Часть 7. Прежде чем сделать шаг

— Ну, и как прикажете это понимать?

Знакомый голос. Но кто это?

Боги и демоны… Тело-то, похоже, опять не слушается. Не похоронили бы снова. Мне и в первый раз-то не понравилось, да и воспоминания пока свежи. Нет, вроде веки поддаются усилию, которое мне кажется просто титаническим, и приподнимаются.

Я, судя по всему, лежу на той самой постели, где до меня лежал мой пациент — сын Хорана.

А рядом с кроватью сидит на стуле обладатель того самого голоса. Граф Унар Урмарен собственной персоной. Это что же, я все-таки помер?

Нет, не похоже. Позади графа — хозяин дома, рядом с которым замерли Ладер и Меченый. А вот телохранителей барона и маркизы что-то не видно. Зато видно Грипена, поместного лекаря нера Линденира, о чем-то спорящего яростным шепотом со своим коллегой на графской службе, не помню его имени… или и не знал? О, и Морас здесь. Так, попробую догадаться. Хоран посылал сына за лекарем. Значит, тот поехал в Каменную Розу. Понятное дело, у Грипена слава лучшего врачевателя в округе. И там парень, вероятно, разболтал о том, что здесь случилось. В том числе и о том, что я один уделал семерых бойцов и мага впридачу. Вряд ли при этом разговоре присутствовали все мои недавние попутчики, иначе здесь были бы не только эти двое, но вот Менален, кое-что смыслящий во врачевании и наверняка от нечего делать помогавший Грипену, скорее всего, в этом разговоре участвовал. И захотел посмотреть на мастера художественного мордобоя, странно напоминающего одного вроде бы покойника. А вот что здесь делает граф и все, что были с ним, пока что загадка. Разве что, в отличие от нас с бароном, граф знал о хуторе, раз уж его хозяин — резидент Серой Стражи в этом глухом углу империи. Скорее всего, Хоран — ветеран, формально вышедший в отставку. Или даже официально изгнанный со службы с долженствующим треском. А на деле — действующий смотритель перевалочной базы. Например, для агентуры, забрасываемой в Магрию или втихаря шарящей по некрополям прежней цивилизации. Вот интересно, что бы делал Маварен, если бы покойный Сиден и граф заявились сюда одновременно? Спрошу потом, если не забуду.

Но как бы там ни было, замаячивший было шанс выйти из игры бесследно испарился. Впрочем, это меня совершенно не расстраивало. Привязался я все-таки к этой компании.

— Живой! Глаза открыл, — озвучил кто-то результат моих усилий. Кажется, это Хоран.

— Живой — это хорошо. А то столько вопросов без ответа останется, — с добродушной иронией говорит граф. — Сам-то помирать не собираешься?

— Нет, ваша светлость, — по-прежнему с трудом разжимая губы, отвечаю я. Мозг уже разогнался до нормы, но вот мышцы пока реагируют неохотно. Оно и к лучшему. Сбежать все равно не вышло бы, да и нет нужды. А вот видимость полумертвости избавит от чрезмерного любопытства. То есть вопросы никуда не денутся, но хотя бы появится время обдумать ответы.

— Ладно, оживай давай, не буду мешать.

Граф выходит сам и выталкивает всех перед собой.

— Хоран, — зову я хозяина, очень кстати замешкавшегося в дверях, — задержись на минуту.

Он закрывает дверь за графом и поворачивается ко мне:

— Что ты хотел?

— Как твой парень?

Маварен, только что суровый словно скала, вдруг расплывается в улыбке:

— Спасибо тебе, лекари оба говорят, что уже завтра будет, словно ничего не было.

— Хорошо, очень хорошо… А… эти?

Он снова мрачнеет — сразу понял, о ком я.

— Порешили мы их. Всех. И в лесу закопали.

— Знает кто, кроме твоих?

— Нет, никто. Это ведь днем было, а его светлость со своими на хутор к ночи вышел. Да и лекарь их всего-то на четверть часа опередил.

— Долго я так провалялся?

— Так это… Сам посуди — вырубило тебя вчера днем, а сейчас уже обед скоро.

— Обед — это хорошо, — бормочу я, а глаза опять начинают слипаться.

— Так я щас…

— Нет, как лекари скажут, а то…

Что «а то», я додумать и озвучить не успеваю, снова проваливаюсь в забытье.

Дальше я время от времени вываливался в реальность, потом выпадал снова. В моменты прояснений удалось наконец поесть, а также помыться и переодеться (моя одежда стирке и ремонту не подлежала), правда, не без посторонней помощи. Я еще раз поговорил с Мавареном с глазу на глаз — но на этот раз момент улучил он, сообщив, что если вдруг мне понадобится от кого-то или чего-то заныкаться, то я смогу это сделать в Медвежьей Тени и жить здесь столько, сколько понадобится.

В очередной раз приоткрыв глаза, в некотором изумлении обнаруживаю себя внутри фуры, медленно покачивающейся на лесной дороге, ведущей от хутора к тракту. Потом вспоминаю, как меня в нее укладывали, как Хоран и его сыновья жали мне руку — пальцы до сих пор болят — и, успокоившись, снова проваливаюсь в сон, больше похожий на забытье.

Потом фура наконец останавливается, и я проделываю обратный путь от повозки до кровати на чьих-то руках. Только теперь это дом полковника Линденира. Весь остаток дня лекари единодушно никого ко мне не подпускают дольше чем на минуту. Благодаря чему я успеваю увидеть практически всех, прежде чем снова заснуть. Правда, Кимера, Нокиса и Ангира, как оказалось, даже не поставили в известность о моем «воскрешении» — барон и полковник единодушно запретили, а граф их решение поддержал. Отцы-командиры никак не могли решить, что им делать с уцелевшими участниками чужой авантюры. Пока вся троица обитает в одном из флигелей под круглосуточной охраной.

Следующие дни между собой почти ничем не различаются. Я в основном сплю, в немалой степени благодаря каким-то снадобьям, в остальное время либо подвергаюсь чьей-нибудь заботе и вниманию, либо спасаюсь от них стараниями лекарей. Точнее, со второго дня только графского лекаря Кравера — запомнил наконец его имя. Грипен же сосредоточился на бароне и Ольте, ну, и на прочих, нуждающихся в помощи по мелочи. Барон, кстати говоря, быстро идет на поправку. Даже подозрительно быстро, как сказал Грипен, хорошо помнивший, каким того привезли. Вечером четвертого дня — то есть вчера — Кравер сказал, что Фогерен уже самостоятельно ходит по дому и даже понемногу гуляет в саду, а сегодня барон уже заглянул ко мне с утра. Ненадолго, минут на пять, но все же…

Мне пока вставать не позволено. Нер Линденир и Морас навещают меня по очереди, капитан — днем, полковник — вечером. Развлекают байками из своего бурного прошлого, подходящими по случаю. К слову, Линденир с пониманием отнесся к тому, что мне пришлось при нем выдавать себя за Сидена, и очень похоже, что он испытывал сейчас немалое облегчение, что я не имею к Серой Страже никакого отношения. Во всяком случае, пока. Капитан же, явно тяготившийся затянувшимся пребыванием на берегу, вернулся к идее оставить нас. И, похоже, граф отнесся к этому с пониманием.

Во всяком случае, мне Морас сообщил, что Урмарен пообещал ему выплатить обещанный гонорар в двойном размере, а также уладить возможные проблемы с хозяевами погибшего груза и выплатить компенсации семьям погибших моряков. Ну, и с приобретением нового судна помочь — хотя бы в плане гарантий какому-нибудь банку.

Сам граф тоже несколько раз заглядывал, но каждый раз буквально на пару минут, и говорил больше с Кравером. И получив от него категорический отказ — подозреваю, насчет обстоятельного разговора по душам — сразу же вспоминал о чем-то важном и исчезал за дверью. Ладера я видел только на хуторе и потом тем же вечером в поместье. Как выяснилось позже, граф его куда-то отправил. Меченый, чье имя по-прежнему оставалось для меня неизвестным, меня не посещал вовсе. Впрочем, он и прежде никогда не пытался наладить отношения, так что это не выглядело странно.

Телохранители барона и маркизы, которых я не заметил в компании графа на хуторе, все-таки никуда не подевались, были живы и вполне здоровы. Киртан и Хонкир, у которых теперь было много свободного времени, поначалу проведывали меня даже слишком часто, несмотря на ворчание Кравера. Правда, Хонкир вскоре начал появляться гораздо реже. Киртан, посмеиваясь, объяснил это тем, что он ухлестывает за какой-то местной красоткой. Даже отношение Тилена с Ксивеном стало более дружелюбным — все-таки, с их точки зрения, я немало сделал для того, чтобы они нашли свою госпожу целой и невредимой. Но они, однажды пожелав мне скорейшего выздоровления, больше не заглядывали. Что, впрочем, совершенно меня не расстраивало.

Вот разве что в поведении барона я уловил какую-то едва уловимую перемену. Нет, он совершенно искренне рад был видеть меня живым, но что-то было не так, как прежде. Вот только что это могло означать, я не знал.

А потом об этом пришлось забыть. Поздним вечером, когда уже и Кравер ушел спать, ко мне заявился граф. Похоже, он устал ждать, а спорить с лекарем или применять власть не хотел. Или действительно был чем-то занят днем.

Урмарен сразу же выпроводил сиделку — ту самую пятидесятилетнюю тетку, которую я прежде видел у барона. Потом плюхнулся на стул рядом с кроватью, ухмыльнулся и сказал:

— Ну что, Таннер, поговорим?

— Почему бы и не поговорить, ваша светлость? Просто так лежать скучно.

— Это да… Как вы спаслись и какова твоя заслуга в том, что все вы сейчас здесь, я уже знаю. Вы превзошли мои ожидания, а я и так ожидал от вас многого. Кое-что, правда, осталось для меня неясным, но, думаю, вы сможете мне объяснить.

— Ваша светлость, раз уж вы знаете, как спаслись мы, могу ли я узнать, как сюда попали вы?

— Да примерно так же. Только нашу лодку вынесло к берегу гораздо севернее и лишь к утру. Как так вышло, не знаю. Я говорил с капитаном, и Менален сказал, что это странно, что нас унесло так далеко в сторону.

— Очень далеко?

— Еще немного, и мы бы имели дело с магрийскими пограничниками.

— Ого… А потом?

— О, мы сумели не разбить лодку, никто не вывалился и не утонул. Нам повезло еще и в том смысле, что мы обошли Долину Последних Цветов стороной. К тому же смогли сохранить карту и компас, так что по лесам особо не плутали. Собственно, на хутор мы идти не планировали, думали выйти сразу к железному пути, к ближайшей станции — не к здешней, а к следующей к северу. Но потом на нас тоже навалился отряд, одетый в форму Серой Стражи. Только если за вами гнались от берега, то нам они вышли почти навстречу. И атаковали первыми. Такое ощущение, что их кто-то наводил. Возможно, их маг отличался именно нюхом, если это можно так назвать. Если бы они успели устроить нам засаду, а Мерген не смог поджарить их колдуна прежде, чем тот сумел выделить его среди нас, возможно, я бы с вами сейчас не разговаривал. У нас были револьверы и ножи, у них — винтовки, в основном обычные армейские. Так что, сделав по выстрелу, они ринулись в штыковую — те из них, у кого были пистолеты и револьверные ружья, тоже не могли стрелять, опасаясь попасть в своих… Я потерял большую часть своих бойцов и троих моряков, многие были ранены. Нападавшие же полегли почти все, хотя их было больше, чем нас. Мы смогли взять живым только их командира.

— Командира? Уж не лейтенанта Ранкена ли?

— Он такой же Ранкен, как вы — Сиден, — хмыкнул Урмарен. — Его настоящее имя — Сенер Лагрен, и он никогда не служил в Серой Страже.

— Вы его знаете, или это он так сказал?

— Я его знаю, и он меня тоже, так что отпираться он не стал.

— И кто же он в действительности?

— Наемник. Вроде вас, если подходить формально. Но прежде он служил в личной гвардии принца Бархариха. Уволился после… скажем так, одного скандала.

— Ясно… Ваша светлость, можно вопрос?

— Конечно.

— Вы ведь знаете уже, что в мертвом городе мы, то есть я, повстречали капитана Мархена. И как вы объясните то, что Симус Мархен, судя по всему, действительный офицер Серой Стражи, пусть даже и недавно туда переведенный из Стражи Красной, да даже если не переведенный… правда, тогда возникает вопрос — откуда у него тогда были такие документы, причем явно не поддельные? Впрочем, речь сейчас о другом — откуда Мархен знал, что может встретить там Сидена и Ранкена? Кстати, а такие люди вообще существовали? Мархен, к слову, легко согласился с тем, что я — это Сиден. У меня возникло ощущение, что он знал, что Сиденом может назваться кто угодно, что это имя — как пароль…

Судя по тому, как округлились глаза графа, то, что он узнал от моих попутчиков, такой ценности не имело. Впрочем, о Ранкене знал только я — и то потому, что пообщался с Мархеном прежде, чем тот внезапно скончался. Да и много чем еще я не поделился ни с бароном, ни с Морасом. Кимер, Нокис и Ангир в силу своего невысокого статуса тоже не обладали по-настоящему важными сведениями. Кстати, опять всплыл принц Бархарих. Точнее, принц крови. Дядя нынешнего императора, сводный брат его отца — сын Антара Первого от его последней жены. Вполне возможный наследник престола — если вдруг смерть приберет одним махом императора и наследного принца — младших братьев ни у того, ни у другого нет, наследнику еще рано думать о собственном сыне, а женщины могут наследовать престол лишь чисто теоретически — то есть в законе о престолонаследии это прописано, но тысячелетняя история династии таких случаев не знала. Императрица Альтея, если вдруг останется одна, скорее всего, сохранит трон и власть, так всем будет спокойнее, особенно ее родне, и править она будет долго, наверное — ей ведь еще нет сорока. Но вот вопрос — кто станет ее наследником, ведь без этого никак? Тот же закон допускает ее замужество, хотя вряд ли это устроит имперскую аристократию. При этом, если императрица тоже внезапно оставит этот мир, и чтобы уже закрыть женскую тему — незамужних принцесс в империи сейчас нет, а вышедшие замуж за иностранных монархов перемещаются в самый конец списка возможных наследников престола, как, например, Тамира — старшая сестра императора, ныне супруга короля Тинарии. Рядом с Альтеей и Тамирой принц Бархарих для большей части аристократии выглядит гораздо предпочтительнее — он императорской крови, пусть его мать и не принцесса, а лишь герцогиня, к тому же он еще и моложе Тамиры, если я ничего не путаю. Правда, принцу Бархариху тоже хорошо за пятьдесят, но, помнится, его отец дожил до восьмидесяти двух, а основатель династии и вовсе дотянул до сотни и даже перевалил через этот рубеж, если летописи не врут. Так что лет пятнадцать-двадцать на троне он вполне может осилить, а любой из его сыновей, которых у него трое, опять же, считая по крови, в глазах приверженцев традиций будет иметь больше прав на престол, чем кто-либо еще. И все кончится достаточно мирно. А вот если, к примеру, Альтея назначит наследником престола не Бархариха или его сына, а своего младшего брата, то порохом запахнет очень явственно. М-да… То есть вполне вероятен заговор. Неужели граф зацепил именно… такое? Если так, то драпать уже поздно и совершенно бессмысленно — надо было сразу пройти мимо постоялого двора Хальда и рискнуть еще раз переночевать в поле.

Мысли начинают путаться, и мне кажется, что я упустил в своих рассуждениях что-то важное, но я все же пытаюсь продолжить беседу:

— И, кстати, ваша светлость, а где сейчас этот Ранкен… то есть Лагрен?

Граф, уже приведший глаза в обычное состояние, вздыхает:

— А с ним произошло примерно то же самое, что и с Мархеном, если этот ваш сержант не сочиняет.

— Нет, Кимер говорит правду. Он там был, разве что слышал не все. Вы попытались допросить Лагрена?

— Нет, всего лишь накормить его крысиным ядом, — фыркает граф. — Конечно, допросить. Как же без этого?

— Что ж, ваша светлость, мы с вами наступили на одни и те же грабли…

— Хорошо сказано, Таннер, — он вроде бы кивает, но перед глазами все плывет, похоже, я засыпаю, — очень точно… Таннер? Таннер?

Я еще успеваю подумать, что и слышно его, словно сквозь вату, а потом все гаснет.

Проснулся на рассвете. Сиделка, тихо посапывая, дремала на своем стуле. Графа не было. Само собой — увидел, что я заснул, позвал сиделку и ушел.

Интересная мозаика складывается, однако. Жаль, фрагментов не хватает. Очень многих. Ладно, что имеем в первом приближении? Девять из десяти, что заговор. Весьма вероятно, что нацеленный на убийство императора и, возможно, наследного принца. Во всяком случае, явные намеки на некую причастность дяди императора, пока косвенную. И что имел в виду граф на той лесной дороге, когда прошептал, что все равно никто не поверит?

Пока единственная приятная новость — голова с пробуждением работает ясно, как у человека, который накануне не перетрудился и выспался при этом как следует. То есть спать совершенно не хочется. Впрочем, я помнил, как бывает — проснулся вроде с ясной головой, однако попытка принять вертикальное положение и переместить тело в пространстве вызывает почему-то резкое нарушение координации движений.

Осторожно приподнимаюсь на постели. Нет, кажется, будто только прилег, а не провалялся несколько дней. Мышцы реагируют четко и без промедления. Опускаюсь обратно. Нечего тетку будить раньше времени. Все равно моей одежды здесь нет. А Кравер придет после завтрака, не раньше. Он ведь не в курсе, что я уже проснулся.

И что будем делать? Маскироваться под болезного и дальше? Сколько я смогу это изображать? Сутки? Двое? Вряд ли больше. А нужно ли? Валяться в постели с затуманенным сознанием надоело, честно говоря.

Осторожно выбираюсь из-под одеяла. На мне чьи-то — потому как своей у меня таких в багаже не было — просторные рубаха и штаны из легкой ткани. Подхожу к окну. Сиделка за моей спиной, похоже, продолжает мирно посапывать. За окном никого. Неужели еще все спят? Нет, не все. Вижу старину Стигена с сыном — управляющий явно что-то объясняет Дорену, тот согласно кивает. Нет, вроде не обо мне речь. Обычные хлопоты по хозяйству.

Оглядываюсь. А что, места для утренней гимнастики вполне достаточно. С почти забытым наслаждением отрабатываю обычную разминку, доски пола тихо поскрипывают. Забавно, тетка спит, как ни в чем ни бывало. Ладно, пусть спит. Закончив — даже не вспотел, надо же — забираюсь обратно в постель.

Вроде только прикрыл глаза, собираясь прикинуться спящим — и заснул. Меня будит Кравер, дотронувшись до плеча. Успеваю заметить, как он вздрогнул — похоже, не ждал, что я так быстро открою глаза. А вроде ж не спешил.

Он, пожав плечами — «показалось, наверное» — извлекает из карманов свой дежурный набор.

— Доброе утро, Таннер. Как себя чувствуете?

— Намного лучше.

— Рад это слышать… Ну как… — Лекарь привычно приступает к утреннему осмотру… И замирает. Потом внимательно смотрит мне в лицо, словно увидел впервые.

— Таннер, а это точно вас я лечил все эти дни?

— Что-то не так?

— Даже не знаю… Такое впечатление, что я оставил вас не вчера вечером, а, самое меньшее, неделю назад, если не две. Я не знаю, что именно с вами произошло, кроме того, что по вам ударили каким-то сильным заклинанием, но хорошо помню, каким вас привезли с хутора — и могу сказать, что после такого если и выживают, то зачастую завидуют тем, кто умер сразу. И вот всего-то на четвертый, ладно, пятый день иметь все признаки совершенно здорового человека, с которым ничего такого не случилось… Коллега Грипен, может, и не счел бы это слишком странным, но мне, к вашему сведению, часто приходится иметь дело с последствиями… подобной магии. Пожалуй, даже слишком часто. И, как правило, они необратимы, даже при наличии под рукой сильного мага-лекаря. А тут…

— Говорят, я очень везуч. Ладно, и что со мной теперь?

— Ну, то, что вы выглядите здоровым, еще не значит, что вам прямо сейчас можно возвращаться к службе. Тем не менее, режим я вам изменю. Меньше лекарств, регулярное хорошее питание, прогулки на свежем воздухе, умеренные физические нагрузки, полноценный сон. В общем, ничего чрезвычайного.

Меньше лекарств — это хорошо. Если бы не приходилось нейтрализовать с применением магии некоторые подозрительные жидкости, глядишь — выздоровел бы еще скорее.

— Сейчас принесут завтрак, а потом, пожалуй, и погулять вокруг дома можно будет. Насчет одежды я тоже распоряжусь, не в пижаме же…

Хм, хорошо все-таки, что никто не видел, что я тут на рассвете творил.

Спустя час я в сопровождении Кравера действительно вышел на воздух. Мы вместе прошлись вокруг дома, потом он отвел меня в аллею парка позади особняка Линдениров. Я присел на лавочку, лекарь сел рядом.

— Как сейчас себя чувствуете?

Голова немного кружилась, но в целом все выглядело гораздо симпатичнее, чем четыре дня назад. Но лучше я, пожалуй, здесь посижу. О чем я и сказал лекарю.

— Ладно, Таннер. Дорогу к дому найдете? Лавки, вы видели, здесь каждые тридцать-сорок шагов. Так что не старайтесь проделать весь путь одним рывком.

Я молча киваю, потом спрашиваю:

— А где господин граф? Он вчера заходил ко мне…

— Да, у него к вам, похоже, много вопросов… Я его предупреждал, что вы еще слабы. Так что он не обиделся, что вы заснули, не дослушав. Ладно, я пошел, у меня еще дела есть.

Какие у него дела, я уточнять не стал. Уселся поудобнее и прикрыл глаза. Теплый воздух, легкий ветерок, чуть слышный шелест листьев напомнили мне самое давнее утро моей нынешней жизни. Когда, ничего не зная и не помня, я проснулся на берегу лесного озера.

Настроение как-то сразу испортилось. Сидеть и греться расхотелось. Я поднялся и двинулся по аллее прочь от дома. Здесь слишком высока вероятность нарваться на кого-нибудь.

Аллея упиралась в беседку, расходясь в стороны перед скрывавшими беседку зарослями. Лавочки стояли не у самой дорожки, а скрывались в оставленных среди аккуратно подстриженных кустов нишах. Так что, присев, видеть соседние лавочки я бы не мог.

Когда до беседки остается совсем немного, вдруг понимаю, что там уже занято. Возвращаюсь немного назад, усаживаюсь на лавочку и прислушиваюсь, осторожно скосив глаза. Нет, не видно. Но слышно. Там двое, судя по голосам. Мужчина и женщина. Слов не разобрать, говорят тихо, но разговор у них, похоже, весьма романтического толка. Пожалуй, не буду им мешать. Выхожу на дорожку и медленно иду обратно к дому. Для первой прогулки вполне достаточно.

Но, усевшись на самую ближнюю к дому лавку, решаю уступить любопытству и хотя бы подождать здесь. Все-таки кто там таился от всех? Наверняка кто-то из влюбленных пойдет этой дорогой. Да и делать в доме нечего. Опять в постели валяться, что ли? Надоело.

Просидел с полчаса, но так никого и не увидел — за мной вернулся Кравер. Графа все еще не было — нер Линденир, как гостеприимный хозяин, показывал ему свои владения. До обеда было еще время, и удачно подвернувшийся Стиген отвел меня в хозяйскую библиотеку. Я выбрал себе довольно толстую книгу — какой-то исторический роман — и усевшись в глубокое кресло, погрузился в чтение. Странное, наверное, занятие для наемника — каковым я по сути являлся. Роман повествовал о событиях давних и мне неизвестных — лишь имя императора казалось мне смутно знакомым. Но написано было хорошо, и, увлекшись, я не услышал, как в библиотеку вошли двое и обосновались на диване где-то у меня за спиной. Потом голоса прорвались к моему сознанию, и я понял, что это все та же парочка. Я шевельнулся, кресло скрипнуло подо мной. Они замолкли, а потом я услышал тихие шаги и звуки закрываемой двери. Кто же это был?

Больше мне никто не мешал, так что я одолел добрую четверть романа, прежде чем Стиген позвал меня обедать. Книгу я прихватил с собой, надеясь продолжить чтение у себя в комнате. Но с этим ничего не вышло.

Едва я перелистнул пару страниц, пришел Менален. И сообщил, что завтра он и его матросы — те, что спаслись в одной шлюпке с графом и пережили стычку с наемниками, уезжают. Граф уже дал им денег на дорогу (подозреваю, просто одолжив их у Линденира — вряд ли у него уцелело столько наличности), остальное капитан и его люди получат позже, когда доберутся до Тулары, где смогут обналичить выписанные графом чеки. Туда капитан стремился ради улаживания проблем с получателем потерянного груза. Матросы, правда, больше склонялись к тому, чтобы сразу вернуться домой, но капитан ехать в Тулару один опасался и упросил графа выписать чеки матросам на тамошний банк. При этом весь свой удвоенный Урмареном гонорар капитан намеревался разделить между семьями погибших членов экипажа. Как он собирался решить проблему с грузополучателями, капитан не сказал. Видимо, граф выписал чек и под это дело. Возможно, в долг. Впрочем, мне-то какая разница?

— А как же новая «Тангаста»?

— С этим придется обождать. Все равно тех денег, что даст мне его светлость, на новое судно не хватит. Кое-какие сбережения у меня есть, страховка опять же, граф обещал поручиться за меня перед одним банкиром и дать знать, когда военный флот соберется списывать что-нибудь похожее на мою старушку — они обычно не сильно жмутся. Так что ты не волнуйся, Морас не пропадет. В крайнем случае, наймусь к кому-нибудь — капитаны нужны не так уж редко. А с семьями тех, кто погиб, нужно рассчитаться сейчас, иначе потом я ни одного матроса нанять не смогу — не пойдут даже за тройную плату.

Как раз это мне было понятно. Любопытно все же, сколько стоила «Тангаста». Менален озвучивает сумму, добавив, что примерно за столько же он рассчитывает приобрести замену потерянному судну. А если повезет, то и дешевле. Вот только назовет, пожалуй, по-другому… Хм, а может, мне податься в судовладельцы, когда все кончится? По идее, того, что лежит в моем банковском сейфе в Мелате вполне может хватить на такую же посудину. Жаль только, я не моряк ни разу. Хорошо хоть не укачивало.

Мы еще немного поговорили о разных сопутствующих мелочах, потом Морас дал мне адрес, на который я смогу отправить ему письмо в случае необходимости. Насчет своего адреса он пока не мог сказать ничего определенного. И он ушел, пообещав зайти проститься перед отъездом.

Едва я взялся за книжку снова, как дверь открылась. Как говорится, легок на помине. Граф Урмарен.

Его светлость выглядел изрядно посвежевшим и чем-то довольным. Впрочем, едва дверь закрылась, а он уселся на стул рядом с кроватью, выражение его лица мгновенно приняло совершенно иной вид. В этот миг он напомнил мне хозяина ломбарда, с подозрением изучающего принесенную в залог якобы ценную вещь.

— Рад видеть, Таннер, что вам намного лучше. Это значит, что мы можем вернуться к нашему разговору.

— О чем будем говорить, ваша светлость?

— Я хотел бы услышать вашу, Таннер, версию событий, произошедших после того, как вы оказались на берегу.

Что ж, этого я ожидал. И далеко не сегодня задумался над тем, что буду рассказывать графу, если судьба снова нас сведет. Так что следующий час ушел на неторопливое обстоятельное повествование о том, что лично я делал или просто видел и слышал за эти дни. Побережье. Встреча с капитаном. Спасение маркизы. Переход через Долину Последних Цветов. Бой с преследователями. Мертвый город (тут у него вопросов было больше всего — очень уж «мясорубка» его заинтересовала и непонятно куда исчезнувшие тела). Бой на станции. События на хуторе (тут пришлось слегка приврать — мол, отряд Сунгира там был, но ушел в сторону мертвого города, а я лишь пытался помочь сыну Хорана, которого избили какие-то бродяги, тогда и свалился… оставалось надеяться, что старик не проколется, если вдруг кто-то захочет проверить мои слова… На мое счастье, старший сын Маварена, посланный за лекарем, не трепался насчет того, как пострадал его брат). Периодически граф задавал уточняющие вопросы, иногда мои ответы заставляли его брови подниматься в удивлении. Как оказалось, о закладке в мертвом городе, проходящем по ведомству Серой Стражи, он — офицер этой самой Серой Стражи — не знал ничего. Впрочем, граф занимался делами службы большей частью в столице да северных провинциях, а в Уларе, как ни странно, прежде не бывал. В целом же, судя по его вопросам и комментариям, из всей нашей компании я обладал наиболее обширными сведениями об увиденном.

Когда я закончил, за окном уже начало темнеть. Граф довольно долго молчал, потом сказал:

— Да, Таннер, прелюбопытнейшую картину вы мне нарисовали… Надо думать. Много думать.

— Что вы имеете в виду, ваша светлость?

— Знаете, как говорят — все не так, как кажется?

— Слышал. Но не уверен, что правильно вас понимаю.

— Я и сам не уверен. Ладно, отдыхайте. Еще поговорим.

Дверь за ним закрылась, шаги его стихли в коридоре, а я все не спешил взяться за книгу. Что-то мне подсказывало, что читать мне сегодня больше не придется.

И точно. Вскоре заглянул Киртан, на это раз с Хонкиром, впрочем, надолго они не задержались — порадовались за меня, рассказали о своих делах и снова унеслись — заниматься этими самыми делами. Потом пришел Кравер, снова осмотрел меня, поохал, цокая языком, но тоже отнял всего несколько минут. Похоже, он уже был уверен в скором моем выздоровлении и больше думал о каких-то других, более насущных проблемах.

Когда уже начало темнеть, ко мне заглянул хозяин дома. Мы с отставным полковником успели проникнуться взаимной симпатией, так что разговор у нас затянулся — аж пока не постучался Стиген, сообщив, что ужин готов.

Вот кого я так и не увидел в этот день, так это барона. Даже Ольта нашла несколько минут, чтобы поблагодарить за спасение своей жизни. Правда, она здорово меня напугала.

— Я-то знаю, кто меня на самом деле вылечил. Лекари наши, конечно, справные, я равных им и не знаю, но я бы, может, еще и жалела, что жива осталась. Если б только они со мной возились.

— О чем ты?

— Я, парень, хоть колдовством никаким не владею, — тут она хитро усмехнулась, — но чужое порой чую хорошо. Особенно такое.

— Какое?

— Ты знаешь… Не бойся, я никому не скажу. Даже госпоже.

Вот еще ее госпожи мне не хватало для полноты впечатлений, подумалось мне, когда за Ольтой закрылась дверь.

Но маркиза, как и барон, так и не возникла в пределах видимости. Во всяком случае, уснуть мне никто не помешал.

Новый день начинается для меня как и предыдущий, на рассвете. Правда, в комнате кроме меня никого нет. Кравер, видимо, счел, что сиделка мне больше не нужна. И хотя ничего мне об этом не сказал, но тетка та накануне как ушла куда-то, пока я обедал, так больше в моей комнате и не появилась. Зато на стуле сложена моя одежда. Вечером ее там не было. Я так крепко спал?

Едва я заканчиваю разминаться, как раздается стук в дверь. Это капитан.

— Я ведь обещал, что не уеду, не попрощавшись.

Когда мы выходим из дома, там уже почти все. И граф с Ладером, и барон с Киртаном и Хонкиром, и маркиза с Ольтой, Тиленом и Ксивеном, и хозяин дома, и его управляющий с сыном, и уже знакомые мне парни из числа тех, что были с нами на станции, — они с Дореном вызвались проводить моряков до поезда.

Впрочем, церемония прощания оказалась короткой — Менален пожал руку графу и неру Линдениру, маркизе он руку поцеловал, Ольту, барона и меня обнял. Остальным достается простой поклон, но вполне искренний. Потом капитан забирается в повозку, где уже сидят его матросы и уложен багаж — включая оружие, затрофеенное в пути. Граф, правда, посоветовал им избавиться от него, как только все вопросы в Туларе будут улажены. Мол, не стоит иметь при себе то, что может оказаться числящимся на хранении на армейских складах или и вовсе в розыске.

Дорен и его парни вскакивают на коней, возница щелкает кнутом, и маленький караван трогается с места. Вскоре они скрываются из виду, и лишь пыль, поднимающаяся над дорогой, говорит о том, что они еще близко. Но вскоре и она становится неразличима.

К этому моменту все провожавшие уже разошлись. Граф и маркиза ушли с хозяином дома, остальные разбрелись по своим делам. Рядом со мной остался лишь барон — Киртан тоже испарился, явно отправленный с каким-то поручением, а Хонкир и вовсе исчез сразу, как только последний всадник оказался за воротами. Еще Ладер маячил поблизости, с отсутствующим видом греющийся на солнышке за углом дома. Причем я его мог видеть, а Фогерен — нет.

Я подхожу к барону, задумчиво глядящему на дорогу за воротами.

— Что теперь, господин барон?

— Пока ничего. Заканчивайте с лечением, разбирайтесь с трофеями. Если лекарь разрешит, начинайте свои тренировки. Думаю, мы тоже скоро двинемся в путь, — последнюю фразу он произносит с каким-то странным выражением. — Не рад отъезду?

— Как скоро?

— Не знаю, Таннер. Граф ждет чего-то… или кого-то. И… — он, похоже, хотел сказать что-то еще, но в этот момент на крыльце возникает дочь полковника:

— Ваша милость, отец хотел бы с вами поговорить…

— Передайте ему, я сейчас приду, — он провожает девушку взглядом. Потом поворачивается ко мне:

— Ладно, Таннер. Заняться вам есть чем, если вы мне понадобитесь, я пришлю за вами.

Барон скрывается в доме, а я иду туда, где все еще ждет чего-то Ладер.

— Рад видеть, что ты все еще жив, — он с усмешкой протягивает мне руку.

— Могу сказать то же самое про тебя. Честно.

— Верю. Говорят, уже и помереть успел?

— Веришь слухам?

— Если не знаешь правды, поверить легко… Расскажешь, как все было на самом деле?

До завтрака время еще есть, так что я знакомлю Ладера с той же версией событий, что уже рассказал его хозяину. Разве что опускаю некоторые детали, несущественные для него, и добавляю другие, которые ему интересны — например, как я ставил мины-ловушки или снимал часовых. На вопрос о том, как я выбрался из могилы, приходится отвечать невнятицей. Плохо помню, мол.

Нас зовут завтракать, так что Ладеру приходится отложить свой ответный рассказ об их пути от побережья на более позднее время. После столовой я отлавливаю Кравера и не отстаю от него до тех пор, пока он не дает разрешение на тренировки. Впрочем, Ладеру я предлагаю заняться этим во второй половине дня — сначала надо привести в порядок свое имущество, прежде всего — с трофеями разобраться. Он не возражает — тоже есть чем заняться, видимо.

Нахожу своих напарников, и тут выясняется, что с оружием возиться вроде как незачем — пока я отлеживался, Киртан привел его в образцовый порядок, даже что-то вроде ведомости на него составил. Винтовки, револьверы, гранаты, изрядный запас патронов, ножи, сопутствующее снаряжение… Хонкир, несмотря на свое увлечение местной красоткой, добросовестно проделал то же самое с запасом лекарств и прочими вещами. Мне, по их словам, барон поручил проверить их работу и решить, что из этого добра мы потащим с собой, а что подарим гостеприимному полковнику… или уничтожим.

Итак… Нас — восемнадцать человек, если не считать Кимера, Ангира и Нокиса. Того, что есть, хватит на всех с запасом, но граф вывел из лесу отнюдь не безоружных людей — после стычки с чужаками они тоже обзавелись «средствами защиты и нападения». Правда, моряки, уезжая, попросили выделить им из наших запасов револьверы — не будешь же по городу с ружьями гулять, и по паре гранат на брата. Хм, гранаты… Не знаю, что там за вопросы и с кем собрался их решать Менален, но меня это уже не касается. Если уж граф дал добро, мне-то чего переживать? Тем не менее… У людей Урмарена проблем с оружием нет — все и так были при револьверах, даже Кравер с Меченым, а по пути еще и винтовками обзавелись. Их трофейное оружие практически ничем не отличалось от нашего, так что никто меняться не приходил. Женщинам винтовки ни к чему, для барона Киртан уже отобрал, я себе тоже. От первоначальной идеи притащить все это «железо» в Меленгур или куда еще и проверить, откуда оно, решили отказаться после того, как Меченый подтвердил, что все винтовки — имперской выделки и маркировке на них можно верить. То есть незачем тащить для проверки само оружие, достаточно списка номеров. Так что можно смело оставить полковнику, так сказать, в порядке благодарности полтора десятка «ружьишек». Ну, и по сотне патронов на каждое. И четыре револьвера — могло быть больше, но большинство наших высказалось за то, чтобы иметь запасной «ствол». И дюжина гранат — места довольно дикие вокруг, мало ли…

В итоге наш оружейный склад уменьшился до вполне разумных пределов, причем большую его часть составляли боеприпасы, которых никогда не бывает много. Отложил и лекарства для Грипена. Не то чтобы ему их трудно добывать, но все же это точно не подделка.

Мешок, в который я сложил трофейные документы и некоторые вещи тех, кому не повезло стать нашими врагами, среди этого добра отсутствовал. Киртан пояснил, что его забрал граф.

Ну да, сам же ему рассказал. Ладно, думаю, хоть не кто посторонний. Тем более что кое-что я из этого мешка успел вынуть.

Впрочем, граф если и поймет, чего там не хватает, сильно вряд ли расстроится — ему и оставшегося хватит за глаза для его «раскопок».

Мои вещи, похоже, перетряхнули, но ничего не пропало. Впрочем, там не было ничего, ради чего пришлось бы возвращаться, если бы все-таки сложилось «умереть». Разве что кое-какие вещи из тех, с которыми я проснулся у того лесного озера…

Хотя Киртан с Хонкиром успели изрядно упростить мне задачу, возня с имуществом занимает довольно много времени — еле успеваю закончить до обеда. Поколебавшись, все-таки откладываю оружие для своих «подопечных» — как еще назвать Кимера, Ангира и Нокиса? Это оружие, которое по описи Киртана при них и было. Хотя Нокис вроде как подумывает вернуться в Меленгур — граф пообещал ему прикрыть его перед начальством. Глядишь, напишет подробный и хорошо продуманный рапорт, снимающий с начальства всякую ответственность и перекладывающий ее на покойного Мархена и прочих мертвецов, так ничего ему и не будет. Может, даже медаль дадут или премию выплатят. Впрочем, если просто оставят в покое, Нокис вполне будет счастлив. А что делать с обоими сержантами? Полк одного стоит в окрестностях столицы, другой и вовсе служит в Ханаране, да еще и в Красной Страже. Оба, по большому счету, мелкая сошка, особо искать их никто не будет, но если попадутся — мало им не покажется. Потому нужно что-то придумать насчет их официального статуса. Интересно, вправе ли граф забрать их к себе в подчинение, хотя бы как временно прикомандированных — особенно Ангира, он все-таки из другого ведомства? И как быть с тем, что ему месяц служить осталось — упрощает это задачу или наоборот?

И за этими мыслями фоном скребется ощущение, что никуда мы не уедем, во всяком случае, в озвученные бароном пару дней.

В назначенное Фогереном время заглядываю в его покои, чтобы отчитаться. Но там только Хонкир, возится с хозяйскими вещами. На мой вопрос — где барон? — лишь пожимает плечами. Выхожу в коридор и тут же натыкаюсь на Киртана. Тот тоже не знает, чем заняться — оружие в порядке, снаряжение тоже, лошадьми мы пока что не обзавелись, — и мое предложение пойти потренироваться принимает с явным удовольствием. Находим Ладера, к нам присоединяются еще двое бойцов графа. Перемещаемся на площадку, указанную мне Стигеном. И там уже отводим душу по полной программе. Пока, впрочем, сам я больше выступаю в рули инструктора — и советов лекарей наслушался, и сам чувствую, что лучше не усердствовать. Но все же удовольствие получено немалое. Потом баня, ужин, наконец-то отчитываюсь, но барон слушает с рассеянным видом, кивая порой совершенно невпопад. Нет, слушает он меня внимательно, ничего не пропуская мимо ушей, но все же видно, что мысли его где-то далеко.

А утром я просыпаюсь под дробный перестук по подоконнику. Дождь. Мелкий, холодный. Он моросит почти весь день, с небольшими перерывами, а ночью начинается снова. И так четыре дня подряд. Потом пару дней над нами висит серое одеяло облаков, почти не пропускающее солнечного света и, видимо, собирающее воду. Наконец ее набирается достаточно, чтобы монотонный шелест за окнами возобновился. Так проходят еще три дня. Мы по сотому разу проверяем свой давно упакованный багаж, проводим по полдня в приспособленном под тренировки пустом помещении в дальней части дома. Особых развлечений в этом захолустье нет, испортившаяся погода сводит на нет и те немногие удовольствия, что здесь доступны, и в зале всегда есть зрители, в том числе граф и хозяин дома, причем старый полковник смотрит на меня со все возрастающим уважением. Даже неудобно как-то… Барон тоже появлялся несколько раз, выглядит он уже совсем здоровым, повязки сняты, но ему пока запрещены серьезные нагрузки, так что он лишь стоял у стены и наблюдал. Потом так же тихо исчезал. Меня же, после того, как имущество и трофеи были приведены в порядок, не утруждал никакими заботами — даже поговорить не звал. Оно, конечно, дело его. В принципе, здесь, в поместье, и Киртану с Хонкиром нечем было заняться — охрану и быт было кому и без них обеспечить. Но, в конце концов, очередным дождливым вечером я не выдержал и прямо спросил его — нуждается ли он и дальше в моих услугах? Правда, наш договор предусматривал решение этого вопроса по прибытии в столицу, но поскольку отъезд задерживается, можно решить его и сейчас. Фогерен улыбнулся каким-то своим мыслям, потом сказал:

— Пожалуй, я мог бы уже сейчас отпустить вас на все четыре стороны. Но поверьте, Таннер, вам лучше остаться при мне, пусть и чисто номинально. По крайней мере, пока мы не приедем в Терону. Куда вы сейчас пойдете? Денег у вас при себе немного. Я вам должен за службу, но у меня при себе тоже сущая мелочь. Чек? Его вам здесь обналичить негде. То есть, как ни крути, вам все равно нужно попасть в город. Я не был в Меленгуре, но думаю, что этот город ничуть не интереснее Рекана. И потом… граф Урмарен… — он замолчал, подбирая слова, и я пришел к нему на помощь:

— Вы думаете, что в столице мне будет проще уклониться от ответа на вопрос, как скоро хочу я поступить к нему на службу?

— Именно. Граф — неплохой человек, но он, скажем, думает сначала об империи, а уж потом об интересах конкретных людей.

— Это плохо?

— Да нет, в общем-то… Но дело не в этом. Дело в том, Таннер, что я вам кое-чем обязан. И вряд ли в деньгах можно измерить мою благодарность. Значит, и выражаться она должна не только в них. Да и нужны вам сейчас не деньги, а кое-что другое. Будь у вас в порядке бумаги, я бы услал вас куда-нибудь, например, с письмом к моему отцу…

Я дипломатично промолчал — не говорить же ему, что у меня есть документы на разные имена, не известные графу. Именно их я вынул из того мешка, ориентируясь на хоть какое-то сходство бывших владельцев со мной. Правда, лежат они в тайнике, до которого я могу добраться лишь один раз, так он заделан. И есть у меня кое-какие сомнения в возможности их использования, учитывая, что они отличаются лишь деталями от тех, что достались графу. Например, все они могут нести одинаковые условные метки (неважно — магические или нет). Но если дойдет до бегства… Впрочем, не будем забегать вперед.

— Ваша милость, давайте обойдемся без ненужных подвигов. Вы правы, пока действительно будет лучше оставить все как есть. Простите, это вынужденное безделье раздражает.

— Понимаю. Но оно скоро закончится. Так что отдыхайте, набирайтесь сил. Когда мы двинемся в путь, вряд ли у нас будем возможность даже просто выспаться.

И тут я ощутил, что барон явно говорит это по инерции, просто, чтобы закруглить разговор. Я быстро попрощался, сказав, что, если понадоблюсь, буду в отведенной мне комнате, и ушел.

По дороге заглянул к напарникам. Киртан дрых, видимо, всерьез надеясь отоспаться наперед, Хонкир явно куда-то собирался. На свидание, надо думать.

Проходя мимо покоев маркизы, я вдруг вспомнил, что не видел ее со дня отъезда Меналена. Вряд ли она уехала следом — даже сделай она это тайно, все равно кто-нибудь уже проговорился бы. Тем более, что Ольту я вижу каждый день, да телохранители ее тоже никуда не подевались — видел сегодня обоих в тренировочном зале, пусть и в качестве зрителей.

Стоило мне над этим задуматься, как я попался неру Линдениру. Он увел меня к себе в кабинет, дал выбрать книгу, а потом довольно долго рассказывал мне об одном эпизоде войны за Ларинью. Об аркайцах я знал немного, потому слушал с интересом — попадались мелкие, но важные детали. В его манере говорить было все же что-то убаюкивающее. Я полагал, что полковник тоже скоро почувствует усталость и мы, раскланявшись, оба отправимся спать. Но я ошибался.

— А что вы, Таннер, знаете о том, как закончилась эта война? И почему ее итоги были именно такими?

Я пожимаю плечами:

— Всякое приходилось читать и слышать…

— Вы знаете, что прежде чем аркайцы запросили перемирия, они практически выдавили нашу армию из Лариньи?

— Нет, не знал. Я слышал только, что они действительно начали успешно наступать, но наступление захлебнулось.

— Ага, и они решили прекратить войну, потому что им просто надоело бегать по Ларинье туда-сюда, тем более, что они там все сожрали?

— Примерно так, — удержаться от улыбки не удается. Нер Линденир напускает на себя загадочный вид:

— А знаете, что там случилось на самом деле? Впрочем, откуда вам знать — всей правды не знают даже очевидцы.

— Даже так?

— Именно…

По словам полковника выходило, что армия действительно отступала. Враг пер вперед, не считаясь с потерями. Возможно, у аркайцев действительно не было ресурсов на продолжение войны, которой пошел уже четвертый год, и они хотели успеть захапать как можно больше, прежде чем нагло согласиться на предложение мира.

Примерно за месяц до перемирия батальон, которым тогда командовал нер Теус, отвели в тыл — большинство подразделений потеряло до трети бойцов только убитыми, в редком взводе среди живых раненых было меньше половины. Сам Линденир тоже был ранен. Примерно через неделю вместо пополнения в их лагерь прибыл командир дивизии. Не один — с ним была группа офицеров Серой Стражи. Линдениру приказали сформировать сводный отряд из «ветеранов» (то есть провоевавших хотя бы полгода), причем выставили жесткие рамки для отбора по физическому состоянию и возрасту (отсеяв всех старше сорока и моложе двадцати пяти). Был отвергнут и сам Линденир — из-за ранения. Командиром отряда стал один из «стражей», назвавшийся капитаном Хоргеном. На следующий день командир дивизии уехал, зато в лагерь прибыли несколько пароконных повозок, каждая привезла пару увесистых ящиков. Загадочный груз — на ящиках не было никакой маркировки — сопровождало три десятка человек, из которых тринадцать были в плащах гильдии магов. Груз предстояло доставить в глубокий вражеский тыл — в долину, где противник собирал войска для следующего удара. Перед выходом ящики вскрыли, и каждому бойцу сводной роты достался запакованный в хорошо выделанную кожу «кирпич». По крайней мере, по весу и форме ни на что другое эти предметы не походили. Правда, размеры и пропорции «кирпичей» были не слишком привычными, а швов на упаковке не оказалось. Через два дня отряд ночью пересек линию фронта. Дальнейший ход событий Линдениру пересказал один из вернувшихся бойцов.

Еще через двое суток — передвигались исключительно ночью — отряд вышел к назначенному месту. Невысокому холму, вершину которого украшал довольно густой ельник, а подножие окружало изрядно подсохшее (и потому вполне проходимое) болото. Наскоро произведенная разведка показала, что вокруг холма на расстоянии от двух до четырех тиг стоят войска захватчиков. Причем разведчики ушли на вылазку, оставив свои «кирпичи» магам, из чего остальные сделали вывод, что отряд достиг цели. На рассвете все «кирпичи» были сложены на полянке на северном склоне, недалеко от вершины холма — на саму вершину маги явно не собирались никого допускать, даже «стражей». Отсюда «кирпичи» таскали только помощники магов. Утром Хорген приказал основной части отряда занять позиции к юго-востоку от холма — именно с той стороны находился ближайший вражеский лагерь, к тому же полоса открытой местности там была самой узкой, не больше четверти тиги. На остальных направлениях капитан выставил наблюдателей. Но прежде довел до всех, что «когда все закончится», им предстоит собраться у озера, мимо которого прошли предыдущей ночью. Сам он залег на юго-западной стороне холма со своими офицерами.

— А что должно было закончиться? — спрашиваю я, когда пауза начинает затягиваться.

— А вы как думаете? Если там были тринадцать колдунов и куча непонятных фиговин, зашитых в кожу?

— Может, они должны были провести какой-то обряд? — ничего другого мне в голову не приходит. Не собирались же они просто закопать все это?

— В точку! — хмыкает Линденир. — Именно так. Обряд, ритуал… Назовите как хотите…

Что доставили на холм «носильщики» из сводного отряда и что с этим собиралось делать такое количество явно не рядовых магов, никто из бойцов не знал. А потом всем стало не до вопросов. Похоже, разведчики все-таки наследили у вражеского лагеря, а там нашелся толковый следопыт или просто кто-то слишком бдительный. И аркайцы, числом не менее сотни, вывалились из лесу перед позициями основной части отряда. За несколько минут до полудня.

Но обе стороны успели сделать лишь по нескольку выстрелов.

Ровно в полдень на вершине холма вспыхнул ослепительный огненный шар. На какое-то мгновение он раздулся до размеров самого холма, а потом словно лопнул и пламенем стало все вокруг. И тишина, показавшаяся на мгновение абсолютной, тут же сменилась жутким воплем многих тысяч глоток.

Это продолжалось несколько минут, а потом все исчезло так же внезапно, как и проявилось. Лес стоял, словно пережил всего лишь сильный порыв ветра…

Я даже не ожидал, что отставной вояка сможет описать это так красочно. Тем более, что сам он там не был.

— А что случилось с людьми?

— Аркайцы превратились во что-то непонятное… И жуткое. Вроде лежит тело как тело, только мертвое, а дотронешься — рассыпается в пыль, только металлические предметы остаются, причем ни на что уже не годные, словно оплавились от прикосновения.

— Аркайцы? А… Наши?

— Нашим тоже досталось, из моих уцелело лишь семь человек — это из полусотни-то… Хорген и все его люди погибли.

— А маги?

— А вот тут было кое-что странное… — хмурит брови полковник, — от них не осталось ничего, даже пепла, только знаки их принадлежности к гильдии.

— Что же тут странного? Они же были в самом центре?

— Это да… Странно, что знаки начисто утратили магический заряд. Превратились в безобидные красивые штуковины из металла. А главное — нашли их только двенадцать.

— Погодите, вы же сказали, что магов было тринадцать?

— Верно. Причем всех тех, что их сопровождали, получилось опознать. У них тоже что-то вроде личных жетонов было.

А вот здесь действительно начинается что-то непонятное. Уцелело семеро из сотни. Наверняка они тоже не одним испугом отделались. И эти семеро ходили вокруг холма, зная, что вполне могут набежать уцелевшие и очень злые враги?

Полковник нервно хмыкает:

— Вы же понимаете, Таннер, хоронить было… Нечего. Оружие стало непригодным даже в качестве дубины. Они всего лишь собрали жетоны — должны же они были как-то подтвердить свои слова по возвращении? Часы капитана Хоргена остановились ровно в полдень. Их нашли и по ним определили, когда все случилось. Ведь откуда быть часам у простого бойца?.. Пока выходили к своим — умерли еще двое. Причем умерли странно — только что шел человек, совершенно здоровый с виду, и вдруг упал и уже не дышит. Третий умер, когда они линию фронта обратно перешли.

— А как они вообще выжили?

— А вот это загадка. Сами они ничего внятного сказать не могли. Один все же предположил, что его защитил огромный валун, у которого он занял позицию. Само собой, не все же время он там неподвижно лежал. И когда полыхнуло, валун оказался между ним и вершиной холма.

— Да, пожалуй, с некоторой натяжкой это можно принять за объяснение, — соглашаюсь я, — а что стало с теми, кто выжил?

Полковник мрачнеет.

— Они фронт когда обратно переходили, слегка заплутали, но все же вышли на участке того же полка, что и в ту сторону шли. Там хоть и не поверили им, но согласились вызвать Серую Стражу, а не «красным плащам» их сдать. На их счастье, в штабе полка в тот момент оказался тот офицер из Стражи, который их за линию фронта провожал. Парней допросили тщательно, но вежливо, и в батальон привезли. Я смотрю — какие-то они вялые. Отправил в госпиталь. А там их как начали лечить — так и память отшибло. Причем никто так и не понял, с чего вдруг. Потом, правда, через пару месяцев где-то, вспомнили не только как их зовут, но и прежнюю свою жизнь… Вот только почему-то ровно до того дня, когда нас в тыл отвели с фронта, перед всей этой ерундой.

— И где они теперь?

— Не знаю, — разводит руками полковник, — как война кончилась, демобилизовались. Домой вернулись, наверное.

— Да, наверное, — соглашаюсь я и, хотя уверен в отрицательном ответе, все же спрашиваю:

— А имена тех магов, конечно, неизвестны?

— Откуда? Меня с ними не знакомили, бойцов тем более… Думаете, не встречали ли того, тринадцатого? — полковник даже наклоняется ко мне поближе, потом откидывается в кресле. — Вряд ли, Таннер. Из них самому молодому на вид было под пятьдесят — причем тогда, а не сейчас.

— Скажите, полковник… Неужели аркайцы не могли додуматься нанести такой удар первыми?

Линденир лишь иронически ухмыляется. А потом начинает рассказывать.

В свое время вожди зарождавшейся северной державы, среди которых не оказалось сильных магов, зато оказалось немало параноиков, опасавшихся за свою жизнь и свою власть, предпочли уничтожить под корень всех, кто имел неосторожность проявить хоть какие-то магические таланты — даже лекарские. Со временем, впрочем, способных к врачеванию в Аркае стали оставлять в живых. Еще лет через сто или даже двести к ним добавились и другие, но путь у магов там был один — на государственную службу или на плаху. Даже старушка, лечащая простенькими заклинаниями жителей двух-трех соседних деревень, должна в Аркае стоять на учете и иметь официальную лицензию. Откуда это знает отставной армейский полковник, я не уточняю. Главное понятно — затевая войну за Ларинью, Аркай делал ставку на грубую и понятную силу. А сейчас? Впрочем, а что сейчас? Ведь считается, что использование магии не проходит незамеченным даже в малых дозах, а тут расход энергии — уж не знаю, только ли магической — был просто чудовищным. И никак не мог быть восполнен в короткое время. Очень похоже, что аркайцы сделали простой логический вывод — раз случившееся в той долине не вписывается в сложившиеся представления о свойствах магии, значит, аларийцы применили сверхоружие, полученное с помощью «обычной» науки, имеющей иные ограничения. Разубеждать их в этом никто не стал.

Он говорит еще что-то, красиво закругляя затянувшееся повествование. Делаю восхищенное лицо и откланиваюсь. Уже поздно, нера Теуса явно тянет в сон — судя по все учащающимся и увеличивающимся паузам. Упорный старик. Другой бы уже сдался и оставил окончание истории на потом, а он — нет, стойко довел рассказ до того финала, какой запланировал вначале.

Добираюсь (наконец-то) до своей комнаты.

Все же кое-что мне кажется непонятным. Судя по некоторым деталям, упомянутым полковником, маги рассчитывали благополучно вернуться, а не совершить коллективное самоубийство, пусть и в интересах родной империи. И куда, в таком случае, подевался тринадцатый медальон? Означает ли его отсутствие, что владелец жив?

А еще мне очень не нравится то, что упомянутое полковником озеро, мимо которого его бойцы проследовали к злополучному холму и обратно, по описанию вполне походит на то, на берегу которого началась известная мне часть моей жизни. И очень похоже, что оно оказалось на границе круга, так сказать, поражения. Встречал ли я тринадцатого? А может, я он и есть? Это легко объяснило бы мои… Некоторые мои способности. Но тогда мне сейчас должно быть около семидесяти, а никак не чуть за тридцать. И мое знание истории этого мира заканчивается почему-то теми годами, когда войной уже попахивало, но в нее еще никто не верил. А не, к примеру, накануне получения магами предложения послужить Родине — почему-то мне не верилось, что это была их личная инициатива. Как это случилось с выжившими бойцами Линденира, которые вспомнили свою жизнь только до момента прибытия магов в лагерь их батальона.

И откуда эта подсознательная уверенность, что рассказанная полковником история имеет ко мне какое-то отношение? Ладно, что мы имеем? Допустим, кто-то — например, император — решился на применение некоего магического сверхоружия, что бы оно собой ни представляло. Нашел — предположим, силами Серой Стражи — описание ритуала или мага, им владеющего. Собрал нужное для ритуала число магов, причем, судя по всему, отнюдь не рядовых магов. Собрал необходимые артефакты. Нашел место, обеспечивающее максимальный эффект. Возможно, ритуал все-таки предусматривал смерть тринадцати — просто им об этом не сказали. Собственно, то, что «оружие» применили лишь в тот момент, когда других средств вразумления агрессора как бы не осталось, на такую мысль наводит. Тогда почему погибли не все? Почему выжили случайные, в общем-то, участники событий? Уже если кого и отбирали для использования втемную, так это их. Однако выжившие не просто не были магами — они даже знали меньше остальных. Впрочем, а что могли знать капитан Хорген и его люди? Да почти ничего. Может, кто-то из магов-участников дрогнул или допустил ошибку? Но в этом случае, финал, скорее всего, не был бы столь грандиозным, а здесь, похоже, вышло наоборот — результат превзошел ожидания. Что же все-таки произошло?

Нет ответа. Слишком мало я знаю, чтобы даже догадываться. Придется все это просто отложить в памяти. Пока не пришло время — с той мыслью я наконец засыпаю.

Утро начинается с новостей. Что называется, только начал привыкать к рутинной жизни в поместье, как следует объявление, что мы все-таки уезжаем. Завтра утром. Не то чтобы я прикипел к Каменной Розе, но все же рассчитывал, что успею заскучать по походной жизни.

Но настоящее потрясение ждет меня впереди — несмотря на все намеки и штрихи предыдущих дней, я никак не ожидал, выйдя после обеда — даже ближе к вечеру — на заднее крыльцо дома, увидеть в памятной аллее барона Фогерена, прогуливающегося под ручку с… Тинией Линденир. Слов не разобрать за шорохом листвы, но готов поклясться, что именно их голоса слышал в тот день в беседке, когда Кравер в первый раз после возвращения с хутора выпустил меня прогуляться в парке. И процесс, похоже, уже принял необратимый характер — судя по выражению их лиц.

М-да… Нет, конечно, Тиния — девушка, несомненно, достойная во всех отношениях. Ну, пусть не во всех, но во многих. Она красива и не глупа. То, что ее отец не слишком знатен, для барона Фогерена несущественно. Куда важнее, что она все-таки дворянка и род достаточно древний, а ее отец воевал рядом с его отцом, они дружили, так что брак — если дойдет до брака — получит поддержку старшего поколения обеих семей и не вызовет осуждения в свете, разве что завистливые перешептывания. Но…

— Да, Венкрид влюбился. Как мальчишка, — я вздрагиваю от неожиданности. Как маркизе удалось подойти так тихо?

— Полагаю, ваша светлость, любовь — это прекрасное чувство, — осторожно, со всей возможной дипломатичностью, говорю я. — Особенно, если она взаимна. А если это еще и союз, не нарушающий канонов и традиций… Хотя… это довольно неожиданно.

— Почему же неожиданно? — грустно улыбается маркиза. — Считаете, трех недель недостаточно, чтобы влюбиться? Иногда для этого хватает одного взгляда. Или вы считаете, что Венкрид на это не способен? Или думали, что его сердце занято другой?

— Ваша светлость… — Думай, Таннер, думай, что сказать. Только выбирай выражения.

— Не бойтесь, Таннер, я понимаю. Вы человек подневольный. На службе. К тому же не дворянин, в отличие от меня. И не забываете об этом. И ничего мне не скажете, кроме вежливых слов сочувствия, пусть и вполне искренних.

— Мне действительно жаль, ваша светлость, что счастье его милости служит причиной вашего огорчения.

— Полагаю, что все же чувствую себя лучше, чем вы, когда вас похоронили, — она пытается улыбнуться, но выходит не очень. — Неужели они действительно закопали вас живым? Я так и не спросила, как вы себя чувствуете…

— Жив и здоров, как видите… Не судите их строго, ваша светлость — в тот момент я ничем не отличался от мертвеца. Тот колдун очень постарался.

— К счастью, убить вас у него все равно не получилось… Наверное, это было очень страшно — очнуться в могиле? — говорит она после небольшой, но все же заметной паузы.

И что мне ей сказать? Что когда меня закапывали, я тоже был в сознании? Чего доброго испугается за меня еще больше.

— Мне некогда было пугаться. Нужно было выбираться наверх, пока не умер по-настоящему. Но вы правы. Это страшно.

— Почему вы не вернулись сюда, когда… выбрались? — задает она вполне логичный, но все же очень сложный для меня сейчас вопрос.

— Ваша светлость, как вы думаете — если бы я хотел оставить службу у барона, — боги и демоны, едва не сказал «оставить вас»! — я мог бы подобрать более подходящий момент, чтобы это сделать? Я ведь до сих пор не понимаю, в какой игре — если это можно назвать игрой — вы с графом и бароном участвуете. Каюсь, в тот момент мне казалось, что, наверное, лучше уйти, раз меня все равно уже считают мертвым. Другого шанса в обозримом будущем может и не случиться. Я и сейчас уверен, что не смог бы просто уволиться — мне пришлось бы перейти на службу к графу. Я ведь сильно сомневался, что он погиб, и оказался прав. Только не рассчитывал, что он так скоро объявится.

— Понимаю… Но зачем тогда вы направились на этот хутор?

— Я подумывал вернуться в мертвый город, если все-таки решусь… Не воскресать.

— Мертвый город? — ее явственно передернуло — она знала, что случилось с отрядом Мархена. — Зачем?!

— Оружие. Одежда. Снаряжение. Документы, пусть и фальшивые. Деньги. Больше это взять было негде, не занимаясь прямым разбоем на дорогах. А на хуторе я рассчитывал одолжить коня и повозку — не пешком же туда добираться и не на себе это все тащить оттуда. И тяжело, и долго. Хуторяне могли предоставить мне их без долгих уговоров — особенно после того, как я не дал умереть сыну хозяина.

— Да, пожалуй, в этом есть смысл, — говорит она, стараясь не смотреть в сторону аллеи.

— Но, как видите, не сложилось… Я, наверное, должен быть рад за барона. Но все-таки — а как же вы?

— А что я? — она смотрит на меня с грустной улыбкой. — Я всего лишь знаю его с детства. Поместье моей тетки рядом с замком старого барона, я часто там гостила. Наши отцы когда-то служили вместе и вроде как дружили. Когда умер мой муж, вокруг меня начали увиваться охотники за чужим богатством. Вдова, при титуле и состоянии, даже будь я стара и страшна, как болотная ведьма, женихи бы нашлись… Венкрид тогда предложил мне изобразить между нами бурный роман, чтобы отвадить всю эту… шваль.

— Это из-за вас его выслали из столицы? Простите, довелось услышать в разговоре.

— В какой-то степени это правда, — говорит она.

— То есть?

— То есть… Поймите, Таннер, есть вещи, о которых я не хотела бы говорить. Кроме того, не имею права — это не только мои тайны.

— Простите, ваша светлость.

— Потом этот фальшивый роман незаметно перерос в настоящий. Но, наверное, мы не созданы друг для друга. Слишком уж по-разному мы смотрим… На некоторые вещи. Пока мы были в столице, это удавалось не замечать — суета, напряжение, мы не так уж много времени проводили вместе, да и то большей частью в делах… Но когда мы прибыли в замок Фогеренов и остались наедине по-настоящему… Когда граф Урмарен прислал письмо, что император простил Венкрида и можно возвращаться, то, по-моему, мы оба обрадовались. И одновременно к нам словно снова вернулась прежняя страсть… Вот только, наверное, это была прощальная вспышка. Я не знаю, что именно случилось, но в Мелате я почувствовала, что Венкрид, сам того не понимая, начал тяготиться нашей связью. И тут все вокруг пошло кувырком, и мы так и не смогли об этом поговорить. Согласитесь, когда мы в любой момент могли погибнуть, выяснять отношения было бы как-то… неуместно, что ли. Мы словно заключили договор, что поговорим об этом позже — когда можно будет не думать о том, где придется ночевать и что есть на завтрак.

— Вы все еще любите его?

— Не знаю… Но мне… плохо.

— Почему вы говорите об этом со мной, ваша светлость?

— А с кем еще я могу поговорить? К кому пойти? К Венкриду? К неру Линдениру? К Тинии? К графу Урмарену, который задумается лишь о том, как это может повлиять на его планы?

— А Ольта?

— Ольта знает меня с детства, любит меня такую, какая есть. Жизнь за меня отдаст. Но того, что во мне сейчас, не поймет. Примет без возражений, но не поймет. А мне сейчас нужно, чтобы меня поняли.

— Вы думаете, я пойму вас? Не уверен. Но мне не к кому вас отправить. Не знаю, чем я могу вам помочь, но выслушать — могу.

— Благодарю… Знаете, Таннер, я привыкла быть одна — даже когда вокруг много людей. Моя мать умерла, когда мне было двенадцать. У меня три сестры — две из них старше меня, и брат — самый младший из нас. Но с ними у меня никогда не было по-настоящему близких отношений. Мой брат должен был унаследовать наше поместье целиком, так решил отец после смерти матери. Моим старшим сестрам, наверное, повезло — они вышли замуж за сыновей наших соседей. Пусть и не по большой любви, но хотя бы их мужья были не намного старше их, и они сумели поладить. Младшая выскочила замуж, едва достигла разрешенного возраста, за офицера — приятеля мужа нашей старшей. Он был младшим сыном в семье вроде нашей, только беднее и там были еще сыновья, потому он и выбрал военную службу — наследство ему не светило. Но мой отец удовольствовался тем, что зять — равный ему хотя бы по положению. А вот на меня начал злиться, что я не вышла замуж раньше младшей сестры. В конце концов он вбил себе в голову, что должен найти мне достойную партию, раз уж я сама не могу. И нашел. Маркиза Деменира он знал давно и хорошо и, когда-то тот овдовел, сразу же написал ему, что если тот захочет снова жениться…

Да уж, нравы у местной аристократии… То, что маркиз был старше Тианы на сорок лет, ее отца не смущало. Маркиза тоже. Выждав приличествующий для траура срок, он посватался. Тиана согласилась, даже не пытаясь сопротивляться, понимая, что в случае отказа отец сделает ее жизнь невыносимой. Свадьба же была довольно скромной, со стороны невесты присутствовали отец, брат и сестры с мужьями. Со стороны маркиза — его младший брат и сын, причем последний был старше мачехи на пятнадцать лет, да некоторые соседи. Родные новоиспеченной маркизы уехали на следующий день после венчания… И — как отрезало. Никого из своей семьи она за время замужества не видела чаще раза в год, и то только в связи с какими-то их нуждами, да и то они просто обращались через нее к ее мужу, имевшему немалые связи. Не менее «замечательные» отношения связывали Тиану с родней покойного маркиза. Сын-то еще ладно — младший виконт Деменир, хоть и получил, когда женился, немалую долю семейного имущества, рассчитывал унаследовать и титул, и замки, и все, что к ним прилагалось — его старший брат погиб во время войны, не успев обзавестись женой и детьми. А тут такой поворот — папаша взял да женился. Сынок однажды, не удержавшись, по пьяной лавочке вякнул при нем лишнего, и маркиз, привыкший к тому, что его решения не обсуждаются, даже протрезвев, этого не забыл и не простил. Более того, переписал завещание, оставив все Тиане. Сына же о том не уведомил. Тиану, впрочем, тоже. То есть несколько поместий в придачу к уже имевшимся виконт все же заполучил, но вот титул ему не достался. Не знаю, на что, кроме энного количества семейного золота, доставшегося ему по завещанию, рассчитывал братец покойного маркиза, но Тиану он ненавидел совершенно искренне, даже без подзуживаний своей супруги.

Естественно, поддерживать отношения с такой родней Тиана не стремилась. Разве что, столкнувшись где-нибудь на балу, вежливо здоровалась. Связь со своей семьей тоже свела к паре писем в год, потом умер отец и паузы между письмами стали еще больше.

О своем покойном муже Тиана вспоминает с неожиданной теплотой — как оказалось, имевший репутацию вздорного и жестокого тирана, старый маркиз отнесся к молодой жене с большей любовью и уважением, чем собственный отец.

Как оказалось, барон тогда в лесу не ошибся — маркиз действительно нанял Ксивена и Тилена за два года до своей смерти. Где он их нашел и зачем они ему понадобились, и отличалась бы версия маркиза от того, что могут сказать они сами, Тиана не знала. Зарекомендовали они себя неплохо, и она их не уволила, хотя и подумывала об этом.

Я вижу, что ей необходимо выговориться, и не пытаюсь ее остановить. Наверное, она говорила бы долго, хаотично перескакивая с одной темы на другую. Но тут до нас из глубины дома доносится голос Ольты, разыскивающей свою госпожу, и маркиза, вздрогнув, замолкает, а потом, оставляя извинения и благодарности, уходит.

По-своему граф Урмарен прав. Мне тоже стоит подумать над тем, как все новости, свалившиеся на меня сегодня, могут повлиять на мои планы.

Но, пожалуй, я подумаю об этом немного позже.