Глава 8

Вернувшись домой, Альбин быстро переоделся в тренировочный костюм, навешал на себя дополнительного железа и, кивнув хозяйке, выбежал под дождь. Отмеряя длинными ногами расстояние, он сосредоточенно раздумывал над недавним разговором. Получается, что его жизнь была давно распланирована и расчерчена хитроумными ходами герцогини и планами императора. Не ясно было только, к худу или к добру. Следует ли смириться с происходящим и постараться влиться в струю или же взбрыкнуть, проявив таким образом и инициативу, и показав стойкость характера.

Так ничего для себя и не решив, он уже в темноте вернулся во дворик и, отрешившись от всех мыслей, начал неспешно раскручивать большой комплекс упражнений. Скользкая трава и барабанящие по плечам струи вносили некоторое разнообразие в тренировку. Альбин пару раз даже с благодарностью вспомнил Севера с его одержимостью внешним условиям. Тот вполне мог поднять подопечного посреди ночи и погнать на площадку, щедро политую какой-то скользкой дрянью, «для большей правдоподобности». О том, что можно было вообще не тренироваться, а сидеть с книжкой у неяркой лампы, попивая чаек с плюшками, юноше в голову даже не пришло.

Закончив первый круг большого комплекса, он сделал короткую передышку, опустившись прямо в грязь. Прикрыл глаза и постарался получить удовольствие от неудобной позы, от влаги, от холода и боли в мышцах.

Север обещал, что с практикой это будет делать все легче, а при должном усердии и прилежности он в конце концов сможет отдыхать прямо в разгар кровавой сечи. Но пока эта наука давалась ему менее всего.

Так и не добившись полного единения с чувствами, он приступил ко второму кругу. Отдаленно скользнула мысль-сожаление об оставленном во дворце большом фламберге и бане с ее дегтярным, горьким духом и жарким нутром.

Поначалу у Альбина еще было намерение заскочить сегодня в пару мест и повстречаться с некоторыми людьми. Но поразмыслив, он решил все же уступить ненастью. Слишком пустынным был сегодня город. Рабочие и мастеровые уже разбрелись по домам и кабакам. Праздные гуляки отменили свои планы и либо остались дома, либо собирались под крышами друзей и знакомых.

Закончив второй и третий круги, Альбин собрал железо и поспешил в дом. Там, в небольшой купальне, он с блаженным вздохом погрузился по плечи в большую кедровую бочку, наполненную горячей водой со щелоком. Понежившись в воде, Альбин обтерся заготовленным полотенцем и, расположившись на кровати в своей комнате, приступил к чистке оружия.

В иной день, в ином месте напротив устроился бы Север, выговаривая ему за то, что сначала надо было заняться оружием, а лишь потом собой, а рядом с ним сидел бы с книжкой Марий, кивая на особо цветистые обороты товарища и ухмыляясь в усы. В кухнях ждал бы немного более горячий, чем дружественный, прием от племянницы поварихи.

Быстро почистив, смазав клинки, кожу ножен и чехлов, юноша растянулся под простынями, вызывая в уме образ Сары. Несмотря на все подколки Севера, он искренне считал ее лишь другом. Только теперь он начал задумываться о том, не было ли в ее отношении к нему чего-либо большего. Девчонка, конечно, была хороша. Но не было ее чувство к нему, ежели оно, конечно, было вообще, не более чем благодарностью? Или не родилось ли оно из той же благодарности, вызванное шоком и облегчением?

Несмотря на свои годы, он считал себя достаточно опытным в сердечных делах. Твердо верил, что любовь есть не более чем влечение людей друг к другу под влиянием обстоятельств. Отсюда его трезвый расчет в отношениях, и, надо отдать ему должное, их бескровное и бесскандальное завершение.

Те дамы, с кем ему посчастливилось бывать, не бегали по двору, рассказывая сплетни подружкам, не призывали рыцарей в защиту поруганной чести и достоинство, и не строили козней или планов, как вернуть юношу в свою постель.

Впрочем, дружеское отношение все же сложилось не со всеми оставленными любовницами. Некоторые предпочли прекратить всякое общение. Однако дружбу Альбин ценил выше, и подозрения Севера относительно Сары его немного расстраивали, потому как променять подругу на любовницу он не желал, а связывать жизнь с кем-то, надолго уступая чаяниям герцогини, не планировал пока.

Так за этими размышлениями он и заснул, не погасив лампы и не решив для себя ничего.

Утро встретило его вялым, неуверенным, наверное из-за дождя, криком петуха. Посмотрев с минуту в окно на серую хмарь, юноша быстро оделся, не давая телу возможности повлиять на разум и остаться в тепле. Подхватил сбрую и выскочил под дождь. Уставшее вчера вечером тело настойчиво требовало дополнительного отдыха, каждой мышцей крича молодому организму о недопустимости подобного поведения. Малый комплекс только-только снял боль и выгнал слабость из мышц. Но вопреки обыкновению не принес бодрости и хорошего настроения.

Решив, что за такую подставу тело должно ответить по всей строгости, Альбин провел один из кругов большого комплекса и, почувствовав, как пали бастионы лени, а мышцы налились силой, удовлетворенно отправился завтракать.

Вчерашний разговор с герцогиней не прошел даром. Расположившись в ближайшей к дому харчевне, Альбин вложил в ладонь хозяина заведения монету в два лека и взглядом попросил того присесть. Пока служка приносил еду и напитки, юноша успел не только познакомиться с хозяином, но и вызнать многое о районе, в котором волею случая теперь проживал. Так он узнал, что аптекарь, который задешево распродает эликсиры из черной ольхи, на другие товары цену взвинчивает чуть ли не двукратно. Что водовозы, снабжающие заведение конкурента, заправляются из ближайших колодцев и можно было бы вовсе не покупать у них воду, а пользовать ту, что течет из центрального водопровода. Что кухаркин кот питается лучше самого достопочтенного хозяина, а служанка из дома напротив весьма падка на ласковое слово и непривередлива в подарках.

Договорившись о том, что будет теперь завтракать только в этой харчевне, Альбин проигнорировал сдачу и распрощался с любезным хозяином. Добежав до ближайшего рынка, юноша разочарованно вздохнул. Не только ему мешал дождь, ни лавок, ни торговцев, ни вездесущих мальчишек. Именно за последними и охотился сегодня Альбин, вчера еще резонно подумав, что стоит нанять парочку для курьерских нужд, а то и иная их помощь была бы небесполезна. Мелкие беспризорники бывают всюду, а внимания привлекают мало, посему лучших шпионов не найти, по крайней мере в условиях города. Альбин желал бы встретить и нанять небольшую шайку в пятнадцать – двадцать мальчишек. Такое количество его бы не разорило и было бы вполне удобно. Но, увы, не сегодня.

Следующий день тоже не принес добрых вестей. Закрепив отношения с хозяином харчевни, Альбин посетил аптекаря, пару небольших лавчонок, познакомился со стражниками юго-западных ворот. Сыграл в кости в сторожке, навестил Стэна, встретив его после смены и посидев с ним за праздной болтовней в кабаке, вновь вспомнил про маленьких шпионов. Утром после тренировки Альбин засел за бумаги, прилежно вспоминая и перенося на бумагу все о людях, которых повстречал за эти дни. В итоге он хотел бы составить досье на каждого перспективного агента, в коих и задумал превратить хозяев многочисленных ресторанов и лавок. Тем не менее курьеры ему все так же были необходимы.

Побродив вокруг пустого рынка, юноша решил, что искать места лежек юных банд не стоит, а лучше отложить на потом. Так что, вернувшись в свою комнатку, он развязал огромный тюк, прибывший сегодня с курьером, и, поминая не всегда добрым словом позавчерашнюю матрону, приступил к сортировке платья. Надо отдать должное, матрону он не только ругал, но и благодарил сердечно, выкопав из горы камзолов и штанов новенькие сапоги грубой кожи, завернутые в несколько слоев дешевой бумаги.

Бумагу он сразу запихнул в старые сапоги, пусть заберет влагу, а новенькие тщательно обработал, приготовив к вечерним испытаниям. Дождь утихал, растратив себя всего, но все едино лужи сегодня уж точно никуда не денутся. Ливневая канализация уже давно не справлялась с потоками, забившись опавшими листьями и мелким мусором еще в первый день.

Наконец, с невидимого отсюда Всеединого храма всех богов прозвучал зов трубы, отмечающий три часа пополудни, и нор Амос со вздохом облегчения начал собираться. Выбрав платье погрубее и попроще, он поймал на углу извозчика, который уже минут через десять доставил его к «Сестричкам». Нырнув в нутро веселого дома, он галантно поприветствовал мадам, весьма расстроенную ранним явлением гостя, и выслушал от нее тысячу извинений за скудность выбора и заверения в том, что вечером, когда девочки отоспятся и приступят к своим обязанностям, оный выбор будет куда богаче. Решив закрепить знакомство, Альбин в сопровождении мадам осмотрел пару комнат, заглянул в сейчас пустовавшие покои для важных клиентов и осмотрел общее убранство некогда доходного дома. Распрощавшись с мадам, он слишком поспешно толкнул выходную дверь, чуть не ударив высокого незнакомца. Тот, вынужденный отпрыгнуть от угрозы, оказался обеими ногами в глубокой луже, забрызгав и плащ. Поспешив извиниться, Альбин невольно поежился от холодного взгляда его серых водянистых глаз. Незнакомец отмахнулся от извинений кивком, без единого слова, показав, что не держит обиды, и скользнул мимо юноши внутрь.

Проследив за тем, как тот скрылся в борделе, Альбин развернулся и зашагал в сторону квартала ремесленников. Там он поймал карету. Расположившись на мягких кожаных подушках, прикрыл глаза и ненадолго выпал из действительности.

Проснулся от стука в окошко. Оказывается, пока он спал, карета прибыла, и некоторое время извозчик не решался разбудить дворянина. Поблагодарив его за чуткость лишней монеткой, юноша спрыгнул на мостовую перед большими коваными воротами. Улица Часовая, на которой он оказался, в этот час была пустынна. Проводив взглядом отъехавшую карету и убедившись, что сегодня его не встречает делегация разгневанной молодежи или, не попустят боги, их отцов, нор Амос прошагал в небольшой садик. Рванул на себя окованную медью и железом дубовую створку и, споткнувшись на пороге о брошенную тряпку, на поверку оказавшуюся старой рубахой, ввалился в резиденцию Данте.

Сегодня встреча с «кошками», как про себя окрестил сожительниц друга нор Амос, прошла куда будничней и спокойней. Обе девушки были вполне одеты, правда не в женское платье, а в мужские штаны и длиннополые куртки, перепоясанные широкими кушаками и с вырезами по бокам. Обе были босы и без оружия. Рыжая даже улыбнулась юноше, поприветствовав его коротким кивком.

– Доброго вечера, милые дамы, – сорвав с головы шляпу, Альбин отвесил учтивый поклон, более присущий торжественному балу или салону, чем захламленной гостиной. – Счастлив вновь видеть вас.

Рыжая премило залилась краской, отводя глаза, а черноволосая, бросив на него хмурый взгляд, буркнула в ответ что-то типа «ну-ну» и, сцапав зеленоглазку за руку, утащила ее в недра дома.

Альбин в растерянности остался один. Выругавшись про себя, не зная, то ли ему идти далее, то ли ожидать хозяина здесь, он, помявшись у порога, все же несмело шагнул вперед.

Гостиная была пуста, пуста была и спальня. Побродив по особняку, юноша каким-то образом, не иначе по наитию, заглянул на кухню. Там он обнаружил не только девушек, но и их хозяина.

Данте, приплясывая и мурлыкая себе под нос, колдовал у плиты, а девушки, рассевшись по разным углам на нескладных табуретах, молча наблюдали за ним. Оценив открывшуюся картину и проведя про себя аналоги с двумя голодными кошками, следящими за мышью, юноша несмело кашлянул.

– О, – Данте подпрыгнул от неожиданности. – Вот и ты… напугал. Заходи скорее, садись. Да где хочешь, там и падай.

– Ты это чего делаешь? – не поверил своим глазам Альбин, ведь, судя по всему, Данте пытался приготовить ужин. По крайней мере, резаные морковь, лук и картофель на то, чтобы быть ингредиентами некоего таинственного яда, не годились никак.

– Как что? Кашеварю я, – Данте схватил огромный половник и картинно замер, уперев руку в бедро. Получилось весьма похоже на замковую распорядительницу кухонь. В миниатюре, конечно, но Альбин не выдержал и расхохотался. – Вот чудак, ты над чем ржешь? Над моими поварскими подвигами?

– Нет, нет, – никак не мог успокоиться юноша, – точнее, да. Ты вообще когда-нибудь готовил сам?

– Нет, конечно! – Данте поднял вверх палец: – Но я много наблюдал. Не думаю, что все так уж сложно. Любая женщина это может, так что и мне вполне по силам.

– Ой, зря ты равняешься на любую женщину. – Альбин отдышался, плюхнулся на лавку у стены. – Боюсь, ты будешь разочарован, и отнюдь не в женщинах.

– Мы заключили пари, – голос черноволосой мягко окутал юношу.

– Точно! Пари! – Данте подпрыгнул на месте, возвращаясь к поварешкам. – Эти две мерзавки осмелились сомневаться во мне. Они говорят, что мужчина не способен без женщины даже приготовить суп.

– И? – поднял бровь Альбин, не отводя взгляда от черноволосой. Та уставилась в ответ, с интересом ожидая продолжения. В голове Альбина большая черная кошка облизнулась.

– Что «и»? Все. Они говорят, что я не могу приготовить суп. Я покажу им, как они заблуждаются.

– Данте, ты, когда спорил, не ставил на кон родовое поместье?

– Нет, конечно, мы спорим на фанты. Проигравший берет из вон той банки фант и исполняет все, что там записано. По правилам, каждый может написать на бумажке желание и бросить в банку. Хочешь с нами?

– Пожалуй, я воздержусь, Кстати, а почему бы тебе сразу не взять фант? – Альбин изобразил милую улыбку, все так же не отрывая взгляда от черноволосой. – Ты мог бы сэкономить время и продукты.

– И устрица имеет врагов, но не чаял я тебя в их рядах узреть, друг, – Данте обиженно отвернулся.

– Ты жаждешь Кавдинского ига, Данте, не иначе.

– Никто в меня не верит, но я докажу этому миру, как он ошибается, – Данте грозно потряс половником, разбрызгивая горячие капли.

Чуть позже друзья ужинали, уплетая жареного поросенка под острым соусом. Не успел посыльный из ресторана отбыть, как оголодавший за день Данте набросился на заказанную еду. Кошки, отсмеявшись и сменив гнев на милость, сидели рядом и чинно орудовали приборами, пока их хозяин рвал мясо, хватая куски руками. Рядом с толстячком на отдельной тарелке лежал свернутый многократно лист бумаги. Тот самый злополучный фант, полученный проигравшим.

Данте упорно отказывался разворачивать дорогую бумагу, и девушки, скрывая жгучее любопытство, нет-нет, но периодически бросали на конвертик взгляды. Посмеиваясь над их игрищами, Альбин сложил в голове образ двух облизывающихся на кусок мяса кошек, нервно бьющих себя извивающимися хвостами по бокам.

– Может, все же развернешь? – Признаться, Альбина и самого мучило любопытство.

– Не-а, – Данте облизнул пальцы. – Уговор был, что я его возьму и исполню, а о том, чтобы разворачивать, речи не было. А как я могу исполнить то, чего не знаю?

– Ну, ты и жук. Так давай я разверну, – улыбнулся Альбин.

– Не-не-нееее, так нельзя. Это мой фант. И после того, как я его взял из банки, его трогать нельзя.

– Тебе самому не интересно, что там?

– У меня есть список всех вопросов. Прежде чем бросить фант в банку, мы пишем вопросы на листе бумаги и сворачиваем его так, чтобы не было видно.

– Это еще зачем?

– Ну как… чтобы не было мухлежа, – Данте обаятельно улыбнулся девушкам.

– Но ты же сам мухлюешь, – возмутился Альбин. – Так нечестно.

– По правилам – честно, а вопросы я все знаю, читал. Да и они читали. Так что, друг мой, загадка только в том, какой из фантов мне выпал. А тут любопытство уже иное, с ним я могу смириться.

– Ты невыносим. – Альбин повернулся к зеленоглазке: – А знаешь, Данте, ведь если у вас есть список вопросов, то стоит просто посмотреть, какого фанта не хватает в банке.

Вот только что он смотрел в глаза рыжей, и менее чем в миг она оказалась у дальней стены, прижимая к себе банку с бумажками. Рядом с ней замерла настороженно черноволосая, подозрительно глядя на друзей. Видя, что никто не спешит отбирать заветную банку, подруги опасливо двинулись вдоль стены к двери, за которую живо юркнули.

– Эх, – Данте с тоской глянул им вслед. – Ты зараза, Аль. Я бы мог еще пару часов их помучить, пока они сами не сообразили.

– А список-то где?

– У меня, но это не важно. Они его видели, а значит, смогут восстановить, даже если я его сожгу.

– Что-то небольшой, видно, список, – Альбин ухмыльнулся, – с фантазией у вас, погляжу, не густо.

– Большой не большой, а за две с лишним сотни перевалило.

– Ого, беру свои слова назад. И что они правда все вспомнят? Или вы его заучиваете вечерами?

– Вспомнят, конечно. Их натаскивали специально на подобные фокусы. – Данте отмахнулся: – А, неважно… Пока они еще переберут все желания, пока сверят. Казнь откладывается – палач, лей вина.

– Ты где кошек-то этих взял?

– Кошек? А ведь и впрямь. Надо сказать девочкам, они оценят. Мне их подарили. Отец удружил.

– Данте?

– Не, все нормально. Просто я отсутствовал, ты знаешь. В общем, ездил на юг решать с отцом семейные дела. Там батюшка выкупил эту парочку и мне подарил.

– Рабыни?

– Ага, с Тарсиса… Специально выращенные для охраны и воспитания важных отпрысков больших людей. Вот только им не свезло. Торгаш, который их вез, на них же и разорился. Он тащил их из Тарсиса в Юнагру для какого-то царька, а его там вместе со всей семьей свергли и в песок закопали. Так что торгаш сбыл их при первой возможности. И попали они не на мягкие подушки и шелка, а чуть ли не в пыточную одного извращенца. Тот их порядочно замордовал. И отец их выкупил по дешевке. Выходил и мне подарил.

– А как же уложения? Ты не можешь держать рабынь в Аркаиме.

– Ой, отстань… Я им вольную еще в Юнагре выписал. Только не отвяжешься теперь, хозяин, и все. Это в империи они такие вольные стали: шутят, развлекаются. Просто потому, что я им объяснил, что за содержание рабов у нас головы рубят. Так что теперь они не рабыни, а… не знаю я, как это назвать. В общем, у меня эксперимент: как сделать из двух дикарок достойных леди?

– Ну ты даешь! – Альбин покрутил пальцем у виска. – Смотри, как бы они сами из тебя что-нибудь не сделали.

– Да не, все нормально. Девчонки хорошие, Страта только меня беспокоит.

– Это которая?

– Рыжая. Молчит она. Говорит только шепотом и то только со мной или с Тарой.

– Тара – черноволосая?

– Ага, ей меньше досталось там, или сама покрепче. Но по ночам они обе стонут и кричат во сне. Жалко их, но я так сам скоро с ума сойду.

– Магов позови, пусть поработают с воспоминаниями на крайний случай.

– С магами особый разговор. Тот урод как раз магом и был. А девочек с детства воспитывают и обучают как-то так, что магия на них хуже действует. Вот он и взял их для экспериментов, думал секрет открыть. А когда ничего не выходило, то на них зло еще и вымещал.

– Дела… Кстати, а что у тебя с местными? У меня тут был интересный разговор с молодежью.

– Слышал уже. Да в общем-то ничего такого. Тут жил один еще, на всю голову больной – главарем у местных был. Ну он и залез ко мне вечерком в сад. Самое обидное знаешь что, Аль?

– Мм?

– Ворота открыты, входи, всем рады, никого не прогоняем. Зачем через забор лезть? Растения ломать, сад вытаптывать? Короче, ломился он, как кабан. Страта выглянула посмотреть, кто там, а он ей с ходу нахамил. Сам виноват.

– Местные теперь зуб на тебя точат.

– Да пусть их, не я начал. Слушай, тут по твоему делу расклад наметился.

– Узнал что?

– Узнал больше, чем хотел. Больше, чем ты заслужил. Темное дело, Аль. Те счета, что ты дал, они – правительственные.

– Ты уже говорил…

– Не перебивай. Я вообще сомневаюсь, что тебе следует туда соваться. В общем, деньги на них приходят из специального фонда, подконтрольного Тайному совету. Распоряжался ими некто Вордис Тлафирк – надворный советник при Тайной канцелярии. А куда он их дальше девал, про то не вызнал.

– В смысле распоряжался? Что-то изменилось?

– Пропал он, возможно, что совсем. Были слухи, что он не чист на руку. Пару раз вроде нанимал одного бандита для скользких дел. Но и бандит тот, и вся его банда приказали долго жить. Один только остался, но вряд ли надолго. Не совался бы ты туда.

– Не могу, Данте, уже затянуло так, что не выберешься.

– Плохо. В общем, было их четверо бандюганов. Предпоследнего позавчера кончили. Так что последнему тоже немного осталось.

– Про него что знаешь?

– Знаю, зовут Цафик, кличут Слизнем. Он завсегдатай веселого дома «Сестрички». Это…

– Знаю, где это, был сегодня там. Надо же, как совпало, – Альбин задумчиво потер лоб.

– Я многого о тебе не знаю, мой друг? С каких пор тебя потянуло в такие места?

– Да я по делу был, не юродствуй.

– Ну, раз так, то дорогу найдешь.

– Описание есть? Как узнать этого Слизня?

– Все есть, и его описание, и всех остальных. Погоди, кошек кликну, принесут.

Механик был раздражен. Целые день и ночь и еще день он провалялся на кровати в занюханном борделе. Столько часов потеряно зря. Мало того, Цафик в эти часы если куда и двигался, то только по нужде. Похоже, под вечер к нему вообще пришли гости, и он упился до беспамятства.

Знай Калинич, что объект не пойдет под дождем искать приключений, а будет валяться в своей халупе, он не стал бы терять время. Знай он, что сегодня Слизню ничего не угрожает, он занялся бы иными, не менее важными делами.

С трудом успокоив себя, Механик решил, что все едино жалеть о том, что не успел, уже поздно. Зафиксировав у себя в голове местоположение объекта, он отметил его ровный замедленный пульс. Механик отодвинул его образ в сторону. Нет, он не бросил слежки. Просто на краешке сознания, как индикатор, мигал и переливался флажок, отмечающий Слизня. Точно так же он мог включить и другие маячки, но такой режим был труден, приходилось концентрироваться, и он становился рассеянным. Поэтому Механик никогда не следил более чем за четырьмя единовременно, и то в таком случае не мог даже передвигаться самостоятельно. Один-два маяка, горящие в сознании, делали его просто несобранным и неловким, и сражаться в таком режиме он бы не рискнул.

Сбежав по короткой лестнице, он, толкнув дверь, вывалился из борделя прямо в дождливый вечер. Быть может, если бы не дождь, эти двери вообще не закрывались бы, пропуская в обе стороны потоки клиентов и шлюх. Но сегодня перед борделем было пустынно. Не стояли по улочкам договорившиеся о единой очереди извозчики, покуривая и травя байки. Не звучал голос зазывалы и пошленькие шуточки девочек, рекламирующих товар лицом, как говорится.

Дождь и мрак. Пелена была настолько густой, что даже Механик не мог различить света газовых фонарей, которые зажигали ежевечерне вдоль улиц и на площадях.

Машинально понизив температуру тела, дабы не чувствовать прохлады и не делиться ресурсами организма с дождем, Механик выстроил в мыслях маршрут и, прикрыв глаза, побежал прямо по лужам в сторону доков.

Было что-то завораживающее в его фигуре, несущейся сквозь грохот капель. Постепенно Калинич ускорился, глаза пришлось закрыть полностью и перейти на энергетическое, или, как говаривали в Институте, магическое зрение.

Мир преобразился. Темнота отступила, и каждая капля в воздухе или на земле, каждый камень под ногой либо в кладке стен – все расцветилось холодными, но яркими огнями.

Некоторые чувствуют запах, кто-то ощущает давление. Механик же, переходя на истинное зрение, помимо красок ощущал тепло. От каждого предмета словно исходил жар, но не тот, который идет от огня или от разогретого камня. Нет, то был особенный жар. Учителя, когда он спросил их о том, что это значит, попросили его описать свои ощущения. И когда Калинич не смог сделать это даже для себя, тогда он понял, насколько был глуп вопрос.

Каждый, умеющий прикасаться к незримому, видел, слышал либо обонял что-то свое. Механик слышал о девушке, которая, переходя на магическое зрение, не видела вообще ничего, но каждый предмет, каждый поток энергии словно пел ей свою песню. Механик не мог понять, каково жить в подобном мире, и не хотел бы сменить свои краски и свой жар ни на какие другие способы познания мира.

Улицы сменяли одна другую. Иногда Калинич пробегал мимо других людей. Невидимый им, он, однако, прекрасно ориентировался. Сам же не заметить огромные, распространяющие слепящие упругие волны жара сгустки огня никак не мог. Он словно летел сквозь огромный светящийся тоннель, уворачиваясь от препятствий и обходя преграды.

Наконец краски безумия померкли, а бешеный бег перешел в тихую, легкую поступь.

Перемахнув единым прыжком невысокий железный забор, Механик пересек небольшую загаженную площадку, ранее служившую газоном, но ныне вытоптанную и раскисшую от влаги. Добежал до стены огромной каменной коробки с мощными контрфорсами. Окна первого этажа были по большей степени заложены кирпичом, а те, что остались, так забраны решетками, что не просунуть даже руки. Проскользнув вдоль осыпающейся стены, Калинич оказался у заднего входа, представляющего собой массивную железную дверь с небольшим и тоже забранным решеткой окошком.

Загрохотав кулаком по металлической поверхности, Калинич дождался, пока в открывшемся окошке покажется заспанная физиономия ночного смотрителя, и предъявил универсальный пропуск. Окошко захлопнулось, послышался шум отодвигаемых засовов, стон и скрип несмазанных петель.

Вложив золотой толар в протянутую руку медикуса, Механик подвинул того плечом и проник в помещение, оставляя за собой грязные следы и разбрызгивая с плаща дождевую воду. По-хозяйски прошел к небольшой конторке, скинув плащ и шляпу на руки подбежавшему смотрителю, с удобством устроился за столом.

– Скажи мне, любезный, – начал Калинич, рассматривая нескладную фигуру, замершую в полупоклоне. – Как бы мне ознакомиться с учетными книгами?

Студент-медик захлопал глазами, дернулся всем телом и, вспомнив о ноше, поспешил пристроить плащ и шляпу посетителя на колченогую вешалку, сиротливо стоявшую в дальнем углу.

– Так вам, наверное, надо к главному распорядителю? Только нету счас никого. Они уходят рано… ночью один я тут…

– Экий ты, братец, непонятливый, – вздохнул Механик. – Проясним ситуацию.

Калинич ловко выдернул из-за ремня кошель, бухнул его об крышку стола, дернул завязку и медленно со смаком начал выкладывать серебро на стол. Аккуратно сформировав пять столбиков по пять леков, на вершину каждого уложил по золотому толару.

– Это, – подвинул он первую кучку в сторону студента, – если мне не придется вопрос повторять. Это, – добавил еще одну, – если ты, братец, найдешь решение быстро. Это, – третий столбик двинулся в путь, – если добавишь кружечку горячего чаю, чтобы мне было приятней читать. Ну, а это – если я найду в книгах то, что мне надо. А последнюю плату ты обретешь, если у тебя найдутся ответы на дополнительные вопросы.

Студент сглотнул, обозревая предложенное богатство. Попросил обождать и быстро убежал в глубь коридора, громыхнув на прощанье дверью.

Механик не успел заскучать, как дверь снова распахнулась и в комнатку ввалился запыхавшийся студент. К его груди была прижата огромная папка с бумагами. Аккуратно примостив ее перед Калиничем, медик снова сорвался в бег, и уже через минуту рядом с папкой исходила горячим паром кружка, полная ароматного напитка.

Хмыкнув, Механик сгреб три стопки монет и высыпал в руку студенту:

– Обожди пока рядом, – пробормотал он, развязывая завязки и вчитываясь в бумаги.

Расторопный медик принес бумаги распределения больных по камерам не менее чем за полгода.

Несмотря на то что больница ориентирована была на нищие слои населения, с которых не получить и обломка полудени, отчетность была на высоте. Все же бюджетное финансирование. А проверяющие инспекторы следили за распределением средств с такой скрупулезностью, словно вырывали их из рук своих голодающих детей.

Отсортировав листы за последний месяц, Механик отодвинул папку на край стола. Найти в оставшихся листах человека, пострадавшего от неизвестного химического яда, было не сложно, но дочитав его больничный лист до конца, Калинич недоуменно нахмурился.

– Иди-ка сюда, братец, – окликнул он медика, сунул лист ему в руки. – Скажи мне, что это?

– Больничный лист, ваше благородие. Тут писано, что ночью двадцать пятого числа прошлого месяца к нам поступил пациент с обширными язвенными поражениями левой стороны тела. Более всего пострадала кисть левой руки и кожа лица и шеи. Руку было решено ампутировать…

– Я умею читать, братец. Скажи мне, что это за чушь в конце, что за проблемы с сердцем? И почему тело кремировали так спешно? И обращайся ко мне «мастер», я не из благородных, – последнее слово Механик выплюнул с отвращением.

– Конечно, мастер, – поклонился медик. – Тут, значит, написано, что больной претерпел кризис и его сердце отказало. А тело кремировали на следующее утро после обхода и заключения дежурного врача.

– Послушай меня, – Механик понизил тон, из-за чего звук его шелестящего голоса стал похож на скрежет напильника по кости, – вы можете писать в своих бумажках любой бред. Но я желаю знать, как умер этот человек и почему его сожгли так быстро. Вот, – кинул он пару листов в сторону медика, – два тела, умерших ранее, до сих пор гниют в подвале, а этого вы сожгли немедля. Кто дежурил в ту ночь?

Студент покрылся холодным потом, его затрясло, настолько сильно, что дешевая бумага в его руках порвалась. Упав на колени перед Калиничем, медик запричитал:

– Не губите, мастер… я же не знал… я думал, она просто проведать пришла… Думал, может, к любовнику. Кто же знал? Она и денег заплатила, чтобы, значит, в отдельную камору его перевели…

– Тихо, не суетись. Я не сержусь. Тот человек не был моим другом, и я не собираюсь мстить или заявлять на тебя начальству. Просто хочу знать правду. Понимаешь меня? – он похлопал по кошелю. – Я люблю правду, – Калинич выделил последнее слово, – и готов щедро за нее платить.

– Все скажу, мастер, все скажу, – студента трясло уже от облегчения. – Я дежурил тогда… Ко мне накануне на улице подошла девица, симпатичная, молоденькая. Завела разговор. Она знала, что я тут ночами обретаюсь один, у меня положение такое… Знала, что мне деньги страсть как нужны. Сказала, что друг ее тут страдает и она не желает, чтобы было ему худо. Денег дала, чтобы я в лучшую палату определил, понимаете? Я не знал, что так будет…

– По существу сказывай, денег дала, что дальше?

– Ну, я этого малого перетащил. У нас много места пустого-то… по доброй воле сюда не спешат. И она еще сговорилась, чтобы я им свидание, значит, устроил. Но чтобы сам не присутствовал. Пришла одна ночью, деньги честь по чести принесла, сказала, чтобы я часа три не показывался, а сама к тому малому пошла. Я возвращаюсь, а он того уже, мертвый весь…

– Отчего умер? Правда, что ли, сердце не выдержало?

– Да уж куда там, – закашлялся студент. – Она же его как свинью заколола. Два ножа недешевых даже оставила… один – в сердце, другой – в глазу. Такую свинью мне подложила. А с утра мне свезло, друг мой тут на обходе был. Он тоже тут врачом, только повыше меня. Он-то меня и устроил сюда. Мы с ним тело и пожгли сразу, а в листе написали, что типа сам преставился…

– Девку ту узнаешь при встрече?

– Не скажу, мастер… она закутана была вся, голос тихий, неживой какой-то. Волос темный, но не черный, и глазищи… да, глазищи голубые такие. Ясные, как небо летнее, глубокие…

– Да ты, братец, прямо поэт, – усмехнулся Механик. – А росту какого? Может, заметил чего, родинки там или одежа необычная?

– Росточку невысокого. И родинок не заметил я. Кожа чистая вроде была. А одежды на ней мужские были. Куртка да штаны, волосы недлинные… нос как нос, так и не скажешь чего. Вроде увижу, может, и узнаю, а может, в ином платье будет, и мимо пройду.

– А возраст, стать, украшения были какие?

– Ну, возрасту молодого… может, лет шестнадцать, может, двадцать. Стать в куртке мужской да под плащом не разглядишь, но выдающихся форм не было вроде. Украшений тоже не приметил я… Вы же поймите! Я не знал, что такое дело… не приглядывался! У меня положение… деньги нужны срочно, вот я и радовался, что свезло.

– Ясно. Не трясись. Будем считать, что положение ты свое поправил. Значит, так, – Механик задумчиво потер подбородок. – Ты, ежели упомнишь чего, придешь по адресу, давай бумагу – напишу. Да не медли, отдарюсь щедро. Даже если мелочь вспомнишь какую, самую незначительную. Ежели сама придет, ты смотри не выдай, что про нее спрашивали. Хотя сама вряд ли появится, но на всякий случай дам тебе штуку одну, порошок хитрый, ты постарайся этот порошок на нее незаметно стряхнуть. Можно на одежду или кожу, неважно. Это не яд, так что не волнуйся. И сразу, как только уйдет, ко мне беги. Если меня не будет – жди. Если долго не будет, оставишь хозяину гостиницы послание для меня. Я сам тогда тебя найду. Сделаешь все как надо, золота получишь столько, что все свои положения забудешь. Все ли ясно?

– Все ясно, мастер, не извольте сомневаться, все исполню, как сказывали.

– Смотри, в твоих же интересах. И ежели что, не жди конца смены или удобного момента, сразу мчись по адресу, чем быстрее прибежишь, тем больше получишь, – усмехнулся напоследок Механик.

Не слушая благодарностей и заверений студента-медика, он поднялся из-за стола, принял плащ и шляпу и, споро одевшись, вышел на улицу.

Обратно к борделю он шел не спеша, не обращая внимания на дождь. Калинич размышлял о том, как он ошибся. По его расчетам, после Ржавого смерть должна была прийти именно к Слизню. Уж очень удобной и очевидной мишенью тот являлся. Но таинственная девчонка предпочла убрать сначала больного. Что это? Ошибка ли? Или расчет, в котором не ясна до конца схема. И сама незнакомка, связана ли она со Стариком, как предположил Калинич, или случайно вмешалась в его планы с местью, не связанной с его делом?

Так или иначе, в совпадения Механик не верил, хотя и допускал. Но такие совпадения были за гранью его доверия. Мог ли таинственный помощник Старика быть женщиной? С одной стороны, Старик не любил с ними работать. С другой, вспоминая недавние акции – молодая женщина вполне справилась бы с ними. Да и поведение Старика было бы куда яснее, если допустить, что все это время он защищал… кого? Дочь? Слишком молода, внучка скорее. Но Калинич не верил, что, отдав службе свою жизнь, Старик может подтянуть кого-то из родни, даже если она у него была. Может, племянница? Или просто воспитанница? Гадать можно было до бесконечности. Потянувшись сознанием к маячку, повешенному на Слизня, Механик убедился, что все в порядке, и неспешно продолжил путь.

С одной стороны, с девицей работать будет проще, с другой – неизвестно, насколько она привязана к наставнику. И на какое безумие способна? Пока все ее известные шаги, а именно сложившиеся акции, убийство Ржавого и Шушрака, были выполнены изящно и легко. Не сказать, что месть застила ей разум. Но кто знает? Так или иначе, если Механик прав, на днях она придет за Слизнем. А значит, чем гадать, можно просто подождать.

В бордель Калинич не вернулся. Уйдя с окраин, он поймал пролетку и назвал извозчику адрес гостиницы. Дав хозяину указание вычистить его плащ, он предупредил о возможных посыльных, наказав при явлении их сразу будить постояльца, невзирая на время суток.

Поднялся в свой номер, открыл ключи на трубах, отрегулировав воду так, чтобы в ванне собирался почти кипяток. И дождавшись, пока она наполнится наполовину, блаженно погрузился в парящую жидкость.

Эту ночь он провел в гостинице. А половину следующего дня бесцельно проблуждал по ремесленному кварталу, ежечасно проверяя маяк.

Уставшая от дождя столица словно вспомнила обо всех заброшенных на время непогоды делах и шумела сегодня особо неистово.

Механик погулял по городу, полюбовался на фонтаны и статуи. Некоторое время потоптался, разглядывая величественное здание Всеединого храма всех богов, но внутрь не сунулся.

После операций ему становилось неуютно возле алтарей. А намоленные стены отрезали как ножом часть способностей. Терять связь со Слизнем Калинич не хотел. Решил про себя, что заглянет внутрь в следующий раз. Затем он плотно пообедал в ресторане, заказав обжаренные в масле рулетики из мяса и овощей, а на десерт взял сырный пирог, политый до изумления вкусным апельсиновым сиропом.

Рев трубы, отмечающей три часа пополудни, застал его за чтением свежей газеты, повествующей о нововведениях в области рыбного лова и о начале обширных военных учений.

Сложив прессу, он, оставив свернутый лист на столе, щедро расплатился с ресторатором и неспешным шагом отправился дальше.

Отметив про себя, что его подопечный немного взволновался, Механик сменил траекторию, но по-прежнему неспешным шагом оправился к борделю.

Неприятности встретили его на половине пути. Сначала проезжающая мимо телега, попав колесом в невидимую под лужей выбоину, окатила его брызгами грязи. Потом неловкий прохожий несильно толкнул плечом. Напоследок он сам, обходя угол какого-то дома, зацепился плащом за острый выступ стены. Апофеозом серии неудач была рванувшаяся к нему дверь борделя. Чудом успев избежать унизительной встречи, он отпрыгнул назад, влетев обеими ногами в глубокую лужу.

Чувствуя, как еще не такие уж и старые, и уж точно не дешевые сапоги дали течь, Механик поднял взор на извиняющегося юношу. Представив мысленно, как медленно, со вкусом, сдирает с него, визжащего, кожу, он отмахнулся от извинений и вошел внутрь.

Странно, статус и расположение веселого дома не предполагали, что сюда заглядывают и дворяне. По крайней мере так, не расплетя волос и не спрятав лица под капюшоном плаща.

На паренька Механик обиды не держал, всякое бывает, но лицо запомнил. И взгляд серо-зеленых глаз, и кривоватый, явно не раз сломанный нос, и широкие плечи отпечатались в его памяти. Может, после завершения всех дел он найдет паренька и примет уже настоящие извинения. Но не сейчас.

Сейчас, насторожив все свои чувства, Калинич снова растянулся на кровати и прикрыл глаза.

Вечер пришел внезапно. Отвоевав у непогоды столицу, суета и уличный шум не сдавались и тогда, когда солнце уже перестало золотить мутные стекла единственного окна.

Калинич прочувствовал, как мимо его двери прошел подопечный, как поднялся на следующий этаж и там, разогнав свое сердцебиение до максимума, задержался надолго.

Механик подобрался, но Слизень, получив свою порцию ласк от выбранной на сегодня шлюхи, уже успокаивался. Его пульс пришел в норму, и Калинич разочарованно решил, что ошибся, когда биение маяка превратилось в холодное затухающее свечение. Мгновенно собравшись, Механик привел свое тело в состояние готовности и, оглядев пустынный коридор, ласточкой взлетел по лестнице на следующий этаж. Замер перед дверью, раздумывая, как более удобно ворваться внутрь. Поднял руку в тот самый момент, когда дверная ручка провернулась.

Отступив на шаг, Калинич дождался, пока дверь распахнется, и с подшагом с силой толкнул в грудь замершую на пороге девчонку в мужском платье. Посмотрел из проема, как та растянулась возле широкой кровати, оценил обстановку, раскиданное по полу платье, несомненно принадлежавшее почившему Слизню, отметил его бездыханное тело с раной в груди и перерезанным горлом.

Девчонка очнулась от шока невероятно быстро. Сунув руку под кровать, достала оттуда приметную трость-шпагу, взмахнула ею, угрожая. Откатилась, обнажая клинок. Механик скользнул в комнату, и девка, поймав его на встречном шаге, длинным выпадом вонзила полотно шпаги прямо в его грудь.

Калинич опешил, когда увидел клинок в руке девицы. Он предполагал, что сначала та попытается его запугать, будет угрожать, делать подготовительные движения, но вот так сразу?

Он улыбнулся ей в лицо, подобное заслуживало уважения. Направив энергию в ребро ладони, Механик, не отрывая взгляда от жертвы, надо признаться весьма премиленькой, коротким движением разбил клинок. Схватив девушку за горло, он чуть приподнял ее над полом. Струйки ихора потекли из-под ногтей, впитываясь в чистую, шелковистую кожу шеи. С наслаждением он следил, как все тише становятся судороги жертвы, как заволакивает и впрямь голубые глаза поволока боли, как гаснет сознание.

Наслаждение сменилось болью, горло механика рвануло сталью. Отбросив девчонку, уже не представляющую угрозы, в сторону, он сместился, взвинчивая скорость восприятия рывком в несколько раз.

Вспыхнули в мозгу маячки, обрывая связь, зашелестел по венам ихор, воздух, ставший упругим, нехотя поддавался под напором тела.

Вслед вихрю, унесшему Механика на край комнаты, рванулся еще один. Опал, открывая взору невысокого худого мужчину, облаченного в черное.

Механик замер напротив, спешно заращивая рану на шее. Смерив нового противника взглядом, прошелестел:

– Ты еще кто? Отойди в сторону…

– Умри, тварь, – бросил ему Сатхи, призывая функцию: два гудящих диска образовались округ его кистей. Не тратя больше времени на разговоры, он бросился вперед, нанося удары.

Механик рванулся в сторону, выхватывая из спинных ножен короткие кинжалы, подставил лезвие одного под приближающийся справа удар. Охнул, когда его откинуло, а лезвие короткой даги повисло облаком осколков в воздухе.

Воспользовавшись инерцией, отбросившей его от противника, Механик сгруппировался, выпустил рукоять разбитого кинжала, крутнулся вокруг оси, срывая завязки плаща. Закрутил его, скрадывая свои движения. Он еще успел почувствовать, как не выдерживает скорости движения плотная шерсть, когда Сатхи продолжил атаку.

Преобразовав функцию из двух чакр в кистень на длинной рукояти, он закинул било над плащом, сминая и прорывая ткань, сформировал в свободной руке кацбальгер и, отпустив кистенище развеиваться, резанул поперек сминаемой ткани, но противника не задел.

В ответ из-за края прилетела быстрая рука с дагой и, попробовав кончиком клинка призванную защиту, убралась снова.

Соперники вновь отпрыгнули друг от друга, пережидая, пока отлетят в сторону половинки плаща, отстучат по крашеным доскам пола осколки даги.

Почувствовав запах паленого, Сатхи бросил короткий взгляд на упавшую у дальней стены девчонку, на короткую дорожку пламени из сброшенного с тумбы масляного светильника, на занимающуюся огнем простыню, свисавшую с кровати.

На этот раз Механик ударил первым, проскрежетав лезвием по окутавшей правую руку Сатхи защите, он пинком подбил опорную ногу. Выхватив из-за спины еще один кинжал, отправил следом за закрутившимся в воздухе противником. И сразу же ушел в глухую оборону.

Сатхи, не обращая внимания на хлещущую из бедра кровь и застрявшее в мышце лезвие, атаковал широкими, но удивительно быстрыми и легкими ударами двух шуань-дао с изящной заставой и широкой елманью.

Механик зарычал, почувствовав, как от него брызнул ихор. Куски плоти, расплескивая вокруг сияющую пыль, полетели в разные стороны. Едва успевая парировать неожиданные выпады противника, Механик ждал, когда тот вдохнет хотя бы часть вывешенного в воздухе ихора, когда можно будет превратить свою псевдокровь в оружие – в кислоту или в яд.

Но соперник в черном, уже избавившись от распоровшего бедро клинка, затянул рану и наседал, не ослабляя напора. Ихор словно соскальзывал с него, будто не находил противника.

Полыхнула кровать, выбрасывая в воздух огненные языки. Те закружились, сбиваемые потоками воздуха, дотянулись до сверкающих искорок, и, словно озверев, набросились на них, поглощая, выжигая ихор из воздуха.

Полыхнуло. Сатхи окутался защитой полностью, призывая функцию, отпрыгнул от врага, скорее кожей ощущая его крик, полный звериной боли.

Сгораемый в воздухе ихор резко поднял температуру. Уже сворачивалась, оплавляясь, краска пола. Занялись стены. Упал, сбитый воздушной волной, стенной шкаф, погребая под собой и только приходящую в себя девчонку, и труп ее жертвы.

Сатхи рванулся сквозь пламя, пытаясь найти своего врага, почувствовал, как пробитая в нескольких местах защита пропустила к телу волны жара. Отмахнулся функцией, преобразованной в два длинных хищных керамбита, понял, что попал, но и сам ранен в руку и живот.

Механик, ощущая боль от сгорающего ихора, спрятался за стеной пламени.

По коридору разливались тяжелые облака дыма. Первые паникеры уже вопили во всю мощь своих легких, покидая бордель.

Никогда еще Механик не встречал подобного отпора. Казалось, противник был везде, бил сразу с нескольких направлений, а его собственные атаки хотя и прорывали переливающуюся в воздухе непонятную защиту, хотя и пускали врагу кровь, но нисколько не сдерживали его.

Пламя волнами распространялось, уже выплеснувшись в коридор. Схватка, немыслимо быстрая и невероятно длительная для участников, все продолжалась.

Неимоверным усилием заставляя себя сохранять скорость, Сатхи проскользнул за спиной противника, вцепился ему в плечо чуть выше локтя и, используя инерцию, рванул через себя, проламывая горящим телом Механика тонкую перегородку стены. Сам рванулся следом и отлетел от встречного удара, выкатившись в коридор. Преобразовав функцию в длинный хлыст, поймал им, обвил фолом ногу Механика, рванул на себя, сразу, навстречу ловя того на длинный шип, сформированный на месте рукояти.

В последний момент извернувшись, Механик подставил руку, и шип, должный пронзить грудь, пробил предплечье насквозь.

Потянувшись к функции, Сатхи взорвал шип изнутри, дробя кости и оставляя конечность болтаться на обрывках кожи.

Калинич заорал, ударил ногой в грудь противника, отправляя того в долгий полет вдоль коридора. И когда Сатхи, извернувшись в воздухе подобно кошке, приземлился на горящее покрытие, Механик, спустившись кубарем с лестницы, уже выбегал на улицу. Удерживая уцелевшей рукой пострадавшую, он рванул в сторону доков, надеясь затеряться в трущобах.

Вылетев вслед за ним из горящего здания, Сатхи грустно посмотрел вслед скрывшемуся за углом противнику.

Не было смысла догонять. Израсходовав на схватку слишком много сил, Сатхи почти не ощущал биения скверны. Даже горящий бордель, впитавший остатки несгоревшего ихора, фонил сейчас больше, чем скрывшийся Механик.

Вдруг словно озарение промелькнуло у него в мозгу. Развернувшись, он снова бросился в горящее здание. Там, поднявшись по лестнице на третий этаж, он ворвался в охваченную пламенем комнату и, окутав себя защитой, почти на ощупь нашел упавший шкаф. Растянув функцию, он принял внутрь пузыря тело девушки, уже почти задохшейся в дыму, и, взвалив на плечо, рванулся к выходу.

Альбину так и не удалось узнать, что же было в злополучном фанте, а девушки, явившись с бумагами, имели такие хитрые лица, что образ кошек стал плавно перетекать в образ двух лисиц, загнавших зайца.

Отмахнувшись от него, Альбин уловил намек и попытался, распрощавшись с другом, сбежать. Но Данте, видимо также заметив смену настроения кошек, Альбина не отпустил.

Вытащив из кладовки огромный стол для шахмат, он принялся неспешно расставлять фигуры. Точеные, каждая из цельного куска нефрита, молочного и черного цвета, фигурки были произведением искусства. А уж об их стоимости нор Амос мог только гадать.

Данте играл медленно, но безрассудно. Было видно, что его мыслями владеет иное, несопоставимое с игрой. Несмотря на неспешность его ходов, партию Данте слил очень быстро. Черноволосая Тара отпустила пару ехидных замечаний, и Данте, огрызнувшись в ответ, предложил ей сыграть самой.

Та, недолго думая, согласилась и, согнав Данте с кресла, залезла в него с ногами. Ее игра разительно отличалась от стратегии хозяина. Там, где Данте колебался и раздумывал, она смело бросалась в атаку. Поначалу спокойная и размеренная партия становилась все более азартной. Альбин почувствовал, как тоже заражается азартом, но сдержал свои порывы и через некоторое время объявил мат.

Тара уставилась на доску, словно пытаясь понять, где же он ее обманул. Она пыталась найти выход из безвыходного положения. Наконец, прошипев про себя нечто на незнакомом языке, она потребовала реванша.

Альбин бросил затравленный взгляд на Данте, с интересом взирающего на шахматное противостояние, посмотрел на рыженькую, которая с не меньшим азартом поддерживала подругу, сжимая кулачки и забавно подпрыгивая после каждого неудачного с ее точки зрения хода. Поняв, что помощи ему уже не дождаться, уныло согласился на реванш.

В этой партии Тара сменила тактику: развернув свои пешки в классической защите, она постепенно отвоевывала все больше пространства для своих войск. Казалось, что еще немного, и армии нор Амоса падут, зажатые наступающими войсками девушки. Вот запрыгала, хлопая в ладоши, Страта, радуясь успехам подруги, а на лице черноволосой поселилась ехидная улыбка. Данте, однако, был не настолько оптимистичен, и даже потеря ферзя Альбином была воспринята им с тихим смешком.

Партия продолжалась, количество фигур на доске медленно, но неотвратимо сокращалось. Все расслабленней и довольней была поза черноволосой, и Альбин, отвлекшись, даже засмотрелся на нее. Вывело его из маленького ступора тихое покашливание друга.

Данте подмигнул юноше и, скосив глаза на доску, улыбнулся. Вернув улыбку, Альбин подхватил с доски слона и объявил:

– Мат через три хода.

Лицо девушки ожило. Улыбку смело, как прокатившаяся лавина сметает одиноко стоящий домик на склоне. Заметались глаза, вытянулись в тонкую ниточку губы, прилила краска к лицу. Прежде расслабленная поза превратилась в напряженную, словно большая кошка готовится к прыжку. Взгляд девушки метался по полю, еще не видя, не веря в то положение, о котором объявил юноша. Протянулись пальцы, остановились над ферзем, отдернулись, потянулись снова, замерли в нерешительности и, вдруг цапнув ферзя, переместили его к другому краю поля.

Альбин, завороженный всеми этими переменами, произошедшими с девушкой, несколько растерялся, не сразу припомнив собственную стратегию. Наконец собравшись, он продолжил партию.

Черноволосая металась. Она закусывала губку белоснежными зубами, сжимала и разжимала кулачки, ерзала в кресле, бросала на юношу пламенные взгляды, но в свой срок сдала партию, признав проигрыш.

В тот миг, когда поверженный король оказался на боку, покачиваясь меж двумя клетками, черной и белой, в ее голове словно что-то щелкнуло. Словно невидимый кукловод, сидящий в голове Тары, уступил место сменщику. Разгладилось лицо, стирая отголоски эмоций, расслабились кисти рук, выпрямилась спина, занимая вертикальное положение. Тара встала, вышла из-за стола и, остановившись перед Альбином, вскочившим навстречу, отвесила глубокий поклон, прижимая ладони к груди.

– Благодарю вас, господин, за оказанную мне честь и преподанный урок, – произнесла она своим тихим чарующим голосом, замерев в замысловатой позе.

Альбин поклонился в ответ, уверяя, что и он был весьма рад и счастлив провести с ней партию.

Снова захлопала, заливисто смеясь, Страта, подлетела к юноше, чуть не отпихнув черноволосую, закинула ему руки за шею и, звонко чмокнув в щеку, тихо прошептала прямо в ухо, обдавая жарким дыханием: «Спасибо».

Отпустив зардевшегося Альбина, рыжая вновь расхохоталась, схватила за руку подругу и уволокла в другую комнату.

– Это что сейчас было? – к Альбину вернулся дар речи.

– А, не обращай внимания, – отмахнулся Данте, налил себе вина и похлопал юношу по плечу. – У них там свои заморочки, но я теперь твой должник. Они теперь полночи будут разбирать эту партию. Я успею вздремнуть перед возмездием.

– Теперь ты покажешь мне фант?

– Ни за что, друг мой. Ни за что и никогда! – Данте был весел, но голос звучал серьезно. – Я унесу эту тайну в могилу.

– Вот как? Что ж, я просто подожду недельку, а там ты мне сам все расскажешь: ни за что не поверю, что ты удержишь свой язык на привязи.

– Пари?

– Не вопрос. На что спорим?

– Хм, дай подумаю… Если я выиграю, ты выпьешь со мной кувшин вина и поцелуешь Тару.

– А потом ты выпьешь много кувшинов на моих поминках? Может, что попроще?

– Ну, вообще девочки от тебя без ума, так что сразу не убьют. Помучают попервости, а там, глядишь, я тебя и вызволю. Но ведь ты уверен в своей позиции, а значит, не проиграешь. К чему торг?

– И верно, а если проиграешь ты?

– Аль, ну ты даешь, – Данте расхохотался. – Я тоже уверен, но только в своей позиции, а значит, мне и торговаться не о чем.

– Договорились, если ты проиграешь, ты пойдешь и извинишься перед госпожой ван Дерес за свое поведение и пообещаешь ей клятвенно не пить на ее землях и не соблазнять служанок.

– Эээ, друг, это был несчастный случай. Я был неправильно понят ее высочеством. Она же меня на ремни нарежет, это же не современные дамочки. Это старая гвардия, а я ей не воспитанник Аль…

– Ха, но ты же уверен в своих словах, к чему торговаться? – подмигнул юноша.

– Поймал, не спорю. Конечно, я уверен, что ж, будь посему, – Данте протянул руку.

– К тому же ты ей нравишься, так что она, скорее всего, примет твои извинения. Да и вообще, мне кажется, она тебя давно простила.

– Ну-ну, вот уж в это сложно поверить.

– Но ведь ты еще жив, и даже все конечности на месте, – Альбин толкнул друга в плечо. – Не дрейфь, все обойдется.

– Смешно, да? Так вот, друже, у меня есть совет для тебя.

– Внимаю весь.

– Ты, когда через недельку в гости нагрянешь, не забудь предварительно почистить зубы, не надо расстраивать девушку. – Данте с видом победителя уселся в кресло, закинув ногу за ногу.

– Ну что же, совет дельный. К тому же такому опытному в этих делах советчику следует доверять, – подхватив бокал с любимым яблочным соком, Альбин отсалютовал.

– В каких делах? – прищурился подозрительно толстячок.

– Ну как, в каких, – Альбин изучал содержимое бокала на свет. – В вопросах, как разочаровать девушку, конечно. Ведь ты специалист… – Альбин пригнулся, пропуская над головой маленькую подушку. – Ладно, ладно, не горячись, пошутили и будет. Пора мне все же до дому.

– А может, у меня перебедуешь ночку? Места вполне хватает.

– Нет-нет, я прогуляюсь перед сном, мне еще и почитать надо, подумать, – юноша похлопал по набедренной сумке-ташке, содержащей полученные от Данте бумаги.

– Ну, тебе видней. А то подумай, ежели что, хоть живи тут, я не против, а то снимать комнату не по чину как-то.

– Пустое, но за предложение спасибо, учту на будущее.

Так переговариваясь, друзья потихоньку сместились к выходу, где на пороге и распрощались.

Прибыв без всяких приключений домой, Альбин сунул документы под матрац и побежал тренироваться. Прогнав все круги и отметив явное улучшение в динамике тренировок, юноша омылся прохладной водой и, забравшись под простыни, приступил к чтению.

Масляная лампа еще долго горела, освещая заснувшего за бумагами парня, и только далеко за полночь затрещала, выбрасывая фонтанчики дыма, и погасла, не тревожа более сна хозяина.

Альбин проснулся рано. Неизвестно, было ли тому виной неприятное похрустывание бумажных листов, сминаемых беспокойным телом, или свежесть утреннего ветерка, что нахально забрался в приоткрытое окно.

Рассвет еще только собрался позолотить край небосвода, а юноша уже распахнул глаза. Сегодня в теле не чувствовалось вчерашней усталости, мышцы ныли, но не деревянной болью, а в обычном режиме.

Умывшись и справив нужду, Альбин оделся и отправился в долгий забег по пока еще спящим утренним улочкам. Добежав до юго-западных ворот, поприветствовал уставших с дежурства стражников.

– Во, еще один бегун. Что ж ты, Альбин, неправильно тренируешься, без груза бегаешь? – расхохотался своей шутке страж, ветеран по имени Жейзе.

– Не понял, с каким еще грузом? – недоуменно вздел бровь нор Амос.

– Да тут ночью был один… Как раз на пересменку, пока с вечерними языками терли, глядь, выбегает из-за угла мужик с девкой на плече. Спокойно так бежал, будто отдыхая, и бежит прямо к нам. Ну, мы напряглись, думали, случилось чего, а он прям в двух шагах как прыгнет в сторону, и за ворота.

– Странно, не догнали?

– Да ну, кого там догонять-то? По темноте пока коней взнуздаешь, пока соберешься, того и след простыл. Да и конягам ноги переломать ночью – раз плюнуть…

– Любопытно. Описание-то составили?

– А то как же. Все-таки какое-никакое, а происшествие. Капитан придет – спросит, а у нас все есть, – Жейзе потряс пачкой дешевых листов.

– А дай почитать, – Альбин протянул руку.

– Не, ну как-то не положено же, – страж спрятал листы за спиной. – Хотя там ничего такого и нету.

– С меня пиво, – понимающе усмехнулся Альбин.

– Держи, – Жейзе сунул бумаги в руки юноше. – Только ничего там нет. Но про то сказу не было, про пиво ты сам речь завел.

– Да не волнуйся. Проставлюсь, раз сказал, просто любопытно.

Просмотрев листки и по-доброму посмеявшись над ошибками в отчете, Альбин поинтересовался, не было ли еще чего интересного.

– Да не, – выступил молоденький страж по кличке Торгаш. Уж очень любил он препираться с торговцами, вот его и прозвали товарищи, мол, сам торгаш небось, вот и склочничаешь с такими же. – Ночь как ночь. Только в городе зарево было, никак горело что-то.

– Где в городе? – насторожился нор Амос.

– Чудак-человек, – усмехнулся Жейзе, – у привратных есть только два направления: там, – его палец показал в отступающую перед рассветом тьму, – и там, – он махнул в сторону города. – Горело где-то там, – съехидничал страж, снова махнув в сторону рассвета.

– Ну, я смотрю, у вас тут одни весельчаки собрались, я тут лишний. Так что спасибо, побегу дальше, – Альбин обменялся с каждым рукопожатием и умчал по улочкам.

Вернувшись во дворик, он приступил к утренней тренировке, как всегда размышляя о своем. Первым делом юноша задумал вернуться в бордель. Ублажив аппетиты мадам полновесными толарами, вполне можно разузнать о выжившем бандите. От него можно было бы узнать и об исчезнувшем кураторе из Тайной канцелярии. Раз деньги из их фондов попадали к Старику, значит, ее чиновники замешаны в заговор.

Альбин планировал найти куратора и вытрясти из него все, что тот знает. На случай вынужденных мер у него была особая бумага от самого императора, не индульгенция, конечно, но весьма весомый документ. Предъявив его, юноша спокойно мог сорвать с учений пару легионов и вторгнуться в соседнюю страну. А уж на то, чтобы взять пару стражей для тайного ареста и заточить пленника в одиночной камере дожидаться палача, ее было более чем достаточно. Впрочем, сначала надо найти и убить медведя, а уж потом прикидывать, как снимать с него шкуру.

Благодаря заботе «дикарей» юноша спокойно мог как выживать в лесах, не имея под рукой ничего из достижений человечества, так и выслеживать иную дичь средь каменных лабиринтов столицы.

Твердо решив найти сегодня Слизня во что бы то ни стало, Альбин завершил тренировку. Быстро ополоснулся в бочке и, прихватив кулек свежих пирожков с мясом, зашагал в сторону квартала ремесленников. Запах гари он почуял задолго до того, как ноги принесли его к пожарищу на месте веселого дома.

Сегодня вид у «Сестричек» был далеко не товарный. Уставшие шлюхи, все в пятнах и разводах гари, кое-кто в неполном платье, тихо отдыхали на краю площади. Несколько женщин, закутанных в одеяла, пили отвар из жестяных кружек. Тут же рядом устроили временный лагерь медики. С другой стороны площади, в десяти метрах от погоревшего борделя, вытянулась тоненькая и редкая цепь оцепления. На развалинах ходили люди из специального пожарного отделения стражи. Время от времени кто-то наклонялся, махал рукой остальным, и вокруг него, словно пчелы вокруг матки, собирался народ, медленно растаскивая завал.

Альбин остановился на краю площади, обозревая открывшуюся картину. Вот цепочка пожарных, перемежающаяся горожанами, передает из рук в руки куски, бывшие веселым домом. В отдалении их грузят в телеги, которые сразу же куда-то уезжают. Вдруг стража взволновалась, ручеек обломков иссяк. У горловины наметилось вздутие, прорвалось, выпуская четверку спасателей. На растянутом одеяле между ними корчилось полуобгорелое тело. Пожарные бегом понесли его к медикам, и Альбин успел углядеть обожженную до черноты руку и ощутить запах печеного мяса.

Успев пожалеть, что перекусил по дороге, юноша, сдерживая рвотные позывы, подошел к молоденькому стражу, стоящему в оцеплении. Видно, у того тоже были нелады с желудком, ибо стоял он спиной к пожарищу, нервно сглатывая и стараясь не бросать взгляды на проносимые мимо тела.

– Что здесь произошло? – Альбин, не здороваясь и без вступлений, насел на стража. Придав своему голосу уверенности и всем своим видом показывая, что имеет право как находиться здесь, так и вопрошать.

То ли парень был слишком не в себе, то ли Альбину не удался маневр, но отчета нор Амос не получил.

– Отойдите, гражданин, вы находитесь на месте преступления. Ой, то есть возможного преступления, – сбился салага. – Жаждущие помочь проходят в южный конец площади, там бригадир дает задания для добровольцев.

Нор Амос оглянулся, отметил, что никто вроде бы не заинтересовался их диалогом, и включил голос:

– Слушай, страж, ты находишься в присутствии вассала-секундус, кавалера его императорского величества, дворянина, избравшего своей стезей – защиту – отечества от всякого врага зримого и незримого, от напастей и невзгод, от злого слова и недоброго взгляда, от навета и ошибки… – Альбин мягко окутывал стражника голосом, и когда зрение того затуманилось, повторил свой изначальный вопрос.

На этот раз юнец был более лоялен и даже начал отвечать, как вдруг из-за спины кавалера послышался знакомый голос:

– Альбин, да ты охренел! – вынырнувший сзади Стэн Кодар круглыми от изумления глазами глядел на дворянина. – Ты вообще что творишь, гаденыш? Воздействие на стража при исполнении, да еще и при народе. Ты совсем ума лишился?

– Стэн, – удивился Альбин, – ты тут откуда?

– Заткнись, – рявкнул тот, – в общем, слушай сюда. Я Стэн Кодар, штабс-капитан инспекционного корпуса Разбойного приказа, свидетельствую о нарушении кавалером его императорского величества Альбином нор Амосом уложения о невмешательстве в работу срочных служб. Как старший офицер выношу его благородию кавалеру нор Амосу устное порицание и штраф в размере сорока лек, который следует оплатить не позднее, чем через двадцать суток с сего момента. При рассмотрении правонарушения учтены обстоятельства совершенного и ручательства официальных лиц. А именно штабс-капитана Стэна Кодара. Ответственность за поведение и принятие решения ложится на поручившегося в сем деле за кавалера нор Амоса – штабс-капитана Кодара. Кавалер, вам надлежит в течение недели явиться в представительство Разбойного приказа по Аркаиму, либо в любой Официум для оплаты штрафа. В ходе рассмотрения жалоб и предложений заявлено не было, нарушитель с вменяемым согласен, дело закрыто.

Стэн цапнул Альбина за плечо и поволок через площадь.

– Молчи, дурак, – распахнув пинком дверь лавки шорника, он впихнул Альбина в проем и бросил находящемуся в помещении сержанту: – Оставьте нас ненадолго.

Усатый сержант, превративший прилавок в подобие конторки, оторвался от разбросанных бумаг, отложил в сторону перо и, растирая ладонями усталое лицо, вышел за дверь.

Стэн дождался, пока створка захлопнется, и обернулся к юноше:

– Ты вообще соображаешь? Да за такое тебя могут на площади выпороть прилюдно. И твой титул здесь только хуже сделает. Чего ты полез к сосунку? Что ты вообще тут делаешь?

– Стэн, – начал Альбин. – Постой, я объясню…

– Да уж будь любезен. Как ты вообще этому выучился? Не думал, что увижу подобное снова.

– Да погоди, присядь, – Альбин прошел к прилавку и выдернул оттуда табурет. – Вот, присядь, я расскажу.

– Ну, давай, – Стэн демонстративно неспешно утвердился на сиденье. – Слушаю вас внимательно, кавалер.

Альбин вздохнул, расстегнул куртку, полез за пазуху, вытащил тонкий конверт с бумагами. Развязав на нем завязки, заглянул внутрь. Наконец, с еще одним вздохом, вытащил один из листов и несколько неуверенно положил перед капитаном.

– Вот, – Альбин, сомневаясь, отступил назад. – Читай.

– И что тут? – Стен придвинул к себе лампу, освещая поверхность не просто дорогой – бесценной бумаги.

Пробежал взглядом, зацепился за герб и, словно не веря, прочитал уже вдумчиво, шевеля губами и водя пальцем по ровным строчкам.

– Да как же это? – Стэн поднял изумленный взгляд на юношу. – Это же…

– Тихо, не надо сейчас об этом говорить. – Альбин шагнул вперед, протянув руку, чтобы забрать лист.

– Погоди, друг. Тут такое дело, сам понимаешь, – Стэн хапнул документ и, с удовольствием кинув на пол, начал топтать и елозить бумагу по грязному полу. Напоследок постучал каблуком по сургучной печати.

– А вот бы тебя сейчас за неуважение к гербу правящей династии, – усмехнулся Альбин.

– Вот бы тебе в морду сейчас за такие шутки, – парировал капитан, поднял лист, вгляделся. – Смотри-ка, и впрямь чистый. Я думал, врут.

– Не, не врут. Каждый такой документ защищен от повреждения, от грязи, насекомых, воды, огня и чего-то там еще. Только подтираться им все равно неудобно.

– Смотри, какой шутник, – пробурчал капитан, возвращая неповрежденный документ юноше. – Ну и за что тебе такая честь? Не слишком ли ты молод для того, чтобы таскать подобное при себе?

– Не знаю, может у него спросишь? – Альбин помахал документом в воздухе, прежде чем вернуть в конверт и, тщательно упаковав, спрятать снова за пазухой.

– Может, и спрошу, но для начала все же тебя послушаю, молодой дворянин, желающий пожить среди людей, – припомнил Кодар.

– А что мне надо было сказать? Капитан, я тут с особым тайным поручением гуляю? Может, сразу себе мишень на плаще нарисовать?

– Ну так и сейчас бы отбрехался как-нибудь. Чего тогда бумажку вынул?

– Сейчас я уже немного знаю, с кем говорю. Не скажу, что тебе доверяю всецело, но и выбора у меня особого нет. Мне нужна помощь. И то, что ты здесь, это определенно удача.

– Да уж, вот свезло так свезло. Жаль, не мне, – проворчал капитан. – Давай уж, рассказывай, не томи. Все едино, куда мне теперь деться?

– В общем, всего я не расскажу, но ты и так понимаешь это. Давай начнем с малого, а там, глядишь, оба сможем быть полезны друг другу. По рукам? – Альбин протянул ладонь.

– Красиво поешь… По рукам, стало быть, – Стэн стиснул руку юноше. – Но в морду я бы тебе все равно засветил разок, по дружбе.

– Ты какой-то мстительный. Нужно добрее быть, – усмехнулся Альбин. – Говорят, болеют люди от нервов-то.

– Ладно, хорош тут пустое гонять. Говори уж: что тебе тут нужно? И для чего салагу крутил?

– Ага, стало быть, к делу. Кстати, как ты понял?

– Что ты ему мозги крутишь?

– Ага.

– Альбин, ты со мной сидел в кабаке, пивом меня угощал. Хотя сам и пил свою мочу. Я же тебе простым языком говорил, у нас сейчас много всяких магических штучек появилось: амулеты, артефакты. Ты когда пареньку мозги выкручивать начал, у меня сразу сигналка сработала. Ты скажи спасибо, что я сам пошел, а не маги молнией долбанули. Тут тебе свезло и правда сильно. Я их просто пожалел – ребята с ночи на ногах. Ты лучше скажи, откуда в тебе это? Я о таком со времен последнего бунта не слышал, а было это, когда ты еще палец насасывал…

– Понятно, значит, сигналка. За магов спасибо, стало быть. А голос… в общем, мой наставник обнаружил у меня талант к этому делу.

– Но ведь только северяне… – Стэн замолчал, уставясь на нор Амоса. – Не может быть, дикарский щенок…

– Что?

– Ох, прости, ты же юноша, воспитанный дикарями, да? Тот, который в их крыле во дворце обитает?

– Щенок?

– Ну, это… – Стэн замялся в смущении. – Ты извини. Тебя так называли раньше. Ну, вообще много слухов ходило. Что тебя император варварам продал, что они тебя сырым мясом и кровью кормят… ну, бред всякий.

– Да я не обижаюсь, щенок так щенок, – Альбин похлопал Стэна по плечу. – Давай о том в иной раз поговорим, я все же здесь по делу. Да и ты, наверное, на службе.

– А ну да, – Стэн встрепенулся. – Так чего тебе тут?

– Хотел узнать, что здесь произошло.

– И потому к салаге полез? Чудак, к шлюхам бы подошел или к зевакам, тебе бы все рассказали. Причем с подробностями.

– С подробностями, каких и не было, небось, – Альбин понимающе улыбнулся.

– Ну, есть такое. Любит народец приврать. Так-то слушать уметь надо. Ну ты даешь, конечно. В общем, тут и секрета ведь нету, просто у меня бы спросил, я бы и сказал, как все было. Ну, потом, после службы.

– Да чего уж там говорить о том, что было бы…

– И то верно. В общем, тут пожар был.

– Неужели? – ехидно поднял бровь Альбин.

– Не перебивай. Не то впрямь к шлюхам пойдешь. Короче, здание это ранее доходным домом было, но хозяин не очень богател на нем. Тут ведь как? С одной стороны, ремесленники живут, причем не абы какие, а горожане столбовые. С другой стороны кварталы победнее. Ну, а дальше уж и вовсе трущобы. Для доходного дома местечко не очень, а вот для борделя в самый раз. Сначала часть дома выкупила горожанка, вдова Сантия Сильва. Сама она совсем не шлюха, но девочек подтянула оперативно. Сначала просто с окрестных кабаков тут по номерам кувыркались, потом она и оставшуюся часть купила. Устроила тут нечто среднее между салоном и баром. Популярное заведеньице было. Сам хаживал даже.

– Ты мне, может, от рождения империи сказку расскажешь еще? Про «Сестричек» и сам знаю. Вчера что было, отчего пожар-то?

– Ты зануда, откуда я знаю? Не видишь, люди завалы еще не разобрали. Не всех пострадавших вытащили, а ты мне тут зубы заговариваешь. А у меня служба, между прочим.

– Не кипятись, я понял, но что-то установили же?

– Что-то установили, – кивнул Стэн. – Полыхнуло вчера после полуночи, в одном из номеров. И полыхнуло знатно, не иначе поджог, но точно не знаю. Это предварительная версия. Вроде драка была, но тут тоже пока ничего не скажешь. Сам понимаешь, паника. Кто-то что-то видел… люди погибшие, не до опросов. Что тебе до борделя-то?

– Да я тут человека ищу, вроде как завсегдатай.

– Мыслишь, тот, кто тебе нужен, внутри был?

– Может быть… Может статься, что и пожар из-за него был.

– Интересно. Что за человек такой?

– Сейчас, – Альбин рванул застежку ташки, покопался в бумагах, достал лист. – Вот, Цафик Тлафирк, по прозвищу Слизень. Мелкий бандит, состоял в банде Ржавого, росту среднего…

– Дай-ка, – Стэн протянул руку за листом, вчитался, поскреб затылок. – Я ведь понимаю, что он бы не дал бы тебе такую бумагу, не будь дело серьезным?

– Верно понимаешь.

– Значит, так. Мы тела, кои находим, складываем там на заднем дворе. Наши ребята ведут учет, осматривают, списки составляют. Лавку эту мы на время реквизировали. Тут временный штаб, так что я всегда рядом. Сейчас я дам тебе помощника. Будете вместе трупы ворочать… чай, не побрезгуешь?

– Не переживай за меня.

– Ну вот, ежели не найдете, будем дальше смотреть. Пока больше ничего не скажу. Только наверх не суйся, там наши маги отдыхают. Они-то пожар и потушили. Жди, сейчас приду.

Стэн поднялся, вышел за дверь. На смену ему появился все тот же усталый сержант, забрав табурет, вновь устроился за прилавком, шелестя бумажками. На его уставшем лице не было и тени любопытства или интереса. На юношу он также не смотрел, а вступать с ним в разговор нор Амос постеснялся.

Штабс-капитан вернулся в сопровождении мальчишки, на котором испытывал ранее свой голос Альбин. Приказал молодому стражнику исполнять все приказы дворянина, кивнул Альбину и вышел, не обращая внимания на удивленный взгляд салаги.

– Ну что же, – Альбин махнул рукой стражу, – веди меня к погибшим сначала.

Следуя за стражником, юноша пересек дом насквозь и вышел во внутренний дворик. Штабелями на расстеленном брезенте лежали укрытые дерюгой тела. В стороне стоял низенький столик, за которым, сгорбившись, сидел писарь, заполняя какие-то бланки.

В воздухе витал удушающе мерзкий и вкусный запах гари и жареного мяса. Периодически в ворота забегали разные люди. Кто-то возился с телами, кто-то приносил уставшему писарю новые бумажки.

На глазах Альбина группа людей в сопровождении медика притащила еще одно тело. Сноровисто скатив его с носилок на брезент, люди вышли, следом вышел медик, перед тем аккуратно прикрыв труп дерюгой и вручив писарю заполненный формуляр.

Тихо поздоровавшись с писарем, Альбин в двух словах пояснил, что ищет определенного человека. Салага подтвердил полномочия дворянина, и писарь, недовольно отодвинув бумажки в сторону, впился взглядом в протянутый, с описанием Слизня, лист.

Выкопав из груды бумаг длинный список, он быстро пробежал по нему взглядом и, нацарапав на клочке бумаги какие-то числа, протянул обрывок Альбину:

– Вот, ваше благородие, найдите кого-нибудь из медикусов или их помощников, под приметы подходят только эти люди, пусть медики покажут их тела.

Поблагодарив писаря, Альбин отправился в начало двора, туда, где переворачивал тела широкоплечий детина. За ним, будто маленькая собачонка, бегала молоденькая растрепанная девчонка с планшетом в руках. Детина подходил к трупу, срывал одним движением дерюгу и склонялся над ним надолго. Перекатывая тело с боку на бок, задирая ему руки, открывая рот и заглядывая туда, здоровяк что-то бубнил тихим басом. Девчонка строчила за ним следом, отрываясь от планшета, только чтобы сменить исписанный лист на чистый. Для бумаг у нее на поясе висел объемистый спорран.

Удивившись нелепой органичности этой парочки, нор Амос приблизился и легким поклоном поприветствовал медиков.

На второй взгляд девушка оказалась чуть старше, уже скорее молодая женщина, чем девица. Недовольно глянув на дворянина, она, перехватив планшет одной рукой, второй подбоченилась. Склонив голову к плечу, словно неведомая птица, снизу вверх уставилась на Альбина.

– Ты еще кто такой? – Голос у медички оказался на диво сильным и красивым. – Пошто трешься тут? Пшел вон отсюда.

Альбин опешил от такого приема. Глянул на здоровяка, но тот как-то мигом усох, сжался и попытался спрятаться за спиной медички. Из-за спины нор Амоса вынырнул стражник, с глубоким поклоном обратился к пигалице:

– Не гневайтесь, госпожа, тут важное дело. Штабс-капитан лично послал. Не надо ссориться, прошу вас. Можа, вам чайку принесть? Вы передохнете, поговорите с кавалером, – выпрямившись, салага за спиной подавал какие-то знаки Альбину рукой.

– Доброе утро, госпожа?.. – Альбин сделал паузу, ожидая пока медичка представится.

– Ты идиот? Это, по-твоему, – она обвела двор рукой, подразумевая десятки трупов, – доброе утро? У тебя срочные проблемы с головой, и поэтому тебя прислали ко мне? Придется обождать, пока я тут не закончу.

– Прошу прощения, – смутился юноша, – я не это имел в виду.

– Ты думаешь, что твоя дворянская рожа сделает меня счастливой? Что я начну трепетать? Хватит мямлить, говори, что надо, и катись отсюда.

Альбин растерялся. Не часто ему приходилось сталкиваться с подобной бесцеремонностью и хамством. И если в отношении мужчины он знал как быть, то эта хрупкая девушка, изо рта которой сыпались брань и оскорбления, была ему непонятна.

– Я, конечно, могу понять, – начал нор Амос, – почему в сей ранний час госпожа… – Альбин сделал паузу, и стражник быстро прошептал: «Вариола», – ага, госпожа Вариола немного не в духе. И тем не менее осмелюсь все же просить вас уделить капельку вашего драгоценного внимания и мне, несмотря на то что я, несомненно, жив.

– Не отвяжешься, да? Ладно, – бросила она, вручая планшет здоровяку. – Продолжай, потом проверю, – и уже обращаясь к стражнику: – Боги с тобой, тащи свой чай, только без меду. А ты, – она смерила Альбина суровым взором, – пошли отойдем, где не так благоухает. Только живо, у меня не так уж много времени, пока эти господа, – она кивнула на тела, – не начнут вонять уже по-настоящему.

Проводив девушку к дому, где она устроилась на жесткой скамье с наслаждением вытянув ноги, Альбин присел напротив на перевернутую бочку, обычно служащую шорнику для вымачивания бычины. Вариола прикрыла глаза, разминая правую, уставшую от длительно писания, кисть. Наконец явился стражник с кружкой подкрашенного чаем кипятка. Предложил принести чаю и Альбину, но тот вежливо отказался, поблагодарив.

– Ну, выкладывай, наконец, – отхлебнув кипятка, Вариола немного смягчилась.

– Я ищу человека, который мог пострадать при пожаре, – Альбин протянул обрывок бумаги, выданный писарем.

Вариола глянула в бумажку, скривилась, окликнула здоровяка и, сунув клочок ему в лапищу, распорядилась: «Принеси».

Здоровяк спешно убежал в дом, вернулся с куском брезента, расстелил чуть в отдалении. Взглянув на бумажку принялся отсчитывать тела. Махнув рукой стражнику, пошел вдоль шеренги трупов. Салага снова позеленел, как на площади, бросил обреченный взгляд на Альбина, потом на ворота и все же пошел следом за медиком. Вдвоем со здоровяком они притащили два завернутых в ткань тела и уложили их на брезент.

Допив чай, медичка со вздохом поднялась со скамьи и присела у первого свертка. Откинула в сторону ткань, махнула Альбину. Тот опустился рядом, вглядываясь в незнакомое лицо и разворачивая лист с описанием. Тело обгорело не сильно. Скорее, его хозяин просто задохнулся в дыму, а огонь к нему подобрался позднее.

Альбин надел перчатки и аккуратно повернул голову трупа, чтобы увидеть невыгоревшие остатки волос. Длинные.

– Не он, – бросил юноша, бережно прикрывая тканью лицо погибшего. Подошел ко второму телу, откинул дерюгу, всмотрелся.

– О как, – ахнула рядом медичка. – Вот это находка.

– Что такое? – спросил Альбин. Тело сильно обгорело, и юноша не сразу понял.

– Сюда смотри, – медичка ткнула пальцем, затянутым в тонкую кожу, в шею трупа. – Видишь?

– Нет, – Альбин присмотрелся, – прогорело все…

– Прогорело. И чему вас только учат? Посмотрим, как ты зачет сдашь, – разворчалась Вариола, вглядываясь в обуглившуюся кожу. – Ему явно глотку вскрыли.

– Как вскрыли? – Альбин пропустил ворчание мимо ушей. – Перерезали, что ли?

– Да. Смотри сюда. Видишь, кожа завернулась, но вот тут слишком ровный край слома, и вот тут выгорело больше, потому что было отверстие. Разрез, вернее, через который жар и поступал. Любопытно, – она отбросила ткань полностью и взяла в руки короткий нож. – Вот тут, – она указала на грудь, – было проникновение. Думаю, что один и тот же клинок. Ну что? Похож на твою пропажу?

– Думаю, что более чем. Спасибо, госпожа, за помощь.

– Ага, – отмахнулась та, кликнув здоровяка, начала распоряжаться: – Этого в сторонку и кликни кого-нибудь из магов, пусть заморозят. После отправишь в лабораторию. Только пометь тело, что не учебный материал, а то его разберут на кусочки. Все понял? Выполняй. Ну что же, было интересно. Пожалуй, мне надо извиниться за грубый прием, – обратилась медичка к Альбину. – Хотя оправдываться не буду. Примете мои извинения, кавалер?

– Альбин нор Амос, госпожа, – поклонился юноша.

– Вариола ван Дарко, – кивнула девушка сухо. – Пожалуй, можете навестить меня в Институте, кафедра естественной медицины. Спросите, меня там всяк знает. Только не спешите с визитом, я тут надолго, – она оглядела дворик. – Сейчас прошу простить, мне пора.

Отвесив изящный поклон, Альбин уверил леди, что был искренне счастлив ее обществу, и, выразив надежду на скорую встречу, удалился.

Пройдя воротами, он заозирался, высматривая Кодара. Тот обнаружился на другом конце площади. Поддерживая за плечи, он выводил из полуразрушенного здания полуобморочного юношу. Альбин зашагал к ним. А за ним, пристроившись хвостом, звонко топал приданный капитаном стражник.

– Ваше благородие, – салага неуверенно обратился к нор Амосу, – а тот человек, которого вы искали, кто он?

– Преступник, – ответил Альбин.

Страж молчал, надеясь на продолжение, но дворянин не был к нему расположен. Поравнявшись со Стэном, он кивнул на закатывающего глаза юнца.

– Помочь?

– Давай, – не отказался капитан. Альбин подхватил юношу с другой стороны, и они поволокли его к медикам.

– Пострадавший? – полюбопытствовал Альбин.

– Какой там, – капитан невесело усмехнулся, – хотя теперь возможно. Маг это наш, перенапрягся маленько. Ниче, счас пару гадостных отварчиков, и будет как новенький.

Маг простонал что-то явно матерное. Но капитан, не слушая, пихнул его в руки подбежавшим санитарам.

– Построже с ним, он, конечно, герой, но посмертные награды вручать неохота…

Сдав мага, он повернулся к юному стражу:

– Иди пока, помоги нашим. – Дождавшись, пока тот трусцой удалится, обратился к Альбину: – Ну как? Нашел чего?

– Нашел. Вроде как подходит по описанию, а по дополнительным признакам и вовсе он, – Альбин поморщился.

– Что дальше надумал?

– Похоже, гада этого прирезали до пожара, а поджог устроили, либо чтобы улики скрыть, либо… – юноша замялся, – других версий нет у меня.

– Так-с, – капитан почесал в затылке, вытащил из волос длинную щепку, недоуменно посмотрев на нее, отбросил в сторону. Взъерошил волосы, вытряхивая из них пепел и пыль. – Значится, мыслишь, из-за него подожгли? Я так понимаю, надо найти кого-нибудь для опознания, кого-нибудь, кто его знал лично.

– Было бы неплохо. По идее, мадам его должна знать, все же завсегдатай, кто-нибудь из «сестричек» обязательно его знает.

– Ну, хорошо, допустим, что это твердо он, и что?

– И ничего теперь. Надо узнать, на кого он работал, но как, я не представляю. Надо найти того, кто убил его и поджег бордель. У вас что-нибудь есть?

– Пока рано говорить, сначала нужно выяснить количество жертв, удостовериться, что всех, кого можно, спасли. Разобрать завал.

– А посчитать нельзя?

– Как посчитать?

– Ну, как вы на Часовой иллюзию делали. Так же, с порошочками, магов напрячь, пусть посчитают, сколько вошло, сколько вышло.

– Хм, не знаю, надо у магов спросить, возможно ли. Я же говорил, артефакты не везде установлены.

– Ну так за чем дело стало?

Поднявшись вслед за капитаном на второй этаж все той же лавки шорника, Альбин хмуро оглядел небольшую комнатку, в которой на трех переносных кроватях отдыхали попарно дежурные маги. Стэн мягко растолкал пузатого старичка и тихонько пригласил выйти, дабы не тревожить остальных. Обрисовав задачу, капитан замер, ожидая решения.

– Ну, вряд ли что выйдет, точки съема далековато, – почесав свалявшуюся бородку, задумчиво протянул маг. – Пошли-ка план глянем.

Согнав со своего места за прилавком хмурого сержанта, маг расстелил огромный план района с достаточно высокой степенью подробности. Вглядываясь в дополнительные значки, сокрушенно покачал головой.

– Слишком далеко. Если взять съем с этой точки, – он ткнул тонким пальцем в карту, – то можно зацепить площадь и часть здания, но это на пределе возможностей. Четкой картины не добиться. А если отсюда, то тоже все здание не цепляем. Хотя главный вход, может, и попадет. Но наши маги все истощены. Надо звать кого-то, а те за здорово живешь пахать не будут. Управление выделит средства?

– А если сразу с двух точек взять? Подстроить так, чтобы артефакты усиливали друг друга? – влез Альбин.

– Хм, можно, но расход энергии просто дикий будет. Опять же нужны деньги, – маг всмотрелся в карту. – На одних порошках только толара три потратим. А так рассчитывайте на полсотни где-то.

– Немало, – присвистнул Стэн. – Управление не даст.

– А если я дам? – вновь вмешался Альбин. – Скажем, как вспомоществование доблестной страже, это поможет?

– Ну, если будут средства, я готов попробовать. Но за четкий результат не ручаюсь, – маг с любопытством взглянул на юношу. – Вы уверены, что подобное вам по карману?

– Не переживайте, можете идти собирать команду, готовиться, ну что там надо вам? Деньги я достану.

– Не спешите, юноша, – маг невозмутимо воздел палец. – У нас есть свой командир. Будет приказ – будет и команда.

– Ты уверен? – Стэн посмотрел Альбину в глаза. – Все же сумма немаленькая. – Дождавшись кивка нор Амоса, бросил магу: – Ну что ж, собирайтесь.

– Добро, – кивнул маг. – Через пару часов мне понадобится буфер вокруг здания, скажем, метров двадцать.

– Сделаем, – кивнул капитан. – Еще что?

– Пяток мальчишек мне пригони, курьеры нужны… и все пока.

Маг собрал карту, махнув на прощанье рукой, удалился наверх. Альбин немедля распрощался со Стэном, заверив вернуться вовремя и с деньгами. Капитан, пообещав подготовить все, убежал по своим делам. Альбин, найдя пролетку, приказал гнать в банк. По пути заскочил в таверну к уже прикормленному хозяину, заказал бочку пива для воротной стражи.

В банке юношу приняли весьма радушно, провели в отдельный кабинет, а после того, как Альбин предъявил вексель на полторы тысячи толаров, вместо молодого секретаря, как по волшебству, нарисовался управляющий.

Получив в обмен на вексель две именные ассигнации, по пятьсот монет каждая и еще четыре по сто, Альбин забрал оставшуюся сумму наличными. Чуть больше половины килограмма золота оттягивали плечо, не своей массой, а своей привлекательностью для всякого отребья.

Прыгнув в дожидавшуюся пролетку, нор Амос прибыл в представительство Разбойного приказа, где его уже дожидался сухонький старичок с чернильным пятном на носу. Сдав казначею почти всю наличность и получив от него квитанцию, двадцать монет юноша оставил себе на расходы. После чего он обнаружил, что в запасе еще около часа, и решил перекусить.

Отыскав приличную таверну, Альбин быстро расправился с запеченной куриной тушкой, выпил горячего морса вприкуску с яблочным пирогом и, распрощавшись с хозяином таверны, вернулся все к тому же извозчику.

К слову сказать, платил юноша щедро, и извозчик, доставив дворянина к веселому дому, изрядно расстроился узнав, что это конец пути. Так или иначе, не каждый раз удается сделать недельную выручку за пару часов.

Уже покинув пролетку, Альбин вдруг сообразил, что извозчики по долгу службы бывают много где и подмечают немало. Вернувшись к экипажу, он завел беседу, в ходе которой договорился о том, что каждое утро его будет ждать транспортное средство у харчевни «Три кита». Там, где Альбин уже привык завтракать.

Вернулся к пожарищу Альбин весьма вовремя. Уверив Кодара, что все в порядке, и отдав ему квитанцию, он успел посмотреть, как группа незнакомых магов, не тех, что отдыхала парой часов ранее на втором этаже лавки шорника, взявшись за руки впятером, образовала небольшой круг. В центре круга на невысокой треноге слабо поблескивала головоломная конструкция, вся состоящая из углов и граней. Сосредоточившись, пятерка пялилась на артефакт длительное время, но зримых эффектов не было.

Другая группа по соседству и также впятером чертила прямо на мостовой непонятные фигуры, негромко переговариваясь и споря. Еще одну группу, тоже из пяти человек, Альбин увидел на другом конце площади, те просто сидели на мостовой, без движений и разговоров.

Вообще на площади изменилось многое: перестали бегать пожарные расчеты, исчезли помогавшие ранее спасателям горожане. Опустел уголок, в котором собирались шлюхи. Только палатки медиков остались как и прежде стоять, поражая взор своей белизной.

С тихим шорохом от первой пятерки магов прокатился ветер. Растрепав волосы Стэну, он попытался завладеть шляпой Альбина и, не справившись, смирился, отправляясь дальше по своим делам. Вслед ветру от магов поползла тень. Расширяющимся кругом по мостовой, облизывая посыпанные пеплом камни, она протянулась через всю площадь, заключила в себя полусгоревший дом. От второй группы магов послышались возмущенные крики и проклятия. Все их художество оказалось покрыто чернильной патокой.

Альбин невольно вздрогнул, когда тень подобралась к его сапогам, но, скосив взгляд на Стэна, который был невозмутим, остался стоять на месте.

Тень перехлестнула сапоги, а юноша ничего не почувствовал. Наконец она перестала расти, и Альбин, окинув взглядом площадь, понял, что тень сформировала огромное круглое пятно вокруг веселого дома. Откуда-то из-за домов подогнали небольшую телегу, с которой помощники магов начали сгружать объемистые, но легкие мешки, скидывая их прямо на теневое пятно.

По приказу Стена, стражники покинули площадь, создав редкую цепочку оцепления, а на их место вокруг пожарища прибыла целая команда писцов с походными наборами для письма.

Вообще, обозревая масштаб разворачивающегося мероприятия, Альбин невольно поежился. Единственное, что грело ему душу: он затеял все это не ради пустого любопытства. И даже если ему самому пользы не будет, то страже он изрядно облегчит работу.

Наконец, из лавки шорника появился уже знакомый юноше старичок. Толкая впереди себя животик, он вел группку магов. Те, потирая заспанные лица и потряхивая головами, отправились к борделю, а старичок, узрев нор Амоса и Стэна, радостно подпрыгивая, направился к друзьям.

– Ага, а мы готовы, – улыбаясь, он тряхнул бородкой. – Очень рад, юноша, что вы оказались столь расторопны. Почти все готово, еще пару минут, и сможем начать.

Альбин учтиво поклонился, и маг, повернувшись к первой группе, замахал им рукой. Мгновенно стало тихо. Из воздуха словно убрали саму жизнь, ни ветерка, ни дуновения. Лишь темной вспышкой рванулась вверх разлитая по площади тень, смыкаясь куполом над головой. Все случилось настолько быстро и неожиданно, что Альбин не успел даже испугаться, миг, и он стоит посреди полного безветрия под огромным куполом. Мостовая очистилась от мусора, пепла и сажи, и сейчас неожиданно глубокие щели между булыжниками придавали потускневшему миру иллюзию не-реальности.

– Каково? – поинтересовался маг, обернувшись к Альбину. – Моя разработка, – он гордо подбоченился. Голос мага был странно глухим и исчезал сразу, как только Альбин успевал его услышать. Звук не отражался от стен и камней, не переливался эхом в опустевшем пространстве, он тонул в окружающем безмолвии сразу.

– Впечатляет. Только я не специалист. Что произошло?

– Это купол безмолвия, – маг смешался. – Ну, это рабочее название, в общем. Я уже говорил, что до опорных точек съема далековато, и четкости эксперимента может мешать много факторов. – Маг воздел тонкий палец, указуя на купол: – Это поможет избавиться от помех. Снаружи он непроницаем, а внутри купола, на самом деле это шар, – маг подмигнул Альбину, – м-да… Внутри купола нет ветра, нет посторонних излучений, нет длительных вибраций, могущих исказить результаты. Правда, все равно есть возможность не-удачи, как я уже говорил. Но так шансы на положительный результат выше. Правда, выше и энергопотери, за которые наши товарищи еще выставят счет, – маг махнул рукой в сторону группы людей, все так же стоявшей вокруг треноги.

В то время, пока пузатый старичок объяснял Альбину принципы действия своей придумки, на площади развернулась работа. Выгруженные из телеги мешки теперь вскрывали. В них содержалась та самая пыль, дисперсия, как подчеркнул старичок, из которой должны складываться в результате эксперимента фигурки людей.

Разбрасывая и рассыпая разноцветные порошки, вокруг здания пробежали помощники. Альбин заметил, что дисперсию они рассыпают не хаотично, а явно следуя какой-то схеме, но спрашивать не осмелился. Наконец все было готово. Помощники отошли к границе купола, а четыре группы магов рассредоточились по площади.

Первая группа так и осталась стоять вокруг артефакта. Еще две группы наемников кучками стали почти у самых границ купола, по разные стороны. А дежурные маги во главе со старичком, развернув свои треноги с артефактами, сосредоточились почти в центре.

По команде все заняли свои места. Старичок, объявив, что они начинают, выпал из действительности.

Альбин замер, в напряжении уставясь на здание. Но вдруг обратил внимание на то, что писцы не думают даже распаковывать свои наборы. Многие просто уселись прямо на мостовою, отдыхая. Один даже достал небольшую книжку, рассчитывая почитать прямо здесь.

– А чего они? – неопределенно спросил Альбин, указывая на расслабившихся писцов.

– Так еще сколько ждать, пока маги настроятся? Пока ухватят нить событий, пока найдут точку отсчета. Надо было бы стулья взять, да они, – Кодар кивнул в сторону впавших в транс магов, – не любят этого. Так что ждем.

– В прошлый раз все быстро было, и маг был всего один.

– Так в прошлый раз и времени прошло чуть, и площадь охвата была мизерная. Маг зацепил точку, где вы встретились, а потом уже вел оттуда. А здесь они сразу смотри какую площадь накрывают. Ты как знаешь, а я присяду, тоже со вчерашнего вечера на ногах.

– Чего это?

– Дык я смену сдать не успел, как все завертелось. Вот и бегаю теперь.

– И часто так?

– Да нет, сейчас спокойно, на диво. Таких крупных неприятностей, чтобы прямо трупы телегами вывозили, обычно не бывает. Хотя вот в прошлом году бомбисты подкинули проблем. Вот тогда месяц был без сна. По всей стране потом за ними гонялись, пока до последней твари не выловили.

– Помню, постой, а при чем тут Разбойный приказ? Разве такими делами не Тайная канцелярия занимается?

– Такими, как ты говоришь, делами занимаются все. И тайники с надзорниками в стороне не остались, и егерей подняли, и войска частично. Даже дикарей просили дороги перекрывать. Сам понимаешь, бомбисты эти если бы кровью тогда не умылись, то сейчас каждый месяц бы грохотало.

– Жалко детей.

– Жалко, – согласился капитан. – Я попервой думал, они не знали, что трамвай с детьми едет. Думал, совпало так… Ан нет. Они свою акцию специально подгадали. Запугать хотели, показать, что у них нет тормозов совсем. Что они и детей могут вот так, на воздух. Потому и расправа была жестокая. Император, говорят, страшен был, но про то тебе, наверное, виднее?

– Ну да, правитель рвал и метал: очень его разъярило это…

– Ладно, давай сменим тему. Неприятно даже вспоминать этих зверей. А вот скажи, правда, что тебя дикари сырым мясом заставляли питаться?

– Почему заставляли? Я и сам ел, вкусно очень.

– Ну, не знаю… как-то дитенка варварам отдавать, все же не по мне.

– Ох, Стэн, не верь всему, что люди говорят. Варвары, дикари – это все придумки, они такие же люди, просто другая культура. Но поверь мне, варварского в них очень мало. Просто у них свой кодекс, свои понятия. И вообще, мне непонятно предубеждение против них. Вот скажи, тебя когда-нибудь эти «варвары» обманули?

– Ну, нет, – смешался Кодар, – не было такого.

– А может, подлость какую видел? Может, знаешь кого-нибудь, кого они обидели несправедливо?

– Да я с ними почти не общался-то. Их квартал в мою зону ответственности не входит. Но слухи ходят всякие.

– Слухи есть слухи. Их к делу не пришьешь, – улыбнулся Альбин. – А вот фактов нет. А знаешь, что если тебя несправедливо обидит кто-нибудь из народа, если он тебя обманет, в торге там или просто по мелочи, то ты можешь к любому из них подойти и пожаловаться?

– И что?

– И то, завтра же твой обидчик будет стоять перед тобой. И если он и вправду не прав, никто ему не подаст руки, пока он не смоет свой позор.

– Как смоет? Кровью, что ли?

– Ну зачем так. Если обманул в торге, то штраф выплатит. И репутацию потеряет. Если обидит несправедливо, то может и кровью ответить. Они суровые люди, из суровых краев. Там, где они жили, от каждого зависело выживание племени. И такие слова, как долг, ответственность, для них не просто слова, это жизнь.

– Ну, ты прям расписал, прям святые они.

– Почти, – Альбин усмехнулся. – Если сравнивать с нашей знатью, с дворянством, то почти святые.

– А ты как к ним вообще попал?

– Ну, это долгая история…

– Дак мы не торопимся, – Стен кивнул на замерших магов. – Это надолго, так что, ежели не секрет, то я бы послушал.

– Секрет не секрет, а все знают. Помнишь, лет сорок почти тому бунт был.

– Это когда герцог ван Дерес на престол метил? Слыхал, конечно.

– Ну вот, мой отец тогда молод был, моложе, чем я сейчас. Он из пажей тогда только в оруженосцы перешел. Короче, служил отец мой у одного рыцаря из императорской свиты. Ничего особенного, так, принеси-подай, коня расседлай. Но когда нападение случилось на императорское семейство, они как раз в свите и были. Так получилось, что погибли все, кроме моего отца и принца. И остался он с младенцем на руках в лесах близ Кривого озера, это между Синташтой и Тоболом. Надо сказать, отец мой дураком не был, и спрятался он отлично, только нашли все же его. Но тут ему повезло, так как нашли его те самые варвары.

– Как варвары? А они что делали там?

– А они по своим делам мимо проходили. Но заметили следы и заинтересовались.

– И что?

– А то, что помогли ему, два месяца по лесам водили, скрывали паренька с младенцем от розыскников.

– Не сходится что-то. Младенцы, они, знаешь ли, траву не едят, и мясом их не покормишь. Где же они молоко брали? Или ты хочешь сказать, что они два месяца за собой корову таскали?

– Нет, конечно. Воины его кровью своей кормили, в круг, по очереди жилы вскрывали. Так и побратались с императором.

– Не может быть, – Стэн округлил глаза. – Младенца человечьей кровью кормить.

– Ну да. Я вообще думал, ты знаешь. Император никогда из этого тайны не делал.

– Даже не слышал. Слышал, конечно, что варвары вроде как спасли принца. Слышал, что потом пришли и императору, условия ставили, что-то типа трех желаний, но думал, байки все.

– Да какие тут байки. Вышли они, значит, из леса, и главный у них, а это был сам вождь одного из самых сильных племен, пошел к императору. И говорит, мол, мы этого ребенка спасли не для того, чтобы его тут зарезали. Так что давай-ка ты мусор вычищай, а пока не вычистишь все, пока не будет безопасно, мы тебе дите не отдадим.

– Шутишь? Прямо так и сказал?

– Ну не совсем так, конечно, но смысл такой.

– И голову император ему не отрубил?

– Нет, конечно, даже больно понравилась ему речь воина тогда. Не гневался, сказал, что все исполнит, и слово свое императорское дал. Ну и заполыхали тогда замки заговорщиков. А голову главного ему аккурат к престолу жена главаря и принесла. Леди Сар ван Дерес, она, как узнала, что ее муж главный среди заговорщиков, то сама его и зарезала.

– Это Чайная Смерть-то? Не удивлен… видел ее как-то раз: суровая дама. Только ты мне про себя собирался рассказать.

– Так я к тому и веду. Батюшка мой в рыцари посвящен был. И как все утряслось, его оставили тело-хранителем при принце, а потом при императоре. Ну, а когда я родился, говорят, он переживал очень из-за смерти матери моей и попросился со службы, чтобы сына растить. Но император его не отпустил просто так, уговорил присмотреть за сестрой. За леди ван Дерес. Так отец стал ее телохранителем. А потом на нее уже покушение было, но отец ее заслонил, сам умер, но за меня перед смертью попросил особо. Вот так я и стал воспитанником леди Сар, под личным патронажем его императорского величества.

– А варвары-то при чем тут?

– Ааа, точно, упустил. В общем, мне рассказывали, что когда вся эта суматоха была, как раз император со своей гвардией подоспел. И меня привели к ним, а я маленький был совсем. В общем, меня император на руки взял и обещал не оставить без присмотра. А потом передал другу своему – Северу, это один из «варваров». С наказом, чтобы тот позаботился обо мне, пока они с леди Сар разгребают дела. Вот только император забыл, что имеет дело с народом. А Север решил, что раз ему ребенка передали, то ему и растить его, заботиться. Так к моим опекунам добавился еще и он. А там, где один из народа берет на себя обязательства, там и весь народ. Короче, растили меня, – Альбин поморщился, – всем скопом. И каждый хотел поучаствовать, и каждый вложил что-то свое.

– Что так невесело?

– Нет, ты не подумай, я благодарен им всем. Просто теперь каждый жаждет увидеть результат своих трудов. И надо отметить, что их чаяния несколько разнятся. А мне приходится крутиться, как уж на сковороде, дабы не разочаровать никого, да и себе кусочек воли оставить.

– Понимаю, всем не угодишь, но ты…

Площадь дрогнула, прокатилась по брусчатке волна, подбросив дисперсию в воздух. На этот раз все произошло быстро, не тихий взлет, а миг, и взвесь облаками закружилась вокруг веселого дома.

Альбин со Стэном вскочили, бросились к пожарищу, где уже в спешном порядке распаковывали свои наборы писари. Стараясь смотреть сразу во все стороны, они ждали, пока из мутных облаков образуются понятные фигуры. И это случилось.

Взвесь заклубилась, словно огромный занавес, потревоженный выходящим на сцену конферансье. Там, где ранее был дверной проем, сформировалась фигурка миловидной девицы, со смехом выходящей из облака тумана, что клубился сейчас на месте разрушенного строения. Вот она обернулась к проему, помахала кому-то рукой и порскнула в сторону, расплываясь в клубах дисперсии.

– Женщина, среднего росту, возраст около двадцати лет, волос темный, зеленое с вышивкой платье… – забубнил себе под нос писарь, строча в объемистой тетради.

Альбин поморщился, отступил на шаг, дабы не заслонять обзор, всмотрелся. Туманные образы и фигуры, некоторые четко сформированные из разноцветья порошков, некоторые лишь обозначенные контурами, входили и выходили, скользили мимо, ненадолго останавливались или заводили долгие степенные разговоры. За каждой фигуркой следили внимательные глаза писарей, каждая оценивалась, охарактеризовывалась и заносилась в объемистые тетради. Вот очередной клубок тумана преобразовался в высокого мужчину с холодными, водянистыми глазами. Протянув руку к отсутствующей двери, он вдруг отпрянул, отпрыгивая в сторону. Ему навстречу вышел молодой человек, немного выше среднего роста с задорным взглядом серо-зеленых глаз, с убранным в дворянский хвост волосами и длинной шпагой на поясе. Протянув руку, молодой заговорил с высоким, но тот, отмахнувшись, шагнул в стену тумана. Молодой еще некоторое время смотрел ему в спину, затем, круто развернувшись на месте, отправился восвояси. Сделав пару шагов, он развеялся, подобно остальным призракам, выйдя из зоны действия заклинания.

Снова рябь, клубы тумана закрутились быстрее. Быстрее задвигались и люди, чьи отражения на-шли вторую жизнь под куполом из тени. Теперь писари строчили уж вовсе лихорадочно. Оглянувшись, Альбин отметил, что записи ведут не все служители. Часть, явно отдыхая, внимательно следит за товарищами, готовясь подменить уставшего сослуживца. По команде Стэна произошла смена. Только что яростно строчившие писари, завершив описание последних из курируемых отражений, уступили место свежим коллегам.

Совершив довольно точное подобие караколя, первая партия служителей разминала уставшие пальцы, проводила ревизию и заправку пишущего инвентаря. Некоторые вносили дополнительные правки в тексты списков.

– Что это? – Альбин обернулся к Стэну.

– Ты о чем?

– Все ускорилось.

– Судя по всему, маги взяли глубокий съем. Не сидеть же нам тут до следующего утра. Вот и ускорили, так сказать, воспроизведение.

– Ясно, похоже, мы все равно тут надолго, – тихо произнес юноша, ища взглядом свободное место, чтобы присесть, никому не мешая.

Маги еще раза два ускоряли время, но тем не менее по ощущениям нор Амоса полдень давно прошел, когда стена тумана, затянувшая проемы в полуразрушенном здании, заколыхалась, массово выпуская из себя все новые и новые фигуры. Писари работали уже все, мигнуло, и фигурки замерли. Потом, словно оттаивая, задвигались чуть быстрее, но все равно медленно, словно мухи в клею. Маги вновь подстроили течение времени: теперь оно шло всего в два раза медленнее обычного. Наконец, поток фигур иссяк.

Альбин разочарованно уставился на стену тумана, прикидывая, что будет делать дальше.

Писари начали сворачивать свои принадлежности. Явно не ожидая новых событий, отвернулся от борделя и Стэн. Вдруг из тумана выпрыгнула странная фигура: придерживая полуоторванную руку, без шляпы, с обгорелым, искаженным болью и яростью лицом.

Альбин мгновенно узнал господина, с которым столкнулся всего сутки назад в дверях этого самого борделя. Примечательно было и то, что, несмотря на замедление времени, высокий господин двигался чересчур стремительно. Миг, и он растаял, выйдя из области заклинания.

Альбин в нерешительности замер. Похоже, ни Стэн, ни вся его команда писарей даже не заметила убежавшего отражения. Альбин уже собирался окликнуть капитана, когда стена тумана выплюнула из себя еще одного человека. Невысокий, суховатый, но не хрупкий. Его движения также размазывались в пространстве, дисперсия не успевала преодолевать сопротивление воздуха. Он секунду постоял на пороге веселого дома, глядя вослед искалеченному беглецу, сделал шаг за ним и вдруг развернулся и снова пропал внутри здания. Прошло еще пару долгих минут, прежде чем он явился снова, промелькнув перед оторопевшим юношей, и растворился. Только память Альбина, закаленная долгими годами тренировок, еще хранила образ бегущего мужчины, несущего на плече обмякшее тело молодой девушки в мужском платье.

Еще долго простоял нор Амос перед развалинами веселого дома. Маги уже убрали дисперсию, собрав ее в огромные кучи. Откуда потом служители, погрузив ее в мешки, увезут на сортировку. Пропал, замигав, огромный купол, впуская на площадь вечер с легким ветерком и гомоном засуетившихся стражей.

Он стоял, выстраивая в голове образы странных людей, формируя их в мозгу, создавал оттиск в памяти. Очнулся, лишь когда измотанный штабс-капитан хлопнул его по плечу:

– Чего замер? Призрака узрел, что ль? – голос Кодара был тихим и уставшим.

Альбин встрепенулся, допуская к своему разуму действительность.

– Похоже, что так. Извини, мне надо бежать, – он порывисто стиснул протянутую ладонь и направился на запад.

В голове юноши гулким басом грохотало: «Неправильно тренируешься – без груза бегаешь», снова и снова. И изредка, разбавляясь все тем же басом: «С девкой на плече… бежал, будто отдыхая…»

Опомнившись, юноша остановился, огляделся, узнал возившего его с утра извозчика, сейчас отдыхавшего с краю площади. Взлетев на подножку, назвал адрес, отправляя вслед за приказом целый толар. Пролетка тронулась стремительно, прижимая нор Амоса к сиденью, и уже через четверть часа юноша держал в руках копию утреннего отчета воротной стражи.

Сверяя описание с выстроенной в памяти моделью, Альбин пришел к выводу, что прежде, чем появиться у ворот, мужчина с девушкой на плече побывал в горящем веселом доме.

Неизвестно, была ли эта парочка, сбежавший мужчина с искалеченной рукой и его преследователь, унесший неизвестную девицу, причастны к гибели Слизня, но Альбин справедливо предположил, что подобное имеет очень большую степень вероятности. Неизвестная девушка тоже вызывала определенный интерес. Была ли стычка в борделе из-за нее, являлась ли она определенным призом, или просто невольным участником событий? Вопросы роились в сознании, множась и будоража. Ответы лишь предстояло найти.

Достав из шкафа чистые листы, юноша спешно набросал подобие отчета – его он завезет леди Сар по пути к юго-западным воротам. Световой день уже подходил к концу, но юноша планировал успеть к вечеру добраться до Перекопа – небольшой деревушки в половине перехода от столицы. Можно было бы арендовать коня, но после захода солнца он станет скорее обузой, чем реальным подспорьем. Быстро собрав дорожный мешок, переодевшись в походное платье и вооружившись по максимуму, но так, чтобы не чувствовать себя вьючным мулом, Альбин выскочил из дома, предупредив хозяйку, что ближайшие дни его, возможно, не будет.

Все тот же услужливый извозчик, причмокнув губами, послал лошадь мелкой рысью. Задвигались, ускоряясь, дома, прошумела ветвями черной ольхи улица, на прощание подкинув пролетку на неглубокой выбоине.