В 80–90-х ученые-нейробиологи обнаружили удивительный тип нейронов, которые активируются как и в случае, когда мы выполняем некое действие (например, берем в руки чашку или вилку или даже смеемся или хмуримся), так и когда мы наблюдаем, как кто-то другой выполняет то же самое действие. Это похоже на реакцию мозга на наше собственное отражение в зеркале. Поэтому эти клетки мозга называются зеркальными нейронами.
Недавние исследования в области нейробиологии (заключающиеся в функциональном магнитном резонансном сканировании образов), касались шаблонов, использующих эмпатию. Они показали, что контекст и индивидуальные особенности, включая биологию, личные черты и эмоциональные состояния, играют роль в понимании того, в какой степени отдельный человек может получать доступ к эмпатическому осознанию. Очевидно, реакции связи и настройки (просоциальные отклики) иногда затмеваются мотивацией жажды мести или наказания, особенно при ощущении чувства несправедливости или намеренного причинения вреда.
О чем нам это говорит в отношении нарцисса? Вероятно, потребность защититься, как стена, отгораживает от болезненных, беспокоящих его эмоций. Особенно это касается тех эмоций, которые заставляют его чувствовать себя не удовлетворяющим ваши потребности. Когда вы со слезами на глазах говорите о своей боли и одиночестве, его раздражение, схемы и закрытое эмоциональное состояние, по сути, действуют как маска на глазах. Неспособный видеть и ощущать ваши чувства, он отделен от ощущения собственной уязвимости. Вместо этого он мгновенно переключается в самодовольный режим злобных вздохов и пренебрежительных резких ответов. Он даже может начать мстить в ответ, ведь вы заставили его почувствовать себя виноватым.
Дон только что узнал от своей сводной сестры, что его отец при смерти. Тяжелые отношения с требовательным, не сказавшим ни слова любви, вечно недовольным человеком подходят к концу. Жена Дона Сью наблюдает за тем, как муж что-то фыркает в телефон, выглядит раздраженным и закатывает глаза даже в тот момент, когда сестра выражает свои соболезнования и сочувствует ему.
На протяжении долгих лет Сью замечала холодность Дона всякий раз, когда кто-либо, включая ее саму, проявлял заботу или беспокойство о нем. Раньше она чувствовала раздражение, и иногда ее обижала холодность Дона. Но она пришла к осознанию: это проблема Дона, а не ее. Он сам должен освободиться от фантазии, как его отец приходит в себя и говорит о своей любви и гордости по отношению к нему. В этот момент Дон совершает отчаянное усилие не чувствовать невыносимую боль от этого. Сью знает, что Дон не сможет признаться себе в этой фантазии или принять реальность своей потери без помощи профессионала. Для него это слишком постыдно – нуждаться в своем отце, или, по сути дела, в ком бы то ни было.
Сью видит выражение его лица, слышит презрительное ворчание и узнает знакомую модель поведения. Она также с эмпатией ощущает резонанс с собственными чувствами, вспоминая те нечастые моменты из своего детства, когда отец приходил домой поздно вечером мертвецки пьяный. Она вспоминает, как он залетал в ее комнату, подходил к ней и ругал за какие-то мелкие или воображаемые проступки. Ее мать в соседней спальне тихо ждала своей очереди, когда ей устроят выговор за актуальные на тот момент несовершенства. Не имея никого, кто мог бы ее защитить, Сью приходилось быть сильной, сдерживая ужас и обжигающие слезы, когда она слышала, как отец орет и швыряет вещи в соседней комнате. Как только все стихало, старшая сестра Сью на цыпочках входила в ее комнату и напоминала, что нужно просто сидеть тихо и быть хорошей девочкой. Она говорила, что не надо беспокоиться: «Завтра взойдет солнце». Сью помнит свое внутреннее хмыканье, когда сестра выходила из комнаты: «Кому какое дело? Ничто никогда не изменится! Нет, нет, подожди. Я буду лучше стараться. Буду. Я обещаю».
Личный опыт Сью довольно сильно отличался от опыта Дона. Но именно поэтому создавал резонанс, который позволял Сью взглянуть на лицо мужа и понять его желание оттолкнуть в сторону любые проявления страха и обиды, скрытые глубоко внутри. Его тон, поза, жесты и выражение лица сообщали ей на уровне чувственного понимания о его непоколебимом ощущении ловушки. Она хотела утешить Дона, но знала, что он будет сопротивляться, и не принимала это на свой счет. Сью проделала большую работу над собой. Она пришла к осознанию того, что эмоциональный выброс не является признаком глупости, чрезмерной сентиментальности или невежества, как об этом часто говорил Дон, когда она выражала свои чувства, страхи и уязвимость.
Сью также преуспела в том, чтобы заставить Дона перестать произносить вслух такие неуважительные замечания. Проявив мужество, терпение и эмпатию, она помогла ему увидеть истоки его поведения за все эти годы жизни с требовательным и не дающим поддержки отцом. Она также демонстративно прекращала общение всякий раз, когда Дон навешивал на нее обесценивающие ярлыки. Тем не менее он продолжал эксцентрично выражать свое неудовольствие в невербальной форме. Теперь Сью понимала, что это не имеет к ней отношения, и могла связать эмоции Дона с собственными болезненными воспоминаниями из детства. Она на самом деле видела в его способах выражения пользу: эти эмоции показывали, что Дон борется. Как всегда, он попытался спрятать свою борьбу за непроницаемыми, защитными стенами. Дон предпочел держаться подальше от любого самоанализа или терапии. Он оставался узником своих воспоминаний и послушным слугой своего метода совладания. Он проявлял жесткость, независимость и добросовестность, пытаясь скрыть все неприятные эмоции.
Тем не менее желание Дона спрятать свои эмоции было подобно попытке успокоить ребенка, едва начавшего ходить и требующего внимания, когда вы говорите по телефону. Вздрагивая и плача, этот ребенок будет безутешно рыдать, пока вы не обратите на него внимание. Как родитель вы имеете несколько вариантов: можете попытаться силой заставить его замолчать при помощи запугивания и угроз. Это может дать результат через несколько попыток. К сожалению, следствием этого будет ребенок, погружающийся в потухшее состояние отказа от борьбы и пытающийся спрятать свою боль. В качестве альтернативы вы можете усадить ребенка к себе на колени, чтобы успокоить его, пока вы продолжаете свой разговор. Или же, если он действительно сильно страдает, можете повесить трубку и с любовью переключить внимание на него.
Дон рано научился прятать свои чувства и успокаивать себя чем-то отвлекающим. Теперь, будучи взрослым, он прибегает к разного рода успокаивающим занятиям, таким как чрезмерная выпивка, проведение бессчетного количества часов в интернете, покупка слишком большого количества электроники и технических устройств, все – в попытке заглушить «надоедливые» эмоции и заставить их капитулировать.
Сью проявляет сильную эмпатию к реакциям и ответам Дона, хотя они ей не нравятся. Она не считает их полезными для взаимоотношений. На самом деле это поведение причиняет вред их близости и сексуальной жизни. Дону не хватает эмпатии не только по отношению к Сью, но и по отношению к самому себе. Из-за этого его разрушительные и обособленные привычки совладания глубоко врезаются в манеру поведения. Стены, которые он возводит, заставляют Сью чувствовать себя все более и более отчужденно. Ей сложно почувствовать влечение, когда он игриво предлагает ей сексуальную интермедию. Конечно, Дон чувствует себя изолированно, когда Сью отвергает его попытки сблизиться. Он закатывает глаза, ворчит и отворачивается, повторяя и углубляя этот сценарий. Эту ситуацию невозможно разрешить до тех пор, пока Дон не разовьет эмпатию. Он должен почувствовать, какое влияние оказывает на Сью его отдаленность, и понять, как одиноко она чувствует себя. Нехватка осознанности с его стороны не означает, что Сью мало и плохо старается. Бессчетное количество раз она пыталась сказать Дону, что чувствует себя изолированно и одиноко и просто не может переключиться на возбужденный и спонтанный сексуальный режим в отсутствие эмоциональной близости, любви и игривости. Ей необходимо знать его и чувствовать, что он знает ее.