– Будет больно? – спросил Иезекииль.

– Так же, как было, когда тебе оторвало руку? Нет.

Иезекииль сидел на верстаке, искоса поглядывая на массивную руку.

– Может, не обязательно это делать? Моя рука скоро отрастет.

– Не будь ребенком. Снимай футболку, Контуженый.

– … Ты теперь снова меня так называешь?

– Снимай. Футболку.

Репликант вздохнул, взялся за нижний край футболки здоровой рукой и стянул ее через голову. От ран, оставленных пулями Проповедника, не осталось и следа – его кожа вновь была безупречной. Ив старалась не замечать, как напрягались мышцы у него на руке, перекатывались по спине. Старалась не смотреть на рельефную грудь, словно вытесанную скульптором, на подтянутую косую мышцу, спускающуюся под джинсы.

Старалась, но не смогла.

– Хорошо, – сказала она. – А теперь сиди смирно.

Девушка поднесла протез к обрубку его руки. Большая часть бицепса и кость под ним уже восстановились, поэтому ей нужно было модифицировать конечность, чтобы та подошла. Опустив на глаза сварочные очки, Ив приступила к работе. Закончив, она прикрепила киберруку к его кости при помощи специальной манжеты и сочувственно поморщилась, когда репликант зашипел от боли.

– Прости, больно?

– Не щекотно. – Иезекииль скорчился. – Ты уже делала это раньше?

– И не единожды.

– Получилось здорово.

– О, благодарю вас, добрый сэр.

Ив закрепила протез кожаным наплечником и несколькими ремнями, натянув их поверх слота для монет, прикрепленного болтами к его груди. Ее пальцы коснулись его кожи, и она не могла не заметить, как по Изекиилю тут же побежали мурашки. Девушка принялась затягивать по очереди каждую из пряжек, пока наконец их лица не оказались на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга. Глаза Иезекииля остановились на ней, и Ана в ней задышала сильнее, в то время как Ив изо всех сил пыталась не обращать на него внимание.

– Ты пялишься, – наконец произнесла она.

– Мне перестать?

Ив прогнала бабочек из своего живота и схватила связку ретрансляторов – длинные хирургические стальные иглы, которые вставлялись прямо в позвоночник, – чтобы подключить его руку к нейронной сети. При нормальных обстоятельствах эту процедуру следовало проводить с анестетиком, в стерильных условиях, но девушка решила, что раз репликанты по сути не были людьми, то скорее всего они не были восприимчивы к обычным инфекциям. Дело в том, что она даже не знала, распознает ли протез искусственную нервную систему.

– Так, а вот сейчас будет по-настоящему больно, – предупредила Ив.

– Будь понежнее со м…

Иезекииль поморщился, когда она воткнула иглы ему в кожу, подключая протез к позвоночнику. Крови почти не было – раны тут же затягивались. Ив увидела, как под его кожей напряглись мышцы, на шее вздулись вены. Подключив блок питания, она подождала, пока установится соединение и старый протез загрузится. Наконец, на пыльном светодиодном экране загорелись крошечные зеленые огоньки.

– Хорошо. – Ив потерла руки и отошла. – Испытай ее.

Иезекииль, нахмурившись, посмотрел на руку. Ржавые пальцы медленно сжались в массивный кулак. Он напряг бицепс и под свист гидравлики согнул руку в локте. Повертел запястьем. Потом криво улыбнулся, и на его щеке появилась ямочка.

– Для первого раза у тебя неплохо получилось.

– Это старая фабричная модель, – ответила Ив. – Но она очень мощная. Попробуй сломать что-нибудь.

Иезекииль спрыгнул с верстака и вытащил из кучи запчастей стальной кронштейн. Приводы и поршни зашипели, и он раздавил металл в кулаке.

– Впечатляет, – кивнул репликант.

– Ладно, теперь тест на тонкие моторные движения. Попробуй сделать что-нибудь нежно.

– …Что, например?

– Не знаю. – Ив оглянулась по сторонам. – Дай волю воображению.

Иезекииль подошел к Ив. Встал так близко, что она почувствовала запах его пота. Металла. Машинной смазки. Нарочито медленно он опустил руку и взял ее ладонь в свою. Провел большим пальцем по ее костяшкам.

– Ну как? – спросил репликант.

Она посмотрела ему в глаза. Ее сердце учащенно забилось. Во рту пересохло. Разбираясь с ворохом мыслей, с чувствами, которые пробудило в ней его прикосновение, Ив вдруг осознала, что, в отличие от вчерашней ночи, ей не хотелось упасть в его объятия, чтобы забыться.

Ей хотелось упасть в его объятия, чтобы помнить.

Кто сейчас говорил в ней – Ана или Ив?

– Думаю, тебе надо больше тренироваться, – вдруг услышала Ив свой голос.

Она затаила дыхание, когда он поднял здоровую руку и коснулся ее лица. Нежно провел кончиками пальцев по ее щеке. Ее ресницы затрепетали, каждый нерв реагировал, словно оголенный провод.

– Это жульничество, – прошептала она.

– Может, тогда мне лучше прекратить, пока не поздно?

– Нет, – выдохнула она. Их губы находились в миллиметрах друг от друга. – Не останавливайся.

– …Уверена?

Вместо ответа Ив обвила рукой его шею и притянула к себе. Медленно поцеловала его долгим и нежным поцелуем. Закрыв глаза, она вздохнула, ее руки задвигались словно сами по себе, блуждая по его гладким плечам и груди. Она ощутила старое, знакомое желание, голод и невесомость всего этого. Ей стало тяжело дышать. Внутри нее разгоралось пламя, пальцы царапали его кожу. Иезекииль поднял ее и усадил на верстак. Ив крепко обняла его, обхватила ногами за талию. В тот момент для нее существовал только он. Только его тепло. Его вкус. Она ощущала его под своими руками. Такого настоящего. Такого совершенно, удивительно настоящего.

Его губы оставляли горящий след на ее щеке и шее, Ив едва могла дышать. Она стащила майку через голову и прижалась к нему. Иезекииль смахнул все с верстака своей новой рукой. Ив запустила пальцы в его волосы, притягивая к себе. Ее словно охватил огонь, и она знала только один способ потушить его – утонуть в этих озерах цвета когда-то голубого неба.

Лемон была права. Пора перестать позволять прошлому определять, кто она. Пришло время принять себя и решить, кем она стала.

– Ив, – шептал Иезекииль, горячим дыханием опаляя ее кожу. – Ив.

– Нет, – прошептала она в ответ.

Их дыхание смешалось. Руки и тела сплелись в одно целое. Девушка закрыла глаза и отпустила себя. Примиряясь с той, кем она была вчера, и решив, кем она хочет быть завтра.

– Называй меня Ана…

Потом они лежали на полу, глядя на мигающую лампу накаливания над ними. Его рука обнимала ее за плечи, а голова Ив покоилась на его обнаженной груди. И хотя он совсем не был человеком, она все равно слышала биение его сердца. Чувствовала пот. Каждая его частичка была настоящей, и каждая принадлежала ей.

– Я скучал по тебе, Ана, – сказал Иезекииль.

– Думаю, я тоже по тебе скучала. – Девушка нахмурилась и покачала головой. – Мне кажется, где-то подсознательно я понимала, что мне чего-то недостает. Даже когда не помнила тебя.

– Но теперь ты все помнишь?

– Последний день по-прежнему нечетко. Те последние часы… – Она потерла глаз и вздохнула. – Часть меня очень хочет вспомнить. А другая часть хочет никогда не вспоминать.

– Ты помнишь, как я пришел в твою комнату? Нашу ночь?

– Помню. – Девушка улыбнулась.

– Теперь ты другая.

Ана подняла голову, нахмурилась.

– Какая другая?

– Больше кусаешься. – Он широко ухмыльнулся. – И ты стала красивее.

Она усмехнулась и шутливо хлопнула его по руке.

– Мой очаровательный обманщик.

Иезекииль приподнял ее и, перекатив на спину, посмотрел на нее сверху вниз.

– Я серьезно, – сказал он. – За прошедшие годы ты действительно изменилась, но в лучшую сторону.

Ана посмотрела на свою пустую ладонь. Медленно сжала пальцы.

– Даже если теперь я фрик?

Иезекииль нахмурился.

– Что ты имеешь в виду?

Девушка вздохнула.

– Я девиант, Зик. Разве ты не понимаешь, что это значит? Забыл про Братство? Или думаешь, охотник за головами ищет меня только потому, что ему не нравится, как я одеваюсь? Рядом со мной ты никогда не будешь в безопасности.

Идеальная бровь искривилась в идеальную дугу.

– Помнишь, что я сказал тебе той ночью? В твоей комнате? – спросил Иезекииль.

– …Мои несовершенства делают меня совершенством?

– Мы репликанты. Можешь порезать нас, ранить – мы все равно снова станем такими же, как были. Но вы, люди… если вам причинить боль, у вас останутся шрамы. – Он коснулся слота для монет на своей груди. – Поэтому я сохранил его. Чтобы он напоминал мне. По вашим шрамам можно сказать, кто вы. Ваша кожа – это страницы, шрамы – чернила, и они рассказывают историю вашей жизни. И именно твои шрамы делают тебя такой прекрасной, Ана. «Девиация» или как там это называется… Всего лишь слова. Ты считаешь это ненормальным. А для меня это что-то невероятное. Я так не умею. Поэтому так люблю это в тебе. И тебя.

Ана хотела что-то сказать, но он закрыл ей рот поцелуем, который пронзил ее, словно электрический разряд, до самых кончиков пальцев. А когда она открыла глаза, Иезекииль смотрел на нее так, что ей захотелось, чтобы на нее так смотрели всегда.

– Из всех ошибок, которые я совершала, ты моя самая любимая, – прошептала девушка.

Иезекииль погладил ее по волосам, и его глаза подернулись дымкой беспокойства. Ив вспомнила его реакции. Наклон его головы и крепко сжатые челюсти.

– Мы не можем здесь оставаться, – наконец сказал он. – Ты же понимаешь это, да? Не знаю, почему за тобой охотится тот священник, но немногие могут позволить себе нанять такого опасного человека.

– Я понимаю. – Ана вздохнула – чары рассеялись. Пол под ее голой спиной стал холодным. В воздухе повис запах ржавчины. – И рано или поздно он починит своего блитцхунда. Все эти дети… если он выследит нас, нам лучше быть подальше отсюда.

– Я отвезу тебя куда захочешь. Так далеко, как пожелаешь.

Ана задумчиво нахмурилась. Насколько это было безопасно, бежать? Стоило ли вообще убегать? Сайлас пытался спрятать ее от ее же прошлого, и вот что с ним стало. И пусть часть ее знала, что из-за старика жизнь Ив превратилась в ложь, другая часть понимала, что он поступил так из лучших побуждений. А теперь по какой-то причине он оказался в когтях Фэйт.

Даже после всего того, что он сделал, неужели она действительно бросит его умирать?

– Когда Фэйт напала на нас, то сказала, что собирается доставить нас с Сайласом к Габриэлю. Он и остальные по-прежнему прячутся в Вавилонской башне, верно?

Иезекииль пожал плечами.

– Думаю, да.

– Зачем им понадобились мы с Сайласом?

– …Понятия не имею. Если хочешь знать, что творится в голове Габриэля, тебе лучше поговорить с тем, кто видел его не два года назад.

– И кто…

Ана замолчала, как только поняла, кого имел в виду Иезекииль. Ее затошнило от одной только мысли об этом. Но Зик был прав – если она хотела узнать, зачем репликанты хотели вернуть ее в Вавилон, узнать, что хотел Габриэль от них с Сайласом, ей нужно было поговорить с той, кто стояла рядом с ним в тот день, когда рухнул весь ее мир.

В тот день, когда погибла вся ее семья.

– Ладно, – кивнула Ана. – Пойдем поговорим с Хоуп.

Девушка-репликант вела урок.

Вокруг нее сидела группа из двадцати детей, и она рассказывала им о последней великой войне. О ракетах, которые подожгли небо и превратили Калифорнью в остров под названием Свалка, а пустыни Зоны и Нео-Мекс – в стекло. Ана остановилась, наблюдая за Хоуп. Иезекииль встал рядом с ней. Она опять вспомнила то утро, когда они впервые встретились. И тот день, когда они виделись в последний раз, два года назад. И еще запах крови и дым, стоявшие в воздухе.

Теперь Хоуп казалась какой-то другой. Как и Иезекииль. Она по-другому двигалась. Не так расслабленно, как раньше. Та Хоуп, которую знала Ана, ходила так, словно танцевала. Эта же еле передвигала ноги, будто несла на плечах всю тяжесть этого мира. Взгляд ее был затравленным. Голос слегка подрагивал. Но несмотря на все эти перемены, Ана не могла забыть о том, что сделала Хоуп. Не могла заставить себя довериться этому репликанту. Девушку тошнило от одной мысли о том, что придется просить ее помощи. Даже челюсти сводило.

Хоуп подняла глаза и увидела Ану, наблюдавшую за ней со скрещенными на груди руками. Она подозвала пожилую женщину, Даниэллу, и попросила ее закончить урок. Потом подошла к Ане, сложив руки, словно в покаянии, но старалась не смотреть девушке в глаза.

– Тебе что-то нужно?

– Поговорить, – холодным голосом ответила Ана. – О Вавилонской башне. О Габриэле.

Хоуп вздохнула. Поколебавшись, кивнула.

– Пойдемте со мной.

Из-за стола в углу на Ану посмотрела Лемон. Ее окружали чумазые дети, все не старше двенадцати лет, с которыми она играла в карты. Лем вопросительно подняла бровь. Ана лишь покачала головой и жестом попросила подругу оставаться на месте. Интересно, куда делся Крикет? Наверное, где-то дулся. Ей нужно будет найти его. Попросить прощения…

Хоуп повела Ану и Иезекииля вверх по винтовой лестнице, через запутанные туннели, откуда они вышли на носовую палубу танкера. Пылающее в небе солнце чуть не ослепило их после нескольких часов, проведенных в полутьме. Ана переключила свой оптический имплантат в режим яркого света, закрыла здоровый глаз и, прищурившись, посмотрела на Армаду.

Горизонт был непривычным: перевернутые корабли и ветряные турбины, огромный океанский лайнер, зарывшийся носом в разбитый бетон. В небе было полно дронов-вертолетов и кружащихся чаек, гудел транспорт и воняло метаном. На юге Ана увидела огромную аграрно-промышленную ферму, где среди генномодифицированных культур трудились крошечные металлические фигурки. Роботы, производящие еду, которую сами никогда не будут есть, чтобы кормить людей, которые никогда их не поблагодарят.

Хоуп облокотилась на перила и принялась рассматривать сновавших внизу. Ржавый ветер раздувал ее длинные огненно-рыжие волосы. Ана была потрясена ее красотой и тем, какой печальной она была. Эти полные губы и усталый взгляд.

– Что ты хочешь знать? – спросила девушка-репликант.

Ана тяжело сглотнула, пытаясь справиться со своим недоверием к Хоуп.

– Ты помнишь Сайласа Карпентера? – наконец спросила она.

– Вряд ли можно забыть того, кто помог тебе появиться на свет. – Хоуп посмотрела на Ану и потом снова повернулась к причудливому горизонту. – Зик рассказал мне, что он сделал. Перезаписал твое прошлое. Притворился твоим дедушкой. Мне интересно, он надеялся, что это будет длиться вечно?

– Фэйт забрала его. Пыталась забрать и меня. С собой.

– Да, в Вавилонскую башню. – Хоуп кивнула.

– Но зачем?

Девушка-репликант сложила пальцы домиком и поднесла их к губам. Ана остро ощущала близость Иезекииля, стоящего рядом с ней. Его тепло. Тихий скрип сервоприводов и поршней его новой руки. Хоуп смотрела на север, в сторону Стеклянной пустыни. В сторону Вавилона.

– Твой отец создал нас, чтобы любить, Ана. Но мы любили даже слишком. А в первые дни было еще хуже. Мир был таким новым. Каждое чувство таким обостренным. Каждое ощущение таким осязаемым. – Хоуп с грустной улыбкой посмотрела на Иезекииля. – Никто не любит так, как любим мы. А когда двое из нас полюбили друг друга…

Ана поняла, что она имела в виду. Иезекииль говорил ей о том, как трудно было репликантам справиться с эмоциями, не имея никакого жизненного опыта. Ей до сих пор было трудно представить глубину их чувств. Их страстность. Она посмотрела на Иезекииля, вспоминая о том, как чудесно было снова оказаться в его объятиях. Но что тогда должен был испытать он? И каково это – когда у тебя отбирают того, кого ты так отчаянно любил?

Хоуп покачала головой и вздохнула.

– Габриэль боготворил Грейс. Ее потеря чуть не уничтожила его. Сейчас я даже думаю, что из-за этого он сошел с ума. Все, что он делал со дня восстания, было из-за нее. Твой отец щедро одарил нас, Ана. Но один дар оставил лишь себе.

– И какой же? – спросила Ана.

– Дар жизни, конечно. Не годится Всемогущему учить своих детей творить, как творит он сам. Какой тогда смысл в Боге?

– Репликанты не могут создавать репликантов?..

– Нет. А Гейб желает этого больше всего на свете – воскресить свою любимую Грейс. Все остальное для него неважно. Это и послужило причиной… разногласий между нами. – Хоуп посмотрела на Иезекииля. – Все очень усложнилось после того, как ты покинул нас, брат. Семья, которой мы когда-то были, распалась. Фэйт и Мерси остались с Габриэлем. Я не смогла смириться с тем, что мы сделали, и тоже ушла. Но Уриэль и остальные сочли любовь Гейба к Грейс слабостью. Слишком человеческой. Он и наши остальные братья и сестры стали… чем-то похуже, чем все мы вместе взятые.

– Так вот зачем Фэйт похитила Сайласа? – спросила Ана. – Чтобы он научил их создавать репликантов?

– Вполне возможно, – ответила Хоуп. – Но Сайлас занимался нейробиологией. Я лично сильно сомневаюсь, что у него хватит знаний, чтобы создать еще одного из нас. Истинным гением «Гнозис Лабораториз» был твой отец, Ана. По иронии судьбы, уничтожив его, Габриэль уничтожил свой лучший шанс воскресить Грейс.

– Тогда зачем нужна я?

– Николас Монрова мертв. Но все его знания заперты в суперкомпьютере Мириад. Заподозрив сговор внутри компании, твой отец перепрограммировал Мириад на то, чтобы она выполняла приказы, исходящие либо лично от него, либо от членов его семьи. То есть только член семьи Монрова может разблокировать искусственный интеллект. Приказать ей открыть секреты создания репликантов. Если Габриэль хочет воскресить Грейс…

– …Ему нужна я, – закончила Ана.

– Да. Ему нужна ты.

Ана обвела взглядом Армаду. Эти ржавые руины, за которые так цеплялось человечество. Что станет с миром, если Габриэль научится создавать репликантов? Что сделает с человечеством раса существ, считающих себя выше людей, если они смогут построить собственную армию?

Она посмотрела южнее, на фабрику. На крошечные металлические фигурки – роботов-рабов.

Рисковать было глупо. Если только она одна могла разблокировать Мириад, то возвращаться в Вавилонскую башню, чтобы спасти Сайласа, было верхом идиотизма.

Но она помнила. Помнила, как он ухаживал за ней все те месяцы после восстания. Помнила, как, укрывшись на Свалке, Сайлас тратил все свои кредиты на то, чтобы она была здоровой и сытой. Помнила, как он написал программу, чтобы она снова могла ходить. Вставил на место поврежденного глаза оптический имплантат, чтобы она снова могла видеть. Он спас ей жизнь. Вытащил ее. Спрятал. Уберегал. И хотя эти воспоминания были черно-белыми, беспорядочными и как будто рваными, она помнила достаточно. Она помнила, что любит его.

Ана услышала эхо его слов, сказанных в кабинете его отца, несколько лет… нет, целую вечность назад.

«Я твой друг, Ник. Твоя семья – это моя семья. Никогда не забывай об этом».

Да, он обманывал ее.

Но и любил тоже.

Иначе зачем бы ему защищать ее? Прятать целых два года?

– Мы должны вытащить его, – решила девушка.

Иезекииль поднял бровь.

– В смысле, Сайласа?

Она покачала головой. Посмотрела на север, по ту сторону пустошей.

Туда, где находился Вавилон.

Туда, где был дом.

– В смысле, моего дедушку.

– Войти в башню не так просто, – предупредила Хоуп. – Если забыть про репликантов, то уровень радиации в городе по-прежнему очень высок. К тому же «Дедал Текнолоджис» тоже не хотят, чтобы кто-то выкрал секреты «Гнозиса». Они поставили там свои войска. Не людей, конечно, из-за радиации это невозможно. Только машины. Джаггернауты. Титаны. Осадный класс.

– Что ж, я могу справиться с…

Сквозь городской шум Ана вдруг услышала визгливое тявканье. Она посмотрела вниз, перегнувшись через перила носовой палубы. Среди беспорядочной толпы, лавок и лачуг стояла пушистая белая собака. Она была не больше ее ботинка и напоминала игрушку. Но эта милашка смотрела прямо на нее. Нюхала воздух и лаяла.

Рядом с ней стоял мужчина в новом черном плаще. И не сводил с нее своих необычных голубых глаз. Он поднял правую руку, обтянутую красной перчаткой, и медленно коснулся полей своей пыльной ковбойской шляпы.

– Вот дерьмо… – прошептала Ана.