Волны начали подниматься несколькими десятилетиями раньше, но время настоящего прилива настало в 1922 г., когда были опубликованы «Улисс» и «Бесплодная земля». В том же году в гостиной в Блумсбери впервые прошло музыкальное развлечение под названием «Фасад». Музыка была написана 20-летним композитором Уильямом Уолтоном на дадаистские стихи Эдит Ситуэлл, поэтессы и лидера английских эксцентриков. Она произносила свою роль в мегафон из-за кулис. Двадцать с лишним слушателей этого представления, проходившего в частном доме, пребывали после него либо в полном недоумении, либо в полном восторге. Его публичная премьера, состоявшаяся через год, была, как и следовало ожидать, встречена всеобщими насмешками.

И вот именно тогда, в период упомянутого смелого эксперимента, Осберт, младший брат Эдит, заказал еще одному участнику названной группы Морису Ламберту скульптурный портрет своей сестры. Ее отлитая из металла голова, немного меньше реального размера, в настоящее время хранится в Ренишо-Холле, фамильном особняке Ситуэллов в Дербишире, а копия – в Национальной портретной галерее в Лондоне. Голова овальной формы и небольшого размера, ее поддерживает удлиненная, слегка изогнутая шея. Модная в то время угловатая стрижка и острый нос придают произведению, возможно, вполне сознательное сходство с саксонским шлемом. Но любой намек на примитивизм компенсируется материалом, из которого сделано изображение – головы Эдит Ситуэлл отлиты из алюминия.

Никто из нынешнего поколения Ситуэллов, так же как и биограф Эдит, не знают, кому пришло в голову в качестве материала взять именно алюминий. Не знает этого и биограф Мориса и его брата-композитора Констана Ламберта.

Когда Морис Ламберт ваял голову Уолтона пару лет спустя, он сделал ее из гораздо более традиционной бронзы, из чего можно заключить, что алюминий, скорее всего, был идеей самой Эдит. Достаточно сказать, что выбор материала неумышленно отражал мнение большинства критиков о ее художественном проекте: они полагали, что он одновременно и слишком легковесен, и абсолютно неактуален.

В Британии нужно быть самым настоящим эксцентриком, чтобы разглядеть в алюминии хоть какие-то достоинства. Применение алюминию нашли нации с гораздо менее амбивалентным отношением к техническим новшествам. Пока британцы вели классовую войну со своим серебром, французы и американцы сделали из алюминия такие вещи, которые очень скоро были признаны символами прогресса и современности – к примеру, мебель Шарлотты Перьен и Чарльза Имза или Автодом и первые «ситроены 2CV». Алюминий обрывает связи с прошлым и приносит с собой новые надежды на невероятную мобильность и освобождение. Автобус «Грейхаунд» с символическим алюминиевым изображением бегущей борзой был создан французом, эмигрировавшим в Нью-Йорк быстро прославившимся промышленным дизайнером Раймондом Лоуи.

Задолго до того, как алюминий обрел популярность в широких массах, он пережил недолгий период величия и монаршего покровительства. Этот в настоящее время вездесущий материал – не менее важный для каждого из нас, чем сталь, и более бросающийся в глаза, чем какой-либо из известных с древности металлов – был получен в чистом виде лишь в 1820-е гг., и только в 1850-е гг. нашли способ получения его из руды, боксита, названного так в честь местности в Провансе Ле-Бо-Де-Прованс; на холме над городком до сих пор можно видеть приковывающие внимание своей ослепительной белизной остатки открытых разработок алюминиевой руды. Способ получения алюминия из руды был открыт в Париже Анри Сент-Клер Девилем. Он подразумевал нагревание соединений алюминия вместе с металлическим натрием, который сам по себе было довольно трудно получить, что делало алюминий страшно дорогим. Хотя сейчас в это трудно поверить, было время, когда алюминий называли новым драгоценным металлом и ставили его рядом с золотом и серебром. Дороговизна и экзотичность алюминия компенсировали низкую плотность и размытый блеск. Его обрабатывали и демонстрировали в соответствии с таким высоким статусом.

Девиль сделал свое открытие в очень удобный момент. Париж был взволнован слухами о новом «серебре из глины». Впервые Девиль представил горсть небольших слитков алюминия на Парижской всемирной выставке в 1855 г., чем вызвал восторг императора Наполеона III, который сразу же начал оказывать финансовую поддержку изысканиям химика. В то время металл оценивался в 3000 франков за килограмм, то есть в 12 раз дороже серебра. Однако подобная стоимость не только не охлаждала пыл ремесленников той поры, но, напротив, служила еще большим стимулом. Известный ювелир Кристофль заинтересовался новым материалом и изготовил несколько первых предметов посуды и драгоценностей из алюминия. Говорили, что на императорских банкетах лишь самые важные гости получали алюминиевые приборы, гостям помельче приходилось довольствоваться серебром и золотом. Сыну Наполеона – принцу Евгению, родившемуся в 1856 г., подарили алюминиевую погремушку – ясный сигнал того, что страна должна стремиться к прогрессу. Латунные орлы, венчавшие флагштоки императорской гвардии, были заменены на алюминиевые. Несмотря на то что ювелиры, подобно Кристофлю, использовали алюминий в первую очередь для украшений, так как его относили к числу драгоценных, Наполеон считал самым ценным качеством металла его легкость. Намек на многообещающее будущее можно увидеть в нескольких дошедших до нас вещах, изготовленных из алюминия в ту эпоху, например медалях и театральных биноклях. Но в пору кульминации Промышленной революции, когда чудеса техники творила сталь, неудивительно, что потенциал алюминия был признан совсем немногими.

В своей «Теории праздного класса» Торстейн Веблен выбирает алюминиевую и серебряную ложки в качестве иллюстрации утверждения, что полезность предметов, которые ценятся за красоту, «прежде всего зависит от дороговизны названных предметов». Веблен говорит скорее об общественной полезности, нежели функциональной. Смысл его слов состоит в том, что мы склонны ценить вещи более высоко в том случае, если знаем, что они дороги. В 1890-е гг., когда Веблен писал книгу и когда возникло выражение «престижные расходы», алюминий был уже относительно дешев. Алюминиевая ложка стоила от 10 до 20 центов, серебряная ложка – столько же долларов. Мы знаем, что более легкой алюминиевой ложкой легче и удобнее пользоваться, тем не менее мы предпочитаем серебряную ложку, потому что она «престижна». Незначительный вес, машинное производство и внешняя простота – вот те особенности, которые заставляют нас с презрением отказаться от алюминиевой ложки.

Однако в 1855 г. покровительство Наполеона III привело к прямо противоположным результатам. В течение очень недолгого времени в роскошных залах Лувра искусной обработке подвергался именно алюминий, его восхваляли за необычайную легкость, им восхищались за изысканную и таинственную бледность. Император, правда, не собирался надолго затягивать подобное положение дел. Его воображение захватила идея о том, что новый металл можно использовать для производства оружия и военного обмундирования, и в 1856 г. Французской Академии наук был представлен первый образец алюминиевого шлема. Собравшиеся там ученые мужи признали его вполне надежным и практичным и, что, возможно, не так существенно, довольно красивым. Но с большим сожалением они вынуждены были констатировать, что он слишком дорог. Пройдет около столетия, прежде чем сбудутся мечты Наполеона о превращении алюминия в практичный металл.

По словам Билла Брайсона в его «Краткой истории всего на свете», Конгресс Соединенных Штатов «был готов покрыть памятник Вашингтону блестящей алюминиевой фольгой, чтобы показать, какой процветающей и утонченной нацией мы стали». В конечном итоге монумент был увенчан алюминием, хотя сделали это без той символической подоплеки, о которой писал Брайсон. Процесс усовершенствования памятника занял довольно длительное время. Все началось еще в 1783 г., когда Конгресс одобрил решение создать конную статую генералу, благодаря которому страна обрела независимость. Шесть лет спустя Джордж Вашингтон стал первым президентом США и пробыл в данной должности восемь лет. Ко времени его смерти в 1799 г. город, названный его именем, уже мог похвастаться своим богатством. Росло здание Капитолия, первая жемчужина в ожерелье неоклассических храмов демократии, и возникла мысль, что необходимо создать нечто еще более величественное, чтобы почтить память отца нации. Первый камень в основание колоссального мраморного обелиска, который мы видим теперь в центре площади, был заложен в 1848 г. А завершен монумент был лишь в 1885 г.

Верхние 22 сантиметра самой высокой на тот момент конструкции, изготовленной человеческими руками, были сделаны в виде пирамиды из литого алюминия с вершиной, сравнимой с остро заточенным карандашом. Поначалу в качестве возможного материала для изготовления пирамиды рассматривались другие металлы: медь, бронза и латунь, которую потом предполагалось покрыть платиной. Полковник Томас Кейси из инженерных войск армии США предложил алюминий «из-за его белого цвета и высокой вероятности того, что его полированная поверхность не потемнеет от воздействия воздуха». Паутина медных громоотводов, не видимая для глаза, идет от алюминиевой вершины до земли. Хотя никогда не декларировалось какое-то символическое значение использования алюминия в роли своеобразного маяка на вершине монумента Джорджу Вашингтону, этот факт все равно остается в памяти, и особенно в коллективной памяти американской алюминиевой промышленности, которая до сих пор использует его в рекламных целях.

При стоимости в доллар за унцию алюминий к тому времени сравнялся в цене с серебром. Цена на алюминий начала резко падать практически сразу же после завершения монумента. Однако в декабре 1884 г., когда маленькая алюминиевая пирамидка была на короткое время выставлена на всеобщее обозрение перед окончательной установкой на памятник, алюминий все еще воспринимался как драгоценный металл. Выставка проходила у известного нью-йоркского ювелира Тиффани на Пятой авеню. Люди, покупавшие рождественские подарки, толпились там, чтобы полюбоваться фантастическим менгиром, который вскоре должен был подняться на высоту, до той поры не доступную творениям человеческих рук.

Это привлекшее всеобщее внимание украшение памятника могло иметь какое-то вполне функциональное значение, но, намеренно или нет, оно одновременно символически выражало и некую тенденцию в руководящих кругах своей страны. Столовые приборы Наполеона III и памятник Джорджу Вашингтону остаются яркими знаками преданности руководителей данных государств идее прогресса. Другие элементы, такие, например, как неон и хром, как мы увидим позже, стали символами устремленности в будущее и надежды на него, однако и тот и другой с самого начала были довольно распространены, отличались демократизмом и были относительно дешевы. Алюминий же, напротив, поначалу был игрушкой и проектом верхов. Однако совсем недолго.

Как полагают создатели истории компании «Л’Алюминиум Франсэ», история данного металла, по сути, есть история «процесса банализации». Всего лишь за одно столетие алюминий прошел путь от исключительного металла до весьма распространенного и от весьма распространенного до крайне банального – процесс, который в случае с железом и медью занял тысячелетия. Самым главным шагом на названном пути стал самый первый – тот, из-за которого алюминий лишился своего места на пьедестале драгоценных металлов. И символично, что этот шаг совершили одновременно француз и американец. Полю Эру и Чарльзу Мартину Холлу было едва за 20, когда они в 1886 г., независимо друг от друга, довели до определенного уровня совершенства процесс, предусматривавший использование для выделения алюминия из руды не натриевого катализатора, а электричества. И до сих пор металл получают электролитическим способом. Когда цена на алюминий упала намного ниже серебра, а со временем ниже меди, ювелиры типа Кристофля потеряли всякий интерес к нему и он начал исполнять свое истинное предназначение металла новых промышленных чудес. Достаточно хитроумный способ его выделения из руды как бы еще более подчеркивал это призвание металла и его современный характер. Он был связан со «второй промышленной революцией», толчок к которой был дан широким распространением электричества, и алюминий стал, таким образом, самим воплощением высокотехнологичного ХХ столетия.

Америка и Франция стали пионерами в исследовании алюминия, но они полностью разошлись в том, как следует писать название элемента. Даже великий специалист в данном вопросе Г. Л. Менкен не мог объяснить упомянутого расхождения. В своей книге «Американский язык» он был вынужден признать: «Я так и не смог узнать, каким образом „алюминиум“ в Америке утратил свой пятый слог, однако все заслуживающие уважения люди именуют его „алюминум“, в Англии же все авторитетные специалисты настаивают на „алюминиуме“». В других источниках можно обнаружить точку зрения, что виной подобных расхождений в орфографии был сам Чарльз Холл. В патентах, которые он получал на свой процесс электролитической очистки алюминия, упоминается «алюминиум», в то время как в своих рекламных публикациях, восхвалявших модный металл, он называл его «алюминум», и сейчас уже невозможно установить, намеренно ли он менял орфографию слова или же это была просто типографская ошибка. Более краткая форма закрепилась в Соединенных Штатах. Во Франции, Великобритании и остальной Европе, пользующейся латинским алфавитом, дополнительный слог сохранился.

Но, возможно, причина заключается совсем в другом. Вместо того чтобы искать виновника сокращения названия алюминия в Америке, может быть, следовало бы найти того британского зануду, который настоял на дополнительном слоге. Гемфри Дэви, который много раз пытался получить чистый алюминий, сам назвал его «алюминум» от названия его руды «алюмина» (несколько улучшив свой первоначальный вариант «алюмиум»). Тогда же, в 1812 г., некий автор анонимного отзыва на «Основы философии химии» в «Квотерли ревью» возразил против «недостаточно классического звучания слова» и, благополучно забыв о других прецедентах подобных наименований в английском языке, добавил к слову, придуманному Дэви, букву «и» перед латинским окончанием.

Электролитический процесс Холла-Эру стал искрой, из которой разгорелся настоящий фейерверк. Алюминий, самый распространенный металл в земной коре, теперь мог быть поставлен на службу человеку благодаря быстро распространяющемуся по планете электричеству. Первые бросавшиеся в глаза способы применения металла были найдены в сфере транспорта – там, где его небольшой вес рассматривался как значительное преимущество. Французские производители автомобилей «Рено» и «Ситроен», всегда славившиеся своими инновационными подходами, в 1920-е годы обратили самое пристальное внимание на алюминий. Они начали не с замены тяжелых стальных панелей на алюминиевые, а с использования алюминия для изготовления колес и различных более или менее декоративных деталей, таких как крышки и чехлы. Позднее алюминий стал более широко применяться для обшивки промышленных механизмов и в изготавливаемых на заказ транспортных средствах, таких как железнодорожные вагоны и автофургоны. Пульмановский вагон, представленный на Чикагской выставке «Век Прогресса» в 1933 г., весил примерно на половину меньше стандартного стального вагона. На Парижской всемирной выставке 1937 г. был продемонстрирован «Алюминиевый Павильон». Металл широко использовался также при строительстве мостов Александра III и Альма и вообще повсюду в «Городе Света».

Но, только когда листы алюминия начали загибать в соблазнительные завитки в аэродинамических целях, в его истории начался по-настоящему романтический период. Алюминий стали чаще использовать для изготовления внутренних частей и обшивки пассажирских самолетов, в общем-то, внезапно, в 1931 г., после трагического крушения самолета в деревянной обшивке, который перевозил в Лос-Анджелес знаменитого футбольного тренера. Самолеты типа «Дуглас DC-3», эффектный вид транспорта голливудских звезд, вдохновил многих конструкторов на создание его земных копий в форме автомобилей, автобусов, домов на колесах, яркие, крупные формы которых ассоциировались с той красивой жизнью, о которой многие мечтали по окончании Великой депрессии. Центральной деталью оформления Мюзик-холла в Радио-Сити в Нью-Йорке служат изогнутые горизонтальные ленты алюминия. Но дальше всех в своем порыве к небу зашел трейлер Airstream, имитируя даже заклепочные ряды панелей самолета в контуре обшивки. В те времена, когда автоприцепы в Европе выглядели, по мнению одного критика, как цыганские фургоны, «только без соломенной крыши», эта американская разработка, спроектированная при участии одного из создателей «Души Сент-Луиса», аэроплана, на котором в 1927 г. Чарльз Линдберг совершил перелет из Нью-Йорка в Париж, впечатляла своей яркой алюминиевой обнаженностью.

Очень быстро алюминий перекочевал и в жилые дома. Его с энтузиазмом приняли и промышленные дизайнеры, и домохозяйки, которые сразу же оценили его небольшой вес и то, что его, в отличие от серебра, не надо чистить. С новым металлом нужно было обходиться по-новому, и это добавляло ему своеобразной модернистской привлекательности. Новый способ обработки металла, прославленный дизайнером Расселом Райтом, заключался в том, что расплавленный алюминий заливался во вращающуюся форму. Мэри Маккарти в своем романе «Группа» даже упомянула Райта по имени, воздавая ему хвалу за «чудесный новый крученый алюминий». Различные кухонные принадлежности, которые раньше делали из сплава олова со свинцом, теперь стали изготавливать из алюминия. А так как он лучше сохранял тепло, чем медь или чугун, он оказался идеальным помощником хозяйкам в их кухонной суете в тех семьях, которые не могли себе позволить иметь прислугу. Повсюду гладкие округлые формы кухонной посуды стали свидетельством новой технологичной эпохи.

После Второй мировой войны на помощь возросшему спросу пришли новые возможности в промышленности, и алюминий стали рассматривать как материал, вполне подходящий для строительства целых зданий. В Вичите в штате Канзас поэт, мечтатель и дизайнер Ричард Бакминстер Фуллер целое авиастроительное предприятие переориентировал на строительство алюминиевых домов, увенчанных куполом.

Основанные на круговом плане, дома Фуллера напоминали архитектурные варианты той посуды, которую проектировал десятилетием раньше Рассел Райт. Тем временем во Франции Жан Пруве, один из пионеров архитектуры металлоблочного домостроения, использовал алюминиевые панели при сооружении временного жилья для людей, лишившихся крова в результате военных действий. В дальнейшем он разрабатывал свои проекты металлических домов для последнего поколения колониальных чиновников во Французской Западной Африке. И даже англичане построили в 1940-е гг. тысячи зданий на алюминиевых панелях, хотя по сравнению с их стильными прототипами во Франции и США они выглядели мрачными хибарами.

Круглые дома Фуллера так никогда по-настоящему и не стали популярны, но алюминий, из которого они были изготовлены, был слишком дешев и практичен, чтобы от него можно было полностью отказаться. Совсем не стильным и не привлекательным наследием этих смелых послевоенных экспериментов были тысячи акров рифленого алюминиевого сайдинга, который в 1950-1960-е гг. распространялся повсеместно и в Америке воспринимался как последнее слово в защите жилых домов от капризов погоды, по крайней мере, до того момента, когда его заменила новая подобная приманка – винил. Художественным воплощением жизни двух продавцов такого товара стал фильм 1987 г. «Торговцы жестью». То, что металл, которым они торговали, совсем недавно еще считавшийся гордостью императоров, теперь именовался просто «жестью», было самым надежным свидетельством окончательного завершения процесса «банализации».

Перековка орал на мечи и потом вновь мечей на орала – уникальный процесс, свойственный именно алюминию, у отходов которого довольно высокая стоимость по сравнению с другими распространенными металлами, так как его электролитическое извлечение из боксита – крайне энергоемкий процесс. И точно так же, как Наполеон III когда-то мечтал превратить свои столовые приборы из алюминия в средства ведения войны, так лорд Бивербрук через свою газетную империю обратился к британцам с призывом передать свои алюминиевые ложки, вилки, ножи и прочее в фонд борьбы с нацизмом, чтобы их «переплавили в „Спитфайры“ и „Харрикейны“». После войны приоритеты вновь резко изменились, и в каталоге выставки 1946 г. «Британия может и это» объясняется, как производственные методы времен войны способны помочь стране вернуться от «„Спитфайров“ к кастрюлям».

Возможно, нечто подобное действительно имело место, хотя по большей части люди ничего об этом не подозревали. На антикварной ярмарке в Дорсете я обнаружил чайный сервиз «Пико», изготовленный в 1950-е гг. из «магнаилия», и приобрел его. Как оказалось, им никогда не пользовались, и металл отливал необычным сиреневым блеском. Но что такое «магнаилий» (одно «и» в слове явно было лишним)? Продавец предположил, что сервиз был изготовлен из переплавленных деталей самолета военного времени. Я не без удовольствия обратил внимание на то, что и в облике сервиза его создателям удалось передать идею «приземления» алюминия с авиационных высот на обычную кухню. Слово «магнаилий», скорее всего, означает сплав алюминия с магнием. Плотность магния составляет две трети от плотности алюминия. Оба металла были соединены во время войны с целью получения сплава, который был бы легче и прочнее чистого алюминия, хотя, естественно, и значительно дороже.

Однако у меня возникли сомнения. Во-первых, предметы, входившие в сервиз, казались довольно тяжелыми, даже если сделать скидку на толстостенное литье. Кроме того, на сервизе была этикетка: «Дизайн – Жан Пико. Изготовлено мастерами». Что это за дизайнер, о котором я раньше ничего не слышал и которого никогда не встречал в обычных каталогах промышленного дизайна? Как впоследствии выяснилось, он был воображаемым другом производителей подобной продукции – фирмы, носившей достойное английское имя «Берридж & Бойд». Фантастический «Жан Пико» был запоздалым реверансом в сторону прославившихся своими инновациями в обработке алюминия французов, ну и, конечно, попыткой извлечь из этого небольшую выгоду.

К тому моменту, когда я получил упомянутую информацию, я уже предельно скептически относился к своему приобретению и решил, что для разрешения загадки таинственного «магнаилия» необходимо провести простой тест. Выбрав молочник, единственный предмет в сервизе без деревянной ручки, я вначале взвесил его, а затем погрузил в воду, чтобы по объему вытесненной воды оценить объем металла. После чего простейший процесс деления одного на другое дал мне плотность материала – важный ключ к пониманию того, из чего же на самом деле изготовлен сервиз. Плотность получилась примерно равной 3,9, более чем вдвое больше плотности магния (1,7) и больше даже плотности чистого алюминия (2,7). Из этого я сделал вывод, что мой «магнаилий» явно не был фантастическим аэрокосмическим сплавом. Скорее всего, он представлял собой алюминий в соединении с более тяжелым металлом, типа стандартного сплава с медью. Тем не менее мне нравилось тешить себя мифом, и я иногда думал, что по крайней мере несколько атомов металла в моем чайном сервизе участвовали в Битве за Британию.