– Ана!

Лемон увидела, как Иезекииль бросается через платформу и прыгает в пропасть. Репликант рухнул вниз вслед за падающей девушкой, схватил ее в воздухе и, охнув от неожиданности, врезался в стену шахты. Протянув руку-протез, он вцепился в спутанные оптические кабели. Провода застонали, но выдержали, и репликант, крепко держа второй рукой Ану, остался болтаться над бездной. Девушка была почти без сознания и едва дышала.

– Ана? – закричал Зик. – АНА!

– Отличный… сэйв, Контуженый, – прошептала она.

– Уничтожить противников!

По команде Габриэля четыре Голиафа у двери Мириад дернулись и пришли в движение, их глаза вспыхнули синим, из-за спин поднялись автопушки. Они открыли огонь, сопровождающийся оглушительным ревом, и Крикет, выкрикнув предупреждение, опустился на колени, чтобы защитить Лемон и Сайласа. Снаряды разрывались яркими вспышками, отскакивая от его брони. Лемон закричала, присела на корточки, спрятавшись за ногой огромного логика, и закрыла уши руками, чтобы хоть чуть-чуть приглушить эти звуки, похожие на удары грома.

Голова Лемон по-прежнему пульсировала, в затылке стучало. Но ее гнев продолжал расти, бурля внутри нее кроваво-красным потоком. Она вытянула руку, позволяя ярости выплеснуться с кончиков ее пальцев. Телепатическая волна вырвалась наружу и сожгла все схемы внутри Голиафов. Они зашатались, из их глаз и груди с треском извергались водопады искр. Терминал, контролирующий Мириад, закоротило, голографический ангел замерцала и исчезла. Все лампочки в комнате лопнули.

Из мерцающего мрака выскочили Габриэль, Мерси и Фэйт. Три размытых пятна, они двигались с такой невиданной скоростью, что даже Крикет не мог уследить за ними. Фэйт вытащила свой электрический меч и принялась рубить им по поршням и гидравлике в колене Крикета. Габриэль и Мерси вскочили на плечи огромного логика и, срывая броню, пытались добраться до жизненно важных кабелей и схем.

Лемон взвизгнула и нырнула за дверь, а логик и репликанты сцепились в драке. Девушка не осмеливалась снова использовать свою силу – она могла по ошибке поджарить Крикета. Ей оставалось лишь наблюдать, как большой бот срывает Габриэля с плеч и мощным броском швыряет его в дверь Мириад. «Три истины» Габриэля забрызгало свежей кровью, а репликант рухнул на металлический пол. Крикет уже дрался с Фэйт. Кулак логика с грохотом опустился на платформу, когда она отскочила в сторону, размахивая своим дуговым мечом. Мерси все еще сидела у Крикета на спине, голыми руками срывая с него броню. Ее лицо освещали вспышки электрических разрядов.

– Прости… м-меня, дитя, – сказал Сайлас.

Старик поднял огнемет Проповедника, хотя из-за сильного кашля ему едва хватало сил держать его. И все же он спустил курок, и на спину Крикета хлынул самодельный напалм. Большой логик загорелся, топливо вспыхнуло поверх его краски. Но вместе с ним загорелась и Мерси. Девушка-репликант закричала, когда пламя охватило ее рубашку и локоны. Пожираемая огнем, она, размахивая руками, упала со спины логика. И, издав последний мучительный вопль, перевалилась через перила и упала в пропасть.

Габриэль, задыхаясь и шатаясь, поднялся на ноги и принялся выкрикивать имя Мерси. Лемон видела, как он медленно поднял пистолет, и мир застыл, когда он открыл огонь. Она вскрикнула, вытянув руку и беспомощно наблюдая, как два выстрела попадают Сайласу в грудь, а третий в живот. Старик вскрикнул и пошатнулся.

– Сайлас! – зарычал Крикет.

– Мистер Си!

Когда старик упал, Лемон выскочила из укрытия и опустилась на колени рядом с ним. Лицо Сайласа исказилось, изо рта потекла красная струйка. Одежда на его груди пропиталась кровью, ее руки стали липкими. Она зажимала ладонями ужасные раны, слезы катились по ее лицу.

– Мистер Си?

Старик мог только стонать, на его губах пузырилась кровь. Лемон отчаянно оглядывалась, ища что-нибудь, что могло помочь остановить кровотечение, что-нибудь, что могло облегчить страдания Сайласа.

– Кто-нибудь, помогите мне! – закричала она.

– Лемон, в укрытие! – взревел Крикет.

Большой бот и Фэйт снова кинулись в драку, стремясь окончательно уничтожить друг друга. Плечи Крикета и его левая рука все еще горели, но он, казалось, даже не замечал этого. Впав в ярость после того, как выстрелили в его хозяина, логик, словно дубиной, размахивал своей охваченной пламенем конечностью. Лемон схватила Сайласа за комбинезон и с покрасневшим от напряжения лицом потащила старика за двери. Руки у нее были красными, щеки – мокрыми от слез. Она искала хотя бы одеяло, хотя бы тряпку – что угодно, лишь бы остановить кровотечение.

Что угодно.

– Держитесь, мистер Си, – всхлипывала она. – Еще чуть-чуть.

– Прости, деточка, – задыхаясь, произнес он.

– Нет! Держитесь, черт подери! Все будет хорошо…

Старик взял ее окровавленную руку в свою и крепко сжал.

– Присматривай за нашей девочкой. А сейчас ей… н-нужна твоя помощь.

Лемон передернуло, когда она взглянула на драку между Фэйт и Крикетом, от которой содрогались пол и мост. Они бились как два домфайтера. Репликант была быстрее, но одной только массы Крикета было достаточно, чтобы держать ее на расстоянии. Фейт ускользала от мощных ударов логика, размахивая искривленным клинком и стараясь держать дистанцию в надежде, что ее брат присоединится к ней и сравняет силы.

Лемон повернулась обратно к Сайласу. Она была готова броситься на поиски аптечки – здесь должно было быть хоть что-то, что могло бы помочь. Но у нее перехватило дыхание, когда она увидела, что открытые глаза старика остекленели.

– …Мистер Си?

Она тряхнула его, но безжизненная рука Сайласа упала на пол, стукнув костяшками по металлу. Лемон снова тряхнула его, и горечь острыми когтями впилась ей в живот.

– Мистер Си?

Сайлас не отвечал. Он лежал безмолвно и неподвижно. Человек, который ее приютил. Человек, который дал ей крышу над головой, семью, ощущение, что ее любят и нуждаются в ней. Человек, который ни разу не потребовал благодарности. Слезы жгли ей лицо, из горла вырывались рыдания.

– …Дедушка?

Габриэль распрямил плечи и уже собирался было броситься к Фэйт, когда слева от себя заметил какое-то движение у перил. Повернувшись, он увидел, как Ана, задыхаясь, карабкается по выступу вентиляционной шахты, сжимая отмеченное синяками горло. Иезекииль карабкался рядом с ней, и его глаза сузились, когда он заметил, как Габриэль поднимает пистолет.

Иезекииль выкрикнул предупреждение и бросился на линию огня. Габриэль выстрелил. Две пули попали в цель, Ана завопила имя Иезекииля, но братья уже сплелись в драке, превратившись в рычащий клубок. Дымящийся пистолет отлетел в сторону, и репликанты вцепились в горло друг другу. Футболка Иезекииля порвалась, обнажив кровоточащие пулевые отверстия в груди и слот для монет, который Габриэль встроил ему в качестве напоминания о верности Ане.

– Предатель, – выплюнул Габриэль.

– Убийца, – парировал Иезекииль.

– Я такой, каким он меня создал…

Иезекииль зарычал и ударил брата головой о платформу.

– Ты винишь всех, кроме себя! – он закричал. – Монрову! Сайласа! Кого угодно! Но ты сам сделал этот выбор, Габриэль! Ты слышишь меня? Это на твоей совести!

Габриэль оскалился и ударил Иезекииля в грудь. Раненый репликант охнул от боли. Габриэль поднял Иезекииля и несколько раз стукнул его о сломанные перила. Сварные швы содрогнулись, и репликанты стиснули друг друга в объятиях ненависти всего в нескольких сантиметрах от края шахты. Лицо Габриэля исказилось от ярости, Иезекииль задыхался, но они продолжали яростно молотить друг друга, разбивая в кровь костяшки пальцев.

– Я такой, каким он меня создал!

Габриэль ударил Иезекииля по лицу.

– Я ТАКОЙ, КАКИМ ОН МЕНЯ СОЗДАЛ!

Габриэль снова швырнул Иезекииля на перила, Зик перевернулся и соскользнул с края. Но он успел протянуть руку и схватился за выступ, чтобы не упасть. Под ним зияла двухсотметровая шахта – после падения с такой высоты вряд ли выжил бы даже репликант. Габриэль поднял ботинок, чтобы наступить брату на пальцы и столкнуть его в пустоту.

Вдруг на затылок Габриэля обрушилось сломанное инвалидное кресло. Репликант пошатнулся, а Ана как следует размахнулась креслом и снова ударила его. Габриэль повернулся с презрительной усмешкой и отбросил Ану к перилам с другой стороны платформы. Потом сжал ее голову двумя руками и, зашипев от злости, начал выдавливать ей глаза большими пальцами.

– Поцелуй за меня своего отца, когда встретишься с ним в аду!

– Эй ты, ублюдок!

Фигура в ярко-розовом защитном костюме ударила Габриэля сзади, металлическая бейсбольная бита оглушила его электрическим разрядом в пятьсот киловатт, и репликант упал. Лемон вскарабкалась ему на грудь и занесла Экскалибур над его головой. Электричество затрещало, отражаясь в ее глазах, когда она снова опустила биту.

– Ты убил моего дедушку!

Экскалибур врезался в голову Габриэля, выпустив яркую молнию.

– Ты убил его!

Габриэль ударил ее по лицу, и она пошатнулась. Он вывернулся из-под нее, схватил за воротник и швырнул к стене. Ее защитный костюм порвался, как влажная салфетка, и Лемон рухнула на платформу. Габриэль схватил упавший пистолет, его окровавленное лицо исказилось от ярости. Сверкнув глазами, он поднял оружие.

Лемон смотрела прямо в дуло, но злость заглушала страх. Репликант спустил курок, и перед ней мелькнули одна, две, три вспышки. Она вскинула руки и зажмурилась, ожидая удара пуль. Но тут что-то с криком вылетело из мерцающего мрака и сильно толкнуло ее в грудь.

– Лемон!

Ана обняла свою лучшую подругу, закрывая собой от выстрелов Габриэля. Лемон почувствовала глухой удар. Ана ахнула, ее глаза расширились от шока. Они упали на платформу в тот самый момент, когда Иезекииль, держась окровавленными пальцами за выступ, выбрался из шахты. Увидев, как Ана падает, он бросился на своего брата, и оба репликанта врезались в сферу Мириад.

Габриэль засмеялся – по-настоящему засмеялся – когда они снова начали драться, царапая, молотя руками и сжимая горло друг другу, его губы искривились в улыбке безумца. Он ударил коленом в промежность Иезекииля и развернул его, схватив за шею. Вены на шее Иезекииля вздулись, глаза расширились, и раненый репликант принялся отбиваться от захвата, который мог сломать ему позвоночник. Габриэль надавил сильнее, и пальцы брата начали молотить по воздуху. Захрустели позвонки, затрещали сухожилия.

Габриэль поднял Иезекииля на ноги и развернул лицом к Лемон и Ане. Рыжая уже успела подняться, теперь она сжимала пустой пистолет Габриэля, а ее лицо заливали слезы. Но у ее ног лежала неподвижная Ана, забрызганная кровью, с тремя ранами в спине. Иезекииль сдавленно простонал, и его лицо исказилось в агонии.

– Нет…

Губы Габриэля коснулись уха Иезекииля, когда он прошептал:

– Ни у одного из нас не будет счастливого конца, брат.

Крик Иезекииля был глухим, полным боли. Стиснув зубы, он изо всех сил сопротивлялся захвату Габриэля. Не в силах справиться с давлением, болты, крепившие его протез к телу, заскрипели, кабели на спине натянулись до предела. Иезекииль повернулся и потащил Габриэля к выступу шахты. Под ужасный лязг металлических костей и звуков разрывающихся мышц Иезекииль наклонился и перекинул Габриэля через голову. С искрами, кабелями и кровью оторвав у Зика кибернетическую руку, Габриэль перелетел через перила и упал в шахту, издав страшный крик.

Фэйт все еще сражалась с Крикетом, изящно, словно ветер между каплями дождя, уклоняясь от его ударов. Ее изогнутый меч со свистом мелькал в воздухе, разбрызгивая в стороны гидравлическую жидкость.

– Жаль, мой маленький братик, что ты не такой быстрый, как я. – Девушка-репликант улыбнулась.

Только услышав крик Габриэля, она на секунду отвлеклась, оглянувшись через плечо. В ее обычно пустых серых глазах блеснул страх.

– Гейб?

И тут сверху на нее обрушились два громадных кулака, впечатав в пол. Крикет схватил ее за ноги и с силой швырнул обратно на мостик. Затем взвалил Фэйт на плечо и снова опустил. Брызнула кровь. Крикет продолжал молотить ее телом взад и вперед, разрывая кожу и кости Фэйт.

– Не!

Удар.

– Называй!

Удар.

– Меня!

– Маленьким!

Зарычав, Крикет отшвырнул Фэйт через всю платформу. Ее покалеченное тело врезалось в хромовую сферу Мириад, снова окрасив «Три истины» Габриэля свежей кровью, а затем отскочило и рухнуло вниз, на другую платформу.

– Ана!

Иезекииль упал на колени перед ее телом. Крикет бросился через мост и, увидев свою хозяйку в лужице крови, зашептал:

– О нет, нет…

Лемон выронила пистолет и присела рядом с Аной, поникнув, словно увядающий цветок. По ее лицу текли слезы, рука зависла над бездыханным телом подруги. Она не чувствовала ничего, кроме боли от утраты, сделавшей ее безмолвной. Лемон дрожала всем телом. Она смотрела в невидящие глаза Аны, а их мертвый дедушка лежал рядом, всего в нескольких метрах от них.

Ану убили из-за нее. Эта девушка была ей больше, чем другом. Больше, чем лучшей в мире подругой. Она была ее семьей. Лемон не рассказала ей правду и теперь никогда не сможет загладить свою вину. Никогда не узнает, простила бы ее Ана или нет. Это было так несправедливо – они столько сражались, и оказалось, лишь для того, чтобы потерять Сайласа и Ану.

Для чего все это было? Что все это значило?

– Это не может вот так закончиться, – проговорил Иезекииль. – Не может…

Лемон увидела слезы в его глазах. Ему, наверное, было очень тяжело. Два года искать девушку, которую любишь, и потерять ее навсегда всего через несколько дней после того, как она нашлась…

– Лемон, – тихо позвал ее Крикет. – Мы должны идти.

– …Что?

– Габриэль порвал твой защитный костюм. – Большой бот показал на зияющую в пластике дыру, разорванную репликантом. – Радиация убьет тебя.

Лемон, не желая ничего слушать, покачала головой.

– Мы не можем оставить ее вот так…

– Мне жаль, – сказал большой бот. – Мне очень жаль. Она была моей хозяйкой. Я был создан, чтобы защищать ее. Но я не могу позволить тебе оставаться здесь, Лемон. Я подчиняюсь Первому закону. Мы должны идти. – Он протянул свою огромную металлическую руку. – Прямо сейчас.

Лемон взглянула на Иезекииля. Репликант лишь покачал головой. Она снова посмотрела на свою лучшую подругу, и мир превратился в размытое, бесформенное пятно. Это было так несправедливо.

– Прости меня, Крутышка, – прошептала Лем, захлебываясь слезами. Она ощущала привкус соли, боли, пройденных километров, пыли и крови.

Девушка протянула дрожащие пальцы и закрыла глаза подруги.

– Прости меня…

Но тут глаза Аны снова открылись.

Лемон вскрикнула, отползая прочь. Ее крик отскочил от забрызганных кровью стен. Иезекииль ошарашенно наблюдал, как Ана пытается встать. Крикет с изумлением смотрел на девушку, которая, пошатываясь, поднялась на ноги и прижала руки к окровавленной груди. Лемон увидела пулевые ранения. А потом увидела ужас в глазах Аны, которая переводила взгляд с Лемон на Иезекииля и Крикета – каждый из них был потрясен так же, как и она.

– Ана? – выдохнул Иезекииль.

Девушка посмотрела на кровь на своих руках. Потом разорвала остатки своего защитного костюма и опустила глаза на дыры, проходившие сквозь ее сердце. Раны были рваные, звездообразные, блестящие. Но очень медленно…

Они заживали.