Глава 9

Незадолго до Рождества Кэтрин возвращалась в гостиницу после заседания благотворительного дамского комитета. Ну, разумеется, ей не стоило и мечтать, что чаша сия минует ее в Кромберри!

Миссис Лофтли гордо шагала впереди под руку с подругой, сестрой викария, настолько же тучной и медлительной, насколько сама миссис Лофтли была худой и подвижной. Тетушка очень гордилась тем, что состояла в благотворительном комитете, и Кэтрин ее прекрасно понимала: супруга владельца гостиницы «Гусь и пони» в Стоунфолле и помыслить не могла о такой чести!

Почтенные дамы Кромберри то ли обладали большей широтой взглядов, то ли учитывали значительные возможности мистера Лофтли в сфере благотворительной помощи нуждающимся, а также залы и гостиные в «Охотниках и свинье», которые нередко использовались для нужд комитета совершенно безвозмездно.

Кэтрин поставила бы на второе, но миссис Лофтли так трогательно восхищалась своей ролью дамы-попечительницы, что ее племянница ни в коем случае не захотела бы испортить этот восторг неуместными замечаниями.

Если бы миссис Хаддон видела дочь сейчас, она бы удивилась разительным переменам, произошедшим за столь короткий срок. Для любого наблюдателя мисс Хаддон могла бы послужить примером благоразумия и примерного поведения для всех девиц ее возраста. Если, конечно, этот настырный наблюдатель не дал бы себе труд заглянуть в ее мысли и в ее альбом.

Стылым декабрьским вечером Кэтрин чинно вышагивала по скользкой мостовой, опираясь на руку своей новой лучшей подруги, молоденькой учительницы мисс Дженни Морвейн. Девушки познакомились недели три назад, на заседании комитета, куда миссис Лофтли впервые взяла Кэтрин, и тотчас почувствовали искреннюю симпатию друг к другу.

Дженни была старше Кэтрин на три года, но эта разница почти не была заметна в разговорах девушек. Мисс Хаддон благодаря отцу успела повидать больше мест и людей, чем ее новая подруга, сразу после окончания пансиона вернувшаяся в Кромберри, чтобы преподавать в школе для девочек, чьи родители не могли позволить себе гувернантку или хотя бы школу подороже и подальше от Кромберри.

А любовь Кэтрин к живописи и ее служба в «Охотниках и свинье» придавали мисс Хаддон ореол романтической героини, вынужденной терпеть лишения из-за происков недоброжелателей. Кого мисс Морвейн считала недоброжелателями, Кэти так пока и не разобралась. Она очень тепло рассказывала подруге о своем отце, чуть более сдержанно – о матери, брате и сестре и ни единым словом не обмолвилась об истинной причине своего отъезда из дома.

Дженни, выросшая в Кромберри, была замечательным источником сплетен и историй о жизни горожан, ведь ее отец заведовал почтовым отделением. Несколько приятных вечеров девушки провели в комнате Кэтрин за разговорами, и сейчас Кэти знала о жителях Кромберри почти столько же, сколько ее разговорчивая подружка. В словах Дженни не было язвительной горечи, как в суждениях Бет Вортекс, и Кэтрин с удовольствием болтала, вернее сказать, чаще слушала новую подругу.

Вот только все эти имена и секреты из-за своего обилия настолько перепутались в голове бедняжки, что она боялась совершить оплошность, упомянув кого-то не вовремя или задав не тот вопрос. Этим сумбуром в ее мыслях и объяснялась сдержанность ее поведения в местном обществе, а вовсе не тем, что мисс Хаддон каким-то чудесным образом обрела подобающее юной леди смирение.

– Миссис Грин говорила матушке, что у нее почти не осталось этих чудесных новых лент, – щебетала Дженни. – Ты совершенно уверена, что пойдешь на бал в том синем платье?

Подруга спрашивала Кэтрин уже в седьмой или восьмой раз, и мисс Хаддон оставалось лишь терпеливо кивать. С самого первого дня знакомства девушек Дженни не переставала говорить о грядущем рождественском бале, который устраивал ежегодно дамский комитет.

Большой зал, пристроенный к городской ратуше, летом сильно пострадал из-за пожара и до сих пор не был приведен в надлежащий вид, что вызывало обильное возмущение среди горожан. Исключение составляли мистер и миссис Лофтли, ведь дамам-попечительницам не оставалось ничего иного, как устроить бал в «Охотниках и свинье». Миссис Лофтли пребывала из-за этого почти в таком же возбужденном состоянии, как и молоденькая мисс Морвейн. А Кэтрин должна была день за днем выслушивать поочередно то одну, то другую, да еще и ворчание мисс Вортекс, недовольной всей этой суетой. Да и в гостинице Кэтрин приходилось теперь трудиться за двоих, ведь у ее тетушки появилось множество новых забот: как украсить зал и холл, где разместить угощение и милые бесполезные вещицы для благотворительной ярмарки и все в таком духе. И она постоянно посылала с поручениями то Бет, то свою племянницу.

За всеми этими хлопотами милая, милая миссис Лофтли не позабыла осведомиться у племянницы, есть ли у нее подобающее событию платье. И все же Кэтрин, недавно получившая от дядюшки довольно щедрое вознаграждение за свои труды, казавшиеся ей в последние дни почти непосильными, решила не злоупотреблять добротой родственников.

Два лучших платья мисс Хаддон, синее с золотистыми лентами и белое с бордовыми, считались даже слишком нарядными для Стоунфолла, но для бала в Кромберри могли показаться довольно скромными. Однако же Кэти решила не спешить заказывать обновки. Часть полученных от дядюшки денег она уже успела потратить на краски и хорошую бумагу для портрета Дженни, а заодно купила целых три романа, которые ни за что не осмелилась бы читать при матери.

Надо сказать, что балы Кэтрин не особенно любила.

В Стоунфолле хотя бы были Бартоломью и парочка его приятелей. Эта компания обязательно устраивала какую-нибудь шалость, чтобы насмешить молодых леди и привести в ярость дам из попечительского совета, и не забывала потанцевать с мисс Хаддон и ее хорошенькими подружками.

В Брайтоне же мисс Хаддон редко приглашали на танец, должно быть, отдыхающим там великосветским джентльменам дочь провинциального врача казалась недостаточно привлекательной. К тому же Кэтрин не могла похвастаться тонкой талией. В обычные дни она не сокрушалась из-за своей полноты, но, когда втискивалась в бальное платье, ее охватывало уныние. Девушка сразу начинала казаться себе неловкой и лишней на празднестве, как те нелепые маленькие подушечки на диванах, что только мешают сидящим отдыхать – на них невозможно с удобством откинуться и ни в коем случае нельзя отбросить в сторону, ведь их вышивала дочь или племянница хозяев, девушка исключительных качеств.

Больше всего в такие моменты Кэтрин хотелось спрятаться где-нибудь за портьерой со своим блокнотом и делать один за другим быстрые наброски танцующих и сплетничающих гостей. Сколько сюжетов она могла бы придумать после, в уютном мирке своей спальни!

Стадо овечек с бантиками – молоденькие девушки сбились в стайку и обсуждают свои и чужие платья. На следующей картинке оборванные ленты летят во все стороны вместе с клочками шерсти – юные леди не могут решить, кому танцевать с черноволосым кудрявым барашком.

Или две старые лисы с побитыми молью шкурами, чьи физиономии подозрительно напоминают миссис Фолбрайт и ее подругу, захватили и общипывают петуха с оперением подобно мантии викария. Или… Да сам Уильям Хогарт позавидовал бы неистощимой фантазии мисс Хаддон, будь он еще жив!

Увы, по окончании бала она могла вспомнить лишь несколько уморительных сценок, да еще Бартоломью обычно считал необходимым привнести свой вклад в развитие сюжетов своей подруги, в красках изображая насмешивших его гостей празднества. Но и этого хватало, чтоб в ее альбоме появлялись заполненные страницы…

Мисс Морвейн пришла в ужас пополам с восторгом, когда Кэти показала ей лишь некоторые из своих рисунков, и тут же запретила изображать в подобном виде светское общество Кромберри. Лавочников, викария и попечительский комитет – пожалуйста. Но ни в коем случае дам и джентльменов, которые съедутся на бал в собственных каретах. Ах, эти дорогие экипажи, блеск драгоценностей, колыхание перьев и шуршание шелковых тканей!

Дженни, в отличие от своей юной подруги, прежде успела побывать лишь на двух скромных балах в пансионе. Неудивительно, что празднество, на котором ожидалось самое лучшее общество, включая жителей окружающих Кромберри поместий, так будоражило ее воображение. Бетси Вортекс не упускала случая язвительно высмеять Дженни, как только та забегала в гостиницу по делу или просто повидаться с Кэтрин, но добродушие мисс Морвейн, а также предвкушение празднества не позволяли ей обижаться или впадать в уныние.

С каждым днем мисс Морвейн казалась Кэтрин все более взволнованной, а ведь до бала оставалось еще две недели! Не к чести молодой учительницы надо заметить, что она совершенно забросила своих учениц, полностью поглощенная мыслями о празднестве. Дженни поручила девочкам шить подушечки для иголок, расписывать дешевые глиняные тарелочки и прочую подобную работу, чтобы представить на благотворительной ярмарке подобающее количество товаров. Качество этих бесполезных вещиц, по словам мисс Морвейн, никого не волновало, и Кэтрин, собиравшаяся сперва написать для ярмарки два или три пейзажа Мэйн-стрит, отказалась от этой идеи. Она слишком уставала после каждого дня, проведенного на ногах в «Охотниках и свинье», чтобы вечером ее рука могла твердо держать кисть. К следующей ярмарке, на Пасху, она что-нибудь приготовит, а пока посмотрит, как постарались другие.

Дженни, наконец, заметила, что ее подруга отмалчивается.

– Кэти, ты слышишь меня?

– Прости, Джен, я немного задумалась. – Кэтрин отвела взгляд от широкой спины сестрицы викария, защищавшей ее от ветра, и повернула голову к подруге. – Как может миссис Грин продавать булавки и ленты девушкам, которые собираются на бал, когда ее собственная дочь уже никогда не будет танцевать?

Каждый раз, когда Кэти заходила в шляпную лавку, просто думала о миссис Грин или кто-то из дам упоминал модный магазинчик, девушке становилось не по себе. Разумеется, Дженни поведала новой подруге всю историю еще раз, добавив подробности, которые не были известны горничной мистера Лофтли. За прошедшие недели разговоры об этом ужасном преступлении немного утихли, ведь близилось Рождество и люди старались отгонять печальные или страшные мысли, надеясь на лучшее.

Дика Харта так и не арестовали, к негодованию большинства почтенных матрон, чьи дочери могли оказаться на месте мисс Грин. По слухам, главный констебль Грейтон и судья Хоуксли не могли прийти к согласию относительно дальнейшей судьбы молодого Харта, упорно отрицавшего свою вину при поддержке брата и нанятого Джоном Хартом адвоката.

Миссис Грин восседала в своей лавке воплощением неотмщенной скорби, но даже ее ближайшие подруги старались перед Рождеством не медлить с покупками или присылали своих слуг, лишь бы не выслушивать ее бесконечные жалобы и проклятья.

– Это очень, очень печально, дорогая моя! – Дженни понизила голос, чтобы миссис Лофтли и сестра викария ее не услышала. – Мне так жаль миссис Грин и ее родных! Я и представить себе не могу, каково сейчас кузине мисс Грин, Аннабель. Вместо бала ей придется сидеть дома с семьей, ведь они все носят траур! Да еще этот ужасный позор… Его тень затмевает само их горе.

Кэтрин поняла, что Дженни имеет в виду беременность мисс Грин.

– Думаю, для ее родных было бы лучше видеть ее живой, даже если бы мистер Харт на ней не женился! – решительно возразила она.

Мисс Морвейн покачала головой и заговорила совсем уж тихо:

– В пансионе девочки рассказывали мне про нашу учительницу, тощую старую деву, мисс Пристон. Ее тетушку, еще молодую вдову, убил грабитель на улице, когда мисс Пристон была подростком. Ужасное происшествие, но еще ужаснее оказалось то, что выяснилось, когда бедную женщину готовили к похоронам. Она была беременна, а ее муж умер за два года до этой трагедии!

– Бедняжка! – ахнула Кэтрин. – Должно быть, она кого-то полюбила и могла бы быть счастлива, не повстречайся ей грабитель!

– Наверное, так оно и было. Только вот что она собиралась делать дальше… Им пришлось бы пожениться до окончания ее траура, но это меньшее зло по сравнению с тем, что случилось потом, – продолжила Дженни. – К сожалению, семье не удалось похоронить это известие вместе с ней. Их городок вполовину меньше Кромберри, и слухи распространились еще до похорон. Почтенные люди перестали поддерживать дружбу с этой семьей, а мисс Пристон так и не смогла найти себе жениха! Боюсь, Аннабель ждет та же судьба!

– Я слышала от тетушки, что миссис Грин собирается продать свой магазинчик и уехать навсегда куда-нибудь подальше от Кромберри, это правда? – спросила Кэти.

– Матушка говорила об этом, кажется, миссис Грин приносила на почту письма для дам, которых, по ее мнению, могла заинтересовать ее лавка, – согласилась Джен. – Но кто захочет покупать магазин, когда его хозяйка так печально прославилась?

Кэтрин, в который уже раз, подумала, что ее собственное несчастье куда менее ужасно, чем то, что произошло с семьей мисс Грин и неизвестной ей мисс Пристон. Дженни же не собиралась долго рассуждать о чужих горестях, тем более идти им оставалось совсем недолго.

– Как бы там ни было, весь остальной город не может надеть траур из-за гибели мисс Грин. Все придут на бал, чтобы хорошенько повеселиться. Матушка надеется, что я смогу найти там себе жениха. – Дженни нервно хихикнула.

– А что думаешь об этом ты? – лукаво прищурилась Кэтрин.

Подруги до сих пор не делились друг с другом сердечными тайнами. Кэти не могла рассказать о Фрэнке, не поведав и все остальное, а Дженни то ли еще не вполне доверяла новой подруге, то ли не пережила до сих пор ни одного увлечения. В конце концов, мисс Морвейн лишь в начале лета вернулась из своего пансиона, где в последние два года присматривала за младшими воспитанницами.

– Я бы не хотела, чтобы за мной начал ухаживать кто-нибудь вроде Дика Харта. – Дженни передернула плечами под дешевой пелериной, но не стала продолжать.

– На балу будут и настоящие джентльмены! – Тут Кэти тоже невольно поежилась, вспомнив пронзительный взгляд старшего из братьев Уорренби.

– Ах, вот как! – Мисс Морвейн, кажется, рада была перевести разговор на симпатии Кэтрин. – Ты думаешь, у тебя появится поклонник из числа сквайров или их сыновей?

– Я вовсе не думала о поклонниках! – совершенно правдиво ответила мисс Хаддон, но подруга, кажется, ей не поверила. – Ты же знаешь, я буду занята на ярмарке и в других местах, везде, где этого потребует тетушка. Бет не пойдет на бал, она проведет этот вечер в приюте с бедными стариками. Хорошо, если мне удастся хотя бы мельком взглянуть на танцующих.

– Ох, господи, ведь и мне придется предлагать гостям поделки моих девочек! – едва ли не с ужасом вспомнила Дженни. – Надеюсь, у меня останется время и на танцы!

Она внезапно споткнулась и едва не упала, увлекая за собой и Кэтрин. Будь мисс Хаддон чуть стройнее, не миновать бы девушкам падения.

– Здесь так скользко, и фонарь почти не светит, – проворчала миссис Лофтли, обернувшаяся на шум. – С вами все в порядке, мисс Морвейн?

– У меня немного закружилась голова, в глазах потемнело, – пожаловалась Дженни.

– Это от усталости, все мы сейчас так заняты подготовкой к этому балу… – Миссис Лофтли убедилась, что с девушками все благополучно, и четыре дамы продолжили путь к перекрестку, где должны были расстаться.

Кэтрин хмыкнула про себя. По сравнению с ней Дженни можно было смело назвать бездельницей, но, возможно, ее новая подруга обладала более хрупким здоровьем, или ее одолевало волнение. Так или иначе, мисс Морвейн тяжело опиралась на руку Кэтрин до самого перекрестка, откуда до ее дома оставалось не более десяти ярдов, которые ей предстояло пройти самой.