Часть третья

По счастью, возвращение в Куррат обошлось без приключений. Шимон с Авивой приветствовали меня без особой помпы – а точнее сказать, просто вновь приняли меня на постой. Здесь ко мне относились совсем не как к гостье семьи, что было особенно хорошо заметно по сравнению с жизнью в стойбище. По сути, я просто остановилась в очень маленьком отеле, обеспечивавшем должный присмотр за моей добродетелью и твердостью в вере. Поскольку никаких реальных ограничений присмотр сей на меня не налагал, и никаких претензий хозяева мне не предъявляли, все оставались довольны.

В их доме меня ожидало письмо с призывами не стесняться и перед возвращением в Дар аль-Таннанин отдохнуть с дороги денек-другой. Том же по прибытии в Мужской Дом Квартала Сегулистов получил письмо, гласившее, что Пенсит желает видеть его на следующее утро.

– Забота о моем хрупком здравии, несомненно, подорванном испытаниями, что выпали на мою долю… – пробормотала я. – Весьма трогательно, но я, пожалуй, как-нибудь обойдусь.

– Мне бы твои выходные, – с мелодраматическим вздохом заметил Эндрю. – Но… такова уж армейская служба!

На следующее утро они с Томом первым делом зашли за мной, и мы отправились в Дом Драконов вместе. Увидев меня, Пенсит не сказал ни слова, но проявил немалую заботу о моих удобствах – вплоть до того, что усадил меня в кресло, чего никогда прежде не делал. Вскоре мне сделалось ясно: он полагает, что я до сих пор не оправилась от испытаний, пережитых при похищении. Желание спросить, не забыл ли он, что Тому пришлось куда хуже, или просто ничуть не волнуется о его самочувствии, я задавила в зародыше. (Конечно же, и то и другое было неправдой, но очень уж мне захотелось его уколоть. С момента возвращения в Куррат не прошло и суток, а моя ершистость уже подняла голову вновь.)

– Вы получили наше донесение касательно бану сафр? – спросил Том. – О винтовках и прочих признаках внезапного богатства. Не говоря о том, где они могли взять препарат, которым лишили нас сознания. Не думаю, что это была какая-нибудь травяная настойка.

– Наш доктор считает, что это был эфир, – подтвердил Пенсит. – На основании описанных вами симптомов. И – нет, в пустыне его не изготовить, если только у них не было большой химической лаборатории, которой вы не заметили. Будь я проклят, если… прошу прощения, кавалерственная дама Изабелла. Понятия не имею, где они его раздобыли. И выяснить это шансов не много.

– И ни у кого никаких догадок? – нахмурив брови, спросил Том.

– О, чего-чего, а догадок хватает! Я бы сказал, с избытком. Отправить эфир бану сафр можно было через любое из племен, не любящих аритатов или самого калифа. Таких вокруг более чем достаточно, – пожав плечами, полковник махнул рукой и устало откинулся на спинку кресла. – Мне известно одно: ахиаты ведут расследование и черта с… э-э… вряд ли сообщат о результатах нам.

Это было досадно, но вовсе не удивительно. Естественно, ахиаты не станут рассказывать нам о своих внутренних конфликтах, которыми наше правительство может воспользоваться к собственной выгоде.

– Но, не имея информации, мы не сумеем помешать им в будущем, – заметила я.

Судя по раздражению на лице, Пенсит в моих напоминаниях на сей счет не нуждался.

– Будь моя воля, я вывел бы в пустыню роту и преподал бы этим бану сафр такой урок, что не скоро забудут. Конечно, до тех, кто стоит за всем этим, таким манером не дотянуться, но хоть одного из орудий они бы лишились. К несчастью, калиф подобного ни за что не позволит.

Да уж, конечно! Допустить такое – все равно что расписаться в неспособности навести порядок в стране.

– В этом отношении аритаты сделали все, что могли, – сказал Том. – После первого происшествия нам ничто не угрожало.

– Что ж, теперь вы здесь, и до бану сафр далеко, – резюмировал Пенсит, сцепив пальцы и подавшись вперед, как свойственно людям, собирающимся перейти к делу. – Надеюсь, за такой срок вам удалось узнать что-либо полезное?

– Могу дать почитать наши рабочие дневники, если пожелаете, – ответила я.

Должно быть, это прозвучало слишком любезно: Том бросил на меня строгий взгляд и сказал:

– Нам удалось собрать немало данных о том, о чем мы раньше могли только догадываться. Уверен, в самом скором времени это принесет плоды. В этом году репродуктивный сезон миновал, но это дает нам время подготовиться к следующей зиме. Мы с Изабеллой подготовили некоторые соображения на предмет изменения условий содержания драконов, чтобы склонить их к более естественному поведению.

Пожалуй, мне этого со столь серьезной миной сказать бы не удалось. Наши «соображения» варьировались от каких-либо разбрызгивателей сверху, которые могли бы заставить драконов поверить, будто сезон дождей начался среди лета, до сложной системы подвесных ремней, в которой драконов можно раскачивать, имитируя полет. Хоть какой-нибудь практичностью отличалась только идея вольера для спаривания – с пьедесталом для самки и местом для всех имеющихся в наличии самцов вокруг. Но много ли пользы принесет она без последующих полетов?

Проверить это можно было только опытным путем, чего мы в данный момент, как и предупредил Том, сделать не могли. Перспектива задержки, даже объективно неизбежной, привела Пенсита в очевидное раздражение.

– Между тем, – заговорила я, прежде чем он успел раскрыть рот, – мы подготовились к более систематической работе с яйцами. Изучив данные, полученные на медоежках, мы сможем изменить условия инкубации так, что значительно повысим процент успешных результатов.

Если это и умиротворило Пенсита, то лишь отчасти: ведь нам надлежало решить проблему разведения драконов в неволе, а не просто выводить их из яиц. Интересно, чего он ожидал, узнав, что на смену лорду Тавенору прибудем мы? Неужели наша репутация достигла таких высот, что он всерьез рассчитывал на немедленный успех? Или просто ждет результатов с таким нетерпением, что не в силах смириться ни с одной неудачей?

По-видимому, дело было в последнем.

– Шар земной, знаете ли, не перестал вращаться, пока вы пребывали в пустыне. Йеланцы развернули в Ва-Хине целый воздушный флот – тридцать целигеров. Как утверждают наши источники, новой, улучшенной конструкции. А сколько целигеров у нас? Пять! И этого прискорбно мало.

Когда я слышала об этом в последний раз, наш воздушный флот состоял лишь из четырех целигеров: один был большей частью воссоздан из деталей, выловленных в Немирном море, а еще три – построены из материала, добытого позже. По-видимому, и кости покойной Примы не пропали даром.

В Дар аль-Таннанине

– Йеланцы уже пытались где-либо применить свой воздушный флот? Или только развернули?

Пенсит смерил меня весьма неприятным взглядом.

– Вы, кавалерственная дама Изабелла, предпочли бы, чтоб мы дожидались фактического начала войны? Одной ее угрозы более чем достаточно.

Я отнюдь не забыла Баталии при Кеонге и страшного урона, нанесенного обороняющимся внизу кинжальным огнем с борта одного-единственного целигера. Правда, подобная тактика, примененная против противника, способного ответить артиллерийским огнем, особой пользы не принесет, однако Эндрю уже не раз рассуждал при мне об иных возможностях. С целигеров можно сбрасывать бомбы на корабли либо укрепленные позиции, а вне боя – наблюдать за маневрами противника, снабжая точной и своевременной информацией свое командование.

Да, наличие брата-военного не всегда способствует спокойствию духа!

– Мы делаем все возможное, сэр, – отвечал Том.

Пенсит с усталым вздохом кивнул.

– Да, конечно. Что ж, не смею более задерживать.

Лишние пять минут успеха добиться не помогли бы, но я была очень рада покинуть кабинет полковника и вернуться в куда более (с моей точки зрения) уютный мир драконов и их насущных надобностей. Лейтенант Мартон в наше отсутствие справлялся с делами как нельзя лучше. Любопытный Шмыг умер, не дождавшись нас, однако он был слаб здоровьем еще до нашего отъезда, и его смерть меня ничуть не удивила.

– Я пытался раздобыть льда, чтоб сохранить тушу до вашего приезда, – виновато сказал Мартон, – но ничего не вышло.

Том поблагодарил его, и мы начали обход. Бутуз, к немалой моей радости, оказался жив, и мой любимец Эсклин, старший из молодняка и жуткий разбойник, тоже. Саэва, взрослая самка, доставленная в небулисе, поранила хвост, и рана загноилась, но смотрители сумели приспособиться регулярно промывать рану и менять повязку, так что наша подопечная уверенно шла на поправку.

Завершив обход и обнаружив все в полном порядке, Том принялся вводить запланированные нами изменения, основанные на данных полевых наблюдений, а я взялась за отчеты об эксперименте с яйцами медоежек.

Конечно же, ожидать каких-либо определенных результатов было рано. Даже медоежки размножаются не так быстро, чтобы снабдить меня сотнями яиц, необходимых для полноценного испытания их жизнестойкости, а в идеале эксперименты следовало по завершении повторить – лично либо препоручив это кому-нибудь – и проверить, совпадут ли полученные данные (как любят заявлять самые ученые из моих друзей, случившееся однажды может не повториться, но то, что случилось дважды, непременно случится и трижды). Однако Мартон тщательно выполнил все мои просьбы, и теперь у меня имелись некие начатки системы, каковые мне не терпелось применить на практике.

Менять условия инкубации я решила по одному за раз, начав с того, которое полагала самым значимым – с температуры. Какой предельный нагрев, какое предельное охлаждение могут выдержать яйца, не утратив жизнеспособности? В наши дни температуру можно контролировать буквально с точностью до доли градуса. Тогда же, в прошлом, мы смогли только поместить яйца в различные места, начиная от подвалов и заканчивая крышами Дар аль-Таннанина. Каждый день, через равные промежутки времени, Мартон измерял их температуру, а по ночам поручал сию задачу одному из своих сержантов. По утрам некоторые яйца переносили из подвала в более теплое место, а вечером возвращали назад, имитируя естественные, природные перепады температуры, другие держали в холоде постоянно, а несколько штук уютно устроили у камина. Одним словом, данных накопилось изрядно – и это было только начало.

Одна из пустовавших комнат Дома превратилась в хранилище информации. Я потратила целый день, вычерчивая весьма подробный график, наглядно демонстрировавший все, что удалось узнать. На горизонтальной оси отсчитывались сутки, прошедшие со дня откладывания яиц, на вертикальной же – температура, а изменения условий инкубации каждого яйца были представлены разноцветными чернильными кривыми.

– Очень красиво, – одобрил Эндрю, глядя, как я вешаю график на стену, – но что все это значит?

Я сделала шаг назад и, постукивая по бедру молоточком для вбивания кнопок, окинула взглядом свое творение.

– Это значит, я могу видеть все, что происходит.

Отложив молоточек и вооружившись карандашом, я вновь подошла к графику и принялась перечеркивать некоторые из кривых.

– Вот это – яйца, из которых вывелись слабые здоровьем особи. А это… – я пометила еще несколько кривых крестиками, – это те, из которых детеныши не вывелись вовсе. Как видишь, они переносят жару куда лучше, чем холод. Вполне ожидаемо, учитывая естественные условия инкубации. Исходя из этого, некто мог бы задаться вопросом, не покажут ли обратного опыты с яйцами выштранских горных змеев…

– Некто? Да, этот мог бы. С него станется.

Я оставила его легкомысленный тон без внимания.

– А еще из всего этого видно, что колебания температуры тоже очень важны. Чем жарче, тем более необходимо обеспечить яйцам возможность остыть. Без этого из них с большей вероятностью выводятся недоразвитые особи. Если то же верно и для драконьих яиц, возможно, нам необходимо пересмотреть методы их перевозки. Понимаешь, драконы зарывают кладку в песок на определенной глубине, а корзины, в которых аритаты везут яйца к нам, гораздо меньше. Это может означать, что в дневное время яйца подвергаются чрезмерному нагреву, а ночью остывают слишком сильно – или, наоборот, недостаточно, если аритаты держат корзины у костра или вовсе не снимают их с верблюдов. Нужно это выяснить. И ведь мы еще даже не приступали к изменению влажности! Это будет следующим шагом.

– И как же ты собираешься это делать? – засмеялся Эндрю. – Держать яйца в паровых ваннах?

– Конечно, нет. Мне нужно проверить, как влажность взаимодействует с температурой. Паровые ванны дадут слишком много тепла. А вот закрытые ящики с пульверизаторами для увлажнения воздуха вполне подойдут.

Вначале Эндрю решил, что я шучу, однако оставил подобные мысли, когда я действительно отправила его обойти курратских парфюмеров и посмотреть, не продает ли кто из них пульверизаторы. (В Куррате пульверизаторов не нашлось. Сей метод применения парфюмерии более свойственен жителям Северной Антиопы, и посему оборудование пришлось заказывать в Чиаворе. Можете представить, как странно взглянул на меня Пенсит, услышав подобное требование!)

Кроме этого, мне нужно было осмотреть выживших детенышей медоежек. Их содержали в одном из пустовавших зданий Дар аль-Таннанина и кормили нектаром, доставленным из садов шейха, однако уже было очевидно: пора искать лучшее решение. Даже если инкубация следующих партий яиц будет проходить в куда менее благоприятных условиях, мы в самом скором времени окажемся по колено в детенышах медоежек, а эвкалипты шейха такую ораву не прокормят. Я разослала письма владельцам других садов, в коих могли найтись эвкалипты, а между тем нам следовало накормить еще немало драконьих ртов.

В то же время случилось и кое-что еще, но об этом я пока умолчу: в тот момент событие сие показалось пустяковым, а его истинную значимость я поняла лишь много позже. Упоминаю о нем сейчас лишь для того, чтобы читатели, интересующиеся процессом совершения научных открытий, смогли точно воссоздать в уме последовательность шагов, что привела меня к конечным выводам. Люди, далекие от науки, нередко полагают, будто новые знания возникают в моменты озарений: вот происходит нечто важное, и ученый в тот же миг восклицает: «Нашел!» На самом же деле мы вполне можем не замечать важности текущих событий и оценить ее далеко не сразу.

Пока я занималась всем этим, Том трудился над улучшением условий содержания наших драконов. С этого времени мы начали подкармливать их обугленным мясом. Конечно, мясо они съели бы в любом виде, от удирающего прочь до основательно подгнившего, однако мы надеялись, что запах жареного улучшит их аппетит и поспособствует укреплению здоровья. Кроме этого, Том начал агитацию за постройку второй базы, в значительном удалении от первой. В конце концов, если самки пустынных драконов не желают гнездиться в радиусе десяти километров от самцов, как может сказаться на них постоянное присутствие самцов в каких-то двадцати метрах?

– Пожалуй, здесь нам подходящего места не найти, – сказал он однажды за ленчем. У нас вошло в привычку обедать у себя в кабинете вдвоем, дабы не нарушать местных обычаев слишком явно (Эндрю вскоре прекратил присоединяться к нам, заявив, что наши беседы непостижимы для человека, в чьих жилах не течет драконья кровь). – Я вот все думаю о той территории, что мы объезжали по пути к аритатам. Знаю, знаю: она принадлежит другому племени, однако там и к драконам заметно ближе, и от речного транспорта недалеко. Если б калиф отдал приказ, мы могли бы целиком перенести базу туда. На мой взгляд, там было бы гораздо удобнее.

– А если он не может отдать такого приказа? – заметила я.

Том поморщился, кроша в пальцах кусок лепешки.

– Да, здесь не средневековая Ширландия, – вздохнул он. – Здесь земли не принадлежат королю, который волен раздаривать их баронам по собственному усмотрению. Территории принадлежат племенам, и запросто распоряжаться ими калиф не вправе. По крайней мере, так мне объяснили.

– А может, обратиться прямо к ним? – предложила я, но отвергла эту мысль, даже не успев ее закончить. – Нет. Иностранцы, пытающиеся застолбить за собой земельные угодья, подвластные калифу – или местному шейху, неважно… Представляю, как это будет воспринято!

Как видите, задач перед нами стояло немало, а поиски их решения затрудняла смена времен года. Я уже говорила, что люблю тепло, и это чистая правда, но даже самые первые дни ахиатского лета сказались на моем самочувствии не лучшим образом. Я начала слабеть день ото дня, испытывать приступы головокружения, и вскоре обнаружила, что каждый день после ленча должна ненадолго прилечь, пережидая разгар жары, однако от слабости это не избавляло. Я старалась компенсировать перерывы, заканчивая работу позже, но все равно чувствовала себя совсем разбитой и никак не могла сосредоточиться на делах. Вскоре к этому прибавилось ухудшение пищеварения, и даже самые простые дела начали казаться непосильным бременем.

То же самое, пусть не в столь острой форме, испытывал и Том – хотя, вполне возможно, на самом деле ему приходилось не легче, только он не подавал виду и стоически, как подобает мужчинам, терпел недомогание. Однако вскоре он начал тревожиться о моем самочувствии, а когда я, по его примеру, пробовала держаться, как ни в чем не бывало, мерил меня пристальным, строгим взглядом.

– Не хотелось бы повторять Мулин, – сказал он однажды днем, после того, как я поднялась с дивана.

Там, в Зеленом Аду, я попыталась перенести на ногах, не прекращая работы, первые симптомы хвори, оказавшейся желтой лихорадкой.

– Я вовсе не настолько больна, – заверила я Тома. – Просто устала от жары.

– Так отдохните, – посоветовал он. – Не волнуйтесь: скоро акклиматизируетесь.

Мне захотелось возразить: ведь в Эриге мне акклиматизации не требовалось вовсе – по крайней мере, до такой степени. Вдобавок в тот день умер один из детенышей, мы собирались провести аутопсию и посмотреть, не удастся ли определить причину гибели, и мне очень хотелось при сем присутствовать. Однако Том разбирался в медицинских материях лучше меня, а я никого не привела бы в восхищение, упав головой в ведро с внутренностями.

– Тогда я навещу Махиру, – предложила я. – Давно собиралась, но была слишком занята. В садах шейха прохладно, а заодно и медоежек осмотрю.

Том заулыбался.

– Ну конечно, отдохнуть, не найдя способа провести время с пользой, вы просто не в состоянии. Впрочем, идея неплоха. Ступайте, а если завтра потребуется остаться дома, не волнуйтесь – мы управимся и без вас.

Мне вовсе не хотелось, чтобы в Доме управлялись без меня. Управятся однажды – управятся и дважды, да еще, чего доброго, сочтут, будто я здесь лишняя. Но я знала, что ответит Том, выскажи я сии мысли вслух, и будет абсолютно прав. Стиснув зубы, я задавила в зародыше всю жалость к собственной персоне и отправилась во дворец.