Выражения следовало выбирать с особой тщательностью. По всей вероятности, полковник не был осведомлен о, так сказать, камерной стороне дела. Лорд Фердиган – тот мог знать обо всем, но вовсе не сказал бы нам спасибо, открой мы рты шире необходимого. В конце концов мы убедили нашего военного куратора дать нам время и не сворачивать работ, пока наше предложение не дойдет до командующего.

Но мы прекрасно понимали, что доверять сие предложение третьей стороне не следует.

– Ваш титул впечатлит его сильнее, – сказал Том.

Я тут же замотала головой.

– Будь я мужчиной – да. Но он – военный, и женщины, кроме дальних родственниц на родине, которым он порой пишет письма, к его миру не принадлежат. – (В скобках замечу: исключения из данного правила не являются женщинами, которых он мог бы выслушать с уважением.) – К тому же вы – действительный член Коллоквиума, а я – нет. Положитесь на это.

– И на собственный пол, – с сарказмом добавил он. – Я упрекнул бы вас в стремлении избегать политиков, если это, конечно, можно приравнять к упреку… однако ваши доводы вполне справедливы, – Том тяжко вздохнул. – Значит, я пакую багаж и еду в Сармизи.

Я бы поехала с ним, но никому из нас не хотелось оставлять Дом Драконов без присмотра. Пусть Пенсит и обещал дать нам время обратиться с ходатайством к генералу, но с него вполне сталось бы рассудить, что лорд Фердиган несмотря ни на что велит нам выполнять полученный приказ, и начать подготовку к свертыванию. Посему я осталась в Куррате продолжать работу.

В данный момент это означало прием драконьих яиц, доставляемых аритатами по расписанию, составленному нами с Томом. При помощи переводчика я обсудила с ними улучшения методов перевозки, основанные на данных экспериментов с яйцами медоежек. Конечно, изменения на данном этапе неминуемо повлекли бы за собой погрешности в данных: более зрелые яйца наверняка окажутся более жизнеспособными, хотя бы потому, что дольше пребывали в естественных условиях. К несчастью, контрольными данными я не располагала, поскольку предыдущие партии были собраны без всякой системы, а позволить себе жертвовать для сравнительного исследования яйцами данного сезона не могла. Но ждать целый год с испытанием новых методов возможности также не было, а посему здоровье и жизнеспособность яиц, или хотя бы надежда на оные, значили много больше, нежели строгость эксперимента.

Что ж, по крайней мере, на основании имеющихся данных можно было лучше заботиться о новых поступлениях. Летом в Куррате далеко не так жарко, как в Джефи, и потому мы подогревали в жаровнях песок для яиц примерно до той температуры, что должна была превалировать южнее. В ожидании новых выводков я пыталась измыслить для взрослых драконов режим упражнений – согласно собственной гипотезе о том, что, побуждая подопечных к движению, смогу улучшить их здоровье, а с ним и добиться относительно естественного поведения. Кроме этого я продолжала наблюдать за ходом экспериментов с яйцами медоежек и за растущим молодняком (причем провела несколько малоуспешных экспериментов касательно близкого соседства детенышей и взрослых) – словом, пыталась в одиночку работать за двоих и в результате постоянно недосыпала.

Не прожив в таком темпе и недели, я желчно сказала Эндрю:

– Назови хоть одну вескую причину, отчего бы мне просто не ночевать здесь?

Брат изумленно разинул рот.

– Здесь? То есть, у себя в кабинете?

– Не мели чушь. Здесь нет места для матраса – придется его каждое утро сворачивать или спотыкаться о него весь день. Но вокруг полно пустующих комнат. Что мешает мне занять любую?

– Зачем? У тебя же прекрасная комната в городе.

Я поднялась с кресла и принялась расхаживать из угла в угол. Как бы я ни устала, вихрь мыслей в голове не давал усидеть на месте.

– Вот именно, в городе. Я слишком много времени трачу на дорогу. Не говоря уж о тревогах по поводу возможных покушений. Что, если йеланцам взбредет в голову напасть на меня там? Стоит ли подвергать опасности Шимона и Авиву только потому, что они согласились приютить меня в своем доме?

Тут Эндрю разом сделался серьезен.

– Если даже и так… Изабелла, здесь же воинская часть. Ну, что-то вроде. Я что хочу сказать: тебе придется спать в одном коридоре с солдатами.

– С теми самыми солдатами, которым я доверила собственную безопасность? Не вижу, что дурного в более близком соседстве, – ответила я, словно подначивая брата возразить.

Эндрю одернул мундир и картинно поднял брови.

– Ты понимаешь, что случится, если ты это сделаешь? Тогда и мне придется ночевать здесь.

Изумленная, я остановилась посреди комнаты.

– То есть… разве ты здесь не ночуешь?

– Нет. По крайней мере, не каждую ночь. Я… – Эндрю запнулся и покраснел. – Есть у меня другие пункты базирования.

С одной стороны, мне страшно захотелось спросить, какие же. С другой – я прекрасно понимала, что на самом деле не хочу этого знать. Бывает в личной жизни братьев такое, о чем лучше не спрашивать.

– Уверена, я и сама прекрасно справлюсь.

Эндрю трагически вздохнул.

– Конечно, уж ты-то справишься. Вопрос только, что делать с твоим самоуправством остальным. Ладно, поговорю с Пенситом.

В отличие от брата, Пенсит мою идею одобрил: она избавляла его от необходимости каждое утро посылать за мной солдат в Квартал Сегулистов. Мне обустроили спальню и наняли местную девушку для ежедневной уборки. Я сочла это признаком обнадеживающим: все, придававшее моей жизни в Ахии хотя бы видимость постоянства, говорило в пользу продолжения проекта. Не желая расставаться с этой мыслью, я улеглась спать на новом месте следующей же ночью – отчего и оказалась в Доме Драконов, когда в ней начался пожар.

Конечно, по ночам в Дар аль-Таннанине выставляли караулы, однако дополнительной фортификацией мы как-то не озаботились. Глубоко за полночь кто-то швырнул в окно со сломанными ставнями зажигательное устройство. Второе такое же подожгло сарай, где держали корм для скота. Третье, по-видимому, предназначалось для яиц в песке, но застряло в ветвях одного из чахлых деревьев, оставшихся от давно погибших садов, и дерево запылало, словно факел.

К тому времени, как я протерла глаза и выбралась из постели, солдат подняли по тревоге на борьбу с огнем. Завернувшись в простыню (скромная дань приличиям), я замерла у окна, глядя на пляшущие языки пламени. Парализованная нерешительностью, я не знала, что предпринять. Куда бежать, что спасать первым? Яйца? Рабочие дневники? Взрослые драконы в помощи не нуждались: они содержались на открытом воздухе, вдали от всего, что могло бы легко загореться, к тому же, благодаря своему экстраординарному дуновению, были довольно устойчивы к огню. А вот молодняк… их вольеры располагались куда ближе к месту пожара, и отравление дымом могло оказаться для них весьма и весьма опасным – особенно для тех, кто не отличался крепким здоровьем.

Подобрав подол, чтоб не споткнуться, я поспешила к ним. Дым был достаточно густым, чтоб у меня запершило в легких, однако кашель пока не начался. Подгоняемая страхом перед тем, что могу обнаружить, я подбежала к пристройке, где находились вольеры молодняка, и распахнула дверь.

Благодаря закрытой двери и окнам, воздух внутри оставался на удивление чистым. Возможно, лучше было так и оставить их закрытыми, но фонаря я с собой не взяла, а искать его в потемках не хотелось. Вместо этого я отворила одно из окон и в свете луны принялась осматривать подопечных.

Большая часть молодняка бодрствовала, разбуженная шумом снаружи. Увидев меня, детеныши оживились, придвинулись к решеткам, зарычали, будто спрашивая, почему я не принесла ничего перекусить. Но я была далека от мысли протягивать им руку, как собакам или лошадям: в ободряющих почесываниях за ухом они вовсе не нуждались, а мне попытка сделать нечто в этом роде стоила бы пальца. Я просто внимательно осмотрела их, но никаких симптомов надвигающегося удушья не обнаружила. Даже оставшиеся лежать всего-навсего спали, порой приоткрывая глаза и недовольно поглядывая на тех, кто потревожил их сон.

Одним словом, в данный момент молодняку ничто не угрожало. Но если пожар разгорится сильнее, все могло обернуться иначе – причем в считаные минуты.

Что предпринять в этом случае? Выпустить молодняк на волю? Некоторые из детенышей были относительно безобидны – как, например, Бутуз, попросту неспособный догнать никого, заметившего его приближение. Иное дело – старший, разбойник Эсклин. Этот с некоторой долей вероятности мог даже улететь, хотя поработать крыльями ему в жизни доводилось нечасто.

Пойду ли я на такой риск, чтоб он не задохнулся в дыму? Едва я задалась этим вопросом, ответ отыскался сам собой.

Да, пойду.

Впрочем, не стоило ставить телегу впереди лошади. Возможно, подобных мер и не потребуется. Если открыть ставни еще одного окна, я смогу разглядеть, что происходит, и принять более обоснованное решение. Однако прежде, чем я успела сделать хоть шаг, в пристройку вошел кто-то еще.

Свет луны падал под таким углом, что лицо вошедшего осталось в тени, но мне довольно было и силуэта: сгорбленная поза явно свидетельствовала о том, что он не желает оказаться замеченным. Увидев меня, он замер, стиснул в руке нечто непонятное, в следующий миг поднял руку, и в лунном луче блеснул клинок.

Меч.

И вовсе не ахиатский ятаган. Клинок был прямым, совершенно незнакомого мне вида. Впрочем, для необходимых расчетов определять его тип и не требовалось. Вольеры молодняка так просторны, что мечом ему детенышей не достать, если только те сообразят держаться подальше… но ведь некоторые не додумаются, особенно – почуяв кровь. О да, в намерениях пришельца можно было не сомневаться: он пришел погубить наших юных подопечных. Обнаружив здесь меня, он был весьма удивлен, и, следовательно, явился не по мою душу.

Я застыла на месте, стоя к вольерам спиной. Оружия при мне не имелось: во время осмотра детенышей я бросила даже простыню, а ночная рубашка никак не могла послужить защитой от длинного клинка.

Вошедший прорычал что-то на языке, коего я понять не смогла. Однако звучание его речи не оставляло сомнений, что сокрыто в тени.

Человек этот был йеланцем.

Молясь о том, чтоб Эсклину не пришло в голову угоститься кусочком моей руки, я сделала шаг назад. Из всех детенышей, что могли бы оказаться у меня за спиной, Эсклин был самым подходящим и в то же время самым неподходящим для моего плана – в зависимости от того, как юный дракон предпочел бы поступить.

– Прошу вас, – заговорила я. – Я просто зашла взглянуть, все ли с ними в порядке.

Естественно, сказано это было по-ширландски: ответить по-йелански я не смогла бы при всем желании. Но суть заключалась отнюдь не в том, чтобы вступить в разговор: мне нужно было выиграть время.

Нет, обмануть себя йеланец не позволил. Он подошел ко мне – так близко, что я сумела различить черты его лица. Злобно сощурившись, он задал новый вопрос, не более понятный, чем первый – судя по тону, спрашивал, что я там делаю.

И мгновением позже получил ответ.

Я, пряча руку за спиной, высвобождала из проушины крюк, запиравший вольер, а при его словах рывком распахнула дверь и отскочила подальше в сторону.

Для Эсклина, сидевшего в клетке, внезапный прыжок йеланца вперед выглядел в точности как нападение. И в этом он ничуть не ошибался – правда, целью являлась я, а не он, но в такие тонкости мой вздорный подопечный вникать был не склонен.

Готовый рухнуть на него удар он предотвратил, впившись клыками в занесенную руку. Йеланец взвыл и принялся отбиваться уцелевшей рукой – поначалу безуспешно, но затем ему пришло в голову ткнуть Эсклина пальцем в глаз. Это и впрямь вынудило дракона отпрянуть назад, но не без солидной порции мяса в пасти, а меч йеланца с лязгом отлетел в угол. После этого дело приняло еще более жуткий оборот, и мне едва хватило здравого смысла выскользнуть за дверь и запереть ее за собой. Оставалось только молиться, чтоб Эсклин не сумел протиснуться наружу сквозь окно.

Вскоре нашим солдатам и работникам удалось совладать с пламенем: к счастью, огонь заметили прежде, чем он успел набрать полную силу. Одно только дерево еще ярко пылало в ночи – и то лишь потому, что им сочли уместным заняться в последнюю очередь.

Эндрю я отыскала у казарм и, отмахнувшись от всех восклицаний по поводу моего неглиже, заговорила:

– Мне нужна помощь с молодняком. По крайней мере, с одним из детенышей. Я… мне пришлось его выпустить, а вот уговорить вернуться в вольер добровольно… не удается.

– Выпустить? – переспросил Эндрю, изумленно воззрившись на меня. – За каким… да еще в ночной рубашке… Изабелла, что, черт побери, происходит?

– Идем, покажу, – сказала я.

Слова эти, более всего прочего, были следствием шока: сиюминутный жар возбуждения миновал, теперь меня бил озноб, и я изо всех сил старалась не думать о том, на что обрекла йеланца. Конечно, понаблюдав за драконами на охоте с мое, не обзавестись луженым желудком и стальными нервами просто невозможно, однако вид пожираемой драконом газели и вид пожираемого драконом человека – вещи, знаете ли, очень и очень разные. Случалось мне видеть подобные смерти и прежде, но от души надеюсь не привыкнуть к этому зрелищу никогда.

Что сказал брат, открыв дверь в пристройку с вольерами… об этом я предпочту умолчать. Скажу лишь, что он отозвался об увиденном в самых грязных и отвратительных выражениях. Я осталась снаружи, а мужчины занялись обузданием юного дракона. Призвать его к порядку удалось без особых затруднений: наевшись, он сделался апатичен и миролюбив. Как только он был водворен в вольер, мы с Эндрю отправились к Пенситу, докладывать о случившемся.

– Господи боже, – медленно выдохнул полковник, когда я покончила с объяснениями. – Слыхал я о ваших подвигах на Кеонге… но будь я проклят, если поверил хоть слову.

Меня это заметно покоробило. Он был отнюдь не впечатлен – скорее испуган, и вовсе не без причины. Поступок мой, несмотря на всю его эффективность, восхищения не заслуживал. Крики йеланца отдавались в ушах до сих пор, а еще я жутко замерзла.

К счастью, последнее не укрылось от Эндрю.

– Бог ты мой, Изабелла… так, давай-ка я сбегаю за одеялом.

Оставшись вдвоем, мы с Пенситом замолчали. Он, не отрываясь, смотрел на меня, я же старалась не встречаться с ним взглядом, пока в кабинет не вернулся Эндрю с колючим одеялом из солдатских казарм. Я с радостью завернулась в грубую шерсть – не столько из скромности, сколько желая поскорее согреться. Пустынные ночи могут быть весьма холодными даже летом, а весь мой внутренний жар давным-давно остыл.

– Сэр, – заговорил Эндрю, как только я приняла более пристойный вид, – Уординдж докладывает: одного мы взяли. Загвоздка в том, что ни по-ширландски, ни по-ахиатски он не понимает.

Его слова вмиг вывели меня из полуобморочного состояния.

– Полковник, если у вас нет никого, владеющего йеланским…

Полковник сделал жест, интерпретированный мной как признание, что так оно и есть.

– По-йелански говорит брат шейха, Сухайл ибн Рамиз. К тому же, я полагаю, аритаты все равно пожелают принять участие в расследовании.

Я также полагала, что Пенсит предпочел бы обойтись без них, но в этом его шансы на успех были невелики. Полковник стиснул зубы и перевел взгляд на Эндрю за моей спиной. Должно быть, брат кивнул или пожал плечами, так как полковник сказал:

– Благодарю вас. За эти сведения и… и за смекалку, проявленную при обороне объекта. Ну, а теперь… Капитан Эндмор, проводите кавалерственную даму Изабеллу в ее комнату.

В другое время я не позволила бы столь беспардонно убрать меня с глаз долой, но только не сегодня. Одеяло я унесла с собой, укрылась всем, чем только могла, свернулась клубком в постели и наконец-то уснула.

Несмотря на беспокойную ночь, проснулась я, в силу привычки, рано. Оно и к лучшему: что бы ни произошло, работу в Доме Драконов следовало продолжать.

Работники кормили драконов. В попытках приблизить их режим к естественному, мы снабжали их мясом каждые три дня, и так уж вышло, что день кормежки выпал как раз на сегодня. Старательно избегая смотреть на парное мясо в чаше весов, я сосредоточила все внимание на стрелке и записях. Знать, сколько съел каждый из подопечных, было очень важно, хоть я и предпочла бы не отмечать, что сегодня у Эсклина совершенно нет аппетита.

Вскоре прибыл Сухайл в сопровождении целой толпы других ахиатов, но присоединяться к ним я не стала. Мне ничуть не хотелось присутствовать при допросе пленного – тем более что о результатах мне, безусловно, в свое время сообщат. Покончив с необходимым минимумом дел, я поднялась на стену и присела в сторонке, подставив лицо жаркому летнему бризу и впитывая тепло всем телом.

Здесь меня и отыскал Эндрю.

– Поджариться собралась?

– Это единственное на весь Дар аль-Таннанин место, где мне не мешают думать, – пояснила я. – А если что, я, вот как сейчас, могу заметить помеху заранее и приготовиться.

Эндрю присел рядом, прислонившись спиной к каменному парапету.

– И что же у тебя на уме?

Я испытала странное облегчение оттого, что он не стал спрашивать, все ли со мной в порядке. Оба мы знали, что это не так, и в притворстве не было никакой необходимости.

– О том, что вчера сказал Пенсит. Насчет моих подвигов на Кеонге.

– То есть о битве?

Поджав колени к груди (не самая изящная поза для дамы), я крепко сцепила пальцы и отвела взгляд.

– Когда ты перерезал горло тому человеку в стойбище бану сафр, мне сделалось очень не по себе. При виде того, как ты убиваешь. Однако чем больше я об этом думаю… понимаешь, когда я при помощи морского змея сбила целигер, никто не погиб. Но вот в Выштране я спровоцировала горных змеев напасть на боярина с его людьми. В Мулине мы выпускали в болота саблезубов, чтобы остановить наступление лабане, а минувшей ночью я выпустила Эсклина из вольера – именно с целью натравить на этого человека.

Эндрю – обычно самый болтливый из братьев – хранил молчание до тех пор, пока я не совладала с собой и не закончила мысль:

– Своими руками я не убила никого. Но раз за разом устраиваю так, чтоб за меня это сделали драконы.

– Драконы же не оружие, – возразил Эндрю. – Просто животные. Ведут себя, как всегда. А ты… ты всего-навсего этим пользуешься.

– Ну, и какая разница? Возможно, так даже хуже. Винтовка или сабля сделаны специально для убийства, им все равно, как пользуется ими хозяин. А драконы – живые существа. Есть ведь у них, кроме убийства, и другие цели, и я им – вовсе не хозяйка.

Эндрю опустил взгляд, уставившись на собственные ногти.

– Изабелла, ты то и дело подвергаешь себя опасности. Нужно же тебе как-то защищаться. Ну… хочешь, стрелять научу?

Подобного предложения я не ожидала. Не ожидала вовсе ничего – просто погрязла в раздумьях о содеянном, не слишком задумываясь о будущем. Эндрю же говорил с видом человека, понимающего, что будет навсегда отлучен от семейных торжеств, если о его поступке прослышат дома, однако вполне к этому готового.

А вот готова ли я?

Я живо представила себе эту картину: саму себя с винтовкой на плече или пистолетом у бедра. Я много раз попадала в опасное положение – и неизменно была вынуждена полагаться на заступничество окружающих. Если не драконов, то других людей – Эндрю, перерезавшего горло одному из бану сафр, Дагмиры, разбившей увесистую склянку о голову Гаэтано Росси, мулинцев, пригрозивших Велюа и охотникам-йембе… Даже мулинские «непорочные» не гнушались ни охоты ради необходимости, ни защиты собственной земли – просто сами воздерживались от насилия по религиозным соображениям. Разве вынуждать других драться за себя более этично?

Нет, так я не думала, однако… Имей я при себе оружие во время прошлых злоключений, как знать, чем все могло бы обернуться? Вполне вероятно, враги обошлись бы со мной куда жестче: ведь я представляла бы для них куда большую опасность, да и сама я также могла бы обойтись с ними куда жестче. Недаром в пословице говорится: возьмешь в руки молоток – все вокруг гвоздями покажется. Будь у меня огнестрельное оружие, я и мыслила бы иначе, в любой момент готовая решить дело силой. Возможность сия порой весьма и весьма соблазнительна, а посему вполне могла бы повлечь за собой много больше смертей, в том числе мою собственную.

Вооруженная или нет, в поле я могла погибнуть с примерно равной вероятностью. А если так, лучше уж умереть, не сумев выпутаться из беды силой ума, чем не сумев одолеть беду силой оружия.

– Пожалуй, уметь постоять за себя было бы неплохо, – сказала я, подумав и выбрав самое подходящее к случаю выражение. – Но не стрелять и не убивать: не хочу, чтобы это превратилось в стандартную реакцию на любую опасность. Я знаю, на свете существуют менее радикальные методы самозащиты. Вот их-то мне и хотелось бы освоить.

(Вскоре после возвращения из Ахии я вскользь упомянула об этом разговоре в Фальчестере, во время одного из публичных выступлений, умолчав о том, что предложение получила от брата. Благодаря той степени известности, которой я достигла к тому времени, слова мои были подхвачены великим множеством людей: одни сочли их объединяющим кличем, другие же – свидетельством окончательного падения людских нравов. О последних не имею сказать ничего. Что же касается первых – отмечу, что среди них нашлось немало энтузиастов, взявших на себя труд преподавать дамам простейшие навыки самозащиты. Я очень сожалею, что без этого не обойтись… но, пока необходимость в самозащите существует, осуждать дам, защищающих себя собственными руками, не могу. Тем более что и сама сделала тот же выбор.)

Однако сей разговор принес плоды отнюдь не сразу. Забот в Доме Драконов хватало, да и укромного места, где Эндрю мог бы учить меня чему-либо вдали от посторонних глаз, не имелось – разве что превратить в тренировочный зал собственную спальню. Тем не менее после этого разговора на сердце сделалось значительно легче, и я смогла спокойно, с ясной головой, продолжить работу.