Как кошка Нача стала жертвой политического раскола
Нача получила свое имя в честь известной дивы Начи Гевары. Легендарная актриса, певица, эпатажный персонаж аргентинской жизни, стройная рыжеволосая Нача в свои 72 года еще фотографировалась в купальнике, продолжая оставаться секс-символом. Похожая на Гурченко осиной талией и нелегким звездным характером, она появлялась на публике в кокетливых беретах и безупречных по стилю нарядах в сопровождении молодых кавалеров, жила между Испанией и Аргентиной и была любимицей как публики, так и таблоидных журналистов.
Моя трехцветная кошка также имела все задатки дивы. Носила она мою фамилию: Гурина. Так ее и прозвали: Нача Гурина, делая по-испански ударение на втором слоге, что сразу вызывало ассоциацию у всех с любимицей аргентинцев – Геварой.
Начу любили все без исключения, даже те, кто страдал аллергией на кошек или был заядлым собачником. Ибо не любить Начу было просто невозможно. Она была верной секретаршей, не покидавшей свой пост во время моей работы, а когда у меня останавливались друзья, которые так же, как и я, работали дома, Нача по совместительству секретарствовала и у них. Располагалась она всегда рядом, внимательно следя за бегающими по клавишам пальцами и периодически сверяя: то ли выходит на экране? Иногда ее клонило в сон, но она с ним боролась: зевала, поднимая голову, но бдительности профессиональной не теряла. И только во время моего перерыва на обед или кофе она удалялась, чтобы размяться, залезть на крышу и прошвырнуться по карнизам.
Существо это было настолько милым, что мне никогда не приходилось волноваться, куда ее пристроить, если мне приходилось уезжать из Буэнос-Айреса. Не в пример другим кошкам, для которых переезд представляет собой самое большое зло и стресс, Нача привыкла путешествовать в машине, жить на океане в летнее время или гостить у моей подруги Алехандры, когда я не могла взять кошку с собой.
Алехандра, ее дочки и сын, а также жившая у них сиамская кошка души не чаяли в Наче. В первые дни кошки было повздорили на тему внимания двуногих обитателей квартиры, но Нача объяснила сопернице (не без шипения и выгибания спины), кто тут главный – а разве может дива ею не быть? – а потом приняла си-амку в подружки, позволяла ей следовать за собой, как тень, и даже спать рядом со своей дивной особой. И все были довольны, в доме воцарилась идиллия, а я была спокойна во времена моих разъездов по миру. По моему возвращению звучали упреки Алехандры: их нельзя разлучать! – дочки пускали слезу, сиамская подружка Начи тоже огорчалась и начинала скучать, когда я забирала свою кошку домой, но потом, до моих следующих поездок, все успокаивались.
Между тем времена стояли тревожные, и уезжать из Аргентины мне хотелось все чаще. Инфляция набирала обороты, устремляясь в заоблачно-запредельную высь, и была основной темой предвыборной кампании всех партий, представитель каждой из которых обещал покончить с этим злом, не объясняя доступно и внятно как. Действующее правительство, приведшее страну в весьма плачевное состояние, продолжало заигрывать с бедными массами, залезая все больше и больше в карман к среднему классу и увеличивая налоги производителям. Так, удержание от экспорта соевых продуктов в пользу государства составляло 35 процентов, которые шли на раздачу социальных планов, поддержку многодетных семей, а с ними и тех, кто просто не хотел работать. А таких было много, очень много. Оппозиция взывала к разуму аргентинцев и обещала работу всем, снижение налогов и возврат в мировое сообщество, от которого отрезало Аргентину правительство супружеской пары К. политикой протекционизма и запрета на импорт. Оппозицию представляла партия «Республиканское предложение» (Propuesta Republicana, PRO), свою кампанию она вела под желтыми воздушными шариками, которые взмывали в небо с трибун, откуда кандидаты от PRO объясняли уставшим гражданам, как они поменяют их жизнь к лучшему; звуки оптимистичной музыки и летящие ввысь шарики служили для создания атмосферы псевдопраздника. Находившаяся у власти партия «Фронт за победу» (Frente para la Victoria, FpV) тратила свой огромный бюджет на предвыборную кампанию на всех фронтах сразу, чтобы обеспечить ту самую победу из своего названия.
В эти непростые времена все труднее стало дотягивать до конца месяца и продолжать ходить на милонги. Люди искали дополнительные заработки. Или дополнительных спонсоров, как у кого получалось. Нашла такую, не слишком обременительную работу на стороне и моя подруга Алехандра, рыжеволосая и сексапильная танцовщица, всегда сидящая на милонге за столиком у двери в окружении подруг и поклонников, с непременной бутылкой шампанского в ведерке со льдом перед ними. Чтобы оплачивать элегантные наряды, зачастую пошитые ею же с мастерством и отменным вкусом модельера, денег за квартиру, полученную ей в наследство от матери и сдаваемую в аренду за доллары, стало катастрофически не хватать. Бывшая джаз-балерина, с великолепной пластикой поддерживаемого постоянными тренировками тела, родившего четырех детей, не могла рассчитывать вернуться на сцену после двадцатилетнего перерыва, да и возраст – за пятьдесят, что тщательно и успешно скрывалось, – не благоприятствовал этому. И тут подвернулась работа, вернувшая ей возможность восседать королевой на милонгах каждый раз в новых нарядах, гармонировавших с ее экзотической внешностью, рыжими волосами и смуглой кожей креолки. Помог брат, занимавший один из ключевых постов в национализированной авиакомпании «Аргентинские аэролинии», что славилась не только ненадежным сервисом, но и ультралевым руководством, лояльным правительству и щедро прикормленным им же.
Работа была совсем не сложной для образованной Алехандры; создав несколько профилей в различных социальных сетях, она приступила к выполнению служебных обязанностей с прилежностью перспективной сотрудницы, претендующей на быстрый карьерный рост.
В ее обязанности входило доводить до ума граждан, что правительство во главе с президентом неустанно заботится о всеобщем благополучии, в то время, как оппозиция, претендующая на власть в предстоящих выборах, представляет собой прямую угрозу их благосостоянию. Для этого она прилежно копировала с указанных ее руководством интернет-сайтов патриотические лозунги и статьи и вставляла их в свою ленту. Порой, суммируя прочитанное, она сама писала короткие, но броские обличения оппозиционерам, обвиняя их в планах саботажа экономики страны, предрекая неизбежность гиперинфляции в случае их победы (просто инфляцией аргентинцев запугать уже было нельзя); пугала рыночной экономикой с неизбежными массовыми увольнениями, плавающим курсом доллара и вытеснением отечественных товаров (отличительным признаком которых было то, что они ломались, прожив короткую жизнь) импортными. В арсенале Алехандры и ее коллег были также разоблачающие публикации о скандалах с офшорными счетами и другие сенсационные новости, касающиеся мэра города, основного кандидата в президенты, а для разрядки и развлечения она вставляла смешные комиксы, героями которых были представители всех оппозиционных партий.
Иногда Алехандра присутствовала на совещаниях с большим количеством сотрудников, где им объясняли современные тенденции и способы ведения мультимедийной пропаганды. В основном это были дистанционные планерки, и, покуривая тоненькую женскую сигаретку или попивая мате у себя дома, она быстро усваивала новый материал. Будучи творческим человеком во всем – она не только прекрасно танцевала и шила, но также рисовала и занималась дизайном интерьеров, – Алехандра быстро попала в струю. Она писала коротенькие заметки, умело подбирая материал, и добавляла свои, весьма остроумные комментарии к скачанным статьям. Все это не осталось незамеченным начальством. Размер ее доходов рос с количеством публикаций и количеством их просмотров, очень скоро Алехандра получила повышение и теперь уже сама консультировала вновь зачисленных сотрудников, объясняя им все то, чему научили ее. Бюджет у правительства был большой, каждый менеджер среднего звена, как Алехандра, имел в подчинении около пятисот человек, и как в других пирамидах сетевого маркетинга, заложенных еще незабвенным «Гербалайфом», они получали свой процент с каждого завербованного сотрудника, способного бойко строчить в социальных сетях.
Жизнь Алехандры налаживалась, работа много времени не занимала, она быстро управлялась за полтора часа, свободные между ужином и выходом на милонгу или на свидание. Количество кандидатов для свиданий тоже выросло, поскольку во всех профилях у Алехандры теперь было максимально разрешенное число контактов. С большинством из них она не была знакома, и периодически какой-нибудь симпатичный и симпатизирующий национал-популярной идее холостяк приглашал рыжеволосую красотку на ужин; таким образом, ее светская и личная жизнь были столь же оживленными, как и профессиональная.
Но наши с ней отношения не вписывались в ее взлет популярности; я порой комментировала содержание ее ленты, оперируя фактами и здравым смыслом, или просто вступала с ней в дискуссию при встрече, что вело к охлаждению нашей дружбы, и однажды она попросила меня и других неугодных ей комментаторов оставить наше мнение при себе. Сделала она это корректно, в личной переписке, и мы оставили в покое ее публикации, обличающие мировой империализм и критикующие чуждую Аргентине иностранную валюту. Квартиру между тем она сдавала, как и все аргентинцы, за доллары. Как-то в порыве откровения она рассказала мне с негодованием, что, сделав одолжение приятельнице, искавшей временное жилье, пока у нее в квартире проходил ремонт, и отказав американской туристке ради этого, она получила в качестве оплаты аргентинские песо. Алехандра была искренне возмущена такой выходкой, позабыв на время о глумлении над «чуждой валютой» в Твиттере и Фейсбуке; в этот момент зеленые бумажки казались ей «родными».
В стране росло напряжение предвыборной кампании. Партия PRO запускала желтые шарики и уверенно набирала процент поддерживающих ее программу. Телевизионные каналы соревновались по части передач, обвиняющих в коррупции всех участвующих в выборах сторон. На свет и внимание гражданам извлекались вопиющие факты, не всегда и не совсем проверенные, но их сенсационный характер за один день менял политическую расстановку сил. Американские горки побед и поражений баллотирующихся политиков, по результатам опросов общественного мнения, соревновались по части захватывания духа с реальными аттракционами Диснейленда. Улицы ощетинились рекламными щитами с портретами улыбающихся кандидатов, которые для этого исторического момента отбелили и выровняли зубы.
А у меня умерла мама… надо было срочно вылетать на похороны. Пережив первый шок от полученной новости, купив билет и покидав что-то наспех в чемодан, я вспомнила, что надо определить Начу к Алехандре, как всегда, это делала на время своих отъездов.
Я позвонила подруге и услышала вежливое соболезнование по поводу мамы.
– Я вылетаю завтра утром. Когда тебе привезти Начу?
Голос Алехандры казался очень далеким, но не из-за того, что она была на пляже в тот момент.
– А, ты в Марделе? А твои девочки дома? Я завезу тогда? С кормом и всеми причиндалами, как обычно…
В ответ я услышала тысячу причин, по которым у Але-хандры не было возможности держать мою кошку у себя дома, пока меня не будет; ни одну из них я не могла повторить, поскольку не улавливала смысл услышанного. Переспросила еще раз, думая, что от растерянности из-за случившегося просто не поняла ее. И вновь услышала многословный отказ без каких-либо конкретных причин.
Нача смотрела на меня круглыми желтыми глазами. На ее трехцветной спинке явно преобладали желтые полосы, доставшиеся от папы, рыжего кота, гулявшего по соседской крыше и заставшего ее породистую маму врасплох. В моем расстроенном, как музыкальный инструмент, мозгу нарушилась связь слов с их значениями и последствиями. Что это? В чем дело? В моих перечащих комментариях, подрывающих авторитетность ее публикаций? А как же двенадцать лет дружбы? Наши поездки в Кордобу? Наши выходы на свидания с двумя сеньорами, от которых мы удирали, как девчонки, на танцы? Наше поедание мяса в шумных компаниях и просто женские разговоры по душам?..
Я еще раз попыталась понять причины, по которым Нача теперь была не вхожа в дом Алехандры, но из обилия произнесенных в ответ слов, снова не смогла извлечь никакого смысла.
Нача смотрела на раскрытый чемодан и чуяла неладное.
– Ну что, зверь? – погладила я ее. – Вот и ты стала жертвой политического раскола… желтого у тебя в шерсти много… и родственники на оккупированной территории шарики пускали, да еще об этом потом в Фейсбуке рассказывали.
Другую причину мне было трудно найти. Нача впала в немилость из-за либеральных взглядов своей хозяйки, да… Слово «либерализм» было почти что таким же неприличным и практически ругательным, как и «неолиберализм» в котором обвиняли всех не согласных с правительством, повергшим страну в мировую изоляцию, экспроприировавшим нефтяные компании и авиалинии, запретившим свободную конвертацию валюты и ограничившим импорт продукции, включая столь необходимые медикаменты, до абсурдного минимума.
Нача ничего не знала о неолиберализме, она следила за мной тревожными глазами, и было видно, что проблемы нефтяных компаний, как и наши с Алехандрой их разночтения, ее не волновали. Волновало ее, где она будет переживать разлуку со мной. В дом к Алехандре и ее сиамской подружке нас так и не пустили, и Нача осталась в квартире одна, с редкими посещениями женщины, которой я заплатила за это. От обиды, тоски и полного несогласия с правящим режимом Нача разодрала новый диван в порыве оппозиционной ярости, и он по сей день напоминает мне о расколовшемся, как во времена гражданской войны, обществе: на правых и левых, на желтых и тех, кто без устали аплодирует каждому новому лозунгу и поднимает вверх два пальца в виде латинской «V» – жест победы, к которой ведет страну фронтовая правящая партия.
«Разделяй и властвуй» – придумали древние римляне. «И не забывай при этом про свой карман или закрытый счет на Каймановых островах, в панамском или швейцарском банке», – добавила к этому лозунгу аргентинская верхушка. А средний эшелон, находящийся близко к государственной кормушке, но далеко от цивилизованных методов отмывания денег, продолжал пользоваться старомодными способами захоронения столь непатриотичных долларов в собственных огородах или кирпичных стенах. И следующая история, абсурдная, но абсолютно правдивая, как раз и будет про огород.