Об отношениях наших пленителей несложно было догадаться. Судя по внешнему сходству мужчин и поведению женщины, я предположила, что двое мужчин, обитавших в шатре, – братья, а женщина – жена одного из них. Тот, что был ее мужем, участвовал в нашем похищении, а его брат – нет. Имен их я так точно и не узнала. По-моему, наш похититель мог зваться Муассиром, но при нас они держались молчаливо и друг к другу обращались крайне редко. В мыслях я называла их просто Похитителем, Братом и Женой.

Мы с Томом были привязаны к центральным опорам шатра прочными кожаными веревками, коих не могли бы так просто разорвать или развязать. Некоторую свободу передвижения они оставляли, но небольшую. Впрочем, мы в любом случае никуда уходить не спешили. Том почти все время лежал ничком на застеленной тряпьем земле, по мере возможности оберегая обожженную кожу, но, несмотря на все его старания, часть волдырей полопалась. Всякий раз, как мне давали воды, я оставляла часть, чтобы промыть его ожоги в надежде избежать заражения. По шатру мне приходилось ползать на четвереньках, подняв ступни в воздух, дабы ни обо что не оцарапаться. Но и это было возможно только в то недолгое время, когда мы с Томом оставались наедине: в ахиатском обществе показанная кому-либо пятка считается ужасным оскорблением, и в первый раз, едва подняв подошвы ног, дабы не повредить их, я тут же навлекла на себя карающий удар Брата. Это едва не привело к катастрофе. Том, бросившийся мне на помощь, тоже получил удар, а я рухнула наземь, бормоча извинения на смеси ахиатского с ширландским, и урок сей запомнила крепко.

С самого начала мне удалось одержать одну, пусть небольшую, победу. Похитители выволокли меня из палатки в одной лишь ночной рубашке, и я не могла забыть об этом обстоятельстве ни на минуту. Оказавшись в шатре Похитителя, я додумалась вот до какой тактики. Сжавшись в комок под одним из ковров, я принялась во весь голос требовать, чтобы меня надлежащим образом укрыли от взоров всех этих посторонних мужчин. В скором времени Жена приняла мою сторону: по данному пункту мы с ней сумели достичь единства. Конечно, я вспоминаю эту женщину без малейших симпатий и сомневаюсь, что она подняла голос в мою защиту, желая мне благополучия, однако я очень благодарна ей за сию, пусть невеликую, поддержку, какие бы побуждения ею ни руководили.

Таким образом, я получила приличную одежду, и головной платок, и даже пояс – Жена швырнула его мне с комментарием, коего я дословно понять не смогла, но тон явно подразумевал, что женщина, расхаживающая неподпоясанной, может навлечь на себя любые непотребства. Вещи были порядком поношены и не слишком чисты, однако ценности трофеев это ничуть не умаляло.

Представился нам и случай несколько отдохнуть от мер, предпринятых похитителями, дабы помешать нашему бегству. На следующий же день бану сафр свернули стойбище, направляясь к нетронутым пастбищам. Нас с Томом посадили в паланкин на спине одного из верблюдов и плотно задернули занавеси. Посему мы не видели, куда направляемся, и не могли быть замечены разведчиками, случись они поблизости, но также оказались укрыты от солнца. Да, внутри тут же сделалось душно, однако альтернативный вариант мог бы погубить Тома в считаные часы.

До новых пастбищ добирались два дня. Том полагал, что бану сафр заметают следы, чтоб помешать нашим друзьям отыскать нас. К этому времени у меня не осталось никаких сомнений: нас везут совсем не туда, куда увели краденых верблюдов. Пожалуй, бану сафр действительно устроили тот, первый набег лишь для отвода глаз, а истинной их целью были мы. Но кого же они дожидались?

Что ж, если побег невозможен, я хотя бы смогу получить ответ на этот вопрос.

Бегство представлялось делом в лучшем случае нелегким, и с дурно спланированной попыткой я спешить не хотела – из опасений лишь ухудшить положение. Острых предметов, которыми можно разрезать привязь, возле нас с Томом не оставляли. И даже в случае успешного освобождения от уз нам предстояло бы еще покинуть палатку никем не замеченными, либо без шума одолеть надсмотрщиков, после чего – украсть пару верблюдов (конечно, мы могли бы ехать и на одном, как по дороге сюда, но от этого животное быстро устанет, и преследователям будет легче настичь нас). В голову приходили грандиозные замыслы – к примеру, вспугнуть верблюдов, чтобы все стадо в панике ринулось прочь, вынудив бану сафр выбирать между пленниками и основным источником пропитания. Однако склонны ли испуганные верблюды бежать, не разбирая дороги, а если и да, то как вспугнуть целое стадо разом?

В поисках слабых мест, коими можно воспользоваться, я мало-помалу начала примечать кое-какие странности. Взять хоть ковры, устилавшие пол шатра – явно совсем новые: не испачканы, ворс не вытерся, узоры ничуть не поблекли. А посуда? Жена готовила пищу в медных котелках без единой царапины или щербинки, свойственных старой кухонной утвари. А множество золотых украшений? Дешевка, что было ясно даже мне, однако Жена весьма ими гордилась, и во время переезда на новые пастбища я видела, как она демонстрирует их другой женщине – причем в той самой манере, в коей обычно хвастают новыми приобретениями.

Все это указывало на богатство, обретенное в самом недавнем прошлом. Возможно, награду, полученную Мужем и Братом за доблесть. Правда, большая часть награды, по-видимому, предшествовала нашему похищению, но ведь бану сафр докучали аритатам уже довольно давно, а шейхам надлежит быть щедрыми к своим сторонникам. Но где раздобыл все эти богатства сам шейх? Бану сафр не поддерживали с городом связи, позволявшей богатеть их собратьям. Могли разве что вымогать с оседлых жителей деревень так называемое «братское» – то есть деньги за защиту и покровительство, что было весьма распространено до нынешних политических нововведений. (Конечно, можно сказать, что налоги, ныне взимаемые городскими шейхами и распределяемые ими среди своих племен, суть то же самое «братское», только под иным названием, но это непринципиально.) Однако положение «мятежного племени» вынуждало бану сафр ютиться на скудных отдаленных территориях, и деревни в пределах их досягаемости никак не могли обеспечить им великих богатств. Если так, откуда же взялись деньги?

– Вероятно, – прошептала я Тому, когда нам выпал шанс перекинуться словечком, – они поступают от тех, кто должен приехать за нами. От тех, кто дал задание помешать нашей работе.

Я более не сомневалась: участившиеся набеги – не просто следствие давней вражды. Они подхлестнуты попытками ловить и разводить драконов. Не стали бы бану сафр утруждаться похищением ширландских натуралистов из одной лишь нелюбви к аритатам.

– Еще я видел удивительно много винтовок, – прошептал в ответ Том. – По всему стойбищу. Новыми они не выглядят… но где эти люди их взяли?

Возможность поговорить выпадала нечасто. Наши тюремщики приходили в ярость, стоило только заговорить по-ширландски или на любом ином непонятном для них языке, а говори мы по-ахиатски, они, безусловно, могли бы следить за каждым нашим словом. Однако Жена каждый день уходила из шатра по воду или по иным домашним надобностям, и тогда мы могли пошептаться. Обсудили возможность бежать во время ее отсутствия, если только удастся освободиться от привязи. Однако долго изображать ахиатку я не смогла бы даже в местной одежде, а Том все так же оставался одет в одни брюки, в которых лег спать. Выводя наружу, ему давали халат и головной платок, но при его ожогах счесть сие милосердием было нелегко. Возможно, ночью вне шатра мы имели бы больше шансов на успех, однако по ночам рядом с нами, локоть к локтю, спали трое врагов.

К несчастью, позволить себе дожидаться удобного случая мы не могли. Дней через пять после прибытия на новое место Тому удалось подслушать обрывок весьма настораживающего разговора.

– Скоро нас передадут, – хрипло, поспешно шепнул он мне, вернувшись в шатер. – Не знаю, кто за нами прибудет, но…

Но, кто бы это ни был, нам определенно не хотелось попасть в его лапы. Я закусила губу, лихорадочно размышляя.

– Значит, сегодня ночью…

Том покачал головой.

– Раньше. Просите вывести вас из шатра и бегите.

Покидать шатер вместе в одно и то же время нам не позволяли. Том уже принял это во внимание и поднес палец к моим губам, едва я собралась отказаться бросить его в плену одного.

– Я их отвлеку, – сказал он.

Тут разговор пришлось прекратить: вернувшийся в шатер Брат уже глядел на нас с подозрением.

В другое время я бы заспорила. Пусть даже Том отвлечет наших надзирателей – шанс на успешное бегство был ничтожен. Но непреклонное, решительное выражение его лица было знакомо мне слишком хорошо. Будь даже я вольна высказать все, что у меня на уме, разубедить его никакая моя речь не смогла бы. Оставалось одно: не упустить возможность, сколь она ни мала.

Дабы унять подозрения Брата, я немного выждала, изо всех сил стараясь держаться как ни в чем не бывало. Однако и медлить не стоило: вскоре домой вернется Жена, и тогда мое жалкое подобие плана обратится в ничто. Обычно она сопровождала Похитителя или Брата, когда те выводили меня наружу по естественным надобностям, и нужду приходилось справлять под ее бдительным взором. Ни желания, ни умения совладать с ней силой у меня не имелось. Пользуясь ее отсутствием, я заговорила, указывая на настоятельную необходимость выйти из шатра.

Брат не хотел выводить меня без присмотра Жены, но я не умолкала. Наконец он что-то буркнул (судя по тону, выругался), отвязал меня от опоры и повел наружу, под яркое утреннее солнце.

Он вывел меня за границу стойбища, в то место, что было отведено для подобных дел, и явно вознамерился остаться рядом. Я смерила его ледяным взглядом. Скривившись от отвращения, он повернулся ко мне спиной. Этого было мало. Однако, попробуй я отослать его с глаз долой, за небольшую возвышенность, отделявшую нас от шатров, он тут же заподозрит неладное… Взгляд сам собой упал на булыжник, случившийся неподалеку, а в голову полезли весьма недобрые мысли.

Но прежде, чем я успела принять то или иное решение, из стойбища донеслись крики. Брат шагнул вперед, прислушался, взбежал на гребень возвышенности и сделал еще несколько шагов вниз, по противоположному склону. Все его внимание было приковано к поднявшейся суматохе. Несомненно, все это было делом рук Тома. При мысли о том, что он мог предпринять, дабы поднять такой шум, у меня защемило сердце.

Однако его старания не должны были пропасть даром. Подобрав подол одолженных одежд, я пустилась бежать.

Впереди виднелись холмы, поросшие редкими деревцами, среди которых вполне можно было укрыться. Конечно, Брат отправится на поиски или позовет подмогу, а через какое-то время по моему следу пустят салуки. Прежде чем это случится, мне следовало разжиться верблюдом или лошадью, иначе к свободе не приблизиться и на полмили.

Заметив движение впереди, я поняла: даже полмили – оценка весьма и весьма оптимистичная. Там, среди камней, скрывался человек. Вооруженный, с лицом, прикрытым платком от пыли… по всей вероятности, часовой. Я резко свернула вправо, морщась от боли в босых ногах на каждом шагу. За спиной раздались новые крики: Брат заметил мое бегство на волю. Я прибавила прыти, но выжать из себя больше не смогла. Не успела я пробежать и сотни метров, как Брат врезался в меня сзади и сбил с ног, разом выбив из легких весь воздух.

Последовавшее далее оказалось весьма неприятным. Брат отволок меня в стойбище – в буквальном смысле отволок, не позволив даже подняться на ноги. За непокорство нас с Томом сильно избили, причем ему пришлось куда хуже, чем мне. Покончив с этим, нас снова швырнули в шатер – подозреваю, единственно ради пущей надежности, не то оставили бы валяться в пыли, на привязи, будто сторожевых псов.

Лежа ничком на ковре, Том еле слышно прошептал:

– Очень жаль. Но мы должны были попробовать.

Один его глаз заплыл так, что превратился в узкую щелку.

– Совершенно верно, – самым решительным тоном, на какой только была способна, откликнулась я. – Том… как полагаете, верхом сегодня ночью ехать сможете?

Том приподнял голову – ровно настолько, чтобы взглянуть на меня, и тут же опустил ее, пока никто ничего не заметил. Возможности продолжить разговор нам не представилось, но в этом не было нужды: мы знали друг друга достаточно, чтобы понять дальнейшее без слов. Никто не ожидал от нас второй попытки к бегству сразу же после того, как первая провалилась в самом начале. Вдобавок мы были отнюдь не в той форме, чтобы что-либо предпринимать… но что они могли сделать с нами в случае новой неудачи? Еще раз избить? Убивать нас они явно не стали бы, даже будучи разозлены. Конечно, перспектива новых мучений меня не радовала, однако я все крепче и крепче убеждалась, что оказаться в руках тех, кто велел нас похитить, не желаю.

Второй план, за неимением возможности его усложнить, был так же прост, как и первый. Пока Жена, стоя на пороге шатра, перекликалась с подругой из шатра напротив, я успела снять с крюка на центральной опоре масляную лампу, плеснуть немного масла на узлы нашей привязи и вернуть лампу на место. Стоило надеяться, что так будет легче отвязаться, чем мы и собирались заняться, когда стемнеет.

Оставалось подождать, пока все не уснут. Когда дыхание наших тюремщиков выровнялось и оставалось ровным некоторое время, мы с Томом взялись за веревки. Том управлялся с узлами лучше, чем я, да еще наблюдал, как Похититель с Братом нас отвязывают, и посему освободился первым, а после помог освободиться мне.

В общем и целом, победа сия была невелика. Отвязавшись от опоры шатра, мы сделали лишь первый шаг из многих, которые следовало завершить прежде, чем мы сможем бежать, и далеко не самый сложный. Однако поднявшись и закусив губу от боли в пострадавших ногах, я почувствовала немалое воодушевление…

…а сразу же вслед за этим – легкое дуновение на щеке.

На сей раз его причина не вызвала никаких сомнений. Сквозняком потянуло отнюдь не со стороны входа, а сна у меня не было ни в одном глазу. Обернувшись, я увидела светлое пятно на фоне взрезанной задней стенки шатра и темную фигуру, беззвучно заглянувшую внутрь.

О предприятиях подобного сорта кочевники слагают легенды. Более того, среди них это один из самых любимых сюжетов. Однако сии подробности стали известны мне лишь много позже. В тот миг я подумала только одно: «Вот сумасшедший».

Аритаты действительно явились нам на помощь, и возглавлял их не кто иной, как сам Сухайл.

Сунув голову внутрь, он замер, позволяя глазам привыкнуть к темноте шатра. Том шагнул к нему, и я, опасаясь, что он не узнает в этом смутном, едва различимом силуэте Сухайла, схватила его за запястье. Том зашипел сквозь стиснутые зубы, и на миг мы, все трое, замерли из страха потревожить наших тюремщиков.

Однако хозяева шатра давно привыкли к стонам и оханью Тома по ночам. Никто из них не издал ни звука, не поднял головы, и вскоре Сухайл вновь распахнул разрез в задней стенке шатра – возможно, затем, чтоб окончательно убедиться в том, что видят его глаза, а может, поторапливая нас выбираться наружу. Я предпочла счесть верным последнее.

Пока мы с Томом выбирались из шатра, Сухайл сохранял неподвижность, а затем повел нас к границе стойбища. Одет он был в палевое, а лицо выбелил золой: в подобные ночи, при яркой луне, сей камуфляж намного превосходит по своим скрывающим свойствам темный. Обнаженный по пояс Том сливался с местностью куда лучше, чем я в одежде, одолженной у бану сафр.

Путь за пределы стойбища оказался одним из самых ужасных переживаний за всю мою жизнь. Аритаты пришли слишком малым числом, чтобы дать бану сафр бой, и любая попытка атаковать могла закончиться для нас с Томом самым плачевным образом. Поэтому мы покинули стойбище тем же самым образом, что и при похищении нас бану сафр; вся разница заключалась в том, что на сей раз мы с Томом шли собственными ногами.

Сухайл шел первым. Припав к земле в тени очередного шатра, он проверял, свободен ли путь, и перебегал в тень следующего. Тут нам пришлось попетлять, свернуть в одном направлении, затем в другом, обходя сторожевых псов и верблюдов, улегшихся спать у шатров. На полдороге я заметила, что мы не одни: чуть поодаль от нас держались еще двое аритатов – судя по винтовкам и кинжалам в руках, готовых убить всякого, кто попадется навстречу. После этого я шла вперед, едва дыша.

Легкие заработали в полную силу не раньше, чем мы миновали последний ряд шатров. Я понимала, что успокаиваться рано: заметив наше исчезновение, бану сафр пустятся в погоню, однако мы больше не рисковали случайно попасться кому-нибудь на глаза – по крайней мере, я была в этом уверена.

Думаю, то был не часовой. Кем он мог оказаться, я так и не узнала. Винтовки он при себе не имел и не на шутку удивился, когда мы, выбравшись из неширокой промоины, нос к носу столкнулись с ним.

Все произошло в мгновение ока. Он замер с отвисшей челюстью, изумленно таращась на нас, чья-то рука, возникшая сзади, зажала ему рот, другая мелькнула у горла, из коего тут же фонтаном брызнула кровь, угольно-черная в лунном свете.

Эндрю придержал убитого, пока тот не перестал биться в судорогах, и осторожно опустил тело на землю.

– Идемте, – прошептал он, – пока кто-нибудь не начал гадать, куда он подевался.

Оторопь из-за внезапного кровопролития сковала меня по рукам и ногам. Сухайл, не заботясь о приличиях, схватил меня за руку и потащил за собой. Верблюды были спрятаны неподалеку. Мы повскакали в седла и помчались прочь, пока бану сафр не заметили нашего исчезновения.

Много рассказывать об этой скачке не стану. Слишком уж ярко напоминала она другое отчаянное бегство – некоторые из читателей, возможно, вспомнят какое. Конечно, Том чувствовал себя куда лучше, чем раненый Джейкоб, но удержаться в седле без посторонней помощи не мог, и этого сходства оказалось довольно, чтобы расстроить меня до глубины души.

Эндрю держался рядом. Радость от встречи с братом в душе боролась с неприятными мыслями о том, что он действительно стал солдатом, а это ведь вовсе не только надеть мундир да разъезжать почем зря по чужим странам… Одежда его была забрызгана кровью, но остановиться, чтоб смыть ее, мы, конечно же, не могли. Да, убитый принадлежал к враждебному племени, похитившему меня и дурно со мной обходившемуся в стремлении помешать моей работе… однако прошло немало времени, прежде чем я перестала вздрагивать, вспоминая о его смерти.

Мы без оглядки мчались к владениям аритатов, и если вам никогда не доводилось оказаться верхом на скачущем галопом верблюде, вам трудно будет понять, каково мне пришлось. Двигаясь шагом или рысью, хороший верблюд может идти очень и очень ровно, однако в галопе усидеть на нем не легче, чем на лошади, взбрыкивающей задом. Конечно, мы не гнали верблюдов галопом на протяжении всего пути, поскольку это вернейший способ загнать животных насмерть, и все же поездка вышла весьма изнурительной: ведь мы резонно предполагали, что нас будут преследовать. Товарищи Сухайла уверяли, что вражеские верблюды – создания жалкие, не идущие ни в какое сравнение с верблюдами аритатов, но это не слишком-то обнадеживало.

Настроение наших спасителей-ахиатов ничуть не ухудшилось даже после того, как на следующую ночь небеса разверзлись, окатив нас ледяным дождем. Они хохотали, хлопали друг дружку по спине – одним словом, проявляли веселье, в корне противоречившее всем моим представлениям о кочевниках. Вскоре мне удалось понять, что никто из аритатов не совершал подобного тайного ночного набега на протяжении нескольких поколений, и посему враги полагали, будто они на такое неспособны. Такие деяния считались не столь славными, как открытый набег и скачка в битву на лихом коне, однако, бесспорно, гораздо более романтичными. Один из воинов, похоже, думал, что это произведет должное впечатление на девушку, которую он надеялся взять в жены. Он ехал, гордо расправив плечи, и то и дело прихорашивался на ходу.

Что ж, лично я действительно была впечатлена – до полной утраты каких-либо способностей к красноречию. Попытка поблагодарить Сухайла за взятый на себя ради нас риск превратилась в какое-то невнятное мычание.

– Мне следовало действовать быстрее, – ответил он, глядя вперед, точно меж ушей своего верблюда. – Когда вы бросились бежать…

Я бросила на него изумленный взгляд. Значит, та фигура, что я увидела в отдалении… Значит, это был вовсе не часовой бану сафр? Выходит, только страх помешал мне приглядеться и узнать его, как в любых иных обстоятельствах!

– Возможно, это и к лучшему, – сглотнув, сказала я. – Приди вы ко мне на помощь, как знать, что тогда могло бы случиться с Томом?

– Тогда вам не пришлось бы терпеть побои, – заметил Сухайл, все так же глядя вперед. – Но та, первая попытка позволила нам понять, в каком из шатров вас держат. Мы этого не знали, и я очень вам благодарен.

Следовательно, халат и головной платок, в которых Тома выводили из шатра, были не просто данью приличиям, но и еще одной мерой безопасности, призванной укрыть его от чужих глаз.

– Давно ли вы отыскали их стойбище?

Сухайл расправил плечи и нехотя улыбнулся.

– Накануне днем. Но в этом, похоже, не было надобности. К моему появлению вы уже почти выбрались из шатра. Выходит, мы всего лишь привели верблюдов, чтобы доставить вас домой.

Дела обстояли далеко не так, но я не смогла подыскать слов, чтобы сказать об этом, и посему спросила:

– О нашем исчезновении кому-нибудь сообщили? Кроме жителей стойбища?

Я вовсе не планировала привлечь к себе его взгляд, однако на сей раз неожиданно добилась успеха. Сухайл повернул голову так резко, что влажные концы платка, прикрывавшего нос и рот, взметнулись в воздух.

– Конечно, нет! Ну, что они могли успеть? А я знал, что мы сможем вернуть вас назад.

Последнее прозвучало довольно хвастливо, но ведь он в самом деле вернул нас назад, так что спорить с этим было бы трудно. К тому же я была рада узнать, что вскоре в пустыню не примчится ширландская кавалерия, дабы развязать войну, в которой больше не было надобности… по крайней мере, я от души надеялась, что надобность сия миновала.

– Теперь придется сообщить, – со вздохом сказала я. – Хотя бы потому, что я уверена: тут происходит нечто большее, чем несколько набегов, порожденных стародавней враждой.

После этого я рассказала ему обо всем, что мы с Томом заметили в стойбище, – и о свидетельствах недавно полученного богатства, и о необычайном множестве винтовок.

Услышав о винтовках, Сухайл нахмурился.

– Вот и мне показалось, что винтовок у них многовато, – пробормотал он, оглядываясь назад, словно мог оценить арсенал бану сафр прямо отсюда. – Кто же мог им заплатить? Мувалы? Или…

Не закончив фразы, он покачал головой. Мне, полной невежде в делах ахиатской политики, эти названия не говорили ни о чем. Важно было другое: у нас на руках свидетельства какого-то заговора, расследование коего лучше предоставить более компетентным людям, чем я.

Стойбище аритатов оказалось не там, где мы его покинули, и я вновь почувствовала благодарность к нашим спасителям. Они не просто вызволили нас из лап бану сафр: без них мы были обречены блуждать по пустыне, будто герои священного писания. Увидев нашу палатку, загодя поставленную умм Азали рядом с ее шатром и в полной готовности ждавшую нас с Томом, я едва не лишилась самообладания. Умм Азали осмотрела наши ожоги и прочие повреждения, объявила их не настолько серьезными, чтоб прибегать к помощи гальбов, и занялась нашим лечением, а Сухайл отправился с докладом к хаджи Наилю.

Вернулся он незадолго до заката, когда Том спал, а Эндрю ушел в соседний шатер за ужином. Дабы не потревожить Тома, я встретила его снаружи.

– Надеюсь, вы оба вскоре поправитесь? – негромко спросил он.

– Да, только немного отдохнем, – подтвердила я. – Кое-какие ожоги нуждаются в лечении, но ничего, заживут.

– Прекрасно, – сказал он. – Возможность сообщить об этом брату и вашему полковнику будет очень кстати.

Эти слова застали меня врасплох, хотя и не должны были.

– То есть… вы возвращаетесь в Куррат?

Сухайл пожал плечами и отвел взгляд. Шатры отбрасывали на землю длинные тени, и я невольно отметила, насколько стойбище аритатов похоже на то, из коего нам совсем недавно пришлось бежать. Кочевники способны отличить одно племя от другого по одним лишь верблюжьим следам, но этакое искусство мне недоступно.

– Придется, – ответил он. – Не могу же я отделаться письмом вроде: «виноват, потерял ваших натуралистов, но вернул их назад живыми и более-менее здоровыми».

Да, с этой точки зрения он, пожалуй, был прав.

– Понимаю.

– Вот только вас бросать не хотелось бы, – после некоторых колебаний сказал он.

Нетрудно было вообразить, что творилось у него в голове. Отправился в погоню за скотокрадами, вернувшись, обнаружил наше исчезновение, и теперь снова должен был оставить нас без присмотра. Как знать, что может случиться в его отсутствие?

– Вы думаете, бану сафр повторят нападение?

– Да. Мы убили одного из них, и они захотят отомстить. Но во время погони за скотокрадами мы предупредили обо всем фириинов – еще один аритатский клан, кочующий неподалеку. Они будут присматривать за бану сафр и предупредят, если увидят воинов, направляющихся сюда.

Как только кочевникам удается уследить за местонахождением и передвижениями друг друга в необъятных просторах пустыни? Это было мне совершенно не понятно, но я полностью полагалась на его веру в соплеменников, и посему сказала:

– Но вы же не бросаете нас. В конце концов, вы служите брату, а не Тому и не мне. И в Куррате действительно должны узнать обо всем, что здесь произошло.

Во время прежних путешествий я часто мысленно называла выражение лица Сухайла открытым и лучезарным. Однако здесь, в Ахии, оно редко бывало таким же, а теперь и вовсе окаменело, превратившись в непроницаемо вежливую маску.

– Если вы уверены…

– С языком трудновато, – созналась я, – но ничего. Не в первый раз. Ваш долг – быть там, в городе, и мне совсем не хотелось бы отвлекать вас от дел.

– Что ж, прекрасно, – подытожил Сухайл.

На следующее же утро он покинул стойбище.