Лучик солнца, проникший через щель в занавеске, пощекотал мой нос и, поигравшись с ресницами, помог разлепить глаза после недолгой ночи без снов. Я потянулась за пультом, и меня поприветствовали ведущие программы новостей. Ничего нового: ставшие давно привычными протесты, забастовки и объявления часа общенациональной трансляции обращения президента, во время которых замирала музыка и затихали все другие голоса на радио и телевидении… убаюканная, я вновь задремала и окончательно проснулась во время презентации новой линии одежды, поступившей в продажу под брендовым названием «НиП», что нетрудно было расшифровать как «Национальная и Популярная». Представляла коллекцию женщина-дизайнер, основной достопримечательностью которой была длинная ровная челка, едва ли не переходящая сразу в ярко накрашенные губы внушительно-силиконовых размеров, что делало малозаметными остальные черты ее лица. Главным в бренде была цена: все предметы гардероба стоили не больше 100 песо вне зависимости от размера и артикула. Различия по цвету и фасону были минимальные, больше по цвету, чем по фасону, и это делало коллекцию похожей на униформу. Слоган в духе национал-популизма гласил: «Одежда для всех».

Одинаковые серые и черные брюки, клетчатые мужские рубашки, мельтешившие на экране, перенесли меня на мгновение в далекое детство со скудными по выбору и моногамными по расцветке текстильными изделиями советских универмагов. Спросонья ощущение дежавю было настолько реальным, что я бросила взгляд в зеркало шкафа-купе, чтобы разочарованно убедиться, что фантасмагорическая машина времени, вернувшая меня на тридцать пять лет назад, не убавила мне эти же годы и не превратила в школьницу с косичками. Все остальное, впрочем, сходилось до мелочей: и бравурная, полная лозунгов речь дамы с челкой, и низкое качество одежды, и даже ее явное несоответствие сезону: в разгар аргентинской зимы почему-то демонстрировали и предлагали покупать легкие, сшитые из тонких и дешевых тканей летние фасоны. О том, что на дворе второе десятилетие двадцать первого века, напоминали только губы дизайнерши. Хотелось закрыть глаза и проснуться заново. «Больше с утра телевизор не смотреть!» – мысленно приказала я себе и стала одеваться, наслаждаясь приятным соприкосновением с кожей моей собственной одежды, привезенной из мира ошеломляющего выбора и достойного качества.

А вечером прервался на самом интересном месте телесериал, осеклась на полуноте мелодия кумбии, и по всем каналам и радиостанциям страны закричал надрывно хриплый голос президента, лидера партии «Фронт за победу». Воззвание было, как и всегда, фронтовое: казалось, голос доносился с баррикад или из окопов на передовой, и призывы сражаться до победного с мультинациональными корпорациями, международным империализмом и олигархическим средним классом, погрязшим в коррупции, сливались в уже привычную для слуха истерику. Тем временем где-то у себя в уютной квартире престижного района Палермо шофер секретаря министра планирования государственных инвестиций аккуратно записывал в школьной тетради по каким числам и куда надо отвозить взятки по поручению босса. Наиболее часто повторяющимся маршрутом был домашний адрес президента… Эти тетрадки еще сыграют свою роль в будущем, а пока передача продолжалась перечислением современных достижений Аргентины. Одним из главных свершений недели был запуск производства «Одежды для всех»; ее продемонстрировал глава кабинета и, по непроверенным слухам, любовник президента. Фанатик спорта, рок-гитарист в прошлом, сибарит и лояльный чиновник полуулыбался на экране в демократической клетчатой рубашке и джинсах «НиП», поправляя свои давно не стриженные кудри. Закончилась трансляция весьма неожиданным и мистическим предупреждением президента о том, что, если с ней что-либо случится, искать виноватых надо будет… на севере. Да-да, так и сказала: «на севере», не указывая более точных координат, однако из предыдущего контекста было понятно, что речь идет не об оленях Северного Заполярья, а о ненавидящих ее Соединенных Штатах Америки, где, впрочем, мало кто знал, кто в Аргентине президент, поскольку большинство жителей США причисляли все страны южнее своей границы – к Мексике.

После этого телевизионного часа мне стало понятно, почему в провинции, за пределами столицы, запрещали продажу алкогольных напитков после девяти вечера, и народ спешил затовариться в китайских магазинчиках или крупных универсамах заблаговременно. Видимо, все прослушанное во время национальных президентских трансляций обретало логику после употребления излюбленного аргентинцами мальбека или во время его распития, но никак не на трезвую голову.

А к концу недели, когда не прошло еще и трех дней после репортажа с фронта борьбы с олигархами и победы над коррупцией, одного из правительственных чиновников-олигархов поймали перекидывающим мешки, туго набитые долларами, через стены католического монастыря. Это вся страна увидела своими глазами не в телевизионном сериале с названием «Богатые тоже прячут», а из тех же новостей. В предвыборном рвении обличить номенклатуру президента – а ночным грузчиком мешков с деньгами был не кто иной, как министр общественного строительства и жилищно-коммунального хозяйства, – оппозиционным журналистам повезло. А дело было так…

В захолустном городке Хенераль Родригес, сторож местной молокофермы, собирался на ночное дежурство. Он вышел из дому и прошел по единственной в городе и недавно заасфальтированной дороге мимо монастыря, который всего за несколько месяцев до случившегося обнесли плотным забором с колючей проволокой наверху и камерой наблюдения на воротах. Немногочисленные местные жители недоумевали по поводу мотивов столь строгих мер по охране богоугодного заведения, где обитали всего две монашки; обеим было прилично за восемьдесят, так что на честь непорочных сестер вряд ли кто собирался посягать. Увидев в сумерках человека, закидывающего тяжелые мешки внутрь монастыря, Иисус, так звали сторожа, был озадачен: «Не вор… мешки-то не выносит, а через забор бросает. Странно…» Решив не утруждать себя догадками и предположениями, Иисус позвонил в полицию, которая приехала на удивление быстро и задержала ночного Санта-Клауса с подарками для монашек. В мешках обнаружили 9 миллионов долларов, которые описали и сосчитали потом в комиссарии Хенераль Родригеса: восемь с половиной сырыми купюрами, еще влажно дышащими землей, из которой их выкопал министр в своем огороде, и еще полмиллиона ювелирными изделиями известных фирм. Предпочтение государственный чиновник отдавал фирме «Ролекс».

То, что было заснято видеокамерой, установленной всего лишь пару месяцев назад, при грамотном написании сценария можно было бы растянуть на телесериал в несколько сезонов. Но, как известно, зачастую жизнь предлагает сценарии вне конкуренции с самыми талантливыми и творческими фантазиями профессионалов. В реальности это выглядело так: в сумерках летней южной ночи человек, подъехавший на черном «шевроле», настойчиво стучал в ворота. Ожидая, пока ему откроют, он начал выгружать мешки из машины и перетаскивать их к воротам. Но престарелые монашки спали крепким девственным сном, они не слышали, ни как подъехала машина, ни как стучали в ворота. Наконец, сестра Инесс, старшая из двух, поднялась и, накинув халат, вышла во двор. К этому времени находчивый министр уже перебросил один мешок и чуть было не убил Божью невесту, перебрасывая второй. Сестра Инесс отворила ему и стала довольно шустро для своего возраста помогать перетаскивать оставшиеся мешки. За этим занятием их и застал местный полицейский, невыспавшийся и небритый, – кто же может угадать, когда настанет его момент славы, с фотографией на первых полосах газет, дотошными журналистами и неминуемым повышением по службе! Неудачливый министр попытался скрыться в монастыре, объясняя перепуганным монашкам, что полицейский хочет его ограбить – отнять деньги, которые он добровольно принес на пожертвование. Сонные старушки кивали и косились на пистолет, который высовывался из-под пиджака мецената, так стремившегося замолить свои грехи и отдать на восстановление храма Господня и прочие нужды огромное состояние.

Я сидела в компании друзей и так же, как все, хлопала глазами, запивая разворачивающийся детектив красным вином.

– Вот так… это вам не швейцарские банки и не виноградники в Тоскане. Третий мир… какой-то по-детски трогательный, с милыми монашками, ворочающими мешки с деньгами. Как непосредственно, – умилялись мы.

– Да-а… вышел мужик с девятью миллионами долларов и мушкетом ночью и не подумал, что совершает ошибку своей жизни. Надо ж было не в монастырь идти, к нерасторопным девам в годах… Вот если б в синагогу мешки побросал, все были бы в доле, и полиции не пришлось бы ночью отрываться от телевизоров и кофе с булочками.

В последующие дни появлялись различные версии случившегося, соревнующиеся между собой по их нарастающей абсурдности, Монашки, вызванные на допрос, клялись Богом (на что имели заслуженное жизнью право), что знать ничего не знали, и думали, что синьор министр привез пожертвование монастырскому приходу и благотворительные подарки в мешках. Сам министр понуро тупился в пол и признавался, что да, украл, но во имя святого дела. Не корысти ради. На отца Федора из «Двенадцати стульев» он похож не был. И на доброго русоволосого Робин Гуда тоже. Гладко выбритый, с породистым полным лицом и аккуратно зачесанными редеющими волосами, похож он был на миллион других служителей государственного аппарата: от коррумпированных членов кабинетов Старого Света до их коллег из новых миров, пользующихся более примитивными технологиями присвоения бюджетных денег.

Оппозиция ликовала: в предвыборный период – видеоролик чиновника с мешками денег, и не простого чиновника, а возглавляющего Министерство жилищно-коммунального хозяйства и строительства, правой руки министра государственного планирования и инвестиций. Да, это было большой удачей. Журналисты соревновались в острословии по поводу методов распределения инвестиций, а народ ждал продолжения расследования. Ни у кого не оставалось сомнений, что усатый министр планирования и инвестиций последует прямым ходом за своим коллегой и помощником. Однако этого не случилось, он и по сей день является депутатом национального Конгресса.

Аргентинская юстиция, как пациент с диагнозом синдрома рассеянного внимания, переключилась, вместе с общественным мнением, на что-то другое, потеряла фокус, захлебнулась в расследованиях, а потом наступили традиционные неприсутственные дни в суде, совпадающие со школьными каникулами, и все адвокаты ушли в двухнедельный отпуск. Когда весь этот громоздкий, косный аппарат правосудия вернулся к работе, произошло нечто более серьезное, что подвинуло дело о мешках с деньгами с первого плана и с первых полос газет. В ванной пентхауса с видом на эстуарий Рио-де-ла-Плата был найден федеральный судья в луже крови, рядом, на полу, лежал пистолет. Судья был убит накануне предъявления собранных им за последние десять лет документов, касающихся самого крупного в истории Аргентины террористического акта и наводящих на мысль о сговоре госпожи президента с исламскими экстремистами в отношении расследования этого дела.