Старик не слишком удивился, узнав, что Душелов вступила в сговор с Ревуном.

– Не то чтобы я это предвидел, – сказал он, – но вовсе не исключал такой возможности. Они веками обделывали вместе свои делишки. Возможно, теперь мы ухватим Длиннотень за яйца.

– Не худо бы не только ухватить, но и держать покрепче, учитывая, что он контролирует Врата Теней. Есть еще кое-что…

– Что именно?

– Копченый начинает выказывать признаки личности. Как мне представляется.

Я рассказал Костоправу, что произошло.

– Плохо. Для нас будет некстати, если он сейчас очнется. – Старик задумался. – Но если он уже приходит в себя, не представляю, как этому можно помешать.

– На сей счет лучше посоветоваться с Одноглазым.

– И то верно. Пришли-ка его сюда. Постой, не спеши. Расскажи о той части крепости, где скрываются девочка и Сингх.

Оказалось, что это не мимолетный интерес. Старик захотел увидеть все на чертеже. А поскольку я уже нанес это место на план Вершины, мне оставалось только извлечь бумаги из норы Одноглазого. Заодно я вытряхнул оттуда и самого колдуна, всю дорогу ворчавшего из-за того, что его разбудили посреди ночи. Когда Старик получил все, что хотел, я задернул занавеску, отгораживавшую альков Копченого, и завалился спать, оставив Капитана и Одноглазого разбираться с чертежами и планами.

Возвращение во плоть не избавило меня от Кины. Она подстерегала в снах. Едва сомкнув глаза, я угодил на равнину скелетов, где меня ждала Сари. В этот раз мне не составило особого труда вспомнить, что это не более чем иллюзия. Женщина из сна мало походила на Сари, влачившую свои дни в Вин-Гао-Ганге, в храме Гангеши. Несмотря на бледность и изгиб шеи, характерный для жертвы обманников, она была слишком молода и свежа.

У меня зародилось подозрение, что при всем своем могуществе Кина слишком тугодумна и напрочь лишена воображения. Даже удивительно, что она смогла использовать Госпожу.

Правда, Госпожа не ведала, с чем или с кем имеет дело. А неведение есть щель в броне, куда неизменно нацелится знающий противник. И конечно же, Кина, царица обманников, оправдала свой титул. Но теперь уже не имеет значения, каким образом Кина одурачила Госпожу. Главное, что ей не удалось провести старину Мургена.

Эта мысль лишила меня способности притворяться обманутым. Я даже не попытался сделать вид, будто сочувствую ложной Сари. И тогда ее плоть стала гнить и оползать с костей прямо у меня на глазах. Тошнотворный трупный запах, «духи́ Кины», ударил мне в нос. А маячившая в сероватой мгле тень уплотнилась, обернувшись танцующим четвероруким чудовищем в сто футов ростом. Топот тяжелых ног поднимал тучи костной пыли. С клыков капала ядовитая слюна. Глаза пылали, как темные уголья; украшения из черепов клацали в ритме танца. Дыхание Кины было чумным поветрием. Дщерь Ночи угнездилась на ее плече, словно вторая, крохотная голова. Она пребывала в возбуждении, как ребенок, которого взрослые впервые взяли на ярмарку.

Кина недовольна стариной Мургеном.

С носилок протянулись костлявые руки. Я напряг волю, силясь избежать губительных объятий скелета Сари, – и мне это удалось. Я взмыл и отлетел назад на несколько футов. Вот те на! Я попробовал еще раз и снова одним лишь усилием воли переместился на некоторое расстояние. А ведь до сих пор мне и в голову не приходило, что в этих снах я могу контролировать свое положение.

Кина перестала приплясывать и тяжелой поступью двинулась ко мне. С каждым шагом клыки становились длиннее. Груди – все шесть – сочились ядом. У нее появилась еще одна пара рук. На плече, неподвластная силе тяготения, раскачивалась Дщерь Ночи.

Очередным волевым усилием я попытался смыться. И понял: возможности мои ограниченны. Я способен двигаться в нужном направлении, пребывая в чуждом мире, но не быстрее, чем его владычица. Коготь Кины едва не распорол мне шкуру.

Спасая задницу, я увернулся и провалился во мрак. Откуда вынырнул в пещеру, полную оплетенных ледяной паутиной старцев. Многих я знал. И даже помнил их имена.

Я чувствовал себя как ребенок, запертый в тесном и темном чулане. Нет, хуже – как погребенный заживо. Нельзя допустить, чтобы мной овладела паника! Я постарался взять себя в руки и вскоре обнаружил, что могу свободно передвигаться по пещере, примерно так же, как при блужданиях с Копченым. Только гораздо медленнее.

Тогда я попробовал пройти сквозь стену. Однако здесь, похоже, физические законы ограничивали мои возможности больше, чем во время прогулок с духом. Я мог двигаться лишь назад или вперед. Что не имело особого смысла, учитывая, что я пребывал в сне и попал в это место, не следуя определенному маршруту.

Интересно, в какой мере действуют здесь физические законы и насколько это связано с моей способностью к самоконтролю? Может, я не могу проходить сквозь стены здесь лишь потому, что не выучился этому фокусу наяву?

Я решил двигаться вперед и вверх, следуя наклонному полу пещеры, ведь именно так я делал в запомнившемся обрывке сна. И, тронувшись, ощутил зарождающийся позади меня гнев – гнев охотника, от которого ускользает добыча. А потому постарался набрать наибольшую скорость.

В ледяных пещерах находились не только мои знакомые. Там были и другие старцы, которых я не знал. И груды сокровищ, перемешанных с разным мусором, насыпавшимся откуда-то сверху.

А еще там были книги.

Огромные фолианты в потрескавшихся кожаных переплетах покоились на длинном каменном аналое, словно в ожидании того момента, когда три вещуна одновременно примутся читать их вслух. Первая книга была раскрыта на третьей четверти. Невидимая сила оттолкнула меня прочь, когда я всего лишь скользнул взглядом по странице, но хватило и этого. Я узнал ту самую страницу, которую переписывала Дщерь Ночи, когда Нарайян Сингх прервал ее занятие ради встречи с Душелов. Страница была исписана затейливым каллиграфическим почерком, но я не сомневался в том, что девочка воспроизводила текст со всей возможной точностью.

Я чувствовал, что позади меня нарастает гнев. Казалось, он пытается сфокусироваться на мне. Не желая искушать судьбу, я поспешил убраться с наибольшей скоростью, какую могло обеспечить волевое усилие; на ходу я гадал о природе этого кошмарного сна. Его самые причудливые, фантастические детали воспринимались как явь. Возможно ли, чтобы он являлся отражением некой реальности?

Гнев позади меня набирал силу, хотя, оглянувшись, я ничего не увидел. Тот, кто ярился, не сумел меня изловить.

В следующее мгновение, без всякого ощутимого перехода, я оказался совсем в другом месте. Над головой появилось небо: полная чаша звезд, но никаких признаков луны. Я витал так высоко, что внизу ничего не было видно.

Создавалось впечатление, будто я гулял с духом, только без духа. Отличие заключалось в том, что я не мог сказать Копченому, куда мне нужно, и перенестись туда почти мгновенно. Двигаться-то я был способен, только… требовалось найти ориентиры.

Я вновь дал отпор панике. Главное, не терять головы. В конце концов, кое-какие ориентиры у меня есть. Я знаю, где верх, где низ. Звезд над головой столько, что непросто выделить среди них созвездия, используемые в навигации, но это лучше, чем ничего. Да вот беда – не удосужился я как следует изучить южное небо. И с астронавигационными расчетами мои догадки будут иметь очень мало общего.

На меня пахнуло трупным смрадом. Лишь слегка, но и этого оказалось достаточно, чтобы я устремился к звездному скоплению, казавшемуся знакомым. Вроде бы весной эти звезды висят над северным горизонтом.

Три ярких звезды образовали треугольник, причем одна из них, та, что в вершине, непрерывно мерцала. С ней было связано множество преданий, по большей части довольно мрачных. Впрочем, я этих легенд толком не знал.

С такой высоты мне была видна и четвертая звезда в созвездии, тоже яркая, светившая чуть пониже остальных. Я припомнил, что видел ее, когда Отряд шел к Таглиосу. На какой высоте я нахожусь? Или я где-то далеко к северу от Кьяулуна?

Прекратив двигаться вперед, я скользнул вниз и оказался над ухоженными сельскими угодьями. Во всем чувствовался строжайший рациональный порядок, позволяющий использовать людей, животных и инвентарь с максимальной эффективностью. Сверху это походило на колесо, с центральной усадьбой в центре и четкими линиями полей, с фермами и деревеньками, словно нанизанными на спицы. Возделанная земля перемежалась лесополосами. Видимо, это место служило источником дичи, топлива и строительных материалов; поэтому его не разорили. Уже началась подготовка к весеннему севу, но, поскольку стояла ночь, работников на полях не было.

Я миновал одно «колесо» за другим. Между ними лежали дебри – надо полагать, источник дичи, дров и угля.

Мне доводилось слышать об этом крае. Он находился в Тенеземье, к западу от Кьяулуна. Длиннотень экспериментировал в сельском хозяйстве, стремясь увеличить производство продуктов, уменьшив при этом число работников. Люди были ему нужны для строительства Вершины и службы в войсках.

Выходит, я не так уж далеко от моей компании.

Я повернул на восток. Казалось, прошли долгие часы, прежде чем мне удалось увидеть огни в развалинах Кьяулуна. Вскоре обнаружился и наш лагерь, и моя берлога.

Я успокоился и решил немного поэкспериментировать. Через несколько мгновений стало ясно, что я не могу пройти не только сквозь стену, но даже сквозь одеяло, которым Одноглазый занавесил вход. Но зато мне удается проскользнуть сквозь щель, слишком узкую даже для мыши или змеи.

А вот перемещаться во времени – ни назад, ни вперед – не получалось. Я был ограничен теми временны́ми рамками, в которых существовало мое спящее тело.

Во сне я мог действовать вполне сознательно. Сон казался вполне реальным. Скорее всего, я видел наш лагерь именно таким, каким он и был в то время, когда я спал. Возможно, мне просто недоставало воображения, чтобы выстроить целый мир снов, в точности воспроизводящий действительность.

Тут я задался немаловажным вопросом: удастся ли мне повторить этот фокус снова? Что, если в другой раз обстановка выйдет из-под контроля и я снова буду проваливаться в иные миры вне зависимости от своего желания, как было, когда я проваливался в кошмар Дежагора?

Поскольку исключить этого нельзя, будет разумно, если я сейчас же использую открывшиеся возможности на все сто.

Я отполз назад, в холод, которого не ощущал, и подумал было о том, чтобы двинуться на равнину, но эта мысль почему-то вызвала мощное отторжение. Может быть, потом.

Вместо этого я направился к горам, к логову Душелов. Без Копченого мне удалось подобраться совсем близко, даже не потревожив ворон. Они дрыхли. Как и их хозяйка.

Гости уже ушли, так что ни черта я не выяснил. Стоило бы наведаться в Вершину и посмотреть, что там происходит, но на востоке уже брезжил рассвет. И чем светлее становилось, тем сильнее мне хотелось вернуться в безопасное прибежище, в собственную плоть.

Матушка Гота уже была на ногах. И ей, похоже, удалось то, что не удалось Душелов, – каким-то образом она ощутила мое появление. Когда я проскользнул внутрь, она обернулась, уставилась прямо на меня и нахмурилась, поскольку ничего не увидела. А потом содрогнулась, как бывает, когда по спине пробегает холодок.

Затем Гота вернулась к своей стряпне. Причем, как я заметил, наготовила она больше, чем все мы – я, Тай Дэй и она сама – смогли бы слопать за целый день. Не иначе как решила тайком подкормить дядюшку Доя.