Энрике упал на свое любимое синее кресло в астрономической комнате. За окном гремела гроза, и шторы с вышитыми созвездиями колыхались на ветру, как лохмотья, оставшиеся от ночного неба.

– Кто-то явно поджидал нас в павильоне.

– Революция, – тихо сказала Зофья.

Энрике поднял на нее удивленный взгляд. Зофья свернулась клубком в кресле напротив него. Как обычно, она жевала спичку.

– Что ты сказала?

– Революция, – повторила она, не глядя на него. – Тот мужчина говорил о революции. О начале нового века. Сенсор должен был оповестить нас о его присутствии, но почему-то не предупредил.

Этот факт волновал и Энрике. Будто мужчина наблюдал за ними откуда-то еще и появился в павильоне уже после того, как они проверили помещение на наличие записывающих устройств, сигнализаций и людей. Но как он попал внутрь? Главный вход и выход были заперты, а все окна – закрыты.

В помещении были только витрины и обтянутая тканью стена.

Зофья раскрыла ладонь, в которой она сжимала золотую цепочку. На ней висел небольшой кулон размером не больше франка. Она поднесла цепочку к лицу и покрутила ее.

– Где ты это взяла?

– Сорвала с его шеи.

Энрике нахмурился. Стрелки больших часов за спиной Зофьи подбирались к полуночи. Их мысли клубились в воздухе над астрономической комнатой. Документы и схемы загромождали все плоские поверхности. С потолка свисали десятки набросков Глаза Гора. Ему казалось, что это такое же ограбление, как и все предыдущие: планирование, операция, дележ трофеев.

Пока незнакомый мужчина не занес над ним нож.

Тогда к Энрике пришло осознание. Кто-то не хочет, чтобы они нашли Глаз Гора, и пойдет на все, чтобы их остановить. Историк достал из нагрудного кармана африканский артефакт. Согласно его исследованиям, раньше тот находился над входом коптской церкви в Северной Африке. Энрике повертел артефакт в руках: он был сделан из меди, а его концы оказались зазубренными. Он провел пальцем по поверхности предмета и нащупал тонкие борозды; разглядеть их не представлялось возможным. На нижней стороне квадрата виднелись следы: они остались после того, как его отделили от подножия статуи Девы Марии. Если верить местным легендам, квадрат начал излучать странное свечение, когда в церковь зашел человек со злым умыслом. Энрике никогда не слышал о предметах, имеющих похожий эффект, не считая вери́та. Возможно, артефакт определил не совсем намерения, а, скорее, наличие оружия у этого мужчины. Жители заметили свечение, задержали его, увидели, что он вооружен, и сделали свои выводы. В конце концов, в каждом суеверии была доля истины.

– Это медоносная пчела, – неожиданно сказала Зофья.

– Что?

Она помахала цепочкой с кулоном.

– Кулон в форме пчелы.

– У этого мужчины странные предпочтения, – отвлеченно сказал Энрике. – Или это символ? Может, ему близки идеи Наполеона? Я почти уверен, что медоносные пчелы были символом его правления.

– Наполеону нравилась математика?

– Разве это имеет какое-то отношение к делу?

– Медовые соты представляют собой идеальную шестигранную призму. Мой отец называл пчел природными математиками.

– Может быть, – сказал Энрике. – Но, видишь ли, Наполеон умер в 1821 году, так что я уже не смогу его об этом спросить.

Зофья растерянно моргнула, и Энрике почувствовал укол вины. Она не всегда понимала шутки. Кроме того, его остроумные замечания чаще всего получались довольно обидными. Но Зофья не уловила в его словах сарказма и, пожав плечами, положила цепочку на кофейный столик.

Энрике растерянно повертел в руках африканский артефакт.

– И все-таки как он попал внутрь? Он был в павильоне все это время, или там была еще одна дверь?

– Там нет никаких дверей, помимо главного входа и выхода.

– Я просто не могу понять, чего он хотел. Зачем поджидал нас? Кто он вообще такой?

Зофья бросила взгляд на кулон с пчелой и, пробормотав что-то невнятное, протянула руку.

– Дай сюда.

– Ты никогда не слышала, что мух лучше приманивать на мед, а не на уксус?

– Зачем мне приманивать мух?

– Ладно, забудь.

Энрике протянул ей артефакт.

– Только аккуратнее.

– Это просто кусок меди, покрытый ржавчиной, – с презрением сказала она.

– Сможешь аккуратно снять ржавчину?

– Легко, – ответила она, взвесив квадрат в руке. – Ты говорил, что внутри его может быть вери́т… На вид это больше похоже на безделушку для суеверных простаков, вроде тех, что продавали в моем городке. У тебя есть доказательства? Где ты нашел эту информацию?

– Суеверия. Легенды, – сказал Энрике и, решив еще больше позлить Зофью, добавил: – Чистая интуиция.

Зофья поморщилась.

– Суеверия – обыкновенная чушь, а интуиция субъективна.

Она взяла раствор со своего импровизированного рабочего стола и очистила квадрат от ржавчины. Закончив, она положила его на стол. Теперь Энрике мог разглядеть сетчатый узор и форму букв, но на этом – все. В астрономической комнате не было ламп: ничто не должно было мешать наблюдению за звездами. Единственными источниками света были несколько свечей, стоящие на столе.

– Я почти ничего не вижу, – сказал Энрике. – У тебя есть кремень, чтобы зажечь спичку?

– Нет.

Энрике вздохнул и оглядел комнату.

– Ладно, тогда…

Он прервался, услышав шипение, с которым обычно загорается спичка. Держа в руке горящую спичку, Зофья достала еще одну и, приоткрыв рот, провела ею по своему клыку. Огонь озарил ее лицо. Платиновые волосы напоминали туман, сквозь который пробивается солнечный свет; это сияние ей определенно шло. Озаряемая пламенем, Зофья выглядела очень естественно.

– Ты только что зажгла спичку зубами, – сказал Энрике.

Она вопросительно посмотрела на него.

– Мне придется сделать это еще раз, если ты не поторопишься и не зажжешь свечи.

Он торопливо зажег свечи. Затем, взяв одну из них в руки, он поднес свет к артефакту. Приглядевшись, юноша обнаружил на нем надписи. Все буквы находились по центру: на поверхности было высечено достаточно квадратов, в которых уместилось двадцать пять букв по горизонтали и по вертикали.

Его сердцебиение участилось. Это происходило каждый раз, когда он находился на пороге очередного открытия.

– Похоже на латынь, – сказал Энрике. – «Sator» может переводиться как «основатель», такой обычно имеет божественную природу. «Arepo» похоже на имя, возможно, египетское. «Tenet» означает «удерживать» или «сохранять»… затем идет «opera» – «работа», и «rotas» – «колеса».

– Латынь? – спросила Зофья. – Я думала, это артефакт из коптской церкви в Северной Африке.

– Так и есть, – сказал Энрике. – Северная Африка была одним из первых мест, где в первом веке распространилось христианство… Рим часто посылал туда своих людей. Их первая колония теперь известна как Тунис.

Зофья тоже взяла свечку и поднесла ее к артефакту.

– Если внутри и правда вери́т, может, просто сломаем его?

Энрике схватил медный квадрат со стола и прижал его к груди.

– Нет.

– Почему?

– Мне надоело, что вы ломаете вещи прежде, чем я успеваю их осмотреть, – сказал он. – К тому же посмотри на этот маленький рычажок сбоку. У некоторых древних артефактов есть предохранители, предназначенные для защиты: разбив его, ты можешь уничтожить предмет, спрятанный внутри.

Зофья ссутулилась и подперла подбородок рукой.

– Может, когда-нибудь я пойму, как разбить сам вери́товый камень.

Энрике присвистнул.

– Тогда ты станешь самой опасной женщиной во Франции.

Считалось, что раздробить вери́товый камень нельзя. Их устанавливают на входах в банки, дворцы и другие заведения, способные позволить себе такое приобретение. Каждый экземпляр представляет собой необработанную плиту, которая откалывается естественным образом во время добычи камня и процесса очищения. Найти небольшой кусочек вери́та невозможно даже на черном рынке.

– Слова те же самые, – вдруг сказала Зофья.

– О чем ты?

– Они одинаковые. Разве ты не видишь?

Энрике внимательно всмотрелся в буквы и понял, что она имеет в виду. Буква S стояла в верхнем левом углу и в правом нижнем. За ней в обоих случаях следовала буква A. Слова были составлены по определенной схеме.

– Это палиндром.

– Это металлический квадрат с буквами.

– Да, но слова читаются одинаково слева направо и справа налево, – объяснил Энрике. – Обычно палиндромы вырезались на амулетах, чтобы защитить своих носителей от вреда. Хотя, если подумать, не только на амулетах. В константинопольском соборе Святой Софии был найден палиндром на греческом. Nipson anomēmata mē monan opsin. «Очистись от грехов, а не только от грязи». Считалось, что игра слов собьет демонов с толку.

– Игра слов и меня сбивает с толку.

– Я воздержусь от комментария по этому поводу.

Энрике еще раз изучил буквы.

– В этом расположении букв есть что-то знакомое… словно я где-то это видел.

Энрике подошел к книжным полкам. Он искал что-нибудь знакомое, какой-нибудь том, на который мог наткнуться, изучая древнюю латынь…

– Нашел, – сказал он, доставая небольшую книгу под названием «Экскурсия в утерянный город Помпеи». Быстро пролистав страницы, Энрике обнаружил то, что искал.

– Так и знал! Такое расположение называется «Квадрат Сатор», – сказал он. – Он был найден в руинах города Помпеи в 1740-х годах. Судя по всему, Вавилонский Орден и испанский инженер Роке Хоакин де Алькубьерре спонсировали раскопки в надежде найти доселе невиданные инструменты Творения.

– Ну и как, нашли?

– Не думаю, – сказал Энрике.

– А что означает этот палиндром?

– Его все еще изучают. Ничего похожего так и не нашли ни в одном древнем языке; возможно, этот шифр – обычная чепуха, придуманная людьми, которые много лет назад погибли при извержении вулкана. Лично я считаю, что это ключ… Для того чтобы открыть артефакт, нужно разгадать код. Может быть, нам поможет математика? Есть идеи, Зофья?

Зофья опять жевала спичку.

– Нет тут никакой математики. Только буквы.

Энрике задумался. Ему в голову пришла интересная идея.

– Но ведь у букв и чисел так много общего… – медленно сказал он. – Сочетание математики и Торы привело к появлению гематрии – каббалистическому методу анализа древнееврейских текстов… Он основан на присвоении словам числового значения.

Зофья выпрямилась.

– Мой дедушка давал нам такие задачки. Как ты об этом узнал?

– Они довольно распространены, – сказал Энрике, уловив в собственном голосе профессорский тон. Ему вдруг захотелось сидеть в кожаном кресле с пушистым котом на коленях и с трубкой во рту. – Математика долгое время считалась божественным языком. Кроме того, буквенно-цифровые коды существовали не только на иврите. Арабы делали то же самое со своим алфавитом – абджадией.

– Дедушка научил нас с сестрами писать друг другу зашифрованные письма, – тихо сказала Зофья. Она сидела, накручивая на палец белую прядь волос. – Каждый номер соответствовал определенному буквенному значению в алфавите. Это было… весело.

Зофья еле заметно улыбнулась. Он еще никогда не слышал, чтобы она говорила о своей семье. Вдруг улыбка исчезла с ее лица, и она стиснула зубы. Прежде, чем Энрике успел вставить хотя бы слово, Зофья схватила лист бумаги и перо.

– Попробуем взять все буквы из твоего «Квадрата Сатор», посмотреть на их расположение в словаре и сложить порядковые номера.

Энрике задумчиво посмотрел на результаты ее вычислений:

– Не понимаю, как это может нам помочь.

Зофья нахмурилась.

– Разбей полученные числа. Первый результат – семьдесят три. Семь плюс три – будет десять. Теперь следующая строчка. Пять плюс пять – снова десять. Если сложить цифры каждого результата, в сумме всегда получается десять. Но, возможно, это вовсе не десять, а единица и ноль. Понимаешь?

– Прямо как в диаграмме «И цзин», – восхитился Энрике. – Движение от нуля до единицы символизирует божественную силу. Все из ничего. В этом есть смысл, если внутри квадрата и впрямь спрятан кусочек вери́та. Ведь в древности люди верили, что этот камень видит душу человека, словно божественная сущность. Но мы все еще не знаем, как открыть саму коробку. Постой, мне кажется, или буквы выглядят так, как будто их можно… передвигать?

Зофья подняла металлический квадрат, наклоняя его вперед и назад. Она нажала на S, и буква сдвинулась в правую сторону всего на пару сантиметров.

В течение следующего часа Энрике с Зофьей переписали буквы с артефакта как минимум на двадцать листов бумаги и порезали их на кусочки, пытаясь найти правильное положение каждого символа. Время от времени взгляд Энрике падал на лицо девушки. Увлекшись работой, она опустила брови и сосредоточенно сжала губы. Энрике работал у Северина уже целый год, но он впервые проводил с Зофьей так много времени. Она всегда была то слишком молчаливой, то наоборот – слишком резкой. Она редко смеялась и хмурилась чаще, чем улыбалась. Теперь он думал, что она вовсе не хмурилась… может быть, она делала такое лицо, когда пыталась сосредоточиться. Для Зофьи весь мир был математической задачей, и в ее голове без остановки происходили различные вычисления. Сейчас, когда им предстояло разгадать числовую загадку, она будто расцвела у него на глазах.

– Божественный язык, божественный язык, – снова и снова бормотал Энрике. – Но как найти правильное расположение букв? Возможно, A и О представляют собой альфу и омегу. Кстати говоря, это первая и последняя буквы греческого алфавита, символизирующие, что Бог – это и начало, и конец.

– Тогда убери две буквы A и две буквы О, – сказала Зофья. – Мне кажется, они должны стоять отдельно.

Энрике сделал все так, как она предложила. Может быть, дело было в освещении или в его уставших глазах, но он вдруг подумал о доме и тихо пробормотал короткую молитву. Он представил себе, как сидит на церковной скамье вместе с матерью, отцом, бабушкой и братьями, пока священник читает молитву на латыни: Pater Noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum.

– Pater Noster, – выдохнул Энрике, открывая глаза. – Вот оно. «Отче наш».

Он начал торопливо передвигать листки с буквами, пока не сложил их в форму креста:

– Зофья, – сказал он. – Думаю, я знаю, как это использовать.

Он забрал у нее артефакт и передвинул буквы так, чтобы образовать слова PATER NOSTER, оставляя буквы А и О за пределами креста. Квадрат раскололся посередине, и в трещине засиял призрачный свет. Зофья отшатнулась, когда верхняя часть артефакта со звоном упала на стол. Внутри квадрата лежали четыре маленьких кусочка вери́та, за которые можно было купить целое королевство.