Меньшиков М.О. Письма к русской нации. М., 2005. С. 54.

См.: Булдаков В.П. Красная смута. Изд. 2-е, доп. М., 2010. С. 742. Еще один немецкий «заповедник» – Министерство почт и коммерции, где немцы в конце XIX в. занимали 62 % высших постов (в Военном министерстве тогда же – 46 %) (Там же). Министерство финансов возглавляли почти исключительно немцы: Е.Ф. Канкрин, П.Ф. Брок, М.Х. Рейтерн, С.А. Грейг, А.А. Абаза, Н.Х. Бунге, С.Ю. Витте, Э.Д. Плеске, П.Л. Барк. Естественно, что там заметно обилие германских фамилий (см.: Иванова Н.Н. Указ. соч. С. 55).

Михайловский Г.Н. Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства. 1914–1920. Кн. 1. М., 1993. С. 27–28.

Каппелер А. Указ. соч. С. 100.

Куликов С.В. Российские немцы в составе Императорского двора и высшей бюрократии: коллизия между конфессиональной и национальной идентичностями в начале XX в. // Немцы в государственности России. С. 60–61. Из 70 человек, являвшихся в 1905–1917 гг. членами Совета министров, немецкое происхождение имели 13 сановников, то есть более одной седьмой (Там же. С. 61).

Каппелер А. Указ. соч. С. 221.

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого: Правительство и общественность в царствование Николая II в изображении современника. М., 2000. С. 106.

Дмитриев М.А. Главы из воспоминаний моей жизни. М., 1998. С. 444.

Вигель Ф.Ф. Указ. соч. Кн. 1. С. 382.

Там же. С. 425, 480.

Там же. С. 537.

Там же. Кн. 2. С. 635.

Вигель Ф.Ф. Указ. соч. Кн. 1. С. 441.

Там же. Кн. 2. С. 798.

Там же. Кн. 1. С. 87.

Самарин Ю.Ф. Указ. соч. С. 540.

Там же. С. 542–543.

Самарин Ю.Ф. Указ. соч. С. 541. В письме М.П. Погодину Самарин утверждает, что в Остзейском крае все дышит «гордым презрением выжившего из ума учителя к переросшему ученику» (Нольде Б. Юрий Самарин и его время. М., 2003. С. 479).

Тютчев Ф.И. Указ. соч. Т. 5. С. 297–298.

Там же. Т. 6. С. 101.

Сборник РИО. Т. 73. С. 413.

Цит. по: Ширинянц А.А. Указ. соч. С. 203. Сравнение немцев с евреями в годы Первой мировой войны активно использовал в своей публицистике М.О. Меньшиков.

Там же. С. 242.

См.: Выскочков Л.В. Указ. соч. С. 257–258.

Переписка Александра Ивановича Тургенева с кн. Петром Андреевичем Вяземским. Т. 1. Пг., 1921. С. 71. Кстати, именно в этом письме помещено сатирическое стихотворение Вяземского «Русский бог», где есть такие строки: «Бог бродяжных иноземцев, / К нам зашедших за порог, / Бог в особенности немцев, / Вот он, вот он русский бог».

Братья Булгаковы. Переписка. Т. 1. М., 2010. С. 728.

Там же. Т. 3. С. 330.

Следует тем не менее заметить, что Лермонтов, предвосхищая Герцена, делает этнонимы «русский» и «немец» обозначением «хорошего» и «плохого»: «…его имя Вернер, но он русский. Что тут удивительного? Я знал одного Иванова, который был немец» (Лермонтов М.Ю. Соч. Т. 2. М., 1990. С. 516).

«Андрей Антонович фон Лембке принадлежал к тому фаворизованному (природой) племени, которого в России числится по календарю несколько сот тысяч и которое, может, и само не знает, что составляет в ней всею своею массой один строго организованный союз. И уж, разумеется, союз непредумышленный и не выдуманный, а существующий в целом племени сам по себе, без слов и без договору, как нечто нравственно-обязательное, и состоящий во взаимной поддержке всех членов этого племени одного другим всегда, везде и при каких бы то ни было обстоятельствах. <…> Андрей Антонович имел одного дядю инженер-подполковника, а другого булочника; но в высшую школу протерся и встретил в ней довольно подобных соплеменников» (Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 15 т. Т. 7. Л., 1990. С. 291).

В романе «Обойденные» (1865) один из персонажей говорит: «Они ведь, эти лифляндцы, знаете, не так, как мы русские; мы все едим друг друга да мараем, а они лесенкой <…> Один за другим цап-царап, цап-царап – и все наверху» (Лесков Н.С. Поли. собр. соч.: В 30 т. Т. 5. М., 1998). Большое место в наследии Лескова занимает и публицистика по остзейскому вопросу, недавно отдельно изданная: Лесков Н.С. Иродова работа. Русские картины, наблюдения, опыты и заметки. Историко-публицистические очерки по Прибалтийскому вопросу. 1882–1885 / Вступ. ст., сост., подготовка текстов и коммент. А.П. Дмитриева. СПб., 2010.

Цит. по: Бокова В.М. Эпоха тайных обществ. М., 2003. С. 595.

Цит. по: Декабристы и их время. М., 1951. С. 244. Любопытно, что и весьма консервативный М.А. Дмитриев подчеркивал немецкое происхождение Романовых, разумеется, с иных позиций: «…мы [Дмитриевы] происходим по прямой линии от Владимира Мономаха, и по мужской линии, а не по женской, как Романовы, мнимые родоначальники наших государей, которые совсем не Романовы, а происходят от голштинцев. <…> потомки немцев сидят на всероссийском престоле…» (Дмитриев М.А. Указ. соч. С. 24).

Либерал Ключевский в дневнике 1911 г. также акцентирует «немецкость» династии: «На Сенатской площади голштинцы живо почувствовали свое нравственное отчуждение от страны, куда занес их политический ветер, и они искали опоры в придворном кругу, в котором Николай старался напихать как можно больше немцев» (Ключевский В.О. Соч.: В 9 т. Т. 9. М., 1990. С. 362). Стоит заметить, что в аристократическом «Готском альманахе» Романовы действительно числились как Гольштейн-Готторп-Романовы.

Герцен А.И. Соч.: В 9 т. Т. 3. М., 1956. С. 420.

Герцен А.И. Соч.: В 9 т. Т. 3. С. 422–423.

Герцен А.И. Соч.: В 9 т. Т. 7. М., 1958. С. 263, 264.

Там же. С. 266.

Дельвиг А.И. Мои воспоминания. Т. 2. М., 1913. С. 122.

См.: Виграб Г.И. Указ. соч. С. 98.

Там же. С. 100.

Чтобы не быть голословным, В. Ген в своих заметках «О нравах русских» (1892) писал о том, что русские не способны к созидательному труду, что у них господствует изначальная склонность к разрушению; русская литература – сплошной плагиат; у Пушкина – «отсутствие нравственности и души», ему «недостает глубины мысли и прежде всего души чувства». Э. Брюгген (1885): «Взгляд на русское прошлое побуждает сомнения в способности этого народа к самостоятельному развитию». Т. Шиманн: «…творческая, регулирующая живительная сила культуры, свойственная другим племенам индогерманской расы, не присуща этому народу» и т. д. (См.: Духанов М.М. Указ. соч. С. 428–430).

См.: Рогов К. Указ. соч. С. 120.

Цит. по: Виграб Г.И. Указ. соч. С. 97.

Цит. по: Ламанский В.И. Ломоносов и Петербургская Академия наук. М., 1865. С. 2–3.

Там же. С. 4.

Там же. С. 6.

Лебедев ЕМ. Ломоносов. М., 1990. С. 134.

Подробнее см.: Лебедев Е.Н. Ломоносов. С. 453–468, 471–494. Один из оппонентов Ломоносова А.Л. Шлецер писал: «Русский Ломоносов был отъявленный ненавистник, даже преследователь всех нерусских» (Там же. С. 492).

Никитенко А.В. Дневник. Т. 1. М., 1955. С. 111, 112.

Там же. С. 116.

Никитенко А.В. Дневник. Т. 1. С. 407–408.

Там же. Т. 2. С. 413.

Там же. С. 460.

Никитенко А.В. Дневник. Т. 2. С. 498.

Там же. С. 503.

Там же. Т. 3. С. 162.

Никитенко записал о нем: «Ему <…> хочется <…> насолить немцам, которых он смертельно ненавидит…» (Там же. Т. 2. С. 502).

Современники воспринимали эти строки как завуалированный намек на современность. «Стихи хороши, только сильно направлены против немцев. Тут видно влияние Л[аманского]. Я заметил Майкову: “Вы бросаете перчатку немцам”» (Там же. С. 503). Тютчев прислал текст этого стихотворения А. Горчакову, что стало поводом для его цитировавшихся выше размышлений «по немецкому вопросу» (см.: Тютчев Ф.И. Указ. соч. Т. 6. С. 101, 456).

12 ноября 1880 г. в националистическом «Новом времени» А.С. Суворина появилась статья «Немцы-победители», завершавшаяся призывом: «Нам немцев довольно. Есть русские ученые, и если немцы крепко становятся особняком против русского ученого, то они делают это, конечно, для того, чтобы подать пример. Да последуем же этому примеру». Либеральный «Голос» (16 ноября) писал в том же духе: «Нужно постановить, что академиками могут быть только русские ученые. Зачем нам, русским, нерусские академики? <…> Они найдут себе места в германских ученых учреждениях. Пусть идут с Богом!» Бутлеров в аксаковской «Руси» в статье с характерным заголовком «Русская или только Императорская Академия наук в С.-Петербурге?» (1882) (название, скорее всего, придумано самим Аксаковым) писал об одном из менделеевских супостатов – Вильде: «Вильд, выписанный из-за границы в 1868 году, до сих пор не овладел русским языком настолько, чтобы в заседаниях можно было обращаться к нему с русской речью, рассчитывая быть понятым. Времени выучиться по-русски было достаточно, и если г. Вильд еще остается при своем незнании, то трудно не видеть в этом порядочной доли презрения с его стороны к званию, которое носит, и к нации, которой он служит». В издаваемом Сувориным журнале «Исторический вестник» в 1881 г. была опубликована специальная историческая статья Ф.И. Булгакова «Немецкая партия в русской Академии». Ф.М. Достоевский записал в связи с этим скандалом: «Проект Русской Вольной Академии Наук. По поводу отвергнутого Менделеева почему не завести нашим русским ученым своей Вольной Академии Наук (пожертвования)». Сам Менделеев в наброске статьи о ситуации в Академии, опубликованной только в 1966 г., отмечал, что «в современной Академии собралось много иностранцев, чуждых России» и что «принципы императорской Академии взяли верх над началами русской Академии». Весьма симптоматично, что Менделеев был персоной нон грата не только для академических «русских немцев», но и для правительственных «немецких русских». Сменивший Литке на посту президента Академии граф Д.А. Толстой, умирая в 1889 г., внушал ее непременному секретарю К.С. Веселовскому: «Только помни, Менделеева в Академию ни под каким видом…» Подробнее о «менделеевском инциденте» см.'.Дмитриев И.С. «Скучная история (о неизбрании Д.И. Менделеева в Императорскую академию наук в 1880 г.)» // Вопросы истории естествознания и техники. 2002. № 1–2. Оттуда взято и большинство приведенных выше цитат. Автор старательно отвергает толкование описываемого им эпизода как этноконфликта, всячески выгораживает академиков-немцев, но приводимая им фактура говорит сама за себя.

См. подробнее: Найт Н. Наука, империя и народность: Этнография в Русском географическом обществе, 1845–1855 // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. М., 2005. С. 159–166. Один из участников этого конфликта Д. Милютин в своих мемуарах описывает его как «войну с “немцами”», когда, «по всякому поводу, при каждом новом вопросе проявлялся антагонизм и велась борьба между двумя лагерями» (Милютин Д.А. Воспоминания 1843–1856. М., 2000. С. 139, 140).

Бодянский О.М. Указ. соч. С. 109. См. там же комментарии Т.А. Медовичевой – с. 271.

Герцен А.И. Указ. соч. Т. 4. М., 1956. С. 120–121.

Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1998. С. 126–127.

См. подробнее: Березкина С.В. Указ. соч.

Никитенко А.В. Указ. соч. Т. 3. С. 195.

Там же. С. 450.

Признания на сей счет нередко встречаются у остзейских публицистов. Некто Брашен (1880): «Да, мы не принимаем участия в духовной жизни русского народа» (цит. по: Виграб Г.И. Указ. соч. С. 98).

См.: Духанов М.М. Указ. соч. С. 17.

Зутис Я. Указ. соч. С. 112.

Там же. С. 152.

Цит. по: Выскочков Л.В. Указ. соч. С. 254.

Из писем К.С. Аксакову и М.П. Погодину. См.: Самарин Ю.Ф. Соч. Т. 12. М., 1911. С. 200; Нольде Б. Указ. соч. С. 479. Один из многочисленных примеров, приводимых Самариным: «У русского купца, живущего в Риге, производилось дело в Сенате; оттуда прислан был указ в губернское правление, разумеется, писанный по-русски. Узнав об этом, купец явился с просьбой сообщить ему решение Сената в копии, но ему отказали и объявили, что он должен заплатить несколько рублей за перевод с русского, родного языка просителя, на немецкий, которого он не понимал, и этому он должен был покориться» (Самарин Ю.Ф. Православие и народность. С. 595).

Современные исследования подтверждают выводы Самарина об ущемленном положении русских в Риге: там до 1877 г. избирательное право «отстраняло от участия в политической жизни всех не являвшихся немцами»; русские до того же периода «играли в жизни Риги лишь маргинальную роль. Узкой прослойке солидных купцов и лиц свободных профессий <…> было запрещено принимать участие в политической жизни города, и, за исключением некоторых высокопоставленных чиновников, этот небольшой круг не оказывал никакого влияния на культуру и общество Риги», по свидетельству современника, «чиновники не знали, что в городе имелись русские», даже в 1880 г., «в то время как немцы и латыши имели в своем распоряжении сотни союзов самого разнообразного толка, в рижской адресной книге <…> насчитывалось только 7 русских союзов, преследовавших почти исключительно благотворительные цели». И это при том, что русских вообще-то было не так уж мало: в 1867 г. – 25 % (немцев – 42 %, латышей – 24 %) (Хиршхаузен У. фон. Сословие, регион, нация и государство: Одновременность неодновременного в локальном пространстве Центральной Восточной Европы. Пример Риги 1860–1914 гг. // Российская империя в зарубежной историографии… С. 474–475, 488–489).

Чего стоит факт тайной насильственной высылки рижского епископа Иринарха в 1841 г. за то, что тот принимал прошения от латышских крестьян с просьбами о присоединении к православию, чему активно препятствовал генерал-губернатор барон Пален! (См.: Самарин Ю.Ф. Православие и народность. С. 634–636).

Самарин Ю.Ф. Православие и народность. С. 607.

См.: Нольде Б. Указ. соч. С. 56.

Андреева Н.С. Указ. соч. С. 64.

См.: Исаков С.Г. Остзейский вопрос в русской печати 1860-х гг. // Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 107. Тарту, 1961. С. 6. Н.С. Андреева ставит под сомнение это разделение на «партии», но никаких аргументов в пользу своей точки зрения не приводит (см.: Андреева Н.С. Указ. соч. С. 16–17).

Милютин Д.А. Воспоминания. 1865–1867. М., 2005. С. 498–499. О том же пишет в своих мемуарах главноуправляющий по делам печати Е.М. Феоктистов: «…государь как будто одобрял программу, выставленную национальной партией, но на деле не предпринимал ничего в ее духе и относился с полным доверием к таким людям, как Шувалов, Валуев и Тимашев, которые не хотели об этой программе и слышать» (Феоктистов Е.М. За кулисами политики и литературы // За кулисами политики. 1848–1914. М., 2001. С. 189).

Александр II, по свидетельствам современников, вообще отличался несколько даже экзальтированным германофильством: «…он <…> унаследовал от своего отца нежные чувства к прусскому царствующему дому и шел даже дальше его». Во время визита в Петербург германского императора Вильгельма I (с которым русский самодержец буквально мечтал встретиться) «среди всяких торжеств и празднеств происходил в честь его парад; [И.В.] Гурко рассказывал мне, что когда появились верхом оба государя, то Вильгельм пришпорил коня, быстро понесся вперед, стал во главе полка своего имени и салютовал приближавшемуся Александру Николаевичу. “Надо было видеть выражение лица нашего государя, – говорил Гурко, – это было какое-то неизречимое блаженство; кажется, ему хотелось бы воскликнуть: ныне ты отпущаещи раба твоего с миром”» (Феоктистов Е.М. Указ. соч. С. 79, 81).

См.: Зутис Я. Указ. соч. С. 207–208.

В первые дни своего пребывания в Риге в качестве остзейского губернатора Шувалов выступил перед немцами с речью на немецком языке и демонстративно отказался принять участие в обеде, устроенном для него русскими купцами (см.: Духанов М.М. Указ. соч. С. 48). Близкий ко двору адъютант великого князя Константина Николаевича А.А. Киреев рассказывает в своем дневнике (декабрь 1869 г.) о том, как Шувалов на заседании Комитета министров резко выступил (сославшись на мнение императора) против увлечения «ультрарусскими тенденциями», в связи с уставом одной из железных дорог, в котором было записано, что там могут служить «только лица русского происхождения». В качестве главного аргумента против этого пункта шеф жандармов выдвинул следующий: «Немцы этим недовольны». Когда ему объяснили, что данный пункт направлен против поляков и немцев не подразумевает, Шувалов «закусил немного язык, однако потребовал, чтобы дело было отложено, чтобы это затруднение было представлено на усмотрение барона Палена [возможно, имеется в виду министр юстиции граф К.А. Пален], и что ежели он будет доволен этим объяснением, то оставить дело без последствий…» (Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ). Ф. 126. К. 6. Л. 31).

Валуев, еще только начинавший столичную карьеру, записал в дневнике (1857): «Сильны немцы в Петербурге» (Духанов М.М. Указ, соч. С. 45). Феоктистов вспоминает, что министр народного просвещения Д.А. Толстой в своей деятельности «старался игнорировать Прибалтийский край по той причине, что не хотел восстановить против себя сильную при дворе немецкую партию <…> объехав почти всю Россию для осмотра учебных заведений, он ни разу не заглянул в Остзейские губернии» (Феоктистов Е.М. Указ. соч. С. 125).

Шувалов подтверждает это в своем патетическом обращении к барону Г. Лилиенфельду (1870): «Вы вправе на долгое время сохранить историческую славу Ваших провинций как арены битв по вопросам высшей политики, находясь в состоянии борьбы против демократических и анархистских партий, консервативная партия России поддерживает Вас ради укрепления своих позиций» (цит. по: Духанов М.М. Указ. соч. С. 456). Характерно сочувствие к «немецкой аристократии» и такого последовательного традиционалиста, как К.Н. Леонтьев. См. его статью «Наши окраины» (1882) (Леонтьев К.Н. Указ. соч. Т. 8. Кн. 1. СПб., 2007. С. 36–42).

Исаков С.Г. Указ. соч. С. 77.

Вообще, с самого начала кампании цензура постоянно одергивала русские газеты. Так, в 1868 г. по требованию Тимашева (инициированному императором) московский генерал-губернатор В.А. Долгоруков вызвал «на ковер» Аксакова и Каткова. О состоявшемся разговоре Аксаков написал Самарину: «Князь неоднократно повторял, видимо, только что привезенное из Петербурга внушение: и очень ведь все эти бароны там сердятся…” Распространился здесь и действительно слух, будто служащие бароны грозят выйти в отставку и эта угроза (которую они никогда не исполнят) очень смущает в Петербурге» (Исаков С.Г. Указ. соч. С. 157).

Духанов ММ. Указ. соч. С. 212–214. Характерна программа остзейского генерал-губернатора в 1867–1870 гг. П.П. Альбединского: «Оставляя в различных преобразованиях исторически сложившиеся особенности этого края, сообразно со степенью их общего назначения, сохраняя в силе частное гражданское право этих губерний, не касаясь ни языка, ни религии, ни национальности жителей прибалтийских губерний, равно поземельных между ними отношений, правительство не должно, однако, связывать себя в дальнейших предначератаниях» (Там же. С. 214). О чем, казалось бы, еще можно мечтать остзейцам?

Миллер А.И. Империя Романовых и национализм. М., 2006. С. 35–36.

Сам Манассеин и многие другие члены его комиссии были сторонниками «национальной партии» и находились под влиянием славянофильских идей (см.: Андреева Н.С. Указ. соч. С. 71–72).

Андреева Н.С. Указ. соч. С. 73. Никакого желания «слиться» с русскими бароны все так же не обнаруживали. Эстляндский губернатор в 1902–1905 гг. А.В. Бельгард вспоминал их «очень большой снобизм» «не только по отношению к эстонцам, которые по-прежнему считались низшей расой, но и по отношению к русскому чиновничеству. Для губернатора делалось, конечно, исключение, но почти с оговоркой: “Вы, конечно, – другое дело, но со всеми остальными мы не имеем ничего общего”. <…> Об отношении местного дворянства к русскому купечеству и православному духовенству, конечно, и говорить не приходится…» (Бельгард А.В. Воспоминания. М., 2009. С. 54).

При вступлении на престол Николай амнистировал около двухсот пасторов, привлеченных к уголовной ответственности за незаконное окормление православных эстонцев и латышей (см.: Андреева Н.С. Указ. соч. С. 103).

Там же. С. 109.

Андреева Н.С. Указ. соч. С. 84.

Там же. С. 99–100. «Процент рабочих и крестьян среди прибалтийских немцев был незначителен. <…> Фактически эти две социальные группы в среде остзейцев отсутствовали» (Там же. С. 79). Любопытно, что планы о переселении в Прибалтику немецких крестьян-колонистов обсуждались и раньше, в 1860–1870-х гг., но тогда классовый эгоизм баронов победил идею немецкого единства, они предпочли эксплуатировать гораздо более дешевый труд латышей и эстонцев (см.: Духанов М.М. Указ. соч. С. 405).

Андреева Н.С. Указ. соч. С. 110.

Там же. С. 262.

Бельгард А.В. Указ. соч. С. 52–53.

В 1796 г. немцев в России проживало 262 тыс. человек (0,8 % населения страны), в 1860 – 840 тыс. (1,7 %), в 1917 – 2 млн 448,5 тыс. (1,4 %) (см.: Кабузан В.М. Немецкоязычное население в Российской империи и СССР в XVIII–XX веках. М., 2003. С. 37, 72).

Он цитирует некое прошение, подписанное 58 украинскими крестьянами: «Немцы окружили нас со всех сторон, забрали наши сенокосы и пастбища, стеснили нас и всех жителей до крайности; скот наш не имеет выпаса, и мы сами, коренные жители, не имеем свободного проезда и прохода, ибо все старые дороги перегорожены немцами, а если кто проходит через их землю, то немцы бьют и убивают даже до смерти. Так они перебили массу скота (приведены цифры [примеч. Велицына]), а также убили одного нашего односельчанина (приведено имя [примеч. Велицына]) – кроме сего почти ежедневно нападают на нас толпой и наносят личные обиды, калечат скот и угнетают и всячески разоряют нас. Что нам делать, где искать защиты и справедливости, мы уже не знаем» (Велицын А.А. Немцы в России. СПб., 1893. С. 24).

В одном из официальных документов 1810 г. говорилось, что семья колонистов при своем водворении «стоит казне слишком 5000 руб., тогда как крестьяне, природные подданные <…> никакой ссуды не имеют» (Там же. С. 110).

«…Ассимиляционные процессы среди немецкого колонистского населения не получили распространения» (Кабузан В.М. Указ. соч. С. 65). См. также: Костюк М.П. Колонисты Волыни: адаптация в инонациональной среде и взаимоотношения с окружающим социумом (XIX – начало XX вв.) // Российское государство, общество и этнические немцы: основные этапы и характер взаимоотношений (XVIII–XXI вв.). М., 2007.: «Анализ архивных источников по истории немецкой колонизации на Волыни дает основания считать, что основной формой адаптации немцев-колонистов данного региона, по сравнению с другими местностями компактного проживания российских немцев, был именно изоляционизм. Не случайно, очевидно, в 1887 году попечитель Киевского учебного округа, лично посетив целый ряд немецких колоний Волынской губернии, составил довольно объемный отчет, в котором среди прочего имеется такая характеристика: «Немцы на Волыни представляют собой изолированную массу от окружающего украинского населения, которая, сплотившись кучками в колониях, образует из себя одно неразрывно целое по вере, языку, общественному строю жизни, традициям, симпатиям и антипатиям и что все вместе взятое, несомненно, выделяет этих пришельцев в особую национальность с сильным духом и могучим характером». Небезосновательно, очевидно, и в отчете волынского губернатора за 1911 г. подчеркивалось, что немецкие колонисты «даже через 50 лет остаются обособленными от массы коренного населения Волыни» (с. 100).

См.: Деннингхаус В. Русские немцы: Общественные настроения в Поволжье в период Первой мировой войны // Военно-исторические исследования в Поволжье. Вып. 7. Саратов, 2006; Вибе 27.27. Немецкие колонии в Сибири: Социально-экономический аспект. Омск, 2007.

В 1890 г. они составляли до 20,1 % основателей кампаний и 19,3 % их управляющих (см.: Булдаков В.П. Указ. соч. С. 742).

Соловей Т.Д., Соловей В.Д. Несостоявшаяся революция. Исторические смыслы русского национализма. М., 2009. С. 138–139, 150, 152, 155. Ср.: Кабузан В.М. Указ. соч. С. 72.

См. подробнее: Оболенская С.В. Образ немца в русской народной культуре XVIII–XIX вв. // Одиссей. Человек в истории. М., 1991.

Несколько примеров этой пропаганды. В.В. Розанов в «Новом времени» (сентябрь 1914 г.): «Поистине, Петроград и Россия – какая-то колония для Германии, колония богатейшая естественными произведениями, но безлюдная в смысле культурного элемента, – и вот немцы посылают своих “молодцов” сюда, младших сыновей патриархальных семейств, “обучать уму-разуму русских” и извлекать выгоды из богатой “первобытной страны”. Но молодцы не обучают, потому что какая же им выгода обучать? Чем темнее и невежественнее Россия, чем порочнее и пьянее русские – тем все это хлебнее и выгоднее для немца» (Розанов В.В. Последние листья. М., 2000. С. 305).

Еще круче у коллеги Розанова по «Новому времени» М.О. Меньшикова (декабрь 1914 г.): «Лояльность некоторых немцев, вообще говоря, не есть заслуга: это долг, столь же обязательный, как налоги. Какой-нибудь исключительной, неоценимой пользы я не вижу от лояльности той или другой группы подданных, а вижу несомненный вред, когда за лояльность одного Шмидта прячется предательство целой кучи Миллеров и Шиллеров. <…> Чуть не двести лет в отношении немцев мы дремали, завороженные безграничным к ним доверием, но тяжкий гром Божий заставляет нас проснуться. С ужасом и негодованием мы всматриваемся в напавших на нас разбойников и между ними узнаем многих, многих, которые прикидывались друзьями нашими, нашими земляками, верными слугами России. Разве не из прибалтийских немцев вышли самые яростные клеветники на Россию, поджигавшие немецкий народ к войне с нами? <…> Как бы ни окончилась война, – доверию русскому к немцам пришел конец. <…> Пусть немецкие колонисты, осквернившие законы гостеприимства подлою враждой и изменой, убираются вон из России. <…> Хорошо сделали бы и остальные немцы, бесчисленные промышленники и торговцы, если бы понемногу очистили Россию от своего присутствия.

Пусть между ними есть честные и невраждебные России, но кто же их разберет? Какой-нибудь ощутимой нужды в немцах, даже честных и невраждебных нам, не замечается. Немецкая культура, даже в ее полезных проявлениях, приносит в России серьезный вред, подавляя развитие русской культуры и предприимчивости. Как тут подняться русскому гению и русской энергии, если повсюду они натыкаются на захваченные немцами “лучшие позиции”? <…> Они у нас решительно всюду укореняются, как в враждебной стране, они окружают себя оборонительно-наступательной обстановкой против русской стихии, – и это одинаково – в науке, искусстве, государственной жизни, промышленности и торговли. Вместе с другими некоторыми инородцами немцы, видимо, хотят сделаться господствующим в России классом, обрекая великий коренной народ на один лишь зависимый и черный труд» (Меньшиков М.О. Письма к ближним. 1914 год. Пг., 1914. 785-786).

Заголовки передовиц «Голоса Москвы» 1915 г. говорят сами за себя: «Борьба с тайным влиянием немцев», «Мирные завоеватели», «Анонимное просачивание немцев», «Немецкое засилье в музыке» (о том, что 90 % всех армейских капельмейстеров – немцы), «Спрут, высасывающий соки всего мира», «Неуязвимость австро-немецких предприятий», «Отвергайте помощь врагов России», «Можно ли защищать немцев?» (последний вопрос обращен к адвокатам) и т. д. (см.: Айрапетов О.Р. Немецкий погром в Москве в июне 1915 г. в контексте боев на внешнем и внутреннем фронте // Русский сборник. Исследования по истории России. Т. 8. М., 2010. С. 116–118).

См.: Соболев И.Г. Борьба с «немецким засильем» в России в годы Первой мировой войны. СПб., 2004. С. 30–36.

Айрапетов О.Р. Указ. соч. С. 115.

См.: Деникин А.И. Путь русского офицера. М., 1990. С. 245–246.

Андреева Н.С. Указ. соч. С. 80.

Там же. С. 231.

Андреева Н.С. Указ. соч. С. 235.

Михайловский Г.Н. Указ. соч. С. 55–56.

См.: Соболев И.Г. Указ. соч. С. 77–83.

Там же. С. 121–122.

Михайловский Г.Н. Указ. соч. С. 69.

См.: Меленберг А.А. Указ. соч. С. 129; Куликов С.В. Указ. соч. С. 60. Бывший министр внутренних дел А.Н. Хвостов, один из вождей «антинемецкой партии» в правительстве на допросе в марте 1917 г. недобрым словом поминал «группу остзейского дворянства», представители которой «с малолетства получают придворные чины и высокие звания, которые получаются обыкновенно через двадцать-тридцать лет службы» (цит. по: Куликов С.В. Указ. соч. С. 72). Заступницей остзейского дворянства была императрица Александра Федоровна, «она болезненно реагировала на его преследования со стороны Ставки и в письмах к супругу не раз просила побудить великого князя Николая Николаевича прекратить гонения на прибалтийско-немецкое высшее сословие» (Андреева Н.С. Указ. соч. С. 229).

Куликов С.В. Указ. соч. С. 69.

Там же. С. 70. В 1916 г. С. Сазонов в ходе заседания Совета министров, реагируя на требования устранить из госаппарата «лиц немецкого происхождения», завил, что это «равнялось бы тому, чтобы [половину?] служилой России устранить» (Там же. С. 72).