Мое положение в лагере резко изменилось. В одночасье я перестал числиться пленным и получил возможность делать все, что считал полезным для общего блага.

Вот разве что в шатре было холодно. На память о Сари и нюень бао мне остался только нефритовый амулет, снятый красавицей с руки Хонь Трэй, когда мы выносили детей из их квартала в ту кровавую ночь.

– Ну, закончил? – раздраженно спросил Костоправ, обнаружив меня сидящим возле шатра и работающим над знаменем.

Я показал, что у меня получилось:

– Годится?

– Отлично. Ты готов?

– Как никогда. – Я коснулся амулета.

– Необычная женщина?

– Не то слово.

– Мне нужно знать об этом народе все.

– Как-нибудь расскажу.

Пройдя через холмы, мы спустились к берегу. На воде покачивалась вместительная ладья. Солдатам Ножа, не сумевшим провести ее сюда по ирригационному каналу из ближайшей реки, пришлось тащить волоком. Мы со Стариком заняли позицию на приметном бугорке. Я развернул знамя. Его наверняка увидят из города, даже если не узнают нас.

Могаба интересовался, где штандарт Черного Отряда. Теперь сам увидит.

Пока ладья пересекала озеро и возвращалась, мы с Костоправом рассуждали о том, откуда у Могабы и Госпожи такое сильное стремление к власти.

– О! Похоже, Лебедь справился. Можешь разглядеть, что это там плывет?

– Лодка, а в ней кто-то черный.

Этот кто-то оказался Синдавом.

– Он всегда был с нами честен, – сказал я. – Насколько это было возможно, находясь у Могабы в подчинении. Очиба, Иси и еще несколько парней тоже не подлого нрава, однако приказам подчиняются.

Синдав ступил на берег. Костоправ отдал ему честь. Тот неуверенно ответил тем же, вопросительно глядя на меня. Я лишь пожал плечами. Пусть думает сам; я понятия не имею, к чему все клонится.

Синдав убедился, что перед ним настоящий Капитан. Удовлетворившись этим, предложил:

– Давай отойдем и поговорим.

Старик дал мне знак оставить их наедине. Обогнув бугорок, они присели на камень. Говорили довольно долго, ни разу не повысив голос. Наконец Синдав поднялся и пошел обратно к лодке, словно обремененный неимоверной тяжестью.

– В чем дело? – спросил я у Старика. – Похоже, ко всем напастям, пережитым в осаде, он еще и состарился разом на двадцать лет.

– Это старость сердца, Мурген. И с тобой произошло бы то же, если бы ты считал себя морально обязанным предать человека, с которым дружишь с самого детства.

– Что?

Но он не пояснил.

– Мы отправляемся туда. Хочу взглянуть в глаза Могабе.

У меня моментально родилась уйма доводов против. Но я их не высказал – все равно Костоправ не стал бы слушать.

– Это без меня.

Я содрогнулся, по спине пробежал мерзкий холодок, – говорят, так бывает, если кто-нибудь пройдет по твоей могиле.

Взгляд Костоправа сделался жестким. Я с силой воткнул древко копья в землю, и это означало: с места не тронусь!

Он что-то буркнул под нос и пошел к ладье. Этот гад Синдху появился словно из-под земли и присоединился к отплывающим. Интересно, много ли ему удалось подслушать из беседы Костоправа с Синдавом? Скорее всего, ни слова. Старик наверняка говорил на диалекте Самоцветных городов.

Когда ладья отошла от берега на порядочное расстояние, я присел на землю подле знамени, сжал в руке древко и принялся размышлять, что же внушило мне такое нежелание плыть с Капитаном.