Глава 40. Принимая решение 
     
     Госпожа ничего у меня не требовала. Даже ее намеки были столь тонки, что додумываться до всего приходилось самостоятельно. Через два дня после нашего разговора на крыше я спросил полковника, могу ли я повидаться с ней. Полковник ответил, что выяснит. Подозреваю, что он действовал по приказу, – иначе стал бы спорить. Прошел еще день; полковник явился, сказав, что Госпожа нашла время принять меня.
     Я закрыл чернильницу, очистил перо, встал.
     – Спасибо.
     Он странно на меня покосился.
     – Что-то не так?
     – Нет-нет. Только… 
     Я его понял.
     – Тоже не знаю. Но я уверен, что она хочет кое-что мне поручить.
     Полковник просиял. Этот довод был ему понятен.
     Обычная процедура. Когда я в очередной раз вступил в ее обиталище, Госпожа стояла у окна, открытого в сырые сумерки. Серый дождь, бурливые коричневые воды, налево едва различимы тени опасливо цепляющихся за высокий речной берег деревьев. Пейзаж сочился промозглым холодом. Очень знакомая картина.
     – Великая Скорбная река, – произнесла Госпожа. – В разливе. Она всегда в разливе, не так ли?
     Она поманила меня. Я подошел. Со времени моего последнего визита к обстановке добавился большой стол. На столешнице красовалась модель Курганья, выполненная с жуткой достоверностью – кажется, сейчас из казарм выбегут крошечные стражники.
     – Видишь? – спросила она.
     – Нет. Я почти не знаю тех мест, хотя был там дважды, – только город и казармы. Что я должен увидеть?
     – Реку. Твой друг Ворон, видимо, осознал ее значение. – Ее тонкий палец описал дугу далеко к востоку от речного русла, вгрызавшегося в гребень, на котором мы устроили тогда привал. – Во время моей победы при Арче река протекала здесь. На следующий год климат изменился. Постоянные разливы смещали русло сюда. Сегодня она гложет вот этот гребень. Я осматривала его лично – земля, в нем нет каменного остова. Он не продержится долго. Когда гребень смоет, река начнет подмывать курганы. Даже все заклятия Белой Розы не помешают ей срыть Великий курган. И с каждым фетишем, который унесет течением, моему супругу все легче будет выбираться. 
     Я хмыкнул:
     – Против природы не попрешь.
     – Ну почему же? Надо только предвидеть. Белая Роза не предусмотрела этого. И я тоже, когда попыталась связать его понадежнее. Теперь уже слишком поздно. Итак – ты собирался поговорить со мной?
     – Да. Я должен покинуть Башню.
     – Что ж. Тебе не надо было приходить ко мне. Ты свободен, можешь идти или остаться.
     – Я ухожу, потому что должен кое-что сделать. И тебе это отлично известно. Но пешком я не успею дойти вовремя, чтобы выполнить свое задание. И, скорее всего, сдохну по дороге. Я прошу перевезти меня.
     Госпожа улыбнулась, и улыбка ее была искренней, светлой, чуть иной, чем прежние.
     – Отлично. Я так и думала, что ты поймешь, где твое место. Когда ты будешь готов?
     – Через пять минут. И есть один вопрос. Ворон.
     – Его лечат в казармах Курганья. Пока мы ничем не можем ему помочь. Как только появится возможность, мы приложим все усилия. Достаточно?
     Не спорить же мне с ней.
     – Хорошо. Тебя перевезут. У тебя будет единственный в своем роде пилот. Сама Госпожа.
     – Я…
     – Я тоже раздумывала. Лучший для меня шаг – встретиться с твоей Белой Розой. Я отправляюсь с тобой.
     – Тебя сомнут, – выдавил я, похватав немного воздух ртом.
     – Нет, если не узнают. И не узнают, если им никто не скажет.
     Ну, в лицо ее и впрямь не признает никто. Я единственный из Отряда, кто видел ее и остался жив, чтобы этим хвастать. Но… Проклятие, этих «но» целая гора.
     – Если ты войдешь в безмагию, все твои заклятия спадут.
     – Нет. Не работают новые чары. Постоянные сохраняются.
     Я не понял ее и так и заявил.
     – При входе в безмагию спадет только мое очарование, потому что оно поддерживается активно. Но заклятие, которое изменяет и оставляет измененным, однако не работает в момент входа в безмагию, не спадет.
     На задворках моей памяти что-то зашевелилось. Я не мог отбросить назойливой мысли.
     – Если ты превратишься в лягушку и припрыгаешь в Крепость, то останешься лягушкой?
     – Если превращение было истинным, а не иллюзорным, – да.
     – Понимаю. – Я заложил эту мысль закладкой и решил позднее вволю побеспокоиться над ней.
     – Я стану твоей подобранной по дороге спутницей. Скажем, я помогла тебе раздобыть документы.
     Есть тут какой-то подвох. Или два. Не представлю, чтобы она доверила мне свою жизнь. Челюсть моя отпала.
     – Начинаешь понимать. – Она кивнула.
     – Ты слишком мне доверяешь.
     – Я знаю тебя лучше, чем ты сам. По твоим меркам, ты человек чести и достаточно циничен, чтобы признать существование меньшего зла. Мое Око видело тебя.
     Меня передернуло.
     Она не извинялась. Мы оба знали, что извинения были бы пустыми.
     – Ну? – спросила она.
     – Я никак не пойму, зачем это тебе. Это ведь бессмысленно.
     – Мир изменился. Раньше существовали два полюса – я и эта твоя крестьяночка. Война шла между нами. Но то, что шевелится теперь на севере, – это новый полюс. Продолжение линии, в которой я середина, или вершина треугольника. Я хочу сказать, что мой супруг намерен уничтожить как меня, так и твою Белую Розу. И я думаю, что нам с ней следует избавиться от общей угрозы, прежде чем…
     – Достаточно, я понял. Но Душечка вряд ли окажется так прагматична. Слишком много в ней ненависти.
     – Возможно. Но попробовать стоит. Поможешь?
     Побывав в нескольких шагах от древнего мрака, увидев шляющихся по Курганью призраков, – о да, я сделал бы все что угодно, чтобы тот жуткий дух не сбросил могильные оковы. Но как, как, как поверить ей?
     То ли она прочла мои мысли, как это у колдунов в обычае, то ли догадалась.
     – Я буду в пределах безмагии.
     – Да. Мне надо подумать, – Сколько угодно. Я пока не могу вылететь. Подозреваю, не успела принять все меры предосторожности против дворцового переворота.