Глава 17

…Хлесткий и непонятный для спящего разума шум бесцеремонно проник в расцвеченный яркими красками мир счастливых воспоминаний и грез, вырвав Гюнтера Хагена из бережных объятий Морфея.

– Лучший сон за последнее время, и мне не дали его досмотреть, – пробурчал обер-лейтенант недовольно, проведя растопыренной пятерней по лицу. – Даже здесь, в тылу, нет покоя…

Встав с лавочки, Гюнтер прислушался к доносившимся со стороны голосам, однако не разобрал ни единого слова и, немного поколебавшись, решил выяснить, что же такое могло его разбудить. Неторопливо обогнув угол постройки, он направился к входу в здание штаба и, пройдя семь или восемь шагов, увидел, как трое солдат с винтовками наперевес выбежали на крыльцо и в нерешительности остановились, жестикулируя и глядя вперед.

«Похоже, что-то случилось!» – зевнув во весь рот, подумал обер-лейтенант, и тут же откуда-то справа неожиданно раздались выстрелы, сначала два практически без интервала, а затем и еще один, сразившие замешкавшихся бойцов вермахта наповал.

– Проклятье! – уже вслух воскликнул Гюнтер, мгновенно покрывшись холодным потом.

Быстро присев и инстинктивно схватившись за кобуру, он пронзительным взором окинул местность и только сейчас рассмотрел застывшие на земле в неестественных позах тела двоих часовых. Никого из пятерых в общей сложности погибших Хаген лично не знал, но после окончания совещания он перекинулся несколькими фразами с обоими караульными, рассказав им вкратце о ситуации на передовой. А сейчас, лишь спустя какие-то четверть часа, эти люди, без всякого сомнения, уже были мертвы! И Гюнтер, впившись глазами в бездыханные останки, в очередной раз убедился, насколько непредсказуема человеческая судьба!..

…Впрочем, посыпать голову пеплом или же философствовать на данную тему обер-лейтенант Хаген не собирался. Пригнувшись пониже и укрываясь за разросшимися кустами, Гюнтер с пистолетом в руке аккуратными приставными шажками двинулся прямо в направлении дорожки, проложенной между деревьев и соединявшей центральную улицу и строение, в котором располагался штаб. Достигнув крыльца, он еще раз, хотя и непроизвольно, мазнул взглядом по трупам солдат и, прислонившись к могучему тополю, выглянул из-за него, причем именно в тот момент, когда вдалеке за восточной окраиной села неожиданно загремели орудия и поднялась ожесточенная беспорядочная стрельба.

Безусловно, так просто совпало, но подобная случайность спасла Хагену жизнь. Потому как первым и единственным, кого засек Гюнтер, высунувшись из-за дерева, был облаченный в форму артиллериста мужчина со снайперской винтовкой в руках (что само по себе являлось достаточно странным!), сидевший на корточках возле телеграфного столба и смотревший сейчас на восток. Этот стрелок, очевидно, отвлекшийся на звуки пальбы и пушечной канонады, показался Хагену смутно знакомым, а когда спустя крохотное мгновение он, словно почувствовав на себе чей-то изучающий взор, резко повернул голову, то Гюнтер, обладавший хорошей зрительной памятью, его тотчас признал и сразу же вновь предусмотрительно спрятался за массивным тополиным стволом.

Объяснение тому было весьма прозаичным – обер-лейтенант вспомнил, что видел снайпера, чей лоб слева почти строго по вертикали пересекал слишком уж примечательный, а точнее сказать, незабываемый шрам, вчера утром, когда из траншеи наблюдал в свой бинокль за атакой русской пехоты. Но только тогда на «человеке со шрамом» была советская военная форма! И палил на бегу, кстати, он очень метко, что едва не подтвердил и сейчас, навскидку выстрелив в то самое место, где секунду назад виднелась физиономия немецкого офицера! Правда, на этот раз русский снайпер в цель не попал. Выпущенная им пуля только чиркнула по растрескавшейся шершавой коре, после чего срикошетила от кирпичной стены постройки и ушла в небеса. Однако Хаген, прижавшись к дереву, все равно по достоинству оценил уровень подготовки противника, благоразумно решив выдержать паузу и не ввязываться в самоубийственную дуэль с, несомненно, классным стрелком.

При этом Гюнтер, будучи человеком отнюдь не трусливым, а вдобавок еще и умным, о таких вещах, как долг перед фюрером или самопожертвование во имя Третьего рейха даже близко не думал и голову пропагандистскими штампами не забивал. Единственное, что его слегка беспокоило, так это собственный внутренний голос, услужливо напоминавший о том, что офицеру вермахта, заботящемуся о своей репутации, слишком уж долго бездействовать в данном случае тоже нельзя, и рано или поздно придется что-нибудь да предпринять. Но и здесь все для Хагена сложилось удачно: едва он успел после неприятельского выстрела перевести дух, как настежь распахнулись деревянные створки третьего слева окна от крыльца и в образовавшемся широком проеме возник пулемет «MG-42», без особой задержки извергнувший смертоносный свинцовый шквал в ту сторону, где только что находился советский боец.

Уцелеть под таким плотным жестоким огнем было попросту невозможно, и поэтому, когда «скушавший» ленту в полсотни патронов «Машинен-гевер» умолк, Гюнтер практически без боязни выглянул из-за тополя, рисуя в богатом воображении красочные картины изувеченного трупа врага. Однако его ждало сильнейшее разочарование: ни возле испещренного пулевыми отметинами столба, ни в ближайшей округе (где-нибудь на земле или же под густыми кустами) поверженного тела противника не наблюдалось! Русский снайпер загадочно и бесследно исчез, растворившись, как дым…

…Оставив свою позицию за пару секунд до того, как ее накрыл ливень фашистских пуль, Овечкин, низко пригнувшись и петляя, словно заяц, перебежал через дорогу и присоединился к Сергею Позднякову, который отступил чуть раньше и сейчас, опустившись на одно колено возле ветхого деревянного колодца, с винтовкой наизготовку прикрывал старшину.

– Уф, похоже, я вовремя смылся! – все еще спиной ощущая убийственное «дыхание» «MG-42», с облегчением воскликнул Андрей. – И теперь, кажется, опасность почти миновала!

– Боюсь, что это именно только «кажется», – негромко ответил юноша, обводя внимательным взором дома и строения и отмечая мелькающие за покосившимися заборами каски немецких солдат. – Если хорошенько присмотришься, то увидишь, что фрицы лезут, как тараканы, прямо из всех щелей. Правда, повышенную неприятельскую активность я наблюдаю пока лишь в секторе, который находится западнее от ихнего штаба, но цыплят, как известно, считают по осени…

– Ничего, прорвемся, не в первый же раз! Сначала вдвоем ломанемся к танку, что торчит под березой. Его хлопцы Кочергина захватили, сняв экипаж без единого звука. Сработали, доложу тебе, на загляденье – я даже толком моргнуть не успел! Вот! А оттуда уж двинем к зерноскладам! Кстати, Сережа, гляди, – Овечкин вытянул руку в направлении только что упомянутой им группы зданий, – майор с этим, как его, Буренковым, практически уже там! И, главное, фрица по дороге не потеряли! Молодцы!

– Ушастые парни, – согласно кивнул Поздняков.

– В каком смысле? – недоуменно воззрился на сержанта Андрей.

– Ну, естественно, в переносном! – задорно улыбнулся Сергей. – Похвалу я такую недавно придумал, сечешь?

– А как же, врубаюсь! – скорчил неподражаемую гримасу старшина, своим ответом давая понять товарищу, что тоже не лыком шит. – Только Артему атьковичу ты про ушастость не говори! Может обидеться, майор все-таки!

– Да я и не думал, не совсем еще больной на мозги! – Поздняков характерным жестом покрутил пальцем около виска.

– Вот и славненько! – лукаво прищурившись, произнес Андрей. – Теперь я спокоен, и мы можем продолжать наши игры…

– Под «играми» подразумеваются бег на короткие дистанции, пулевая стрельба и, что вероятно, метание гранаты?

– Ты очень проницателен, Сергей Сергеевич! Считай, что мы сегодня нормы ГТО сдаем!

– Тогда стартуем? – отбросив шутки в сторону, пристально взглянул в глаза товарищу сержант.

– Бежим! – тряхнул головой Овечкин.

Синхронно вскочив на ноги, напарники под аккомпанемент приближающейся с востока канонады во весь дух устремились к танку T-II, чья корма подпирала практически сгнивший забор, а пушка и пулемет были нацелены на дорогу. Уже появившиеся к этому моменту на улице вражеские солдаты по нашим ребятам огонь пока не открывали, очевидно, обманутые их немецкой формой. Но один гитлеровец всеобщего заблуждения не разделял. Это был вышеупомянутый велосипедист, носивший погоны фельдфебеля на плечах…

…Минутами раньше он ехал спокойно по улице, насвистывая веселенькую мелодию и неторопливо раскручивая педали, но когда со стороны штаба послышались выстрелы, резко свернул с дороги и распластался в траве метрах в семидесяти от колодца, того самого, за которым чуть позже укрылись Овечкин и Поздняков. Со своего места фельдфебель хорошо видел, куда и в кого стреляли двое «артиллеристов», и лично для него все было предельно ясно…

…За год, проведенный в России, этот гитлеровец, ненавидевший всех «не арийцев», лично убил девятерых человек, в основном мирных жителей и захваченных в плен партизан. А теперь ему представился замечательный шанс довести собственный счет до кругленькой цифры, причем записав в свой актив настоящего советского снайпера! Упускать такую шикарную возможность фашист не хотел. И сейчас, опершись локтями о землю, он старался держать вырвавшегося на несколько метров вперед Позднякова на мушке, решив, что сержант является главным в этой паре. Перемещая винтовочный ствол вслед за несущимся, будто на крыльях, Сергеем, фельдфебель выжидал, когда юноша немного притормозит, чтобы выпустить пулю наверняка. На тонких губах немца блуждала хищная улыбка, подернутые ледком бледно-голубые глаза смотрели холодно и жестоко, а согнутый указательный палец уверенно лежал на спусковом крючке. Ждать оставалось чуть-чуть…

…Однако гитлеровец настолько увлекся в предвкушении своего, как ему казалось, выдающегося и неотвратимого триумфа, что не заметил тускло блеснувшее возле правой гусеницы легкого танка дуло винтовки «Mauser 98k» (кстати, такой же был вооружен и он сам), окутавшееся в следующее мгновение невесомым и почти сразу рассеявшимся облачком дыма. Рокового для себя звука выстрела он тоже не слышал, просто вдруг чудовищно-невыносимая боль разорвала его мозг, и для фельдфебеля наступила вечная темнота…

– Туда тебе и дорога, оккупант хренов, – удовлетворенно шмыгнув носом, прошептал совсем молодой парень по имени Алик, подчиненный майора Кочергина, имевший полное право на такое высказывание, ведь именно его пуля сразила фашиста, державшего на прицеле Позднякова, но так и не успевшего нажать на курок…

…Миновав открытое пространство, снайперы достигли T-II и присоединились к бойцу из мотоциклетного батальона, который так вовремя нейтрализовал притаившегося в траве врага. Прозревшие после гибели фельдфебеля-велосипедиста гитлеровцы открыли по танку беспорядочную пальбу из «МР-40» и винтовок, но пули только отскакивали от броневого корпуса, башни, опорных катков, а также от переднего ведущего колеса и ленивца, не причиняя красноармейцам никакого вреда. Тем не менее, все трое понимали, что засиживаться на одном месте долго нельзя. К тому же нужно было догонять Кочергина с Буренковым, которые вместе с пленным успели скрыться среди складских построек…

– Так что, подрастающее поколение, вы собираетесь отсюда линять? – задал риторический вопрос Овечкин, скользнув глазами по лицам обоих ребят.

– Всенепременно, а то здесь становится слишком шумно! – намекая на усиливающийся со стороны противника огонь, улыбнулся в ответ Поздняков и в свою очередь посмотрел на сидевшего рядышком с опущенной вниз головой Алика, сгибавшего пальцы на левой руке и, судя по шевелению губ, что-то напряженно высчитывавшего в уме.

– Драпанем спустя полминуты, – очевидно, почувствовав на себе взгляд Сергея, немного задумчиво пробормотал он.

Загнув напоследок мизинец и завершив свои вычисления, Алик поднялся с земли и со всей силы хлопнул ладонью по танковой башне – сначала два раза, а после короткой паузы еще один.

– Условный сигнал, – пояснил он снайперам, – сейчас Петька Каминский с Шагуниным заведут аппарат, и можем делать ноги! Они нас прикроют!..

Боец хотел добавить что-то еще, однако не успел – взревел двигатель, и корма бронированной машины окуталась дымом. Танк, лязгнув гусеницами, дернулся немного вперед, а затем стал неуклюже разворачиваться влево.

– А вот теперь ходу! – с довольной улыбкой воскликнул Алик.

Призывно махнув рукой, он ломанулся по протоптанной вдоль забора тропинке с такой скоростью, будто за ним гналась разъяренная стая голодных бродячих собак. Не ожидавшие от подчиненного Кочергина подобной прыти стрелки удивленно переглянулись и рванули следом.

Несколько пуль просвистело над головами ребят, вызвав у них не самые приятные ощущения, но тут «заговорила» автоматическая пушка T-II.

20-миллиметровые снаряды чудовищным смерчем скосили полдюжины немецких солдат, оставив в телах убитых давящие на слабую психику зияющие страшные раны и вынудив остальных тотчас залечь. Правда, четверо гитлеровцев, видимо, наименее впечатлительных и достаточно смелых, все-таки решили рискнуть и попытались подползти ближе, чтобы с приемлемой дистанции забросать танк гранатами. Но очередные десять снарядов, выпущенные в большей степени уже для острастки, моментально умерили их воинственный пыл, заставив военнослужащих вермахта судорожно вжаться в землю, слиться с зеленой травой и напрочь забыть о каком-либо геройстве.

Маячившие на противоположной стороне улицы фашисты во всех подробностях видели гибель шестерых сослуживцев и решили не испытывать судьбу, сноровисто попрятавшись за деревьями, бугорками и под густыми кустами. Поэтому когда танковая башня неторопливо переместилась вправо, стволы орудия и пулемета уставились в пустоту. Все же башенный «MG-34» полоснул длинной очередью, так, на всякий случай, после чего T-II, насыщая атмосферу выхлопами, задним ходом покатил прочь и, провожаемый настороженными взглядами гитлеровцев, секунд через сорок въехал на территорию зерноскладов, сорвав при этом одну из створок ворот с насквозь проржавевших петель…

…Когда группа вновь оказалась в сборе, майор Кочергин через открытую заднюю дверцу забрался внутрь «Ганомага», куда минутою ранее поместили пленного оберст-лейтенанта, и связался по рации с Думининым. Коротко переговорив с комбригом, он спрыгнул на землю, подозвал ребят к себе и, кивнув в направлении восточной окраины села, откуда доносился несмолкающий грохот ожесточенного боя, сказал:

– Буду лаконичен! Наши танки уже близко, сейчас как раз преодолевают оборону противника за околицей! Посему я принял решение дождаться подхода главных сил здесь! У кого-нибудь есть предложения или вопросы?

– Никак нет! – ответил за всех лейтенант Буренков, молодецки тряхнув своим замечательным чубом. – Командуйте, Артем Тимофеевич!

– Хорошо, тогда слушайте! – произнес Кочергин и посмотрел на Николая Семенюкина, до сих пор продолжавшего оставаться в кузове бронетранспортера. – Ты, Коля, сторожишь фрица и лично отвечаешь за него! Если начнет вести себя плохо, то можешь стрелять, только бей по ногам! Этот фрукт необходим нам живым! Ясно?

– Ясно, товарищ майор! – отозвался боец и, грозно нахмурившись, погрозил кулаком немецкому офицеру, со связанными руками сидевшему на скамье, установленной по левому борту бронемашины.

– Ребята, вы оба, – Артем перевел взгляд на стоявших рядышком снайперов и ткнул пальцем в сторону небольшого по площади здания с практически плоской крышей, на которую можно было забраться по лестнице, приставленной к боковой стене, – полезайте наверх и возьмите улицу под контроль! Это на случай, ежели гитлеровцы к нам сунутся в гости! Открывать огонь разрешаю на ваше усмотрение! Задача понятна?

– Так точно! – вытянул руки по швам Поздняков, за короткое время проникшийся искренним уважением к командиру мотоциклистов.

Овечкин же ничего не стал говорить, лишь поднял глаза на майора и, растянув губы в некоем подобии улыбки, успокаивающе покачал головой, что у Андрея, видимо, означало: «Не беспокойтесь, все сделаем в лучшем виде». Как бы там ни было, но Кочергин правильно понял этот язык жестов и мимики, ответно кивнув старшине.

Не теряя времени даром, стрелки подбежали к лестнице и принялись друг за другом карабкаться по ступенькам, а Артем повернулся к слегка заскучавшему Буренкову, с нарочитым вниманием изучавшему свои запыленные сапоги, и толкнул лейтенанта в плечо:

– Сергей Викторович, ты с Аликом Бодаревым держишь ворота! Укройтесь за танком и жалом водите, чтоб ни одна сволочь не просочилась сюда!

– Тогда лучше нам находиться внутри этой жестянки, – показал на T-II Буренков, – опять же, пушка и пулемет, – все удовольствия сразу под боком…

– Нет, слишком опасно! – категорично заявил, как отрезал, Артем. – Немцы могут достать гранатами из – за забора, и вы испечетесь на пару, орлы!

– Вот и всегда так, – проворчал лейтенант недовольно, – без малого целый день на ногах проторчали, и теперь отдыха нет. И пожрать тоже негде…

…Скорчив выразительную гримасу Алику, наблюдавшему за ним с тонкой улыбкой, Буренков пошел к легкому танку, продолжая что-то бурчать себе под нос. Бодарев, хмыкнув, двинулся следом, незаметно для окружающих и совсем не по-уставному показав лейтенанту язык…

– А нам где засесть, Артем Тимофеевич? – спросил один из двоих, все еще находившихся возле майора, бойцов.

– За углами строений укройтесь, – Кочергин взмахнул рукой, «начертив» в воздухе треугольник с загогулиной, – отслеживайте южный и западный сектора! А я к хлопцам на крышу, на местные достопримечательности погляжу…

Машинально оправив форму, Артем направился к лестнице, намереваясь присоединиться к снайперам, однако, не дойдя до нее пары шагов, внезапно споткнулся, совершив при этом движение, отдаленно напоминавшее танцевальное «па», потерял равновесие и едва не «забодал» головой стену! В последний момент он успел вытянуть перед собой руки и, слегка ободрав ладони о стену, все же смог удержаться на ногах, но при этом сдвинутая почти на макушку немецкая фуражка упала в траву.

По большому счету, Кочергину головной убор был уже не нужен, ведь гитлеровцы раскусили связанную с переодеванием хитрость советских диверсантов. Но сказалась многолетняя привычка майора к порядку во всем. Поэтому он резко наклонился, чтобы поднять фуражку с земли, и тут его поясницу вдруг прострелило, да так сильно, что моментально потемнело в глазах. Страдальчески вскрикнув, Артем замер на несколько секунд в неестественной позе и лишь потом, когда боль немного утихла, с осторожностью разогнулся.

– Что случилось, товарищ майор? – прозвучало откуда-то сверху.

Кочергин запрокинул голову и встретился взглядом с Поздняковым, который, свесившись с крыши, обеспокоенно смотрел на него.

– Все нормально, сержант, – улыбнулся Артем с легким налетом грусти, – но, похоже, в рот малина, я отлазил свое…