Книга: Часовщик с Филигранной улицы
Назад: XX
Дальше: XXII. Лондон, октябрь 1884 года

Часть третья

XXI

Токио, 1882 год

У Мори была привычка переходить дорогу, не обращая внимания на движущийся транспорт. Ито объяснял это для себя его рассеянностью, но, оказавшись с ним возле вокзала Синбаси, Ито внезапно понял, что Мори поступает так осознанно. Синбаси – конечный пункт железнодорожной линии, связывающей Токио и Йокогаму, – представлял собой грандиозную постройку в западном стиле, с просторными залами, в которых располагались билетные кассы; здание подковой охватывало подъездные пути и возвышалось над окружающими домами, будучи вдвое их выше. Дорога перед вокзалом кишела движущимися в обе стороны экипажами.

Пока люди на тротуаре толпились, ожидая разрыва в бесконечном потоке транспорта, Мори, выйдя из здания вокзала, тут же, не раздумывая, пересек дорогу. Ито задался вопросом, сколько поколений феодалов потребовалось, чтобы произвести на свет человека, пребывающего в несокрушимой уверенности, что даже токийский рикша распознает в нем аристократа и уступит дорогу. Незаконнорожденное происхождение, казалось, ничуть этому не мешало.

– Он так похож на мать, – с умилением говорили старые вельможи.

Сегодня принадлежность к хорошей семье была вдвойне важна, так как рядом с ним был Киётаки Курода. Носивший все черное, Курода вечно кичился своим родовым именем. Уже одного этого, даже если забыть неприятные черты его характера, было достаточно, чтобы вызвать у Ито сильнейшую неприязнь. Лишь явным дурновкусием можно было объяснить пристрастие адмирала хвастаться именем, напоминающим о пиратских подвигах древнего Куроды. «Черное поле»: как видно, готовясь к трем своим вторжениям в Корею, он вплетал себе в бороду спички. Но Мори он всегда нравился. Они вдвоем шли теперь рядом и, когда они приблизились к нему, до Ито донеслись обрывки разговора, заглушаемого шумом дороги, которую без малейшего для себя ущерба пересек Мори.

– …придется суетиться. Чертовски стыдно.

– …никакой причины… что за идиотизм.

– Титул баронета за службу престолу, когда вы по праву должны быть герцогом Тёсю! Это может даже повредить вашей репутации. Почему вы еще никого не закололи за такую подлость?

– Так для меня лучше. Принадлежавшая замку земля реквизирована, но…

Курода понизил голос и проворчал нечто неразборчивое, затем отчетливо сказал:

– Я оставляю вас на попечение книготорговца.

Ито ждал, что Мори вступится за него, но тот промолчал.

– Не забудьте прийти вечером.

– Что такое случится вечером?

– Открытие Рокумэйкана, – ответил Мори.

Они стояли на тротуаре в нескольких футах от него. Ито повернулся к ним спиной и стал глядеть на реку, стараясь продемонстрировать, что он не прислушивается к их разговору. Это не помогло. Он чувствовал, что Курода смотрит на него.

– Что за «кан»?

– Новая резиденция для приема иностранцев. Вы сожгли приглашение.

– А, это. Присутствие там обязательно?

– Да, это требование императора. Международные отношения.

– Я ему покажу, что такое международные отношения, когда он, наконец, пожелает немного развеяться и выйти в море на военном корабле. Почему у этого заведения такое идиотское название? Какое отношение иностранцы имеют к оленям? Павильон Оленьего Крика, – произнес он, отчеканивая слова, и, повысив голос, прибавил специально для Ито: – Звучит как название трактира.

– Это китайское стихотворение. Генерал видит оленя, пасущегося возле его лагеря, и думает о том, какой прекрасный гость к нему пожаловал.

– У меня в саду есть олень. Прежде росли орхидеи.

– Американцев не интересует китайская поэзия, – заметил Мори, и его речь вдруг заискрилась алмазными гранями аристократического выговора, свидетельствуя о том, что он устал от всех этих игр. – Они не поймут, если мы невзначай назовем их сбродом. Весь смысл тут в присутствии. Конечно, было бы забавно посмотреть, как император будет топать на вас ногами, после чего разжалует в мичманы, но у меня, право, нет времени на то, чтобы унимать после этого ваше пьянство. Бал заканчивается в час ночи.

– Ладно, я приеду туда к десяти.

Затем послышался звук, похожий на удар локтем под ребра, и внезапный громоподобный рев Куроды, адресованный рикше. Ито не сомневался, что Курода смотрит назад, проверяя, не обернется ли он. Он не обернулся.

Подошел Мори и встал с ним рядом.

– Добрый день.

На запястье у него висел кожаный саквояж, судя по форме, не предназначавшийся для документов.

– А, добрый день, – сухо ответил Ито, помня об их грубости в свой адрес.

– На что мы смотрим?

– Ни на что в особенности.

– Знаете, – с присущей ему серьезностью сказал Мори, – мне иногда кажется, что эта страна могла бы быть замечательным местом, не поглощенным ни британцами, ни китайцами, если бы вы и Курода могли смотреть друг на друга без отвращения.

– А мне кажется, что было бы замечательно, если бы он понял, что эти приемы оказывают несравненно более сильное влияние на внешнюю политику, чем любой его военный корабль. Надеюсь, вы взяли с собой смену одежды, – добавил он. На Мори были серые брюки и твидовый пиджак, и он выглядел, как, впрочем, и всегда, удручающе неофициально. – Нужен белый галстук. Я говорил вам об этом раз десять.

– Я бы взял его с собой, но вы ведь велели, чтобы мне его принес ваш помощник.

Ито не стал спрашивать, откуда он об этом знает. Мори получал жалованье за то, чтобы знать многое, и было бы странно, если бы ему было неизвестно местонахождение собственного вечернего костюма. Но все же это раздражало. Ито чувствовал себя так, словно для него была заготовлена ловушка.

Мори положил руку на перила моста за мгновение до того, как Ито тоже ощутил вибрацию. Поначалу все выглядело как обычное небольшое землетрясение, но затем земля стала уплывать у них из-под ног, а на мостовой падали рикши и еле удерживались на ногах лошади. Горшки с цветами, украшавшие подоконники на верхних этажах вокзала, рушились на тротуар и разлетались вдребезги. Баржи на реке накренились. Груз из связанных между собой бочек сполз в воду, и выстроившиеся в одну линию бочки, покачиваясь, поплыли прочь.

Землетрясение оказалось долгим, оно продолжалось около минуты и, когда земля перестала колебаться под ногами, потрясенный Ито выпрямился и одернул сюртук. За исключением разбитых цветочных горшков и опрокинувшегося экипажа, вокруг не было заметно каких-либо очевидных повреждений, хотя в некоторых городских районах, застроенных старыми деревянными домами, разрушения, конечно, будут. В отличие от новых каменных построек деревянные дома во время землетрясений рушились довольно часто и почему-то всегда до основания, как будто были специально построены с таким расчетом, чтобы сложиться, как карточный домик. Ито представил ряды маленьких плоских холмиков вдоль каналов и закрыл лицо ладонями.

– Ладно. Пойдемте посмотрим, устоял ли наш павильон для сброда, – сказал он и стремительно двинулся вперед, оставив Мори позади.

Мори с легкостью догнал его. В последнее время стало очевидным, что он относится к категории мужчин, которым зрелость идет больше, чем юность. Если Ито похудел и у него в волосах появилась первая седина, то Мори окреп, исчезли подавленность и болезненность, свойственные ему в двадцатилетнем возрасте, и весь он как-то посветлел.

– Простите меня насчет Куроды, – сказал он.

– Ну что вы, я вас просто немного поддразнивал.

Твердо решив не говорить о Куроде, Ито прокручивал в голове другие темы для разговора, но не нашел ничего достойного. Мысленно он перебрал уже все, что можно было обсудить, но они по-прежнему шли молча. Мори отвернулся, следя за полетом стайки стрекоз.

Они вошли в парк Хибия через маленькие ворота в южной стене. Тропинка привела их к озеру, листья на растущих вокруг него деревьях уже начали менять свой цвет. Последние цикады умолкли еще пару недель назад, и вокруг стояла тишь, нарушаемая лишь вороньим карканьем. Там, где деревья склонялись над тропой, с их нижних ветвей свисали на паутине довольно крупные пауки. Раздался резкий свистящий звук, и Ито отпрыгнул в сторону, полагая, что это боевой клич какого-нибудь потревоженного арахнида, но это был лишь Мори, срывающий метелку с семенами с какого-то злака; он всегда так делал, когда они проходили здесь. Ито расправил складки своего жилета, мысленно разговаривая с самим собой. Он привык к твердой почве Лондона и Нью-Йорка, и только что пережитое землетрясение вывело его из равновесия.

Обернувшись, Ито заметил среди деревьев фигуру мужчины. Человек стоял неподвижно, наблюдая за ними. Это не был садовник: он был облачен в вечерний костюм. Ито помахал ему рукой, полагая, что это ранний гость, решивший прогуляться по парку, но тот не сделал ответного жеста. Встревоженный, Ито посмотрел вперед, чтобы не сойти с тропинки, но затем снова обернулся: мужчина по-прежнему смотрел в их сторону.

Земля снова вздрогнула, на этот раз не так сильно, но с деревьев посыпался дождь из увядших листьев и насекомых. Ито опять посмотрел назад: человек исчез. Ито отряхнул с рукавов сюртука веточки и попытался выбросить из памяти неподвижный взгляд незнакомца. В конце концов, люди всегда глазеют на тех, кто известен им по газетным фотографиям.

Миновав озеро, они оказались в разбитом на английский манер парке с фонарями на каменных столбах и красными мостиками, перекинутыми тут и там через ручейки. Несколько помощников Ито сидели под крышей пагоды и пили чай из английских фарфоровых чашек. Они еще не успели переодеться для бала и были в кимоно, при этом на головах у них были котелки, а у одного даже феска.

– Добрый вечер, сэр! – обратился к Ито один из них. – Мы собираемся сыграть в бейсбол, не хотите ли присоединиться к нам?

– О, господи, я не умею играть в бейсбол, – засмеялся Ито. – Но я не хочу мешать молодым и сильным быть молодыми и сильными.

– Господин Мори, – обратился он к нему с надеждой; все его помощники побаивались Мори, но тот славился своей ловкостью, – пожалуйста. Бейсбол для современного мужчины – это все равно что умение владеть мечом в старину!

– Нет… не в этот раз, – ответил Мори. У молодежи был разочарованный вид.

– Пожалуйста, проявите доброту, – Ито коснулся его руки.

– Я не сказал ничего такого.

– В таком случае, спрячьте меч в ножны и снимите ваши чертовы доспехи, чтобы не они бряцали, – сказал Ито. Он хотел пошутить, но не сдержал раздражения. – И за этой увлекательной игрой вы, быть может, будете реже встречаться с Куродой. Я пока говорю о ваших контактах, однако они могут вот-вот перейти в тесный контакт, если только этого уже не произошло.

– Ну что же, не буду скрывать: наши планы по свержению всех, кто носит запонки, уже близки к осуществлению.

Ито вздохнул. Иногда ему хотелось ссоры.

– Предупредите меня перед тем, как начнете действовать. В вашем портфеле, по-видимому, бомбы?

– Нет, там уже почти готовый осьминог.

– Осьминог?

– Мне хочется иметь домашнее животное, – не слишком убедительно пояснил Мори.

– Вам надоели пчелы?

Мори держал ульи. Он жил у черта на куличках в Сибуя, рядом с монастырем, и позволял монахам приходить к нему за медом. Стенки у ульев были стеклянные, так что можно было наблюдать за постройкой сот и копошением трутней. Ито терпеть не мог пчел и, навещая Мори, всегда спрашивал, зачем он с ними возится, не будучи увлеченным энтомологом, но никогда не получал внятного ответа на свой вопрос.

– Они не домашние животные.

– В таком случае… я знаю человека, торгующего щенками. Хотите?

– Механическая игрушка не будет беспрерывно лаять, к тому же ее легче взять с собой на корабль.

– Я уже говорил, что не отпущу вас в Англию, пока вы не объясните, зачем вам туда надо.

– А я уже говорил вам, что у меня есть друг в Лондоне.

– Нет, у вас нет друга в Лондоне. Вы никогда там не были и ни с кем оттуда не состоите в переписке.

– Я не продаю британцам никаких секретов.

– Но вы, по крайней мере, понимаете, почему меня это беспокоит?

– Я уже много лет говорю вам об этом, вы не можете утверждать, что я вас не предупреждал.

Ито промолчал, так как это была правда: Мори с самого начала сказал ему, что уедет через десять лет, и многократно повторял это впоследствии, показывая серьезность своих намерений. При этом он никогда не объяснял реальную причину, и это нервировало Ито. В конце концов он снабдил фотографией Мори и четкими инструкциями на его счет всех начальников портов между Токио и Нагасаки. Он не сомневался, что Мори об этом знает; при разговорах на эту тему он чувствовал напряженность, хотя они никогда не обсуждали этого напрямую. Вероятно, Мори собирался заговорить об этом сейчас, он явно хотел что-то сказать, но вместо этого, выставив вперед руку, поймал летевший ему в лицо бейсбольный мяч, который иначе разбил бы ему нос. Помощники Ито стали наперебой извиняться, и Мори так ничего и не сказал.

На краю лужайки росло огромное, очень старое грушевое дерево. Подойдя к нему, Мори высыпал пригоршню семян в высокую траву, росшую вокруг ствола. Каждый раз, стоило ему оказаться поблизости от дерева, он проделывал это странное действие. Он обладал почти болезненной тягой к разрушению чересчур идеального порядка, что по-своему гармонировало с его отвращением к новым домам и выглаженным рубашкам. Он сознательно выбрал место, к которому садовники могли бы подступиться разве что с маникюрными ножницами. Корни дерева поднимались из земли, переплетаясь между собой, обвивая ствол и образуя углубления, заполненные упавшими сморщенными грушами; для роста сорняков здесь были прямо-таки райские условия.

Этим теплым вечером закат окрасил Рокумэйкан в розовый цвет. Двойная римская аркада тянулась вдоль нижнего этажа, ей вторили арки расположенного над ней балкона. Даже в сравнении с недавно построенным зданием вокзала Рокумэйкан блистал новизной и чистотой. Землетрясение не нанесло ему ни малейшего ущерба, не сдвинуло с места ни единой черепицы на кровле. Ито ничуть не удивился: здание выглядело замечательно прочным, словно храм. Едва они подошли ко входу по хрустящему под ногами гравию, как распахнулись огромные двойные двери балкона и навстречу им выпорхнула молодая супруга министра иностранных дел, уже одетая для бала. В неподвижном вечернем воздухе можно было расслышать шуршание шелка; расшитый серым и розовым жемчугом лиф выписанного из Парижа платья мерцал и переливался.

– Ах, добрый вечер, господа, – обратилась она к стоящим внизу Ито и Мори, она говорила по-английски с красивым американским акцентом. – Барон Мори, я так давно вас не видела! Что вы скажете о постройке теперь, когда, наконец, убрали леса? Станут ли все эти привередливые иностранцы хотя бы сейчас воспринимать нас всерьез?

Мори отрицательно покачал головой.

– Нет. Они начнут воспринимать Японию всерьез только в случае нашей победы над Западом в большой войне.

Она засмеялась, как и подобало хорошо воспитанной даме.

– Но все же, прежде чем закупать в Ливерпуле тысячу броненосцев, может быть, стоит попробовать одержать над ними победу в танцевальном зале?

– Абсолютно верно, – ответил Ито, тихонько толкнув Мори ногой. – Боюсь, графиня Иноуэ, я настолько загрузил его работой, что он позабыл даже те немногие светские навыки, которыми владел прежде.

– О, это не страшно. Очень важно иметь вокруг себя откровенных людей. Что вы стоите внизу? Заходите!

Ито подтолкнул Мори к дверям прежде, чем он успел возразить, и графиня исчезла в глубине зала. От небольшого подземного толчка задребезжали оставленные ею на балконных перилах чашка с блюдцем. Грушевое дерево позади них заскрипело.



Огромный бальный зал понемногу заполнялся барышнями в сверкающих нарядах и высокими иностранцами в военных мундирах и фраках с белыми бабочками. В нагретом светильниками жарком воздухе развевались пурпурные шелковые стяги, их было так много, что Ито ощущал себя внутри надуваемого горячим воздухом шара. Императорские хризантемы были повсюду: на ступенях, вокруг дверей, завитые в арки, они толпились вокруг пространства для танцев; в зале от них было зелено, как в лесу. За прошедший год Ито и графиня Иноуэ вложили в постройку этого здания вчетверо больше средств, чем ушло на строительство нового Министерства иностранных дел, и результаты говорили сами за себя. Мори, конечно, воспринимал здание чем-то вроде казино и при первой возможности удалился на балкон вместе со своим саквояжем, полным часовых деталей. На балконе никого не было, если не считать шестерых придворных дам императрицы, сразу же давших понять, что они явились в это место только повинуясь приказу.

Ито отошел от буфета, держа в руках блюдечко с клубникой в шоколаде, и тут же заметил неотрывно глядящего на него с противоположного конца зала незнакомца из парка. Ито оглянулся на него, не вполне понимая, в чем дело. Человек двинулся ему навстречу, и, когда он проходил под люстрой, Ито заметил, что он держит руки в карманах, а в левой руке под тканью вырисовывается револьвер. Ито застыл, вдруг осознав, что прямо сейчас он может умереть с тарелкой шоколадной клубники в руке. Он не мог пошевелиться, в голове билась лишь мысль о том, что его настигла глупая смерть.

Мори протиснулся между кружащимися в танце партнерами и встал между Ито и мужчиной с пистолетом. Ито пошатнулся, каждая клеточка его тела напряглась в ожидании выстрела, но убийца застыл на месте и лишь смотрел на него. Мори вручил ему сложенный листок бумаги. Не разворачивая записку, мужчина повернулся и почти бегом выскочил из зала.

Ито проглотил ком в горле и, с трудом собравшись с силами, отставив в сторону блюдечко, подошел к Мори.

– Кто это был? – спросил он.

Он видел, что Мори хотел солгать что-нибудь вроде того, что мужчина спросил его, как пройти на балкон, но потом сдался.

– Наемный убийца.

– Что было в записке, которую вы ему дали?

– Я ничего ему не давал.

– Давали, я видел.

– Нет, не давал.

Ито нетерпеливо зарычал, его жена непременно осудила бы такие грубые манеры. Собственно, он и сам бы их осудил, случись ему беседовать с кем-либо не столь непробиваемым.

– Для сотрудника разведывательной службы ваша ложь поразительно незамысловата. Видимо, мне надо самому догнать его и расспросить?

– Ито…

– Что еще вы хотите от меня скрыть? – прервал его Ито и бросился к лестнице.

Мори бессильно развел руками, но не стал его догонять. Ито сбежал вниз по ступенькам как раз в тот момент, когда убийца выскочил наружу через парадные двери.

После солнечного дня на землю опустилась вечерняя прохлада. Ветер усилился, Ито слышал, как качались ветви старого грушевого дерева. К нему и направлялся мужчина. Немного поколебавшись, но почти сразу рассердившись на себя за нерешительность, Ито свернул с усыпанной гравием подъездной аллеи на траву и ускорил шаг. Курода как-то сказал, что разница между аристократом и простолюдином такая же, как между боевой лошадью и ослом. Мори, человек нового времени, все же не был либерален. Он думал так же, Ито не сомневался в этом. Мори не воспрепятствовал ему, когда Ито бросился вслед за убийцей, так как был уверен, что сын книготорговца, не получивший должного воспитания, поведет себя как трус.

Приблизившись к грушевому дереву, человек замедлил шаг. Ито сдвинулся влево так, чтобы не упускать его из виду, и тут заметил лошадь, пасущуюся среди посеянной Мори высокой травы. Человек остановился и развернул лист бумаги. Затем он достал часы, внимательно смотрел на них в течение некоторого времени, потом, подняв голову, огляделся, так что Ито пришлось нырнуть за живую изгородь. Скомкав бумагу, убийца засунул ее в карман и потряс головой, как будто чувствуя себя обманутым. Его рука нащупала револьвер, и он постоял, сжимая пальцами рукоятку, но не предпринимая попытки вернуться в павильон. Он снова оглядел окрестности, как будто ожидая чего-то, но вокруг никого не было.

– Что он вам дал?

Человек вздрогнул и поднял револьвер.

– Если вы боитесь его сейчас, трудно даже вообразить, что он с вами сделает, если вы меня застрелите, – быстро произнес Ито. Рука мужчины снова упала, и Ито стало стыдно оттого, что он прикрылся именем Мори.

Со страдальческим видом человек достал из кармана записку и, подойдя к Ито, протянул ему ее. В ту же секунду земля вздрогнула – это был последний, слабый толчок угасающего землетрясения, и грушевое дерево рухнуло в дюйме от пасущейся лошади. Издав пронзительное ржание, лошадь умчалась прочь. Человек, оцепенев, смотрел на дерево. Ито взял у него из рук листок.

В нем был перечень имен и дат с указанием точного времени. Всего их было пять. Рядом с последним именем стояла сегодняшняя дата и время: девять сорок семь. Ито вытащил часы. Минутная стрелка приближалась к девяти сорока восьми.

– Значит, вас зовут Рёске? – спросил он в наступившей звенящей тишине. Впрочем, нет, вокруг слышны были звуки продолжавшейся жизни: потрескивал сломанный ствол дерева и в воздухе кружились тучи потревоженных его падением насекомых. Из открытых дверей павильона отчетливо доносились звуки вальса. По траве тянулась полоса вывороченной земли. Упав вниз всей своей тяжестью, дерево пропахало в земле глубокую борозду.

– Да, – мужчина оторвал, наконец, взгляд от упавшего ствола. – Я должен найти свою лошадь, – сказал он с отсутствующим видом.

– Постойте! Кто эти остальные?

– Вы разве не знаете? – человек посмотрел на него с удивлением.

– Нет.

– Они тоже покушались на вашу жизнь. Он всех их убил.

Ито перестал что-либо понимать.

– Что?

– Мне надо найти…

– Стойте! – закричал Ито, но человек не стал больше ждать; он бросился в сторону густых зарослей возле озера, куда убежала его лошадь, и вскоре исчез в темноте.



Когда Ито добрался до здания газетной компании «Чойя», все офисы были уже закрыты. Благодаря своей хитрой политике в отношениях с новым правительством компании удалось получить во владение великолепное кирпичное здание в Гиндзе с видом на часовую башню, высокими колоннами и изящным арочным порталом. Несмотря на запертые двери, в нижнем этаже в одном из окон горел свет. Ито побарабанил в стекло костяшками пальцев, и к нему вышел молодой человек с заткнутой за лямку подтяжек перьевой ручкой. Узнав Ито, юноша смутился.

– Прошу прощения, господин Ито, но вы не имеете права приходить сюда и отчитывать нас за то, что мы рассказываем о новостях, даже если они не нравятся правительству…

– Я здесь не для того, чтобы отчитывать вас, мне нужно посмотреть на ваши архивы. Прежде всего на некрологи, если вы их у себя храните. Извините меня за позднее появление, но, к сожалению, дело не терпит отлагательств, а газеты, как правило, сохраняют документацию тщательнее, чем министерство.

– О, конечно, – ответил озадаченный молодой человек. – Мы все храним в подвале. Я сейчас открою…

Спустившись вниз по пологим ступеням, Ито и его провожатый оказались в холодном подвале. Юноша принес две зажженные лампы и ушел, оставив Ито разбираться с архивом. В широких ящиках лежали стопками газеты за последние шесть или семь лет, включая макеты и корректуру. Благодаря идеальному порядку, в котором содержался архив, Ито без труда отыскал выпуски, соответствующие датам в записке. Он просматривал хрустевшие в руках листы, порою слипшиеся из-за хранения в открытых деревянных ящиках, не предохранявших их от проникавшей в подвал летней сырости. Расцепляя напечатанные на тонкой газетной бумаге полосы, он наткнулся на первое имя. Держа газетный лист над лампой, Ито начал читать. Он ожидал найти нечто, связанное со стрельбой или с уличным ограблением, но оказалось, что этот человек был убит молнией. Из газетной колонки следовало, что он браконьерствовал в дворцовом парке, охотясь на птиц, и молния поразила его, ударив в ствол его ружья.

Второй человек погиб, попав под коляску в Кодзимати. Из-за тусклого освещения Ито приходилось постоянно напрягать зрение, и он почувствовал резь в глазах, но это не помешало ему отыскать и третьего человека. Он был убит, попав под огонь во время перестрелки, случайно оказавшись на месте ограбления, и опять очень близко от Кодзимати, по-видимому, всего через две улицы от дома, где жил Ито. Он смутно помнил, что в то время слышал что-то об этом происшествии, но без подробностей. О четвертом Ито не удалось найти никаких сведений: ни в газетном выпуске за указанную в записке дату, ни в последующие дни. Ито откинулся назад на стуле и, сняв очки, оглядел хранилище. Даже если он задействует весь свой персонал, им потребуются многие недели, чтобы просмотреть все газетные номера в поисках одного-единственного имени. Чем дольше он размышлял о способах решения этой задачи, тем безнадежнее она ему казалась. Хотя для начала было достаточно и троих. Три человека, погибших в результате несчастных случаев, четвертый, не найденный, и пятый, чья возможная смерть была предсказана с точностью до минуты. Ито сидел, уставившись на скомканную записку, просвечивающую в свете лампы. Раньше ему казалось, что умение Мори предвидеть происходящее было подсознательным.

Посмотрев на часы, Ито вначале решил, что они неисправны. Он провел в подвале всего полтора часа, до полуночи еще оставалось время. Он медленно встал, расправляя затекшие мышцы, положил газеты на место и поднялся по ступеням. Молодой журналист, у которого на этот раз перьевая ручка выглядывала из кармана, проводил его к выходу. Выйдя на улицу навстречу ночной прохладе, Ито понял, что ему придется идти назад пешком. Улица была абсолютно безлюдна. Озябшие рикши давно отправились по домам, поезда уже час как перестали ходить. Ему надо было пройти меньше мили, но он устал и, к собственному удивлению, несказанно обрадовался, услышав возле себя цоканье копыт и увидев черную лошадь, фыркающую на кружащегося слишком близко от ее носа светлячка. Светлячок улетел прочь, оставив за собой, как почудилось усталым глазам Ито, светящийся след.

– Господин Ито? – спросил возница.

– Да, – ответил он, посмотрев вверх.

– В Рокумэйкан?

– Ох, благодарение богам! Как славно, что ты узнал меня в темноте.

– На самом деле мне было велено подобрать человека на ступенях газетной компании, и, кроме вас, тут никого не было, – засмеялся возница.

Ито вздрогнул.

– Тебя прислал за мной господин Мори?

– Он не назвался, прошу прощения. Так вам нужен экипаж? – с сомнением спросил он.

– Да-да, конечно. – Ито забрался в коляску и развалился на кожаном сиденье.



Экипаж мягко затормозил на посыпанной гравием подъездной аллее, и Ито, подняв голову, увидел сидящего на балконе Мори. Склонившись над столиком в световом круге от лампы, он был занят какой-то работой. Он наверняка слышал шум подъехавшего экипажа, но не посмотрел вниз. Пробравшись сквозь толпу в фойе и на лестнице, с которой гости, выстроившись вдоль перил, наблюдали за танцующими внизу парами, Ито через украшенный хризантемами зал прошел на балкон.

Лампа освещала рассыпанные по поверхности стола детали. Некоторые из них вспыхивали, отбрасывая маленькие радуги. Ито сел напротив Мори. Тот возился с уже узнаваемым, хотя еще не до конца собранным осьминогом, внутри которого блестело созвездие из механических деталей. Они разноцветно посверкивали, одни большие, другие – совсем крошечные, глубоко запрятанные, но все вместе эти разнообразные элементы составляли мерцающие сети, медлительно, как будто во сне, перемещающиеся с мягким пощелкиванием.

– Полгода назад вы начали засевать травой землю возле дерева, – после долгого молчания сказал Ито.

– Да, – ответил Мори, не отрывая взгляда от осьминога. В стеклах его очков отражались механические внутренности осьминога. Радугой вспыхивали маленькие алмазы. Мори поставил на место новую шестеренку, и еще одна секция механизма начала вращаться. От пришедших в движение алмазиков на внутренней поверхности корпуса засверкало еще больше ярких пятнышек.

– Другие люди из этой записки – все они погибли неподалеку от дворца или в Кодзимати. Они тоже собирались меня убить, не так ли?

– Да. – Глаза Мори были по-прежнему прикованы к работе. Ито не мог сказать наверное, когда это началось, но он вдруг осознал, что от механизмов исходит странный протяжный звук, от которого у него по телу забегали мурашки. Это было похоже на длящуюся после удара по камертону ноту.

– Последний из них поверил мне и ушел в монастырь в Киото, – он, как обычно, излагал свои мысли ясно и сухо.

– Почему вы сделали так, чтобы я об этом узнал? – наконец спросил Ито. Он испытывал ноющую боль вроде той, что мучила его, когда он сломал запястье. Но гораздо хуже боли было сводящее с ума осознание того, что он не спотыкался, ничего не ломал, но логика, с беспощадной ясностью осветив туннель, сквозь который время проводит каждого человека, показала ему, что стены этого туннеля – стеклянные. От охватившего его ужаса стало трудно дышать. Он представлял себе, как бы дальше складывалась его жизнь, если бы он не побежал за тем человеком к грушевому дереву. Ему лишь следовало для себя решить, как он часто это делал, например, имея в виду силу земного притяжения или жену, что Мори относится к таким явлениям, которые следует принимать на веру, не пытаясь в них разобраться. Ито вдруг понял, что Мори ждет, когда он задаст свой вопрос до конца.

– Вы можете убить человека, посеяв траву в нужном месте. Что я должен делать теперь, после того как это стало мне известно? Взять с вас слово, что вы не дадите себя убедить Киётаке Курода, что мировая война пойдет нам на пользу? – Ито говорил все громче, но, понимая это, не мог остановиться. – Еще немного, и в один прекрасный день он точно придет к этой идее. Мне, очевидно, следует вас запереть и выбросить ключ.

– Мне надо было вас напугать. Теперь вы не станете никого за мной посылать, когда я сяду на корабль, – ответил Мори. – Какой смысл убивать человека, если можно просто убрать его с дороги?

– О, как это человеколюбиво с вашей стороны! Не будете ли вы так любезны и не просветите ли меня относительно ваших лондонских планов? Что вас там ждет такое чертовски важное?

– Друг, как я вам уже говорил.

– У вас нет там друга.

– Мы с ним просто еще не встретились.

– Я вас никуда не отпущу.

Мори выдохнул. Последняя деталь со стола была установлена на предназначенное ей место. Мори защелкнул заслонку на корпусе осьминога, и механическое существо задвигалось, просыпаясь и сплетая свои щупальца с его пальцами. Мори посадил его к себе на колени.

– Простите меня. Только таким путем я могу заставить вас изменить свои намерения.

– О, не стесняйтесь, поступайте, как хотите, вы увидите, что…

– Никто об этом не знает, но у вашей жены в высшей степени опасная реакция на пчелиные укусы, – тихим голосом перебил его Мори.

У Ито перехватило дыхание:

– Нет!

Мори лишь наблюдал за ним, как будто издалека.

– Убирайтесь! – взревел Ито, не обращая внимания на отпрянувших от его крика придворных дам.

Мори подчинился. Осьминог сидел у него на руках, положив Мори на плечо свою голову. Ито показалось, что он может помахать ему щупальцами, но осьминог не пошевелился. Когда Мори удалился, Ито, упершись локтями в стол, обхватил голову руками. Он всегда гордился своей политикой. Не тем, что причислял себя к правым или левым, модернистам или традиционалистам, но искусством вести дела, пользуясь всеми возможными приемами: достижением компромиссов, дипломатией и умением избегать войн, ибо война является политическим поражением государственного деятеля. Война – это все равно что разбить сломанные часы вместо того, чтобы их починить. Ито никогда в жизни не испытывал такого сокрушительного поражения, как сегодня. Обычно он подшучивал над впадающими в ярость людьми. Он прикрыл глаза, ожидая, когда успокоится сердцебиение, но сердце продолжало бешено колотиться.

Двери распахнулись, и на балкон, оглядываясь по сторонам, вышел Курода. Уже десять к одному.

– Вы только что разминулись с Мори, – сказал Ито. – Он отправился в Англию.

– М-м, – промычал Курода, не выказав никаких эмоций, и повернул обратно к дверям.

– Курода, – внезапно обратился к нему Ито.

– Что?

– По поводу Кореи. – Ито пришлось сделать паузу, чтобы собраться с мыслями. – Она вызывает у вас беспокойство. Почему?

Адмирал посмотрел на него так, как, наверное, смотрел бы на внезапно заговорившую на человеческом языке собаку.

– Из-за китайцев, конечно.

– Но почему? Мы заключили с ними мирный договор…

– Чушь! Спросите своих британских друзей, что они думают о мирных договорах.

Ито набрал воздуха в легкие.

– Послушайте… подойдите сюда на минуту и расскажите мне, как, с вашей точки зрения, лучше всего действовать.

– Что вы имеете в виду?

– Я, видите ли, не военный, поэтому мне нужен кто-нибудь, чтобы просветить меня на этот счет.

Все еще хмурясь, Курода уселся на место Мори и перочинным ножом нацарапал карту на столешнице из красного дерева. Ито поморщился, но промолчал, когда Курода, нацелив нож в его сторону, поинтересовался, не хочет ли он что-то сказать. Когда начало светать, на небе стали видны легкие, как дым, перистые облака. Ито думал о поездах и кораблях и о том, что Мори, скорее всего, уже отплыл в сторону Англии. Теперь, успокоившись, он чувствовал себя сбитым с толку. Мори был достаточно богат для того, чтобы, не выдавая себя, подкупить следящего за ним человека и таким образом уйти от слежки. Ито вздохнул. Курода вручил ему солонку, чтобы обозначить ею местоположение русского флота, и попросил сосредоточиться.

Назад: XX
Дальше: XXII. Лондон, октябрь 1884 года