Глава 13. Жизнь провинциальная

В январе, когда в Буэнос-Айресе раскаляется и плавится асфальт от жары и влажности, единственным преимуществом остается то, что город пустеет, по тротуарам можно кататься на роликах, а водителям новеньких и недешевых машин удается наконец насладиться ими и даже полихачить вместо того, чтобы стоять в бесконечных пробках. Не являясь ни любителем роликов, ни обладателем автомобиля, я под общим порывом уехать куда-то из влажной парилки, в которую превратился город, тоже засобиралась в путь, выбрав Кордобу, вторую по величине провинцию Аргентины, расположенную в центре страны. Дополнительным бонусом послужил ежегодный фестиваль фольклора, который проводится неподалеку от одноименной столицы Кордобы (в испанском написании: Córdoba, но русские справочники называют ее Кордова, причем, непонятно почему, поскольку ни одним из правил транслитерации этого не объяснить, так что впредь я буду называть эту провинцию правильно – так, как она звучит), в живописной долине реки Коскин. Мне даже удалось найти компаньонку для путешествия, пообещав высокой и крупной москвичке Оле, которая приехала в Аргентину танцевать танго и сетовала на малорослых партнеров в Буэнос-Айресе, что в Кордобе – все как на подбор гренадеры, как и ее любимый певец Хавьер, что вскружил Ольге голову, будучи с гастролями в Москве, и что сам Хавьер тоже будет на выступать на фестивале.

Хавьер – длинноногий и широкоплечий рослый красавец с крупными ровными зубами и длинными волосами, и как будто всего этого мало, редчайшего обаяния вокалист и руководитель созданного им оркестра, был воистину сексуальным символом и спутником триумфа танго по всему земному шару! Бывший рокер, преобразившийся в исполнителя танго в собственной аранжировке, он, казалось, вобрал в себя энергию гор и рек своей неповторимой провинции и излучал ее, зажигая зал и заряжая зрителей фейерверком жизнелюбия, что уже само по себе необычно для исполнителя танго. Помимо танго в его репертуаре были песни «квартето» (разновидности аргентинского фольклора, традиционного для провинции Кордоба), которыми он каждый раз завоевывал сердца местных слушателей. Когда он, подыгрывая себе на банджо и запрокидывая голову так, что его шикарные волосы водопадом играли в свете сценических прожекторов, пел: «Не говори мне нет… нет, нет, нет!!!» – на сцену летели футболки и даже лифчики, обладательницы которых таким образом наглядно пытались доказать, что они-то уж точно не скажут красавчику из Кордобы «нет»!

С Хавьером мы были знакомы с времен, предшествующих его бешеному успеху. Я брала у него интервью, как у руководителя современного оркестра, он приглашал меня на все свои шоу, и, пока музыканты собирали инструменты после концерта, мы тихо беседовали и он отвечал на все мои вопросы.

Пообещав его Ольге, я не лукавила и даже показала ей информацию в Интернете, что Хавьер и его группа – в составе участников фольклорного фестиваля. Этот аргумент убедил мою новую приятельницу отложить решительный танго-штурм милонг Буэнос-Айреса на несколько дней и разнообразить свою поездку в Аргентину новыми впечатлениями.

Когда уже были куплены билеты и забронирована гостиница, я случайно встретилась с Хавьером на улице, и в разговоре выяснилось, что в прессе была ошибка: его оркестр выступал на фестивале в прошлом году, а в этом они не участвуют. Поразмышляв над этимологическим рядом от «не сказать правды» до «солгать» и всем, что можно разместить посредине, я, органически не переносящая вранье в любом его проявлении, правду все же огласила, но уже в комфортном «мерседовском» автобусе с хорошим обслуживанием, где нам услужливо подносили неограниченное количество красного аргентинского вина в маленьких бутылочках. Это смягчило горечь разочарования моей спутницы. Кроме того, я ее убедила, что в Кордобе все мужчины такие, как Хавьер. И даже сама в это поверила, пока убеждала слегка расстроенную Ольгу в породистости мужского населения Кордобы, запивая свое красноречие мальбеком из Мендозы.

Еще на вокзале, в современном, недавно отстроенном терминале провинциальной столицы стало ясно, что мое легкомысленное заверение относительно кордобезцев, или кордобесов, как их прозвала Ольга, совсем не лишено почвы. Все попадавшиеся нам мужчины были очень красивы, – креольская кровь, смешавшись с другими европейскими кровями, блистала великолепными образцами генетики.

Мы шли по улицам, с любопытством разглядывая смешение архитектурных стилей, от колониального барокко до неоготики, классики и ар-деко. В центре города впечатляли кварталы епархии, выстроенной иезуитами в XVII веке, но не меньшее впечатление на нас производили представители местного населения, сотворенные во второй половине XX века. Ольга заметила, что мужчин на улицах в несколько раз больше, чем женщин, и это особенно бросалось в глаза после Буэнос-Айреса, где на одного мужчину приходится около шести охотниц-амазонок. Я была довольна, что не подвела подругу.

Обедать мы отправились в традиционный мясной ресторанчик, заполненный офисными сотрудниками в белых рубашках и галстуках, отличающихся от своих собратьев из любого современного бизнес-центра вольными прическами. Похоже, в Кордобе мужская мода на длинные волосы осталась с восьмидесятых годов надолго, если не навсегда.

– Все-таки ухоженные кудри, ниспадающие на твердые воротнички накрахмаленных рубашек, смотрятся намного экзотичнее и эротичнее, чем кудри какого-нибудь рок-музыканта, носящегося по сцене с гитарой наперевес и истекающего по́том, – отметила Ольга, отправляя в рот огромный кусок стейка.

При этом она закрыла глаза и застонала от удовольствия. Весь соседний столик, за которым сидели обладатели волос разной длины, уставился на нее, закрывшую от удовольствия глаза и раскачивавшуюся на высоком стуле.

– Извините, – скромно потупилась Ольга. – У нас в России такого мяса нет, – громко сказала она на испанском. – И мужчин таких тоже, – добавила уже потише на русском.

Стоит ли говорить, что за соседним столиком возникло оживление. Сначала оттуда посыпались ожидаемые и всегда предсказуемые вопросы о том, откуда мы именно и надолго ли в этих краях, а затем к нам за барную стойку перекочевал весь состав стола, позабыв о заканчивающемся обеденном перерыве. Подобно одесситам, славящимся юмором и умением рассказывать анекдоты, жители Кордобы известны всей Аргентине, как весельчаки и остряки, прототипы для комиков, копирующих их акцент в клубах и на сцене. «Забавно говорят, как в Рязани у нас, ну, или, как это называется? – Я вспоминала из своей диссертации по лингвистике диалектов. – Среднерусский говор жителей сельской местности с характерным безударным вокализмом. Очень похоже». Удивительно, как хранится в голове абсолютно бесполезная информация…

– «Заходит Ха-а-авьер в а-а-а-аптеку, – растягивая по-местному гласные, начинает шутку наш новый знакомый, подмигивая в сторону приятеля. – Есть ле-е-ейкопластырь те-е-елесного цвета?» – «И-и-изолента прода-а-ется в скобяной ла-авке за-а углом», – отвечают из-за прилавка.

Все смеются, включая Хавьера, которого зовут негром за его смуглость, как и всех других обладателей оливковой кожи и черных волос. Теперь его очередь, и он подхватывает эстафету шуток:

– В темном переулке грабитель девушке: «Давай телефон!» Она: «Ноль четыреста сорок три пятьсот тридцать семь девятьсот восемьдесят шесть».

Все смеются и уже переводят взгляд на следующего рассказчика.

– «Тёща дорогая, вы про реинкарнацию слышали?» – «Конечно, зятёк!» – «А кем бы вы хотели быть в следующей жизни?» – «Змеей». – «Нее, два раза одним и тем же нельзя!»

Закончив обед в веселой компании и напомнив шутникам, что им пора на работу, а нам еще на концерт надо собраться, мы разошлись, обещав случайным знакомым пообедать вместе до нашего отъезда. Ольга, работавшая брокером в московской биржевой компании, с трудом приходила в себя, не переставая сравнивать своих «родных» коллег по офису с нашими новыми знакомыми, которые в перерыве между шутками успели рассказать немного о себе, о своей работе, сколько им лет.

– Да-а, какие они тут расслабленные и выглядят поэтому все так молодо… потому что не парятся, – делает вывод москвичка.

Ну что на это возразить? Мы рождены в другом климате, во всех смыслах, где серьезность ворует у нас молодость, а долгие зимы скрывают солнце, так щедро брызжущее светом и жизненной энергией в Кордобе около 300 дней в году… тут и сравнение делать неуместно.

Пройдя по пешеходным улицам Кордобы, где за старинными массивными дверями расположились бутики современных дизайнеров одежды, ювелирных украшений и предметов интерьера, мы встретились с такой же привлекательной женской половиной населения этой прекрасной провинции, и Ольга укрепилась во мнении, что все дело в том, чтобы «не париться». От встреченных нами мужчин и женщин здесь веяло таким расслабленным спокойствием и наслаждением от жизни в каждом ее моментальном проявлении, какого не встретишь ни в одной столице.

Переночевав в гостинице после посещения фольклорной пеньи, концерта, в котором участвовали исполнители, приехавшие со всей страны, мы ели свежую выпечку за завтраком, возбужденные неправдоподобно вкусной сдобой и впечатлениями предыдущей ночи.

– Так не просто красивые, а еще и талантливые все. Какие голоса! – не переставала восклицать обычно скептично-ироничная Ольга. В Кордобе с ней происходили какие-то волшебные метаморфозы: зимняя русская бледность без боя и обычной красноты, предшествующей загару, сменилась бронзоватым цветом лица, на котором сияли глаза, отражавшие красоту гор, города и человеческую красоту, неожиданно для нее встреченную в далекой аргентинской провинции.

А через час мы уже были в очаровательном городке Ла Фальда, с загадочным замком-отелем «Эден», знаменитым своими историческими посетителями, в числе которых был Альберт Эйнштейн, а в числе любезно приглашенных – Адольф Гитлер, которому готовы были предоставить апартаменты «Эдена» в качестве убежища. Добраться до Ла Фальды Гитлеру не довелось, и он не увидел пронзительно-синего неба этого уголка Кордобы, не вдохнул целебного воздуха, насыщенного отрицательными ионами, благотворно влияющими на нервную систему, легкие и общее состояние здоровья. Зато добрался туда Альфредо, бывший продавец подержанных автомобилей из Буэнос-Айреса, а ныне разменявший шестой десяток лет владелец чуть ли не более половины всей недвижимости этого чудесного городка.

Мы встретились с ним, позвонив по объявлению о продаже виллы: просто очень хотелось посмотреть на белоснежную красавицу с голубыми карнизами и ставнями, ярко-оранжевой черепицей и захватывающими дух видами на долину Пуниша. Заинтересовав Альфредо как потенциальные инвесторы из Европы, мы проникли внутрь этого, казалось, парящего над землей здания с башенкой и прошлись по его полам из испанской плитки, заглянули во внутренний дворик, выложенный андалузской майоликой, и выглянули из окна верхнего этажа на укрытую утренним туманом, как одеялом, зеленую долину. Оценив наши с Ольгой не слишком сдерживаемые восторги, как, впрочем, украшения и телефон последнего поколения моей московской компаньонки, Альфредо, видимо, почуял аромат чернил, которыми по традиции подписывают купчую в Ла Фальде, перьевой ручкой, и пригласил нас на обед в один из лучших ресторанов города. Мы согласились.

Ресторан-гриль «Дон Хулио» встретил нас улыбчивыми официантками с внешностью и ростом топ-моделей и внушительным меню, которое, впрочем, не понадобилось. Альфредо попросил принести «все как обычно», и стол очень быстро заполнился яствами, как скатерть-самобранка. Все было отменного качества, мясо, которое, похоже, еще с утра бродило по окрестным лугам, можно было разрезать ложкой. Подкопченные овощи-гриль, деревенский бездрожжевой хлеб, маринованные баклажаны, расплавленный сыр проволета с душицей и непременное красное вино дополняли застолье, которое, несмотря на свою простоту, могло бы соперничать, учитывая качество блюд и продуктов, с тем, что предлагали рестораны, увенчанные мишленовскими звездами.

Альберто отломил кусочек мяса вилкой, не прибегая к помощи ножа, и положил его в рот, закрыл глаза и, покачивая головой, как при исполнении священного обряда, стал медленно жевать, вздыхая от удовольствия.

– Вот представьте, сколько людей так и не выберутся из муравейников больших городов. Каждый день они толкаются в метро, просиживают в пробках, съедают под вечер размороженный гамбургер с безвкусным гарниром… И я так жил в Буэнос-Айресе: семья, работа… зарабатывал много, а тратить боялся. Да что там говорить… разве можно сравнить? – И он мотнул головой в сторону гор и припаркованного у ресторана «мерседеса». – Все это благодаря жене, которая решила меня бросить и уйти к моему другу. Да, тогда казалось, что после этого удара в самый под дых уже не оправлюсь. А теперь думаю: Господи Боже, так бы и прожил век винтиком в адской урбанистической машине, ничего бы не понял.

В Кордобе, куда уехал Альфредо залечивать свое разбитое сердце и раненое достоинство, дела пошли как-то сразу. Целебный горный воздух, благоприятный климат, как в температурном режиме, так и в бизнесе, помогли ему быстро найти свою нишу в мутном омуте продаж недвижимости: он занялся переделом сельскохозяйственных участков и ферм с последующим выставлением их на рынок. Бывший менеджер автосалона и рогатый супруг превратился в солидного владельца многих значимых объектов. За два года ему удалось купить гостиницу, несколько соевых полей, два дома и ресторан. В его доме появилась хозяйка: вывезенная из нищеты поселка, расположенного вблизи основного шоссе провинции, девушка лет девятнадцати. Не закончившая даже средней школы, приглядывавшая за девятью братьями и сестрами, она обладала дикой красотой и грацией лесной лани или скорее рыси и таким же чутьем на добычу. Альфредо превратил ее жизнь в ту сказку, что она видела только по телевизору, выставленному на витрине единственного в их поселке магазина электроприборов. Замирая перед экраном, она смотрела на женщин из сериалов, которые жили в красивых домах и спали в кроватях таких огромных, что можно было лечь поперек. Когда Альфредо привел ее в первый раз к себе в дом, она легла поперек его королевской кровати, закрыла глаза и поняла, что Пресвятая Дева ее услышала: никогда больше она не будет спать на старом продавленном матрасе в комнатушке, заставленной двухъярусными кроватями для младших сестер.

Альфредо долго рассказывал нам о преимуществах жизни в Ла Фальде, одобряя наш выбор, – мы пообещали ему не затягивать с ответом и сообщить о своем решении сразу же по приезде в Буэнос-Айрес. Деньги, что мы предлагали ему за обед, он брать категорически отказался и даже обиделся, когда мы попытались настоять.

– Когда купите дом и переедете, на вареники меня пригласите с борщом, – проявил он осведомленность в русской кухне.

А потом, по дороге в гостиницу, он завез нас к себе. Мы зашли в просторный дом, из каждого окна которого открывались виды на горы, долину и озера, как иллюстрация к его рассказу об удавшейся жизни. Пока мы ходили по комнатам, разглядывая монументальный камин, облицованный зеленым малахитом с декоративными украшениями над ним, стильную мебель из красного дерева местной породы квебрахо-колорадо, бронзовые люстры, на хрустале которых поигрывало садящееся за сьерру солнце, за нами неотступно следили большие, широко расставленные карие глаза трофейной жены Альфредо, которая, поздоровавшись с нами при входе, осталась перебирать голубику для варенья на патио. Ее изящно вырезанный профиль и точеный силуэт на фоне лиловых гор и сочного синего неба Ла Фальды был самым лучшим украшением в доме Альфредо и в его жизни.