Глава 12

…Грохот артиллерийских разрывов ворвался внутрь уютного блиндажа и бесцеремонно выдернул лейтенанта Хагена из сладких объятий глубокого сна.

– Кажется, началось, – моментально открыв глаза, пробормотал он и вскочил с деревянной лежанки, заменявшей ему кровать.

Быстро одевшись, Гюнтер схватил «МР-40» и выбежал наружу. Из соседних землянок и блиндажей появлялись его заспанные подчиненные. Многие уже на ходу продолжали натягивать форму, но каски были на головах у всех.

– Рассредоточиться по траншее! Занять оборону! – крикнул Хаген, подкрепляя четкими жестами свои слова.

…Лейтенанту не стоило напрягать голосовые связки, поскольку руководили солдатами командиры отделений и взводов, которые сами хорошо знали, что и кому надлежит делать. Да и услышать Гюнтера, даже если бы не было аккомпанемента пушечной канонады, могли только те, кто находился в определенной близости от него. Просто сказалась укоренившаяся привычка, оставшаяся с тех совсем недавних пор, когда Хаген еще не командовал ротой…

Тем не менее, лишь убедившись, что бойцы, по крайней мере, насколько хватало глаз, приготовились к отражению вероятной атаки противника, Гюнтер повесил автомат на плечо, наклонился к стереотрубе и принялся изучать обстановку. Открывшаяся ему картина была предсказуемой и на текущий момент неопределенной: советские снаряды кромсали оставленный немцами передний край, вздымая вверх комья земли вперемешку с травой, деревьями и кустами, и из-за низко стелющегося дыма разглядеть что-либо еще не представлялось возможным. Но одно Гюнтеру было очевидно – такая мощная артподготовка являлась прелюдией к неминуемому наступлению…

– Ничего, время терпит, – прошептал лейтенант, оторвавшись от оптического прибора, – ведь сквозь огненный шквал русские вперед не пойдут. На отчаянных самоубийц они не похожи…

Раздавшийся сзади шуршащий звук заставил Гюнтера обернуться. В нескольких метрах от него стоял командир взвода связи фельдфебель Шульц, однофамилец унтер-офицера Шульца, с зажатым под мышкой полевым телефоном «FF-33». За спиной фельдфебеля маячил солдат, державший в руках катушку с намотанным на нее кабелем, который змейкой тянулся по глинистому дну траншеи и исчезал в примыкающем к ней ходу сообщения.

– Вы ко мне, Пауль? – спросил Хаген командира связистов.

– Так точно, господин лейтенант! – ответил Шульц. – Обер-лейтенант фон Тиссен распорядился установить аппарат в расположении вашей роты! Он переносит свой командный пункт и отсюда будет руководить батальоном, а также поддерживать связь со штабом полка! Где прикажете нам разместиться?

– У меня в блиндаже, – кивнул Хаген себе за спину.

– Слушаюсь! – отчеканил Шульц.

Махнув рукой второму связисту, фельдфебель прошел мимо Гюнтера и спустился по вырубленным в земле ступенькам в блиндаж. Солдат, ловко размотав провод, юркнул следом.

«Какая муха укусила фон Тиссена? – проводив их взглядом, подумал Хаген. – Только вчера вечером перебрался на новый КП, а сейчас вдруг решил вернуться на передовую. Странно все это. Видимо, не зря говорят, что у начальства свои причуды»…

Пожав плечами, лейтенант продолжил наблюдение. Артобстрел не стихал, правда, его интенсивность по сравнению с первыми минутами уже ослабела. Соответственно, видимость улучшилась, и Гюнтер, достаточно хорошо рассмотрев, во что превратились покинутые ротой окопы, вслух произнес:

– Эрих был прав, когда решил отвести нас подальше! В устроенной русскими свистопляске далеко бы не все смогли уцелеть!..

– Здесь кто-то, кажется, хвалит свое руководство, – прозвучал возле его плеча знакомый слегка насмешливый голос.

Хаген повернул голову и искренне улыбнулся подошедшему незаметно фон Тиссену:

– Восхищаюсь твоей прозорливостью, Эрих!

– Ничего сложного, – отмахнулся тот и пожал лейтенанту руку, – элементарная логика и простой здравый смысл! Скажи лучше, куда ты дел Шульца? Он выдвинулся передо мной…

– Твой фельдфебель в блиндаже за моей спиной и телефон при нем! – ответил Гюнтер.

– Замечательно, – потер руки фон Тиссен, – сейчас связисты еще радиостанцию принесут, и совсем здорово будет!

– И чего тебе сзади нас не сидится? – недоумевающе спросил Хаген. – Скоро здесь будет весьма горячо! Слышишь, взрывы снарядов все ближе?

– Глухотой не страдаю, мой друг! – добродушно откликнулся Эрих. – А если без шуток, то я считаю, что должен быть вместе со своими людьми и вдохновлять подчиненных личным примером, когда неприятель пойдет в наступление!

– Хороший ответ, только ты не подумал о том, что одним точным выстрелом в данный момент русские артиллеристы могут уложить нас обоих! И, учитывая нынешний дефицит в офицерах, принять командование и моей ротой, и твоим батальоном будет просто некому!

– Подобное маловероятно, – усмехнулся фон Тиссен. – Сам посуди: огонь противника сюда еще не дошел, да и шальные снаряды не залетают, значит, нас двоих враз не накроют. А когда станет жарко, ты, как обычно, отправишься по траншее воодушевлять солдат, я же останусь руководить на месте. В общем, мы разделимся, и проблема исчезнет сама собой. Убедили тебя мои веские аргументы?

– Не совсем, Эрих! Ты забыл про случайности, постоянно происходящие на войне! – ответил Гюнтер, зевнув. – Поэтому, чтобы не искушать судьбу, я, пожалуй, прямо сейчас прошвырнусь по позициям роты!

– Как говорят здесь, в России, своя рука – владыка, – промолвил обер-лейтенант. – Тогда я с твоего позволения полюбуюсь в стереотрубу чудесным утренним пейзажем!

– О чем речь, наслаждайся и чувствуй себя, как дома! – вновь улыбнулся Хаген.

Поправив «МР-40», он неторопливо двинулся вдоль траншеи, изредка прислушиваясь к грохоту рвущихся снарядов и перекидываясь с встречающимися на его пути сослуживцами ободряющими фразами и словами…

…Стрелки наручных часов капитана Набойченко показывали четыре часа сорок две минуты. Старательно обработав передний край, артиллерия, как и планировалось, уже перенесла свой огонь дальше, вглубь вражеской обороны, но условного сигнала к атаке все не было, и это вызывало у Геннадия определенное беспокойство. Конечно, он помнил, что небольшая задержка предусматривалась изначально, но, как известно, нет ничего хуже, чем ждать и догонять…

– Заснули все там, что ли, – одними губами пробормотал капитан, устремив пронзительный взор в сторону КНП.

Краем уха он уловил прокатившийся по цепочке бойцов глухой шепот, однако внимания не обратил и еще секунд двадцать продолжал гипнотизировать немигающим взглядом наблюдательный пункт. Лишь зацепив боковым зрением приблизившуюся к нему фигуру, Набойченко повернул голову и несколько раз непонимающе моргнул, прежде чем распознал в закутанном в плащ-палатку бойце Дмитрия Ивановича Деменева. Впрочем, это было вполне объяснимо, поскольку надвинутая практически на глаза каска и винтовка системы Мосина с примкнутым к ней штыком также основательно меняли облик командира батальона и придавали ему разительное сходство с обычным красноармейцем.

– Меркулов настоял, заставил маскироваться, – скосив глаза на свою плащ-палатку, едва ли не извиняющимся голосом произнес комбат, – не хотел отпускать меня без нее.

– А что, подполковник на КНП? – удивился Геннадий.

– Точно так, Анатольевич, – ответил Деменев, почему-то вздохнув. – Еще затемно прикатил, причем на «Виллисе» Иванова и сам сидел за рулем. Сообщил, что комполка наступлением будет с левого фланга руководить.

– Довольно странная рокировка, – задумчиво сказал капитан.

– Начальству видней…

– А вы, значит, с нами, Дмитрий Иванович?

– Обязательно, – кивнул майор и поправил на голове каску, – иначе, как командиру, грош мне цена!..

– А я грешным делом подумал… – начал Геннадий, но закончить свою мысль не успел – три ракеты, оставляя за собой слабый дымный след, одна за другой взмыли в небо.

– Сигнал, товарищ майор! – сразу же подобравшись, воскликнул Набойченко и молниеносным движением выхватил из кобуры пистолет.

– Так поднимай роту, капитан! – сверкнув глазами, толкнул его в плечо комбат и лихорадочно принялся развязывать тесьму, удерживающую плащ-палатку на плечах. – А я пока скину этот хренов балахон!

– Вам же Меркулов запретил! – вылезая на бруствер, крикнул Геннадий.

– А-а! – махнул рукой Деменев, сбрасывая брезентовую накидку на землю.

Неразборчиво ворча что-то себе под нос, он с помощью Овечкина тоже выбрался из траншеи.

– Рота, в атаку! За мной! – во всю силу легких гаркнул Набойченко и рванулся вперед.

– В атаку, ребята, ура! – поддержал капитана комбат.

– Ура-а-а-а-а-а! – раскатисто прокатилось над полем.

В едином порыве бойцы с оружием наперевес устремились к виднеющимся вдалеке окопам фашистов. Минуя остовы подбитых танков и бронемашин, людская волна покатилась на запад.

Геннадий сначала бежал впереди, размахивая пистолетом, но вскоре его обогнали Носков, Кулик и многие другие, и капитану стоило немалых усилий, чтобы от них не отстать. Учащенно дыша и ощущая пульсацию крови, отдающуюся глухим шумом в висках, он преодолевал начинавшее казаться бескрайним поле. Постепенно деревенели ноги, и Набойченко все же пришлось чуть сбросить темп. Чтобы хоть немного забыть про обволакивающую его усталость, он старался глядеть в спину бежавшего перед ним Фомичева. Внезапно ефрейтор, не выпуская из рук винтовки, рыбкой нырнул в траву.

«Подстрелили, уроды! – промелькнуло у капитана в мозгу – Значит, очухались фрицы! Сейчас изо всех стволов врежут – и общий привет!..»

Но тут раздалась громоподобная ругань, непостижимым образом перекрывшая на секунды звуки разрывов снарядов и артиллерийской пальбы, и Фомичев, целый и невредимый вскочил на ноги с перепачканным землей лицом.

– Живой, Васька?! – отрывисто спросил Геннадий, пробегая мимо.

– Споткнулся, едрена мама! – с негодованием воскликнул ефрейтор, отплевываясь и вытирая измазанную физиономию рукавом. – И мордой влетел аккурат в кротовину!

– Бывает и хуже! – выдохнул хрипло Набойченко, но оставшийся позади Фомичев не расслышал этих слов…

…Между тем распаханная снарядами первая линия вражеской обороны с каждой секундой становилась все ближе, однако противник почему-то молчал до сих пор. Наступавшие общим фронтом стрелковые роты почти одновременно через подготовленные саперами ночью проходы преодолели минное поле, затем совершили последний короткий бросок и, не встретив никакого сопротивления, ворвались в передовую гитлеровскую траншею, которая оказалась пустой!..

Красноармейцев охватила легкая эйфория, ведь, бросаясь в атаку, они готовились к ливню неприятельских пуль и последующей рукопашной, а в реальности все прошло на «ура» и без потерь, что, естественно, вдохновляло. Впрочем, данное состояние не помешало нашим бойцам с помощью саперных лопаток практически сразу же приступить к обустройству новых позиций в наполовину засыпанных землей окопах. А связисты, тем временем, потянули провода в сторону обоих флангов.

Что касается командира батальона, державшегося с легкой гримасой за левый бок, глухо нывший после непривычной для Деменева беготни, то он, выслушав доклады своих ротных, связался по полевому телефону с Меркуловым и в нескольких лаконичных фразах сообщил подполковнику о достигнутых результатах. Весь последующий разговор, длившийся пару минут, майор в основном молчал, внимая находящемуся на другом конце провода собеседнику и лишь изредка отвечая «Так точно!» и «Есть!» В это время Самохин с Пал Палычем курили в сторонке, а Геннадий, покусывая сорванную травинку и прислушиваясь к доносящимся с севера и юга звукам ожесточенного боя, размышлял про себя о том, что артиллерийская подготовка здесь, на участке ответственности батальона Дмитрия Деменева, уже завершилась, а немцы так себя и не проявили. Увидев, что комбат как раз положил телефонную трубку, Набойченко решил поделиться этим наблюдением с ним, но майор его опередил, задумчиво прошептав:

– У соседей грохочет, как здрасьте, а у нас тишина. И ни одной фашистской сволочи близко не видно. Не к добру это, Гена, ой, не к добру…

Набойченко, и сам догадавшийся, что гитлеровцы явно хитрят, в ответ ничего не сказал, лишь согласно кивнул головой. А вот только вернувшийся с перекура вместе с Самохиным рыжий Пал Палыч, не слышавший слов командира, но, видимо, убежденный, что тот все знает, спросил:

– Так где же бравые германцы, товарищ майор?

– Боюсь, подлянку готовят, – нахмурил брови комбат.

– А может, прямиком драпанули в Берлин? – то ли в шутку, то ли всерьез предположил командир третьей роты и тряхнул своей примечательной шевелюрой.

– Держи карман шире, – пробурчал Самохин, – хрен они убегут…

– А что вам Меркулов по телефону сказал? – задал Деменеву новый вопрос Пал Палыч.

– Да ничего конкретного! Приказал дожидаться распоряжений, ну а в случае чего разрешил действовать по обстановке!

– Надо бы выслать вперед разведку, жалом, так сказать, поводить, – промолвил Геннадий, теребя нос.

– Хорошо, – согласился Деменев, – минут через пять отправь группу своих парней.

– Я могу и сейчас, чего время тянуть.

– Спешка нужна только при ловле блох, – сощурив правый глаз, назидательно произнес майор, – поэтому делай, пожалуйста, как я говорю, ферштейн?

– Ну конечно, – улыбнулся Набойченко краешком рта, – не вопрос…

– Тогда закругляемся, – комбат растер кистью свой ноющий бок и вздохнул. – Держим связь, глядим в оба, короче, все как обычно. Давайте, орлы, по местам!..

… – События развиваются по моему плану – скривил губы в самодовольной ухмылке Эрих фон Тиссен, наблюдая за тем, как красноармейцы окапываются в оставленной военнослужащими вермахта траншее. – Гости пожаловали, значит, пора раздавать подарки.

Отлепившись от стереотрубы, обер-лейтенант спустился в блиндаж, где было довольно тесно от скопившихся там связистов, и приказал одному из них:

– Вальтер, соедините меня с оберстом Шредбергом!

– Слушаюсь, – ответил солдат.

Пока Вальтер «колдовал» над телефонным аппаратом, фон Тиссен, стоя чуть сзади, безучастно рассматривал свои испачканные глиной сапоги и периодически зевал.

– Командир полка на линии, господин обер-лейтенант! – секунд через тридцать произнес связист, повернувшись вполоборота.

– Господин оберст, – поднеся трубку к уху, сказал Эрих, – это фон Тиссен! Докладываю: русские в нашей бывшей передовой траншее!

– Я понял вас, обер-лейтенант, – сквозь треск и щелчки в трубке послышался голос Шредберга. – Сейчас распоряжусь отправить им сувениры на память! А вы проследите, чтобы посылки нашли адресата! Если понадобится, то уточните координаты!

– Так точно, господин оберст! Будет исполнено!

Фон Тиссен передал Вальтеру трубку и быстро вышел наружу…

…Донесшийся откуда-то с неба до боли знакомый пронзительный звук заставил Набойченко прервать инструктаж, который он проводил с отобранными для разведки бойцами, и машинально поднять голову вверх.

«Мины!» – суматошно промелькнуло в мозгу.

Геннадий криком хотел предупредить остальных и уже открыл рот, однако его опередили.

– Ложись! – завопил кто-то неподалеку, и чья-то рука с силой толкнула капитана на землю.

– Твою мать! – распластавшись на дне окопа и оказавшись лицом к лицу с плюхнувшимся напротив него Поздняковым, выругался Набойченко. – Только вчера форму в порядок привел!..

Наверху глухо рвануло, следом еще и еще. Мины начали падать практически без остановки, не позволяя даже поднять головы. Бесчисленные куски грунта вперемешку с камнями и песком барабанили по каскам, ногам и спинам укрывшихся в траншее людей, окатывая красноармейцев, если можно так выразиться, густым сыпучим дождем, «капли» которого обязательно норовили набиться в голенища сапог и за воротники гимнастерок. Впрочем, на подобную мелочь никто никакого внимания не обращал. Главным сейчас было выжить.

В первые минуты обстрела удавалось обойтись без потерь. Но такое везение не могло продолжаться вечно. Одна из вражеских мин угодила прямо в окоп на стыке первой и второй рот, убив двоих и ранив пятерых. Еще три смертоносных взрыва положили отсчет потерям среди бойцов Пал Палыча, выбив за полминуты из строя не менее десяти человек. Метрах в пятнадцати от Набойченко осколками посекло пулеметный расчет, первый номер погиб.

Крики раненых раздавались все чаще и звучали все громче. И очень скоро и прижавшемуся к земле капитану, и скрючившемуся в позе эмбриона достаточно близко от него Деменеву стало понятно, что необходимо предпринять некие решительные шаги, иначе фашисты разнесут батальон в пух и прах.

Можно было запросить помощь, но ждать и надеяться, что самолеты-штурмовики или полковые минометы на пару с артиллерией подавят огневые средства противника, являлось не лучшим выходом, как минимум по двум причинам. Во-первых, все это, причем неопределенное, время красноармейцам пришлось бы оставаться на хорошо пристрелянных гитлеровцами позициях. А во-вторых, из – а отсутствия точных координат целей советский удар вполне мог оказаться абсолютно не эффективным. К тому же к грохоту неприятельских мин теперь добавились еще и звуки рвущихся снарядов, причем немалого калибра. И комбат принял единственно правильное, на его взгляд, решение…

Вскочив на ноги, он ринулся к связисту, укрывавшему полевой телефон собственным телом.

Подбежав к бойцу, Деменев наклонился и закричал тому в самое ухо:

– Синицын, срочно передай Самохину и Пал Палычу: по сигналу «зеленая ракета» ротам немедленно идти в атаку, вперед! Ты меня понял, Костя?!

– Понял, товарищ майор! – слегка отстранившись, утвердительно затряс головой Синицын.

Быстро совершив необходимые манипуляции, он торопливо забубнил в телефонную трубку, вызывая командира третьей роты:

– Рыжий, это Ольха! Как слышно? Как слышно? Рыжий, ответь, это Ольха!..

Деменев же, не теряя времени, схватил за шиворот Фомичева, лежавшего возле связиста, и, пристально глядя в вытаращенные глаза ефрейтора, наигранно бодро воскликнул:

– Хватит валяться, Васек, воспаление легких подхватишь! Дуй по траншее и передай первой роте приказ: «В атаку по зеленой ракете!»

И видя, что тот колеблется, подкрепил свою фразу ощутимым, но безболезненным, можно сказать, отеческим, пинком в зад. Получив ускорение, Фомичев стремглав ломанулся выполнять распоряжение комбата. А Дмитрий Иванович, согнувшись в три погибели, устремился к Набойченко, который, обратив внимание на резко активизировавшегося командира, изменил положение своего тела и в настоящий момент сидел, согнув ноги в коленях и подпирая спиной неровную стенку окопа.

– Ух, – натужно выдохнул Деменев, опускаясь с ним рядом на землю, – замотался немножко!

– Извините, товарищ майор, но чайку предложить не могу! – отозвался Геннадий, прочищая мизинцем левое ухо. – И спирта, как назло, с собой нет!

– И ты меня извини! Я покомандовал Фомичевым маленько! Не стал играть в испорченный телефон!..

Комбат снял с головы каску и растопыренной пятерней, как расческой, провел по своим слипшимся волосам.

– Что будем делать?! – резко сменил капитан тему. – Огонь фрицев не ослабевает!

– Сейчас в атаку пойдем! Только дождемся, когда наш Костя мои указания Самохину и Пал Палычу передаст! – откашлявшись, хрипло произнес Деменев.

– Да вон он сигнализирует, как сумасшедший! – вытянул руку Набойченко, показывая на отчаянно жестикулирующего связиста. – Похоже, с ротами есть контакт!

– Вижу, – мимолетно взглянув на Синицына, кивнул майор. – Значит, пора в наступление!

Облизнув потрескавшиеся губы, Деменев пружинисто встал в полный рост, к великому удивлению Геннадия, перекрестился, потом водрузил каску себе на макушку, извлек заряженную ракетницу из кобуры и, направив ее стволом в небо, воскликнул:

– Поехали!..

Рокочущий гром близкого разрыва заглушил его голос. Проникшая в траншею взрывная волна обдала Набойченко жаром, заставила приподнявшегося на локтях Позднякова на пару секунд снова уткнуться физиономией в глину и, словно легковесную куклу швырнула не успевшего вдавить спуск майора в сторону метров на пять.

– Иваныч, твою мать! – заорал капитан, бросаясь к растянувшемуся на животе комбату.

Перевернув потерявшего сознание Деменева с помощью подоспевшего следом Сергея на спину, Геннадий быстро проверил пульс. Убедившись, что командир дышит и видимых повреждений или ранений нет, Набойченко, не раздумывая, несколько раз увесисто хлопнул по его вымазанным землей небритым щекам. И это возымело свое действие: веки майора едва заметно дернулись, и Деменев медленно приоткрыл глаза.

– Очнулся, старый проказник! – наплевав на устав и армейскую дисциплину, с искренней радостью воскликнул командир первой роты.

– Гена, ракету… – сфокусировав взгляд на переносице капитана, тихо прошептал комбат, но, несмотря на окружающий грохот, его услышали и Набойченко, и Поздняков.

– Сейчас! Только разыщу санитаров! – отмахнулся Геннадий и завертел головой.

– Капитан Набойченко, приказываю – выпусти ракету… – впившись побелевшими пальцами в запястье присевшего возле него Сергея и приподнявшись на локте, прохрипел Деменев, – или я сделаю это сам…

– Лежите, лежите, товарищ майор, – успокаивающе положил руку ему на плечо Геннадий.

Подозвав к себе Костю Синицына, Набойченко глазами указал на комбата, а сам подхватил валявшуюся на земле ракетницу и нажал на курок. Сигнальная ракета с шипением устремилась ввысь. Как и Деменев, перекрестившись, капитан ловко покинул траншею и, оказавшись на бруствере, закричал:

– Ребята, за мной!

Красноармейцы, подбадривая и помогая друг другу, полезли из окопов. Стараясь не обращать внимания на пролетающие рядом осколки и краем глаза отметив, что две другие роты тоже поднялись, Набойченко, стиснув зубы, побежал вперед, увлекая за собой бойцов…