Уже перевалило за полдень, когда они добрались до нужного места. Атаман всю дорогу поторапливал отряд, словно спешил успеть на тот свет. Злые и изможденные чумаки наконец прибыли на место следующей остановки для отдыха. Отдыха для всех, кроме бурсака.

Хома, который обычно был очень рад каждой возможности слезть с кобылы, на этот раз проехал бы еще хоть целые сутки, лишь бы никогда не узнать, какую задачу задаст ему атаман.

Едва остановили возы и все спешились в небольшой роще, Братислав не глядя передал Демьяну своего черного жеребца, чтобы тот позаботился о нем. Жеребец брыкался, не желая следовать за молодым чумаком, и тому пришлось приложить немало усилий, чтобы увести его. Хищно улыбаясь, атаман пригладил усы и, не теряя времени, вразвалочку направился к Хоме, который сполз с кобылы безвольным кулем и безуспешно пытался затеряться среди ухмыляющихся чумаков.

– Пойди-ка сюда! – Братислав поманил парня пальцем, и чумаки злорадно заржали, вытолкнув его вперед из своего круга.

Едва не споткнувшись, бурсак злобно обернулся на них и нехотя пошел навстречу атаману, думая только о том, как бы ему удрать поскорее от этой оголтелой своры разбойников.

– Значит, так,– тоном, не терпящим возражений, начал атаман, уперев руки в бока. Глаза излучали радость и удовольствие.– Оставь свою убогую кобылу Демьяну, он пока за нею приглядит…

При этих словах молодой чумак, который только что вернулся, позаботившись о жеребце атамана, и теперь развлекался вместе со всеми, глазея на их разговор с Хомой, враз погрустнел, сделал брезгливо-кислую мину, но возразить атаману не посмел.

– Здесь неподалеку есть одна пещера,– не обращая внимания на недовольство Демьяна, продолжал Братислав, возвышаясь над Хомой, как ласковый палач.– Совсем недавно о существовании этой пещеры никто даже не знал. Ну, уходила здешняя речка куда-то в скалу да бежала себе дальше. На самом деле пещера, видать, заполнялась речной водой, но никто этому значения не придавал. Местные выше по течению построили плотину, чтобы орошать поля, внизу река обмелела, и пещера больше не затапливается.

И вот стали люди поговаривать, что в пустой пещере поселилась нечисть. Наверняка этого никто не знает, местные боятся туда соваться. Но на хутор все чаще стали нападать странные твари, пугать людей, воровать птицу и еду. Непонятно, сказки это или нет, вроде все целы. Ну, говорили, что пропал один мужик,– атаман беспечно махнул рукою, словно говорил о сущей безделице.– Но мы позже разузнали, что мужик этот все одно был горький пьяница. Так что доподлинно сказать, что его утащили в пещеру, нельзя. Местные этим соседством, ясное дело, недовольны. И уже бегут с насиженных земель кто куда.

Хома угрюмо молчал, уже догадываясь, что задумал для него атаман.

Стоя в тени деревьев, Братислав продолжал, покручивая черный ус тонкими пальцами и слегка улыбаясь:

– Всем отрядом нам туда не пробраться, да и не могу я всеми рисковать.

При этих словах чумаки, кольцом окружавшие их, закивали, соглашаясь.

– Но раз уж у нас теперь есть мастер по нечисти,– Братислав насмешливо сощурился,– есть кого послать! Ты немедля отправишься в пещеру на разведку, а потом расскажешь нам, что ж ты там увидел. Понял?

Хома побледнел. Губы у него дрожали. Стараясь не показывать этого, парень кивнул, вглядываясь в довольные лица чумаков.

– Заодно, может, разберешься со своими сородичами,– ухмыльнулся атаман, и чумаки покатились со смеху.– Думаю, для тебя это плевое дело, раз ты такую кучу тварей зачем-то порубил,– цепкий взгляд атамана упал на саблю, висевшую у Хомы на поясе.– Да, и вот что я думаю,– неожиданно прибавил он,– настоящему мастеру по нечисти сабля не нужна. Со своими ты сможешь договориться и так. Оставь-ка ты пока ее мне,– веско произнес Братислав, просверлив бурсака черными глазами.

Чумаки удивленно примолкли, смешки за спиною Хомы прекратились. Остаться безоружным в момент опасности было чересчур, даже по меркам кровожадных чумаков. Как всегда, они не посмели возразить атаману.

Вцепившись в саблю обеими руками, Хома попятился назад, но к нему тотчас шагнули одновременно Демьян и Язва и, скрутив бурсака как ребенка, вырвали саблю, церемонно передав ее атаману.

Братислав с большим любопытством оглядел серебряную рукоять, на которой были изображены сражающиеся волк и ястреб. С восхищением атаман ощупал ее, проверяя качество обработки. Взмахнув рукою, Братислав проверил баланс оружия и удовлетворенно хмыкнул. Поглядывая на Хому, который буквально клокотал от негодования, атаман осторожно потрогал острие сабли и, порезавшись, довольно улыбнулся, слизнув кровь с пальца.

– Хорошее оружие,– с придыханием признался он.– Если вернешься, обязательно потолкуем с тобою, откуда у бурсака такая сабля.

С бессильной тревогой Хома глядел, как атаман по-хозяйски нацепил его саблю на пояс.

– На вот пока тебе взамен,– вытащив мешочек из-за пазухи, Братислав развязал его и, отсчитав с десяток червонцев, передал их бурсаку.– Все по-честному, видишь? Отдаю тебе большую часть того, что уже заплатили за очистку пещеры.

Как в тумане Хома взял червонцы и равнодушно смотрел, как они блестят на солнце.

Чумаки разом окружили его, пихая свои чумазые хари через плечо и завистливо поглядывая на монеты. Опомнившись, Хома поскорее спрятал их в карман, понимая, что, даже если он выберется живым из пещеры, в которую посылал его атаман, то все равно лишится этих монет. И хорошо, если не снимут их с его трупа. Обреченно вздохнув, бурсак зашагал прочь из рощи, не оглядываясь.

С тяжелыми мыслями Хома медленно брел по берегу шумной широкой реки, без конца раздумывая, как бы ему спастись. Риск того, что его схватят и покалечат при попытке бегства, был слишком велик: если уж атаман без сожаления мог пристрелить своего козака, то подстрелить случайного бурсака будет для него настоящим удовольствием. Братислав был невероятно хитер, Хома это четко понимал. Атаман верно рассчитал, что, даже если бурсак и отважился бы улизнуть, зная, как это может быть опасно, то ни за что не бросит свою саблю.

Берег реки был пологим, кое-где заросшим осокой. Роща, где укрылись чумаки, осталась далеко позади, и Хома почувствовал себя свободнее. Тут и там на берегу виднелись поля и огороды с пышной растительностью, но людей он пока не замечал. «Раз поля ухожены, то они где-то поблизости»,– рассуждал бурсак, с интересом оглядываясь вокруг.

Речушка была небольшая, но звонкая, с чистой холодной водой. Испещренная порогами, она шумно бежала вниз, пока не упиралась в крепкую деревянную плотину, стихая и становясь мутной и неподвижной. Задумчиво побродив вокруг плотины с деревянными сваями, сдерживающей реку и оставляя после себя лишь пересохшее русло, Хома заметил небольшую мельницу, тоже совершенно безлюдную. Не увидев ничего необычного или интересного, бурсак спустился вниз, к обмелевшему руслу реки.

По берегам стояли заброшенные хаты с покосившимися заборами, валялись разбитые ведра и корзины.

«Видимо, нечисть здорово напугала местных, раз они покинули родные места»,– с тревогой подумал парень и, поежившись, стал вглядываться в пустые глазницы хат, пытаясь представить, что же здесь произошло. Предчувствия у бурсака были самые мрачные.

Словно насмехаясь над ним, вокруг весело щебетали птицы, радуясь солнышку и не ведая того, какие несчастья тревожат здешних жителей. Прикрыв глаза, Хома на мгновение попытался представить себя одною из этих серых певучих птиц. С какой радостью улетел бы он отсюда! Чтобы никогда больше не видеть беспощадное, ухмыляющееся лицо атамана и кровожадные физиономии чумаков. Расслабившись, он глубоко вдохнул влажный воздух, постаравшись максимально заполнить им легкие и навсегда запомнить это мгновение. Мгновение единства с природой и спокойствия.

Неожиданно запнувшись о камень, Хома едва не упал. Опомнившись, он решил, что ему следует быть аккуратнее, уж больно он разволновался от страха. Горестно вздохнув, Хома проверил сапоги и побрел дальше по каменистому руслу реки.

Яркое солнце слепило глаза, усталость от бессонной ночи вдруг разом навалилась, пригнув плечи, придавив тяжелые непослушные руки вдоль тела.

Зажмурившись, Хома медленно волочил ноги, стараясь не думать больше ни о чем.

Внезапно его нога запуталась в водорослях, и, замахав руками в воздухе, он упал на что-то слизкое и холодное.

Открыв глаза, Хома замер от ужаса и отвращения. На него глядело странное существо, похожее на уродливую лупоглазую лягушку, но гораздо крупнее ее размером. У существа были длинные тонкие усы, походившие на осоку, шея и уши отсутствовали. На крепких передних лапах виднелись перепонки, задние лапы либо были недоразвиты, либо отсутствовали вовсе. Рыхлое, неуклюжее зелено-голубое тело, с толстой кожей-чешуей, покрытой испариной, как будто бы резко обрубалось, заканчиваясь коротким, но мощным чешуйчатым хвостом. Лежа на боку, существо жадно глотало воздух. В животе у него зияли четыре жутких глубоких отверстия, из которых сочилась кровь, рядом валялись окровавленные вилы.

Набравшись сил, Хома приподнялся и поскорее развернулся, чтобы бежать прочь. Вдруг существо издало такой протяжный, жалобный стон, что парень невольно обернулся. Взяв себя в руки, он осознал, что это существо вряд ли сумеет ему навредить, но он не был до конца в этом уверен и потому приблизился к нему очень медленно и осторожно.

Бока существа быстро и судорожно вздымались, глаза были полны ужаса и боли, из огромного, бесформенного рта пенились кровавые пузыри. Зажмурившись, существо захлебнулось криком отчаяния.

Совсем передумав удирать, бурсак с сочувствием пригляделся к нему и вдруг понял по каким-то неуловимым признакам, что оно еще совсем маленькое. Особь была длиной с крупную собаку, но гораздо шире. Она никак не могла быть зрелой, уж больно беспомощной и беззащитной казалась.

«Наверняка детеныш»,– расстроился парень, ему стало невообразимо жаль это пусть и странное, но такое хрупкое существо.

Не зная, что делать (может, следовало бежать без оглядки?), Хома осторожно присел на илистый песок неподалеку и, закрыв глаза, глубоко задумался. В памяти тотчас всплыла та ужасная ночь, когда, думая, что защищается, он уничтожил так много неизвестных ему тварей только потому, что они выглядели незнакомо и устрашающе. Воспоминания об этой ночи мучили его, вновь и вновь возвращаясь к нему в кошмарах. Больше никогда не хотел бы он убивать кого-то, кто не пытается по-настоящему причинить ему зла.

Вытащив тетрадь характерника, он стал судорожно перелистывать страницы, надеясь, что этого израненного существа не окажется среди изображенных там кровожадных тварей. Существо действительно не подходило ни под одно описание, и Хома с облегчением убрал тетрадь обратно за пазуху.

Оставалось еще одно средство. Вытащив амулет за веревочку, он с тревогой поглядел на голубое сияние.

«Видимо, не всегда ты прав,– пробормотал он, рассеянно глядя на голубой камень.– Как же мне теперь различать зло и добро, если ты точно так же меняешь цвет что на ведьм и упырей, что на уже мертвого моего приятеля характерника? – застонав, он схватил себя рукою за волосы.– Скажи мне: опасно это существо или нет?»

Камень, разумеется, ничего не ответил Хоме.

Детеныш тем временем закатил глаза и, лежа в луже собственной крови, казалось, начал засыпать. Его бока вздымались все медленнее. Алые пузыри перестали сочиться с бесформенных губ. Решив, что может оказаться слишком поздно, бурсак тихо подошел, нагнулся и поднял окровавленные вилы.

Существо распахнуло глаза и, издав отчаянный крик, бессильно замахало лапами, словно пытаясь грести.

– Тебе, наверное, нужна вода! – догадался Хома и, отбросив вилы в сторону, сделал шаг к обезумевшему от страха существу. Зажмурившись, бурсак с отвращением поднял слизкую тюленевидную тушку. Она оказалась неожиданно тяжелой, и у Хомы подкосились ноги. Забив лапами, детеныш ощетинился, пытаясь вырваться из его дрожащих рук.

– Тише ты! – прикрикнул на него Хома.– Я не обижу тебя! Просто отнесу к воде!

Но существо не поняло бурсака. Выскользнув, оно оцарапало ему руки чешуей и со стоном шлепнулось на песок, оросив его новой лужей крови. И вдруг, ловко переставляя передние лапы, с довольно приличной скоростью оно поволокло по земле окровавленный широкий хвост в противоположную сторону от плотины.

– Вон оно что! – удивился Хома, не ожидавший такой прыти.– Так ты и по земле можешь?!

Стараясь не пугать существо еще сильнее, бурсак осторожно последовал за ним. Двигалось оно в сторону пещеры.

Пробежав немного таким странным образом, существо застонало и рухнуло в ил почти высохшей реки. Оно хоть и оказалось неожиданно сильным, но явно было серьезно ранено. Вокруг детеныша мгновенно образовалась небольшая лужица крови.

В нетерпении Хома бросился за ним. Существо отчаянно завизжало и, развернувшись на спину, бессильно и умоляюще поглядело на парня огромными глазами.

Остановившись возле него, бурсак показал существу пустые руки, вытянув их перед собою, и заговорил тихим, спокойным голосом:

– Тише, тише, маленький. Я просто хочу тебе помочь, но не знаю как. Я не хочу тебя обидеть. Ну не хочешь ты в воду – значит, не пойдем.

Существо доверчиво поглядело на Хому, и бурсаку даже показалось, что оно вдруг улыбнулось. Морда его стала совсем доброй и по-детски наивной. Перестав дергаться, оно вдруг замерло и болезненно зажмурилось.

– Ты из той пещеры? – с тревогой и жалостью спросил Хома, и существо медленно и тяжело открыло глаза, для того чтобы тут же снова закрыть.

– Наверное, это ты воруешь с огородов местных… – с горечью пробормотал Хома, чувствуя себя полным дураком из-за того, что пытается разговаривать не пойми с кем.

Существо не двигалось. Только вновь открыло мокрые от слез глаза и с надеждой поглядело на парня.

– Хочешь, я отнесу тебя домой? – Хома осторожно приблизился и, с трудом подняв детеныша, поспешил вдоль русла в сторону пещеры, совершенно не зная, что его там ожидает.