Госпожа, Костоправ, Бадья, Крутой, Масло, Лофтус, Лонгинус и Клетус вели довольно громкий, но беззлобный спор. Добравшись до них, я увидел всю Старую Команду, сбившуюся тесной кучей. Ребята притащили сюда Ревуна, Длиннотень и Душелов. Ревуна и Длиннотень выпустили из клеток. За Длиннотенью надзирали Нож и Мэзер. Хозяин Теней пребывал в прострации и бормотал какую-то чушь, тогда как Ревун держался настороженно и бдительно. Прабриндра Дра неотлучно находился рядом с ним – присматривал и помогал.

Но мне было не до них. Я поспешил к Старику и Госпоже, которые, присев на корточки, вглядывались в разлом. Как мне показалось, за этой щелью находилось нечто, вовсе не предназначавшееся для обозрения. Едва Костоправ обернулся посмотреть, кто к нему проталкивается, я без предисловий спросил:

– Где Нарайян Сингх?

– Он… – На физиономии Старика появилось озадаченное выражение.

Хотя судить об этом с уверенностью было трудно. На всю ораву приходился один-единственный факел. Его держал Лонгинус, стоявший футах в двадцати. Но даже в этом свете Старик выглядел так, будто его шарахнули обухом по затылку.

Я повернулся к Госпоже:

– Может, ты скажешь, где Нарайян Сингх? Разве он не был одним из самых ценных твоих пленников? Разве не прикончили бы этого гада давным-давно, когда все зависело от одного глупого малого по имени Мурген?

Госпожа молча уставилась на меня. Похоже, ей хотелось надеть шлем Жизнедава и задать мне хорошую взбучку. Но она сдержалась.

– Я вообще забыл о его существовании, – пробормотал Костоправ. – Как же это могло случиться?

– Что вообще случилось? – подхватила Госпожа. – Почему о нем речь?

Я щелкнул пальцами:

– Потому что он смылся. Напал на дядюшку Доя со своим черным румелом. Нашел логово Душелов и освободил Дщерь Ночи. Они сбежали и сейчас наверняка прикидывают, как вернуться в дело.

Пальцы Госпожи теребили пояс, словно пытались нащупать шелковый плат. Затем она непроизвольно коснулась стального наруча. Забыла, что на ней латы, – не вытянешь румел из рукава. Такой ошарашенной я ее еще не видел.

Душелов, хотя и находилась от меня дальше, чем Лонгинус с факелом, прекрасно расслышала каждое мое слово. И впала в бешенство. Из зашитого рта рвалось яростное мычание, спеленутое тело билось на носилках. Для женщины, трое суток провалявшейся связанной и с кляпом во рту, она демонстрировала удивительную прыть.

– Сдается, царица обманников в последнее время ведет себя все активней.

Наверное, мне бы стоило придержать язык. Костоправа аж заколотило от злости. Госпожа справилась с потрясением лучше. Раздраженно вздохнув, она вновь опустилась на корточки и вгляделась в щель. Я склонился над ней. За трещиной угадывался красноватый свет.

– Он помечен, – не оборачиваясь, сказала мне Госпожа. – Его можно найти, и я займусь этим, как только вернемся в лагерь. А когда найду, воспользуюсь твоим советом. Он был не так уж плох. – Госпожа резко тряхнула головой, словно стараясь прояснить свои мысли. – Но до чего же хитра! Я никак не думала, что она сможет проделать это со мной! Пошли.

Она нырнула в пролом.

– Эй, возьми-ка свой дрын. – Бадья сунул мне в руки знамя. (До сих пор я делал вид, будто не замечаю, где оно и кто его несет.) – Где ты вообще пропадал, черт тебя побери?

– Проспал подъем.

Костоправ двинулся за Госпожой. Остальные парни вроде бы и собирались последовать его примеру, но как-то вышло, что впереди оказался я. Сунул в пролом наконечник и полез туда сам.

Костоправ мужчина дородный, ему было не так-то просто пролезть в щель. Но мне приходилось еще труднее, потому что мешала длиннющая палка. В результате один конец копья очутился с одной стороны, другой, соответственно, с противоположной, а я застрял посередине. Тай Дэй с Костоправом пришли мне на выручку, разом ухватились за древко и принялись тянуть – ясное дело, каждый в свою сторону. Я отреагировал на помощь отборными проклятиями.

В конце концов мне с грехом пополам удалось протиснуть задницу сквозь пролом и вытянуть следом знамя, после чего я смог оглядеться. Там было темно. Никакого света, кроме красноватого сияния, исходившего из трещины в полу примерно в полумиле от меня…

Смерть есть вечность. Вечность есть камень.

– Камень молчит, – промолвила Госпожа.

Своего рода бессмертие.

Земля содрогнулась. Откуда-то сверху донесся скрежет трущихся друг о друга камней. Тяжелая тьма вздымалась над пробивавшимся красноватым светом. Cзади напирали люди, подталкивая нас троих вперед. Наконец протиснулся в щель Лонгинус с факелом, который если и не рассеивал тьму, то, по крайней мере, давал возможность видеть, куда ставить ноги.

– Одноглазый считает, что мы идем прямиком в ловушку, командир, – продолжил я рассказ о своих ночных похождениях.

– Что за ловушка? Кто ее расставил?

– Мне не довелось потолковать со шпендриком на эту тему.

– Ловушку расставила моя сестра, – вмешалась Госпожа. – Пусть ее немедленно принесут сюда. Кажется, я перестану прислушиваться к внутреннему голосу и буду во всем следовать советам Мургена. Я не против оставить ее здесь, когда двинемся в обратный путь.

Я кивнул, как будто это решение пришлось мне по нраву. Не было охоты напоминать Госпоже, что она уже убивала сестру.

Костоправ приподнял бровь, взглянул на меня, но так ничего и не сказал. Ему надо было поддерживать мир.

– Доставьте их всех сюда, – распорядилась Госпожа.

Иногда она становилась чем-то большим, нежели просто Лейтенант.

С Душелов едва не содрали кожу, когда протаскивали ее сквозь трещину, но эта сука все равно улыбалась, ей и кляп не мешал. Это страшно злило меня. По всем человеческим понятиям она, настрадавшись от голода, жажды и грязи, должна была пребывать в глубочайшей депрессии. О том, что ей требуется есть или справлять нужду, вспоминали лишь изредка, и делала она это под бдительным присмотром Лебедя, Мэзера или князя. Нож категорически не желал иметь дела с Душелов. Вероятно, ненавидел ее лишь потому, что такое же чувство питала к сестре Госпожа, а Госпожа для него все равно что богиня.

Хотя Душелов вроде бы и не тужила, старину Мургена она одарила особым взглядом: мрачным, не сулившим ничего хорошего.

– Ну что ж, приступай к изучению, – бросила Госпожа. Она склонилась над Душелов, но смотрела при этом на Костоправа. – Наконец-то ты здесь. И что дальше?

Было ясно, что у нее очередной перепад настроения. Я знал: Костоправ хотел сказать ей, что это вовсе не Хатовар, что мы прошли полмира и побывали в аду не ради того, чтобы отыскать заброшенные развалины. Но он не ведал правды и ни в чем не мог быть уверен. А потому промолчал.

Костоправ с возрастом становился все более сдержанным.

Пробормотав что-то под нос, Госпожа взяла Душелов за подбородок и заставила посмотреть себе в глаза:

– Скажи, дорогуша, ты ничем не хочешь со мной поделиться? Может быть, у тебя есть маленький секрет, касающийся этого места? И ты его откроешь, не желая, чтобы тебя здесь бросили?

Душелов подмигнула мне. Госпоже не приходилось рассчитывать на успех. У меня сложилось впечатление, что ей хочется убраться отсюда поскорее и подальше – пусть бы и в ад.

Госпожа пребывала в скверном расположении духа. Как и Душелов. Не будь Кина бессмертной богиней, ей бы стоило встревожиться.

Душелов улыбалась и, разумеется, не отвечала. Я предполагал, что она не станет откровенничать даже ради спасения собственной шкуры. Все Десять Взятых были уязвимы лишь настолько, насколько удавалось использовать их навязчивые идеи.

– Твою же мать! – донеслось из темноты, эхом отдаваясь от стен. – Что это за хрень такая? Капитан! Мурген! Вы только взгляните.

Костоправ пожал плечами и кивнул. Сейчас не имело значения, куда его зовут и зачем. Ему нужен был предлог, чтобы ненадолго расстаться с Госпожой.

Я зашаркал по полу, которого не видел, лишь ощущал его под ногами. Позади шаркали ноги Костоправа. И бормотание, – должно быть, он покачивал головой, словно желая понять, какого черта здесь делает. Не может же быть, чтобы последние тридцать лет он рвался именно сюда. Это просто бред. Чья-то злая шутка. Эти дурацкие развалины никак не могут быть местом рождения Вольных Отрядов Хатовара. Здесь нет признаков… Да здесь вообще ничего нет!

Я чувствовал, как нарастает в нем отчаяние. И знал: оно будет крепнуть, пока не овладеет им полностью. Он убедит себя в том, что отвлекся, сбился с пути, а потому мы забрели не туда. Вскоре после возвращения в Кьяулун ему придет в голову, что для отыскания подлинного Хатовара необходимо раздобыть и прочесть старые Анналы. Любой ценой. В том числе и ценой кровопролития, способного положить начало Году Черепов. Что и требуется Кине.

Она есть Тьма, это уж точно.

Я знавал уйму баб, которые с полным правом могли претендовать на это прозвище. Но сейчас оно безраздельно принадлежало старушке Кине.

– Проклятие!.. – ругнулся Старик, ухватив меня за плечо.

Он резко остановился в нескольких шагах от бездонной пропасти, той самой, откуда исходил красноватый свет и над которой, как можно было теперь видеть, клубился легкий туман. Задумавшись, Старик едва не сорвался в бездну. Но не пропасть привлекла его внимание, равно как и внимание тех парней, которые подняли шум.

– Факелы! – взревел я. – Зажгите факелы! Больше света!

Факелов у братьев было полно, просто их старались не жечь попусту.

– Здесь трон. Старый долбаный деревянный трон!

У меня не хватило духу добавить, что к этому старому долбаному деревянному трону приколочено серебряными гвоздями человеческое тело. Или похожее на человеческое. Старое долбаное тело. Нужен был свет, чтобы рассмотреть его получше. Мне мерещилось, что у мертвеца открыты глаза, и очень не хотелось, чтобы это оказалось правдой.

– Это что еще за мужик? – спросил кто-то. – Настоящий великан!

Тай Дэй, как всегда державшийся в моей тени, быстро произнес на нюень бао фразу, из которой я понял только слова «Костяной Воин».

– Знаешь, кто это? – спросил я его.

– Возможно, это голем Шиветья, Каменный Солдат.

Нашел время вспоминать идиотские прозвища.

– Шиветья?..

Я знал, кто такие големы. Искусственные люди, созданные из глины. По некоторым поверьям, прародителей рода человеческого боги сотворили именно таким манером.

– Это гуннитский миф, Солдат Тьмы. Когда Кади, или Кина, была молода, она враждовала со всеми и в ходе этих раздоров ослабила Князей Света настолько, что у Князей Тьмы появилась надежда одержать окончательную победу. Они послали войско демонов, и для Князей Света дела обернулись так худо, что бог Фретиньял, которого кое-где считают отцом Кины, воззвал к дочери о помощи. Она согласилась, но руководствовалась при этом собственными интересами. В решающей битве на каменной равнине Кина – или Кади – становилась все больше и сильнее всякий раз, когда пожирала одного из демонов.

Эту историю я слышал. Она представляла собой лишь одну из многочисленных вариаций мифа. Некоторые утверждали, будто Кина была сотворена специально для битвы с демонами, посланными Князьями Тьмы. Согласно убеждениям других, ее произвел на свет демон Ранашья, принявший облик Фретиньяла и разделивший ложе с Матой, представлявшей собой одно из воплощений гуннитской богини-прародительницы. Многие же настаивали на том, что Кина вовсе не принадлежит к гуннитскому пантеону и затесалась в него со стороны. О ней предпочитали не вспоминать, хотя с ее могуществом и злобным нравом приходилось считаться.

Но в интересующем нас аспекте большинство историй сводилось к одному: использовав Кину против сил зла, боги позволили ей набраться невероятной силы, после чего она стала угрожать им. Тогда ее создатель – или отец – обманом погрузил свое детище в беспробудный сон, в котором она обречена пребывать до тех пор, пока приверженцы не разбудят ее, положив начало Году Черепов. Это событие считается неминуемым и неотвратимым. Хотя Кина и пребывает во сне, некоторой, пусть и малой, частью своего божественного сознания она может касаться мира и руководить действиями своих адептов. Однако усилия людей праведных и добродетельных позволяют оттягивать наступление Года Черепов до бесконечности.

Поняв, что они натворили, остальные Князья Света велели Фретиньялу создать из глины демона и наделить его частицей собственной души, дабы он ожил и обрел бессмертие. Этот демон, или голем, был наречен именем Шиветья, что значит «Не ведающий смерти». Предполагалось, что он будет вечно охранять подступы к месту упокоения Кади. Однако я никогда не слышал о том, чтобы Шиветью пригвоздили к его сиденью. Что поделаешь, Костяной Воин, – жестокосердие свойственно даже богам.

– Это уж точно. Особенно богам. Но вполне возможно, что все это пустые байки. Я выслушал кучу подобных историй от Готы и Доя. Все они мне не нравились, и твоя нравится ничуть не больше. – Я повернулся к Костоправу. – А ты что скажешь? Слышал раньше что-нибудь подобное?

– Доводилось. Один дружественно настроенный старый богослов из Таглиоса рассказывал: хотя точное значение слова «Хатовар» утрачено, изучая некоторые современные диалекты, можно прийти к выводу, что оно означало нечто вроде «Место, откуда Кади шествовала вперед». Или попросту «Врата Кади».

– И ты все равно решил отправиться к этим Вратам? Неужели мы устремлялись туда, где воплощалось древнее и мрачное предание? Я-то думал, что все мы маршируем прямиком в рай.

Костоправ не ответил.

– Расскажи побольше, – проговорил я в пространство.

Уже зажглось множество факелов. Почти все парни сгрудились позади нас со Стариком. Яркий свет вынуждал меня видеть то, чего видеть вовсе не хотелось. Глаза пригвожденного к трону существа были открыты.

Однако оно не двигалось.

– О черт! – сказал Лонгинус. – Это какой-то паршивый идол. Давайте не будем пугаться всякой ерунды.

Осторожно, дюйм за дюймом, я продвигался вперед, держа знамя так, чтобы в случае чего можно было воспользоваться им как пикой. Уж не знаю почему, но мне казалось, будто оно способно помочь.

Костоправ последовал за мной.

Мы преодолели половину расстояния до трона. Братья-механики с факелами держались сразу за нами. Все прочие не выказывали желания рассмотреть пугало на троне поближе. По правде сказать, теперь мне тоже казалось, что это всего-навсего идол. Причем – как виделось с близкого расстояния – сработанный довольно грубо.

Мы прошли немного дальше. Теперь я вдыхал тонкие испарения, поднимавшиеся из трещины в полу. Они были очень холодными и несли с собой слабый застарелый трупный запах.

На миг я почувствовал себя так, словно вернулся домой.

Своего рода бессмертие.

Я подскочил и заозирался. Огляделась и Госпожа, – похоже, и она что-то уловила.

Когда мой взгляд вернулся к покосившемуся трону, я увидел зал таким, каким он мог быть тысячу лет назад. Или даже раньше. В те дни, когда безжалостные жрецы истязали военнопленных, создавая из них первые Тени. Видение продолжалось всего лишь миг, но этого хватило, чтобы понять, насколько отвратительным было это место еще до появления двенадцати Вольных Отрядов.

– Стой, – тихо сказал Костоправ.

Я замер, уловив приказной тон:

– Что такое?

– Посмотри вниз.

Я посмотрел. И остолбенел. Прямо у носка моего сапога валялся иссохший, скорченный труп вороны.

– Ее пожрала Тень. Здесь небезопасно.

– У нас есть знамя, – возразил Костоправ, правда без уверенности.

Пинком я отбросил мертвую птицу в расщелину, находившуюся всего в нескольких футах от меня. Хотя это не имело смысла. Многие парни уже успели заметить ворону и мигом сообразили, что к чему.

Но они поняли не все. Вороний труп говорил не только о способности Теней проникать в эту часть здания. Я с ужасом осознал, что Душелов хорошо знает место, где мы оказались. А следовательно, она…

Позади нас раздался дикий, безумный смех. Смех Душелов. Госпожа резко развернулась, окружая себя чарами.