой я в целом бесполезный человек. Интересно, нет ли среди этих пионеров-первопроходцев тех, кто использует магию? Кто-нибудь вроде меня или Мелании вполне мог найти себе более достойное применение. Вместо того чтобы дурить народ.

Эмиль забросил шарф и шапку на полку, положил куртку на скамью и уселся рядом. Он начал стягивать с себя башмаки.

– Предположим, ученый из последних сил работает над каким-нибудь важным для всего человечества изобретением. Например, лекарство. Он уже старенький и боится не успеть. Почему бы не подарить время ему? Он бы продолжил работу и совершил бы еще массу полезных открытий. Насколько я понял, вашему сказочному брату, в общем-то, наплевать на судьбу человечества. Взаимоотношения между нашими мирами не очень, мягко говоря. Это всегда часть какой-то сделки. Мы не выступаем единым фронтом, это очевидно. А могли бы объединиться перед лицом общих проблем. Наверное, у нас просто нет общих проблем. В вашем мире, вероятно, не существует угрозы столкновения с малой планетой. И рака, видимо, тоже нет. С вашими возможностями человечество бед не знало бы. Но нет. Это слишком просто. Сначала разгадай загадку, или победи кого-нибудь, или еще что-нибудь. Вы видите нас насквозь, разве нет? К чему эти игры? Эх, не любите вы людей!

Эмиль сунул ноги в тапочки и посмотрел на Двоих.

– Уж вам-то есть за что не люблить людей, – усмехнулся мальчик. – «Люблить». Язык заплетается. Не любить, конечно. Вам есть за что, так ведь?

Женщина вынула из нагрудного кармана очередную записку и протянула ее хозяину квартиры. Он прочитал вслух.

– Много болтаешь.

Мальчик нахмурил лоб:

– Это что, та же самая бумажка?

Эмиль решил немедленно проверить свои соображения и перевернул послание. На обороте было напечатано: «Нет, другая».

– Как вы это делаете? Вы знаете будущее? Если вы знаете будущее, то получается, что все предопределено?

Женщина вынула руку из кармана, вытянула вперед ладонь и перевернула ее. Времянкин воспринял этот жест как предложение еще раз перевернуть карточку. В надежде увидеть что-то новое, он так и поступил. Но на обороте красовался все тот же отпечаток: «Много болтаешь». Эмиль тяжело вздохнул.

– Я иду чистить зубы и спать.

Он указал рукой на гостиную.

– Я сплю в этой комнате. А вы спите или нет? В любом случае, думаю, вы можете сами о себе позаботиться. Достанете из кармана матрас или кровать. Что вы там обычно делаете? В общем, поступайте как знаете. Чувствуйте себя как дома. Да, и спасибо за то, что согласились прогуляться до школы.

Времянкин заперся в ванной.

Когда Эмиль вышел из ванной комнаты, он заметил силуэт женщины на фоне окна кухни. Она сидела на стуле в свете мерцающей за стеклом ночи и не издавала никаких звуков. Из-за ее строго оформленной стрижки человек, не знакомый с убранством кухни, мог бы принять очертания женщины за торшер или плафон настольной лампы. К тому же она была абсолютно неподвижна. Спутать ее с неодушевленным предметом было бы нетрудно. Времянкин предположил, что мужчина расположился где-то там, рядом с женщиной, в невидимой части кухни. Он не стал проверять свои догадки и отправился спать.

«Ты здесь? – подумал Эмиль, лежа под одеялом. – Ау… Да, я здесь. Хорошо. Я тут подумал… Пока шел домой. Знаешь, что мне напоминает история с Татьяной? Нет. Что? Восточный дастан «Ашик-Кериб», Лермонтов, пятый класс. Смотри, ты музыкант, странствовал семь лет. Вернулся неузнанным! Возлюбленная выходит замуж. Да. Действительно, похоже. Я, как и Ашик, был небогат и уехал строить карьеру. Но, в отличие от Ашика, карьера у меня не сложилась. М-да. Что еще? Интересно, что в шестом классе проходят гомеровскую поэму об Одиссее и Пенелопе с похожим сюжетом. Только Одиссей не музыкант. Но! У него тоже были дела с руководством, так сказать, водного мира. А именно с Посейдоном. Что-нибудь еще? Еще немного напоминает «Легенду об Арионе» Геродота. Но не сильно. Там тоже музыкант. И море. Еще Садко. Садко, само собой. Ну да. В общем, классика. И что это понимание нам дает? Я не знаю. И Ашика, и Одиссея ждало воссоединение с их возлюбленными. В моем случае это невозможно. Я не могу стать взрослым. А с тобой она быть не может. Все! Это тупик. Лет через пятнадцать, или когда наступает возраст согласия? Не смеши меня. Не сомневаюсь, что она и в пятьдесят будет красавицей, но к тому времени у нее будет крепкая семья. Счастливая семья. Чудесная семья. Я не посмею, да и она тоже. Необходимо забыть ее. Но я не могу. Не могу. Налей мне чего-нибудь. Не понял, что налить? Хочу выпить, что непонятного? Аааа. Я ребенок вообще-то. Да, конечно, ты прав. Слушай, мы со всем разберемся. Вместе. Ты, главное, не уходи больше. Лады? Лады. Нужно действовать как одна команда. Да-да, конечно. Команда. Но… Я подавлен. Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Если это вообще возможно. Ты так сильно ее любишь? Пожалуйста, больше не спрашивай об этом. А что такого? Звучит пошло. А как еще спрашивать? Просто не лезь ко мне с этими вопросами. Как скажешь. И вообще, нам нужно меньше общаться. Почему? Я буду плохо влиять на тебя. К тому же мое состояние заразно. Не понимаю, о чем ты говоришь. Все ты понимаешь. Если ты начнешь так же, как и я, думать, что жизнь бессмысленная хрень, рискуешь потерять интерес к достижениям. И тогда наше предприятие лишится всякого смысла. Гм… Но на репетиции ты будешь ходить? В противном случае Ян прикончит меня за плохую игру. Да, давай пока ограничимся репетициями. А там видно будет. Хорошо. Надеюсь, это ненадолго, и ты быстро излечишься. Я тоже надеюсь. Ну все, спи. Спокойной ночи. Давай уже, засыпай. Я не могу по команде. Начни считать и уснешь. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, де…» – подумал Эмиль и уснул.