Меловыми полосами были четко определены зоны обстрела, так что солдаты имели возможность эффективно истреблять Тени.

Кроме того, Госпожа снабдила меня кое-какими приспособлениями и инструкциями по их использованию. Предполагалось, что я буду строго следовать духу и букве этих наставлений и устою перед искушением что-нибудь упростить. Понаблюдать за моими действиями собралась толпа солдат. Таглиосцы испытывали благоговейный трепет перед человеком, который, не будучи ни жрецом, ни колдуном, умел читать и писать, отчего я чувствовал себя идиотом.

Госпожа потребовала уложить полукружьями куски кожаного ремня, перекрыв самые опасные проходы, там, где раньше стояли ворота. Точно такие же ремни, натянутые на деревянные колышки, перегородили дорогу.

Я строго следовал указаниям, никак не учитывавшим самый факт существования знамени. Даже если Госпожа и знала, что знамя не просто кусок ткани на палке, она, похоже, не придавала ему значения.

Я наскоро оглядел нахально присвоенное нами укрытие, убогую землянку, где от пола до потолка едва ли было три фута. Места хватало для четырех человек и связки бамбука. Вонища стояла страшная: с наступлением темноты никто не высовывался наружу по нужде. Сущая сортирная яма – но все лучше, чем мокнуть под дождем.

– Как только Тень достигнет линии, отмеченной ремнем, – пояснил я любопытствующим, – тот даст искру. Таким образом мы будем знать, где проходят Тени, сколько их и куда они направляются. И сможем их уничтожать, не тратя зарядов.

Парней нужно было как-то приободрить. Навидавшись страстей вчера ночью, они почти не надеялись дожить до утра.

– Это, конечно, не перина, – сказал я Тай Дэю, похлопав ладонью по земле, – но почему бы тебе не отдохнуть?

Сам-то я собирался прилечь позже, а сначала провести разведку. Конечно, если удастся. Выбравшись из землянки, я удобно расположился на обломке старой стены и принялся рассматривать крышу моей новой хибары, сооруженную из тенеземского шатра. Повсюду попадались на глаза отобранные у неприятеля трофеи. Но эта картина не внушала оптимизма. Были все основания полагать, что за месяц мы превратимся в ходячие скелеты, какими были при бегстве из Дежагора.

В сущности, мы всего-навсего удерживали горный кряж, ну, еще делали вид, будто являемся армией. С другой стороны, нам теперь противостояли лишь разрозненные отряды Могабы. Интересно, что предпримет Могаба, когда узнает, какие неприятности свалились на Длиннотень?

О неприятностях речь, они и навстречь. То, что я увидел, нисколько меня не обрадовало.

У подножия склона, там, где дорога была уже не дорогой, а полосой изрытой земли, появился дядюшка Дой. И вытаращился на Врата Теней. Появись он попозже, в сумерках, я бы его, наверное, не заметил. Позади дядюшки, отстав ярдов на пятьдесят, плелась матушка Гота. Она ругалась так громко, что мне даже удавалось разобрать отдельные слова. У обоих за спиной висели здоровенные узлы, наводившие на мысль, что свойственники решили ко мне подселиться. Похоже, они стали профессиональными самозахватчиками.

Я запустил камешком в ворону. Сделал это не целясь, и птица не испугалась – просто увернулась. С приходом сумерек ворон стало не много, хотя и днем они не кишели кишмя. Любопытно, что бы это значило? Вроде мы еще не оголодали настолько, чтобы жарить ворон.

Может, они улетели к своей мамочке?

– Тай Дэй, – сказал я, – как случилось, что твоя мать и дядюшка Дой оказались здесь?

Тай Дэй высунулся из землянки, отпустил пару бранных словечек на нюень бао и вернулся назад. Складывалось впечатление, что он напрочь утратил почтение к старшим.

Ответа на свой вопрос я не получил.

Проверив амулет, так и не возвращенный Костоправу, и оценив высоту отгоняющей Тени свечи, я сказал себе, что у нас все будет в порядке. Хотелось в это верить.

Но какой-то мудрец, не мне чета, говаривал: «Никогда не доверяй колдунам».

Я закрыл глаза и настроился ждать.

– Эй, Мурген, ты знал парней по имени Вихляй и Свинец?

Я открыл глаза:

– Рыжий Руди, сукин ты сын! Какими судьбами? Я же тебя полгода не видел! Как дела?

– Как сажа бела. Самому не верится, что я до сих пор дуба не врезал. Но руки-ноги при мне, и я еще дышу.

– Выходит, ты опять обскакал судьбу – для солдата это немало. А Вихляя я помню. Он джайкури, и все его близкие погибли в осажденном Дежагоре. Он прибился к нам, когда мы вышли из города, а раньше вроде был каменщиком, но уже числился нашим, ловил с нами обманников в роще Предначертания.

– Точно, тот самый. Он и на Чарандапраше неплохо себя показал.

– Ну а другой, как бишь его… Свинец? Что-то не припоминаю.

– Он вроде из тенеземцев. Попал к нам в плен: сначала работал, а потом присягнул. Правда недавно, с месяц назад.

– Ну а мне-то до них какое дело?

– Оба погибли прошлой ночью. Я решил, что тебе нужно об этом знать. Ведь ты заносишь имена павших в Анналы.

– Спасибо, что вспомнил. Хотя не уверен, что мне это нравится.

– Почему?

– А потому, что вы обо мне вспоминаете, только когда погибнет кто-нибудь из парней. Приходите и говорите, чтобы я помянул его в Анналах.

– Кончай тереться при штабе, Мурген. Возвращайся в строй. Тогда ты снова будешь не одним из них, а одним из нас.

Вот ведь гадство. Похоже, я и сам не заметил, как превратился в штабную крысу.

– Может, ты и прав. Теперь, когда мы захватили Хозяина Теней, предстоят перемены. Я буду иметь в виду твое предложение.

Рыжий Руди хмыкнул. Он не слишком поверил моему обещанию, но отправился к своим парням с чувством исполненного долга.

Меня передернуло. С плато тянуло холодным ветром, и показалось – хотелось верить, что только показалось, – будто он нес запах Кины. Мне припомнились ветры, овевающие равнину костей. Надо бы навалить побольше камней к древку знамени – вон как трясется и шатается. Но я поленился.

Хотелось погреться у костра, но по эту сторону Вершины с топливом обстояло неважно. Все доски, палки и щепки шли на приготовление пищи. Правда, и готовить, кроме корня горечавки, было нечего.

«Ты научишься жить без света», – припомнилась цитата из старых Анналов.

Прямо перед моим носом появилась пара сапог, принадлежавших дядюшке Дою, – я понял это, заслышав брюзжанье, как всегда, отстававшей от него матушки Готы. С такой походочкой она никак не могла за ним угнаться.

– Дядюшка, – изрек я, не поднимая глаз, – чему обязан сомнительным удовольствием видеть тебя после столь долгой разлуки?

– Тебе следует держать знамя поближе, Солдат Тьмы, так чтобы оно всегда было под рукой. Иначе ты, скорее всего, его лишишься.

– Это вряд ли. Хотя, конечно, кто-нибудь из приспешников Прабриндра Дра, обманник или мелкий колдун, считающий, что его способности для всех великая тайна, может попытать счастья. Но он глазом моргнуть не успеет, как окажется вон в той канаве. – Я блефовал, но дядюшка вряд ли мог меня разоблачить. – Знамя умеет отличать хороших парней от плохих.

Подошла матушка Гота с узлом величиной чуть ли не с нее саму. Она притащила из Кьяулуна решительно все, что могло пригодиться. Включая запас дров. Я решил не заедаться, по крайней мере пока не кончатся дрова.

В мире есть повара и похуже матушки Готы. К их числу принадлежат ее сын и ненаглядный зятек.

Дядюшка Дой, будучи мужчиной и – по понятиям нюень бао – какой-то шишкой, нес Бледный Жезл и куда более скромный узел.

Сбросив свой груз, матушка Гота опустилась на четвереньки, чтобы залезть в землянку. Встретившись с ней взглядом, я не удержался от ухмылки. Она принялась изрыгать ругательства, кляня злых богов, устроивших землетрясение в столь неподходящий момент.

Даже земля дрожала от такой божбы. Наверное, Одноглазый слышал эту ругань, находясь черт знает за сколько веков от нас.

– Дай отдохнуть Тай Дэю, – попросил я. – У нас будет долгая ночь.

От глаз дядюшки Доя не укрылся заткнутый за пояс у меня за спиной короткий бамбуковый шест.

Холодный ветер крепчал. Полотнище знамени хлопало и трещало. Дядюшка Дой окинул взором темный склон, оценил землянку и мрачно посмотрел на меня, словно выказывая сожаление по поводу того, что оставил свое любимое болото.

– Какая служба, такая и жизнь, – сказал я.

Матушка Гота вылезла наружу, по пути озвучивая так и не высказанные соображения Доя.

– Вы сами напросились, – напомнил я обоим.

Дядюшка Дой хотел было попререкаться, но справился с соблазном и устроился у входа в землянку, положив Бледный Жезл на колени. Гота пошла осматривать окрестности и собирать камни. Соседи не возражали, хотя в этих краях камни, похоже, стали единственным признаком благосостояния.

Я закрыл глаза и, будто желая растравить душу, принялся насвистывать мелодию, которую напевала Сари, когда была счастлива.

Затем, как всегда, пришла Тьма.