Нападения бану сафр я не видела, точно так же, как не видела и нападения дракона на верблюжье стадо, поскольку на пастбище меня не было, однако пронзительные вопли, рев верблюдов и треск выстрелов слышала даже издали.

В тот момент я сидела у входа в палатку, в компании одного из лохматых, столь непохожих на грациозных салуки сторожевых псов, сопевшего у моих ног, и пыталась нарисовать сцену ночной охоты, основываясь не столько на скудных зрительных наблюдениях, сколько на собственной фантазии. Услышав внезапный шум, я вздрогнула и едва не обронила карандаш.

– Что это? – спросила я, сама не понимая у кого: никто из случившихся рядом по-ширландски не понимал.

Выглянувшая из палатки Шахар уставилась в сторону шума, сосредоточенно прикусив губу. Я повторила вопрос по-ахиатски, но не смогла понять ответа, пока Шахар не изобразила жестами, будто стреляет из ружья, хватает что-то и пускается наутек. Правительство Ахии предприняло серьезные шаги, дабы пресечь взаимные набеги кочевых племен, но окончательно изжить их не смогло, и так называемые мятежные племена были склонны нарушать сей эдикт чаще всех остальных.

Я бросилась к привязанному возле палатки верблюду, но безуспешно: Шахар схватила меня за рукав и остановила. Из града обрушившихся на меня слов я поняла лишь то, что я – идиотка, и в этом наша помощница была совершенно права. Чем я могла бы помочь, бросившись в бой безоружной? Однако Сухайл совсем недавно уехал осмотреть стада, а за ним – из любопытства – увязался и Эндрю.

Конечно же, к верблюду кинулась не только я. Практически все мужчины стойбища вскочили в седла с оружием в руках и мигом умчались, спеша присоединиться к битве. Однако набеги, по самой сути своей, заканчиваются в считаные минуты, и вскоре кочевники вернулись в стойбище, ведя с собой верблюдов – за вычетом тех, что были угнаны.

Вернулись с ними и Сухайл с Эндрю, но облегчение мое оказалось недолгим.

– Мы едем в погоню, – сообщил запыхавшийся Эндрю, спрыгивая с седла. – Если сумеем отбить верблюдов, пока скотокрады не доберутся до своей территории…

– Мы?! – едва не взвизгнув, перебила я. – Эндрю, ты с ними не поедешь.

– Отчего бы нет?

Мой главный резон состоял в том, что я не желала его потерять и не верила, что он удержится от риска… однако об этом я умолчала (но теперь – напишу, и, таким образом, Эндрю, наконец, узнает правду).

– Думаешь, полковник Пенсит скажет тебе спасибо за вмешательство в междоусобную стычку туземных племен?

– Кто бы говорил! – фыркнул в ответ Эндрю.

Я смерила его ледяным взглядом.

– Кроме этого, тебе просто не поспеть за остальными. На лошади – возможно, но взгляни: они седлают верблюдов, а на верблюде ты и ездить-то не умеешь. А с тактикой их ты знаком? А с уловками, к которым прибегают грабители, чтоб замести следы? А когда они наконец догонят грабителей, чем ты сможешь помочь? Много ли проку от одного лишнего стрелка?

Выпалив все это, я перевела дух и заговорила мягче:

– Эндрю, я понимаю: ты – солдат. И знаю, каково это – сидеть без дела, когда другие идут в бой. Но сам посмотри: не все же едут в погоню – даже из тех, кто отражал набег.

В самом деле, тех, кто собирался в путь и навьючивал верблюдов, было совсем немного – какая-то дюжина всадников. Среди них я заметила и Сухайла.

Первого, совсем негромкого ответа Эндрю я не расслышала.

– Хорошо, Изабелла, я никуда не поеду, – повторил он, повысив голос.

Я повернулась к нему и крепко стиснула его ладонь.

– Спасибо, – сказала я. – Мне и без того тревог хватает.

Тут появился и Том с винтовкой в руках и еще двумя на плече.

– Господи милостивый, и вы туда же? – невольно ахнула я.

Но Том молча прошел мимо, к Сухайлу и остальным, готовившимся к отъезду. Я подошла поближе как раз вовремя, чтобы услышать его слова:

– Возьмите. Думаю, пригодятся.

Приглядевшись, я заметила, что большинство преследователей вооружены лишь луками да копьями. У некоторых имелись и винтовки, но таких было меньше половины, и Сухайл к ним не принадлежал.

– Ваш полковник снабдил вас оружием, чтобы вы пользовались им сами, – сказал Сухайл, окинув взглядом винтовку, что протягивал ему Том.

– Ну, так сегодня я им и воспользуюсь, чтоб одолжить вам, – непреклонно ответил Том. – Сейчас оно вам куда нужнее, чем мне. Только верните, когда закончите.

С этими словами он едва ли не силой сунул винтовку в руки Сухайла, а две остальные прислонил к боку Сухайлова верблюда, бросившего на него раздраженный взгляд.

– Патронов у вас…

Не успели эти слова слететь с языка Сухайла, как Том вынул из задних карманов две картонки патронов и подал ему. Сухайл поморщился.

– Я хотел сказать, что патронов у вас не так уж много, и стоило бы их поберечь. Чтобы разделаться с этими собаками бану сафр, ружья нам не нужны.

– Но ведь и не помешают, – заверил его Том. – Доброй охоты.

Продолжать спор Сухайл не стал. Изо всех сил сцепив пальцы и прижав руки к груди, я наблюдала, как отряд мстителей садится в седла. Естественно, Сухайл не мог не пойти с ними – ведь он представлял здесь брата и потерял бы лицо, уклонившись от боя. Однако тревог моих это не уменьшало.

С их отъездом в стойбище воцарилась тишина. Во время набега несколько человек пострадали, но стоически переносили боль, пока их жены промывали и перевязывали раны. Высчитывая, как скоро отряд может вернуться, я едва могла усидеть на месте. Слишком уж много в этой задаче неизвестных… Насколько тверды их намерения? Сумеют ли они перехватить грабителей прежде, чем те доберутся до границы земель бану сафр? Если нет, повернут ли аритаты назад, или продолжат преследование на вражеской территории? Да, это было бы смело, но и куда более опасно…

Как бы там ни было, к ночи их ждать не стоило. Эндрю вызвался помочь аритатам стеречь верблюжьи стада – на случай, если, пользуясь отсутствием лучших воинов, к нам явится второй отряд грабителей: по-видимому, такова была тактика самых хитрых кочевников, хотя в данный момент подобного никто не ожидал. Я переоделась ко сну на своей половине палатки, которую делила с Томом, хоть и опасалась, что сие, за отсутствием в палатке других женщин, сочтут непристойным. Без злословия, надо заметить, не обходилась еще ни одна из наших экспедиций – даже в тех случаях, когда мы не делили меж собой одной и той же палатки. Однако пока официальным хозяином палатки числился Эндрю, он имел полное право дать приют в ней любому гостю, какому пожелает, даже в присутствии младшей сестры.

– Спасибо вам за то, что одолжили ему винтовки, – сказала я Тому из-за разделявшей нас занавеси.

– Не за что, – ответил Том, и, помолчав, добавил: – Я отдал бы левую руку за то, чтоб отправиться с ними. Эти набеги чинят аритатам бесконечные хлопоты, а причина, сдается мне, в нас.

Конечно, вражда между этими племенами тянулась с давних пор… но, насколько я могла судить, далеко не всегда проявлялась столь энергично.

– Боюсь, вы можете оказаться правы.

– К тому же я совершенно не представляю, что с этим делать, – добавил Том. – Вопрос-то не только в научном любопытстве: тут государство замешано, да не одно. Доставлять нам драконов и их яйца аритатам велел сам калиф.

Я согласно кивнула, хоть Том и не мог видеть этого сквозь толстый козий войлок занавеси.

– Тем больше причин поскорее достичь той точки, когда нам больше не понадобятся поставки из пустыни.

С этим я замолчала, погрузившись в раздумья, от коих меня вскоре отвлек Том, заметивший:

– Что-то вы притихли. О чем думаете?

Я грустно улыбнулась.

– Я думаю, нам следовало завести этот разговор до того, как я переоденусь ко сну, чтоб я могла пройти на ту сторону, не оскандалившись с головы до ног. А еще я не могу понять, какое дело бану сафр…

– До драконов? Сам уже об этом задумывался. Если помните, до того, как к власти пришли Мурасиды, они держали сторону прежней династии. Может, просто стремятся помешать калифу во всем, что бы он ни предпринял?

Как ни неприятно в сем признаваться, я от души надеялась, что Том прав. Это значило бы, что участие в сем предприятии Ширландии к конфликту относится лишь косвенно, и, таким образом, мы – только предлог, запалившая костер искра, но не хворост.

Все эти мысли вкупе с тревогой за Сухайла никак не давали уснуть. Обычно в поле я сплю как бревно, причем бревно весьма и весьма утомленное, но в эту ночь мне удавалось лишь ненадолго задремать, чтобы тут же проснуться от малейшего шума – от верблюжьего фырканья, от смеха вдали у костра и даже оттого, что за занавесью беспокойно ворочается Том. Я уж совсем было собралась окликнуть его и спросить, отчего ему не спится, но вдруг почувствовала на щеке легкое дуновение.

Проживи я в этой палатке подольше – сразу же заподозрила бы неладное. Но в тот момент я попросту решила, что это Эндрю, сменившийся с поста, откинул полог, чтобы войти внутрь. Однако в следующий же миг мой медлительный мозг указал на тот факт, что сквозняком тянет совсем с другой стороны.

Я повернулась к задней стенке – как раз вовремя, чтобы увидеть чью-то ладонь, а в ней – лоскут мокрой ткани.

Немедля откликнувшись на мое движение, ладонь зажала мне нос и рот и не позволила издать ни звука. Надо мной склонился некто, почти неразличимый в темноте. Пытаясь освободиться, я вцепилась в его предплечье и взбрыкнула ногами в надежде опрокинуть что-нибудь и поднять шум. Но поблизости не оказалось ничего подходящего, а самые отчаянные мои усилия не оставили на коже врага и следа. Будь проклята полевая работа, лишившая меня длинных ногтей и оставившая безоружной!

Но вовсе не эти неудачи заставили меня прекратить борьбу. Сознание, отделившись от тела, взмахнуло драконьими крыльями, взмыло в ночное небо… и больше я не видела, не слышала, не чувствовала ничего.

Очнулась я на спине верблюда, галопом мчавшегося во тьму.

В первой моей реакции на это не было ровным счетом ничего героического. Меня вырвало. Интенсивный приступ тошноты буквально вывернул меня наизнанку, а тряска вкупе с ночной темнотой, мешавшей устремить взгляд в одну точку, положения отнюдь не облегчала.

Сидевший впереди раздраженно буркнул что-то вполголоса. Конечно, я инстинктивно отвернулась в сторону, но это его не спасло. Однако, мало-помалу придя в себя, я не почувствовала за собой ни малейшей вины. Сомнений быть не могло: он (а если не он, то кто-то из его товарищей) одурманил меня до бесчувствия, после чего похитил.

Я попыталась закричать, но горло словно онемело. Однако даже мой жалкий писк заставил похитителя выхватить из-за пояса кривой нож и поднять его так, чтобы клинок блеснул в скудном свете звезд. Смысл сего жеста был предельно ясен, и я послушно умолкла.

В любом случае, никакого проку крики принести не могли. Судя по рельефу местности – ровной пустынной земле, совсем не похожей на вади, у которого стояла наша палатка – от стойбища аритатов мы успели порядком удалиться. Конечно, в пустыне звуки разносятся далеко, но на таком расстоянии мой крик, вероятнее всего, попросту приняли бы за хохот гиены – и то в самом лучшем случае.

Что тут еще можно было предпринять? Я попыталась выжать из растерянного разума хоть что-нибудь конструктивное, но все мои усилия результата не принесли. Начав брыкаться, я могла бы потерять равновесие и свалиться с верблюжьей спины, однако это кончилось бы только синяками да, может быть, парой сломанных костей. Одолеть сидевшего впереди силой нечего было и надеяться, а если бы это и удалось, остальные, ехавшие рядом, живо дали бы мне укорот.

Подумав об этих остальных, я начала оглядываться и вскоре увидела Тома. По пояс обнаженный, все еще без сознания, он трясся на другом верблюде, позади всадника. Только теперь, с великим запозданием, мне пришло в голову, что шум на половине Тома, принятый мной за обычное беспокойство во сне, по-видимому, произвел одурманивший его похититель. Если б не эта треклятая занавесь… хотя ее отсутствие тоже ничем бы не помогло: похитители просто точнее синхронизировали бы нападение, а то и применили силу. Некоторым утешением служило то, что смерть наша им явно была не нужна. В противном случае им проще было бы перерезать нам глотки на месте, не выкрадывая нас из стойбища.

Гонятся ли за нами аритаты? Привязанная за руки к седлу, оглянуться назад я не могла. Пожалуй, все зависело от того, удалось ли похитителям увезти нас тихо. Вполне возможно, о нашем исчезновении еще никто не знал. Но как только узнают…

Я обмякла, расслабилась, стараясь не навалиться на сидевшего впереди (о, если бы соображения благопристойности вынудили их усадить меня на собственного верблюда!). Лучшие воины стойбища отправились в погоню за скотокрадами. Может быть, тот, первый набег был устроен только для отвода глаз? Как бы то ни было, аритаты вряд ли смогли бы выделить много народу для второй погони. Конечно, на сей раз Эндрю не останется в стойбище ни за что, но много ли он сумеет сделать в одиночку?

Все эти соображения нимало не обнадеживали, но хотя бы позволили забыть о пронизывающем холоде, от коего пальцы босых ног успели онеметь до бесчувствия. Прижав ступни к теплым верблюжьим бокам, я съежилась в комок. Рассвет показался благословением небес, невзирая на то, что привала за ним не последовало. Остановились мы лишь незадолго до полудня, среди каких-то камней; несколько человек укрылись в их скудной тени, а остальные устроили из плащей нечто вроде крохотных палаток и скорчились внутри.

К тому времени меня начала терзать жажда. День выдался нежарким, но воздух был ужасно сух, а я не пила с самого вечера. Гордость так и подзуживала отказаться от протянутого мне тем, кто присматривал за мной, бурдюка: понимая, что это внушит мне чувство благодарности, я очень не хотела тем самым еще сильнее упрочить его власть над собой. Однако без воды было не обойтись, и чем дольше отказываться от угощения, тем драгоценнее покажется оно в итоге. Приняв бурдюк, я сделала глоток – всего один глоток, после чего похититель вырвал кожаный сосуд из моих рук.

Тома держали отдельно, в тени другого камня. Сколь бы плохо ни защищала меня ночная рубашка, ему, до пояса обнаженному, приходилось много хуже: его спина и плечи уже покраснели от солнечных ожогов.

– Простите, – сказала я своему надсмотрщику, стараясь как можно правильнее, пусть и на городской манер, выговаривать ахиатские слова, – не найдется ли у вас халата или плаща, чтобы укрыть нас от солнца?

Тот не ответил. Полоснув меня раздраженным взглядом, он поднялся и отошел к человеку, коего я тут же отметила, как предводителя захватчиков. Но забрезжившим в сердце надеждам не суждено было сбыться: вернулся мой страж всего лишь с тряпичным кляпом, который, несмотря на все мои протесты, и сунул мне в рот. Вскоре после этого схожим образом заткнули рот и Тому, и так мы проделали весь остаток пути – за вычетом тех редких минут, когда нас освобождали, чтоб напоить и накормить.

В то время я еще не понимала, отчего нам не заткнули рты с самого же начала. С полной уверенностью сказать не могу, но полагаю, что им было известно: по пробуждении средство, которым нас одурманили (позднее опознанное как эфир), вызовет неудержимую тошноту, и с кляпами во рту мы рискуем захлебнуться рвотными массами. Это-то и породило немало интересных вопросов: где они раздобыли эфир? У кого научились им пользоваться? Конечно, первооткрывателем сего препарата был ахиатский химик Шурак ибн Раад аль-Адраси… однако это отнюдь не означало, что эфир несложно достать даже посреди пустыни.

Недолгое время спустя нас усадили на верблюдов и повезли дальше. К ночи мне сделалось очевидно, что погоня вряд ли настигнет нас прежде, чем мы доберемся до вражеской территории, и посему, безуспешно пытаясь уснуть, дрожала я вовсе не только от холода.

Давние мои читатели и почитатели, возможно, помнят, что некогда, во время выштранской экспедиции, меня уже похищали посреди ночи. Однако разница между сими двумя ситуациями не могла бы быть более резкой. В тот, первый раз я оказалась в рискованном положении только по собственной глупости, теперь же не сделала ничего глупее попытки уснуть в собственной палатке. К тому же прежние мои похитители оказались людьми относительно достойными – да, контрабандистами, однако всего лишь зарабатывавшими на жизнь не слишком законными способами и отнюдь не желавшими кровопролития. В данном случае было очевидно: похитителям я нужна живой, но страдания, перенесенные мной в пути, их ничуть не заботят.

Из этого следовало, что на сей раз никакие уговоры меня не спасут.

Лежа на жесткой земле, я смотрела в ночное небо. Огоньки звезд покачивались, расплывались перед глазами. Сморгнув слезы, я разглядела в вышине знакомое созвездие – Кролика Коунели. Зрелище это, против всех ожиданий, оказалось столь уютным и успокаивающим, что я едва не разразилась смехом пополам с рыданиями. «Ну вот, – подумалось мне. – Хоть что-то привычное».

Кроме этого, знакомое созвездие позволило мне понять, в какую сторону мы направляемся. Из-за рельефа местности наш путь был несколько извилист, однако в общем и целом двигались мы к юго-востоку. Это могло оказаться полезным, и я сохранила сии сведения в памяти.

Путь продолжался весь следующий день (с обычной остановкой, когда солнце достигло зенита), и незадолго до заката мы прибыли во вражеское стойбище. К этому времени состояние Тома сделалось совсем скверным: обожженная солнцем, кожа его покрылась жуткими волдырями. Я еще во время первого привала распустила волосы, по мере возможности прикрыв ими шею, но мои пятки обгорели почти так же сильно, как и Томова спина. Планируя побег, все это следовало принять к сведению, иначе далеко не уйти.

Я не на шутку опасалась, что нас оставят лежать на голой земле. Но нет: нас оттащили в шатер, и после того, как один из захватчиков напоил нас, не стали затыкать ртов. По-видимому, причин бояться шума больше не было.

Это означало, что мы наконец-то можем переговорить.

– Том, с вами все в порядке? – немедля спросила я.

Глупый, конечно, вопрос – и все же в подобные моменты без него никогда не обходится. Том попытался сесть, но тут же душераздирающе вскрикнул, опершись о землю покрытым волдырями плечом.

– Лежите, не двигайтесь, – сказала я, оглядываясь вокруг в рассуждении, чем бы ему помочь. Шатер был практически пуст, но невдалеке стоял кувшин, в котором обнаружилась вода. Зачерпнув ее дешевым жестяным ковшиком, я напоила Тома, а затем утолила жажду сама. После этого я отыскала на полу тряпку (по-видимому, когда-то она была мужским головным платком), смочила ее и приложила к самым скверным из волдырей. От прикосновения к ним Том зашипел сквозь стиснутые зубы, но тут же расслабился и сказал:

– Да, так легче. Благодарю вас.

– Насколько я понимаю, эти люди – бану сафр, – заговорила я, не столько потому, что считала эту информацию важной, сколько затем, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. – Если Сухайл с остальными отправились отбивать у врага какой-то пяток верблюдов, стоит надеяться, что они сделают то же и ради нас.

– Конечно. Надежда умирает последней… – Том шевельнулся, меняя позу, и снова скривился от боли. – Изабелла, если вам выпадет шанс бежать, бегите. Не ждите меня.

– Не говорите глупостей, – ответила я. Сердце забилось в груди с такой силой, что я едва ли не чувствовала на языке вкус собственного пульса. – Одна в пустыне я и двух часов не протяну.

Тем не менее о бегстве думал не только Том. Два дня и одна ночь… Верблюд легко может совершить такой переход без воды, да и человек переживет это путешествие. Но это – при условии, что мы сумеем найти такой же прямой путь назад, каким прибыли. Если же нет, уходить без запаса воды – в чистом виде самоубийство.

Не собиралась я и уходить одна, без Тома. Да, нам сохранили жизнь… но если один исчезнет, как знать, останется ли второй в безопасности (сколь ни опрометчивым было считать безопасным наше теперешнее положение)?

– Теперь, оказавшись здесь, освобожденные от кляпов, мы сможем хоть с кем-нибудь переговорить, – сказала я. – Возможно, предложить сделку… Ведь им же наверняка что-нибудь нужно.

– Выкуп, – предположил Том. – Но представьте, сколько времени займет доставка письма в Куррат, к Пенситу, или в Сармизи, к лорду Фердигану, и скоро ли последует ответ. Похоже, мы здесь надолго.

На сей ободряющей ноте мы замолчали.

Прежде чем за нами пришли, я дважды успела заново смочить тряпку на волдырях Тома. Увидев, что мы воспользовались водой из кувшина, один из вошедших выругался: по-видимому, то был хозяин шатра. Но докучали мы ему недолго: нас подняли на ноги и провели через стойбище в другой шатер.

Там нас ждала женщина. Увидев ее, я была немало удивлена: до этого я воспринимала бану сафр только как наших врагов и ожидала обнаружить здесь нечто вроде военного лагеря. Но это, конечно, было просто нелепо, ведь бану сафр – такое же племя, как и прочие, с женщинами, детьми и всеми остальными элементами обычной жизни. Не будь я полностью сосредоточена на том, чтоб удержаться на ногах, заметила бы все это и раньше, но… Во время езды я старалась держать ступни прижатыми к верблюжьим бокам, чтоб солнце не сожгло пяток, однако верхней части ступней уберечь не удалось, да и земля в стойбище была сплошь усеяна острыми камнями.

Женщина увела меня за занавеску и принялась осматривать, а кто-то еще, по всей видимости, занялся Томом.

– Меня зовут Изабелла, – негромко сказала я, пока она хлопотала вокруг. – Как вас зовут?

Ответа не последовало. Тогда я попробовала снова, вот только напряженность обстановки отнюдь не улучшила моего ахиатского:

– Пожалуйста, вода. Мои ноги – болеть. Холод – хорошо.

Но, судя по всему, осматривали меня не с тем, чтоб облегчить мои страдания: никакой помощи я не дождалась.

По завершении осмотра меня отволокли обратно в основную часть шатра. Там ждал какой-то человек. Вскоре ко мне присоединился Том, коего бросили рядом со мной на колени. Про себя я решила, что перед нами местный шейх: одет он был лучше остальных и держался так, будто привык повелевать.

– Вы говорите по-ахиатски? – спросил он.

Том кивнул. Измученный, он едва мог удержаться на коленях.

– Немного, – ответила я.

– Вы – соджана, – объявил шейх. – Вам это понятно?

– Пленники? – переспросила я по-ширландски, что, естественно, никакой пользы не принесло.

Припомнив слова, коими мы пользовались в отношении драконов, я перешла на ахиатский:

– В неволе?

Шейх кивнул.

– Прошу вас, – заговорила я прежде, чем он успел продолжить, – скажите, что вы хотите? От нас или от остальных. Деньги? Верблюды?

Как будет по-ахиатски «выкуп», я не знала, да к тому же никак не могла составить нужную фразу и объяснить, что буду рада вступить в переговоры.

Но шейх только покачал головой.

– За вами приедут другие. До тех пор останетесь здесь.

Другие? Вряд ли под оными имелись в виду аритаты. Некая неизвестная мне сторона? Но бану сафр – мятежное племя, не подчиняющееся городскому шейху… Однако речь вполне могла идти о каком-нибудь более влиятельном шейхе, правящим другим кланом бану сафр. А может, я ошибалась, и передо мной был вовсе не шейх. Настоящий шейх мог, например, отсутствовать, возглавляя скотокрадов, угнавших у аритатов верблюдов, а этот – дожидаться его возвращения.

– Если мы…

Тут я запнулась, в мыслях кляня свою неспособность к языкам. Я собиралась спросить, принято ли среди кочевников нечто наподобие белого флага, какого-либо знака мирных переговоров, под коим нам могут позволить снестись с друзьями и попросить их не совершать ничего неразумного, но не знала как. И даже не была до конца уверена, что хочу об этом просить: как бы я ни опасалась возможных последствий, предпринятая друзьями контратака могла оказаться лучшим шансом для бегства. Как знать, что случится после того, как нас передадут этой неведомой третьей стороне?

Шейх не стал дожидаться, когда я разберусь, что же хочу сказать, и уж тем более – как это сказать. Он молча покинул шатер, оставив нас наедине с нашими охранниками.