XVII

Едва войдя в дом через парадную дверь, Грэйс поняла, что в доме еще не спят. В домашней атмосфере не чувствовалось привычного ночного спокойствия, лампы со свежеобрезанными фитилями светили ярко. Грэйс не успела еще снять пальто, а Элис с заплаканными глазами уже примчалась сверху и проводила ее в кабинет к отцу. Он сидел за столом и, судя по окутывающему его густому облаку дыма, уже давно не двигался с места.

– Что это за история с телеграфистом из Форин-офиса? – спросил он. – Я уже собирался обратиться в полицию.

– У него есть друг, возможно, ясновидящий, а это имеет отношение к тому, чем я занималась в Оксфорде, так что я решила с ним познакомиться. Я всем рассказала, куда иду.

– Этот друг-ясновидящий, он мужского или женского пола?

– Мужского.

Он выпустил изо рта колечко дыма.

– Полагаю, что вследствие плачевного состояния здоровья твоей матери некому было в прошлом отчитывать тебя за недопустимое для девицы поведение, – сказал он тихим голосом. – Я сожалею, что не задумался об этом раньше и позволил тебе совсем отбиться от рук. Ты знаешь, который сейчас час?

– Да.

– Тебе не приходило в голову, что если тебя увидят в компании мужчины после полуночи или узнают об этом, у тебя почти не останется шансов составить приличную партию?

– Это вышло случайно.

– Это не меняет дела, – возразил он. – И я вижу, что из-за этого безответственного поступка твоя мать сегодня разболелась еще сильнее.

– Моя мать болеет оттого, что в ее комнате пыльно и полно моли. Думаю, даже если мне будет запрещено выходить из дому, это не добавит ей здоровья.

– Черт побери! – взорвался он; его голос зазвучал теперь намного громче, и хотя она сама на это напрашивалась, ей пришлось проворно отодвинуться от стола. – Как зовут этого человека?

– Ты ведь не собираешься его преследовать…

– Я сказал, назови его фамилию! Напиши его адрес. Сию же минуту! – он толкнул в ее сторону ручку и чернильницу.

Грэйс начала писать, внезапно почувствовав угрызения совести. В глубине души ей казалось, что отец поймет, что происходит, но, как выяснилось, он даже отдаленно не догадывался о том, что она задумала. Она всегда отдавала себе отчет, что ее неприязнь к отцу обусловлена в основном зависимостью от него и тем, что он вечно мешал ей делать то, что она хотела, но теперь, когда всему этому скоро настанет конец, она вдруг увидела перед собой встревоженного, недалекого человека, старающегося поступать в соответствии со своими представлениями о том, что правильно. Ей стала очевидна жестокость выбранной ею стратегии. Закончив писать адрес и нарисовав маленькую карту, она вместо того, чтобы толкнуть по столу листок бумаги, передала его отцу в руки.

– Ладно, думаю, ты со временем будешь сожалеть о своем поступке, – сухо сказал он. – И от тебя не убудет, если утром ты пойдешь и извинишься перед матерью. Сейчас она, наконец, уснула после того, как ей дали снотворное.

– Да, конечно.

– Я займусь твоими делами утром. Иди спать.

Грэйс вышла в холл и попыталась стряхнуть со своей одежды пропитавший ее запах табачного дыма. Она понюхала свой рукав, но аромат лимонного мыла, оставленный джемпером Мори, больше не ощущался. Грэйс вздохнула и пропустила волосы сквозь пальцы; ей казалось, что вокруг никого нет, но внезапно она заметила шарахнувшийся от нее в сторону силуэт. Это была Элис, ожидавшая ее у подножия лестницы. Она все еще всхлипывала. Присев, Грэйс попыталась приободрить ее:

– Выше нос! Все хорошо.

Элис шмыгнула носом.

– Правда?

Обойдя лестницу, Грэйс села рядом с ней на скрипнувшую ступеньку.

– Элис, совершенно неважно, как ты ответишь на мой вопрос, мне надо, чтобы ты сказала правду. Кто-нибудь недавно спрашивал тебя обо мне? Что я собираюсь надеть, что я делаю? Про трюк с картами, о котором я тебе рассказывала? Я не рассержусь, если ты об этом рассказала.

Элис смотрела на нее озадаченно.

– Спрашивали? Нет, я в жизни не буду никому рассказывать такие вещи.

– Совсем ничего?

– Ничего. Я ни с кем о вас не говорю, мисс, я ваша горничная, а не какая-нибудь сплетница, – она судорожно сглотнула. – Мисс, это правда, что вы провели где-то всю ночь с двумя мужчинами?

– Да. Я играла в карты.

– Но если кто-нибудь узнает…

– Да, да, я падшая женщина, пария, и так далее, и тому подобное. Я иду наверх, мне надо сделать кое-какую работу.

– Работу? Среди ночи?..

– Чашка чаю будет очень кстати, спасибо.

Грэйс отложила мелок в сторону. Между нею и грифельной доской все еще висела пыль, от которой было сухо во рту. Еще раньше пыль осела в складках ее рукавов, от чего хлопок стал похож на переливчатый шелк. Отступив назад и впервые окинув взглядом всю доску, Грэйс увидела, как густо покрыта она записями, но еще и то, что эти записи лишены смысла. Вне зависимости от заданной скорости эфира эта часть уравнения никак не соответствовала другой его части, а именно допущению, что Мори говорил правду. Если бы ясновидящий был в состоянии ощущать движение эфира, если бы смысл события мог каким-то образом передаваться через него подобно очертаниям, образующимся в завесе меловой пыли от ее дыхания, он все равно не смог бы переместиться на значительное расстояние, развеянный образующимся от движения Земли попутным аэроветром. То есть информация о событии могла бы передаваться только на очень короткие расстояния. Если бы Мори был тем, за кого себя выдает, то он был бы способен предсказывать будущее, но только то, что случится буквально через несколько мгновений после предсказания.

– Он мошенник, – сказала она, глядя на мелок. – Таниэль живет в одном доме с изготовителем бомб, искусным в карточных фокусах. Прелестно.

В комнату вошла Элис с новой чашкой чая, забрав не замеченный Грэй остывший чай, и от ее движения пыль в воздухе слегка рассеялась, а затем образовала завихрение. Грэйс внимательно следила за уплывающими в сторону белыми частицами.

– Что происходит, мисс? – спросила Элис.

– Молчи, – ответила Грэйс, неотрывно глядя на пыль. – Молчи, молчи!

Элис, не слишком обидевшись, с интересом вытянула шею.

– Мел все еще находится в движении оттого, что ты открыла дверь.

– Мел?

Грэйс растерла на доске еще немного мела и, пока порошок падал вниз, осыпаясь с доски, стала чертить по нему в воздухе пальцем, разглядывая отклонившиеся от первоначальной траектории частицы.

– Должна сказать, они сохраняют заданную форму.

– Вы хорошо себя чувствуете? – поинтересовалась Элис. Ей явно не нравилось, что Грэйс, находясь дома, пишет уравнения и рассуждает о них. Она, по-видимому, хотела таким образом выразить свое мнение о том, что, хотя цифры и являются неотъемлемой частью повседневной жизни, они, как и разглядывание французских открыток, – неподходящее занятие для леди.

– Нет, я дура. Мы все дураки. Я не понимаю, каким образом в физике могут делаться хоть какие-то открытия, когда мы продолжаем совершать одни и те же ошибки. Движение относительно. Можно стоять на одном месте, не ощущая при этом, что вращаешься вместе с Землей со скоростью сто пятьдесят тысяч миль в час, проносясь одновременно с этим вокруг Солнца, которое, в свою очередь, движется… и меловая пыль, несмотря на это, остается почти неподвижной.

– Какое отношение мел имеет к…

– Элис, – сказала Грэйс, все еще глядя на доску, – я раньше уже спрашивала, разговаривал ли с тобой кто-нибудь обо мне, и сказала, что это не важно. Я солгала: это чрезвычайно важно. От твоего ответа сейчас зависит, будешь ли ты по-прежнему здесь работать. Ты сказала мне правду?

– Моя работа здесь не зависит от ответа, меня наняли, когда вам было четыре года.

Грэйс повернулась к ней.

– Боюсь, верность ценна лишь при условии постоянства. Прошлые заслуги не оправдывают предательства в настоящем.

Элис пошатнулась. Она все еще держала в руках чашку с чаем, на поверхности которого уже образовалась тонкая белая пленка от витающей в воздухе меловой пыли.

– Нет, мисс, но я говорю правду, клянусь…

– Ты можешь рассказать, где была, когда тебя не было при мне?

– Я ела на кухне! – Глаза Элис вновь наполнились слезами.

– Значит, если я поинтересуюсь у миссис Слоам, она мне расскажет, что для тебя приготовила?

– Да, я ела яичницу с ветчиной!

– Весьма необычно для тебя, ты никогда не любила ветчину.

– У нее закончилась говядина, поэтому мы… Я ни с кем не разговаривала!

– Ты никого не видела возле дома? Азиата?

– Я не разговариваю с китайцами, они грязные! – Она снова стала всхлипывать. – Вы не можете меня уволить. Я скажу леди Кэрроу, она всегда…

– Элис, ну конечно, я тебя не выгоню. Мне просто хотелось услышать от тебя честный ответ.

Элис молча смотрела на нее, в ее взгляде была смесь облегчения и обиды.

Грэйс повернулась боком к доске.

– Есть два возможных сценария. По одному из них выходит, что мой друг живет рядом с человеком, который делает бомбы, при этом очень убедительно притворяясь ясновидящим…

– Делает бомбы!

– …да так, что, возможно, тратит на это сотни фунтов. Или же… получается, что он является живым доказательством существования статического эфира. Так что, как видишь, мне очень важно знать, говоришь ли ты правду, – Грэйс терла лицо, чувствуя сухость кожи после проведенного возле камина вечера и ночи в облаке меловой пыли. – Он немедленно нашел лишнюю карту, которую я спрятала в колоде и о которой ничего ему не говорила. Если ты ему об этом не сказала, то ему больше не от кого было об этом услышать.

– Я ничего никому не рассказывала, мисс, – нахмурилась Элис, – и уж точно не мерзкому маленькому китайцу.

Немного поколебавшись, она решилась:

– Что общего между эфиром и ясновидением? Все об этом говорят на сеансах и так далее, но никто не объясняет.

Грэйс кивнула в ответ.

– Свет проходит через эфир так же, как звук проходит сквозь воздух, но гораздо эффективнее. Ты замечала, что, когда запускают фейерверк, ты сперва видишь вспышку и лишь затем слышишь хлопок? Это оттого, что звук распространяется медленнее, намного медленнее. То есть воздушная среда придает звуку определенную скорость. Так же и с эфиром. Он пропускает свет на скорости около двухсот тысяч миль в секунду. Понятно?

Элис наклонила голову.

– Свет проникает повсюду, следовательно, и эфир может быть где угодно. И все проходит через него. Я всегда думала, что движение Вселенной должно поддаваться измерению, но движение – относительная величина, существующая внутри замкнутой системы, как, например, планета; до этого мог бы додуматься любой дурак, владеющий элементарными представлениями о термодинамике, не будь мы все заняты измерениями какой-то ерунды. Из этого следует, что движение, в основном, не происходит на нулевом уровне, за исключением некоторых вещей, к которым это не относится. Люди, свет, насекомые, бактерии. Синапсы человеческого мозга. Это как раз та область, в которой может существовать ясновидение, и именно поэтому в наши дни Общество психических исследований спонсирует работу многих физиков. Возбужденные частицы эфира на скорости света соединяются друг с другом, как костяшки домино. Если некий человек наделен способностью улавливать их движение, он узнает о возможных событиях на этапе их формирования, еще до того, как они произойдут. Он будет знать о том, что вы собираетесь сделать, как только вы решитесь на это, а не когда вы уже выполнили задуманное. Он даже будет знать о том, что вы еще только рассматриваете возможность произвести определенное действие, поскольку от этих ваших мыслей тоже исходят определенного рода волны. О, господи! – воскликнула она внезапно.

Элис вздрогнула от неожиданности:

– Мисс?

– Это не о тебе, извини. Я только сейчас поняла, почему он проиграл в триктрак. Эфир передает информацию о возможных событиях. Но кубик…

– Всем дает равные возможности, – прошептала Элис.

– Да. Единственная информация, которую эфир может сообщить о падающем предмете с одинаковыми гранями, это то, что он упадет. Даже человек, наделенный исключительными способностями к ясновидению, вполне может проиграть в игре в кости, – Грэйс потерла раскалывающийся от боли затылок. – Мне нужно немедленно отправить Таниэлю телеграмму. Он должен знать, что его друг говорил ему правду.

– Но, мисс, сейчас три часа ночи. Почта закрыта.

– Да, конечно. Но сделай это первым делом утром.

Грэйс облокотилась на грифельную доску.

– Ох, мисс, ваше платье…

– Мел легко отстирывается.

Грэйс отхлебнула чаю, который, несмотря на привкус мела, оказался очень кстати после изнурительно долгой ночной работы.

– Это непременно должен был быть клерк из Форин-офиса? – со вздохом спросила Элис.

– Он намного лучше всех прочих.

– А ему известно, что завтра к нему явится очень сердитый лорд Кэрроу?

– Да. Это я его об этом попросила. И вчера я специально пришла домой так поздно. И, Элис, нечего так на меня смотреть.

– Вот оно как! И, уж конечно, его противный маленький китайский дружок и слова не сказал о том, какую глупость вы делаете…

– Его не было с нами, когда мы условились. На самом деле, – сказала она после паузы, – мне кажется, он хотел сказать что-то на этот счет, но я не дала ему такой возможности.

– Правда?

– Да. По-моему, он… в общем, я ему не нравлюсь. Эти двое, как мне кажется, очень близки.

Элис задумалась.

– Мисс, – сказала она наконец, – опасно выводить из себя человека, который умеет предсказывать будущее. Что помешает ему устроить так, чтобы на вас наехал экипаж или свалилась груда кирпичей?

– Человеческая порядочность, как и у всех прочих, – ответила Грэйс, но при этом она опустила глаза в чашку и почувствовала, как внутри у нее что-то сжалось.