Глава 14

…В свежем утреннем воздухе царило полнейшее спокойствие без какого-либо намека на ветерок. Затянувшие до самого горизонта небо мрачные черные тучи недвижимо повисли над землей, и через их грозную пелену не мог пробиться даже слабенький солнечный луч. Обычно неугомонные певчие птицы, вероятно, в преддверии приближающейся грозы, будто нехотя и как-то сонно состязались между собой в исполнительском мастерстве. Лишь одинокий большой пестрый дятел отчаянно и самозабвенно на высоте двенадцати метров долбил своим клювом ствол вековой сосны, и издаваемая им барабанная дробь разносилась далеко вокруг. Трудолюбивый пернатый был настолько поглощен этим делом, что, игнорируя возможные капризы погоды, он также не обращал никакого внимания и на людей в советской военной форме, осторожно двигавшихся друг за другом по проложенной танками и бронемашинами через лес колее и в настоящий момент проходивших под ним. Впрочем, и ребята из группы, отправленной майором Дмитрием Деменевым с подачи полкового начальства в разведку, не отвлекались на устроенный дятлом «сольный концерт»…

…Шедший первым ефрейтор Михаил Котов окидывал внимательным взглядом притягательную красоту соснового бора. Он выступал в роли впередсмотрящего и на доносившиеся с разных сторон звуки не реагировал, пропуская их мимо ушей. «Слушать лес» входило в задачу младшего сержанта Сереги Рогачева, который, опустив глаза вниз и расслабив свое хорошо тренированное жилистое тело, мягко перемещался позади Михаила, соблюдая дистанцию в пару шагов. Лейтенант Степанов, тащивший на спине рацию и исполнявший сейчас обязанности радиста Сашка Петров и напарники-снайперы Овечкин с Поздняковым тоже сильно не отставали. Поэтому весь маленький отряд растянулся вереницей в этом царстве шишек и хвои всего на какой-то десяток с копейками метров…

Еще две группы красноармейцев, приблизительно такие же по численности, действовали соответственно севернее и южнее. Высланная вперед разведка, по замыслу полковника Иванова, с разрешения вышестоящего командования приостановившего наступление на своем участке фронта, должна была проверить одновременно несколько направлений, по которым затем предстояло двигаться основным силам. Полковника смущал тот факт, что хоть вчерашний удар по немецким флангам и был достаточно мощным, но фашисты все равно как-то слишком уж быстро и легко драпанули со своих хорошо подготовленных оборонительных позиций. Иванов видел в этом некий подвох и опасался, что враг может заманить части РККА в ловушку. А поскольку из-за низкой облачности использование авиации, в том числе и в разведывательных целях, на текущий момент не представлялось возможным, то все надежды командир стрелкового полка возлагал на вышеупомянутые боевые группы…

…Выйдя к опушке, по плотности растущих на ней деревьев напоминавшей хороший частокол, бойцы по команде Степанова рассредоточились и залегли. Сам лейтенант, присев на одно колено возле пахнущей смолой сосны, принялся изучать в бинокль окрестности. И первым, что сразу бросилось ему в глаза, была двухметровая штыревая антенна, возвышавшаяся над угловатым корпусом полугусеничного «Ганомага», притаившегося в ложбине приблизительно в полукилометре от леса. Среди тянущихся ввысь к сейчас закрытому тучами солнцу тоненьких стройных берез и ласкающих взор своим веселым разнообразием ярких цветов бронетранспортер выглядел инородным, чуждым предметом.

– И что ты забыл здесь, вражина? – играя желваками, прошептал Виктор. – Не на сенокос же приехал, железный болван…

Медленно перемещая бинокль влево, Степанов пристальным взглядом стал ощупывать местность. Чутье подсказывало ему, что «Ганомаг» прикатил сюда не один, и потому, когда в окулярах возник обложенный для маскировки зелеными ветками орудийный ствол, направленный точно в место, где усыпанная хвоей лесная дорога плавно переходила в стелющуюся извилистой серой лентой полевую грунтовку, лейтенанта это абсолютно не удивило. И в то же время сильно расстроило, поскольку караулила «выезд» из соснового бора развернутая прямой наводкой и хорошенько укрытая в грамотно оборудованном окопе 88-миллиметровая зенитка, в просторечии именуемая как «ахт-ахт»! Снаряд этой мощной пушки насквозь прошивал лобовую броню «тридцатьчетверок», не говоря уже о легких танках Т-70 и Т-60.

Но это был не единственный сюрприз, потому что на противоположной стороне грунтовки Виктор засек еще один ствол, практически идентичный первому. Расстояние между зенитками составляло метров триста, соответственно, неприятель мог вести перекрестный огонь по тому месту на лесной опушке, где имели возможность вырваться на оперативный простор советские танки, появления которых, как легко догадаться, и ожидали вражеские артиллеристы, чьи каски изредка мелькали возле орудий…

Продолжив наблюдение, Степанов, хоть и с большим трудом, но обнаружил также два полугусеничных тягача, умело спрятанных фашистами чуть западнее от огневых позиций в неглубокой впадине, по форме и размерам напоминавшей чашу высохшего пруда. Теперь для лейтенанта все стало ясно. Пригибаясь к земле, он подбежал к Петрову, лежавшему неподалеку, и тихим голосом приказал:

– Расчехляй аппаратуру, Саня! Нужна связь!

– Айн момент, шеф! – улыбнулся Петров, принимая сидячее положение. – С кем желаете пообщаться?

– С майором Деменевым, голубчик, – подыграл командир группы. – С ним, родимым…

Пока Сашка занимался рацией, лейтенант, снова посерьезнев, о чем-то сосредоточенно размышлял. Он так углубился в свои раздумья, что не заметил, как пролетели несколько минут. Наконец, словно вдруг очнувшись, Виктор резко повернулся к Петрову и спросил:

– Ну что, готова твоя шарманка, Санек?

– Чего-то не фурычит, товарищ лейтенант, – пробормотал тот в ответ. – И в чем дело, не пойму. Я же перед выходом проверял, все было в порядке, а сейчас ни хрена…

– Починить можешь? – нахмурился Степанов.

– Сомневаюсь, – виновато развел руками Петров. – Вы же знаете – я по ремонту не специалист…

– Вот не было заботы, – глядя поочередно то на рацию, то на ефрейтора, произнес расстроенно Виктор. – И что мне прикажешь делать?

– Так это, – замялся Сашка, – может, я сбегаю?

– Куда? – не понял лейтенант.

– К товарищу майору, вы скажете, что ему передать, а я слово в слово и повторю, зуб даю…

– Четыре километра в оба конца, плюс время на разговоры, итого минимум полчаса, – быстро прикинув в уме, пробурчал Степанов. – Да и как ты объяснишь комбату, почему рация накрылась? Он тебе, друг мой Сашка, живо башку оторвет!

– По дороге придумаю что-нибудь, на крайний случай совру, – застенчиво улыбнулся Петров, – если, конечно, вы разрешите…

– Нет, химичить не будем, – покачал головой лейтенант, – обойдемся своими силами.

– В каком смысле? – бесцеремонно вклинился в их разговор незаметно подошедший Овечкин.

– В самом что ни на есть прямом, Андрей Вениаминович, – уголком рта скорчив гримасу, ответил Степанов, – в самом прямом…

…Усевшись на толстой сосновой ветке, опершись одной ногой на торчащий снизу сук и прислонившись спиной к шершавому, с застывшими на нем каплями смолы, стволу, сержант Поздняков рассматривал в оптический прицел своей винтовки бесцельно слонявшегося около «Ганомага» немецкого солдата, почему-то вызывавшего у снайпера ассоциацию с сапожником, удалившимся на покой. Отсюда, с высоты около трех метров над поверхностью земли, открывался практически идеальный обзор. И Сергей, несмотря на определенные неудобства, вызванные структурой коры хвойного дерева, мог держать на мушке и, при желании, запросто уложить любого из двух с лишним десятков гитлеровцев, входивших в состав расчетов зенитных орудий, а также экипажей трех полугусеничных машин. Задача Позднякова и состояла собственно в том, чтобы в нужный момент точными выстрелами уничтожить механиков-водителей обоих тягачей и бронетранспортера, а в первую очередь снять вражеского радиста, каковым и являлся этот «отошедший от дел сапожник»…

…Огневую позицию Сергей выбрал для себя сам, отыскав взглядом среди множества так называемых «корабельных» эту раскидистую сосну. Как между стремящихся к небу «мачт» вырос данный экземпляр, для него оставалось неясным, но у юноши не было времени, да и большого желания, размышлять на сей счет. Его вполне удовлетворял сам факт того, что подходящее дерево быстро нашлось.

Следует отдать Позднякову должное – вначале он предложил Андрею занять это место. Однако Овечкин, сославшись на возраст, вежливо отказался, после чего с помощью Котова подсадил вверх своего молодого товарища, и Сергей оказался в прямом смысле над всеми…

…Переместив винтовочный ствол в сторону небольшого пригорка, от которого до ближайшего из немецких орудий было шагов пятьдесят, сержант различил в ярких соцветиях иван-чая сосредоточенное лицо старшины и, одобрительно хмыкнув, оторвался на несколько секунд от прицела. По разработанному Степановым плану Овечкин с Рогачевым на пару должны были, скрываясь в высокой траве и цветах, незаметно подобраться к противнику и перебить расчет этой зенитки. То же предстояло совершить и самому лейтенанту вместе с Котовым и Петровым, но только в отношении фрицев, обслуживавших другую пушку. А «открывать представление» было доверено Позднякову. Условным сигналом являлось громкое уханье филина в исполнении Петрова. Но свои таланты импровизатора-имитатора Сашка мог проявить лишь после того, как прокричит кукушка, в роли которой выступал Андрей Вениаминович Овечкин. Своеобразная перекличка требовалась затем, чтобы каждая из двух маленьких групп таким простым и неоригинальным способом подтвердила свою готовность к началу предстоящей рискованной операции. Конечно, существовал небольшой изъян, заключавшийся в том, что филин – птица ночная и в светлое время суток преимущественно (причем молча!) спит, однако Виктор Степанов здраво рассудил, что вряд ли фашисты успеют проанализировать это…

…Отчетливое «ку-ку» прозвучало над полем настолько естественно, что Сергей в первую секунду решил, что слышит голос живой птицы. И лишь затем встрепенулся, живо взяв на мушку продолжавшего расхаживать рядышком с бронетранспортером гитлеровского радиста. Выровняв дыхание, Поздняков навострил уши, и когда его слух уловил начальные ноты призывного уханья филина, юноша плавно нажал указательным пальцем на спусковой крючок.

«Удалившийся на покой сапожник» запнулся на полушаге и, обливаясь кровью, рухнул в траву Звук выстрела еще не затих среди сосен, как по немецким артиллеристам разом ударили пять стволов. Ничего не подозревавшие гитлеровцы были застигнуты врасплох. Многие погибли, так и не успев понять, что же произошло. Остальные пытались отстреливаться, но несколько разорвавшихся возле орудий гранат навсегда «успокоили» представителей «высшей расы».

Уцелел только один – молодой белобрысый унтер-офицер, «подопечный» Овечкина и Рогачева, пустившийся наутек со скоростью олимпийского чемпиона в беге на сотню метров. Казалось, что он, вопреки закону всемирного тяготения, летит над землей, не касаясь ее поверхности ногами, и по пояс трава ему не помеха.

Конечно, от пули Андрея немец бы уйти не сумел, тот на своем веку поражал цели и посложнее. Однако опытный снайпер, похоже, не собирался стрелять и не дал этого сделать Рогачеву, положив руку на ствол ППШ младшего сержанта и отрицательно покачав головой. Странное на первый взгляд поведение старшины объяснялось достаточно просто – мчавшийся во весь опор гитлеровец двигался не на запад, а, вопреки логике и здравому смыслу, на восток, в сторону соснового бора и почти в то самое место, где на раскидистом дереве среди пушистой колючей хвои засел Сергей Поздняков!

Юный сержант к этому времени уже вывел из строя механиков-водителей неприятельской техники, потратив в общей сложности четыре патрона, и с некоторой задумчивостью наблюдал за приближающимся к лесу «спортсменом» из Третьего рейха. Теряясь в догадках, почему медлит Андрей, Поздняков чуть приподнял винтовку и пристально стал изучать товарища через прицел, словно желая прочесть ответ на данный вопрос на его мягком от природы лице.

И старшина будто почувствовал на себе взгляд Сергея. Прижав к плечу приклад СВТ, Овечкин направил ствол точно туда, где должен был располагаться напарник, очевидно, норовя рассмотреть того в гуще зеленых ветвей. Потом, видимо, убедившись, что визуальный контакт налажен, Андрей опустил винтовку и недвусмысленными, по крайней мере, с его точки зрения, жестами показал, что ожидает от Позднякова.

Вначале он, сложив губы дудочкой, вытянул руку в направлении драпающего фрица и пару раз дернул указательным пальцем, сжав другие в кулак, безусловно обозначая выстрел. Затем, глубокомысленно пожав плечами, резко перекосил лицо, раскрытой ладонью обхватил свою крепкую шею и, как фарфоровый китайский болванчик, принялся качать головой. Подобные телодвижения можно было толковать все же по-разному, но Сергей логически рассудил, что старшина в качестве еще одного варианта предлагает ему, Позднякову, попытаться захватить белобрысого немца живым. И юноша, учитывая то обстоятельство, что противник не был вооружен, решил именно так и поступить.

Мягко спрыгнув на землю, сержант аккуратно прислонил винтовку к стволу и притаился рядом, сощуренными глазами отслеживая быстро приближающегося к опушке унтер-офицера вермахта. Тот несся, опустив голову вниз и не разбирая дороги, что весьма облегчало задачу Сергея. И когда артиллерист практически достиг леса, Поздняков, просчитав все заранее, словно камень, выпущенный из катапульты, рванулся ему наперерез. Периферийным зрением гитлеровец увидел промелькнувшую сбоку даже не фигуру, а тень, но замедлить свой бег, увернуться или предпринять что-то еще просто физически не успел – молниеносно сокративший дистанцию Поздняков буквально взлетел вверх и, сгруппировавшись в полете, двумя ногами врезался немцу в грудную клетку. Получив удар сокрушительной силы, унтер-офицер с пронзительным криком отлетел в сторону, причудливо кувыркнулся несколько раз в воздухе и, разметав при падении опавшую хвою, принялся корчиться на земле. Подскочивший к нему тотчас Сергей для верности хотел еще съездить противнику сапогом в челюсть или по почкам, однако, взглянув в переполненные страданием бледно-голубые глаза, тускло блестящие на обескровленном лице поверженного и задыхающегося от всепоглощающей боли врага, передумал.

«Хватит, Сергей Сергеевич, угомонись, – мысленно произнес он, обращаясь к самому себе, – а то на своем горбу переть Ганса придется…»

Сходив за винтовкой, Поздняков уселся в двух метрах от белобрысого немца и, покусывая сорванную травинку стал ждать, когда тот слегка оклемается и сможет идти. Прошло минут пять или шесть, прежде чем пленный закончил стонать, а на впалых щеках появился слабый румянец, и Сергей, справедливо решив, что полкилометра пешком гитлеровец теперь непременно осилит, поднялся на ноги и бодро сказал:

– Вставай, рекордсмен, пора в путь-дорогу! В общем, хенде хох – и пошли!..

Видимо, немецкий артиллерист хорошо понимал по-русски, потому что сержанту дважды повторять не пришлось. Болезненно морщась, пленный все же весьма расторопно принял вертикальное положение, вытянул руки над головой и побрел в направлении, откуда недавно примчался. Поздняков с винтовкой в руках и травинкой во рту неторопливо двинулся следом…

…Пока Рогачев с Котовым раскладывали на земле собранные трофеи, Поздняков, конвоируя белобрысого гитлеровца, неспешно возвращался к товарищам, а Овечкин в прицел обозревал местность, лейтенант Степанов переминался с ноги на ногу метрах в пятнадцати от «Ганомага» и размышлял. Наконец, приняв решение, Виктор подозвал к себе ефрейтора Сашку Петрова, сидевшего на корточках неподалеку и с искренним интересом разглядывавшего аккуратное пулевое отверстие в корпусе своей рации, а когда тот подошел, с расстановкой произнес:

– Слушай внимательно, Саня! Отправишься в расположение батальона. Как там окажешься, то разыщешь майора Деменева и подробно ему все расскажешь. Про зенитки и технику не забудь, про антенну двухметровую, что торчит над броневиком, тоже упомяни. Как ни крути, а машина связи неспроста оказалась в поле возле позиций артиллеристов. Если наткнешься сначала на полковника Иванова или Меркулова, то доложи ситуацию им, но затем все равно найди лично комбата. Понял, родной?

– Понял, я же не деревянный! – усмехнулся Петров и, положив рацию на примятую траву, собрался немедленно выполнять распоряжение командира.

– Обожди, торопыга! – остановил его Виктор, кивнув в сторону «Ганомага». – Сейчас Миша освободится, заведет эту бандуру, и прокатитесь с ветерком! Заодно фрица, которого Сережа прищучил, возьмете с собой. Может, он что-нибудь ценное руководству нашему сообщит…

– Кстати, – вскинулся Сашка, хлопнув себя по широкому лбу ладонью, – а нельзя по немецкой радиостанции, ну, что на бронетранспортере стоит, с Деменевым, например, связаться? Тут расстояние небольшое, она должна без проблем достать…

– Вряд ли получится, у гитлеровцев данная аппаратура, насколько я знаю, работает на других частотах. Хотя попробовать можно…

Степанов на секунды умолк, пожевал губами, а затем, хлопнув по спине Петрова, добавил:

– Короче, Александр Петрович, давай, залезай в кузов и покрути там у радиоприбора всякие ручки и тумблера. Только, если вражескую волну поймаешь, не вздумай ругаться и материть оккупантов, вообще ни слова не говори! Мы, конечно, здесь пошумели изрядно, но другие фашисты пока точно не знают, чем завершился этот переполох! Вот и пусть остаются в неведении и ломают свои арийские головы, сие обстоятельство для нас хорошо! Ферштейн?

– Я, я, Виктор Николаевич! – хохотнул Сашка и вприпрыжку побежал к «Ганомагу».

– Весельчак малолетний, – посмотрев вслед Петрову, с добродушной улыбкой пробормотал лейтенант, очевидно, забыв, что Александр Петрович старше его на целых полгода…

…Как и предполагал лейтенант Степанов, наладить связь с командиром батальона или с кем-то еще Петрову не удалось. И поэтому вскоре «Ганомаг» с Котовым за рулем, урча двигателем и наполняя атмосферу едкими выхлопами, покатил к сосновому бору, увозя в кузове белобрысого немца, руки которого были туго стянуты за спиной прочной веревкой, и Сашку, на всякий случай наставившего в живот пленному ствол своего ППШ.

Когда бронетранспортер скрылся среди деревьев, Виктор подумал, что неплохо было бы чуток отдохнуть. Однако послышавшийся с запада и постепенно усиливающийся звук мотоциклетных моторов вынудил лейтенанта об этом забыть. Приникнув к биноклю, Степанов устремил взор вдаль и поморщился, словно от зубной боли, увидев два катящихся по грунтовке мотоцикла «BMW R75» с установленными на колясках пулеметами.

– Вот же рахиты, поваляться в тишине не дадут, – недовольно проворчал он.

Расстроенно покачав головой, Виктор посмотрел на товарищей и, поймав на себе пристальный взгляд Овечкина, во весь рост растянувшегося на траве, скорчил чрезвычайно выразительную и трудно повторимую гримасу, таким несколько своеобразным способом отвечая на заданный старшиной немой вопрос. Впрочем, Андрей и без слов догадался, что имел в виду лейтенант. Молча кивнув, Овечкин тихо окликнул Позднякова, и оба снайпера поползли в направлении приближающихся мотоциклистов, вскоре исчезнув из виду. Степанов же с младшим сержантом Рогачевым остались на месте и залегли, страхуя ребят…

…Расположившись на усыпанном цветами бугорке, Сергей с Андреем, прильнув к оптическим прицелам, готовились к стрельбе. Вражеские мотоциклисты двигались, соблюдая между собой дистанцию метров в пятнадцать. До полугусеничных тягачей, возле которых на испещренном замысловатыми трещинами дне высохшего пруда лежали сраженные Поздняковым механики-водители, гитлеровцам оставалось проехать около четверти километра. Соответственно, время у наших стрелков вроде бы еще было. Однако гарантировать со стопроцентной уверенностью, что фашисты не заметят безжизненные тела сослуживцев раньше, не представлялось возможным. Да и отсутствие какой-либо активности около орудий могло их насторожить. Поэтому Овечкин, на правах старшего по званию и негласного лидера в паре, принял решение открыть огонь прямо сейчас.

– Сережа, – прошептал он, не поворачивая головы, – начинаем с заднего мотоцикла. Твой «кадр» в коляске, бьешь его первым, а водитель на мне. Затем в той же последовательности срубаем головных фрицев…

– Я тебя понял, – определив расстояние до цели, отозвался Сергей, – к бою готов, веди обратный отсчет…

– Слушаюсь, мой генерал, – мягко улыбнулся Овечкин, – три, два, один…

– Ноль, – выдохнул юноша и нажал на курок.

Толстый красномордый фашист, непонятно как помещавшийся в мотоциклетной коляске, судорожно дернулся и обмяк. Сидевший за рулем гитлеровец успел удивленно посмотреть вправо, но уже в следующее мгновение замертво повалился грудью вперед. Неуправляемый мотоцикл резко вильнул в сторону, съехал с дороги и замер.

Экипаж первого «BMW R75», услышав выстрелы, среагировал вполне предсказуемо. Пулеметчик выпустил неприцельную длинную очередь в поле, а водитель, сбросив скорость, попытался развернуть своего трехколесного «коня», что было сделать не так уж и просто из-за узкой грунтовки и росшей по обеим ее сторонам густой высокой травы. Тем не менее, ему почти удалось осуществить данный маневр (потеряв, правда, при этом вывалившегося из подскочившей на кочке коляски напарника, которому, впрочем, с учетом пулевого отверстия, образовавшегося секундою ранее в его голове, было уже все равно…). И немец, впившийся побелевшими пальцами в руль и вытаращивший полные животного страха глаза, даже на миг поверил, что выберется из передряги живым. Но старшина Овечкин, имевший, как известно, абсолютно противоположное мнение на сей счет, точным выстрелом сразил гитлеровца наповал…

…С затянутого тучами неба брызнули капли дождя. Андрей мельком взглянул на заглохшие в отдалении мотоциклы, затем положил винтовку на землю, перевернулся на спину и задумчиво произнес:

– Ну, вот, кажется и все…

– Ты об этих фашистах, дядя? – просто так, чтобы что-то сказать, спросил Поздняков.

– Сам толком не знаю, – закрыв глаза, ответил старшина, – наверное, о скоротечности и непредсказуемости жизни вообще.

– Странно подобное слышать, – изумился Сергей, – Андрея Вениаминовича, общепризнанного балагура и неисправимого оптимиста, вдруг на философию потянуло…

– Не суди о людях поверхностно, мой юный друг, дабы не заблуждаться! – глубокомысленно произнес Овечкин и поднял указательный палец вверх. – Зри в корень!

– Последнюю фразу не ты придумал, Андрюха! – звонко рассмеялся сержант. – Я ее уже раньше слышал, еще до войны!

– Так я на авторство и не претендую, – легко согласился Овечкин, – это из книги «Полное собрание сочинений Козьмы Пруткова»! Девятнадцатый век, как-никак!

– Значит, ты, получается, в некотором роде библиофил? Уму непостижимо!

– А что, не похож разве? – Андрей приоткрыл один глаз.

– Если честно – не очень! – хмыкнул Поздняков.

– Вот я и говорю – зрите в корень, молодой человек!.. – старшина внезапно поморщился и громко чихнул. – Точно!

– Будь здоров, дядя!

– Спасибо, и тебе не хворать!

Овечкин рывком сел и, заморгав ресницами, принялся яростно тереть переносицу.

– Кажись, простыл, – пробормотал он недовольно, – нос щекочет, аж жуть!

– Тебе чайку горячего хлебнуть надо или покрепче чего, – сочувственно произнес Сергей.

– Где ж ты в поле чаю разыщешь? – скорчил гримасу Андрей, но тут же радостно вскинул брови и расплылся в широкой улыбке. – А насчет того, что покрепче, – вот это золотые слова, месье Поздняков, без булды! Есть небольшая заначка у меня в вещмешке, да только я про нее и забыл с этой всей кутерьмой! Спасибо, друг, что напомнил! Микробы теперь не пройдут!

Лукаво прищурившись и блестя глазками, Овечкин развязал свой вещмешок и извлек из его недр фляжку, в которой что-то плескалось. Открутив пробку, он втянул носом исходивший из емкости специфический аромат, довольно передернул плечами и протянул сосуд юноше:

– Прошу, граф! Отведайте эликсира!

– Благодарю, сэр, но я воздержусь! – выставил перед собой ладонь Поздняков.

– Вот как! – с притворной обидой воскликнул Андрей. – Решил оставить больного товарища с жестокой болезнью наедине? Нехорошо, сударь, очень нехорошо! Пей, говорю, а то закурю!

– А ты что, разве бросил? – удивился сержант.

– Здрасьте, приехали! – всплеснул руками Овечкин. – Уж год, как я папиросу в зубах не держал!

– Сколько?! – едва не задохнулся от подступившего к горлу смеха Сергей.

– Ну, может, чуть меньше, – не смутившись ни капли, поправился старшина и взглянул на часы, – если быть совсем точным, то двенадцать часов и восемь минут! А это, на всякий случай, мировой полноценный рекорд! Потому пей и не кочевряжься!

– Ладно, дядя! Подчиняюсь твоему шантажу!

Юноша взял у Овечкина емкость, коротко выдохнул, сделал маленький осторожный глоток и закашлялся с непривычки. Лицо Позднякова сразу порозовело, а в глазах выступили слезы.

– Что это, спирт? – вернув фляжку ее владельцу, хрипло спросил он.

– Самый что ни на есть настоящий, чистый и неразбавленный! – победоносно воскликнул Андрей и совершил пару щедрых глотков.

– Ты пищевод этим зельем сожжешь! – укоризненно молвил Сергей.

– А также испорчу желудок и поджелудочную железу, – завинчивая пробку, добавил Овечкин. – Это давно все известно, мама у меня врач…

Скривившись и замотав головой, старшина вновь отчаянно чихнул и, жестом остановив собравшегося что-то сказать Позднякова, проговорил, немного гнусавя в нос:

– Пора возвращаться, дорогой шевалье! Ребята, поди, заждались…