Глава 18
… – Ну, и чего там? – лежа на животе и не отрываясь от оптического прицела, спросил Овечкин, когда Поздняков ползком вернулся назад.
…Старшина, как и его напарник, также отчетливо слышал донесшийся снизу чей-то болезненный возглас. Оставлять из-за этого боевую позицию он лично не собирался, но и товарищу, со свойственной юности любознательностью пожелавшему разузнать, в чем, собственно, дело, препятствовать тоже не стал…
– Да нормально вроде бы все, в рот малина, – словами майора без всякой конкретики ответил Сергей, устроившись в полутора метрах правее Овечкина и снова взяв в руки винтовку.
– Хорошо, – тихо пробормотал Андрей.
Какие-либо другие подробности его сейчас совершенно не интересовали. В настоящий момент старшина, медленно перемещая ствол СВТ-40 по горизонтали, полностью был поглощен тем, что через прицел внимательно следил за действиями фашистов, которые молча и без лишней суеты постепенно подбирались все ближе к деревянному забору огораживавшему складскую территорию. Все говорило о том, что гитлеровцы ринутся скоро в атаку, и Овечкин решил опередить неприятеля.
– Сережа, – произнес он, – пора начинать…
– Согласен, – раскладывая возле себя патроны, чтобы быстрей и удобней было перезаряжать оружие, кивнул Поздняков, – не стоит затягивать, иначе фрицы окажутся в «мертвой» зоне, и мы в них не сможем попасть!
– Тогда я беру на себя тех немцев, что слева, а за тобой, мой юный друг, весь центральный участок, ну и восточный фланг, где пока никого не видно! Противоположную сторону улицы контролируем краешком глаза, но главное, как сам понимаешь, то, что происходит неподалеку от нас! Ты готов к новым свершениям?
– Как пионер!
– Значит, беглый огонь! – подытожил Андрей.
Он чуть ранее уже определил для себя приоритетную цель, поэтому нажал на курок без задержки. Раздался выстрел. Выглядывавший из-за дерева унтер-офицер, схлопотав пулю в печень, с пронзительным воплем повалился на землю.
В следующую секунду еще одного врага сразил Поздняков. Бежавший к воротам фашист, получив от сержанта свинцовый «гостинец», будто врезался грудью в невидимую преграду (ноги еще продолжали его нести вперед, а верхнюю часть тела энергией пули уже отбросило назад), нелепо взмахнул руками и упал замертво.
В ответ гитлеровцы, естественно, догадавшись, что и без того весьма призрачный фактор неожиданности окончательно и бесповоротно утрачен, открыли ожесточенную пальбу Они не сразу разобрались, где противник, и поначалу, не жалея боеприпасов, наугад били во все ассоциировавшееся у них с опасностью и казавшееся подозрительным, но эффект от такого огня был нулевым. Советские снайперы же, наоборот, выжали максимум из возникшего в рядах неприятеля замешательства, за короткое время легко, словно в тире, уложив наповал еще пятерых немецких солдат…
…Однако всему в этом подлунном мире, как известно, когда-нибудь наступает конец. Так произошло и сейчас. Потеряв убитыми семерых, гитлеровцы, наконец, засекли бойцов Красной армии, расположившихся на крыше складской постройки, и, как следствие, Позднякову с Овечкиным пришлось отползти немного назад, чтобы укрыться от засвистевших вокруг них вражеских пуль. Данное обстоятельство, конечно, понизило, если можно так выразиться, суммарный коэффициент полезного действия наших стрелков, но все-таки, учитывая занимаемую ими позицию, не намного, и они продолжили, хотя и менее ударными темпами, выводить из строя военнослужащих вермахта.
Азарт и напряжение схватки, к тому же проходившей под аккомпанемент боя, гремевшего на окраине села, настолько захватили обоих, что ни хладнокровный опытный старшина, ни юный Сергей Сергеевич не сразу заметили появившийся на противоположной стороне улицы «Ганомаг».
…Этот бронетранспортер до поры до времени стоял преспокойно под маскировочной сеткой в узеньком промежутке между двух соседних домов. И лишь теперь приготовился вступить в дело, резво выкатившись на открытое пространство, при этом с отчетливым треском подмяв под себя несколько кустов боярышника и разнеся в щепки хлипкий забор, оказавшийся у него на пути…
Сама по себе полугусеничная машина не являлась для красноармейцев чем-то слишком уж страшным, однако в данном конкретном случае присутствовал очень важный нюанс, а именно короткоствольная 7 5-миллиметровая пушка, установленная в боевом отделении «Ганомага». Ствол ее был направлен в сторону здания, с крыши которого вели огонь наши снайперы. И когда оторвавшийся от прицела под влиянием некоего шестого чувства Поздняков сначала зацепил взглядом саму бронемашину, а мгновением позже отчетливо рассмотрел и дуло орудия, то он сразу же понял, что может произойти через считанные секунды, и на одном дыхании выпалил:
– Андрюха, внимание! В моем секторе «Ганомаг» с пушкой! Бей по сидящим в нем фрицам, иначе кранты!
В голосе юноши настолько явственно прозвучали тревожные нотки, что Овечкин без лишних вопросов незамедлительно отреагировал на его призыв. Изменив положение тела, старшина навел винтовку на бронетранспортер и, заметив показавшуюся над бортом голову в каске, приготовился спустить курок. Однако Сергей опередил напарника, выстрелив чуточку раньше.
Выпущенная Поздняковым пуля раздробила гитлеровцу носовую кость и вошла в черепную коробку, а брызнувшая из раны кровь щедро оросила лицо солдата, который умер, даже не успев испугаться! Падающий труп решил подхватить сослуживец убитого. Он опрометчиво вытянул руки из-за щитка орудия, но тут же, взвыв от боли и обхватив пальцами пробитое навылет запястье, отшатнулся назад и упал на колени. Это уже постарался Андрей. Таким образом, два члена экипажа «Ганомага» достаточно быстро были выведены из строя, и теперь советским бойцам оставалось совершить три, максимум четыре метких попадания, чтобы окончательно устранить обозначенную Поздняковым угрозу. Однако они не успели…
Громыхнул пушечный выстрел. Снайперы инстинктивно прильнули к крыше, хотя это бы их, скорее всего, не спасло, угоди снаряд в цель. А так и должно было случиться, ведь с дистанции менее сотни метров промахнуться в приличную по размерам мишень, каковой являлась складская постройка, не просто тяжело, а практически невозможно! Но произошло настоящее чудо – фашисты промазали! Чем не преминули воспользоваться наши ребята, естественно, уже осознавшие, что второй раз гитлеровцы вряд ли пальнут в «молоко», а значит, позицию нужно срочно менять…
– Тикаем, Сережа! – вскочив на ноги, крикнул Овечкин и забросил СВТ-40 за спину. – Уходи первым, я за тобой!
Позднякова, само собой, разумеется, упрашивать было не нужно. Схватив винтовку, сержант двумя широкими прыжками достиг лестницы и стал ловко спускаться по ней. Андрей же, несмотря на усилившийся огонь противника из винтовок и автоматов, немного еще задержался. Поставив левую ногу на самую крайнюю ступеньку, он повернулся в сторону «Ганомага» и погрозил увесистым кулаком немцам, находившимся на его борту, добавив к этому красноречивому жесту несколько чрезвычайно крепких слов. После чего с чувством выполненного долга устремился вслед за своим юным товарищем, который уже поджидал старшину внизу, нервно покусывая пересохшие губы и скептически качая головой. Данным способом Поздняков выражал неодобрение абсолютно бессмысленной и ненужной, на его взгляд, выходке, совершенной напарником только что.
– Вот и я! – воскликнул Овечкин, спрыгнув на землю рядом с Сергеем и расплывшись в добродушной улыбке. – А ты хмурый какой-то…
Грохот мощного взрыва, потрясшего здание склада, вынудил Андрея моментально умолкнуть и вместе с сержантом броситься ниц. В воздухе тотчас запахло гарью, а сверху посыпались исковерканные куски древесины, один из которых, представлявший собой массивный фрагмент бревна, шлепнулся совсем близко от снайперов.
– Ни хрена себе, ваше сиятельство, – пробормотал старшина, локтем толкнув Позднякова по ребрам и показав глазами на этот обломок, – так ненароком и скопытиться можно досрочно, если в башку дура подобная прилетит…
– А ты бы руками махал еще подольше на крыше, и тогда уже точно наступил бы полный и безусловный андец! – сплевывая набившиеся в рот мельчайшие частицы грунта, пробурчал с нескрываемой досадой Сергей. – Тридцать лет, мужик взрослый, а ведешь себя иногда, как двенадцатилетний мальчишка!
– Ворчливым становишься, дядя, – даже не подумав обидеться, усмехнулся Овечкин, – что же будет, когда тебе пятьдесят стукнет?
– Дожить еще надо, – уже мягче произнес Поздняков.
– Ребята, вы целы? – прервал диалог снайперов майор Кочергин, высунувшийся из-за угла соседней постройки.
– Нормально! – обернувшись на голос, откликнулся старшина.
– Хорошо! – майор сдержанно улыбнулся. – Сейчас Гансы на приступ пойдут оберст-лейтенанта своего выручать! Поэтому разделитесь и глядите в оба!
Отдав указания, Кочергин выбил костяшками пальцев дробь на стене и скрылся из виду.
– Похоже, начинается самое интересное, – задумчиво прошептал Андрей, поднимаясь с земли и отряхиваясь. – Говоря шахматным языком, партия переходит в эндшпиль, где инициатива будет на стороне черных, к гадалке не ходи.
– Но мы же, товарищ гроссмейстер, еще не в цугцванге и, значит, можем кое-что предпринять, чтобы их пешки стали непроходными, верно я мыслю? – щегольнув знаниями в терминологии древней игры, прищурился лукаво Сергей.
– Конечно, – согласился Овечкин и клацнул затвором. – А если удастся недостаток материального преимущества компенсировать позиционным превосходством, то у нас вообще будет все очень даже почтенно! Я ответственно заявляю!
– Ты не сказал свое любимое «без булды»! – рассмеялся сержант. – Почему?
– Забыл, – развел руками Андрей. – Ничего не поделаешь, возраст!..
Заговорщицки подмигнув товарищу, Овечкин быстро осмотрелся и, ткнув пальцем в направлении трактора СТЗ-З, стоявшего неподалеку, произнес:
– Дуй-ка, Сережа, к этой бандуре и под днищем устройся! Ты худощавый, поместишься! Местечко там неплохое! Оттуда и по воротам удобно стрелять, и хлопцев Кочергина, спрятавшихся за танком, никак не заденешь!
– А ты где обоснуешься? – поинтересовался юноша.
– Да здесь посижу! Ежели что, подстрахую!
– Добро! Тогда я поскакал!
Пожав напарнику руку, Поздняков пригнулся к земле, коротким рывком преодолел отделявшее его от трактора расстояние и вскоре исчез, сноровисто «ввинтившись» между гусениц СТЗ-З. Андрей же, проводив его взглядом, присел на колено и приготовился к встрече «гостей», коих долго ждать не пришлось…
…Сначала еще один 75-миллиметровый снаряд очень эффектно раскурочил крышу постройки, возвышавшейся в западной части складской территории и располагавшейся рядом с забором. Советских диверсантов там не было, соответственно, и вреда этот «подарок» нашим ребятам не причинил. Вероятнее всего, немцы пальнули по зданию для того, чтобы довольно нехитрым способом постараться отвлечь внимание обороняющихся, поскольку спустя буквально секунды после глухого разрыва восемь фашистов без обычных для них воплей и криков, то есть в полном молчании, с винтовками наперевес ворвались через ворота. Причем тупо вперед фрицы не ломанулись, а попытались, не мешкая, рассредоточиться, несомненно, догадываясь, что русские их уже ждут…
…В сложившейся ситуации, когда продолжавшийся на востоке села бой с каждой минутой, если ориентироваться по звукам, становился все ближе, гитлеровцы, испытывая цейтнот, действовали, в общем-то, грамотно и правильно, но это им не помогло. Точные выстрелы снайперов сразили пару солдат Вермахта, что называется, на бегу. Лейтенант Буренков мгновением позже прицельной очередью из «МР-40» скосил сразу троих, а еще одного, выдержав очень короткую паузу, уложил наповал Алик Бодарев. Двое оставшихся в живых немцев залегли за грудой камней и швырнули в ответ несколько гранат, рванувших около танка, густо осыпавших его корпус и башню осколками и не нанесших вовремя упавшим на землю красноармейцам никакого ущерба.
Между тем на южной стороне группа фашистов решила скрытно перебраться через деревянный забор, но была встречена автоматным огнем наших диверсантов, контролировавших этот и соседний секторы. Потеряв убитыми четверых, гитлеровцы спешно ретировались, и скоротечная перестрелка стихла так же внезапно, как и началась.
Однако противник не унимался. «Ганомаг», взревев двигателем, поехал вперед. Пехотинцы в количестве семнадцати человек под руководством обер-лейтенанта, используя бронетранспортер в качестве передвижного щита и сбившись за его кормой в тесную кучу, перемещались следом. Когда полугусеничная машина пересекла улицу и, перевалившись через непонятно как оказавшийся возле обочины кусок рельса, застыла метрах в десяти сбоку от въездных ворот, гитлеровцы кинулись к забору, из-за которого вскоре с небольшим интервалом бросили в направлении T-II три связки гранат. Правда, первые две упали с недолетом, причем только одна из них взорвалась. Зато последняя связка, состоявшая из пяти крепко обмотанных шнуром гранат М-24, попала в лоб башни и рванула именно в момент своего соприкосновения с танковой броней, в результате чего пушка и пулемет T-II были полностью и навсегда выведены из строя.
Ободренные локальным успехом, фашисты под прикрытием «Ганомага» вновь устремились в атаку, а притаившиеся за камнями солдаты беглым огнем поддержали своих сослуживцев. Если бы военнослужащим вермахта, обладавшим численным перевесом, удалось сократить дистанцию и сойтись с бойцами РККА в рукопашную, то исход схватки был бы наверняка предрешен. Наши ребята прекрасно это осознавали и не собирались давать такого шанса врагу..
…Едва передние колеса бронетранспортера пересекли воображаемую границу ворот, как Овечкин и Поздняков разом из двух стволов ударили по находившейся в лобовой плите немецкой машины смотровой щели, метя в механика-водителя. А отлепившийся от надежно защищавшей его стены Кочергин, не обращая внимания на противный свист проносящихся над седой головой пуль, почти без замаха отправил в том же направлении трофейную гранату, причем сделал это настолько расчетливо, если не сказать филигранно, что М-24 попала точно в боевое отделение «Ганомага», где и разорвалась с глухим негромким хлопком.
Естественно, что ни оба снайпера, ни майор соревноваться в воинских навыках или же мастерстве не собирались. Обстановка к подобному совсем не располагала. Главным для всех являлся сейчас результат, которого совместными усилиями и удалось достичь: бронемашина неуклюже повернула направо и остановилась.
Тем самым неприятель лишился своего главного козыря. А командовавший гитлеровцами обер-лейтенант оказался перед серьезной дилеммой: или без видимых перспектив и надежд на успех продолжать бой, что неминуемо было чревато большими людскими потерями, или, с учетом хорошо теперь различимого среди других шумов ввиду неожиданно прекратившейся канонады гула дизельных двигателей «тридцатьчетверок», последовать голосу разума и начать отступление.
Очевидно, у этого офицера вермахта здравый смысл не только присутствовал, но и преобладал, потому что он долго не думал и выбрал второй вариант, дав подчиненным приказ отходить. Те, в свою очередь, словно того и ждали, как по взмаху волшебной палочки прекратив беспорядочную пальбу и бросившись улепетывать со всех ног. И буквально спустя полминуты все окончательно закончилось, гитлеровцев и след простыл! Однако о разыгравшейся на территории зерноскладов короткой, но кровопролитной баталии наглядно напоминали застывшие в неестественных позах безжизненные тела немецких солдат, обрушившиеся крыши двух зданий, испещренные пулями доски забора и стены построек, а также замерший у ворот полугусеничный бронетранспортер и частично изуродованный гранатами легкий T-II.
* * *
…Майор Артем Кочергин и его боевые товарищи стояли около брошенного противником «Ганомага». Не обращая внимания на падающие с неба крупные капли дождя, они молча наблюдали, как в некотором отдалении по центральной улице освобожденного от фашистов села в сопровождении мотоциклов с установленными на колясках пулеметами движется колонна советских танков, армейских машин и броневиков. На покрытых копотью лицах красноармейцев блуждали усталые улыбки, однако радостных эмоций вслух никто не выражал – сказывались усталость и напряжение последних часов…
…Пару минут назад майор по рации доложил комбригу Думинину о результатах проведенной операции, не забыв указать и точное местоположение группы. Однако на всякий случай, чтобы свои по ошибке не приняли их за гитлеровцев, почти все наши ребята сняли вражеское обмундирование, точнее, верхнюю его часть, включая пилотки и каски. Лишь Кочергин, что называется, оторвавшись от коллектива, скидывать немецкую форму не стал, в шутку (и, кстати, не очень удачно) аргументировав это тем, что у начальства должны быть определенные привилегии. Правда, справедливости ради необходимо отметить, что офицерскую фуражку со свежим пулевым отверстием в тулье он все-таки держал в руке. Ну и, само собой разумеется, что пленный оберст-лейтенант, сидевший неподалеку на корточках у забора и жадно затягивавшийся папиросой, которой угостил его Николай Семенюкин, с привычной для себя одеждой по собственной воле расставаться не спешил. Впрочем, никто его к этому и не принуждал…
…Итак, колонна техники приближалась. Головной «тридцатьчетверке» до поворота к складам оставалось проехать еще метров двести, может, чуть больше, когда ее, надсадно взревев мотором, обогнал по обочине автомобиль марки «Бантам». Управлял транспортным средством богатырского телосложения старшина, а справа от него расположился молодцеватого вида капитан, периодически оборачивавшийся назад и, судя по движению губ, с кем-то разговаривавший, что показалось Овечкину с Поздняковым несколько странным, ведь, кроме водителя и пассажира, других людей в машине, по крайней мере, невооруженным глазом, не было видно!
Появление прекрасно знакомого автомобиля вызвало оживление среди подчиненных Кочергина, многократно усилившееся после того, как Алик Бодарев, театрально закатив глаза, лаконично сообщил остальным, кто именно находится за рулем. Моментально забыв про усталость, четверо бойцов вместе с примкнувшим к ним Буренковым принялись приветственно размахивать руками и, перебивая друг друга, что-то радостно и нечленораздельно кричать. В этом спонтанном приступе веселья не принимали участия сам Кочергин, с легким оттенком грусти на мужественном лице наблюдавший за своими парнями, и снайперы, видевшие сейчас Иваныча (как назвал водителя Бодарев) первый раз в жизни, причем пока еще только издалека…
Между тем «Бантам», на приличной скорости проскочив прямой участок дороги, пронзительно взвизгнул шинами и, едва не опрокинувшись набок, круто свернул влево. Этот весьма рискованный, но чрезвычайно эффектно осуществленный маневр привел в еще больший восторг пятерых «почитателей» Иваныча, спустя несколько секунд встретивших затормозившую рядом с ними машину восторженными возгласами.
И тут стрелкам-пехотинцам стало понятно, с кем во время поездки беседовал капитан. Потому что как только автомобиль полностью остановился, из него пулей выскочила средних размеров дворняга, с громким заливистым лаем ринулась к распростершему объятия и расплывшемуся в лучезарной улыбке Кочергину и, встав на задние лапы, начала танцевать перед ним! Артем Тимофеевич тоже в долгу не остался. Водрузив фуражку на голову отработанным годами движением, он наклони лея вперед, подхватил животное на руки и с неподдельным чувством прижал к широкой груди.
– Уж от кого от кого, но от майора, хотя и знаю его совсем мало, я подобной сентиментальности не ожидал, – удивленно шепнул Позднякову на ухо Андрей. – Да и собака ему под стать…
– Просто они оба искренне радуются встрече, – так же тихо произнес юный сержант. – Для людей это абсолютно нормально.
– Но ведь собака – не человек, – резонно возразил Овечкин, украдкой наблюдая за тем, как дворняга, извернувшись и вытянув шею, самозабвенно вылизывает нос и щеки Кочергина.
– Как знать, – задумчиво пожал плечами Сергей, – возможно, в данном случае природа совершила большую ошибку…
…Пока Овечкин и Поздняков вели свой диалог, лейтенант Буренков с сослуживцами обступили выбравшегося из машины Иваныча и все вместе принялись горячо обсуждать произошедшие недавно события. В бурлящем водовороте слов, междометий и фраз уловить суть было очень непросто, и умудренный жизненным опытом старшина Иваныч, которого поток информации, выплеснутой на него всего лишь за четверть минуты, образно выражаясь, захлестнул с головой, практически сразу прервал дискуссию.
– Ребята, – воскликнул он, в характерном жесте выставив перед собой здоровенную ладонь, – вас чересчур много! Я не успел приехать, а у меня уже башка распухла, как воздушный шар! Понимаю, что вам нужно выговориться, но давайте вы мне расскажете о своих приключениях часиком позже!
– А сейчас почему нельзя пообщаться? – обиженно тряхнул чубом Буренков. – Никто вроде никуда не торопится!..
– Фрицы-то драпанули, село наше! До очередного приказа о продолжении наступления потрепаться времени хватит! – под одобрительный гул товарищей поддержал лейтенанта чем-то похожий на него внешне боец. – Признайся уж честно, товарищ Ермишин, что тебе нас слушать неинтересно!..
– Петька, Серега, не заводитесь! – миролюбиво пробасил Иваныч, обращаясь к обоим «возмутителям спокойствия» одновременно. – Знаете же, обормоты, если я сказал потом, значит, потом!..
И дождавшись, когда окружившие его красноармейцы расстроенно выдохнут, тем самым косвенно признавая свое поражение в этом коротком споре, с неподражаемым лукавым прищуром добавил:
– А насчет того, что никто никуда не торопится, так это бабушка надвое сказала, орлы!
– Поясни! – вскинулся уже было поникший Буренков.
– Да я, когда сюда направлялся, баньку бревенчатую с вениками березовыми присмотрел, – вытянув губы дудочкой, пробормотал Иваныч нарочито безразлично. – Думал попариться вас пригласить, если, конечно, танкисты не приберут ее раньше к рукам…
– Что же ты о главном молчал, старый?! Зачем лапшу вешал про какие-то воздушные шары?! – горестно вскричал лейтенант. – Надо было сразу о бане сказать, диверсант хренов! Теперь уже наверняка ребята Думинина ее танками огородили со всех сторон, не подступишься!..
– Не кручинься, Сергей Викторович, пошутил я про танкистов, пошутил! – успокоил Буренкова Иваныч, хохотнув в густые усы. – Обещанную баню Верхогонов Гришка со своими акробатами сторожит! А к таким церберам кто ж сунется, пребывая в здравом уме?!.
– Ну, это совсем другое дело! – скорчил довольную гримасу Буренков, чье настроение моментально улучшилось. – Спасибо, тебе, Пал Иваныч, от всей души!
– Нефедова благодари, он Гришку в караул отправил, – понизил голос Ермишин.
Слегка наклонив голову, он через плечо Семенюкина выразительно кивнул на стоявшего в гордом одиночестве возле правого переднего колеса «Бантама» подтянутого капитана, про которого благополучно все забыли.
Впрочем, самого Нефедова сей факт, похоже, ни капельки не тяготил. По крайней мере, по его непроницаемому лицу, на котором блуждала тонкая немного отстраненная улыбка, определить, о чем он думает или переживает, было невозможно…
…В действительности энергичный, умный и начитанный капитан, любивший порядок, ревностно соблюдавший дисциплину и получивший от бойцов за несгибаемый характер прозвище Стоик, именно сейчас совершенно ни о чем не размышлял. Он просто погрузился глубоко в себя и наслаждался каждым очередным мгновением затишья, когда не рвутся вокруг снаряды и мины, над головой не свистят пули и не гибнут, обливаясь кровью, фронтовые друзья…
…Однако надолго уходить от суровой реальности Нефедов, к сожалению, позволить себе не мог. И хотя после недавнего прорыва частями и подразделениями Красной армии гитлеровской обороны и последующего бегства неприятеля боевые действия на сегодня по всем признакам завершились, у капитана, занимавшего должность заместителя командира мотоциклетного батальона, все равно забот хватало. Конечно, что-то можно было отложить или даже вообще перенести на неопределенный срок, но Нефедов очень не любил неоконченных дел и старался доводить их до конца, чему способствовала его деятельная натура, никогда не позволявшая лени или усталости взять верх. Кстати, и за эти качества, в том числе, его весьма высоко ценило непосредственное начальство в лице майора Кочергина…
…Тряхнув головой, капитан машинально оправил форму, идеально сидевшую на его стройной фигуре, и подошел к командиру.
– Артем Тимофеевич, – обратился он к Кочергину, продолжавшему держать на руках уже успокоившуюся и блаженно прикрывшую веки собаку, – докладываю: по итогам прошедшего боя потери нашего батальона составили восемь человек ранеными, убитых нет! Также огнем противника повреждены один броневик и три мотоцикла, два из которых восстановлению не подлежат!
– Да хрен с этой техникой, новые мотоциклы получим! – поморщился майор. – Ты мне скажи, каково состояние раненых?
– Двоих серьезно посекло осколками, но жить будут. Я отправил парней в тыл. Шестеро других легкие, от госпитализации категорически отказались, а настаивать я не стал. В общем, у нас более-менее. А вот у пехоты все значительно хуже… – Нефедов умолк и с нескрываемым сочувствием посмотрел на Овечкина с Поздняковым, хорошо слышавших весь разговор и молниеносно напрягшихся при его последних словах.
– Давай продолжай уже, не томи, – тотчас прочувствовав состояние снайперов, поторопил заместителя Кочергин.
– Я бы очень хотел ошибаться, – тихо и даже несколько виновато, хотя он абсолютно был здесь ни при чем, произнес капитан, – но боюсь, что батальон Деменева безвозвратно лишился, как минимум, половины стрелкового взвода, а про количество раненых вообще молчу. Уж слишком сильный огонь вели немцы…
– Товарищ майор, – шагнув вперед, перебил Овечкин Нефедова, – нам с сержантом надо бежать!
– Конечно, я понимаю, – откликнулся Кочергин, – не смею задерживать! Огромное спасибо, ребята! Вы – молодцы!
Андрей вместо ответа благодарно кивнул и, призывно махнув Позднякову, устремился прочь от складов. Сергей, придерживая за ремень висящую на плече винтовку, бросился догонять товарища. Шестеро подчиненных майора, продолжавших стоять у «Бантама», расступились, пропуская торопящихся снайперов, а затем, разом повернув головы, удивленно уставились им вслед.
– Куда это хлопцы, будто ошпаренные, так ломанулись, Артем Тимофеевич? – проводив взглядом две быстро удаляющиеся фигуры, с недоумением воззрился на своего комбата лейтенант Буренков.
– На кудыкину гору – буркнул в ответ Кочергин, внезапно и непонятно с чего разозлившийся на самого себя.
– А мы хотели попариться их пригласить, – расстроенно протянул лейтенант. – Иваныч тут баньку недалеко присмотрел с вениками березовыми…
– Этим ребятам сейчас совсем не до бани, – с отчетливой грустью прошептал Артем. – Проклятая война, чтоб ее…
Тяжело вздохнув, он посмотрел на своих подчиненных, потом опустил глаза и, погладив мирно дремавшую у него на руках собаку, пробормотал:
– Такие дела вот хреновые, Гертруда Артемовна. Уже и не помню, сколько воюю, но порой даже мне волком хочется выть…
