Глава 24

Примчавшись на работу ни свет ни заря, Наполеонов с самого утра раздал оперативникам поручения о сборе информации.

– Я хочу знать все, – говорил он, – где Стригунов родился, учился, работал и кем воспитывался. Друзья, девушки, знакомые.

И сотрудники сработали оперативно. К обеду информация лежала на Шурином столе. Ничего особенного в ней не было, за исключением того, что воспитывала Толю бабушка. Родителей лишили родительских прав, когда мальчику было два года. Они уехали в неизвестном направлении и больше никогда не интересовались сыном.

– Пили? – спросил следователь оперативника Рината Ахметова.

– Пили, – подтвердил тот и пододвинул следователю копию с пожелтевшей от времени бумаги.

– Друзей нет?

– Друзей в классическом понимании слова нет, есть приятели, но и с ними Стригунов почти не видится, более или менее частые контакты у него только с соседом с первого этажа.

– К этому соседу я схожу сам. А вы все-таки ненавязчиво опросите других соседей и коллег по работе.

Ринат кивнул и вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.

* * *

Сосед Анатолия Корней Фролович Старостин был не ровесником Стригунова и даже не просто взрослым мужчиной, а 75-летним пенсионером, бывшим боцманом одного из торговых судов несуществующего ныне Советского Союза.

Корней Фролович оказался человеком общительным и хлебосольным. Он охотно согласился поговорить со следователем, хотя и удивился слегка, что тот интересуется Толиком Стригуновым.

Уже через десять минут следователь сидел на кухне и ел вместе с хозяином котлеты с картошкой.

От стопки отказался, приложив руку к груди, проговорил: – Простите, отец, но на работе ни-ни. Сами понимаете, служба.

Корней Фролович согласно кивнул: – Как не понять. А от чайку не откажетесь?

– От чайку не откажусь.

– У меня баранки свежие есть.

– И баранки буду.

После еды Корней Фролович закурил трубку и спросил: – И что же Толик натворил?

– Пока не знаю…

– А подозреваете в чем?

– Простите, отец, не могу сказать.

– Понимаю, – кивнул Корней Фролович, – тайна следствия.

– Она самая. А вы хорошо знаете Анатолия?

– Как не знать. Хорошо знаю, можно сказать, с пеленок. Я, конечно, по нескольку месяцев отсутствовал. По долгу службы, – добавил он со значением и посмотрел на Наполеонова, чтобы убедиться в том, насколько следователь проникся важностью его работы.

Шура утвердительно кивнул, преданно глядя в глаза старого боцмана.

– Отсутствовать-то я отсутствовал, но всегда возвращался. С бабкой его мы приятельствовали. Я помогал им чем мог. Сами понимаете, одинокая женщина с пацаненком.

Шура снова кивнул.

– То кран протечет, то колонка забарахлит, то дверь покрасить надо, то почтовый ящик починить. А она меня на чай приглашала, да и сейчас приглашает, пироги Степанида Матвеевна отменные печет и варенье замечательное варит. Впрочем, все у нее в руках спорится.

– А Толик? – попытался Наполеонов вернуть разговор в нужное ему русло.

– Толик рос хорошим, послушным мальцом. Любознательный очень был. Мы с ним одно время увлеклись моделями кораблей. Потом Толик к этому занятию охладел. А макеты я сохранил. Хотите посмотреть?

– Хочу, – ответил Шура.

Старостин провел его в большую комнату, подвел к застекленной стенке.

– Вот они, наши корабли, – Корней Фролович отодвинул стекло и любовно погладил один из макетов.

Шура с первого взгляда разглядел, что модели сделаны искусно и с большой любовью.

– Вижу, что и вы, Корней Фролович, приложили к ним руку.

– Приложил, – улыбнулся Старостин, – не скрываю.

– К кораблям Толя охладел, – проговорил Наполеонов, – что же стало его новым увлечением?

– Об этом я говорить не хочу, – неожиданно замкнулся Старостин.

– Почему? – невинно поинтересовался Шура, – надеюсь, это были не наркотики?

– Кабы наркотики, – пробурчал Корней Фролович.

– И думаю, не торговля людьми и оружием?

– Да вы что, спятили, что ли?! – рассердился боцман: – Пацаненку лет одиннадцать-двенадцать было, не помню точно.

– Порнография?

Старостин подавился сунутой в рот трубкой и, выплюнув ее в сердцах, постучал по лбу пальцами, при этом выразительно поглядев на следователя.

– Вы хотите сказать, что мальчик Толя спятил?!

– Не мальчик Толя, а вы, капитан, – Старостин махнул рукой, – впрочем, и мальчик Толя тоже.

– Вот это уже становится интересным, – проговорил Наполеонов.

– Это неинтересно, это печально. Толик влюбился! Но кто не влюбляется в отрочестве?!

– Действительно, кто, – согласился Наполеонов.

– Но у всех эта первая влюбленность тает, извините за лирику, как утренний туман. А у Толи…

– Что у Толи? – поторопил его следователь.

– У Толи это перешло в хроническую форму. И если б еще девка была путевая, – вздохнул Корней Фролович.

– А девка, простите, гулящая?

– Гулящая – не гулящая, не в этом дело.

– А в чем?

– Толик для нее игрушка, забава, держит его на короткой веревочке и дергает. Сам слыхал, как она его бычком называла, теленочком. Тьфу! Глаза бы мои ее не видели!

– А она что, часто к нему приходит?

– Нет, – нехотя признал старик, – чаще его к себе по телефону вызывает.

– И что Стригунов?

– Бросает все и несется к ней сломя голову.

– Прямо уж бросает и несется? – недоверчиво спросил Наполеонов.

– Да что я врать, что ли, буду?! – рассердился боцман. – Вот были намедни на рыбалке, кстати, на ночной, так эта цаца ему позвонила, и Толик все побросал и уехал. Я грешным делом обиделся на него тогда сильно, – вздохнул Корней Фролович и потер грудь с левой стороны.

– Да, тяжелый случай, – проговорил следователь.

– Еще какой тяжелый, – согласился Старостин, – как приворожила она его. Бабка его Степанида Матвеевна уже и к попу ходила, и к ворожейке.

– Не помогло? – поинтересовался Наполеонов.

– Нет, – покачал головой боцман.

– Тут к психологу надо, – закинул удочку следователь.

– Есть у меня знакомый доктор, в психушке работает, – признался Старостин, покосившись на Наполеонова. – Я пытался у него намеками проконсультироваться…

– И что?

– Он там такую научную муть развел, мол, это зависимость такая, типа наркомании, и требует серьезного лечения.

– Ну, в общем-то, ваш знакомый прав…

– Не класть же нам со Степанидой Матвеевной Толика в психушку, – вздохнул Старостин.

«Лучше бы положили», – подумал про себя Шура, а вслух сказал: – Никуда класть не нужно, есть психологи, психотерапевты, психоаналитики, которые помогают справиться с подобными проблемами.

– Не захочет Толик с ней справляться, любит он ее, и все тут.

– Понятно. Спасибо, Корней Фролович, вы мне очень помогли.

– И чем я вам помог, – вздохнул Старостин. – Я старый, Степанида Матвеевна тоже, а как Толик один на белом свете жить станет, и думать не хочется.

Наполеонову было искренне жаль старика, но помочь ему в его печали он ничем не мог, поэтому распрощался и покинул квартиру старого боцмана.

Выйдя из подъезда, Шура постоял несколько секунд возле крыльца, потом махнул рукой, сел в свою белую «Ладу Калину» и выехал на дорогу. Вскоре он уже был возле школы, в которой учился Анатолий Стригунов. Охранник на входе взглянул на документы следователя и объяснил, как найти кабинет директора и учительскую.

Наполеонов решил не действовать через голову местного начальства и направил свои стопы в кабинет директора. Им оказался молодой симпатичный мужчина с доброжелательным взглядом.

– Аркадий Викторович Кольцов, – представился он.

– Александр Романович Наполеонов.

– Проходите, садитесь, пожалуйста.

Кольцов внимательно выслушал следователя и сказал, что Людмила Павловна Гусарова, которая была классным руководителем в классе Стригунова, скоро освободится. Сам он, к сожалению, ничем помочь не может, так как работает в этой школе всего три года и Анатолия не знает.

Директор предложил Наполеонову посмотреть школьные классы, которые отремонтировали менее года назад. Шура с удовольствием принял предложение. На цыпочках они проходили мимо тех классных комнат, где шли занятия. Директор с гордостью открывал двери кабинетов, в которых в это время не было учащихся, показывал, рассказывал. Шура кивал и вспоминал свою школу, одноклассников и учителей.

«Да, было времечко, – подумал Наполеонов с легкой ностальгической улыбкой, – интересно, насколько современные школьники отличаются от его сверстников…»

– А скелет у вас есть? – неожиданно спросил следователь.

– Скелет? – с удивлением переспросил молодой директор.

– В кабинете биологии.

– Ах да, конечно, есть.

– И тоже курит? – улыбнулся Шура.

– Бывает, – улыбнулся ему в ответ молодой директор и вдруг по-мальчишески лихо подмигнул: – У нас кот разговаривает.

– Как в «Стране невыученных уроков»?

– Нет, лучше. Ребята соорудили механического кота, он ходит вокруг пальмы и рассказывает сказки Пушкина. Пойдемте покажу, это в кабинете литературы, там сейчас как раз никого нет.

Они вошли в кабинет и Шура действительно увидел пальму и сидящего возле нее кота.

– А почему пальма? – спросил Шура.

– Так юмористы же, – улыбнулся директор и нажал какую-то кнопку.

Кот не спеша направился вокруг пальмы и через несколько секунд заговорил: «У Лукоморья дуб зеленый…»

Шура присвистнул:

– Однако, у вас учатся умельцы.

– Да, на все руки, – рассмеялся директор.

Они завершали импровизированную экскурсию, когда раздался звонок.

– Ну, вот, – сказал Аркадий Викторович, – сейчас я вас познакомлю с Людмилой Павловной.

Коридор быстро наполнился толпой учащихся, и Шура остановился, чтобы не быть снесенным этой шумной лавиной.

– А вот и Людмила Павловна, – раздался голос Аркадия Викторовича.

Директор подхватил Наполеонова под руку и, уверенно маневрируя, вырулил на свободный пятачок. Они оказались лицом к лицу с миловидной женщиной лет пятидесяти в строгом костюме приятного синего цвета.

– Людмила Павловна, познакомьтесь, это Александр Романович, следователь.

В глазах женщины промелькнула недоумение.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, – проговорил Наполеонов, – я просто хотел бы побеседовать с вами об одном вашем бывшем ученике. Где мы могли бы уединиться?

– В двадцать пятом кабинете, – быстро ответил директор, – там как раз сейчас никого нет, – он вложил в руку Гусаровой ключ, – а я вас пока оставлю.

Людмила Павловна растерянно посмотрела вслед директору, почему-то вздохнула и, обращаясь к Наполеонову, проговорила: – Ну, что ж, идемте.

Через пять минут они уже сидели в небольшом уютном кабинете, было похоже на то, что это рабочее место завуча…

– О ком вы хотели поговорить? – тихо спросила Людмила Павловна.

– Об Анатолии Стригунове…

– О Толе? Странно… – пробормотала она.

– Почему это вас удивляет?

– Толя был спокойным бесконфликтным мальчиком.

– Все течет, все изменяется, – философски заметил Наполеонов.

– И что же он натворил? – Гусарова строго посмотрела в глаза следователю.

– Пока не знаю, натворил ли вообще…

– Тогда что же привело вас ко мне?

– Расскажите мне о Стригунове, каким он был в школьные годы.

Людмила Павловна пожала плечами:

– Обычным, ничем не выделяющимся.

– Как у него складывались отношения с одноклассниками, с педагогами?

– Толя был не слишком общительным мальчиком, но присутствовал на всех классных и внеклассных мероприятиях. Если ему давались какие-то поручения, он не отлынивал и добросовестно их выполнял. Учился он неплохо, не хулиганил, так что учителя были им довольны.

– А как складывались его отношения с Юлией Лопыревой?

– Вы и об этом знаете, – проговорила Гусарова печально.

Помолчав минуту, она продолжила:

– Толя был беззаветно и безответно влюблен в Юлечку.

– Это было заметно для окружающих?

Учительница кивнула.

– Ребята подтрунивали над ним?

– Увы, – Людмила Павловна развела руками.

– И как на это реагировал Стригунов?

– Замыкался в себе, как устрица.

– А Юлия?

– Что Юлия, – проговорила Гусарова с легким раздражением в голосе, – она, как и всякая девочка, гордилась, что смогла внушить такое чувство мальчику.

– Но отвечать на его чувства не спешила?

– Нет. Правда, потом Юля повзрослела, поумнела, и у них с Толей установились теплые дружеские отношения.

– Поумнела, говорите…

– А что, что-то не так? – забеспокоилась Гусарова.

– По моим сведениям, гражданка Лопырева после школы тунеядствовала, нигде не работала и не училась.

– Ну, зачем вы так сразу – тунеядствовала, – обиделась учительница за свою ученицу.

– А как бы вы назвали ее образ жизни? – усмехнулся Шура.

– Просто Юлечка еще не нашла себя…

– На мой взгляд, Лопырева искала не себя, а нечто другое.

– Что же?

– Обеспеченного мужа.

– И что в этом плохого?

– А что хорошего?

– Возможно, она мечтает о прочной семье.

– Извините, Людмила Павловна, но, по-моему, о прочной семье мечтает практически любая женщина. Разве вы не мечтали? – Наполеонов бросил взгляд на обручальное кольцо педагога.

– Мечтала, – призналась она, почему-то зарумянившись, как юная девушка.

– Мечты сбылись, простите за нескромный вопрос?

– Сбылись, – кивнула Гусарова, – у меня прекрасный муж и двое взрослых детей.

– Ну, вот, видите, вы же не гоняли лодыря после школы, учились, работали.

– Время было другое.

– Дело не во времени, и сейчас миллионы девушек учатся, работают, вступают в брак, рожают детей.

– У Юлечки несколько другие обстоятельства…

– И какие же? – с иронией поинтересовался Наполеонов.

– Ее родители – очень обеспеченные люди, и им нетрудно было исполнять любые пожелания дочери, – продолжала защищать ученицу Гусарова.

– Короче, разбаловали девицу до неимоверности, – сделал заключение следователь.

Людмила Павловна поджала губы.

– Хорошо, оставим в покое моральный облик Лопыревый. Вы лучше мне скажите, Юля имела на Стригунова большое влияние?

Учительница нехотя кивнула.

– Она часто чего-то требовала от него?

– Мне это неизвестно. По-моему, Юля просто сделала Толю своей доверенной подружкой, можно сказать, наперсником. Доверяла ему свои девичьи тайны, советовалась, искала поддержку. Так мне виделось со стороны.

– А что за история была у Лопыревой с Колосветовым?

– С Кешей?

– С ним.

– По-моему, они просто не поняли друг друга.

– В результате этого непонимания Иннокентий оказался в тяжелом состоянии в больнице.

– Ну, это же был переходный возраст, у мальчиков играют гормоны, а Юля позволила себе быть излишне кокетливой. Кеша понял это как… – Гусарова замялась.

– Приглашение к сексу? – подсказал Наполеонов.

– Ну, что вы, – возмутилась учительница. – Они же еще были дети.

Следователь не удержался и хмыкнул.

Людмила Павловна бросила на него осуждающий взгляд и сказала сухим голосом:

– О сексе речи не было, он просто хотел ее поцеловать, Юля его оттолкнула, Кеша не удержался, и произошел несчастный случай.

– В изложении Лопыревых-старших.

– Что? – не поняла Гусарова.

– Вы пересказали мне версию родителей Юлии.

– С этой версией согласились все.

– Да, я знаю. Деньги часто управляют судьбами людей.

Гусарова ничего не ответила, уставившись на свои руки.

– Ну, что ж, Людмила Павловна, вы очень мне помогли. Благодарю вас, и позвольте откланяться.

– До свидания, – отозвалась Гусарова, глядя мимо Наполеонова.

«Может быть, учительница тоже что-то поимела с этой истории», – подумал следователь, но тут же отбросил эту мысль.

Соблюдая закон вежливости, он заглянул в кабинет директора и попрощался с ним.

– Вы узнали что хотели? – спросил тот.

– Да, похоже, что узнал…

…

А вот оперативники никакой новой информации об Анатолии Стригунове не сообщили. Начальство на работе охарактеризовало его самым лучшим образом. Исполнителен, трудолюбив, несклочен, скромен.

– В общем, ангел во плоти, – подвел итог Наполеонов, – вот только не летает…