Меня все-таки оставили в покое. И я заснул – не мешал ни холод, ни ветер, ни запах стряпни, ни собственный храп. Когда сгустилась ночь, я постепенно освободился от уз, крепивших меня к плоти. Некоторое время чувствовал себя тряпицей, полоскавшейся на ветру. И не предпринимал никаких усилий, чтобы двинуться куда бы то ни было. Возвращение дядюшки Доя пробудило во мне не слишком вдохновляющие воспоминания.

Мой дух слился с ветром, и тот увлек меня на север. Неторопливо проплыв над горами, пустынями и захваченными нами городами, я нашел Дрему, направлявшегося из Таглиоса в Дежагор. Паренек понимал: пока он в седле, ему ничто не грозит. Ни один подсыл Радиши не угонится за его конем.

Радишу побег Дремы огорчил до крайности. Ее планом предусматривалось обязательное пленение или умерщвление всех братьев Отряда. Побег хотя бы одного означал возможность возвращения чумы. Подобно Нарайяну Сингху, она знала, что Тьма приходит всегда. В чем ее лишний раз убедили последствия случившегося в Дежагоре.

Теперь Баба в ужасе ждала, что из-за провала заговора наступит Год Черепов. Душелов она поминала через слово, и всякий раз не хвалебно. Похоже, сообразила, что, желая избавиться от опасного союзника, связалась с другим, куда более опасным.

Радиша помнила, на какие ухищрения Душелов пошла несколько лет назад, и знала, что эта колдунья куда менее предсказуема, чем любое стихийное бедствие.

Хотя Таглиосу не было нанесено никакого ущерба, последствия землетрясения ощущались и здесь. В том числе и политические. Многие люди полагали, что боги – или какая-то неведомая, но ужасная сила – недовольны коварством властей в отношении Черного Отряда.

Костоправ столь часто напоминал о традиции Отряда не оставлять предательство безнаказанным, что некоторые таглиосцы уже ожидали неминуемого возмездия. И все это было каким-то образом связано с ужасом перед самим именем Отряда. Ужасом, сути которого никто не хотел или не мог объяснить.

Возможно, этот страх овладевал людскими душами, просачиваясь из какого-то темного источника, лежавшего за пределами материального мира. Уж не действует ли в своей старой доброй манере царица Обмана – Кина? Пожалуй, мне стоит лишний раз сунуть нос в старые Анналы, спрятанные в той комнате, где… Ох, проклятие!

Радиша постоянно отправляла своих гвардейцев на поиски Копченого. Запутывающие чары Одноглазого пока помогали, но они не могли морочить стольких людей до бесконечности.

Скорее всего, Баба не надеялась найти своего колдуна живым и лишь хотела выяснить, что с ним сталось. Но мне ее поиски могли выйти боком. Вдруг она наткнется на мои книги? Нет бы подумать об этом раньше. Чего стоило попросить Дрему, чтобы прихватил рукописи с собой? Конечно, я бы так и поступил – если бы не крепость заднего ума и не отсутствие привычки к мало-мальскому планированию. Нет, мне точно пора меняться. Мы больше не можем позволить себе расточительства.

Радиша совещалась с самыми влиятельными жрецами. С каждым моим посещением Таглиоса крепло убеждение, что святоши набирают все больший вес, тогда как купцы и владельцы мануфактур, во многом обязанные своими барышами Отряду, теряют благорасположение правительницы. Им несдобровать, если только не найдутся среди высшего жречества умники, которые захотят использовать свое положение в меркантильных целях, пока формируются таглиосские армии. Интересно, сможет ли новая буржуазия преодолеть традиционное мышление перед угрозой апокалиптического бедствия? И хватит ли хоть у одного коренного таглиосца силы в яйцах, чтобы противостоять этой угрозе?

Интриги Радиши принуждают ее якшаться с людьми, которых она презирает, и отвергать тех, с кем мыслит одинаково. Вот и эта встреча больше смахивает на выкручивание рук. В обмен на идеологическую поддержку жрецы добиваются от государства политических привилегий.

И было похоже, что Радиша одобряет действия Госпожи, отправившей на тот свет кое-кого из предшественников нынешних иерархов.

Придя в шаловливое расположение духа, я подлетел к самому уху Бабы и крикнул:

– Бу!

Она отпрянула в сторону и уставилась в пустое пространство. И побледнела. В комнате воцарилось молчание. Жрецы встревожились, – видать, и они что-то уловили.

Я попробовал зловеще расхохотаться. Что-то да вышло из этого – я ощутил, как помещение наполняется страхом.

Радиша содрогнулась, словно от зимней стужи. Хотя в Таглиос уже пришла пора весеннего сева.

– Воды спят, – прошептал я ей на ухо, хотя она едва ли могла разобрать мои слова.

То была часть поговорки, известной у меня на родине: «Спят даже воды, но только не враг».

Когда я добрался до храма Гангеши, Сари спала. Света в клетушку проникало ровно столько, чтобы я мог разглядеть жену, чего мне было вполне достаточно. Я витал над ней, наслаждаясь ее близостью и не помышляя о том, чтобы разбудить. Сари нуждалась во сне. А я, кажется, уже и нет.

Но откуда там свет?

Оказалось, что жрецы оставили в ее келье пару светильников. Не иначе, их напугал мой предыдущий визит. Я должен прилагать усилия, чтобы обозначить свое присутствие за пределами мира духов. Но стоит ли? Будет ли прок, если здешние жрецы что-то заподозрят? Конечно, лишний раз нагнать на них страху совсем не худо, но, кто знает, какие меры могут они принять с перепугу?

Я облетел весь храм и не обнаружил ничего необычного – разве что все служители, проводившие вечерний молебен, здорово нервничали. Наконец я вернулся к любимой.

О боги, до чего же она прекрасна! Я понимал, что мне с каждым разом будет все труднее притворяться перед дядюшкой Доем и матушкой Готой. Черт побери, вполне возможно, что скоро я смогу задать им кое-какие вопросы. Они забрались далеко от своих паршивых болот, и бежать им некуда.

Сари открыла глаза – и весь мой гнев испарился. Она смотрела прямо на меня и улыбалась чарующей, ни с чем не сравнимой улыбкой. Должно быть, рыба и рис полезны для ее зубов: столь чудесных жемчужных зубок нет ни у кого на свете.

– Ты здесь, Мур? Я чувствую, что ты близко.

– Здесь, – шепнул я ей на ухо, совсем не так, как Радише.

Слова моего она, скорее всего, не разобрала, но почувствовала, что ей ответили.

– Я очень скучаю по тебе, Мур. И чувствую себя чужой в моем племени.

Конечно, ведь твои сородичи сами от тебя отвернулись. И некому было наставить их на путь истинный. Нет в живых ни бабушки Хонь Трэй с ее невнятными пророчествами, ни дедушки Кы Дама, умевшего превращать эти пророчества в вечные заповеди.

Возможно, нынче все складывается именно так, как предрекала пожилая дама. Жаль, что ее пророчества не сохранились в письменном виде. Самые великие прорицатели не ошибались никогда – именно потому, что их предсказания не высекались на скрижалях.

Увы, в следующий миг мне пришлось расстаться с Сари. Она встрепенулась, почувствовав, что я ухожу. Я противился как мог, но в реальном мире кто-то настаивал на моем пробуждении.

Я уже выплывал из кельи, когда туда ввалилось несколько жрецов.

– С кем ты разговаривала, женщина? – сурово вопросил один из них.

– С духами, – с нежнейшей улыбкой на устах ответила моя любимая.