Девятый день

Никита проснулся в темноте. Сквозь узкую щель в плотных шторах виднелся кусочек сада. Это точно была не его спальня. И на сон было не похоже: ни Деда, ни каких-либо подозрительных обстоятельств вокруг.

Увидев расписные дверцы платяного шкафа, он вспомнил пансион «Лаванда», внезапное бегство Изабель и долгий вечерний разговор с Антикваром. О том, чтобы снова заснуть, не могло быть и речи.

Голова немного кружилась. Стараясь не делать резких движений, Никита поднялся с кровати. Раздвинул шторы, раскрыл окно и оглядел комнату. Вещи Изабель испарились, зато на резной консоли стояла большая бутылка минеральной воды и высокий стакан. Рядом лежала таблетка шипучего аспирина.

– То, что нужно, – пробормотал Никита. – Спасибо, Пат.

Вчера он выпил лишнего. Свидетелями выступали головная боль, слабость во всем теле и мерзкий привкус во рту. Часы показывали пять утра. «Сон алкоголика короток и беспокоен», – говаривал отец в подобных случаях и был, как всегда, прав.

Никита вытряхнул из сумки шорты и шлепанцы, натянул футболку и с пузырящейся жидкостью в стакане вышел на улицу. Было свежо. Мягкие подушки на садовой мебели отсутствовали: видимо, хозяйственная Пат убрала их вечером подальше от ночной росы. Надеясь на лучшее, Никита поставил стакан на нарядную столешницу и вернулся в комнату. Подушки стопкой лежали в кресле. Никита мысленно послал благодарственный поцелуй Патриции и взял три штуки – две для сиденья, чтобы было помягче, и одну для спинки.

Наконец он с наслаждением развалился в кресле, положив ноги на пуговичный узор. К этому времени аспирин как раз прекратил брызгаться, и Никита мелкими глотками, прислушиваясь к неуверенной реакции организма, выпил живительный раствор. Возможно, он ненадолго задремал. Вдруг за ближайшими кустами ему почудилось движение и чье-то громкое размеренное дыхание.

«Похоже, все-таки это сон», – обрадовался Никита. Чувствовал он себя уже значительно лучше, поэтому без труда поднялся с кресла и, осторожно ступая по каменным плиткам, подобрался к кустам. За ними на аккуратно подстриженной лужайке Патриция практиковала йогу. Не спеша и очень плавно она выполняла асаны Сурья-намаскара – приветствие Солнцу.

Было одно удовольствие смотреть на ее складное, не лишенное форм, но очень гибкое тело без признаков возраста. «Нет, видимо, не сон», – вздохнул он.

Закончив упражнения, Пат с любовью обвела глазами свой ухоженный садик и тут заметила Никиту.

– Доброе утро! – приветливо сказала она. – Надеюсь, это не я вас разбудила? Как вы себя чувствуете?

– О, нет, Пат! Я проснулся сам, просто вышел подышать воздухом и немного задремал в кресле, – ответил Никита. – Спасибо за аспирин! Признаться, он оказался очень кстати.

Он помог ей скатать гимнастический коврик.

– Вы давно практикуете йогу?

Патриция смущенно отмахнулась:

– Да что вы! Не стоит придавать этому большого значения! Я делаю упражнения по утрам исключительно для здоровья. Выучила много лет назад этот комплекс и ничего другого не умею. Я, знаете ли, ранняя пташка, а здесь практически круглый год можно заниматься в саду, подальше от посторонних глаз. Грех не использовать такую возможность!

– Не скромничайте, – остановил ее Никита. – Вы выполняли все настолько красиво, что я залюбовался. И я уверен, что эти упражнения, как вы их называете, помогают вам сохранять молодость и красоту – Вы превосходно выглядите!

Пат совсем засмущалась и поспешила перевести разговор на другую тему.

– Спасибо, Никита! Вы так добры! А где ваша машина? Я не увидела ее ни во дворе, ни за воротами.

«Машина? Еще не хватало мне проблем с арендованной машиной. – Никита наморщил лоб. – Как я вчера сюда добрался?»

Видя его недоумение, Пат попыталась помочь:

– Может быть, вы оставили ее на паркинге около крепости и пришли пешком?

– Точно! – радостно выдохнул Никита. – Так и было! Я чувствовал себя слишком пьяным, чтобы садиться за руль. Как вы думаете, с ней там ничего не случилось за ночь? Стоянка ведь бесплатная.

– Не волнуйтесь! Стоянка бесплатная, и я уверена, что ничего не случилось! – успокоила его Пат. – И потом, вы же наверняка оформили страховку.

Тут она спохватилась:

– Что это я держу вас на улице? Пойдемте в дом, я сварю кофе. Только постарайтесь не шуметь: Дэн еще спит. Он последнее время немного не в духе из-за радикулита.

– С удовольствием, Пат, но я не пью кофе. Есть ли у вас черный чай? – с надеждой спросил Никита.

Пат укоризненно покачала головой.

– Мы с Дэном давно живем во Франции, но не забывайте, мы все-таки англичане. Конечно, у нас есть отличный черный чай! С молоком? – спросила она тихо, на цыпочках входя в дом.

– С сахаром, – прошептал Никита, бесшумно закрывая за собой входную дверь.

В столовой стоял запах выпечки – на большом блюде горкой лежали свежие круассаны.

– Когда вы успели, Пат? – изумился Никита. – Вы совсем не спите, похоже!

– Уверяю вас, это не так сложно, как вам кажется, – отмахнулась Патриция. – Я оставляю замороженные полуфабрикаты в холодильнике с вечера, чтобы оттаяли. Утром, сразу, как проснусь, ставлю их в духовку. Пока привожу себя в порядок, они уже готовы.

Никита покачал головой:

– У вас есть какие-то тайные источники энергии, Пат. Вы просто обязаны поделиться своими секретами с человечеством – я уверен, на Земле сразу исчезнут голод и болезни.

За разговорами Патриция не теряла времени даром. Она сервировала чай со всей возможной тщательностью: фарфоровый чайник под белой салфеткой, щипчики для сахара и ситечко на подставке. Усадив Никиту, она сварила себе кофе и села напротив.

Обеденный стол был просторный, человек на десять-двенадцать. С большой уютной люстры над ним свисал бронзовый колокольчик со шнурком.

– Это чтобы созывать гостей к столу, – сказала Пат, проследив за взглядом Никиты. – Колокольчик маленький, но очень звонкий. Слышно по всему дому. Поэтому, когда Дэн спит, его лучше не трогать. К тому же другие наши постояльцы тоже еще не встали. Они занимают две оставшиеся комнаты – семейная пара с двумя детьми. Приезжают только ночевать и не очень-то стремятся к общению.

В течение нечаянной утренней встречи ни Пат, ни сам Никита не упоминали имени Изабель. Однако оба понимали, что разговор о вчерашних событиях неизбежен.

Никита начал первым.

– Натан сказал мне вчера, что вы с Николь подруги. Как получилось, что Изабель вас не узнала? Она не притворялась, я уверен.

– Конечно, нет! Она не притворялась! – возмущенно воскликнула Пат, тут же испуганно оглянулась в сторону жилой части дома и продолжила уже вполголоса. – Я познакомилась с Николь в Ницце много лет назад, еще до ее замужества. Они с Натаном тогда были на какой-то конференции в Каннах и вечером приехали ужинать в ресторан Дэна. Мы сразу подружились, несмотря на то, что я была почти вдвое старше. Она частенько бывала у нас в гостях сначала одна, потом с малышкой Изабель. Позднее она вышла замуж за Сержа, а мы переехали в Каркассон – Дэну стало тяжело самому управлять рестораном, а просто жить в Ницце было слишком дорого. Мы с Николь продолжали поддерживать отношения. Но ее девочку я с тех пор больше не видела. Тем не менее вы же понимаете, что для меня не составило труда узнать Изабель, хотя она и появилась неожиданно. Она копия Николь! После того, как девочка назвала свое имя, у меня исчезли последние сомнения.

– Почему же вы сразу не признались Изабель, что знакомы с ее матерью? – с упреком спросил Никита. – Зачем надо было ломать комедию и делать все у нас за спиной?

Патриция вспыхнула от негодования:

– Не говорите так, Никита! У меня не было цели делать что-то у вас за спиной! Если вы уже знаете их семейную историю, то должны меня понять. Изабель не общалась с матерью два года. Я понятия не имела, как девочка отреагирует, если я заговорю о Николь. С другой стороны, я не могла не позвонить подруге. Она начала расспрашивать о вас, попросила переслать фотографию, которую я сделала днем. Николь вас узнала и пришла в смятение. Она позвонила Натану, чтобы посоветоваться, и неожиданно для всех оказалось, что они оба с вами знакомы. Я и представить себе не могла, чем все закончится!

От возмущения она плавно перешла к увещеваниям:

– Я понимаю, что у вас есть веские причины быть недовольным. Но вы должны согласиться, что примирение дочери с матерью стоило того, чтобы кое-чем пожертвовать. Да, я не предполагала такого результата, но я счастлива, что у Изабель и Николь снова появился шанс. Порадуйтесь и вы за них. Вы же хороший человек, я это вижу!

Призыв к благородству не слишком тронул Никиту. Он был обескуражен нежданным провалом и никак не мог согласиться с тем, что все случилось к лучшему.

Вдруг лицо Патриции озарила счастливая улыбка.

– Доброе утро, любимый!

Она встала с места и, приветственно раскрыв руки, пошла навстречу Дэну, который появился в дверях столовой.

– Доброе утро! – бодро ответил Дэн, кивнув заодно и Никите.

Патриция поцеловала мужа, отступила на шаг и осталась стоять рядом с ним. Никита не мог оторвать взгляд – подавшись грудью вперед, Пат смотрела на Дэна с таким любовным вызовом, что у Никиты побежали по шее мурашки. Дэн с очевидным удовольствием оглядел жену с высоты своего роста и одобрительно похлопал по плечу. Этим утром он определенно чувствовал себя намного лучше.

«Ничего себе старички!» – восхитился Никита и вдруг с тоской подумал об Ольге. Ему захотелось оказаться сейчас на месте Дэна, чтобы любящая и уверенная в себе женщина так же смотрела на него взглядом, лишенным всякой фальши.

– Как ты себя чувствуешь, любимый? – спросила Пат, разгоняя миражи Никиты. – Ты сегодня хорошо выглядишь!

– Спасибо! Я чувствую себя отлично, дорогая! Мой радикулит, наконец, отстал.

Оказалось, Дэн умел улыбаться уголками рта, не теряя при этом величественного вида.

– У вас так заманчиво пахнет кофе! Не нальешь ли ты и мне чашечку?

Патриция вихрем пронеслась по столовой в зону кухни. К тому моменту, когда Дэн дошел до стола и уселся на свое место, перед ним уже стояла чашка кофе, тарелочка с круассаном и вазочка с клубничным джемом.

– Какие планы на сегодня, Никита? – спросил Дэн.

Он не пытался делать вид, что ничего не произошло. Его взгляд говорил: «Всякое бывает, парень. Не оглядывайся назад, двигайся дальше».

О планах на сегодня Никита подумать еще не успел. Он озадаченно потер лоб: «И правда, куда мне себя девать?» После всего произошедшего желание еще раз осмотреть крепость Каркассон могло появиться у него очень нескоро. В одиночку изучать Нижний город за пределами Ситэ у него тоже настроения не было. Возвращаться в Лантерн, чтобы наблюдать за работой Майка или становиться его подмастерьем – ни один из этих вариантов его не устраивал. Оставалось только ехать куда глаза глядят, рассчитывая на случай.

– Чуть не забыла! – воскликнула Пат и опять сорвалась с места. – Мне кое-что оставили для вас, Никита.

Она положила перед ним несколько листочков клетчатой бумаги с неровно оборванными краями. На них прыгающими буквами, но очень внятно и последовательно был расписан маршрут на сегодняшний день, который запланировала Изабель. В инструкции было указано примерное время на каждый отрезок пути и на каждую остановку, и даже адрес и телефон ресторана, в котором следовало остановиться на ланч. Кроме того, на маршруте были расставлены приманки на будущее: указаны места неподалеку от основного пути, на которые в этот день просто не хватало времени, но куда при случае следовало заехать.

– Девочка отдала мне это перед отъездом. Она очень просила, чтобы вы не отказывались от поездки сегодня. Здесь перечислены все пункты маршрута для навигатора, и краткие комментарии, чтобы вы вспомнили то, что она успела вчера рассказать.

Пат и Дэн смотрели на Никиту, он ободряюще, она с материнским сочувствием.

– Спасибо, – сухо сказал Никита, не видя причин притворяться счастливым. – Я подумаю.

– И думать нечего! – закудахтала Пат. – Идите, собирайтесь, а я пока приготовлю в дорогу сэндвичи, как обещала.

– Точно, надо ехать, – подключился Дэн. – Можно я взгляну?

Он взял листочки у Никиты из рук, пробежал глазами и тут же вернул.

– Отличный план. Эта девочка знает свое дело, – одобрил он и многозначительно добавил: – Поезжайте, Никита, а к восьми вечера возвращайтесь к нам. В последнее время я редко встаю к плите, но сегодня приготовлю ужин специально для вас. Это обойдется дешевле, чем в ресторане.

Над столом повисла пауза. Судя по восторженному взгляду Пат, только что произошло нечто из ряда вон выходящее. Царственная поза Дэна также подтверждала величие момента. От Никиты явно ожидали какой-то особой реакции.

– Большое спасибо.

Он постарался, чтобы его голос прозвучал как можно любезнее, но все еще не понимал, чего от него хотят.

Пат всплеснула руками.

– Ну конечно, откуда вы можете знать! Никита, сегодня вечером для вас будет готовить шеф, который творил в лучших ресторанах Лондона и Лазурного Берега. В последние годы, прежде чем выйти на пенсию, Дэн командовал кухней в ресторане «Барбакан», где вы вчера ужинали, – с бесконечной гордостью в голосе сказала она. – Именно при нем ресторан впервые получил звезду Мишлен.

Это сочетание показалось Никите знакомым: ресторан «Барбакан» и шеф по имени Дэн. Четкого воспоминания не возникло, зато ему стали понятны причины пафоса, который он уловил в предложении Дэна. Ну что ж, это звучало круто!

Он немного повеселел – нежданно-негаданно на его мрачном горизонте появился просвет.

– Простите, Дэн, я действительно был не в курсе! Ваше предложение – большая честь для меня. Я вернусь к восьми вечера, чего бы мне это ни стоило!

– Чтобы вернуться к восьми вечера, надо немедленно отправляться в дорогу, – заметил Дэн.

– Тем более что вам еще придется идти пешком до паркинга, – напомнила Пат.

– И дайте-ка мне телефон того ресторана, который оставила Изабель, – добавил Дэн. – Я, кажется, слышал о нем. Сейчас еще слишком рано, чтобы туда звонить. Попозже Пат закажет вам столик, а то вы наверняка забудете. Запомните хорошенько, чем вас там будут кормить, потом расскажете.

Никита оглянуться не успел, как сердечные хозяева выпроводили его на улицу полностью готовым к поездке.

Так началось путешествие, придуманное для него Изабель. В навигатор был занесен ее маршрут. На ее месте, справа от Никиты, лежала фотокамера, бумажный пакет с сэндвичами и три листочка из ее клетчатого блокнота, исписанных скачущими буквами.

– Ладно, старик! – неуверенно подбодрил себя Никита, выезжая со стоянки у крепости. – С кем не бывает!

По правде говоря, таких жестоких и непредвиденных обломов до сих пор в его жизни не случалось. Хотя, возможно, он просто о них не помнил благодаря спасительному свойству своей натуры – бесследно забывать неприятные мысли и обстоятельства.

Вчерашняя неудача крепко уязвила его самолюбие. Избавиться от разбитых чувств в этот раз оказалось непросто. Оставалось надеяться, что поездка поможет восстановить разнесенное в клочья душевное равновесие.

Путь Никиты лежал в Корбьеры – горный массив у границы с Испанией, предгорья Пиренеев. Отдельные холмы, между которыми в начале пути пролегало узкое шоссе, постепенно становились выше и сходились все ближе друг к другу. Местами в них начали проступать скалистые участки. И вот уже дорога превратилась в горный серпантин.

Погода стремительно менялась – ветер усилился, облака то появлялись из-за гор, то убирались обратно. Судя по сизым завесам между отдельными скалами, где-то бушевала гроза – время от времени вдалеке погромыхивало и посверкивало.

Первой запланированной остановкой была горная деревня Кукуньян, о которой Изабель красочно рассказывала накануне. Ее письменные указания гласили следующее:

«1. Деревня Кукуньян – Мадонна, А. Доде, Театр-Аший-Мир.

2. Шато-де-Керибюс – легче и быстрее подняться. Шато-де-Пейрепертюз – больше по размеру, виды роскошнее. Нет времени – в следующий раз!»

– Все, как ты скажешь, – сердито пробурчал Никита, паркуя машину рядом с двухэтажным туристическим автобусом.

Над Кукуньяном царили неподвижные крылья большого ветряка. Эта мельница на холме была не просто реконструированным историческим сооружением. Она символизировала то, что прославило симпатичную деревушку – сборник Альфонса Доде.

За пятнадцать минут Никита успел обойти Кукуньян дважды. Для очистки совести он зашел в Театр Аший-Мир, но все билеты на ближайшие сеансы местного шоу были проданы. Никита изобразил огорчение и спросил, как найти деревенскую церковь. Оказалось, пару минут назад он прошел мимо ее фасада с простой деревянной дверью. Внутри церкви находилось то, что вызывало его крайнее любопытство. То, ради чего главным образом он и приехал в Кукуньян – небольшая, примерно в пятьдесят сантиметров высотой, позолоченная фигура беременной Мадонны.

Там же, в церкви, были выставлены фотографии других, очень древних скульптурных изображений беременной Девы Марии. Судя по экспозиции, во Франции их сохранилось немногим более десятка. Никита сделал несколько снимков, кляня группу туристов и блики на стекле, которым была закрыта Мадонна. Ни в ее безыскусно прорисованном лице, ни в ее позе с молитвенно сложенными на груди руками не было ничего необычного. Тем не менее, даже не склонный к религиозному экстазу ум Никиты не смог противостоять нахлынувшему умилению.

Садясь в машину, он бросил последний взгляд на Кукуньянскую мельницу. Решетчатые лопасти ветряка прощально покачивались на фоне грозового неба. Первый пункт программы Изабель был выполнен. Больше в деревне делать было нечего.

Дорога к замку Керибюс поднималась в горы. Чем выше закручивалась лента серпантина, тем плотнее становились над головой облака. Время от времени солнце прорывалось сквозь них и высвечивало на окружающих склонах золотистые пятна, которые быстро гасли и затем появлялись снова. На очередном повороте Никита вздрогнул и, не глядя, ткнул пальцем в красный треугольник аварийки – прямо перед ним, соединяя две горные гряды, цельным полукругом встала яркая, сияющая всеми цветами двойная радуга. У обочины, на отсыпанной гравием площадке было припарковано три автомобиля. Несколько человек, выстроившись в ряд вдоль обрыва, пытались сделать лучший кадр в своей жизни.

Никита кое-как приткнул машину и рванул к ним, на ходу меняя объектив. Ни край пропасти у самых ног, ни сильные порывы ветра не пугали его в этот момент – языческий восторг был сильнее страха. Он делал один снимок за другим, ловя изменения света и цвета, пока черная туча не перекрыла солнечные лучи, рождавшие волшебную картину.

Снова оказавшись в машине, он несколько минут сидел, прислушиваясь к себе. Сердце билось часто, но волнение было приятным. Это случилось с ним не в первый раз – красота природы принесла облегчение, на душе посветлело. Едва уловимое, в груди затеплилось предвкушение счастья.

После двух магических радуг вид на развалины замка Керибюс, открывшийся ему буквально через несколько минут пути, Никита воспринял спокойно. Издалека замок казался естественным продолжением скалы, на которой был построен.

Именно в этих районах горного массива Корбьеры в Средние века проходила граница между Лангедоком и Арагонским королевством, а позже между Францией и Испанией. На скалистых вершинах сохранились руины бывших приграничных укреплений, которые сегодня принято называть катарскими замками. Это название отражает историческую правду лишь отчасти: катары, как известно, были противникам насилия и не строили крепостей. Однако некоторые из приграничных замков, например Керибюс, действительно стали их последним оплотом.

Пять замков, занимавших в те далекие времена стратегически важные позиции, дугой охватывали Каркассон: Пейрепертюз, Керибюс, Пилоран, Агилар и Терм. Эти замки носили общее романтическое название «Пять сыновей Каркассона». Самое сильное впечатление на современного путешественника производят два из них: Пейрепертюз и Керибюс. Они возведены в таких труднодоступных местах, что остается лишь восхищаться самоотверженностью и мастерством их строителей. К тому же эти два замка сохранились лучше других. Из них открываются ошеломляющие виды на окружающие горы, а в хорошую погоду даже на Средиземноморское побережье и город Перпиньян.

Приграничные замки, так же как Каркассон, потеряли военное значение и начали приходить в упадок после подписания в 1659 году Пиренейского мирного договора, по которому граница между Францией и Испанией была отодвинута в Пиренеи.

От автомобильной стоянки к развалинам замка Никите предстояло подниматься пешком по крутой каменной тропе с почти полностью развалившимися ступеньками.

– Надо быть очень осторожным на подъеме. Лучше держаться за канаты, которыми огорожена тропа и лестницы наверху, – внушала ему накануне Изабель, как будто предчувствуя, что ехать Никите предстоит в одиночку. – Вне зависимости от погоды там всегда очень сильный ветер. Местами он просто сбивает с ног – это правда опасно!

Принимая все меры предосторожности, которые не роняли его мужского достоинства, Никита медленно преодолевал подъем. Вместе с остальными туристами он периодически останавливался. Не только для того, чтобы отдышаться – масштаб окружающей панорамы требовал осмысления.

Только попав, наконец, на территорию замка, Никита смог оценить архитектурное чудо, о котором рассказывал его прекрасный гид.

Шато-де-Керибюс стоял на крошечном скальном пятачке, на высоте более семисот метров над уровнем моря. Чтобы выиграть дополнительную площадь, средневековые строители расположили помещения и внутренние дворики замка террасами. Благодаря этому, в таких стесненных условиях им удалось найти место даже для маленькой часовни Сен-Луи-де-Керибюс, свод которой поддерживался единственной центральной колонной.

Облазив все хоть мало-мальски доступные закоулки и сделав массу фотографий, Никита надолго припал к окну, из которого открывался особенно завораживающий вид. Ему казалось, что он смотрит на землю из иллюминатора космического корабля, так бесконечно много воздуха и пространства открывалось перед ним. В голубой дымке был виден Перпиньян, находившийся от замка на расстоянии около тридцати километров. Ему хотелось надышаться этим простором на всю оставшуюся жизнь. Или хотя бы очистить сердце от горечи.

По тому, как вдруг начал меняться цвет неба, Никита понял, что с тыла надвигается что-то страшное. Он отлепился от волшебного окна и увидел, что к Керибюсу вплотную подобрался дождь. Половину неба затянули черные тучи, горы под ними постепенно погружались во мрак. Никита торопливо шел вниз, к машине, когда далекую скалу, на которой отчетливо просматривался другой приграничный замок, Шато-де-Пейрепертюз, накрыло ливнем – на его глазах развалины крепости исчезли из виду.

Последние сто метров он бежал к машине под дождем.

Захлопнув дверцу, Никита отдышался и с чувством сказал:

– Спасибо, Изабель! Если бы не ты, я бы никогда сюда не приехал. И много бы потерял. Но вчерашнего позора я тебе все равно не прощу!

Через листочки из клетчатого блокнота он все еще ее чувствовал. Вчерашние рассказы всплывали в его памяти один за другим, как подстрочник к бесподобным живым иллюстрациям.

Пришло время для сэндвичей Патриции.

Свежий ветер Корбьер и второй завтрак вернули Никите способность к самоиронии:

– Современная версия «Тысячи и одной ночи». Лукавая Шахерезада изложила все сказки на трех листочках бумаги и бесследно исчезла. Кое-кто остался в дураках, нечего было лезть в падишахи.

Грозовые тучи унеслись куда-то в сторону так же быстро, как появились. Дождь утих.

Никита сверился с маршрутом и расписанием – он слегка отставал от графика, следовало поднажать.

Следующие пункты письменных указаний звучали так:

«3. По дороге к Рен-ле-Шато – поворот налево к Горж де Галамю. Скит Сен-Антуан, часовня. Нет времени – в следующий раз!

4. Рен-ле-Бэн – теплый минеральный источник, СПА-комплекс, бассейн под открытым небом. Нет времени – в следующий раз!

5. Рен-ле-Шато – секрет отца Соньера».

Вчера, во время их длинной поездки от Лантерн до Каркассона, помимо текущего плана, Изабель накидала Никите массу идей для будущих путешествий. В их числе была поездка к одному из самых живописных ущелий в регионе – Горж де Галамю. По словам Изабель, сейчас, в разгар сезона, на его посещение потребовалось бы полдня.

– Ущелье Галамю интересно само по себе, как природное явление. Река Агли промыла в скалах глубокий, чрезвычайно узкий, извилистый каньон. Ты не представляешь, какое это впечатляющее зрелище! – разжигала она любопытство Никиты. – Вдоль каньона можно проехать на машине, но летом это сделать непросто: туристов много, а дорога узкая. Рекомендую оставить машину на стоянке в конце ущелья и прогуляться пешком. Только так можно рассмотреть каньон по-настоящему. Дорога идет вдоль отвесного обрыва, но опасности нет – конечно, все надежно огорожено. При этом скала нависает над дорогой очень низко, как каменная крыша, и только потом уходит вертикально вверх. Как будто двигаешься в каменном тоннеле, у которого снесли одну стену.

С интригующей улыбкой Изабель добавила:

– От стоянки можно пройти в скит Сен-Антуан. В Средние века это была просто пещера, в которой жили отшельники. Позднее, в XIV веке, когда здесь стали происходить волшебные исцеления от болезней и другие чудеса, в маленькой расщелине появилась первая часовня. Говорят, ее никто не строил. Взялась неизвестно откуда. Позже, уже в XX веке из нее сделали церковь.

Она усмехнулась в ответ на саркастический взгляд Никиты:

– Можешь не верить в чудеса, но ущелье и часовня точно заслуживают того, чтобы на них взглянуть.

«Неделю назад я, может, и не верил в чудеса, – подумал тогда Никита. – Теперь я уже не так категоричен».

Все это было вчера. А сейчас, оставив в стороне ущелье, Никита двигался по направлению к загадочной деревне Рен-ле-Шато.

Он проехал через местечко под названием Рен-ле-Бэн. Остановка здесь не предполагалась, но Никита все же взглянул на открытый термальный бассейн в окружении лесистых гор.

– Заманчиво!

Он представил себе, как нежится в теплой воде, любуясь пейзажем.

– Хорошо бы поплескаться здесь в компании какой-нибудь русалки.

И после некоторых раздумий самокритично заметил:

– Только что-то с русалками у тебя плоховато, старик.

Уже на подъезде к Рен-ле-Шато стало понятно, что Никита был не единственным, кто захотел прикоснуться к легенде. Обочина дороги, ведущей к маленькой деревушке, была заставлена машинами и автобусами. Туристы валили сюда валом. Непонятно, как выживали в этом безумии немногочисленные местные жители.

– Да, в такие места лучше приезжать в межсезонье, – заключил Никита. – Но, раз уж ты здесь, старик, придется немного пройтись.

История Рен-ле-Шато в изложении Изабель оставила у Никиты двойственное впечатление. Его исчезнувшая подруга пересказывала местные легенды очень красочно, но с заметной иронией. Как будто подчеркивала дистанцию между историческим материалом, на котором строилось ее собственное мнение, и возбуждающими воображение туристическими байками.

Судьба священника местной церкви, отца Соньера, была окутана домыслами и недомолвками. На протяжении многих лет она будоражила умы кладоискателей, конспирологов и сторонников альтернативной истории. А также привлекала в Рен-ле-Шато бесконечные толпы любопытствующей публики. Отец Беранже Соньер служил священником в Рен-ле-Шато с 1885 по 1909 год. Он принял церковь Святой Марии Магдалины в очень ветхом состоянии. Часть средств на самые срочные ремонтные работы он получил в качестве пожертвования, еще кое-что выделил местный совет. Тем не менее денег все равно не хватало. Отец Соньер добавил собственные средства и в 1886 году приступил к реставрации.

В процессе ремонта в церкви были найдены некие реликвии, которые священник отвез епископу Каркассона. Тот счел находки настолько важными, что отправил отца Соньера в Париж, где тот провел около трех недель.

Доподлинно неизвестно, что именно нашел отец Соньер в церкви Святой Марии Магдалины. Однако после возвращения в Рен-ле-Шато, он неожиданно разбогател. Возможно, это была цена молчания о случайно раскрытой им сакральной тайне. На эти невесть откуда взявшиеся деньги священник не только отреставрировал церковь и свой дом. Он также построил над склоном холма изящную башню под названием Магдала для размещения своей огромной библиотеки и богатой коллекции марок. А также большую виллу под названием Вифания, в которой ему самому пожить так и не удалось. Отец Соньер вынашивал планы дальнейшей реставрации старинной деревни, но осуществить их в полной мере не успел, так как скончался после апоплексического удара в 1917 году.

Мистическая слава Рен-ле-Шато начала раскручиваться журналистами в пятидесятых годах XX века. На основе местных легенд было написано великое множество статей и книг, благодаря которым деревня стала местом притяжения для туристов со всего мира. Что, возможно, и было подлинной целью шумихи, поднятой вокруг «сокровищ отца Соньера».

Никита готов был поверить, что рабочие действительно нашли что-то ценное под алтарным камнем церкви Святой Марии Магдалины. Что именно – варианты были один загадочнее другого. Ходили слухи, что это могли быть сокровища катаров. Или золото тамплиеров. Или средства для выкупа из плена Людовика Святого, собранные его матерью, Бланкой Кастильской. Или Святой Грааль во всех возможных значениях этого сакрального символа. Или неизвестные ранее версии Евангелия, написанные на латыни. Или рисунок генеалогического древа короля франков Дагоберта Второго из династии Меровингов.

Последняя гипотеза звучала, на первый взгляд, наименее захватывающе. Однако именно она оказалась самой перспективной, поскольку вела напрямую к теории о существовании потомков Христа. К тому же с ней – при желании – удачно стыковались многие другие из перечисленных версий о содержании клада, найденного отцом Соньером. Документы, доказывающие продолжение рода Иисуса, могли стать бесценным сокровищем катаров или тамплиеров. Неизвестные версии Евангелия могли содержать подтверждение особого статуса Марии Магдалины. А сами потомки Христа могли оказаться истинным смыслом Святого Грааля.

– Все эти теории антинаучны, – смеялась за ужином Изабель, – но настолько соблазнительны, что многие готовы подстраивать под них исторические факты и выдавать фантазии за реальные события. Ведь люди склонны видеть именно то, во что они верят!

Существует спорная и противоречивая версия о том, что Мария Магдалина никогда не была блудницей и в ее жилах текла царская кровь. Она входила в число учеников и последователей Иисуса и была очень близка с ним. Перед въездом в Иерусалим Иисус останавливался в городе Вифания, где жила Мария с сестрой Марфой и братом Лазарем. Именно Мария омыла ноги Иисуса, отерла их своими волосами и помазала миром. Она же стояла у подножия креста, когда его распяли. Она же обнаружила, что камень отвален от входа в пещеру, откуда исчезло его тело. И она первой из людей увидела воскресшего Христа.

Согласно теории «королевской крови», Мария Магдалина бежала из Иерусалима вместе с детьми, якобы рожденными ею от Иисуса. Провансальская легенда гласит, что их лодка причалила к берегу там, где сейчас находится город Марсель. Впоследствии Рен-ле-Шато, а точнее древний город Редес, который стоял тогда на его месте, стал прибежищем семьи Иисуса Христа. Эта легенда хорошо объясняет особую степень поклонения Марии Магдалине на юго-западе Франции. Хотя справедливости ради надо заметить, что в Европе существует еще немало мест, которые считаются убежищем Марии Магдалины.

Никита вошел в церковь. По словам Изабель, отец Соньер наполнил здание открытыми и зашифрованными упоминаниями о Марии Магдалине – в изображениях, в надписях и тайных знаках. Однако без своего прекрасного гида ни разглядеть, ни истолковать эти упоминания Никита не мог. Да не очень-то и старался. Он равнодушно скользнул глазами по фрескам и резьбе – церковь показалась ему аляповатой. Чашу со святой водой у входа подпирала грубо раскрашенная скульптура дьявола. Никита заглянул в его безумные глаза и вышел наружу. На душе снова стало муторно.

– Необычно, когда дьявола ставят у входа в церковь, – говорила Изабель. – Это еще одна необъяснимая причуда отца Соньера, и эта его идея не всем нравится. Один раз голову дьявола уже кто-то отколол и унес. Ее восстановили, но, надо признать, первоначальный вариант был гораздо выразительнее.

Изабель, Изабель, Изабель.

Никита вспоминал о ней каждую минуту. Она дала имена всему, что он видел вокруг. Ее голосом звучали местные легенды. Она должна была идти сейчас рядом. Вместо этого Никита брел один. Вереница туристов, как муравьиная тропа, вела его к визитной карточке Рен-ле-Шато, о которой ему тоже рассказывала Изабель:

– Отец Соньер не случайно выбрал одним из самых заметных символов Марии Магдалины башню. На нескольких восточных языках слово «магдала» означает «башня» или «замок». Это был еще один код из тех, что святой отец оставил повсюду. Мы уже не узнаем, хотел ли он так сообщить миру сокровенное знание, которое его заставили держать в тайне. Или священник был великим мистификатором и, наоборот, хотел еще больше всех запутать.

Продолжением, безусловно, очень смелой теории «королевской крови» является версия о том, что родоначальник королевского дома Меровингов – полумифический вождь салических франков Меровей – происходил от спасшихся из Иерусалима потомков Иисуса Христа. Последний реально правивший представитель династии Меровингов – король Дагоберт Второй – был коварно убит в 679 году. Его преемники, так называемые «ленивые короли» франков, выглядели жалким подобием своих славных предков. От их имени всем заправляли майордомы – высшие чиновники франкского государства. Последнего из королей Меровингов, Хильдерика Третьего, отрешили от власти, публично унизили и сослали в монастырь, где он через четыре года умер. Решением папы римского корона франков перешла к майордому Пипину Короткому. В этом человеке не было королевской крови. Тем не менее именно он стал родоначальником новой европейской династии – Каролингов.

В истории сохранилось ничтожно мало упоминаний о Дагоберте Втором. Некоторые исследователи считают, что свидетельства его жизни уничтожались намеренно, дабы стереть из людской памяти всю информацию о потомках Иисуса. Существует версия, что сын Дагоберта Второго, Сигиберт, бежал в Лангедок и поселился в родовом имении своей матери, Рен-ле-Шато, сохранив и продолжив таким образом прямую линию рода Меровингов – наследников Христа.

Неожиданно Никита вышел на открытое место. Перед ним лежала панорама горного плато – десятки километров зеленых холмов под переменчивым небом. На их фоне над обрывом висела неожиданная башенка с зубчатым верхом.

Он уселся на широкую каменную балюстраду. Мимо проходили люди. Останавливались, любовались видами, разговаривали, делали фотографии и снова уходили. Никто из них не знал, что накануне Никита потерпел позорное фиаско. Никому из них не было дела до его семейных проблем. Анонимность защищала его здесь так же надежно, как на заполненной народом московской улице.

После горных ландшафтов Керибюса и радуги, повисшей между скал, оценить щемящую красоту окружающего ландшафта Никита сумел не сразу.

– В следующий раз не надо валить все в одну кучу, – проворчал он, глядя в видоискатель фотокамеры. – Катарские замки – отдельно, папаша Соньер – отдельно. Все это требует неспешного употребления.

Помолчал и сердито добавил:

– Только когда он наступит, этот следующий раз? И, главное, кому еще, кроме меня, это интересно?

В ответ на риторический вопрос где-то в глубине его души зашевелилась мысль о семье. Он представил себе, как приезжает в эти места с Ольгой и Алексом. С гордостью местного жителя показывает все самое красивое и загадочное, пересказывает местные байки и покровительственно принимает восторги. Ольга, прислонившись к его плечу, задумчиво смотрит в бесконечную даль плато. Алекс бродит по тропинкам вокруг башни и сует нос в каждую щель. Потом они гуськом пробираются сквозь встречный поток туристов к машине и едут дальше. В дороге он рассказывает истории, которые помнит сам, и слушает, как Ольга вслух читает статьи из путеводителя. Жена кормит его бутербродами из дорожных припасов и забирает из рук бутылку с водой, чтобы закрыть ее и поставить на место. Алекс валяется на заднем сиденье, вполуха слушает разговоры родителей и смотрит в окно.

От этой картины у Никиты сладко заныло в груди. А еще он почувствовал, что сильно проголодался.

Часы показывали время ланча. По расчетам Изабель до ресторана было двадцать минут езды.

Запись о деревне Алет-ле-Бэн, в которой находилось заведение, гласила следующее:

«6. Если сделать небольшой крюк по дороге к Алет-ле-Бэн, в городке Эспераза есть Музей динозавров и Музей шляп при шляпной фабрике. Нет времени – в следующий раз!

7. Алет-ле-Бэн – ресторан отеля в старом аббатстве, парк, минеральный источник, еврейский квартал, Нострадамус, казино».

Никита с удовольствием заехал бы в Музей динозавров. В глубине души он надеялся увидеть там если не своего знакомца Карлушу, то хотя бы кого-то из его близкой родни. Изабель предупредила, что местный Музей динозавров – развлечение для школьников.

– В этих местах огромное количество доисторических пещер, – сказала она. – В некоторых из них есть наскальные рисунки, но не все доступны для обозрения. Говорят, оно того стоит: там есть и подземные реки, и сталактитовые залы. Надо только почитать об этом и выбрать лучшее. Пещеры – вообще отдельная история. Я не так уж хорошо их знаю.

Музей шляп поначалу Никиту совершенно не заинтересовал, но Изабель его разубедила:

– Эта фабрика когда-то была одной из крупнейших в Европе. Шляпы поставляли не только к королевскому двору Франции, но, представь себе, даже в Италию. В музее показывают фильм о ручной технологии изготовления фетровых шляп. Это очень интересно! И старинное оборудование там есть, и старинные шляпы, в том числе мушкетерские!

За неимением времени в этот раз в Эсперазу Никита не поехал – ее маленькие достопримечательности остались ждать своего часа. Голод гнал его в сторону Алет-ле-Бэн.

Казино Никита заметил на подъезде к деревне. Он с трудом поверил своим глазам – игорное заведение выглядело неожиданно на обочине узкого шоссе в такой глухомани. В облике здания не было ни шика, ни блеска – его построили для развлечения публики, которая в прежние времена приезжала в Алет-ле-Бэн «на воды». Местный термальный курорт уже много лет как зачах, а казино осталось. Его наглухо занавешенные окна надежно скрывали посетителей от посторонних глаз.

Всего через километр слева показались величественные развалины старинного собора, и сразу за ними – въезд на территорию отеля.

Отель занимал два двухэтажных здания бывшей резиденции епископа, окруженных старинным парком. Живописным фоном служили покрытые лесом высокие горы вокруг деревни. Внизу шумела обмелевшая к лету река Од.

Сквозь распахнутые окна ресторана Никита увидел битком набитый зал. Все столики на улице тоже были заняты.

К счастью, Патриция не подвела. Никиту дожидался единственный незанятый столик в углу. Никаких занимательных персонажей вокруг не нашлось – сплошные туристы, группами, парами и поодиночке.

Наедине с корзинкой хлеба, бокалом вина и бутылкой воды он расслабленно смотрел по сторонам в ожидании заказа и строго следил за тем, чтобы ни одна депрессивная мысль не просочилась в голову. В такой день от размышлений о жизни не стоило ожидать ничего хорошего.

Несмотря на отсутствие атрибутов демонстративной роскоши, ресторан выглядел респектабельно. Все, от балок на потолке до кованых подставок под ведерки со льдом, было добротно и как будто проверено временем. В любом историческом интерьере Никита теперь чувствовал себя своим человеком – его не смутили бы люди в средневековой одежде за соседним столом. Так же, как сейчас не смущали кроссовки и джинсы на фоне старинной каменной кладки.

«Однако! – впервые за день дошло до Никиты. – А ведь сна-то сегодня не было!» Эта мысль не показалась вредной, поэтому он позволил ей развиваться дальше. «Или сон я все-таки видел, но забыл? Или, может быть, они снятся мне только в старом доме, в Лантерн? – гадал он. – Жаль, если на этом все закончится. Я буду скучать по старине Эдварду». Слово «скучать» определенно относилось к разряду запрещенных – оно столкнуло Никиту с ровных философских рельсов на опасный проселок, полный душевных травм.

Он судорожно завертел головой, пытаясь зацепиться глазами за что угодно, лишь бы переключить мозги. Но было поздно: предательское слово сломало его на скорую руку выстроенную защиту. Да, Никита отчаянно скучал. Скучал по родной душе.

«Жена от меня отказалась. Мать не поддержала. Про сына я, оказывается, вообще ничего не знаю, – заиграла у него в голове слезливая шарманка. – Новая подруга сбежала в последний момент. Друзья живут своей жизнью и работой». Перечень звучал чудовищно. «Эдвард, хоть ты меня не бросай! – взмолился он и сам себе ужаснулся. – Господи, что со мной?! О ком это я?! Придумал себе вымышленного друга, товарища по играм. Как маленький мальчик, которого никто не любит. Похоже, пора к психиатру».

Подошедшего официанта Никита встретил как спасителя.

Он от души поблагодарил рослого парня в длинном фартуке сразу за все: и за своевременное появление, и за художественно сервированные пластинки фуа-гра с тонкими гренками и кремом из мускатной тыквы:

– Большое спасибо! Друзья порекомендовали мне ваш ресторан. Вечером придется дать детальный отчет о том, что я ел на ланч – надо все хорошенько запомнить!

– Я вас понял, месье.

Лицо официанта осталось непроницаемым. Здесь видали и не таких чудаков.

На льняной салфетке было даже не вышито, а выткано в жаккардовом узоре название отеля – еще один милый штрих в солидном облике заведения.

Хорошая еда стала во всех отношениях спасением для Никиты – уже через несколько минут его физическое и моральное состояние пошло на поправку. Он совершенно серьезно отнесся к заданию, полученному от Дэна. И даже начал делать пометки на полях клетчатых листочков Изабель, чтобы вечером описать ланч во всех подробностях.

Официант вскоре вернулся с главным блюдом – форелью в тонкой панировке с тушеным цикорием. Никита снова принялся записывать – парень в длинном фартуке немного насторожился.

Ресторан был все еще полон народу, клиенты ожидали заказов, поэтому официант заторопился на кухню.

Десерт Никите принес уже шеф-повар собственной персоной.

– Все в порядке, месье? Вам понравился ланч? – осторожно поинтересовался он, ставя перед Никитой шоколадный бисквит с шариком мороженого, щедро посыпанного хрустящей шоколадной стружкой.

– Все прекрасно! – Никита поспешил успокоить беспочвенные волнения шефа. – Я живу в Каркассоне, в маленьком семейном отеле. Хозяин сейчас на пенсии, но в прошлом был ресторатором. Сказал, что слышал хорошие отзывы, но никогда у вас не был. Он заказал мне стол в вашем ресторане и попросил рассказать, чем меня будут кормить. Вот я на всякий случай и делаю записи, боюсь что-нибудь забыть. Столько впечатлений, знаете ли!

Шеф заулыбался. Он, грешным делом, заподозрил в Никите проверяющего из государственной инстанции или неизвестного ему ресторанного критика.

– Приятного аппетита! – с облегчением пожелал он Никите. – Надеюсь, вы останетесь довольны!

Никита вышел из ресторана сытым и умиротворенным. Нечаянный переполох на кухне немало его позабавил, а вкусная еда успокоила нервы. По крайней мере, на время.

– Все будет хорошо, старик! – повторил он свою обычную мантру. – Я пока не знаю, как именно, но все точно будет хорошо!

Программа Изабель предусматривала небольшую пешую прогулку после ланча.

– Алет-ле-Бэн сейчас тихое, сонное местечко, – предупредила она. – Когда попадешь в эту деревню, тебе будет трудно поверить, что когда-то она была очень важным городом. В него стекались толпы паломников, и все благодаря аббатству Святой Марии Алет. От аббатства остались развалины, их решили не восстанавливать. Но и кроме них кое-что, заслуживающее внимания, в деревне имеется.

– Дай угадаю! – перебил ее тогда Никита. – Аббатство разрушили во время Альбигойского крестового похода из-за катаров?

– Не угадал! – засмеялась Изабель. – Хотя некоторые и правда так думают. В начале XIV века Алет все еще процветал и даже стал епископальным центром. А разрушили его гугеноты в XVI веке, в период религиозных войн.

Территория старого города была совсем небольшая, но поразительно хорошо сохранилась – маленькие ворота в крепостной стене, фахверковые домики, крошечная городская площадь со старинным колодцем. Все было как будто игрушечное и в то же время абсолютно достоверное. На дубовой балке одного из старинных домов Никита разглядел вырезанную в какие-то далекие времена шестиконечную Звезду Давида.

– В Алет был еврейский квартал, – рассказывала Изабель. – Ты увидишь среди развалин бывшего кафедрального собора большое круглое окно с шестиконечной звездой – скорее всего, это свидетельство того, что еврейская община финансировала строительство. Еще одна аналогичная звезда осталась на деревянной балке дома, где, возможно, жила еврейская семья. Посмотрим, сможешь ли ты найти ее самостоятельно!

Звезду на дубовой балке он нашел совершенно случайно. Рядом с ней были вырезаны еще два знака: один, похожий на геральдический щит, а второй совсем непонятный. Несколько человек рядом с Никитой тоже их разглядывали и снимали на камеру. У кого-то звонил телефон. Его назойливый звук, такой неуместный в этой сказочной обстановке, привлек внимание всех вокруг. Никита тоже невольно начал озираться по сторонам и вдруг увидел, что взгляды обращены к нему – звонок надрывался именно в его сумке.

– Пардон! – зачем-то извинился он и отошел в сторону.

Телефон продолжал пиликать у него в руках.

Звонила Ольга.

– Привет. Как дела? – искусственным ровным голосом спросила она.

– Привет, – с похожей интонацией ответил Никита, гадая, чем грозит ему этот разговор.

– Чем занимаешься? – Она задала вопрос, который Никита терпеть не мог. Точнее, не мог терпеть раньше.

– Смотрю на Звезду Давида, – с готовностью ответил он. – Не поверишь, она шестиконечная.

– Ты все еще во Франции или укатил в Израиль? – в голосе Ольги, наконец, начали проявляться знакомые интонации. – Ты же собирался в Каркассон, кажется.

– А я и поехал в Каркассон. Был там вчера. А сегодня путешествую по другим красивым и загадочным местам.

Он даже не заметил, что цитирует Изабель. Впрочем, это уже не имело значения: прекрасная француженка вдруг превратилась в иллюзию. В мираж. В чудесный сон, который был, но не сбылся. Главным теперь стал голос Ольги – Никита ухватился за него, как за спасательный трос. Он не мог допустить, чтобы этот разговор прервался или свернул в неправильное русло.

– Вот сейчас я стою перед сказочным домиком. Он такой старинный, что как будто не настоящий. На дубовой балке вырезана шестиконечная звезда – в доме, видимо, жила еврейская семья. Даже не верится, что деревянной балке может быть пятьсот или даже шестьсот лет. Не знаю, возможно ли это вообще. По крайней мере, в голове не укладывается.

Никита продолжал говорить без остановки, панически боясь того, что может услышать, если сделает паузу.

– В этой деревне есть минеральный источник, известен еще с римских времен. Местную воду впервые во Франции стали разливать в бутылки для продажи. Сто двадцать лет назад, представляешь? А теперь источник законсервировали. Думаю, какая-то корпорация выкупила права, чтобы задавить конкурента с историческим брендом – проклятые капиталисты! А местную воду, говорят, уважал Нострадамус. У него здесь якобы жили родственники, и он приезжал к ним в гости. И СПА-курорт здесь работал еще совсем недавно. Теперь тоже все закрыто. Надо реконструировать, но инвесторов нет. А место такое красивое, словами не описать!

На языке вертелось «приезжай, увидишь сама», но Никита не решался произнести это вслух. Услышать очередное «нет» сегодня было выше его сил. Он просто говорил и говорил, не давая Ольге вставить слово.

– И еще здесь есть очень симпатичный отель в старинном парке. На берегу реки. А в нем – прекрасный ресторан, я только что там обедал. Божественно! Я из Каркассона очень рано сегодня уехал, уже много чего успел посмотреть. Вечером снова туда возвращаюсь. Знаешь, я остановился в маленьком пансионе. Хозяева такие занятные! А завтра уезжаю в Лантерн, принимать работу у Майка. Ну, ты помнишь, я тебе про него говорил.

Тут ему пришлось перевести дух и Ольга, наконец, смогла подать голос:

– Да, помню, ты говорил. Майк – англичанин и отличный парень.

Она сделала секундную паузу, как перед опасным прыжком, и, преодолевая себя, сказала:

– Хорошо, что ты завтра возвращаешься. Сможешь встретить меня в аэропорту в четверг?

То мгновение, которое прошло между ее вопросом и его ответом, они прожили по-разному. Она со страхом и надеждой слушала его дыхание в телефоне и пыталась угадать даже не слова – интонацию, с которой они будут сказаны. А он улыбался. Без торжества или злорадства. Просто наполнялся счастьем, как высокий кувшин.

Когда эмоции подошли уже к самому краю, он вложил их в две короткие фразы, простые и самые правильные в тот исключительно важный момент:

– Конечно, встречу. Во сколько ты прилетаешь?

И все тут же встало на свои места. Стало очевидно, что им ничего не надо строить заново, потому что ничто не разрушено. Что им надо просто жить дальше и быть вместе. И все правда будет хорошо.

Никита представлял себе лицо Ольги в этот момент. Воображал, что она наклоняет голову, поправляет волосы, шевелит губами. Только одного он видеть не мог: как в ее дрожащей руке ходуном ходил телефон.

– Я пришлю тебе номер рейса и время прилета. В сообщении, – сказала она. – Привезти что-нибудь из Москвы?

– Себя привози. Мне больше ничего не надо, – ответил Никита таким тоном, что его жену на расстоянии четырех тысяч километров обдало жаром. – Пока, моя девочка. Я тебя очень жду.

Ольга отключила телефон и обессиленно откинулась на спинку дивана. Этот звонок дался ей нелегко. Зато теперь и она улыбалась.

Всю жизнь она верила, что мера счастья определялась только ее готовностью быть счастливой. И вдруг как будто сбилась с пути. Потерялась, испугалась и запаниковала. После разговора с Никитой она вновь почувствовала себя прежней. Ее обуревали разные чувства, но самым мощным из них была благодарность. К друзьям, настойчиво толкавшим ее в нужном направлении. К свекрови, которая неожиданно поддержала ее в трудный момент. К Алексу с его глупыми только на первый взгляд вопросами. К мудрому Витаминычу, прочитавшему ее боль по глазам. А главное, к мужу, который только что вернул ее к жизни. Каждый из них помог ей совершить этот трудный шаг наперекор страху и раненой гордости.

Разговор с Лялькой и Поней в кафе накануне оставил Ольгу в состоянии глухой безнадеги. Как ни старались, подруги не смогли побудить ее к немедленным действиям. Она отчаянно хотела, чтобы эта мука закончилась, но так же отчаянно боялась что-либо предпринимать – в ней крепко засела уверенность в том, что любая активность окажется бесполезной или, хуже того, вредной.

После возвращения из кафе Ольга рассталась с Лялькой перед дверью своего подъезда, решительно отказавшись от ее компании на вечер. Алекс еще не вернулся домой, звонок домофона остался без ответа. Ольга перетряхнула сумку – связка ключей запуталась в скомканном носовом платке. Клетчатом, из тонкого батиста. Она виновато вздохнула – обещание вернуть его чистым на следующий же день совершенно вылетело у нее из головы. Больше всего ей хотелось остаться одной, но проклятый платок теперь не шел у нее из головы.

Ольга прошлась туда-сюда по квартире и в конце концов все-таки взялась за телефон.

– Здравствуйте, Лев Вениаминович. Я бы хотела вернуть вам платок. Вы сегодня вечером пойдете гулять? Мы могли бы пересечься на минутку, – сказала она, стараясь звучать как можно более непринужденно.

Академика нисколько не обманули ее натянутые интонации, но он не подал виду.

– Здравствуйте, Оленька! Я чрезвычайно рад вас слышать. – Телефон не снижал психотерапевтического эффекта его голоса. – И был бы еще больше рад вас увидеть. Но вы же улетаете во Францию, к мужу, я полагаю? Может быть, встретимся, когда вы вернетесь? Как я вам говорил, этот платок мне чрезвычайно дорог, но я могу еще подождать.

– Я? Во Францию? – опешила Ольга. – Нет, я пока никуда не лечу.

– Странно, я был уверен, что вы уже купили билет и пакуете чемодан. Разве нет? – продолжал свою игру Витаминыч.

– Нет, я не покупала никакого билета, – отпиралась Ольга.

– Так чего же мы ждем? Надо срочно купить! Я вчера поинтересовался из любопытства – в милую вашему сердцу Тулузу нет прямых рейсов из Москвы, зато вариантов с пересадкой достаточно. Уверен, что для вас билет найдется!

– Но я не могу оставить сына одного! – неожиданно для себя самой сказала Ольга. – Кто будет его кормить, если я уеду?

Академик позволил себе немного иронии:

– Простите, моя дорогая, но мне даже неловко слышать такие слова о взрослом парне! Надеюсь, в данный момент его хотя бы нет рядом с вами! Неужели вы никогда не оставляете его одного? Трудно поверить! Но даже если это так, в конце концов, возьмите его с собой.

– Но ему надо заниматься! У него ответственный период! – слабо отбивалась Ольга.

И вдруг до нее дошло, что обсуждается даже не вопрос, ехать или не ехать, а уже детали и условия поездки.

Тем временем Витаминыч доламывал остатки ее укреплений:

– Насколько я помню, у вашего сына есть прекрасная бабушка. Она с удовольствием о нем позаботится. Вы же легко нашли с ней общий язык по поводу его учебы? И теперь договоритесь, я вас уверяю!

Мозг Ольги лихорадочно заработал. Куда-то пропали сомнения. Исчезла сама необходимость что-то решать, оказалось, что все решения уже приняты. Просто она только сейчас это поняла.

– Вы правы, Лев Вениаминович, – сказала она. – Я договорюсь с бабушкой.

– Вот и прекрасно! – обрадовался Академик. – Только обещайте, что не забудете про меня, когда вернетесь! У вас – мой драгоценный платок!

– Обещаю. Я теперь про вас никогда не забуду, – совершенно серьезно ответила Ольга.

– Желаю хорошей поездки, Оленька! – Витаминыч торжествовал, но очень деликатно. – А я, пока вы будете в отъезде, подниму старые связи. Глядишь, найдется человек, который сможет помочь вашему сыну с профессиональной, так сказать, ориентацией. Характер у него определенно есть – это уже немало. А вдруг окажется, что парень и правда талантливый? Пусть на него знающие люди посмотрят.

Ольга очень сердечно распрощалась с Академиком и взялась за дело. Важно было продвинуться как можно дальше, лишить себя пути к отступлению, пока не прошёл первый порыв.

Когда явился Алекс, она выбирала удобный рейс до Тулузы.

– Привет, мам! Я голодный! – заявил он, входя в гостиную.

Однако, увидев из-за спины Ольги расписание авиарейсов на экране ноутбука, парень подпрыгнул от восторга:

– Наконец-то! Мы едем к папе?

– Не мы, а я, – исключительно в воспитательных целях ответила Ольга. – Тебе надо заниматься.

Вначале Алекс обиделся:

– Так нечестно! Я тоже хочу посмотреть новый дом!

– Он не новый, а как раз очень старый, – заметила Ольга.

– Тем более надо посмотреть! – воскликнул Алекс, не давая матери увести разговор в сторону.

Заговаривать зубы он и сам прекрасно умел. Как сын своего отца, Алекс легко не сдавался:

– Ты же видишь, как много я занимаюсь? Видишь. Отдыхать человеку хоть иногда надо? Надо. Я этим летом еще никуда не ездил? Не ездил.

Это, кстати, была чистая правда. Из-за бесплодных споров по поводу поездки во Францию планирование летнего отдыха в семье Шереметевых было полностью провалено.

Для победного завершения дискуссии Алекс выбрал аргумент лирического характера:

– Мы семья? Семья. Значит, мы с тобой вместе едем к папе!

Он пристроился рядом      с матерью на диване и привалился к ее боку. Алекс любил так сидеть, когда был маленьким. С той лишь разницей, что теперь он смотрел на нее сверху вниз, а не упирался кудрявой головой ей в плечо.

– Мам, не сходи с ума. У меня еще год впереди. Смогу я подготовиться или нет, точно зависит не от этих нескольких дней.

– Согласна.

Ольга не стала его больше мучить.

– Давай так – ты поедешь со мной, но только на две недели. Я пока не знаю, когда вернемся мы с папой, поэтому после возвращения поживешь у бабушки. И будешь заниматься.

– Ура!

Алекс обхватил мать за плечи.

– Ты лучшая! Когда уезжаем?

– Я бы хотела улететь в четверг, – сказала Ольга. – Билеты, в принципе, есть. Но надо сначала договориться с бабушкой, она вообще-то пока не в курсе наших планов.

Не было ничего нового в том, что Алекс перебирался к бабушке, когда родители уезжали куда-то без него. Она без возражений принимала любимого внука. Тонкость заключалась лишь в том, что переговоры на эту тему всегда вел Никита.

– Хочешь, я ей позвоню? – предложил Алекс.

– Нет, – твердо сказала Ольга. – Лучше я к ней съезжу. Сама.

Недовольство невесткой уже давно превратилось для свекрови в привычку сродни семейной традиции. Никакой реальной почвы оно под собой не имело.

– Что ж, пусть живут, – сказала она как-то своей подруге Тамаре Николаевне, делая вид, что от ее мнения что-то зависит. – В конце концов, Ольга – не худший вариант.

У языкастой Тамары Николаевны всегда были в запасе хлесткие заготовки:

– Твой сын, моя дорогая, в том возрасте, когда мужчины сплошь и рядом меняют одну сорокалетнюю на двух двадцатилетних. Появится какая-нибудь вертихвостка – проблем не оберешься! С Ольгой, по крайней мере, все понятно.

После внезапной смерти мужа свекровь сильно сдала. На людях по-прежнему бодрилась и держала марку несгибаемой женщины, однако внутри все больше боялась одинокой старости. В последнее время сын давал ей немало поводов для волнений, и ее единственным союзником в это тревожное время неожиданно оказалась невестка.

– Когда Сашенька вернется в Москву, мы с ним можем поехать на дачу до конца лета, – предложила свекровь. – Тамарочка как раз тоже туда собирается, у нее наконец-то разъехался весь этот табор! Так что все получается как нельзя более кстати – Сашенька сможет продолжить уроки рисования. Поезжай спокойно, Оля, ни о чем не волнуйся.

К вечеру понедельника Ольга валилась с ног от усталости. Позади осталась встреча с подругами, судьбоносный разговор с Витаминычем, семейная перепалка с Алексом, визит к свекрови и покупка авиабилетов. Все проблемы были решены, а поездка блестяще организована. Дело оставалось за малым – упаковать чемоданы и поставить в известность Никиту.

До поздней ночи она ждала его звонка. Однако Никита в это время страдал по Изабель и пил горькую с Антикваром. Ему было не до жены.

Ольга лежала в постели с телефоном в руке. Ее бросало то в жар, то в озноб, перед глазами вставали картины одна ужаснее другой. К сожалению, за вычетом самых болезненных деталей, ее видения довольно точно соответствовали реальности.

Было уже сильно за полночь, когда, так и не набравшись храбрости, чтобы позвонить самой, она приняла снотворное. Ночь прошла в ненормальном, обморочном сне, сквозь который то и дело пробивались ее страхи и волнения.

Утром Ольга проснулась в лихорадочном возбуждении. Чтобы хоть как-то унять дрожь, она полежала в теплой ванне, вместо кофе выпила травяной чай и приступила к сборам.

Через некоторое время диван и кресла в гостиной покрылись платьями, брюками, шортами, майками и купальниками. Затем к ним добавилась обувь, летние сумки, украшения, разнообразные средства по уходу за собой. Из всей этой массы следовало выбрать то, что действительно пригодится, и что могло поместиться в чемодан. Еще один маленький чемоданчик, который можно было взять в салон самолета, Ольга оставила про запас – в последний момент всегда всплывало что-нибудь важное и незаслуженно забытое. «Лучше больше, чем меньше» – такой подход к дорожному гардеробу сформулировала для нее знакомая парижанка, дама зрелых лет и обширного житейского опыта.

– Да, я приехала всего на два дня, – сказала она однажды в ответ на изумленный взгляд Ольги, которая помогала ей доставать из багажника плотно набитый портплед и средних размеров чемодан. – Но я же не знаю, что захочу надеть завтра!

Теперь каждый раз, собираясь в дорогу, Ольга повторяла: «Откуда я знаю, что захочу надеть?!» Это заклинание не только снимало приступы ненужного аскетизма. Оно также на корню пресекало претензии мужа к объему багажа.

Ольга собиралась тщательно, как никогда. В обычное время это занятие доставляло ей огромное удовольствие, становилось своего рода разогревом перед поездкой. В этот раз все было иначе. Никита не позвонил ни вчера вечером, ни сегодня утром. Ольга собиралась в дорогу, не имея твердой уверенности, что муж все еще хочет ее видеть.

Наконец, она выбрала и подготовила одежду, упаковала обувь в тканевые чехлы, сложила украшения в мягкую дорожную шкатулку и села в свободном уголке дивана. Тянуть дальше не оставалось ни малейшей возможности.

Ольга набрала номер Никиты. Напряженно глядя в пустоту раскрытого чемодана, она слушала безнадежные гудки.

Первые слова Никиты отозвались спазмом в животе. Вначале плохо понимая их, она напряженно вслушивалась в его взволнованный голос. Когда фразы начали доходить до нее целиком, потребовалось время, чтобы поверить в происходящее и дать дорогу бурному ликованию, которое теперь билось внутри нее, как беспокойное дитя.

В то же самое время Никита стоял на крошечной площади деревни Алет-ле-Бэн. В отличие от жены, он воспринимал радостные новости как сами собой разумеющиеся. По нелепому стечению обстоятельств его мир был перевернут и вот, наконец, он встал с головы на ноги.

Небо полностью очистилось от облаков, солнце снова пекло нещадно. Первым порывом Никиты после разговора с женой было немедленно мчаться в Лантерн, чтобы подготовиться к ее приезду. Но часть вещей осталась в Каркассоне. И Дэн специально для него готовил ужин.

– Погоди, старик, торопиться незачем, – рассудительно притормозил он сам себя. – Как говорил в таких случаях наш батя, суета – признак отсутствия мастерства. Сегодня вторник, Оля прилетает в четверг. Скорее всего, во второй половине дня. В доме сейчас работает Майк. Приедешь завтра, как и собирался, вечером наведешь порядок. Кстати, Майк! Как там дела у Майка?

До сих пор Никита был слишком погружен в свои переживания. Ему не приходило в голову поинтересоваться, как продвигается работа в доме. Теперь с учетом скорого приезда Ольги этот вопрос приобрел чрезвычайный статус. Никита занервничал.

– Хэллоу, – после долгих гудков отозвался Майк. – Как там, в Каркассоне?

– Я сейчас не в Каркассоне, но это неважно. – Услышав мрачный голос, Никита приободрился. – Гораздо интереснее, как дела у тебя. Как продвигается работа?

– Все нормально, – ответил Майк. – Плитку положил. Сейчас затираю швы. Думаю, завтра, к твоему возвращению, все будет готово.

По обыкновению, Молчун очень экономно расходовал слова, но отчет дал исчерпывающий.

Мысли Никиты устремились в новом направлении:

– Мне понадобится помощь, чтобы повесить гравюры и рисунки на стены. Сделаем это вместе, когда я приеду, хорошо?

– Без проблем, – ответил Майк.

Уезжая из Алет-ле-Бэн, Никита другими глазами смотрел на руины собора, стены старого города и древний каменный мост через реку Од. Все, что он видел, и все, что он делал, теперь имело значение только в свете скорого приезда Ольги. Ему хотелось поделиться с ней всем, что он успел открыть для себя. И вдвоем продолжить это захватывающее путешествие.

Между тем у него оставался еще один, последний в этот день, участок маршрута. Конечной целью был Мирпуа. Езды до него оставалось около часа с короткой остановкой в Лиму.

В записях Изабель этому городу было посвящено несколько слов:

«8. Лиму – игристое вино «Бланкет де Лиму», купить в любой винодельне по дороге. Карнавал в феврале-марте, тогда же посмотреть аббатство Сен-Илэр».

– Шипучего тебе купим обязательно, Олюш! – В голове Никиты возобновился мысленный диалог с женой. – Шипучее – именно то, что нам нужно, чтобы отметить твой приезд!

Самые известные в мире игристые вина производятся, конечно, в Шампани, однако этот регион вовсе не является их родиной. Кто и когда придумал технологию производства игристого вина, доподлинно неизвестно. Первое дошедшее до нас описание процесса его изготовления составил в 1531 году монах бенедиктинского монастыря Сен-Илэр, расположенного недалеко от Лиму. То вино называлось «blanquette», что с древнего окситанского языка можно перевести как «белая» или «беленькая».

Особенность производства заключалась во втором этапе ферментации, который проходил в сосудах с затычками из пробкового дуба, в изобилии росшего на территории французской Каталонии. На этом этапе в результате брожения дрожжей выделялся углекислый газ, создававший пузырьки, но вино при этом становилось мутным. Многие годы спустя виноделы Шампани разработали оптимальную по форме и толщине стенок бутылку и научились удалять из игристого вина хлопья дрожжей, благодаря чему шампанские вина стали прозрачными и прославились на весь мир.

В Лиму и его окрестностях в наше время производятся разнообразные вина, но самая известная марка – это Blanquette de Limoux, гордость региона.

Никита остановился около винодельни с большим рекламным плакатом на крыше, который был виден издалека. Из двери, позвякивая бутылками, ему навстречу вывалилась туристическая группа. Судя по оживленным лицам и веселым голосам, эти люди только что побывали на дегустации. Никита устоял под профессиональным напором девушки за прилавком – от стандартной дегустации отказался, слушать полное описание ассортимента тоже не стал.

Он точно знал, зачем приехал:

– Мне нужно белое игристое вино. Самое мягкое из того, что у вас есть. Я попробую и, если понравится, возьму несколько бутылок.

Кроме них, в лавочке был еще один человек – мужчина одного с Никитой возраста, в джинсах и не по погоде теплой фуфайке. Он выставлял на полки вино из картонных коробок.

– Сделай перерыв, Жюли, – сказал он девушке. – Я сам обслужу.

Мужчина подошел к Никите. У него был крючковатый нос и цепкий взгляд торговца зерном Арно Лакомба. Для полного сходства не хватало только черного берета.

– Добрый день, месье!

Как его двойник из Ренессанса, мужчина умел взять верный тон в разговоре с собеседником.

В голосе продавца звучало желание услужить, но без тени подобострастия:

– Я могу предложить вам два наименования игристых вин – «Бланкет де Лиму» и «Креман де Лиму». Отличаются они сортами винограда, из которых производятся. Моя семья занимается виноделием уже больше двухсот лет. Все вина в этом магазине – из наших собственных подвалов, а виноград, из которого они сделаны, – с наших собственных виноградников.

Несмотря на увесистые пощечины, которыми в его недавнем сне Лакомб приводил в чувство жену, и жестокие пинки, которыми тот выбивал признание у пойманного Эдвардом вора, в памяти Никиты он остался человеком достойным. Пообщаться с его двойником и потомственным виноделом было бы весьма любопытно, однако к восьми Никита обещал явиться на ужин к Дэну и Пат, а в программе оставался еще один невыполненный пункт. Он чувствовал себя обязанным заехать в Мирпуа. Он должен был реализовать план Изабель до конца во что бы то ни стало – отработка написанного ею маршрута казалась Никите пропуском из зазеркалья назад, в его настоящую жизнь.

– Моя жена очень любит игристые вина, но предпочитает не брют, а что-нибудь помягче. Или даже послаще. У вас есть что-то подходящее? – в лоб спросил Никита. – Простите, я не знаток вина, со мной бессмысленно говорить на профессиональном языке.

Мужчина понимающе кивнул.

– Мы производим только сухие вина. Тем не менее я думаю, что у меня есть кое-что для вашей жены. Вот, попробуйте!

Вино Никите понравилось. Точнее, он был уверен, что оно понравится Ольге.

Потомственный винодел помог отнести купленные коробки в машину и собственноручно надежно пристроил их в багажнике.

На прощание он протянул Никите визитку:

– Меня зовут Антуан. Если вашей жене понравится мое вино, приезжайте еще. Откуда вы?

– Я живу в Лантерн. Это недалеко от Монтобана, – уже привычно ответил Никита. – Сейчас путешествую. А вообще я из России. Меня зовут Никита, рад познакомиться!

Антуан заметно оживился.

– Из России?! Как интересно! Больше половины своего вина я продаю на экспорт. В разные страны, даже в Америку. – В его голосе снова зазвучала гордость. – С Россией пока опыта не было, но я хотел бы попробовать. Просто пока руки не дошли.

Ему явно не хотелось отпускать Никиту просто так, русские здесь появлялись нечасто.

– Хотите, покажу вам свои подвалы? Вы когда-нибудь видели, как делается настоящее игристое вино? – спросил он. – Обычно я провожу экскурсии только для групп. Это имеет смысл, потому что потом они много покупают. Но для вас готов сделать исключение, тем более что вы купили двенадцать бутылок. Только внизу холодно, круглый год одинаковая температура. Видите, как я одет?!

Удивить Никиту винным подвалом было трудно. Он бывал в них множество раз во Франции и не только. Но вот производство шампанского или какого-то другого шипучего ему до сих пор видеть не приходилось.

– Спасибо, Антуан! Я бы с удовольствием, но мне пора ехать, – Никита пожал руку наследнику Арно Лакомба. Ему искренне захотелось помочь человеку, продолжавшему семейное дело, невзирая на соблазны постиндустриального века. – Я передам вашу визитку своему знакомому. Он один из крупнейших в России импортеров вина. Не могу гарантировать, что из этого что-то получится, но я сделаю все, что от меня зависит. А к вам я еще обязательно приеду вместе с женой. Ловлю на слове – теперь вы должны мне экскурсию!

Обещание Никиты не было пустым трепом. Один из тех его бывших клиентов, которые со временем вошли в число друзей, действительно поставлял вина в крупнейшие торговые сети, винные бутики и рестораны. Возил их со всего света, в том числе из Франции. Никита делал для его компании дизайн сайта, каталоги и прочую рекламную продукцию.

Каждый раз в начале работы над очередным «алкогольным» проектом в агентстве случалась грандиозная пьянка. Силой никому не ведомых заклинаний Малыш умудрялся вместе с контрактом выцыганить у клиента несколько коробок вина, якобы для лучшего понимания рекламируемого продукта. В этот день он появлялся в офисе с видом триумфатора – воодушевленные коллеги, глухо позвякивая стеклом, несли добычу. Ближе к концу дня курьеры доставляли коробки с пиццей и пирогами, а из супермаркета, по возможности скрытно, подносились боеприпасы посерьезнее, чаще всего коньяк. Менеджерского потенциала в агентстве было хоть отбавляй, поэтому подготовка проходила организованно, практически незаметно и, что особенно важно, без видимого ущерба для рабочего процесса.

Когда нетерпение в коллективе достигало апогея, Малыш заглядывал в кабинет к Никите с бутылкой вина и штопором.

– Шеф, может, по чуть-чуть? Работа на сегодня сделана, клиенты счастливы.

– Ну, только если по чуть-чуть, – традиционно отвечал Никита. – Смотри, Малыш, чтобы завтра все были в строю.

– Обижаешь! – ответствовал Малыш и ритуальным хлопком первой пробки открывал вечеринку.

В мгновение ока освобождались от техники и бумаг два-три рабочих стола. На них молниеносно накрывался офисный фуршет. Бывалые сотрудники убирали клавиатуры и прятали в шкафы и тумбочки важные документы.

После нескольких коллективных тостов вечеринка стремительно набирала обороты и дальше катилась по произвольному сценарию, в котором каждый участник импровизировал в силу своих возможностей и настроения. Дизайнеры, копирайтеры и арт-директоры, обреченные на ежедневное творчество по долгу службы, обычно выпивали тихо, без особого артистизма. Зато представители технического рекламного крыла, которые целыми днями корпели над медиапланами и бились с подрядчиками из-за скидок и сорванных сроков, отличались особой жаждой жизни и тягой к удовольствиям. Именно среди них, как назло, всегда оказывался какой-нибудь бедолага, которому любой ценой требовалось доделать свою работу к следующему утру. Посреди бушующего веселья этот несчастный продолжал щуриться в монитор, стучать по клавишам и перезваниваться с такими же обреченными на вечернюю работу коллегами. Периодически, когда полные стаканы или ненадежные пластиковые тарелки с едой проплывали в опасной близости от его стола, приговоренный к работе сотрудник закрывал все самое ценное своим телом и яростно орал, плотно зажимая ладонью телефонную трубку:

– Тише! Я с клиентом разговариваю!

Через несколько часов гульбы обремененный семейными обязательствами народ расползался по домам. Оставались самые независимые и самые отчаянные. В эти часы стихал шум, формировались группы по интересам, в которых делились слухами, распространяли сплетни и завязывали отношения.

Никита любил заключительную фазу офисных посиделок. Ему было хорошо с этими людьми.

Однажды под конец вечеринки он неосторожно выставил на стол трехлитровую емкость виски, чей-то подарок. По мере того, как понижался уровень жидкости в бутылке, в офисе оставалось все меньше людей. Когда уходил Никита, за разоренным столом в числе немногих сидел еще довольно бодрый Барсик, в то время холостой, и с ним Леночка – хорошенькая девчушка из его креативного отдела, начинающий копирайтер.

– Барсик, по-моему, вам уже хватит, – мобилизовав остатки здравого смысла, предостерег его Никита. – Давайте по домам.

– Все под контролем, Никитос! – уверенно ответил Барсик. – Мы только до буковки «джи» – и домой!

Он отчеркнул ногтем линию на этикетке, всего на полсантиметра ниже имеющегося уровня виски. А сам скосил глаза на девчушку и беззвучно, одними губами произнес:

– Проваливай!

На следующее утро Барсик приехал в офис на такси, с трудом дополз до рабочего места и надолго припал к бутылке с колой.

– Все под контролем?! – насмешливо сказал Никита, увидев страдания старого товарища. – Иди домой, алкаш, от тебя все равно никакого толку.

– Благодарствуйте, барин! Век не забуду! Отработаю! – Барсик картинно стукнул лбом об стол и страдальчески застонал, обхватив голову руками.

– Даже не сомневайся! Всенепременно отработаешь! – ответил Никита. – А собутыльница твоя где? Что-то ее не видно.

– Леночки сегодня не будет, я дал ей отгул.

Барсик потупился.

– Значит, сам не уберегся и молодого специалиста из строя вывел? В двойном размере отрабатывать придется, господин креативный директор! – издевался Никита, пользуясь плачевным состоянием друга. – Обещал же до буковки «джи»!

– А ты пойди, посмотри, – вяло огрызнулся Барсик. – Все, как обещал. Просто на той этикетке, чтоб ее, оказалась еще одна буква «джи», пониже. Прицел сбился.

Начинающий копирайтер Леночка продемонстрировала завидную смекалку, и через полгода Барсик на ней женился. После замужества его супруга не сделала карьеры в рекламе, зато родила одного за другим троих детишек и стала работать преподавателем в школе. В их большой семье царили любовь и латентный матриархат.

Прошлое держало Никиту за сердце мертвой хваткой. Ни борьба с воспоминаниями, ни новые забавы уже много месяцев не приносили ему облегчения. Мог ли сотворить чудо ничего не значивший разговор с потомственным французским виноделом, кто знает? Но именно в тот момент, когда визитная карточка Антуана легла в его ладонь, Никита осознал острую потребность сделать что-то стоящее. Что-то более важное, чем покупка дивана и люстры.

– Прямо сейчас едем в Мирпуа, старик, – подмигнув себе в зеркало заднего вида, сказал он. – Вечером у нас ужин от знаменитого шефа. Завтра возвращаемся в Лантерн принимать работу у Майка. А послезавтра приезжает Оля. Мы в отпуске, и жизнь прекрасна! А после отпуска надо вернуться к работе. Мы с Барсиком что-нибудь точно придумаем. Все будет хорошо!

Стать профессиональным бездельником у Никиты не вышло. Видимо, пришла пора снова заняться делом.

Умница Изабель предусмотрела два варианта пути до Мирпуа. Один из них был прямой, второй – длиннее всего километров на десять, но предполагал посещение деревни Камон.

«9. Мирпуа – центральная площадь, Дом муниципалитета, 103 резные деревянные маски, Собор Святого Маврикия.

10. Камон – деревня сотни розовых кустов, «маленький Каркассон». Ассоциация «Самые красивые деревни Франции». Фестиваль роз – третье воскресенье мая. Нет времени – в следующий раз!»

Деревня Камон выросла вокруг бенедиктинского монастыря, первое упоминание о котором относится к Х веку. Ее название произошло от галло-романского cambo dunum, что значит «крепость в извилине». Деревня действительно находится в излучине реки, что делает ее особенно живописной. Благодаря хорошо сохранившимся средневековым укреплениям, Камон в шутку называют «маленьким Каркассоном».

Подтверждая свое второе прозвище – «деревня сотни розовых кустов», Камон каждое лето благоухает ароматами цветущих роз, которых в деревне уже давно не сто, а более двухсот кустов. Ежегодно в третье воскресенье мая здесь проходит Фестиваль роз.

Кстати, розовые кусты во Франции можно увидеть не только возле домов, но и по краям виноградников. Эта традиция имеет практические истоки: если появляются вредители, они вначале набрасываются на розы, что позволяет фермерам, заметив гибнущие розовые кусты, принять меры для защиты виноградной лозы.

Времени на все, действительно, не хватало. Никита выбрал короткий путь – полярные эмоции этого богатого событиями дня изрядно его измотали. А Камон отправился в список объектов, обязательных для посещения вместе с Ольгой.

На первый взгляд Мирпуа показался Никите еще одним милым туристическим местечком, ради которого, возможно, и не стоило напрягать последние силы. Он устало брел от паркинга к центральной площади городка, а сам грезил о мягком диване в гостиной Патриции. Ему надо было только взглянуть на Дом муниципалитета, чтобы завершить программу Изабель. После этого он мог с чистой совестью отправляться в обратный путь, в Каркассон.

Толпы туристов приезжают в старинный городок Мирпуа в департаменте Арьеж на юго-западе Франции, чтобы полюбоваться его центральной площадью с разноцветными фахверковыми домами 13-15 веков.

Самый известный дом в городе – Дом муниципалитета (Maison des Consuls), примечателен резными балками, которые поддерживают его дубовую галерею. Оконечности этих балок, возраст которых около 600 лет, украшают 103 изображения реальных и фантастических животных, карикатурных портретов людей и символов разных профессий.

Еще одна достопримечательность Мирпуа – Собор Святого Маврикия (Cathédrale Saint-Maurice de Mirepoix) строившийся с перерывами на протяжении шести веков, начиная с 1298 года. В 1858-59 годах он был реконструирован архитектором Эженом-Эммануэлем Виоле-ле-Дюком с одобрения писателя Проспера Мериме, в тот период главного инспектора исторических памятников Франции. С присущей ему безаппеляционностью Виоле-ле-Дюк, который счел асимметричное здание недостаточно гармоничным, пристроил к собору контрфорсы и расширил неф, сделав его вторым по ширине готическим нефом в Европе после собора в каталонской Жироне.

Центральная площадь Мирпуа оказалась просторной. В отличие от Лантерн, галереи в первых этажах домов здесь были не каменные, а деревянные. Под сводами из потрескавшихся от времени бревен теснились магазинчики, рестораны и бары, а над ними пестрели разноцветные фахверковые фасады, благодаря которым центральная часть городка выглядела празднично и даже игриво. Дом муниципалитета долго искать не пришлось – около него толпились люди. Все еще безо всякого энтузиазма Никита подошел поближе, и через мгновение его рука невольно потянулась к фотоаппарату. Торцы дубовых балок смотрели на него двумя рядами резных масок. Каждая из них была уникальна и потрясающе выразительна в мягком предвечернем свете. Только сейчас Никита смог оценить, почему Изабель так настаивала на поездке сюда.

– В самом начале XIII века этот город был начисто смыт наводнением, потому что находился на низком берегу реки, – рассказывала она. – Через несколько десятилетий появился новый замок. Ошибку учли – его построили на противоположном, более высоком берегу. Здешние сеньоры были людьми довольно знатными. В то время они вряд ли могли предположить, что когда-нибудь их фамилия окажется частью кулинарных рецептов.

Девушка выдержала многозначительную паузу. Не дождавшись от Никиты никакой реакции, она спросила:

– Тебе знакомо слово «мирпуа»? Может быть, слышал его когда-нибудь раньше?

Он пожал плечами:

– Не помню. Вряд ли.

– Это общепринятое у нас название заправки для приготовления некоторых блюд. Моя бабушка добавляла мирпуа в суп и в жаркое. Говорят, что название появилось в XVIII веке и произошло от имени одного из графов Мирпуа.

Изабель уловила насмешливый взгляд Никиты и решила уточнить:

– Я не считаю, что граф опозорил свой род. Наоборот! Увековечить свое имя в истории кулинарии – разве это не потрясающе?!

Мирпуа (или мирепуа) вошло в гастрономический словарь как название базовой заправки, которую готовят из мелко нарезанных и припущенных на слабом огне моркови, лука, стеблей сельдерея и зелени с пряностями. Говорят, один повар назвал овощную смесь в честь своего хозяина, имя которого было герцог Гастон-Пьер де Леви-Мирпуа. Этот заслуженный военный и дипломат прошел путь от мушкетера до маршала Франции, служил послом в Вене и в Лондоне, а позже стал губернатором Лангедока. Герцог слыл гурманом. Так уж случилось, что благодаря повару, его имя вошло во все поваренные книги. Заправку мирпуа используют для приготовления разнообразных блюд, например ароматных бульонов или соусов.

День перетекал в легкие сумерки. Бары и рестораны зажгли фонари под низкими сводами, народ понемногу оседал за столиками. Для всех наступало время ленивого аперитива, а Никита, оставив без внимания очередной переосмысленный Виоле-ле-Дюком собор, поспешил к своей машине. Он предвкушал эксклюзивный ужин от Дэна и необременительную вечернюю болтовню с Патрицией, которая, вне всякого сомнения, будет старательно избегать разговоров об Изабель.

После выезда с местного шоссе на автомагистраль навигатор начал постепенно удлинять время в пути: к вечеру движение стало плотнее. На дорожных указателях пару раз мелькнуло название города Фанжо, которое напомнило Никите о Святом Доминике, о его уцелевшей в огне книге, а еще о словах Антиквара: «Человеку не дано знать последствия своих слов и поступков». События последних дней не оставляли сомнений в его правоте.

К счастью, до настоящих пробок дело не дошло, и в половине восьмого он услышал долгожданное: «Вы прибыли в место назначения».

Никита вывалился из машины во дворе дома Патриции и Дэна полуживым от усталости. Он прошел в свою комнату через дом, чтобы по дороге заглянуть в гостиную и поздороваться с хозяевами. Запахи тут гуляли упоительные.

– Никита! Как вы вовремя! Это потрясающе! – радость Патриции звучала неподдельно. – Любимый, посмотри, Никита приехал!

Первое, что бросилось Никите в глаза, – Дэн резко помолодел. Он царствовал на кухне как настоящий шеф, Шеф с большой буквы, и двигался совершенно не так, как в обычной жизни. Этот долговязый и, чего уж там скрывать, очень немолодой человек, перемещался быстро и в то же время удивительно плавно. Он не делал ни пауз, ни лишних движений. Казалось, он на несколько минут вперед точно знал, куда повернется или протянет руку.

Краем глаза увидев Никиту, Дэн крикнул, не останавливаясь и не поворачивая головы:

– Ужин ровно в восемь. Я позвоню в колокольчик. Не опаздывайте!

Никита постоял под душем, надел чистую рубашку, джинсы и прилег на кровать. Это был миг абсолютного удовольствия. Его радовало все: блаженная усталость в теле, отсутствие суеты в мыслях, воспоминания о прошедшем дне и предвкушение ближайшего будущего. Гармония и баланс. Полное умиротворение.

Звук колокольчика нарушил его покой, но настроения не испортил. Никита отчаянно проголодался, поэтому резво вскочил с кровати.

В столовой его встретили горящие свечи, счастливая Патриция и серьезный, очень важный Дэн.

– Садитесь, Никита! – воскликнула Пат. – Ты тоже садись, любимый, я все подам сама. – Это уже было адресовано мужу.

Шеф не без колебаний уступил полномочия супруге.

Он попытался дать ей какие-то указания, но Пат незаметно подтолкнула его к стулу:

– Я все знаю, любимый. Не волнуйся, я ничего не испорчу.

Дэн храбрился до последнего, однако на свое место опустился с видимым облегчением – упрямый старикан очень устал.

Начали, как водится, с аперитива.

– Мы покупаем вино на винодельне, – сказал Дэн, открывая бутылку. – Я знаю ее владельца еще с тех пор, когда работал в «Барбакане».

– Я сегодня тоже купил вино на винодельне в Лиму, – похвастался Никита. – Хозяин был так любезен, что предложил провести экскурсию и показать, как производится игристое вино. У меня оставалось мало времени, поэтому я вынужден был отказаться, но пообещал приехать еще раз. Специально, чтобы пополнить запасы и осмотреть его подвалы.

Никита намеренно не упоминал, что вино покупал для жены и что приехать к Антуану обещал вместе с ней. Учитывая вчерашнюю историю, это прозвучало бы слишком цинично.

Дэн дрогнул углами губ.

– Сколько же бутылок вы купили, чтобы хозяин проявил такую любезность?

– Две коробки, – в тон ему ответил Никита. – И, кроме того, пообещал Антуану – так зовут хозяина винодельни – познакомить его со своим другом в России, крупным поставщиком вина. Антуан продает на экспорт и очень заинтересовался, когда узнал, откуда я. Кажется, в этих местах бывает не так уж много русских.

– Наверное, не очень много, – вмешалась в разговор Патриция, – но у нас есть один постоянный русский клиент. Не так ли, любимый?

Дэн кивнул в подтверждение.

– Неужели?! – приревновал Никита. – И часто он сюда приезжает? Кто он, если не секрет?

– Его зовут Миша.

По тону Пат было понятно, что этот русский был ей глубоко симпатичен.

– Он приехал сюда впервые несколько лет назад, – продолжила она. – Это был только второй год, как мы открыли пансион в Каркассоне. Ему так у нас понравилось, что следующим летом он вернулся еще раз и решил купить здесь дом. И купил. Но дом надо приводить в порядок, жить в нем пока нельзя. Миша теперь приезжает каждое лето на две-три недели, останавливается у нас и организует очередной этап ремонта. Может быть, ему просто нравится самому следить за работами. Или, возможно, денег на то, чтобы сделать все сразу, недостаточно. Насколько нам известно, у Миши есть какой-то бизнес в России – не знаю, какой именно. Я не спрашивала. Очень приятный человек, обязательно присылает нам поздравление к Рождеству по электронной почте и привозит подарки, когда приезжает.

Она вдруг сорвалась с места и бросила на ходу:

– Сейчас я вам кое-что покажу.

Вернулась Пат с бутылкой игристого вина «Новый Свет» в руках.

– Миша сказал, что это хорошее вино. Но мы пока не пробовали.

Она испытующе посмотрела на Никиту.

– Хорошее, – подтвердил тот. – По крайней мере, в России считается хорошим, а уж понравится ли вам – не знаю. Вы люди искушенные.

Дэн послал жене выразительный взгляд.

– Да, я знаю, любимый! – воскликнула она. – Одну минуту!

Патриция тут же унеслась в зону кухни. Она вынула из духовки какую-то посудину, накрыла большим куском фольги и оставила на плите, а сама вернулась к столу с большой салатницей в одной руке и соусником в другой.

– В разгар лета мы просто обязаны отдавать должное сезонным овощам и зелени, – назидательно сказала она, раскладывая по тарелкам цветастый летний салат. – Тем более что в этих благословенных краях местные продукты просто изумительного качества.

– Особенно если покупаешь их напрямую у фермеров, – подчеркнул Дэн. Происхождение продуктов, которые попадали на его кухню, имело для него принципиальное значение.

– Точно! – подтвердила Пат, одарив мужа полным обожания взглядом. – А к салату – особенный дрессинг от Дэна. Приятного аппетита!

Смесь нескольких видов салатных листьев с овощами и травами осталась бы тривиальным домашним салатом, если бы не колдовское зелье из фарфорового соусника. Конечно, качество отборных продуктов имело значение. Но первую партию исполнял дрессинг, салатная заправка – пустяк, легкая разминка для мастера, который принимал комплименты Никиты с нескрываемым удовольствием.

Перед главным блюдом Дэн открыл другое вино и оставил его декантироваться.

Дэн направился в сторону кухни. Теперь Пат играла роль поваренка при знаменитом шефе. Она провела необходимую подготовку и отступила в сторону. Несколько уверенных движений большого ножа, отчаянное шипение сковороды – и вот уже Дэн вернулся к столу.

– Утка с матафаном, – объявила Пат, ставя перед Никитой тарелку. – Апельсиновый соус по рецепту Дэна.

Матафан оказался золотистой запеканкой из тонко наструганной картошки с сыром. Утка, как следовало из красочного доклада Патриции, готовилась в четыре этапа: первая обжарка целой тушкой, потом долгое запекание в духовке, неспешный отдых под фольгой и еще одна, завершающая обжарка отдельных кусков. На последнем этапе – в сковороде – она впитывала в себя выпаренный сок апельсина, померанца и чего-то-там-еще.

Гастрономия Шефа иллюстрировала непреодолимую дистанцию между небожителями и миром простых смертных. Даже с учетом домашней подачи ужин был по-настоящему изысканным.

В завершение вечера на столе появился торт «Сен-Оноре» – замысловатый десерт из двух видов теста и двух сортов крема, украшенный крошечными профитролями. Шеф сегодня выложился на все сто. Никите даже стало неловко из-за того, что он стал поводом для таких чрезвычайных усилий.

– В Ницце многие постоянные клиенты приходили в ресторан Дэна именно ради этого торта, – продолжала Патриция хвалебную песнь в честь своего мужа. – Ломтики засахаренной пряной груши сверху – его фирменный знак. В ресторане Дэн делал маленькие тортики, на каждую порцию отдельно. Наши клиенты часто покупали их домой или в подарок. Мы специально для этого заказывали картонные коробочки с автографом Дэна. Да, любимый?!

Шеф держал спину прямо, но вид у него был усталый: морщины стали резче, глаза запали, щеки обвисли. От молодецкой удали, которую он излучал на кухне, не осталось и следа.

Никита решил, что ему пора оставить хозяев в одиночестве и принялся на разные лады благодарить Дэна и Пат за чудесный вечер.

– Посидите с нами еще немного, Никита, – попросила Пат. – Мы ведь не показали вам наш альбом с фотографиями клиентов.

«Только этого мне сейчас не хватало», – обреченно подумал Никита. Ненавистные бытовые фотографии преследовали его, как злой рок. Не только Дэн, он и сам смертельно устал за этот длинный день. Но отказать добрейшей Патриции было невозможно.

– Конечно, с удовольствием! Я просто подумал, что вам пора отдыхать. Дэн приготовил такой роскошный ужин и, наверное, очень устал.

Никита предпринял последнюю попытку спастись. Но безуспешно.

– А мы пересядем на диван. Там всем будет удобно. Правда, любимый? – не сдавалась упорная Пат.

Шеф согласно кивнул. Несмотря на измученный вид, он был не прочь продлить момент своего триумфа.

Никита с Дэном перебрались на диван. Патриция перенесла на низкий столик вино, бокалы и свечи. Она раскрыла перед Никитой чистую страницу большого альбома, а сама села в кресло напротив.

При свечах Пат выглядела, как на старинном портрете. Тени на лице нисколько не старили ее, а только придавали выразительности правильным чертам.

Никита вспомнил, как однажды Ольга получила в подарок к дню рождения два винтажных подсвечника. Под конец вечеринки, когда большая часть гостей разошлась по домам, и остались только самые близкие, Ольга зажгла свечи и выключила электрический свет. В тот раз их друзья засиделись поздно, как никогда. Из томной атмосферы было невозможно вырваться. Разговоры текли неспешные и мирные, что было необычно в их буйной компании. Потрясением той ночи стала для Никиты открывшаяся ему при свечах изумительная красота давно знакомых женщин. Самой прекрасной среди них была, безусловно, его жена. Он всегда считал Ольгу красивой, гордился ее выразительной фигурой и умением себя подать, но в тот момент ее улыбающееся лицо, грудь в вырезе платья и гладкие руки выглядели особенно волнующе в дрожащем неярком свете.

Пат шевельнулась. Никита перевел взгляд с ее лица на чистую страницу альбома.

– Я была бы рада, если бы вы тоже оставили свой отзыв, Никита, – напористо сказала она. – А я потом приклею ваше фото. Сейчас уже никто не печатает фотографии, но я продолжаю старую традицию. Еще в Ницце, в ресторане Дэна, я делала снимки некоторых постоянных клиентов и вешала на стену в вестибюле. У нас бывали разные знаменитости! Потом Дэн продал ресторан. Я собрала все фотографии и завела этот альбом. А теперь продолжаю заполнять его снимками гостей нашего пансиона. Не всех. Только тех, с кем было приятно общаться. Кто чем-то запомнился.

– Обязательно напишу что-нибудь в вашем альбоме, – сказал Никита. – Только, если не возражаете, сделаю это завтра утром, перед отъездом.

Все еще избегая смотреть на снимки, он перелистнул страницы вперед – чистых осталось совсем немного. Патриция уловила его невысказанный вопрос.

– Я пока не решила, что буду делать, когда чистые страницы закончатся. С одной стороны, начинать новый альбом было бы как-то странно. А с другой стороны, так не хочется ставить точку!

Она с нежностью посмотрела на мужа, который слушал ее, прикрыв глаза и едва заметно улыбаясь в своей особенной манере – только углами рта.

Преодолевая себя, Никита начал листать альбом с конца к началу. Перед ним проходила череда совершенно незнакомых людей, которые старательно улыбались в камеру. Часть снимков была сделана на том же самом диване, где сидел он. Другие – на террасе или во дворе у бассейна. Почти под каждым из них были надписи от руки – где-то пространные и эмоциональные, а где-то всего несколько благодарственных слов. Не задерживаясь взглядом на фотографиях, Никита бегло просматривал отзывы. В основном на английском или французском языке, хотя попадались и другие, более сложные, варианты.

– Это Миша. – Патриция придержала перед ним очередную страницу. – В его первый приезд к нам.

С фотографии смотрел средних лет мужчина, немного грузный, но улыбающийся и бодрый. Рядом с ним на диване сидел Дэн, такой же величественный, как сейчас, только чуток моложе, а по другую сторону от Дэна – пышная женщина в открытом летнем платье.

– Это его жена? – спросил Никита. – Вы говорили только о Мише. Я думал, что он приезжает к вам один.

– Так и есть, – потупилась Пат. – Это был первый и единственный раз, когда мы видели жену Миши. Кажется, ей не понравилась идея насчет покупки дома здесь, на окраине Каркассона. Возможно, когда Миша закончит ремонт, она приедет сюда снова. Не знаю. Я не спрашивала.

Ей не хотелось сплетничать, поэтому она ткнула пальцем в соседний снимок и начала рассказывать новую историю.

Никита слушал рассеянно. Его занимала очевидная аналогия: русский мужик покупает дом во Франции, а его жена почему-то бунтует. Интересно, что такого случилось в жизни этого Миши? К чему он стремился или от чего пытался убежать? И почему бунтуют женщины, у которых все хорошо?

Никита медленно листал альбом. Страница за страницей, год за годом, все глубже и глубже в прошлое. Вот закончились снимки на диване и у бассейна. Появился Шеф в длинном фартуке с посетителями своего ресторана. С каждым разворотом он становился все моложе и симпатичнее, но сохранял ту же царственную осанку.

Постепенно Никита так увлекся, что забыл о своей неприязни к любительским снимкам. Патриция рассказывала одну историю за другой, а Дэн заглядывал через плечо Никиты и благосклонно улыбался.

И вдруг эта веселая карусель остановилась. Никита в один миг потерял ориентацию в пространстве. У него зашумело в ушах. Единственным материальным предметом, который в этот момент поддерживал его связь с реальностью, была фотография. На ней Дэн выглядел лет на сорок пять, максимум – пятьдесят. В длинном фартуке и поварской шапочке набекрень, он стоял на фоне идеально сервированных столов ресторана. Справа и слева стояли, улыбаясь, два человека. Присутствие каждого из них рядом с Дэном было невероятным. Но они вместе, на одном снимке – это выглядело полным и окончательным абсурдом. Фантастикой. Очередным эпизодом из сна. Первым из этих двух людей был Эдвард собственной персоной, в одних годах с Дэном, но легко узнаваемый. А второй – молодая и прекрасная женщина, трудно отличимая от Изабель.

Заметив реакцию Никиты, смущенная Патриция попыталась быстрее открыть другую страницу, но Никита аккуратно, но твердо перехватил ее руку.

– Это Николь? – сухо спросил он.

Дэн с укоризной покосился на жену. По его мнению, ей следовало предвидеть и предотвратить эту неловкость.

Впрочем, Пат и сама так считала.

Ее голос прозвучал виновато:

– Да, это Николь. Вскоре после нашего с нею знакомства.

У Никиты пересохло в горле.

– Кто это по другую сторону от Дэна?

– Это Эдвард Уилсон! Он жил в деревне где-то ближе к Тулузе. Летом частенько приезжал на Лазурный Берег поплавать и подышать воздухом. Он никогда не останавливался в Ницце, говорил, что слишком дорого – с этим, кстати, нельзя не согласиться! – с облегчением зачастила Патриция.

Она изо всех сил стремилась увести разговор в сторону от Николь, а, точнее, от Изабель. Вопрос об Эдварде показался ей безобидным.

– Обычно он снимал комнату в получасе езды на машине от побережья. Кажется, Эдвард получал удовольствие от того, что постоянно мотался туда и обратно. Каждый день заново выбирал пляж, бар, ресторан. Так он чувствовал себя свободной птицей.

Никита молчал, пытаясь переварить услышанное. Пат посчитала это хорошим знаком. Ее раскаяние улеглось, и мысли тут же вернулись в привычное русло – к дорогому Дэну.

– Эдвард был большим поклонником торта «Сен-Оноре» от Дэна. Всегда покупал одну порцию с собой, когда бывал в нашем ресторане. После того, как мы переехали сюда, в Каркассон, он несколько раз навещал нас. А потом мы совсем потеряли его из виду.

Мысли в голове Никиты понеслись вскачь, сбивая друг друга.

– Они с Николь были знакомы? – спросил он, предчувствуя ответ.

– О да, это я их познакомила в то лето! Эдвард выглядел таким одиноким! К тому же он был англичанин, а мы с Дэном всегда старались поддерживать отношения с соотечественниками. После очередной конференции в Каннах Николь заехала к нам по дороге домой. В тот раз она была одна, без Натана. Она и Эдвард, кажется, понравились друг другу с первого взгляда. Не знаю, почему у них тогда ничего не вышло. Я не спрашивала.

Пат пожала плечами и повернулась к мужу.

– Это было так давно! Удивительно, как быстро летит время! Правда, любимый?